Текст книги "Роджер Федерер. Долгий путь и прекрасная игра мастера"

На тот момент это был самый печальный момент в карьере Федерера. Вдобавок настало время, когда соглашение с Nike надо было продлевать, а ситуация с IMG изменилась из-за разногласий по поводу некоторых деталей контракта.

Теннис – это вид спорта, где заработки за пределами корта значительно превосходят призовые деньги. В мире спортивного бизнеса начались искренние сомнения, будет ли Федерер следующим № 1 или просто одним из талантливых игроков.

Ллейтон Хьюитт, теннисист почти того же возраста, уже стал лучшим игроком в мире и выиграл Уимблдон в 2002 году, победив другого соперника Федерера – Давида Налбандяна из Аргентины – в финальном матче. Известности добился и Энди Роддик, быстро подающий и сообразительный американский подросток, пришедший с гораздо более важного коммерческого рынка, чем Федерер, и вошедший в топ-10.

Для Федерера это был тревожный и неопределенный период, и все будет еще хуже, гораздо хуже.

* * *

В начале августа Федерер и Лундгрен отправились в Торонто на турнир Masters Series – начало летнего сезона на кортах с твердым покрытием.

1 августа поздно вечером у Лундгрена зазвонил телефон. Это был Даррен Кэхилл, тренировавший Андре Агасси.

– Я думал, что Даррен звонил мне, потому что Агасси хотел сыграть с Роджером, – вспоминает Лундгрен. – Но Даррен сказал: «Сядь».

Кэхилл сообщил Лундгрену, что Питер Картер погиб в автомобильной катастрофе во время своего медового месяца в Южной Африке на пути к национальному парку Крюгера. Картеру было всего тридцать семь лет. Мать Федерера Линетт помогла организовать поездку, и сам Федерер часто уговаривал Картера и его жену Сильвию там побывать.

Но Южная Африка при всем своем очаровании и красоте природы остается одним из самых опасных мест на планете для езды на автомобиле. 1 августа Картер ехал в Land Rover, за рулем которого был его друг. Ему пришлось свернуть, чтобы избежать встречного транспортного средства. Впереди был мост, и водитель потерял контроль. Land Rover перевернулся, упал с края моста и приземлился на крышу, раздавив и убив Картера и его друга.

Сильвия ехала в отдельном автомобиле и не пострадала. Медовый месяц задумывался еще и как праздник в честь ее выздоровления. Ей поставили диагноз лимфома Ходжкина вскоре после свадьбы в 2001 году, но к лету 2002 года лечение было признано успешным, и они с Картером наконец смогли совершить отложенную поездку в Южную Африку.

Все закончилось трагедией, и Лундгрен должен был сообщить об этом Федереру. Он оставил ему телефонное сообщение, и, наконец, Роджер перезвонил. Уже выбывший в одиночном разряде, он был в городе, но вскоре мчался в слезах по незнакомым улицам, пытаясь осознать, что ему только что сказал Лундгрен

«Он сделал именно то, что делают маленькие мальчики, столкнувшись с чем-то огромным и темным: он бежал», – написал С. Л. Прайс, интуитивный американский журналист, в статье для Sports Illustrated.

Федерер оказался в гостиничном номере Лундгрена.

– Он вошел и посмотрел на меня, и я выглядел дерьмово, что, конечно, неудивительно в той ситуации, – сказал Лундгрен. – Я был опустошен. Это было тяжело как для меня, так и для Роджера. Мы с Питером были очень близки. Мы много времени проводили вместе. Роджер потерял своего бывшего тренера и друга. Я знал, как много Питер значил для Роджера. Мы оба впервые пережили подобное.

Лундгрен позвонил и Свену Грюневельду, который тренировал Грега Руседски в Торонто. Он попросил его зайти. Лундгрен, а не Федерер, рассказал Грюнвельду о Картере.

– Роджер был опустошен, – вспоминает Грюневельд. – Он не мог говорить. Он был полностью уничтожен.

Состоние Федерера, которому через неделю исполнялся двадцать один, усугублялось той ролью, которую он и его семья сыграли в поездке Картера. К горю примешалось чувство вины.

– Я думаю, это мучало его больше всего, – считает Грюнвельд.

Той ночью Федерер почти не спал, но на следующий день каким-то образом все же сыграл четвертьфинал парного разряда с партнером из Южной Африки Уэйном Феррейра. Они проиграли в третьем сете на тай-брейке Сандону Столле и Джошуа Иглу, австралийцам, что, безусловно, напоминало о Картере.

Еще одно печальное совпадение – отец Федерера Роберт во время аварии находился в Южной Африке по делам.

– Питер занимал особое место в нашей жизни, – сказал он базельской газете Basler Zeitung. – В такой момент вы понимаете, насколько человек был близок.

Несмотря на неожиданное решение Федерера нанять Лундгрена в качестве своего тренера, Роджер оставался с Картером в хороших отношениях. Летом 2001 года Федерер добился того, чтобы Картер возглавил швейцарскую команду Кубка Дэвиса. Роджер возглавил «восстание» против бывшего капитана Якоба Гласека. Картеру, который еще не был гражданином Швейцарии, Международная федерация тенниса не разрешила официально взять на себя роль капитана, но он руководил швейцарской командой в феврале 2002 года в Москве, когда они встретились с Россией в первом раунде.

– Я люблю Кубок Дэвиса, но мне никогда не удавалось поучаствовать в нем в Австралии, – сказал он швейцарской прессе. – Я действительно верю, что Швейцария может выиграть Кубок Дэвиса в ближайшие пять лет, если ее ведущие теннисисты останутся в игре.

В Москве на крытом грунтовом корте вдохновленный Федерер победил бывших игроков № 1 – Марата Сафина и Евгения Кафельникова – в одиночных сетах, но вместе с Марком Россе им не удалось выиграть парный раз у двух российских звезд, и швейцарцы проиграли 3–2.

В новой роли Картер начал чаще бывать на турнирах, и они с Федерером виделись как на Уимблдоне, так и в Гштааде, прежде чем Питер отправился в Южную Африку.

– Я всегда буду помнить то, чему научил меня Питер, – сказал Федерер вскоре после смерти Картера. – Он дал мне многое, и это до сих пор со мной.

Федерер решил продолжить игру в Цинциннати, но проиграл в первом раунде Ивану Любичичу.

– Я никогда не забуду этот момент, – сказал Билл Райан, на тот момент агент Федерера. – Стояла невыносимая жара. Мы с Лундгреном пошли и сели с Роджером в тени под деревом, и Роджер сказал: «Мне больше не хочется играть в теннис».

Он отказался от участия в турнире в Вашингтоне, округ Колумбия, и улетел домой в Швейцарию на похороны, первые похороны в его жизни.

– Я знал, что мне нужно вернуться, – объяснил он позже. – Америка была слишком далеко. Я хотел быть с друзьями, хотя ничем не мог помочь. Я всегда буду скучать по Питеру Картеру, и он останется со мной на теннисном корте на всю мою жизнь.

Эмоции все еще били через край, когда он присоединился к более чем двумстам скорбящим в церкви Сен-Леонард в центре Базеля, включая многих ведущих игроков Швейцарии, например Ива Аллегро.

– Роджер был полностью уничтожен, – вспоминает Аллегро. – Это было видно по нему самому – он не мог перестать плакать. Я думаю, он проплакал на похоронах все полтора часа подряд. Было тяжело видеть такое горе. Но Роджер стал мужчиной именно тогда, как мне кажется. По сути, это был первый раз, когда ему действительно пришлось столкнуться с чем-то жестоким или ужасным. Он быстро вошел в сотню лучших и заработал неплохие деньги. Члены его семьи не болели. Его родители были вместе. Конечно, они с сестрой ссорились из-за того, что у него были деньги, а у нее не было, или по другим поводам, но это не было большой проблемой. Он встретил Мирку и был счастлив. Все шло гладко, понимаете? А потом он потерял одного из самых важных людей в своей жизни.

Кэхилл, который был близок с Картером с детства, тоже приехал в Базель. Когда служба закончилась, он подошел к красноглазому Федереру и сказал:

– Приятель, Питер был чертовски горд тобой, всем, что ты сделал. И теперь твоя единственная задача – продолжать заставлять его гордиться.

– Я действительно это сказал, – подтвердил Кэхилл много лет спустя. – И мальчик прислушался. Питер будет улыбаться наверху каждый божий день тому, чего Роджер смог добиться, и те из нас, кто дружил с Питером, тоже гордятся его способностями, потому что это что-то значит для него и для нас.

Для Федерера похороны стали прозрением. Его эволюция из талантливого перспективного игрока в одного из величайших теннисистов всех времен зависела от множества факторов, но смерть Картера была, возможно, решающим моментом. Федерер понял, что его успех оправдывает усилия Картера и чтит его память. Жизнь Картера была слишком короткой, но если Роджер сможет достичь того, что Картер представлял себе на корте, то эта жизнь отчасти достигнет своей цели.

– Я нашел новую мотивацию, – сказал мне Федерер.

В Картере он увидел, что жизнь может закончится до четкой финишной черты.

– Это был поворотный момент, – сказал Аллегро. – Я собираюсь сказать странную вещь, но серьезно, я не знаю, сделал бы Роджер такую же карьеру, если бы Питер был все еще жив. Но есть вероятность, что Федерер стал бы играть еще лучше, потому что, на мой взгляд, было ясно, что в какой-то момент он собирался вернуть Питера в качестве тренера.

Аллегро считает, что после того, как Федерер поработал бы с более опытным Лундгреном в первые годы своей профессиональной карьеры, он вернулся бы к Картеру.

Федерер никогда этого не подтверждал, но он определенно создал себе возможность видеть Картера гораздо чаще, помогая ему занять место тренера команды Кубка Дэвиса.

Никто не знал игру Роджера лучше, чем Картер, – от фундамента до суперструктуры. Теперь Федереру придется идти вперед без этой обнадеживающей связи со своим прошлым. Так много его детских кортов исчезло, и теперь не стало и его детского тренера.

– Меня периодически накрывает волнами эмоций, – сказал Федерер швейцарской прессе, когда вернулся после похорон к соревнованиям ATP на Лонг-Айленде в Коммаке, Нью-Йорк. – Это первый раз, когда умирает мой близкий друг, и я хотел бы ему сказать еще много разных вещей. Я больше не могу этого сделать. Больше всего я сочувствую его жене Сильвии, которую я тоже хорошо знаю, а также его семье и друзьям.

Федерер проиграл в первом раунде Николасу Массу. Но он вышел из штопора на следующей неделе на Открытом чемпионате США, выиграв три раунда, прежде чем проиграть в двух сетах Максу Мирному. После победы над тридцатилетней американской звездой Майклом Чангом во втором раунде Федерера спросили, не стоит ли возобновить работу с психотерапевтом, который поможет ему в этой сложной эмоциональной фазе. Это была разумная мысль. Марколли, психолог, помогавший Федереру в подростковом возрасте, хорошо знал Питера Картера.

– Мне он больше не нужен, – сказал Федерер в Нью-Йорке. – Мне самому пора справляться со всеми взлетами и падениями.

Более смешанные эмоции ожидали его в Касабланке, куда швейцарская команда Кубка Дэвиса приехала, чтобы сыграть в отборочном матче с сильной марокканской командой. Эти матчи определят, какая страна будет участвовать в высшем дивизионе в 2003 году. Картер помог спланировать детали игры перед смертью. Лундгрен согласился заменить его на посту лидера команды по просьбе игроков и швейцарских теннисных чиновников. Швед тоже не мог быть официальным капитаном, но он прибыл сюда вслед за своими игроками после поездки домой в Швецию к дочери, у которой был диагностирован диабет.

В состав швейцарской команды входили Федерер, Марк Россе, Мишель Краточвиль и Джордж Бастл, который в том же году победил Сампраса на Уимблдоне во втором раунде. Этот матч, как выяснилось, стал последним матчем Сампраса на Уимблдоне. Лундгрен попросил Северина Люти помочь ему и назначил Россе играющим капитаном. Лундгрен предельно ясно изложил цель.

– Мы можем это сделать, – сказал он. – Ради Питера Картера.

Федерер не проиграл ни одного сета в трех матчах: обыграл Хичама Аразиина в одиночном разряде после проигрыша ему на грунте на Открытом чемпионате Франции в прошлом году, объединился с Бастлом, чтобы выиграть парный матч, а затем победил Юнесель-Айнауи в последний день. Команда выиграла со счетом 3–1.

Победу Федерер посвятил Картеру.

– Я часто думал о нем, – сказал Роджер. – Он просто был там со мной, даже на матч-пойнте.

Россе почувствовал перемену в Федерере, и описал ее французским словом déclic, что переводится как «момент истины».

– Я думаю, что смерть Питера заставила его очень быстро повзрослеть, – сказал Россе. – И это заставило его собраться.

Менее чем через месяц Федерер со слезами на глазах посвятил своему бывшему тренеру очередную победу: на этот раз на турнире ATP в Вене, где он победил Карлоса Мойю в полуфинале и Иржи Новака в финале.

И Мойя, и Новак входили в десятку лучших игроков, и этот титул оказался важным достижением, особенно для квалификации Федерера на его первый чемпионат в конце года для восьми лучших игроков в одиночном разряде. Тогда он назывался Tennis Masters Cup и впервые проводился в Китае в выставочном зале Шанхая. Были опасения, что китайские болельщики, плохо знакомые с этим видом спорта, могут не понимать правил, поэтому зрителям была роздана брошюра, объясняющая основы тенниса. Но не требовалось никакой подсказки, чтобы ощутить невероятную напряженность полуфинала между Ллейтоном Хьюиттом и Федерером.

Хьюитт был действующим чемпионом после победы на турнире в Сиднее в 2001 году. Федерер обыграл его в Майами в том же сезоне, но в Китае ожидался их самый значительный поединок.

Хьюитт уже второй сезон подряд занимал первое место в рейтинге, прежде чем встретиться с Федерером, но он бросал все силы в каждый розыгрыш. Оба двадцатилетние юноши, как правило, двигались по всему корту и обменивались впечатляющими ударами. В теннисе существует некая тяга к новизне, но некоторые моменты из трехсетового матча Федерера против Хьюитта сохранятся в истории этого вида спорта навсегда.

Федерер не смог выиграть свой первый сет на подаче. Хьюитт не смог реализовать матч-пойнт и проиграл второй, а затем не смог взять победу при счете 5–4 в третьем. Но Федерер, который на этом этапе своей карьеры все еще был нестабильным игроком, снова проиграл свои подачи, допустив двойную ошибку на последних двух розыгрышах.

Хьюитт, упорный и последовательный с начала матча, одержал победу со счетом 7–5, 5–7, 7–5 и выиграл титул в Шанхае.

На этом этапе он имел преимущество над Федерером в матчах: 6–2. Кэхилл, который тренировал Хьюитта до конца 2001 года, помог ему вырваться вперед. Что же такого было у молодого Хьюитта, чего не было у молодого Федерера?

– Послушайте, у них обоих был талант, – объяснил Кэхилл. – Но Ллейтон определенно умел выигрывать очки намного лучше, чем Федерер. Он чувствовал возможности и просто их не упускал, будь то возможность для брейк-поинта или шанс получить двойной брейк. Некоторые молодые игроки набирали пару очков и теряли темп. Ллейтон почувствовал бы, что 15–30 – это серьезный момент в матче, удостоверился бы, что первая подача пройдет, не проиграл бы это очко, вернул бы 30–30, повел бы 40–30, и все – проблема решена.

Настойчивое стремление Федерера атаковать у сетки также сыграло на руку Хьюитту на этом этапе отчасти из-за революции в технологии струн, которая позволила игрокам генерировать более сильное вращение, не теряя мощности.

– Ллейтон любил поставить себе цель, – сказал Кэхилл. – Но у него, особенно в то время, сохранялось горячее желание соревноваться и быть великим. Он был безжалостен, и я думаю, что такое встречается действительно редко. Мне кажется, что единственный игрок, с которым его действительно можно сравнивать, это кто-то вроде Рафы [Надаля]. Это качество было у Ллейтона до того, как появился Рафа. Даже в семнадцатилетнем, восемнадцатилетнем, девятнадцатилетнем возрасте вокруг Ллейтона могла разворачиваться Третья мировая война, у него могли быть проблемы с ATP, в его доме или с девушкой, но как только он выходил на корт, он оказывался в безопасном месте. Это был его дом. Это было то место, где он мог просто забыть об остальном мире. Все, что он хотел сделать, – это победить. И я думаю, что это довольно редкое качество, потому что многим теннисистам, если они несчастны или у них появляются проблемы, трудно сосредоточиться на соревнованиях. У Ллейтона такого никогда не было.

Хьюитт с его энергией, точностью и скоростью был первым серьезным соперником в профессиональной карьере Федерера: первым сверстником, который постоянно подчеркивал его недостатки. Оба предвидели карьеру друг друга не только глазами своих тренеров, но и собственными глазами, начиная с их зажигательной юношеской дуэли в Цюрихе. Хьюитт первым достиг вершины, но он чувствовал, что Федерер вынырнет из тумана, и сказал это в Шанхае, дав понять, что он верит, что Федерер выиграет титул Большого шлема.

Хьюитт, который был всего на несколько месяцев старше, уже получил два, и Федерер становился все более нетерпеливым. Слишком нетерпеливым, как казалось в 2003 году.

* * *

Федерер проявил себя на Кубке Дэвиса вместе с товарищами по команде. Он выиграл титулы в Марселе на закрытых кортах, в Дубае на открытых кортах с твердым покрытием и в Мюнхене на грунте, прежде чем выйти в финал в Риме, проиграв Феликсу Мантилле. Но когда Федерер вернулся в Париж на «Ролан Гаррос» пятым сеяным, имея оправданно большие планы, он снова рухнул под давлением турнира Большого шлема.

Вместо того чтобы попытаться стать первым атакующим игроком, выигравшим Открытый чемпионат Франции после Янника Ноа, он проиграл в первом раунде 7–6 (6), 6–2, 7–6 (3) Луису Хорне из Перу на главном корте имени Филиппа-Шатрье.

Это был еще один неудачный момент для Федерера – второе поражение в первом раунде «Ролан Гарроса» после проигрыша Арази в 2002 году.

Хорне был солидным, упорным игроком на грунтовом корте и бывшим чемпионом Открытого чемпионата Франции среди юниоров, но он занимал 88-е место в мире и никогда не выигрывал в одиночных матчах Большого шлема в основной сетке. Федерер в лучшей форме, несомненно, победил бы. Вместо этого он выглядел так, будто его застали врасплох: запутался в тактике и бросал обиженные взгляды на Лундгрена, сидевшего на трибунах.

Он выиграл пять розыгрышей подряд после поражения в первых трех. Но он не смог закрыть первый сет, пропустив удар справа на своем единственном сет-пойнте 6–5 на тай-брейке. Эта оплошность стала роковой – он закончил с восемьюдесятью восемью невынужденными ошибками всего в трех сетах.

Заголовок французской спортивной газеты L’Équipe подытожил матч достаточно поэтично: «Naufrage en eaux calmes» (Кораблекрушение в спокойной воде).

На удивление, Федерер после этого кораблекрушения тоже казался спокойным.

– Может, ему стоило просто закричать или сломать ракетку, – прокомментировал Лундгрен.

Забавно, учитывая, сколько усилий было потрачено на то, чтобы Федерер успокоился и сосредоточился. Но все же ему нужен был баланс.

– Я определенно стал слишком спокоен на корте на какое-то время, – вспоминает Федерер много лет спустя. – Я осознал, что немного огня и льда все же не помешает. Когда я был молод, я не понимал, что такое правильная энергия, правильная интенсивность. Что это значит? Как это должно выглядеть? Как это найти? Что вообще это такое? Но это фокусировка, мышление по пунктам, потому что, когда вы молоды, вы можете начать дрейфовать. Это битва.

Я попросил его описать битву во время нашего интервью:

– Когда вы молоды, вы думаете прямо во время игры: «О, что мы делаем на обед? А после него?» – сказал он. – Иногда вы в настроении. Иногда это не так, и проблема в том, что, когда это не так, вы начинаете терять очки, а потом говорите: «Боже мой, мне нужно сосредоточиться, и уже слишком поздно».

Лундгрен почувствовал эту внутреннюю борьбу.

– Роджер знал, что делал что-то не так, когда кричал и расстраивался, – сказал он. – Остальные игроки не глупы. Как они собираются победить? Не просто играя в теннис. Они бьют тебя мысленно, и он научился скрывать эмоции. Но потом он стал слишком мягким. Это тоже было нехорошо. В конце концов, он внезапно нашел свой способ.

Для Федерера в этом не было ничего неожиданного. Он чувствовал, что это был двухлетний процесс, начавшийся после Гамбурга в 2001 году и завершившийся в 2003 году на Уимблдоне. В то время многие игроки открыто задавались вопросом, действительно ли у Федерера чемпионский менталитет.

Он сыграл шестнадцать крупных турниров и не доходил даже до четвертьфинала, шесть раз проигрывая в первом раунде.

Не только Хьюитт возглавил их теннисное поколение. Марат Сафин и Хуан Карлос Ферреро, которым было на тот момент по двадцать три года, также стали чемпионами Большого шлема (Ферреро только что выиграл Открытый чемпионат Франции). 21-летний Налбандян вышел в финал Уимблдона. Роддик, 20 лет, дошел до полуфинала Открытого чемпионата Австралии по теннису 2003 года, сохранив матч-пойнт и победив Юнеса эль-Айнауи в четвертьфинале, который длился до 21–19 в пятом сете – самый длинный тай-брейк в истории турниров Большого шлема. Роддик также обыграл Андре Агасси на пути к титулу на траве в Queen’s Club перед тем, как прибыть на Уимблдон.

Федерер явно был блестящим теннисистом, любимчиком публики и приятным коллегой в раздевалке, но он должен был чувствовать, что теряет позиции, несмотря на первый из своих многочисленных титулов на траве в Галле, Германия.

– Люди так быстро создают стереотипы, – сказал мне Роддик. – И когда Роджер не дошел до четверти Шлема, мне кажется, что выстроился именно стереотип, особенно потому, что он был таким плавным. Вы не видели, как он кряхтит и потеет. Просто он выглядел иначе, чем все мы.

Федерер определенно отличался от Роддика, который был мускулистым, суетливым, потеющим, энергичным и резким.

– Я чувствую, что ярлыки висят на нас всех, – продолжил Роддик. – Если бы Роджер добился точно таких же результатов, но был бы ростом 170 см и играл бы немного более угловато, его бы так не любили. Его считали «мягким», потому что он был настолько хорош, потому что он шел определенным путем и вел себя определенным образом. Я думаю, что это, наверное, самый ленивый ярлык, который все быстро приняли.

Это точка зрения игрока, и она понятна. Спортивные СМИ хорошо делают краткосрочные анализы, далеко не так ориентированы на перспективу и дают игрокам достаточно возможностей продвигаться в своем собственном темпе. Но ярлыки редко бывают безосновательными, и на этом этапе был законным вопрос: обладал ли Федерер необходимой выдержкой?

Сампрас бы определенно ответил положительно. Уже уйдя из спорта, хотя это еще не было объявлено официально, он пророчил Федереру победу в Уимблдоне в 2003 году. В конце концов, Сампрас мог иметь отношение к его успеху во Всеанглийском клубе, как будто чтобы доказать, насколько тяжело было в Париже, лучший результат Сампраса на Открытом чемпионате Франции – полуфинал 1996 года – был также единственным годом, когда ему не удалось выиграть Уимблдон в период с 1993 по 2000 год.

Но Федерер гораздо лучше играл на траве на этом этапе, несмотря на то, что начинал на грунте в Базеле. Недовольный освещением в прессе его раннего проигрыша в Париже, он свел интервью к минимуму и проводил максимальное количество времени в своем арендованном доме в деревне Уимблдон с Вавринец и Лундгреном.

– В то время я все еще был незаметным, – сказал он мне. – Не общаться с прессой для меня было очень необычно, но я добрался до Уимблдона и сказал: «Мне просто нужно сосредоточиться на этом. Я не могу проиграть здесь еще один первый раунд». Из-за всех этих ситуаций я чувствовал большое давление.

Он безошибочно провел свои первые два матча против Хён-Тайка Ли и Стефана Кубека, а затем проиграл один сет, но все равно победил молодого американца Марди Фиша.

Но в четвертом раунде начались неприятности. Когда Федерер разогревался перед игрой против Фелисиано Лопеса, другого юниора-соперника, ставшего профессиональным игроком, он почувствовал нижнюю часть спины. Роджер вызвал тренера при счете 1–1 в первом сете и не смог получить четкого ответа о характере травмы, которую Лундгрен позже назвал ущемлением нерва, вызванным смещением спины Федерера.

– Я дал себе два розыгрыша, чтобы посмотреть, как все пойдет, – сказал Федерер.

Не имея возможности ударять в полную силу или нормально двигаться, он был бы счастлив, если бы в те дни на Центральном корте пошел дождь.

– Я смотрел на небо, надеясь на чудо, какое-нибудь облачко, что-то, что спасет меня, – вспоминает Роджер. – Я изменил свою тактику. Я ждал, пока он ошибется, пытался давить на него при выполнении важных ударов, потому что знаю, что играть против травмированного игрока непросто.

Лопес подавал в первом сете при счете 5–4 и не смог выиграть, и Федерер выиграл 7–6 (5), 6–4, 6–4, вытащив третий сет с 0–3.

– Я не знаю, как я выиграл сегодня, – сказал Федерер, признав, что он впервые в своей профессиональной карьере подумывал о ее завершении. – Учитывая счет, проигрыш действительно привел бы меня в бешенство, – сказал он.

В одиночном разряде не осталось ни одного бывшего чемпиона турнира Большого шлема. Малоизвестный Ив Карлович выбил в первом раунде Хьюитта на Центральном корте, а Агасси проиграл в четвертом раунде Марку Филиппусси в пяти сетах.

Федерер, четвертый сеяный, не был явным фаворитом. Его угрозой был Роддик, который обыграл Йонаса Бьоркмана в двух сетах в четвертьфинале, в то время как Роджер победил Шенга Шалькена, чувствуя себя намного лучше после того, как дождь в среду дал ему дополнительный день для восстановления.

Федерер против Роддика в полуфинале: дуэль нового поколения, которая станет первой из многих на крупных турнирах и первой на траве.

Роддик был полон соревновательного задора и индивидуальности. В семье он был младшим братом, который вырос и был полон решимости идти в ногу со своим старшим братом Джоном – ведущим юниором и чемпионом Америке в Университете Джорджии. Тем не менее старший брат не смог прорваться в турнир.

В юности Энди недоставало силы, и он был приклеен к задней линии. С возрастом он превратился в мощного игрока с взрывной подачей, ударом справа и достаточной самоуверенностью. После поражения в первом раунде на Открытом чемпионате Франции он сделал неожиданный ход: расстался со своим давним тренером и наставником французом Тариком Бенхабилесом из Флориды и нанял Брэда Гилберта, тактического волшебника, который был оценен как № 4 в мире еще до того, как стать соавтором книги «Победа над уродством» и наставником Агасси.

Роддик и Гилберт решили, что, несмотря на устрашающую подачу Роддика, он не будет играть в классический теннис на

траве. Вместо подачи с выходом к сетке он пытался атаковать форхендом и только потом бежал к сетке.

Это работало, пока он не столкнулся с Федерером. Их встречи на корте не могли не стать шоком для Роддика. Он проиграл все три их предыдущих сражения, включая четвертьфинал в Базеле в 2002 году, когда Федерер выполнил один из самых памятных ударов в своей карьере (или в теннисе в целом): по диагонали над головой, отступая к задней трибуне.

– Я чувствовал себя так, будто он играл в видеоигры, в то время как остальные пытались играть в теннис, – вспоминает Роддик об этом моменте.

Роддик шуточно швырнул ракетку в сторону ухмыляющегося Федерера, затем обошел сетку, чтобы поднять ее. Но вся эта сцена была серьезным предзнаменованием: усилия Роддика не помогли против гениального хода Федерера. Своей выходкой Роддик частично, хотя и не полностью, отразил боль своим остроумием.

На Уимблдоне у Роддика были основания для надежды. Это был его второй полуфинал турнира Большого шлема и первый полуфинал для Федерера. Роддик также получил совет от Гилберта, который вел Агасси к победам над Федерером.

– Идя на матч, я чувствовал, что шансы Роддика составляют пятьдесят на пятьдесят или, может быть, пятьдесят пять к сорока пяти, – сказал мне Гилберт. – Подачи Энди прекрасно показывали, где он находится. А в полуфинале Уимблдона в этом году больше не было участников прошлых полуфиналов.

Возможно, все бы сложилось по-другому, если бы Роддик сумел реализовать сет-пойнт, который он получил на своей подаче, при счете 6–5 в первом сете на тай-брейке. Вместо бэкхенда он решил оббежать мяч и нанести по нему прямой удар в центр площадки – один из своих основных ударов – и попал в верхнюю часть сетки.

Федерер понял намек после той невынужденной ошибки, выиграв следующие два очка и сет. Он не допустил брейк-пойнт в первой игре второго сета с помощью идеально взвешенного сброса под сетку с левой стороны. Мяч вращался так сильно, что он практически остановился после отскока. Шоу началось.

– Это был один из самых красивых теннисных матчей, которые я когда-либо видела, – призналась Мэри Карилло, ветеран американской аналитики, которая комментировала матч для NBC.

Гилберт с сожалением назвал окончание тай-брейка в первом сете и начало второго сета «этими семью минутами».

– Я уверен, что Энди сказал бы вам то же самое: он хотел бы отмотать эти семь минут, – сказал Гилберт.

Он признал, как далеко продвинулся Федерер с тех пор, как он наблюдал за его игрой с Агасси в Базеле в 1998 году.

– Его бэкхенд сильно улучшился, а подача была очень точной по сравнению с тем, что было раньше, – сказал Гилберт. – Он намного больше прыгал на своей подаче. Он значительно улучшил эти два момента.

Сам Федерер играл не совсем в классический теннис на траве, оставаясь на задней линии после многих своих вторых подач и обмениваясь ударами с Роддиком, выжидая удачный момент. Многие из его самых запоминающихся виннеров были выполнены с одинаковой точностью с обеих сторон.

Роддик сделал все, что мог: во второй игре второго сета даже выпрыгнул под сетку слева, но Федерер плавно перевел мяч и выполнил виннер справа. Он парировал силу Роддика, отбивая мяч именно туда, куда он хотел.

Он оставался глубоко в своем собственном пузыре, за исключением улыбки, которую позволил себе после виннера в последнем розыгрыше второго сета.

– Просто смешно, – сказал Роддик. – Я не знаю, сможет ли кто-нибудь еще сделать такой удар. Это было похоже на какой-то трюк. Но это сработало, и мне просто пришлось признать это.

Роддик будто подносил палитру художнику-Федереру, который финишировал с 61 виннером и всего с 12 невынужденными ошибками. Почти двадцать лет спустя Роддик не видит причин замаливать свое поражение 7–6 (6), 6–3, 6–3.

– Я помню пропущенный удар справа, потому что это могло все изменить, но я думаю, что играл здорово, меня просто переиграли, – сказал Роддик. – Я не знаю, хорошо это или плохо, но мне легче уснуть, если я чувствую, что выполнил свою часть работы. Было совершенно очевидно, насколько естественно игра Роджера подходила траве, и о чем мало говорят, так это о том, как он мог импровизировать на траве. Он выигрывал Уимблдон, отставая в 95 процентах случаев. Он выигрывал подачу и выход к сетке в 80 % случаев, поэтому, в зависимости от условий, он мог приспособиться.