Текст книги "Маг-целитель"

Глава 8

Стражники нещадно трясли меня, пытаясь впихнуть в камеру, а один из них говорил, что что-то тут не так. Я обернулся к нему с молчаливым упреком и жутко удивился: у него была физиономия тролля.

Я уставился на тролля, потом быстро огляделся, увидел костер и спящего по другую сторону от него Жильбера, увидел Фриссона, свернувшегося калачиком, и понял, что мне приснился сон. Когда же я посмотрел прямо перед собой, тролль не исчез, но теперь я хотя бы понимал, что это тролль.

– Мне опять пора дежурить?

Унылик покачал головой. Вид у него был взволнованный.

– Плохо! Плохо! – твердил он, тыкая верхними лапами во всех направлениях. Я нахмурился.

– Да что плохо-то?

– Не знаю. – Тролль повернулся, вытянул голову, всмотрелся в темноту. – А чую: плохо, плохо!

– У тебя такое предчувствие?

Унылик кивнул и поднял лапищи вверх. Я испуганно отполз назад, но тролль всего-навсего взял и почесал ладони.

– Колет сильно! Беда, беда!

– «Пальцы чешутся. К чему бы?» – процитировал я, но вовремя спохватился и не произнес вторую строчку – «к посещенью душегуба»* [18]18
  В. Шекспир. «Макбет».


[Закрыть].

Я нехотя поднялся.

– Знаешь, я не слишком доверяю интуиции, тем более в этом мире. Сейчас мы... – И я умолк, не договорив, тревожно вглядываясь во тьму.

Поскольку от природы я был человеком далеко не бесстрашным, то решил окружить стоянку барьером, через который не могли бы перебраться сверхъестественные захватчики. Прошлой ночью рядом то и дело что-то гремело – хотя, может быть, это всего-навсего Фриссон во сне сочинял стишки. Сегодня мы шли медленно, большей частью из-за слабости поэта, и потому по-прежнему не ушли из мест, открытых всем ветрам. Правда, невысокие деревца росли тут в изобилии.

В общем, я сотворил коробку талька, рассыпал этот тальк по кругу около стоянки и процитировал конец погребальной песни из шекспировского «Цимбелина» с кое-какими купюрами:

 
Тебя заклинать пусть никто не посмеет,
Ничье колдовство пусть тебя не тревожит,
Все злобные духи от этого круга
Пусть быстро бегут, приближаться не смея.* [19]19
  Первые две строки – Шекспир, «Цимбелин», действ. 4, сц. 2.


[Закрыть]
 

Я рассудил так: если какой-нибудь призрак захочет подобраться поближе, стихотворение не даст ему войти в очерченный круг. И вот теперь как раз за линией белого порошка от земли поднялось облачко туманной дымки.

Потом оно стало плотнее и преобразилось в человеческую фигуру, причем в фигуру, я бы сказал, обезображенную. Физиономия у призрака была вся в синяках и опухшая, одна глазница пуста, руки повисли как плети, одна нога выворочена назад почти что на сто восемьдесят градусов. Сквозь прорехи в ветхом балахоне виднелись кровоподтеки на груди и животе.

– Ой, призрак! – сдавленно проговорил Жильбер с той стороны костра. Наверное, мы с Уныликом все-таки шумели сильнее, чем нам казалось. Сквайр взволнованно и даже восхищенно добавил: – Это тень какого-то бедняги, скончавшегося под пытками.

Я очень обрадовался, что сквайр проявил к призраку такой неподдельный интерес. Что до меня, то мне было мерзко и тошно.

А привидение бродило по кругу и стонало. Цепи, прикованные к кандалам, звякали и скрипели.

– Бе-ре-ги-тесь! – подвывал призрак. – О глупые смертные, бе-ре-ги-тесь! Бегите! Прячьтесь!

Я собрал все свое мужество и крикнул:

– Знаешь, что-то меня не очень тянет трогаться с места, когда ты шастаешь вокруг нас!

– О каменное сердце! – взвыл призрак. – Зачем ты потешаешься над страдающей душой! О мои собратья по несчастью, восстаньте! Восстаньте все, погибшие под пытками! Духи, привязанные к этому миру, ставшие его рабами по воле колдуньи, явитесь и проучите этих тупоголовых смертных!

Мне пришлось обернуться, чтобы проследить за его маневрами. Уголком рта я приказал Унылику:

– Не своди глаз с того места, откуда он появился.

Тролль в ответ только простонал, но я понял: чем сильнее он испугается, тем храбрее будет драться. Или будет драться или... или удерет.

Вот бы мне удрать...

Ночную тишину наполнила жуткая какофония из стонов и воплей. Сначала они звучали тихо, потом становились все громче, и вокруг нашей стоянки возникали все новые и новые призраки.

– Покиньте свое злокозненное убежище! – вещал первый призрак. – Вернитесь туда, откуда пришли! Знайте же, если вы будете противиться королеве Сюэтэ, вы станете такими, как я, – тенью души несчастного, погибшего в мучительной агонии!

Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица. Я вспомнил, как предупреждал меня командир Жильбера о злобной королеве-колдунье, которая правит этой страной... Каким же, интересно, образом я ухитрился привлечь к себе ее внимание? И какого черта ей от меня надо?

«Какого черта» – я так сказал? Да ну. Ерунда! Это просто такое выражение. В общем, я очень храбро заговорил с призраками. То есть мне казалось, что храбро, а вообще-то получалось какое-то карканье.

– Значит, меня должна устрашить мысль о жуткой смерти, которая станет наказанием за одно то, что я только помыслю! Уйти из Аллюстрии? Забыть про королеву?

– Воистину так! – взвыл призрак, перекричав целый хор своих стонущих и причитающих соратников. – Я повиновался королеве душой и телом, и все же она подвергла меня страшным пыткам только ради своего удовольствия. Я кричал от боли, а она жмурилась от наслаждения. Когда же я скончался в мучениях, она взяла мою душу и превратила ее в вечного раба своей воли.

Тут меня зазнобило. Я уж и ругал себя, и пытался убедить, что все происходящее галлюцинация, все равно было страшно.

– Это правда, – подтвердил Жильбер, вставая на ноги. – Сюэтэ пытает людей ради собственного удовольствия каждый день.

Садистка. Я должен был сражаться с садисткой самого мерзкого пошиба, а все зачем?

А затем, чтобы вернуться домой. Предпочтительно – живым.

Я постарался отрешиться от душераздирающих воплей, сотрясавших воздух, и выкрикнул:

– Подите прочь! В потустороннем мире полно места – нечего вам тут околачиваться! А когда вы умрете, королева потеряет над вами власть!

– Несчастный смертный, как мало ты знаешь! – возопил еще один призрак, выплывший из-за спины первого. Этот был в точности иллюстрация из учебника по анатомии: никакой кожи, сплошные мышцы и сухожилия. – Она имеет власть, данную ей Сатаной, и может упросить своего повелителя отдать ей тех, кто обратил сердца свои ко Злу!

– Но во власть дьявола вы угодили исключительно по своей вине!

– Воистину так, – согласился призрак. – Вот я искал власти – одной только власти. Еще будучи маленьким мальчиком, я поклялся сделать все, что бы мне ни повелел дьявол, лишь бы только получить власть – и я получил ее. Сначала – над крестьянами, а потом – над солдатами. Но Сюэтэ избрала меня жертвой своих низменных услад, и я погиб в страшных муках. Я кричал. Я умолял своего повелителя, Сатану, дать мне власть и над этой мерзкой колдуньей. Я кричал, а Сюэтэ произнесла заклинание и овладела моей душой. В последний миг я выкрикнул слова покаяния, но было поздно. Сюэтэ завладела мной, и теперь мне никуда от нее не деться!

Меня затошнило, но я сдержался. Понимаете, мне действительно всех их было жалко, пускай даже при жизни они были настоящие ехидны. О, пожалуй, это было самое убедительное свидетельство того, что грешить не стоит. Увы, я хорошо знал, как грешен сам, и понимал, что борец со злом из меня весьма посредственный.

– Не опасайся, чародей Савл, – услышал я голос Жильбера. – Они не смогут коснуться тебя – ты в заколдованном кругу.

Я обернулся.

– Ты прав. Но почему тогда Сюэтэ натравила их на нас? Только для того, чтобы удостовериться, что мы не спим и завтра будем настолько слабы, что попадем к ней в лапы? Что-то не верится!

– Мне тоже не верится, – согласился юноша. – Может быть, они пытаются напугать тебя и соблазном перетянуть на свою сторону?

– Ну, это просто дребедень какая-то. – Я обернулся к привидениям, борясь с бушующей в душе бурей чувств. – Но что интересно. Как Сюэтэ узнала, что я здесь, а не где-нибудь еще? Хрустальные шарики? Лужицы чернил?

Да какая вообще-то разница?

– Подите прочь и скажите своей хозяйке, что напугать меня вам не удалось.

Стоны призраков превратились в рев, они принялись биться о невидимый барьер, словно мотыльки о стекло керосиновой лампы. Лица их обезобразили страх и гнев. А я обернулся к сквайру.

– Тут наверняка что-то еще, кроме попытки напугать меня.

– Скорее всего, – согласился Жильбер. – А то бы они уже смылись, как только поняли, что ты не боишься.

– Точно, – кивнул я и указал на беснующихся призраков. – Ей-богу, они пытаются напасть на нас, но никак не могут к нам пробиться.

– Это совершенно очевидно, – проговорил сквайр и развернулся к невидимому барьеру. Правда, я не сказал бы, что вид у него был самый спокойный и решительный. – Но вот ведь еще что... Они не могут проникнуть сюда, но и мы не можем вырваться отсюда.

Я сам почувствовал, как округляются у меня глаза.

– Но тогда... это значит, что кто-то пытается удержать нас здесь, чтобы мы больше никуда не ушли, покуда...

Но тут мрак рассекло зеленое пламя, и весь склон залило таинственным светом. Свет мерцал и приближался, и призраки в ужасе застонали. Я увидел крошечных человечков в капюшонах, они несли факелы, и эти факелы подсвечивали снизу лицо высокой и очень толстой женщины в просторном платье. На пальцах у нее сверкали кольца, голову венчала изящная корона.

– Итак, – улыбаясь, проговорила она, и глаза ее почти спрятались в складочках жира, – ты имел наглость проникнуть в мою Аллюстрию!

– Она не твоя, о жалкое подобие женщины! – возмущенно крикнул Жильбер. Как же мне хотелось в этот миг заткнуть ему рот! – Земля принадлежит народу.

– Следовательно, она никак не может принадлежать тебе, ведь ты из Меровенса, – расхохоталась Сюэтэ, и смех ее был похож на потрескивание жарящегося на сковородке сала. – Да ты и не мужчина пока – безбородый юнец.

Сквайр покраснел. Да, что-что, а борода у блондинов даже если и начала расти, ее не сразу увидишь.

Королева обернулась к свите.

– Советники! Ну, разве не чудо! Мальчик, а говорит, как мужчина. Но если бы он был мужчиной, он бы давно ощутил вожделение!

Фигуры в капюшонах невесело рассмеялись.

Сюэтэ обратилась ко мне:

– А ты еще больший глупец. Как это ты решился путешествовать под охраной глупого мальчишки?

– О, он вполне зрелый муж, – заверил я королеву. Стервозные бабы меня всегда раздражают. На моем жизненном пути это была не первая женщина, считавшая себя королевой.

Жильбер глянул на меня с удивлением и благодарностью, но ведь я сказал это не только для него, но и для себя. И еще я все сильнее злился – по крайней мере злоба пересиливала страх.

– Ты передергиваешь факты, – заявил я Сюэтэ. – Но если на то пошло, ты ведь все передергиваешь в своих владениях, верно? А если не получается передернуть, так ты выпиваешь из такого человека все соки и отбираешь у него жизнь.

– Это верно. И странно, что этот тупица, мой провинциальный колдун, до сих пор не угробил твоего тролля. – Сюэтэ скривила губу. – Ну и пакостное же создание – и не гном, и не камень. Ошибка природы, извращенная форма жизни! Но ты должен благодарить меня, подкупленный монстр, ты обязан мне жизнью!

– Чего-чего? – прорычал Унылик, и, как мне показалось, угрожающе.

– Твой папаша был гном! Как-то раз он вылез из своей норы, – хихикнула королева. – Я увидела его и наложила заклятие на валун, который тут же стал похожим на женщину-гнома, да еще и красотку по понятиям твоего папаши. Ради своего удовольствия я разожгла в нем страсть к этой каменной красотке. Потом я смотрела в свой кристалл, что же из этого получится, и получился такой замечательный...

Рев Унылика перекрыл окончание ее фразы. Он бросился к Сюэтэ.

– Нет, Унылик! – в ужасе закричал я. – Если она добьется того, чтобы ты вышел из круга...

Чудище резко остановилось, голова его зависла над линией круга. Что же его остановило? А, это Жильбер. Он уперся плечом в грудь тролля и всеми силами отталкивал его, а Унылик напирал, рвался к колдунье. Как-то получилось, что голова тролля пробила брешь в моей линии обороны.

Тролль взревел и начал производить почти членораздельные звуки. Но их заглушили вопли призраков, устремившихся к дыре в волшебной стене.

Я вскочил и заорал на тролля:

– Это неправда, Унылик! У камней не бывает детей! Чтобы родился маленький тролль, нужно, чтобы и мама, и папа были тролли!

Глаза Унылика разъехались в разные стороны, брови поползли вверх – видимо, он мучительно обдумывал сложности своего происхождения. Размышлениям он предавался недолго, однако сквайру этого хватило.

– Назад, храбрец! – прикрикнул Жильбер и посильнее уперся плечом в грудь тролля. Голова чудища ушла внутрь белой линии.

Призраки обиженно взвыли. Им так хотелось пролезть в дыру, причем всем одновременно. Я прокричал:

 
Не печалься! Все пройдет!
Все до свадьбы заживет!
 

Призраки оскорбленно взревели, потом яростно взвизгнули и снова принялись без толку штурмовать невидимую стену.

А я продолжал:

 
Я все обиды позабыл,
Тебя простил и полюбил.
Не упрекаю, не ропщу —
Вернись к костру – я все прощу!
 

Тролль изумленно огляделся, ошарашенно моргая громадными, словно блюдца, глазами. Потом, совершенно обескураженный, медленно повернулся и затопал к костру. Жильбер издал долгий вздох облегчения. А Сюэтэ и ее ребята по-дурацки хихикали.

– О, ювелирная работа! Просто ювелирная! – выкрикивала королева между взрывами хохота. – Так почему бы тебе не пройтись победным маршем по моему королевству, смертный! Давай! Не идешь? Правильно, потому что еще солнце не успеет закатиться, как ты потонешь в собственном дерьме!

– Ну конечно, как же! – Я шагнул к линии круга. Зло уже превозмогало здравый смысл. – Мы такие ничтожные, что ты явилась сюда собственной персоной да еще приволокла с собой двенадцать громил? А между тем, как я посмотрю, вы даже этот маленький охранный кружок преодолеть не можете?

Королева тут же перестала смеяться, глаза ее превратились в узенькие щелочки, в которых сверкали два раскаленных уголька.

– Довольно! Покажите этому наглому самозванцу, что его ожидает!

Послышался вопль – но вопль живого человека, а не призрака. Голос был полон боли и ужаса и совершенно определенно принадлежал женщине.

И эту женщину злодеи в капюшонах бросили на траву между Сюэтэ и линией заколдованного круга. Женщина оказалась молодой блондинкой с превосходной фигурой. Красоту ее форм не могла скрыть тонкая туника. Девушка силилась подняться, барахталась в грязи. Вот она обратила ко мне, Жильберу, Фриссону и Унылику лицо – глаза, полные испуга, скулы и щеки в синяках и ссадинах, распухший нос, на груди и животе – следы ожогов, кое-где из нанесенных трезубцем ран еще капала кровь.

– Помогите мне! Пожалуйста, умоляю вас, пока я не...

Тут она испустила вопль – четверо в капюшонах опустились на колени, двое поднялись, держа девушку за руки и ноги, и швырнули ее на спины своих дружков. Я чуть было не рванулся прочь из круга. Только рука Жильбера удержала меня – он показал поистине каменную хватку.

– Сейчас ты ей не поможешь, чародей Савл, – ты только нарушишь свой охранный круг!

– И потом, может быть, она уже отдала себя во власть Сюэтэ в надежде на помилование, – робко проговорил Фриссон, с ужасом взирая на происходящее. – Теперь ты можешь только пожелать ей поскорее умереть.

Девушка крикнула:

– Я не... – но, не договорив, закричала: один из прислужников ведьмы чем-то взмахнул.

Разум мой метался. Несчастная жертва пыток явно пыталась сказать, что она не сделала ничего дурного. Как я мог спасти ее? Спасти, но не нарушить при этом заколдованный круг – а ведь Сюэтэ именно этого добивалась. Она наклонилась, сунула руку в складки платья и выхватила длинный извилистый нож. Сжав клинок обеими руками, она устремила взгляд на тело женщины и разразилась длинным песнопением, переполненным злобными воплями.

– Это заклинание, – сообщил мне Жильбер. – Заклинание на древнем языке!

Да, язык наверняка был очень древний – он ни капельки не напоминал ни латынь, ни греческий. По спине у меня побежали мурашки – как это, интересно, я могу ощущать заклинание, произносимое на языке, мне непонятном?

– Она призывает дьявола, – пояснял юноша, на которого песнопение королевы, похоже, вовсе не действовало. – Если эта женщина от страха, боли или отчаяния разуверится во спасении, королева посвятит ее душу Сатане, но упросит, чтобы ее призрак был оставлен в рабстве на столько, на сколько пожелает Сюэтэ.

Теперь у меня уже волосы вставали дыбом. От воплей женщины были готовы лопнуть барабанные перепонки. Можно было сойти с ума. Я изо всех сил старался держать себя в руках, стоять на месте, не рваться на помощь страдалице – ведь понимал, что мне не победить, что ведьма все подстроила – выбрала и час, и обстановку. Сюэтэ воздела нож, и он начал светиться – это факельщики в капюшонах сгрудились около своей повелительницы.

И тогда я вступил в борьбу, пользуясь единственным доступным мне средством – я запел:

 
У любви, как у пташки, крылья,
Но не спалить ее в огне!
И злые чары тут бессильны,
Любовь моя, лети ко мне!
 

Девушка не сводила с меня глаз. Сюэтэ от злости побагровела и кивнула одному из факельщиков. Он наклонился и ударил девушку. Та закричала.

И снова я с трудом поборол желание выскочить за круг и завязать драку. Я не мог победить в одиночку.

В одиночку?

– Ладно, ангел! – крикнул я. – Вот он – твой шанс! Хочешь, чтобы я в тебя уверовал? Ну, так подай мне руку – или мысль! Не надо ничего материального – только воодушеви меня! Подари моему разуму мысль о том, как спасти эту несчастную жертву!

И, будь я неладен, если он не появился. То есть не сам ангел, конечно. Появилась мысль, которую он мне послал: эта женщина не заслуживает такой участи. Кроме того, она – человек и потому достойна любой помощи, какую только я мог ей предоставить. Губы мои задвигались, голос принялся произносить слова, которые я сам бы ни за что в жизни не произнес.

– Женщина, молись! Даже сейчас Господь поможет тебе, если ты призовешь Его. Он спасет твою душу от власти Ада. Только покайся и моли о прощении. Он вырвет тебя из пасти зла, даже в час смерти твоей!

Но нож опускался, а женщина кричала...

Она кричала:

– Господь мой, прости мне все мои прегрешения и спаси...

А потом вместо слов послышался клекот – нож вонзился ей в горло, а Сюэтэ снова подняла его и готова была воткнуть в сердце. Удар... Тело женщины дернулось всего один раз и обмякло.

– Поднимись и повинуйся, – прогремел голос Сюэтэ.

Женщина встала.

То есть... встала, но то была... тень, призрак. И этот призрак поплыл к белой линии моего заколдованного круга, словно гонимый ветром.

Сюэтэ взвизгнула, как отъявленный сладкоежка, у которого изо рта выхватили любимую конфетку.

– Мерзкий червяк! Комок слизи, мешок дерьма! Она должна была отчаяться в последнее мгновение! И тогда ее душа попала бы в Ад и стала бы моей. Но ты помешал, будь ты проклят, и теперь ее душа для меня потеряна! Она ни в чем не была повинна – только в самых маленьких грешках, и теперь ее душа попадет на Небеса!

Но тут она вдруг умолкла, выпучила глаза, и лицо ее снова озарилось былой усмешкой.

– Но не все потеряно! Не все, если я поспешу!

Королева нагнулась к мертвому телу, раскинула руки и принялась выделывать ими какие-то пассы, распевая при этом скрипучие стихи на непонятном языке. Тело женщины окружило свечение – так светятся гниющие овощи на помойке. Потом свечение угасло, и Сюэтэ обернулась ко мне, всем своим видом выражая триумф.

– Я привязала ее к земле! Теперь в ее теле будет едва теплиться жизнь, и душа не сможет его покинуть.

– Ну ты и дрянь! Жирная сука! – не выдержал я.

– Да как ты смеешь! – взвизгнула королева, ее руки сжали что-то невидимое и швырнули в меня, а губы произнесли короткое непонятное стихотворение. С кончиков пальцев Сюэтэ сиреневыми сгустками срывалась энергия и искрами рассыпалась, ударяясь о мою невидимую стену.

Но теперь королева не кричала – она только не мигая смотрела на меня, глаза ее злобно сверкали в жировых складках.

– Позаботься сам об очищении своей души, чародей. Если ты этого не сделаешь, то попадешь в мою власть и тогда тебя ждет такая же судьба, как у этой девчонки. Девица, иди сюда! – приказала королева качающемуся в воздухе духу.

Но призрак девушки преодолел белую линию и вплыл в круг. Призрак спрятался от Сюэтэ. Глаза у привидения были огромные, испуганные. И все же оно качало головой.

– Ты украл ее! – крикнула Сюэтэ. – Ты забрал ее у меня, мою законную...

Но голос злобной королевы потонул в море радостных воплей. Призраки с надеждой переглядывались.

– Я покаялся! – сообщил один из них.

– И я покаялся и поклялся моим последним вздохом!

– Господи, прости грехи мои! – крикнул третий. Один за другим они вспоминали о последнем миге покаяния, начинали молить о спасении... и вот один за другим стали исчезать, словно кто-то задувал их, как свечи. Я не отводил от них глаз.

– Неужели призраков удерживала здесь только вера в чары королевы?

– Похоже, что так, – проговорил Фриссон, стоявший рядом со мной, выпучивши глаза от восторга. – Они утратили веру, но ты ее восстановил.

Не сказал бы, чтобы я всю жизнь только об этом и мечтал. Но с другой стороны, это же не я говорил, а ангел – моими устами.

Но тут тишину снова нарушили стоны – то застонали прислужники королевы. Они попятились прочь от кровоточащего тела, сбились в кучку и глазами, полными ужаса, следили за тем, как исчезают призраки.

А Сюэтэ устремила на меня взор, полный ярости и ненависти. Она кинулась ко мне, подняв руки, устремив их к моему заколдованному кругу, и что-то запела на древнем языке.

– Она призывает дьявола! – крикнул Жильбер.

– Ангел! – завопил я. – Она нарушает правила! Ты можешь защитить нас.

По пальцам королевы ударили голубые искры. Послышался треск, похожий на звук ружейных выстрелов. Сюэтэ отшатнулась, издав одно из самых грязных ругательств, которые я слышал за свою жизнь. А потом она повернулась к нам, прищурившись так, что глаз почти совсем не стало видно, очертила руками непонятный мне знак и выкрикнула:

 
Плоть изжарю, кровь сварю я,
А на косточках станцую!
 

При этом она протянула руки, расставив в стороны пальцы.

Воздух за линией круга наполнился мириадами искр. Меня замутило, ноги у меня подкосились, но Жильбер подхватил меня и удержал. Как только успокоился желудок, так и ноги стали крепче.

– Трусы! – кричала Сюэтэ. – Паразиты несчастные! Выходите на бой! Давайте драться!

– А мы... уже дрались, – возразил я.

– Придется! Придется, рано или поздно! Тогда я буду отомщена! Я увижу, как жарится твое мясо на косточках, как твои глаза вываливаются из глазниц!

Я немного приободрился и произнес единственное контрзаклинание, которое могло мне в тот миг прийти в голову:

 
Я, как резина, упругий,
Липкая ты, словно мед.
Все от меня отлетает,
Ну а к тебе приста...
 

Издав отчаянный вопль, Сюэтэ исчезла. Зеленая вспышка сжалась, угасла и поглотила испуганную свиту. Все стихло, как и не было ничего.

И ведь действительно – даже труп исчез.

И почему-то мне это не понравилось.

Правда, долго думать об этом не пришлось – голова у меня вдруг закружилась, и ноги опять стали ватными.

– Ну! Ну! Держись! Ты просто молодчина! – подбадривал меня Фриссон.

– Герои сделаны из другого теста, чародей Савл! – вторил ему Жильбер. – Нельзя же падать, как только закончился бой.

– Лучше сейчас, чем тогда... когда бой... еще шел, – пробормотал я.

– Это верно, и не позорно дождаться окончания битвы, – согласился Фриссон. Он прислонил меня к боку Унылика и принялся растирать мои руки. – Поистине ты действовал искусно. Ведь от смерти тебя отделял всего один шаг. От смерти мучительной!

– А? – Я моргнул, и меня бросило в дрожь. – Ты хочешь сказать, что я чуть было не пробил нашу защитную стену?

– Конечно. Ведь весь этот спектакль с бедной крестьянкой был задуман с единственной целью – выманить тебя из заколдованного круга, заставить спасти ее.

– Да, – выдохнул я и сглотнул подступивший к горлу комок. – Да. Я все это понял еще в то мгновение, как только услышал ее крик. Все понял, но все равно готов был броситься на помощь. Чуть было не сработало у Сюэтэ. И ты, Унылик, чуть не поддался. Спасибо, Жильбер. Ты спас его жизнь и всех нас.

– Конечно, чародей Савл, – проговорил сквайр, зардевшись от моей похвалы. – Это мой долг. Пустяки.

– Этих пустяков вполне хватило. Спасибо тебе, юноша.

– Я рад, – сказал он и тут же нахмурился. – Но есть и еще кое-кто, кого ты должен возблагодарить, – того, чья помощь была больше моей.

Я сдвинул брови, огляделся по сторонам.

– Кто?.. О... Да. – Я вспомнил об ангеле-хранителе. – Я его непременно горячо отблагодарю в следующий раз, как только он появится.

Стояла какая-то невообразимая тишина. Потом Фриссон прокашлялся, а Жильбер смущенно отвернулся. Я снова огляделся по сторонам, ничего не понимая.

– Да в чем дело?

Оба молчали.

А потом что-то прорычал Унылик – да так, что я гусиной кожей покрылся.

– Ну ладно, ладно! Фриссон, что он хотел сказать?

– Я на языке троллей не разговариваю, – растерянно пробормотал поэт. – Но если бы я его понимал... я бы решил... что он сказал, что поведение твое довольно-таки... – и он отвел взгляд.

– Наглое! – проревел Унылик. Фриссон вздрогнул.

– Вот не знал, что ему знакомо это слово!

Я нахмурился.

– Чего это вы, собственно? Ангелам платить не положено!

– Конечно, не положено, – медленно проговорил Жильбер. – Но можно было бы выразить готовность отплатить за помощь. Просто из чистой вежливости.

Я не сразу понял его, но, когда понял, сурово нахмурился.

– А теперь послушайте и постарайтесь хорошенько уяснить: я не стою ни на чьей стороне! Ни на какой стороне не стою! Кто-то окажет любезность мне – я постараюсь оказать любезность ему. Но больше я никому ничего не обещаю!

Мне показалось или звезды действительно подмигнули мне? Вернулись ночные звуки и запахи?