Текст книги "Страна джунглей. В поисках мертвого города"

Катакамас

Последние пару часов мы ехали в полном молчании, нашим мыслям аккомпанировал только скрип убитой подвески. Мы ждали, что с минуты на минуту нам опять перестанет везти, но все обошлось. Даже на военном блок-посту у въезда в Катакамас усталые солдаты просто осмотрели нашу машину, а потом поспешили спрятаться в свои грузовики.

Ближе к полуночи, то есть почти через 11 часов с начала путешествия, мы подъехали к обшарпанному железобетонному зданию отеля в центре города. К этому моменту снова пошел сильный дождь. Выбираясь из машины, я обратил внимание, что крыша отеля с одной стороны покосилась и, похоже, в любую минуту могла сложиться, как карточный домик. Но мне было на это наплевать, ведь мы добрались живыми и невредимыми, каким бы чудом это ни казалось.

К месту, где у машины отвалился колпак, мы уже больше никогда не вернемся. Хотя Хуан отправился в обратный путь не сразу, на следующее утро мы с ним тоже не увиделись, и я, наверно, до конца жизни буду гадать, как он вернулся в Ла-Сейбу… если вообще смог это сделать.

Нас с Крисом поселили на втором этаже, в крошечной комнатке без окон, в которой на расстоянии считанных сантиметров друг от друга стояли две кровати с твердыми, как камень, матрасами. Моя источала запах чужого тела, но мне так хотелось скорее прилечь, что я не обратил на это внимания. Я закрыл глаза. Страх ушел, а его место, как ни странно, заняло ощущение невероятной бодрости духа и беспредельной смелости. Я уже много лет не чувствовал такого прилива жизненных сил.

«Неужели у нас все получилось?» – сказал я Крису.

«Получилось, – ответил он. – Но теперь у нас будет завтра, за ним еще один день, за ним – еще один».

«Ну, хуже, чем сегодня, уже не будет».

Крис от души посмеялся над этими словами.

До конца своего путешествия я больше не увижу ни отелей, ни кроватей, ни сухих простыней.

«Постарайся отдохнуть», – сказал он.

«Зеленый ад»

«Старуха-Патука оказалась коварным врагом», – написал Морде, рассказывая, с каким трудом они поднимались дальше в верховья реки.

Исидарио и Хулио, вызвавшиеся стать проводниками, молча работали на носу лодки длинными деревянными шестами, отталкивая ее от торчащих из воды валунов, отгоняя плавающие стволы деревьев и предупреждая о приближающихся порогах. Идти против течения было трудно и изнурительно с физической точки зрения. Этот этап путешествия займет у них больше недели.

Люди давно покинули верховья Патуки… или, может быть, вообще никогда здесь не селились. На берегах не было никаких следов лагерей или деревень. Возможно, кто-то и жил за крутыми скалами, возвышающимися по обоим сторонам реки над частоколом увитых лианами деревьев, но за все время плавания путешественникам никого из этих людей увидеть не удалось. По сравнению с высоченными деревьями и отвесными скалами 12-метровый «питпан» казался крохотной игрушкой, а сам Морде, пораженный величием природы, ощущал себя микроскопическим насекомым.

Он постоянно беспокоился, что лодку бросит на прибрежные камни или что ее в щепки разобьют вырванные с корнем деревья, несущиеся вниз по течению. Теперь в случае катастрофы до ближайшего города пришлось бы добираться больше пяти суток. Когда перед лодкой в мгновение ока возникали валуны размером с автомобиль, Морде по-настоящему боялся за свою жизнь: «В эти моменты я чувствовал ярость, отчаяние и отвращение, причем все одновременно».

Ближе к четырем вечера усталые путешественники высаживались на берег и разбивали лагерь. Они рубили молодые деревца, строили из них каркас шалаша, а потом накрывали его пальмовыми листьями. В иной день они настолько выматывались, что даже не могли приготовить себе еду. Все суставы болели от бесконечной борьбы с порогами и попыток увести лодку от камней. В таких случаях им приходилось ужинать и завтракать бананами. Вскоре, когда надоели бананы, они решили поохотиться, но за несколько дней так и не смогли ничего добыть.

По вечерам путешественники доставали виски, крутили себе сигареты на машинке от Brown & Williamson и отдыхали при свете керосиновой лампы. Несомненно, Морде и Браун не раз пытались разговорить своих проводников в надежде услышать от них доказательства существования в этих краях каких-нибудь крупных руин, но в записных книжках никаких записей об этих беседах не было. Время от времени они возвращались мыслями к дому и гадали, что сейчас происходит на фронтах, ввязались ли Соединенные Штаты в эту большую драку. А когда разговаривать было уже не о чем, просто сидели и «завороженно прислушивались к доносящимся из джунглей звукам – воплям, стонам, реву и треску ломающихся под чьими-то тяжелыми телами веток». По утрам они сворачивали лагерь и отправлялись дальше еще до восхода солнца.

В небольшой специальный блокнот Морде и Браун заносили подробные сведения об этих пока еще никем не исследованных краях. Они описывали прекрасных сине-оранжевых бабочек, обезьяньи вопли, проносящихся над водой желтых попугаев, крокодилов, принимающих солнечные ванны на топких берегах реки, случайно замеченные человеческие следы. Кроме того, отмечали в этом дневнике приблизительную скорость лодки и показания компаса.

Их изводили тучи москитов, но гораздо хуже москитов были клещи (особенно ближе к берегу). «Клещи падают с ветвей деревьев и сразу же впиваются в кожу, – писал Морде. – В среднем это случается 30–40 раз в день. Каждого клеща нужно сначала выковырять из ранки и только после этого раздавить».

Солнце, конечно, появлялось, но почти ежедневно шли сильные ливни, и небо моментально становилось черным, будто кто-то поворачивал выключатель. В самом скором времени Морде и Брауну придется задуматься о подготовке к приближающемуся сезону дождей. Самую большую опасность представляли внезапные ливневые паводки, то есть возникающие буквально за считанные секунды десятиметровые волны, которые стремительно прокатывались по реке, сметая все на своем пути. На этих волнах со скоростью пули вниз по течению неслись еще более крупные обломки деревьев, смытые с берегов кусты и прочий мусор. Из-за непрекращающихся дождей мужчины были вынуждены ходить в постоянно мокрой и пропахшей плесенью одежде. Они перестали пытаться высушить даже ботинки. У обоих отросли длинные бороды, и днем они жутко страдали от жары. «Если это тропики, – написал Морде, – то лучше бы нам было поехать на Аляску».

Некоторые дни, казалось, не закончатся никогда. 24 мая, когда с момента посещения последней деревни индейцев тавахка прошла почти неделя, Морде почувствовал нарастающее ощущение оторванности от всего мира. Ему казалось, что воздух джунглей сводит его с ума, потому что временами он никак не мог избавиться от навязчивых мыслей о боге-обезьяне. Однажды он пошел на охоту и подстрелил на мясо гондурасского ревуна (одного из потомков расы «волосатых людей»), но когда мужчины начали грузить добычу в лодку, Морде, по его признанию, охватило чувство вины и стыда. Что-то в лице убитой обезьяны наводило его на мысли о погибшем родственнике, а глаза ее, которые никак не хотели закрываться, казалось, «смотрели прямо в душу». В результате он опустил мохнатое тело обезьяны в речные воды.

* * *

Время от времени путешественники думали о своем скрытном спутнике Берке. За что он убил того человека? Сможет ли он сделать такое еще раз? Но ему никто никаких вопросов не задавал. Чем дальше они уходили в джунгли, тем правильнее казалось им решение взять Берка с собой. «Мы набирались смелости, когда видели, как он босиком уходит в кишащий змеями зеленый ад, – размышлял Морде в одной из дневниковых записей. – Конечно, у нас не хватало отваги поступать так же, но, по крайней мере, мы учились не бояться джунглей».

В какие-то моменты им казалось, что джунгли осознанно вставляют им палки в колеса. В одну ночь на лагерь напала целая колония огненных муравьев, как-то днем группа из дюжины обезьян, прыгая по нависающим над рекой деревьям, забросала ветками проплывающую под ними лодку. В другой раз, когда мужчины отправились на разведку в густые заросли, на них напало стадо из нескольких сотен диких свиней, известных под названием «вари».

Исследователь Езекия Баттерворт, примерно в тот же период времени путешествовавший по Никарагуа, как-то заметил, что приближающиеся «вари» выдают себя «бешеным зубовным скрежетом», а в процессе движения «раскачиваются туда-сюда, будто подвешенные на тросах». Эти свиньи перемещаются с места на место большими группами, чтобы защититься от ягуаров, а при первых признаках опасности бросаются в атаку.

В один из дней мужчинам удалось убить шесть «вари». Распространившийся в раскаленном воздухе запах крови, по словам Морде, «терзал душу».

«Мы устали, мы голодны, мы с ног до головы покрыты ссадинами и синяками», – написал Морде по завершении одного особенно тяжелого дня. К этому моменту у них уже не осталось ни виски, ни табака, и по вечерам путешественники взялись курить сырые табачные листья: «Для поднятия духа мы стали разговаривать о клубничных пирожных и мороженом».

В скором времени Исидарио и Хулио начали поговаривать о возвращении в деревню. Экспедиция почти достигла границы так называемого запретного региона. Путешественники свернули с Патуки на один из ее небольших притоков, холодную горную реку Куйямель, несущую свои воды через глубокие каньоны с вздымающимися высоко в небо отвесными стенами.

Ближе к концу мая, когда с начала экспедиции прошло около семи недель, исследователи прибыли в район слияния рек Куйямель и Бланко. Теперь они находились в трех с лишним сотнях километров от побережья, на остающейся белым пятном на всех картах территории, о которой ничего не рассказывал даже Капитан Мюррей. «Так далеко вверх по реке не забирался еще ни один белый человек», – сказал мужчинам Берк. Этот факт обнадеживал и вместе с тем сильно беспокоил путешественников. Индейцы уже не скрывали своей паники, постоянно говорили о злых духах, предупреждали, что в эти места соваться опасно, но Морде и Браун сдаваться не собирались. Они попрощались с проводниками и сказали, что зайдут в деревню на обратном пути. «За шесть часов индейцы соорудили плот из стволов пробкового дерева и отправились вниз по течению, оставив нас изучать Страну Улаков и познавать все грозящие в ней опасности самостоятельно», – вспоминал Морде.

Морде, Браун и Берк нашли участок земли, возвышающийся над впадающим в Рио-Бланко ручьем, и за три дня упорного труда разбили на нем постоянный лагерь. Это было очень разумное решение – остановиться именно здесь, почти в центре запретного для индейцев региона, то есть края, где, как надеялись путешественники, и находится знаменитый потерянный город. Они вырубили своими мачете небольшую поляну и построили на ней три маленьких домика – в одном они спали, в другом стоял рабочий стол, а в третьем была кухня с очагом. Судя по фотографиям, это были примитивные, но на совесть сработанные хижины, а весь лагерь производил идиллическое впечатление и казался иллюстрацией к «Робинзону Крузо». Домики размером шесть на три метра были построены из веток деревьев, связанных между собою лианами и полосками коры, и пальмовых листьев.

В честь «волосатых людей» Морде назвал Улаком и лагерь, и ручей, на котором он стоял. Именно отсюда участники экспедиции наконец начнут выходить на поиски руин и золотых месторождений.

К этому моменту путешественники похудели килограммов на десять каждый и сильно мучились от того, что длинные бороды чесались в жару и воняли в дождь. «Вообще, нам повезло друг с другом», – писал Морде. По вечерам мужчины пели под губную гармошку, играли в бридж и нередко обсуждали маячившую гигантским вопросительным знаком «возможность найти золото».

«Психованные»

Несколько следующих дней я помню плохо.

В пять утра мы были уже на ногах. Выйдя в Катакамас, купили и заточили четыре мачете, а потом втиснулись в помятый желто-черный автобус. Обутый в грязевую резину, оборудованный бамперами и дугами безопасности из стальных труб, бывший школьный автобус, казалось, был подготовлен для съемок в «Безумном Максе»[10]10
  «Безумный Макс» («Mad Max») – австралийский фильм-антиутопия с Мэлом Гибсоном в главной роли. – Прим. ред.


[Закрыть]. Он повез нас на юго-запад, к Рио-Бланко, где мы планировали разыскать построенный Морде лагерь Улак. Над чернявой головой водителя висел список «правил поведения в автобусе», из которых мне особенно полюбилось такое: «Будьте добры, соблюдайте чистоту в салоне. Мусор выбрасывайте в окна».

Прямо передо мной сидела девочка, на вид совсем еще подросток, и держала на руках завернутого в одеяло маленького ребенка. Крис сказал мне, что она приезжала в Катакамас рожать и теперь возвращалась из больницы домой.

Почти всю дорогу я продремал. Периодически мы останавливались в местах, где вокруг вроде бы не было ничего, кроме леса, но и там выходили и входили пассажиры. Радио в автобусе было настроено на станцию, передающую американскую кантри-музыку. Когда закончилась главная дорога, мы продолжили путь по узким, грязным проселкам, и в окна автобуса время от времени начали стучать ветви деревьев.

В конце концов мы слезли с автобуса и загрузились в кузов ржавого пикапа, где уже сидело около двадцати смуглолицых пассажиров. Я присел на борт грузовичка рядом со стариком с масляными волосами и зеркальными солнцезащитным очками и мускулистым парнем в белой майке-алкоголичке. Мы на безумной скорости понеслись через заросшие густым лесом холмы, а потом спустились в заливные луга, где паслись стада скота. В ответ на мой вопрос, далеко ли нам до джунглей, Крис коротко ответил: «Еще прилично…» Пока мы ехали через обжитые сельские районы. Грузовик постоянно цеплялся элементами подвески за кочки или камни и не меньше десяти раз садился на брюхо. Волосы мои покрылись толстой коркой дорожной пыли, а поручень, за который я держался, натер на ладонях мозоли. Спустя пять часов езды и после многочисленных остановок на военных блок-постах грузовик наконец-то остановился, и водитель объявил конечную остановку. Дальше двигаться придется только на своих двоих.

Расстелив на траве карту, мы не смогли обнаружить на ней место, где в данный момент находились. Крис вытащил свой GPS-навигатор, но и он показал, что мы стоим посреди не имеющего никакого названия пространства, равномерно выкрашенного в зеленый цвет. Насколько нам удалось понять, мы оказались километрах в двадцати к северу от Рио-Бланко, но никакие дороги в ее направлении не шли. Между нами и рекой были только леса и холмы.

Была середина дня, немилосердно жарило солнце. Вскоре Панчо нашел тропинку, которая, по его мнению, должна была привести нас к реке… или хотя бы куда-нибудь поближе к ней. Это была узенькая, размокшая от утреннего дождя дорожка. Мы двинулись вперед под стереофонический аккомпанемент цикад, такой громкий, что временами я буквально зверел от шума. Я подрегулировал лямки своего 30-килограммового рюкзака, но легче он от этого так и не стал. Я на секунду задумался, не забыл ли взять с собой еще что-нибудь такое же нужное и важное, как противо-змеиные гамаши. Когда я наклонился, чтобы вставить под брючины футбольные щитки, Крис сказал: «Сейчас не обязательно. Змеи появятся позже».

На Панчо была все та же самая синяя рубашка, что и в момент нашего знакомства три дня назад… и при взгляде на нее по-прежнему казалось, будто по ней недавно прошлись утюгом. Шагая по тропинке, он расчищал путь от растительности широкими взмахами мачете и слушал маленький радиоприемник на батарейках, ожидая новостей об изгнанном из страны президенте Меле Селайя. В какой-то момент он вдруг объявил: «Мел вернется через горы на лошади». Но нам он так и не встретился.

Анхель переобулся из своих парадных ботинок в высокие, чуть не до колена, черные резиновые сапоги. Даже зная, что сотовая связь в этих местах не работает, он каждые полчаса вытаскивал из кармана телефон, включал его и поднимал в кишащий москитами и мошкой воздух, как только раздавался фирменный нокиевский джингл. Размахивая телефоном, он упорно ждал, что тот все-таки поймает сигнал, но все было бесполезно.

Со временем мелодия включающейся и выключающейся «Нокии» стала у нас чем-то вроде дежурной шутки: Анхель ни о чем, кроме девчонок, думать вообще не может. «У него своя охота», – сказал Панчо, со смехом сделал из рук подзорную трубу и всмотрелся через нее в окружающие нас леса, словно выискивая женщин. Анхель улыбнулся – он знал, что это правда.

Поначалу мы продвигались достаточно медленно. Виной тому была и жуткая жара (температура приближалась к 40 градусам), и тяжелые рюкзаки. Мы то проходили через пастбища, то продирались через джунгли, то взбирались на крутые холмы. То тут, то там я замечал большие разлапистые растения типа тех, что продают в горшках в бруклинских цветочных магазинах. На протяжении нескольких часов нам не встретилось ни одной живой души и не попалось никаких следов обитавших здесь людей. Ногам в армейских ботинках было очень удобно, и я топал вслед за всеми, не задаваясь вопросом, в правильном ли направлении мы идем.

Через пару часов я попросил сделать привал. Мы нашли несколько валунов, на которые падала тень от деревьев, и рухнули на них, чтобы перекусить энергетическими батончиками. Немного отдохнув, я почувствовал во всем своем теле пульсирующую боль, такую сильную, что оно, казалось, вот-вот взорвется и разлетится на части… Болело все, от ног и лодыжек до груди, плеч, рук, глаз и даже кончиков моих коротких, пропитанных потом волос.

Подняв глаза, я увидел, что Анхель снял сапоги и начал массировать себе ступни. «К концу путешествия могут получиться мозоли», – пожаловался он с кислой миной на лице.

Услышав такое признание, я немного успокоился. У меня создалось впечатление, что Панчо ввел сына в заблуждение относительно длительности нашей экспедиции. «Отец сказал тебе, что нам каждый день придется помногу ходить пешком?» – спросил я.

Панчо улыбнулся, а Анхель отрицательно потряс головой. «Он сказал, что ходить надо будет много, – сказал он, – Но не сказал, что с этим…» Он показал на рюкзак.

Панчо внезапно поднял руку в воздух, словно требуя тишины от миллионов окружающих нас насекомых. Он всегда чувствовал то, на что все остальные не обращали внимания… по крайней мере, сразу. Он показал на тропинку за нашими спинами. Мы разом повернулись и навострили уши. Из раскаленной дымки материализовалась молодая женщина в черных шлепанцах на тонкой подошве. Это была симпатичная стройная девушка, не старше шестнадцати, с длинными блестящими черными волосами и смущенной улыбкой. На одной руке у нее сидела маленькая девочка не старше двух лет, а в другой она несла живую белую курицу не очень здорового вида. Курица явно видала лучшие времена, у нее был обломан клюв и не хватало перьев. Мы остановили девушку, и я спросил, что она здесь делает и издалека ли пришла. Осчастливленный ее присутствием Анхель расплылся в довольной улыбке.

Она заговорила с нами по-испански, представилась Люсией и сказала, что на данный момент прошла уже почти пять километров. Она упомянула об этом походя, будто просто вышла прогуляться по мощеной загородной дороге. «Прямо вот так, с дочкой на руках?» – с изумлением спросил ее я. Вообразить себя, шагающего вверх-вниз по холмам в такую жару, я никак не мог. С другой стороны, я не мог и представить себе, что теперь придется снова взваливать на спину огромный рюкзак.

Люсия сообщила, что идет к дяде, до дома которого осталось километра три, а курицу несет ему в подарок. Она рассказала, что несколько часов назад, еще ночью, какие-то «психованные» застрелили ее 21-летнего двоюродного брата. Судя по всему, он ввязался в споры относительно прав на расположенный неподалеку участок земли. Практически без эмоций, будто пересказывая нам прогноз погоды, девушка предупредила, что дальше по тропинке мы увидим следы крови ее брата.

* * *

Уже после наступления темноты мы добрались до дома Альберто Агилеры. Поначалу мы не знали, можно ли ему доверять. За пару часов до этого несколько вооруженных конников предупредили нас не останавливаться на ночевку в джунглях. Крупные землевладельцы очень ревностно следили за порядком на своих землях. Безопасно спать в лесу можно будет только на территории государственного заповедника, до которого оставалось еще много дней пути. Наездники посоветовали нам обратиться к хозяевам третьего по ходу дома: владельцы остальных, по их словам, были людьми «ненадежными». Но мы, прошагав несколько часов, ни одного жилища так и не увидели. Солнце уже село, и, даже нацепив на головы фонари, мы все равно шли почти на ощупь, как в наглухо закрытом погребе. Все слишком устали, чтобы двигаться дальше, и, увидев чей-то дом, решили рискнуть.

Мы прошли через железные ворота, увитые колючей проволокой, и на всякий случай взяли в руки свои мачете. Выскочившие из темноты большие собаки остановились, услышав окрик своего хозяина. К нам приблизился одетый в одни только джинсы мужчина с большим волосатым пузом. На голове у него была широкополая коричневая ковбойская шляпа, а из-за пояса штанов торчал пистолет. Где-то во мраке похрюкивали свиньи.

Панчо сделал несколько шагов вперед и объяснил мужчине, как мы здесь оказались. Тот с улыбкой покачал головой, а Панчо рассмеялся в ответ. Он умел ладить с людьми. Вернувшись к нам, Панчо сказал, что Альберто – мужик хороший. Мы дали хозяину рису, фасоли и несколько пакетиков растворимого энергетического напитка, и он позволил нам переночевать на открытом крыльце своей двухкомнатной деревянной хижины.

Пока мы отдыхали на земляном полу и ужинали рисом, который еще вечером приготовила его жена, Альберто оставался с нами. Жена уже спала, и компанию хозяину составлял только один из его сыновей. Электричества в доме не было, и мы сидели при мерцающем свете двух свечек. Крис заметил, что Альберто со своим семейством похож на современную версию существовавших в XIX веке «сорокадевятников», искателей удачи, хлынувших в 1849 году на Запад, чтобы построить новую жизнь на дармовых или очень дешевых землях. Точно таким же был и Панчо до тех пор, пока не вернулся из джунглей, не имея возможности противостоять творящемуся там беспределу.

За несколько лет Альберто прорубил дорогу к дому, а потом завез скот. У него был лифтованный полноприводный грузовик, который он парковал на той же дороге в нескольких километрах от своих владений. В паре километров к востоку жили два его брата. Свою деревню Альберто называл «Perlas», так на испанском звучит слово «жемчужина». Этот кусочек земли, большим трудом отвоеванный у джунглей, и впрямь можно было считать драгоценностью.

Я еще никогда в жизни не чувствовал такого голода и поэтому расправился с четырьмя порциями риса подряд. На ночь я решил переодеться в сухую одежду, а сняв ботинки и носки, увидел, что моя левая пятка превратилась в одну огромную красную мозоль. Я попробовал почистить свои облепленные грязью ботинки туалетной бумагой, взятой из гостиничного номера в Катакамасе, но она, раскисая, скатывалась в мокрые шарики, а ботинки чище не становились. «Бедные мои ноги», – снова и снова думал я.

Спали мы прямо на полу, и я позволил себе несколько секунд помечтать о белых простынях и пышных матрасах. Может, еще об ужине прямо в номер и хорошем фильме по телевизору. Просто чтобы отвлечься… Но тут же прекратил, представив, как бы расхохоталась, узнав об этом, Эми.

Перед сном мы расспросили Альберто о потерянном городе. Он о нем слышал, но искать его никогда не ходил. Давным-давно кто-то рассказал ему, что город находится под охраной стаи необыкновенно свирепых ягуаров. Что же до реки, где, как сообщил Берк Теодору Морде, «еще не ступала нога белого человека» и где индейцы начали открыто опасаться духов, то о ней он сказал так: «Я знаю Рио-Бланко. Это недалеко отсюда. Я расскажу вам, как туда идти».