Текст книги "Маг-целитель"

– Даже если она умрет, она останется на пути в Небеса, – сказал мой ангел. – И ее ангел-хранительница также благодарит тебя.

– Передай ей, что благодарить меня не за что. – Я обернулся к ангелу и нахмурился. – Значит, у ангелов тоже существует понятие пола?

– О нет, – ответствовал ангел. – Но вам, людям, так проще представлять нас. Вы называете это «идентификацией» и «воображением». Лучше назовите это «родом».

– Ах, идентификация! – Я взглянул на ангела, и до меня дошло то, что до сих пор не давало мне покоя. Так вот почему ты все время упорно избегал говорить «ты» и «тебя»?

– Да, ибо так ты лучше бы понял меня.

– Понял? Вот теперь понял. Вот дела... Ты хочешь, чтобы я идентифицировал себя с тобой, слился с тобой! Послушай, да ведь, по идее, я и видеть тебя не должен!

– Ты позвал меня! – напомнил мне ангел.

– А Яга не позвала, потому и не увидела своего хранителя? Это с ее ангелом ты спорил около ямы?

– Да, с ее ангелом-хранителем, – кивнул ангел. – Ты нынче осчастливил троих.

– Троих? – Я оглянулся и сдвинул брови. – Я пока насчитал двоих. Ягу и ее ангела-хранителя. И то это ты говоришь.

– Нет, троих ты осчастливил, – торжественно возгласил ангел. – Причисли еще и меня. Ты нынче сыграл на стороне ангелов, Савл.

Спрашивается, почему бы мне не задрожать от страха? Ну с какой стати мне было раскрывать рот и, брызгая слюной, возражать:

– Ничего подобного! Я просто совершил нечто, что оказалось вам на пользу, и то лишь потому, что другого выхода не было! Сомневаюсь, что в следующий раз я поступлю так же! Если опять придется выбирать, сделаю так, как считаю нужным. Даже если по вашим законам выйдет, что я сыграю на руку другой стороне!

Лик ангела стал испуганным, смущенным.

– О, нет, нет! Не совершай греха только из-за того, что я сказал тебе, что ты – на стороне ангелов!

– Ну, не потеха ли! – язвительно отметил я. – Учитывая, кто мне это говорит! Так вот, если что-то покажется мне правильным, я сделаю это, даже если окажусь не на вашей стороне – однако не беспокойся: я не стану убивать, красть и насильничать. Не сверну с дороги и не сделаю ничего такого, что ты считаешь дурным.

И я повернулся на каблуках и зашагал прочь.

– А ты солгал! – крикнул ангел мне вослед. – Уже самой этой речью своей солгал.

– Вот видишь? – бросил я через плечо. – Я уже приступил к выполнению обещаний...

Глава 4

Итак, я миновал наблюдательный пункт Яги и продолжил подъем. Куда я шел? Я сам этого не знал. Просто хотел как можно скорее выбраться из владений бывшей ведьмы. А заодно, если повезет, и из этой массированной галлюцинации. А может, найду Мэта... Наконец я добрался до перевала. Внизу лежала погруженная в тень долина – там сгущались сумерки. Я даже разглядел какие-то огоньки – наверное, кто-то разжигал костры. А может быть, очаги в домах? Изобрели ли здесь уже дымоходы?

А потом я посмотрел вдаль и увидел самый восхитительный в своей жизни закат. Хотя нет – тот, на Великих Равнинах, был красивее. Но на Великих Равнинах окрестности состоят большей частью из небес. Тут же я забрался довольно высоко в горы, неплохо видел небо, но все же не так, как оно было бы видно на равнине. Все кругом стало розовым и золотистым – каждая горная вершина. А вершин было великое множество. Куда же меня занесло? В Пиренеи? В Альпы? Да Европа ли это вообще?

Да и Земля ли?

Эта мысль меня так потрясла, что мне уже было не до заката. Я повернулся к ущелью, ведущему через горы, оценил высоту его гранитных уступов и понял, что очень хочу миновать его до темноты. Я ускорил шаг. Топая по тропе, я время от времени поглядывал вверх. Из исторических книжек мне было известно, что горцы ревностно охраняют принадлежащие им территории. И еще я слыхал, что для этого у них имелись веские причины. Но если за мной и наблюдали, то, видимо, решили, что бояться меня нечего. По дороге я увидел единственное живое существо, и существо это оказалось горным козлом. Он некоторое время глядел на меня, потом скакнул в тень и исчез. Красивое животное, но, учитывая все пережитое за день, оно показалось мне призраком.

Шел я шел и наконец добрался до конца прохода, гадая, что же я буду делать один-одинешенек в чужой стране, да еще темной-претемной ночью.

И как же я обрадовался, когда увидел внизу походные костры.

Совсем рядом – и точно походные, потому что подле костров стояли не то шатры, не то палатки. Однако галлюцинация продолжалась. Люди у костров были в доспехах и белых плащах. Неподалеку ржали привязанные першероны.

Я вздохнул, расправил усталые плечи и продолжил спуск с горы.

Один из молодых воинов заметил меня и крикнул:

– Чужой!

Он выхватил меч, как мне показалось, размером с Эйфелеву башню, и требовательно спросил меня:

– Друг или враг?

– Либо тот, либо другой, – выдохнул я. – Выбери сам.

Воин нахмурился. Такого ответа он явно не ожидал. Но тут его соратники побросали дела и потянулись к нам. Такого количества собранной в одно место стали я не видел с тех пор, как ехал по мосту «Золотые ворота».

– Назови себя, – потребовал один из старших воинов. А ведь именно этого мне делать не хотелось.

– Савл Делакруа Бременер, – с трудом выговорил я.

– Савл Делакруа? – Сдвинув брови, рыцарь оглянулся на товарищей. – Назван в честь царя или апостола, одного из двенадцати.

– Но Павел не был в числе двенадцати, – возразил один из рыцарей. – Он не был знаком со Спасителем.

– Имя все равно славное, – сказал другой и тут же уступил дорогу высокому широкоплечему мужчине с растрепанными и слипшимися волосами. Кожа, обтягивающая его физиономию, казалась выдубленной, челюсти по форме напоминали тиски. На всякий случай я решил, что это командир.

Он смерил меня взглядом и произнес:

– Одеяния у него странные, однако он не вооружен и без лошади. Вряд ли он дворянин, скорее деревенщина. – С этими словами командир отвернулся и махнул рукой. – Пусть остается, но будет работать – таскать воду и дрова для костра. – Метнув в меня огненный взгляд, он добавил: – Приглядывайте за ним, ребята. А ты принимайся за работу.

Приказ, стало быть? На самом деле мне хватило и «деревенщины», и того, что мне поручили черную работу, но доканал меня именно приказ.

– Сам таскай! – злобно огрызнулся я. – Я, может, и простой человек, но не слуга, и к тому же джентльмен, то есть дворянин.

В принципе так оно и было: ведь я как-никак был ученым. По их понятиям – дворянином.

– Ого! – В глазах командира вспыхнул лукавый огонек. – Ну, тогда ты должен быть дворянином-воином, поскольку других не бывает!

Просто восторг. «Джентльмен». Ведь это значит мягкий, нежный, тонкий человек. И – воин? Но как ни странно, мысль эта мне приглянулась. Я вообще любитель соединять противоречащие друг другу понятая. Лицемерие. Это кто лицемер? Я? Нет, увольте. Я всегда называю вещи своими именами.

– Но он точно не рыцарь, ведь при нем нет меча Эй, Жильбер, ты хочешь стать рыцарем – так покажи себя! Сразись за меня с этим незнакомцем, испытай его!

Я был потрясен. Ко мне шагнул, улыбаясь, юноша, почти подросток. Подросток? А макушка лысая.

– Да у тебя тонзура, – отметил я.

– Как у всех монахов, – согласился юноша.

– Но ты же рыцарь!

– Всего лишь сквайр. – И он презрительно скривился, словно мое невежество было для него оскорбительно. – Я еще недостоин того, чтобы дать рыцарский обет. Ты драться будешь или языком трепать?

Ладно. Стало быть, и монахи здесь не такие, как у нас. Я встал в боевую позу каратэ: описал руками круг и приготовился к тому, чтобы либо отразить удары рыцаря, либо самому нанести рубящий удар.

– Я готов, – сказал я.

Юноша, выпучив глаза, следил за моими действиями. Потом сдвинул брови и сделал выпад.

Движения его были хрестоматийными – их можно было просчитать. Я отлично заметил полшага левой вперед, однако уклоняться не стал. Решил проверить, на что способен этот мальчишка.

Он ударил, и ударил сильно. Пожалуй, это было похоже на то, как ломятся в открывающуюся дверь. Потом по-медвежьи обхватил меня руками и приподнял. Такого мне не случалось переживать со времен школьных потасовок. Грубо.

Грубо, да, но эффектно. Парень оказался силачом. Итак, он поднял меня и швырнул наземь. А все, кто окружил место нашего поединка, веселились от души.

В воздухе я успел развернуться и приземлился на бок, после чего рывком вскочил на ноги. Парнишка, ухмыляясь, надвигался на меня. Но на этот раз я в последнюю секунду увернулся.

– В тот раз я тебе дал фору, – оповестил я противника. – Теперь моя очередь.

Моя дерзость ему пришлась не по вкусу. Он развернулся и бросился ко мне. Я ухватил его за руку, вывернул ее, выставил бедро и крутанул парня. Он взлетел вверх, а потом шмякнулся на землю. Я понял, что технике приземлении он не обучен, поэтому не выпустил его руку и сделал так, чтобы он приземлился на бок и не слишком ударился. Рыцари недовольно заворчали – конечно, им такой исход был не по нутру. Я отпустил руку парня, тот вскочил на ноги. Лицо у него побагровело, глаза бешено сверкали.

Отлично. Разозлился? Значит, будет делать ошибки.

Только теперь он не бросился на меня. Ему хватило ума не совершать одну и ту же ошибку дважды. Он встал в боевую стойку, закрылся руками и стал ждать, не раскроюсь ли я.

Я решил подыграть ему. Опустил руки, упер их в бока и притворился донельзя измученным.

Сработало. Конечно же, он нанес удар. И решил сбить меня с ног – подставить подножку. А я врезал ему по плечам и отпрыгнул назад. Парнишка просто взбесился. Он бросился за мной, пытаясь ухватить меня под колени, – ну совсем как ослик, бегущий за морковкой, которую перед ним несут на веревочке. Два шага – и вот он уже передумал. Руки его потянулись к моему паху и предплечью. Собрался, стало быть, положить меня на лопатки. Значит, сейчас распрямится. Я точно рассчитал шаг назад, и стоило парню распрямиться, как я ухватил его за тунику, приподнял, сделал подножку и хорошенько стукнул. Он упал – на этот раз ударившись сильнее, поскольку я ничего не предпринял, чтобы смягчить его падение. Парень поднялся на ноги. Глаза его метали молнии. Он размахнулся и нацелил кулак мне в лицо.

О, так он собрался побоксировать! Я заблокировался, кулак угодил мне в плечо, и удар потерял силу. Правда, я почувствовал боль в суставе, но вполне терпимую. Мои ответный удар – и голова парнишки запрокинулась назад. Левую руку я согнул в локте, распрямил пальцы и врезал ему прямехонько в солнечное сплетение ребром ладони. Весь боевой дух из парня разом вышибло. Он сложился пополам, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Я понял, что выиграл поединок, можно было расслабиться и отдохнуть. Но не скажу, чтобы я испытывал удовлетворение. На самом деле я терпеть не могу драться, бить кого-то, а особенно ребят, которые не могут ответить мне. Я зашел парню за спину и принялся потирать его спину и бока. Стоявшие кольцом рыцари издали недовольный вопль, но здоровяк поднял руку, призывая к спокойствию.

– О нет! Он просто хочет оказать помощь пораженному врагу. – Рыцарь посмотрел мне в глаза. – Довольно, добрый человек. Позволь нам позаботиться о Нем.

– Нет, – покачал я головой. – Боюсь, вам незнакома техника массажа. Я ударил его, я его и приведу в порядок. – Тут Жильбер хрипло задышал. – Ты пришел в себя?

– Не помру, – выдохнул парень. – А ты отличный воин.

– Просто учился этому немного, – объяснил я ему. – А ты очень силен, знаешь?

– Видно, мало тут одной силы, – простонал Жильбер.

– Это верно.

Я сжал его руку и потянул на себя. Он поднялся на ноги. Да, бицепсы у Жильбера были что надо, и правильно я делал, что старался не подпускать его к себе. И хорошо, что он, обхватив меня, сразу же швырнул. Если бы он продолжал меня «обнимать» – мне бы конец пришел.

– Ты храбро сражался, – подбодрил Жильбера командир и дал знак двоим воинам. – Уведите его.

Воины подхватили юношу под руки и увели. Те, что стояли кружком и наблюдали за нашей схваткой, вернулись к брошенным делам, не переставая, впрочем, оживленно обсуждать ее. Я заметил несколько опасливых взглядов, брошенных на меня, но враждебности в глазах рыцарей не обнаружил.

Я вздохнул. Старая история. Победи в паре-тройке драк, и ты уже свой. Неужели настоящего мужчину красят только кулаки?

– Добро пожаловать к нашему костру, – сказал мне командир.

А я вам что говорил? Правда, поглядывал он на меня осторожно.

– Благодарю за гостеприимство, – сухо ответил я. – Уверяю тебя, если меня никто не вызовет на бой, драться я не стану.

Командир пожал плечами, словно я сказал о чем-то таком, что его совершенно не заботило.

– У нас предостаточно мечей. А что же до рукопашной... то это крестьянская забава. А тебе она неплохо удается.

– Может быть, слишком хорошо? – намекнул я, догадываясь по выражению его лица, что он именно это хотел сказать.

– Может, и так, – уклончиво отозвался командир и отвел глаза. – Манера драться у тебя, несомненно, странная. Где ты таким приемам выучился?

– На Востоке, – ответил я. Что еще я мог сказать? Америка лежала к западу отсюда, если считать, что я находился в Европе, а Япония – к западу от Америки, верно? Японию все называют Востоком. А каратэ я изучал в Америке, но борьба-то японская, а Америка – к востоку от Японии, значит, все равно – на Востоке.

– А-а-а, – понимающе кивнул командир. – В стране язычников. Оттуда и приходят всякие редкости.

Он однозначно имел в виду Ближний Восток. Мусульманская культура была ему настолько чужда, что он был готов приписать ей все, что угодно. Тут меня озарило: вот редкостный способ для объяснения всего того, что я объяснить не в силах.

– Много лет я прожил в далекой стране, – сказал я. – Я ученый. Обычаи той страны не слишком интересовали меня, однако тамошние мудрецы внушили мне, что тренировка тела должна предшествовать тренировке ума.

– В этом есть смысл, – согласился командир. – И каким же оружием ты обучился владеть?

– Только посохом, – отвечал я. – Тамошнее учение берет начало от людей, почитаемых святыми, а они полагали, что заостренным оружием пользоваться грешно.

– Наши святые того же мнения, – кивнул командир. – За исключением тех немногих, кому предназначено защищать Истинную Веру силой оружия.

– Я как раз хотел спросить. У вас – тонзуры. Вы монахи или рыцари?

Командир прищурился и испытующе посмотрел на меня.

– Как долго ты не бывал в христианских землях?

– С детских лет, – ответил я и в общем-то не соврал: разве можно американскую среднюю школу считать христианской землей?

Лицо командира просветлело.

– Тогда и дивиться нечему. Так знай же: мы – рыцари Ордена Святого Монкера, но мы также и монахи.

Ну, наконец-то до меня дошло. Я же читал про рыцарей-тамплиеров в школьном учебнике и в книжке «Айвенго». Помню, как был возмущен до глубины души тем, что человек, посвятивший себя Господу, одновременно способен посвятить себя и тому, чтобы крошить черепа других людей копытами своих клайдесдальских тяжеловозов* [9]9
  Порода рабочих лошадей, выведенная в Шотландии, в долине реки Клайд.


[Закрыть]. Однако я постарался сохранить тактичность.

– Но... нет ли тут некоторого противоречия?

Командир тут же снова подозрительно прищурился.

– Это какого же противоречия?

– Видите ли, – сказал я. – Монах исповедует любовь к ближнему и исполнение Заповедей, в особенности же заповеди «не убий» и «возлюби ближнего своего, как самого себя». А рыцарь посвящает себя убиению этих же самых ближних.

– О, ты не это хотел сказать, несомненно! – побледнев как плат, воскликнул командир рыцарей. – Неужели ты действительно столь мало знаешь о своей собственной вере?

– О своей собственной культуре, ты хотел сказать, – уточнил я и хмуро глянул на рыцаря. – Ты забываешь о том, что я большую часть жизни прожил в чужой стране.

– О да, я запамятовал. – Он явно старался взять себя в руки, но это ему плохо удавалось. – Знай же, юноша, что, будучи рыцарями, мы посвящаем себя защите народа Божьего от тех, кто предался Злу. Те же, кто предался Злу, алчны и не останавливаются ни перед чем, дабы поработить души людские. Посему прислужников Сатаны приходится истреблять силою оружия.

Я сдержался и даже постарался улыбнуться. Ведь я слушал то самое оправдание, которым пользовались средневековые христиане не только для объяснения крестовых походов в чужие страны, но и причин истребления своих сородичей лишь за то, что те исповедовали «не такое» христианство.

Командир отвернулся и принялся расхаживать по стоянке и смотреть, все ли в порядке. Поскольку он продолжал при этом разговаривать, я потащился за ним.

– Да будет тебе известно, – продолжал он, – что и в христианских землях многие угодили под власть Сатаны и его приспешников. Аллюстрия – страна, в которой мы сейчас находимся, погрузилась в трясину разложения. Ею правит королева-колдунья. Ибирия не так давно спасена от подобной участи, а Меровенс свободен лишь потому, что на помощь тамошней наследнице, королеве Алисанде, пришел могущественный чародей. Он поборол чары и заклинания колдуна-узурпатора, и войска королевы сумели очистить страну от погрязших во грехе рыцарей самозваного короля Астольфа.

Ну ладно. В принципе все понятно. Узурпация и все такое прочее. Но зачем к этому примешивать предрассудки?

– Значит, вы родом из этого самого Меровенса?

– Истинно так.

«Ибирия» – что-то знакомое... Иберийский полуостров? Но если так, то «воцарение зла» в тех краях – это всего-навсего Мавританская империя. Средневековым испанцам мавры-мусульмане представлялись язычниками, а стало быть, по их понятиям, поклонялись ложным богам. С этим ясно. Теперь – Аллюстрия. Похоже на Австрию, к которой что-то добавлено... Алл... – может быть, начальные буквы слова «Аллемания» – так называют Германию немцы? Стало быть, Германия плюс Австрия? Мне была известна одна поистине демоническая фигура, пытавшаяся подобное объединение осуществить, однако этот человек жил никак не в средние века. Так что я решил пока не судить поспешно о злобности аллюстрийской королевы. Но Меровенс... это что же – Франция или Италия? А может быть, Польша или Россия? Ну, если просто наугад возможно, это страна Меровингов* [10]10
  Меровииги – династия франкских вождей, представитель которой, Хлодвиг, стал первым королем франков. Правили в конце V – середине VI в.


[Закрыть], а значит – Франция.

Собственно, почему бы и не спросить?

– Что-то я, похоже, заблудился, – смущенно проговорил я. – В какой стороне Меровенс?

– Прямо впереди, – удивленно отозвался командир. – Ты неподалеку от его границы. Разве ты не знаешь, что вышел из Аллюстрии?

Тут я наконец кое-что начал понимать. Аллюстрия – под властью злой королевы. Это очевидно, судя по тому, какой приемчик мне там оказали.

– Нет, я этого не знал, – ответил я. – Только где бы я ни был, я стремился поскорее оттуда выбраться.

– Это тебе удалось. Знай, ты прошел через горы. Королева Аллюстрии пытается их присвоить, поселив там кое-кого. А те притворяются, будто ее подданные. Если эти горы кому и принадлежат по-настоящему, так это горцам, которые называют себя швейцами.

Вот так неожиданно вся география встала на места. Я нахмурился.

– Но не кажется ли вам, что вы сделали большой круг? Стоило ли подходить к Аллюстрии через Швейцарию?

Командир кивнул:

– Так и есть. Но нет другого пути, как можно было бы еще подобраться к пособникам королевы Сюэтэ незамеченными. Даже если мы пойдем через горы, нас могут выследить.

– Думаю, вряд ли, – неторопливо проговорил я. – Если вы пойдете через то ущелье, по которому я вышел к вам... словом, может так получиться, что того, кто следил за дорогой, уже и след простыл. А нового еще не прислали.

Командир, прищурившись, глянул на меня.

– Ты разделался с ним?

– С ней, – уточнил я. – Нет, я никого не убивал. Я ее убедил в ошибочности ее поведения, скажем так. – Мне не понравился взгляд командира, поэтому я быстренько добавил: – Только не подумайте лишнего. Я не миссионер.

– Ну, стало быть, тогда у тебя язык покрыт серебром, раз ты словами одолел кого-то из приспешников королевы Сюэтэ.

Я заметил, что для рыцаря было не важно, какого пола существо я «одолел», но не удивился, человеку свойственно видеть лишь то, что он хочет видеть. А в средние века люди были ограничены в своих представлениях, оставаясь слепцами в отношении того, чего не знали. И я понял, к чему все эти разговоры насчет вооруженной борьбы со злом – еще одно оправдание поступков, христианством запрещенных, а стало быть, лицемерие.

Но ничего такого говорить вслух я, конечно, не собирался. Одно дело – отстаивать истину, а произносить истины, когда тебя никто об этом не просит, – совсем другое. Я не испытывал ни малейшего желания оказаться поколоченным или стать отверженным.

И все равно от мысли, что я угодил в лагерь ордена воинствующих монахов, мне было не по себе. Интересно, что собой представлял их монастырь? Как туда сходили? Через ворота или по опускной решетке?

– Странно, что ты так мало знаешь о своей собственной стране, – вздохнул командир. – Правда, ты так долго прожил среди язычников. И все же ты ученый, а стало быть, дворянин, хотя тебе и неизвестно, как обращаться с оружием.

Я кивнул. Кое-что я знал про классы в позднем средневековье. Дворянин стоял там ниже аристократа, но выше крестьянина – то есть поместное дворянство там являлось тем, что в нашем времени называется сливками среднего класса. Высокое положение занимали рыцари, но к началу восемнадцатого века столь же высокое положение стали занимать сквайры. Земли у сквайров было столько, что они могли подчинить себе несколько фермеров-вассалов, да и образованны они были получше многих. Попал ли я в это самое время (по моим подсчетам, примерно в 1350 год)? Я не осмелился задать вопрос – боялся выказать невежество и навлечь на себя подозрения. Образованны – это значило: умели читать и писать, знали правила застольного этикета и придворные правила.

Правда, эти ребята не показались мне такими уж ярыми поборниками классовых различий. Я наблюдал за тем, как рыцари в гамбизонах таскают ведра с водой и разжигают костры вместе со своими сквайрами...

– Как я погляжу, – осторожно проговорил я, – ваши люди трудятся наравне со сквайрами...

– Верно, – согласился командир. – Это упражнение учит послушанию и смирению.

– Но, – возразил я, – когда я подошел к вашему лагерю, ты сказал, что я гожусь только на то, чтобы таскать воду и дрова.

– О да, и очень сожалею о своих словах. Однако вид у тебя был такой, что нельзя было понять на глаз, кто ты. И все же, друг, запомни: крестьянин лишь на то и годен, чтобы рубить деревья да таскать воду, а рыцарь умеет все – ну, разве только того не умеет, что положено особам королевской крови или монахам. И, конечно, рыцари умеют таскать воду и собирать хворост. Ясно?

Я согласно кивнул. Что тут возразить? Такая точка зрения в их времена была весьма обоснована. Всегда можно делать меньше, чем умеешь – и для них такое было жестом уничижения, – но зато нельзя делать больше. От этой мысли волосы у меня на затылке зашевелились. Я прекрасно знал, что любого человека можно выучить ездить верхом и орудовать палашом – но я бы первым взялся утверждать, что некоторым это удается лучше, чем другим. Просто дело в том, что в моем просвещенном веке считалось, что любое занятие почетно – по крайней мере люди стараются так думать.

– Но вы к тому же и монахи.

– Воистину так, и черную работу мы исполняем так же ревностно, как и молитву. Тем самым мы не забываем о том, что и мы смертны и при жизни должны страдать, дабы обрести святость в Царствии Небесном.

Что-то мне в этом высказывании очень понравилось – оно как бы согласовывалось с моими убеждениями. Но я решил не обольщаться.

– Хочешь сказать, что все люди перед очами Господа равны?

Он уставился на меня так, словно я произнес речи изменника.

– О нет! Я хотел сказать только, что после смерти все могут стать святыми!

Но, несомненно, некоторые святые главнее других. Я представил себе Царство Небесное, где разгуливают святые, и у всех нимбы разных размеров. У святых-крестьян домики меньше, чем у святых-помещиков, а у святых-аристократов – и вообще дворцы. Мне пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться и не выдать себя. Я быстро переменил тему:

– В таком случае не станете ли возражать, если я вам помогу?

Командир непонимающе улыбнулся.

– Как же так? Теперь ты готов по доброй воле исполнить то, что отказался сделать по приказу?

Я ответил ему удивленным взглядом.

– Вот ты сам себе и ответил.

Командир рассмеялся и хлопнул меня по плечу.

– Так и есть, ты точно джентльмен. Будем рады принять твою помощь.

– А я рад вашему гостеприимству, – в тон ему проговорил я. – И премного благодарен. Вы куда более дружелюбны, чем тот отряд, на который я не так давно напоролся.

Командир тут же посерьезнел и напрягся.

– Кто такие? Где?

– То был рыцарь и его оруженосцы, – растягивая слова, отвечал я. – Имена их мне неизвестны, но на щите у рыцаря был изображен перевернутый и растоптанный факел.

– Сэр Голь Тарнский, – скривившись, кивнул командир. – Его репутация мне известна – одни только злые дела. Где ты встретил его?

– По другую сторону от перевала, в долине.

– Это хорошо. Его лошади не смогли бы гнаться за тобой по горам. И как же тебя встретили он и его люди?

– Плохо. Помутузили меня, словно мешок с сеном, по очереди, и в конце концов я обезумел и стал наносить им ответные удары.

– Обезумел? Так ты, выходит, берсекер* [11]11
  У викингов – воин, готовый идти на смерть, напившись предварительно настоя из мухоморов.


[Закрыть]?

– Нет-нет! – Я прикрыл глаза, сдерживая смех, и взглянул на командира, вымучив неловкую улыбку. – Я хотел сказать: «разозлился». Сбил с ног двоих-троих, и рыцарь решил меня в лепешку превратить, но его конь споткнулся, и его вышибло из седла.

– Чистое совпадение? – Командир нахмурился. – Не верится. Что за дух охраняет тебя?

Вопрос мне не понравился – что-то в нем было очень житейское.

– Самый обычный ангел-хранитель, – ответил я, пожав плечами.

– Значит, ты наверняка что-то сказал, – упорствовал командир. – Ты – чародей?

И снова этот противный холодок – откуда он?

– Насколько я знаю, нет.

Я не стал рассказывать про то, что случилось с ведьмой. Тут ведь скорее всего поработал мой ангел-хранитель. Или моя галлюцинация...

Интересная галлюцинация! Галлюцинация, которая что-то творит с другими? Сон, который снится не только мне?

– Может быть, у тебя прирожденный дар творить чудеса, – задумчиво проговорил командир. – Если так, будь очень осторожен! Один неверный шаг – и ты можешь угодить во власть Зла. Те, кому дан такой дар, служат либо Сатане, либо Господу и питаются силой либо от дьявола, либо от Бога, хотя и не знают этого. Берегись, как бы не пробудились силы, которым тебе не хотелось бы поклоняться.

Мне как будто под коленки ударили. Снова здорово! Да я вообще не хотел никому и ничему поклоняться! Вы сами подумайте, разве пришло бы кому-нибудь в голову поклоняться Ниагарскому водопаду только из-за того, что он производит электроэнергию?

– Спасибо за совет, – поблагодарил я тем не менее командира. Я вообще стараюсь всегда быть вежливым, а сейчас у меня для этого была масса причин.

– Особо удивляться такому приему нечего, – пояснил рыцарь. – Ведь ты вышел из Аллюстрии. Честно говоря, я вообще удивляюсь, как тебе удалось миновать эту враждебную страну.

Командир остановился около стопки кожаных ведер и вручил мне два. Я на всякий случай приготовился возразить, но рыцарь и сам захватил два точно таких же ведра и направился к протекавшему неподалеку ручью.

Я успокоился и зашагал следом за ним.

– Я в Аллюстрии недолго пробыл, – сказал я и в принципе против правды не погрешил. Рыцарь кивнул.

– Значит, ты шел через Балканы?

Врать без зазрения совести мне не хотелось, поэтому я ответил уклончиво:

– Мне не хотелось искать там гостеприимства. – Тут у меня мелькнула неожиданная мысль, и я быстро глянул на рыцаря. – Погодите минутку! Так вы поэтому устроили рукопашную схватку? Думали, что я начну всякие фокусы показывать, да?

– Мы испытывали тебя, – признался рыцарь. – Только не думай о нас дурно. Ты вышел из Аллюстрии – мы заметили тебя, как только ты одолел перевал, – и на тебе иноземные одежды. Как знать, не колдун ли ты?

Я остановился и сдвинул брови.

– А теперь ты уверен, что я не колдун?

– Что ж... Колдун использовал бы свой дар, пытаясь ослабить противника еще до того, как тот нанес бы ему первый удар. По меньшей мере он не отказался бы от ложных ударов, и ни в коем случае не проявил бы ни малейшего милосердия. Ты же позволил своему противнику нанести тебе первый удар и сделал все возможное, чтобы смягчить его падение.

Ага, стало быть, от него не укрылось, зачем я придержал юношу за руку. Я медленно поклонился. Впервые в жизни драка сыграла положительную роль. Ну почти что положительную.

Мне вдруг стало жутко неловко. Зачем я обманывал этого рыцаря, с такой готовностью оказавшего мне гостеприимство? Что же это произошло с моей всегдашней приверженностью к честности?

– На самом деле, – вздохнув, поведал я, – в Аллюстрию я попал не по собственной воле. Я пребывал у себя на родине, в тысячах миль отсюда, и меня укусил огромный паук. Я потерял сознание, а когда очнулся, то был уже там, по другую сторону этих гор. – И я махнул рукой в ту сторону, откуда пришел.

Командир остановился и уставился на меня.

– Правда? Стало быть, тебя в эти края забросила могущественная чудодейственная сила!

– Она проявляется при укусах пауков?

Рыцарь воровато поглядел по сторонам и сказал потише:

– Я слыхал про таких пауков. Среди них есть даже Король-Паук* [12]12
  Намек на прозвище Людовика XI, который, правда, правил несколько позже предполагаемого времени действия (1461-1483) и был великим интриганом в политике.


[Закрыть], про которого никто толком не может сказать, какой он – хороший или дурной.

Мне ни с того ни с сего почему-то понравился этот паучий автократ.

– Где мне разыскать его? Может быть, он смог бы вернуть меня домой?

О, может быть, мне удастся победить эту галлюцинацию, если я начну действовать по ее законам?

– Этого никто не ведает, и к тому же я не думаю, что он отправит тебя домой, поскольку наверняка принес тебя сюда, преследуя свои собственные цели. – Он, прищурившись, несколько секунд смотрел на меня, после чего вымученно улыбнулся. – Но ты не теряй присутствия духа! Может быть, сюда тебя перенес святой!

Меня пробрала дрожь. В конце концов какая разница, кто меня сюда занес – Король-Паук или святой. Все равно предрассудки.

Все тут насквозь пропитано предрассудками. Так может быть, под моим умом рационалиста притаилось суеверное подсознание?

Командир рыцарского отряда отвернулся и снова заработал ногами.

– И все же, если ты очнулся в Аллюстрии, кто бы тебя туда ни перенес, деяния тебе предстоит свершить именно там. Вероятно, тебе не стоило покидать эту страну, пусть она и не очень гостеприимна.

– А может, и стоило, – в тон ему проговорил я. – В конце концов, никаких дел от меня никто не требовал. Даже советов мне никто не дал.

– Не всегда мы сами выбираем себе дороги, – вздохнул рыцарь, наклонился к ручью и, зачерпнув ведрами воды, выпрямился.