Текст книги "Рауль, или Искатель приключений. Книга 2"

VI. Кошелек

Когда Венера рассказала ей все, от странного взгляда пана до приказания, отданного им, не отпускать их без его ведома, девушка увидела, как глаза мегеры заблистали адской радостью, причину которой она поняла только впоследствии.

– Ах, как ты счастлива, малютка! – вскричала Рогомм.

– Счастлива? – повторила Венера. – Почему?

Старуха пожала плечами с презрительным видом.

– Почему? – повторила Венера.

Рогомм повернулась к ней спиной, и зловещая улыбка заиграла на ее толстых губах.

Дворецкий отвел обеих женщин в просторную комнату, где стояла широкая кровать, на которой могло поместиться человек восемь. Им дали свечку, потом принесли ужин и вина, которого спросила Рогомм, без сомнения, затем, чтобы удостовериться в начинающейся милости для Венеры.

Скоро они улеглись, и Венера, изнуренная усталостью, почти тотчас же заснула.

На другой день дворецкий опять пришел за Венерой, но на этот раз велел идти и Рогомм. Обе прошли по тем же галереям, вошли в ту же залу и нашли старика на том же месте и в той же позе, как вчера.

Когда они вошли, старик встал; Рогомм низко поклонилась ему. Он сделал ей знак отойти с ним в амбразуру окна. Там они принялись разговаривать шепотом. Разговор их был продолжителен, тем более что оба собеседника с трудом объяснялись на одном и том же языке. Часто они взглядывали на Венеру, а порой даже указывали на нее. Девушка поняла, что речь шла о ней. Она оставалась возле камина.

Когда таинственный разговор кончился, старик растворил небольшой шкаф, сделанный в стене, вынул оттуда стопку золотых монет, положил их в кошелек и бросил его Рогомм. Старуха подхватила кошелек на лету, спрятала его в карман, отвесила старику низкий поклон, подошла к Венере и поцеловала ее в лоб с притворной нежностью, которая причинила девушке невыразимый страх.

– Мы уходим? – спросила Венера.

– Да… – отвечала Рогомм, – то есть ухожу я одна…

– И я с вами!

– Нет…

– Как нет?.. – вскричала Венера.

– Ты останешься… Но не надолго… Я вернусь за тобой через несколько дней… А пока будь умницей, то есть не отказывай ни в чем этому достойному господину… Он желает тебе добра и… О! Много, много добра…

– Значит, вы бросаете меня одну? – прошептала Венера с испугом.

– Нет, этот господин примет в тебе участие…

– Нет, нет… – перебила Венера с отчаяньем в голосе, – я не хочу здесь оставаться!

– А я говорю, – возразила Рогомм с дьявольским хладнокровием, – что ты должна остаться непременно, а то нас обеих повесят, как твоего отца, Эшине!..

И гнусная мегера, воспользовавшись остолбенением Венеры, быстро пошла к двери и исчезла. Несколько минут девушка оставалась неподвижной, напрасно стараясь объяснить себе, что с ней случилось. Мало-помалу каким-то смутным инстинктом она поняла опасность своего положения. Она хотела броситься к двери, но старик как будто предвидел это. Он схватил Венеру за руку, и несмотря на все свои усилия, она никак не могла вырваться от него.

– Пустите меня!.. Я хочу уйти!.. – вскричала Венера, топнув ногой почти с детским гневом.

– А я хочу, чтобы вы остались! – возразил старик, сжимая ее руку с неимоверной силой.

– Вы мне не господин!.. Я вас не послушаюсь…

– Ошибаетесь, милое дитя!..

– Как? Разве вы господин… Мне? По какому праву?

– Я купил вас…

– Купили!.. – повторила Венера с изумлением, отвращением и ужасом.

– Вы это знаете так же хорошо, как и я, потому что только что видели, как я платил золотом…

Лишь тогда Венера поняла, какой гнусный торг заключила Рогомм, и зарыдала горькими слезами.

И все-таки она еще слишком была далека от того, чтобы предвидеть в эту минуту все несчастья, которые должны были обрушиться на нее.

VII. Подслащенное винцо

– Я не люблю слез, – сухо сказал старик, – ступайте, я увижусь с вами после, когда вы станете благоразумнее.

Он ударил по столу прикладом пистолета. Тотчас вошел дворецкий.

– Уведи эту девушку, – сказал старик.

Доверенный слуга отвел ее в большую комнату, обтянутую темно-красным, будто кровавым, штофом. Всю мебель этой комнаты составляли кровать, стол, кресло и зеркало. В камине горел огонь. Дворецкий оставил Венеру одну; но когда он вышел, девушке показалось, что он запер за собой дверь на ключ. Она побежала к двери и убедилась в этом. Итак, она была пленницей! Девушка упала в кресло. Рыдания ее усилились, перейдя в припадок. Когда этот пароксизм несколько уменьшился, Венера начала обдумывать свое положение. Она сказала себе, что плен ее не может быть продолжителен, что, наконец, невозможно, чтобы женщина, которая заботилась о ней с детства, продала ее навсегда за несколько золотых монет. Она убедила себя, что Рогомм скоро придет за ней, и рассудила, что во всяком случае для нее выгоднее казаться покорной и воспользоваться первым представившимся случаем, чтобы убежать. А этот случай, по ее мнению, должен был представиться рано или поздно.

Эти мысли привели Венеру в спокойное расположение, тут дверь ее комнаты вдруг отворилась. Лакей, в сопровождении дворецкого, принес ей обед. Она села за стол и попробовала несколько блюд; но все они были так сильно приправлены пряными кореньями, что их едкий вкус щипал ей горло. Тогда она налила из хрустального графина неполную рюмку вина топазового цвета и выпила, чтобы утолить жажду.

После первого глотка она почувствовала странное ощущение: какое-то тяжелое и непреодолимое оцепенение, могущественнее самого сильного сна, постепенно начало овладевать ее телом и умом. Она легла и заснула, или скорее лишилась чувств.

По всей вероятности – и мы со своей стороны в этом не сомневаемся – в вине, принесенном ей, было какое-то наркотическое средство.

Ночью странный шум вывел Венеру из оцепенения. Она раскрыла глаза. Было темно. Она вскочила и хотела спрыгнуть с постели. Вдруг кто-то схватил ее за руку. Она хотела закричать, но голос ее замер. Притом, кто услышал бы ее крик? Кто заступился бы за бедную брошенную девушку в этом замке, где жили только презренные рабы и неутолимый деспот?..

Венеру могло спасти только одно чудо. Девушка сделала последнее усилие, в котором жизнь, готовая оставить ее, сосредоточилась вся! Слабая рука ее, поднятая к небу с мольбою о защите, вдруг наткнулась впотьмах на тяжелые складки длинного штофного занавеса. Венера машинально ухватилась за него, приподнялась и почувствовала, что висит в пустом пространстве.

Вдруг она услыхала падение какого-то тяжелого тела, потом сдавленное ругательство… Глухой стон… Хрипение… Потом все смолкло!

Упав на ковер, Венера не ушиблась. Только страшное волнение и ужас отняли у нее ясность мыслей.

Мало-помалу она опомнилась и тогда только могла отдать себе отчет в том, что случилось. Она лежала на полу. Глубокое безмолвие и полная темнота царили вокруг нее. Только в угасающем камине горели еще уголья. Она ощупью добралась до камина, раздула угли и зажгла лампу. Через несколько секунд комната была освещена.

С трепетом, но и решимостью подошла Венера к алькову. Ужасное, неожиданное зрелище представилось ее взору. Судорожное и отчаянное усилие, которому она была обязана своим освобождением, вырвало железное кольцо, которым был прикреплен к потолку балдахин кровати. Кольцо лежало на голове старика, седые волосы которого были окровавлены. Кровь, просачиваясь сквозь широкую и глубокую рану, текла на щеки и орошала густые длинные усы.

Венера в страхе отступила.

VIII. Побег

Умер ли старик? Венера этого не знала. Но умер он или был только без чувств, положение девушки было одинаково ужасно. В первом случае ее непременно обвинят в убийстве, и тогда она окончит свою жизнь подобно несчастному акробату, как предсказывала Рогомм. Во втором – ей предстояло спасаться от бешеной ярости и мести старика. Ей оставалось только одно: побег.

Но как бежать? Найдет ли она дорогу в лабиринте коридоров и комнат, через которые проходила до этой роковой комнаты? Притом она помнила, что замок защищается подъемным мостом, который поднимали каждый вечер, Дожидаться дня? Но слуги считали ее пленницей и потому, наверно, не выпустят ее без приказания своего господина. Что же будет с нею, когда они узнают о происшествии, случившемся ночью? Венера видела опасность повсюду. Мысли ее мутились. Она думала, что сходит с ума, и смотрела на потерю своего рассудка как на единственное оставшееся ей счастье.

Машинально подошла она к окну и растворила его, чтобы освежить свою пылающую голову холодным ночным воздухом. Луна не сияла; но небо было чисто и блестяще, как часто бывает на севере зимой. Скоро утомленные глаза девушки привыкли к темноте. Она приметила, что окно возвышалось надо рвом, находившимся под ним, не более чем футов на двадцать. В то же время Венера вспомнила, что в этом рве не было воды. Ей тотчас пришло в голову, что таким образом она сумеет убежать из этого проклятого дома. Она решилась испытать это крайнее средство. Венера осмотрела комнату, и ей пришло в голову, что шелковые занавески, упавшие на кровать, могут заменить веревки. Но эти занавески были окровавлены: чтобы взять их и разорвать, надо было запачкать руки этой кровью; надо было приподнять отвратительный труп, один вид которого наполнял Венеру непреодолимым ужасом. Долго чувство отвращения мешало ей исполнить это. Несколько раз она хотела даже отказаться от этого и решилась было предоставить себя воле случая.

Между тем время уходило. Венере уже казалось, что небо начало бледнеть, уже ей слышался в замке легкий шум. Венера говорила себе, что некоторые слуги, вероятно, должны были вставать очень рано. Тогда она снова возвращалась к своим планам и отказывалась от них через минуту. Наконец, между страхом остаться в этой ужасной комнате и отвращением приблизиться к окровавленной постели, на которой лежал труп, она решилась выбрать последнее. Она подошла к кровати, приподняла трепещущей рукой безжизненное тело старика и высвободила из-под него занавески. Самое страшное было сделано. Венера не остановилась на этом. Зубами и ногтями разорвала она занавески на четыре части, связала их так крепко, как позволяли ее истощенные силы, и сделала нечто вроде веревки футов в тридцать длины. Потом, наскоро одевшись, она дотащила до окна стол и привязала один конец занавески к его ножкам. Затем Венера надела на себя бубен и гитару, поручила свою душу Богу, ухватилась обеими руками за занавеску и вылезла осторожно из окна. Ни жива ни мертва опустилась она на землю, но благополучно, без малейшего ушиба. Через несколько секунд она выбралась из рва в чистое поле и побежала со всех ног, сама не зная куда. Впрочем, Венера была уверена, что удаляется от проклятого замка.

IX. Ворожея

Когда рассвело, Венера, истощенная усталостью, упала возле сосны. Она осмотрелась и узнала дорогу, по которой шла с Рогомм несколько дней назад. Но тогда у них были деньги, провизия, наконец, их было двое, а теперь она была одна, без денег, в запачканном и разодранном платье. Кроме того, она забыла в проклятой комнате свою шляпку и на голове у нее не было ничего. Положение девушки было ужасно. Она видела это без малейшей обманчивой мечты и горько заплакала. Слезы принесли ей облегчение; ей показалось, что она может продолжать дорогу, и она вновь пустилась в путь.

Венера шла до вечера. При наступлении ночи силы оставили ее совершенно, и она упала на землю и лишилась чувств. Несколько часов оставалась она в этом положении. Прикосновение чьих-то грубых рук вывело ее из обморока. Она раскрыла глаза и увидела, что окружена толпой мужчин, из которых многие были в ливреях пана. Все яростно кричали.

Венера была в плену. Не обращая внимания на ее слабость, которая делала невозможными всякие попытки к побегу, ей связали руки и ноги и бросили на телегу, которая тотчас же быстро покатилась. Лежа на соломе, при страшной тряске тяжелой телега, Венера впала в глубокое оцепенение, прекратившееся только у ворот тюрьмы ближайшего города. Была ночь. Девушке развязали руки и ноги и отвели ее в темную и вонючую тюрьму.

На другое утро тюремщик принес ей кусок черного хлеба и кружку воды и вышел, не говоря ни слова. Днем тюремщик возвратился.

– Ступайте за мной, – сказал он.

– Куда вы меня ведете? – спросила Венера.

– В общую тюрьму.

Тюремщик повел ее по темным и грязным коридорам и вскоре отворил низкую дверь, окованную железом, Как только дверь эта повернулась на скрипучих петлях, послышались ругательства, проклятия, хохот, рыдания. Этот зловещий шум испугал Венеру, которая спрашивала себя, в какой ад привели ее?

– Проходите, – сказал тюремщик.

Венера вошла. Дверь затворилась за ней. Несчастная девушка очутилась в довольно обширной низкой зале со сводами. Вокруг шли деревянные скамейки, почерневшие от времени; но кроме этих скамеек, не было никакой другой мебели. Восемь или десять женщин находились в зале: одни сидели, другие стояли, третья расхаживали большими шагами. Почти все эти женщины представляли собой отвратительные типы порока и преступления, в самом гнусном их безобразии.

В ту минуту, когда вошла Венера, все умолкло. Заключенные начали рассматривать ее с неприязненным любопытством. Ее молодость и красота заставляли их ненавидеть ее.

– Что она сделала?.. – спрашивали некоторые. – Воровка она, что ли?

– Я знаю, – отвечала одна женщина, приведенная в тюрьму в это утро. – Эта негодяйка перерезала горло одному старому господину, в которого она была влюблена… Мне сказал это тюремщик… Он мне приятель…

– Ее повесят… Повесят!.. – закричали две или три мегеры. – На виселицу красавицу!..

И все, или почти все, повторили с ужасным единодушием:

– На виселицу ее!.. На виселицу!..

– Ах, – сказала одна горбунья, которая убила бедную старуху, чтобы отнять у нее несколько жалких серебряных монет. – Еще не далее как вчера эта красавица стала бы смотреть на нас с высоты своего величия… потому что она молода и нравится мужчинам; она считает, что ей все позволено…

– Она презирала бы нас! – подхватила другая.

– Наплевала бы на нас! – прибавила третья.

– А все-таки сегодня она с нами! – пробормотала горбунья.

– И ее будут судить!

– И приговорят к смерти!

– И повесят!

И заключенные опять закричали со свирепой яростью:

– На виселицу!.. На виселицу красавицу!..

Несчастная девушка, испуганная этим неожиданным нападением, обезумела от страха. Дрожа, вне себя, она хотела спрятаться в темный угол залы, куда почти не проникал свет.

Но едва она сделала несколько шагов в этой темноте, как пронзительно вскрикнула. Она почувствовала, что чья-то рука схватила и сильно сжала ее руку. Ноги Венеры подогнулись, голова ее закружилась, и она думала, что падает в обморок.

Однако этого не случилось. Женщина, до сих пор сидевшая на скамейке в самой темной части нижней залы, медленно встала и привела Венеру к свету, выходившему из узкого окна с железной решеткой. Там она устремила на девушку пристальный и пронзительный взгляд.

Венера, в свою очередь, подняла глаза на нее. Это была женщина очень высокого роста и необыкновенной худобы. Может быть, некогда и она была хороша, но теперь лицо ее походило на истертый пергамент, а профиль напоминал хищную птицу. Красный платок на голове имел форму тюрбана. Черное, очень широкое платье вместо пояса было подвязано веревкой.

Заключенные замолчали, но не надолго.

– Посмотрите! – вскричала одна. – Ворожея-то рассматривает висельницу.

– Пусть Молох поворожит ей!

– Да!.. Да! – отвечало несколько голосов. – Пусть поворожит!..

Венера дрожала всем телом.

– Молох, – начала горбунья, – скажи ей, через сколько дней она будет качаться на веревке, высунув язык…

– А она даст тебе за труды кусочек своей веревки… Это принесет тебе счастье…

– Пока еще тебе дадут целую и совсем новую веревку…

– Веревку Молох! – возразила горбунья. – Что это вы?

– А то как же?

– Веревку? Вы хотите сказать, костер! Ворожей не вешают, а жгут!

– Правда!.. Правда!

– На костер Молох!.. На виселицу красавицу! – подхватили заключенные хором.

Высокая и худощавая женщина, которую называли Молох и ворожеей, сделала два шага вперед, нахмурила брови, взглянула с угрожающим видом на окружавших ее женщин и протянула руку. Колдовство внушало в ту эпоху такой сильный ужас, что все заключенные, опасаясь какой-нибудь порчи, отступили и замолчали. Молох хотела заговорить, но в это время четыре тюремщика вошли в залу. Настал час разводить заключенных по камерам, где они ночевали вместе по двое и по трое.

До этого дня Молох была одна. Венере, как прибывшей последней, было назначено разделять ее камеру. Мысль остаться одной, в глубокой темноте, с этим ужасным существом показалась молодой девушке во сто раз хуже смерти. Она просила, чтобы ее отвели в любую темницу, плакала, умоляла, но все было напрасно. Ей отвечали грубо и с насмешливым хохотом заперли вместе с ворожеей.

X. Побег

Глубокая темнота царствовала в тюрьме, в которую заперли ворожею и Венеру. Молодая девушка, трепеща от ужаса, как будто бы находилась в клетке с каким-нибудь лютым зверем, прижалась в угол.

Прошел час. В тюрьме не было слышно ничего, кроме биения сердца Венеры и отрывистого дыхания Молох. Вдруг Венера вздрогнула. Бледный свет, блеск которого увеличивался с каждой секундой, засиял из угла, противоположного тому, в котором приютилась Венера. Скоро вся камера ярко осветилась, Венера от удивления не могла выговорить ни слова. Чему, в самом деле, приписать то, что она видела, если не волшебной силе ворожеи и ее адским заклинаниям? Однако Молох просто-напросто зажгла небольшую медную лампу, добыв огня из какого-то неизвестного вещества. Потом она поставила эту лампу на сырой камень, выдавшийся из стены.

Взглянув на бледную Венеру, Молох увидела, как она испугана. Сострадание, видимо, овладело ее сердцем, потому что она сказала:

– Разве вы боитесь меня?

– О! Да… – пролепетала Венера. – Очень боюсь.

– Отчего?

– Сама не знаю. Но эти женщины говорили… Сейчас… – Венера остановилась.

Молох окончила:

– Эти женщины называют меня ворожеей; и это вас пугает?

– Признаюсь…

– Ну! Не бойтесь же ничего… Ворожея я или нет, но я не желаю вам никакого зла и, может быть, еще смогу сделать вам много добра.

Венера взглянула на Молох с удивлением.

– Какое добро можете вы сделать мне? – спросила она. – В том положении, в каком я нахожусь, мне нельзя ждать помощи ни от кого… И не на что надеяться…

– Откуда знать?

Венера не отвечала. Молох продолжала:

– Доверьтесь мне.

– Как я могу доверять незнакомой женщине… которую встречаю в таком месте…

– Вы хотите сказать – в тюрьме?

– Да.

– Но ведь и вы сами здесь?

– Это правда.

– Во всяком случае, чем вы рискуете?

– Это опять-таки правда…

– Кстати, мне легко доказать вам, что я имею право на ваше доверие…

– Каким образом?

– Дайте мне вашу руку.

– Зачем?

– Затем, чтобы, говоря о прошлом, показать вам, что ни настоящее, ни будущее не имеют для меня тайн.

Венера колебалась, однако после минутного размышления протянула старухе свою руку. Молох схватила эту белую исхудавшую руку и долго-долго смотрела на линии, начертанные на ней.

– Вы уже много страдали, – сказала она наконец. – Я это вижу.

– Много! – прошептала Венера.

– Звезда, под которой вы явились на свет, несчастна. В час вашего рождения была пролита кровь…

Венера сделала движение ужаса.

– Разве вы этого не знали? – спросила старуха.

– Нет.

– Я вижу в вашей жизни много пролитой крови.

Бледность Венеры увеличилась. Молох продолжала:

– В детстве вы были невольной и невинной сообщницей убийства. Вызовите самые отдаленные ваши воспоминания… Правда ли это?

– Правда, – пролепетала Венера.

– С тех пор в одну гибельную ночь рука ваша пролила потоки крови, но это было справедливостью, а не преступлением… Правда ли это опять? Вы убили, но вы не виновны в этом убийстве?

– Вы это видите? – вскричала Венера.

– Для меня это так же ясно, как солнечные лучи.

– Но если так, то меня, верно, оправдают? Не правда ли? Не правда?

– Нет.

– Стало быть, я буду осуждена?

– Вы уже осуждены.

– Осуждена! – повторила Венера.

– Да, и приговорены к смерти.

– О! Боже мой!

Венера с отчаянием начала ломать руки и судорожно рыдать.

– Стало быть, я погибла? – продолжала она.

– Нет.

– Кто же спасет меня?

– Я.

После того, что сказала ей старуха, Венера не имела права сомневаться в справедливости ее слов. Она несколько успокоилась, но все еще была в ужасе от страшных слов старухи. Та поняла волнение девушки.

– Спите, – сказала она только, – и постарайтесь собраться с силами, потому что скоро они вам понадобятся…

Молох погасила лампу, и во всю ночь темнота и безмолвие царствовали в тюрьме.

На другой день, как обычно, Молох и Венеру отвели в общую залу. Как и накануне, они обе были осыпаны грубыми насмешками и гнусными шутками других заключенных. Только за несколько секунд до той минуты, в которую тюремщики должны были прийти и развести заключенных по их тюрьмам, Молох шепнула Венере:

– Сейчас же, как только я произнесу эти слова: «Ночь, которая начинается, будет длинна…» и так далее – закройте носовым платком свое лицо и не дышите, даже рискуя задохнуться.

– Я сделаю так, как вы хотите.

– Хорошо.

Тюремщики вошли, взяли заключенных и повели их в камеры. Дойдя до конца подземной галереи и в ту минуту, когда тюремщик уже вкладывал ключ в замок, Молох ясно произнесла:

– Ночь, которая начинается, будет длинна.

В то же время она поднесла к лицу тюремщика ящичек, из которого выходил чрезвычайно тонкий и сильный запах. Венера тотчас закрыла носовым платком ноздри и рот и старалась не дышать.

Тюремщик глубоко вздохнул, протянул руки, зашатался, как пьяный, и упал. Молох наклонилась к нему, сняла с пояса связку ключей, потом схватила Венеру за руку и шепнула ей:

– Пойдемте!.. Пойдемте!..

Венера машинально повиновалась. Через несколько шагов старуха прибавила:

– Теперь вы можете отнять ваш платок и дышать… Опасности более нет.

– Ах! – прошептала Венера. – Вы меня обманули!..

– В чем?

– Вы мне клялись, что преступления не будет!.. А человек этот умер!

– Нет.

Венера обернулась и взглянула на тело, распростертое на земле.

– Однако… – начала она.

– Он не умер, – перебила старуха, – и даже не болен. Он только лишился чувств, вот и все. Но молчите и идите. Идите скорее…