Текст книги "Пластическая хирургия с изнанки. Медицинский роман-откровение"

Два года ординатуры пролетели как одно мгновение, из нее я вышла готовым хирургом. Кстати, обучал он меня не потому, что увидел во мне какой-то талант к хирургии, как я, наивная, полагала, а на спор с кафедральными сотрудниками, которые утверждали, что из меня не будет никакого толку. Хорошо, что я узнала об этом, только когда мы с ним танцевали белый танец в день моего выпуска из ординатуры.

За окном начинало светать, на горизонте появились первые лучи восходящего солнца, возвращая меня к реальности.

04:31. «Надо хотя бы немного поспать, завтра две операции», – заговорила во мне ответственность хирурга.

Мельком взглянув на свою страничку в «Инстаграме», я снова увидела комментарий про операции популярным личностям. Да, меня часто спрашивают, почему я не оперирую звезд шоу-бизнеса. Ну, во-первых, то, что в моем «Инстаграме» нет фотографий с известными людьми, не означает, что они у меня не оперируются. Среди моих пациентов немало известных людей, но если я вдруг встречаюсь с ними на каких-либо мероприятиях, то никогда не подхожу и не обнаруживаю наше знакомство. Поскольку в какой-то степени дружба с пластическим хирургом дискредитирует человека, как бы негласно указывая на его несовершенство.

Во-вторых, афиширование эстетических операций в соцсетях, да еще и в обнимку с пластическим хирургом, как правило, говорит о том, что операция выполнялась с большой скидкой или бесплатно. Я на такое сотрудничество не соглашаюсь. Это обесценивает в глазах любого пациента работу врача, результат не ценится и не бережется, как если бы за него были заплачены свои кровные.

И в-третьих, звезды шоу-бизнеса, как правило, идут оперироваться к тому, кого они знают, с кем «тусуются». Не секрет, что одним из методов рекламы является посещение различных открытых и закрытых развлекательных мероприятий, где люди заводят деловые контакты. Врачи не исключение: есть те, кто пиарится таким способом. Почему бы и нет. Только делать это надо регулярно, чтобы примелькаться и стать своим. Я несколько раз посещала такие закрытые мероприятия – моя приятельница устраивает чудесные тематические вечеринки. Невероятно познавательно: изумруды, меха, часы, вина… Это неполный список тех тем, которым были посвящены эти встречи. Но! Подобные мероприятия начинаются часов в 9 вечера, как раз после работы, и продолжаются порой до двух часов ночи. И если пообщаться с интересными людьми после семи часов работы в операционной я еще способна, то восстановиться за оставшиеся 4 часа сна и на следующий день быть работоспособной – проблематично. Вывод: активно оперирующий хирург не может регулярно тусоваться по ночам. Как следствие, в шоу-бизнесе просто не знают об этих хирургах.

– Все, спать, Ксюша, спать! – произнесла я вслух, окончательно вернувшись в реальность из мира воспоминаний, и направилась в спальню.

Хорошая вещь шторы black-out – несмотря на пробуждающийся рассвет, в спальне все еще царила ночь.

Глава 2
Телепортация, или Будни рядового пластического хирурга

6:30. Из мобильного раздались первые звуки будильника. Они накатывали легкими волнами, постепенно становясь громче, мягко пробуждая.

Выспалась ли я? Вполне. Уж не знаю, с чем это связано, но даже сутки, проведенные без сна, не снижают мою работоспособность, а тут всего пара часов. Вероятно, закалила ночная работа медсестрой в ожоговом отделении и суточные врачебные дежурства. Через щели между шторами ярко светит солнце, обещая погожий день. Надеюсь, синоптики ошиблись в своих прогнозах на дождь и похолодание.

Сев в кровати, я покрутила головой в стороны, чтобы размять шею, интенсивно помассировала уши, чтобы встряхнуть организм ото сна и, переплетя пальцы рук, минуту растирала их друг о друга для всеобщего тонуса.

Нет, я не делаю зарядку в обычном понимании этого слова. Никаких приседаний, отжиманий и бёрпи, но уже много лет мое утро начинается с упражнения «пять тибетцев». Мне этого достаточно.

Потом душ, обязательно горячий, буквально обжигающий, из которого выходишь как розовый поросеночек. Из всех косметических средств в мою жизнь прочно вошла только массажная щетка для тела. Это просто отличная штука!

Никаких предпочтений по маслам, гелям, кремам в уходе за телом у меня нет, мажусь тем, что есть под рукой, поскольку свято верю, что состояние кожи зависит только от нашего питания и образа жизни.

Могу и оливковым маслом намазаться, если очень надо. Хотя нет, не могу. На дух не выношу его запах с детства.

Так, теперь лицо. Все ж таки «не шешнадцать», пора начать как-то ухаживать, наверно. Ладно, подумаю об этом завтра, а пока мицеллярная вода, тоник – и хватит с него, 40 лет терпело и сутки еще проведет без спецухода на улитках, жемчужной пудре или плаценте. Пациенты часто интересуются, как я ухаживаю за своим лицом, какие гели ввожу, какие процедуры прохожу для поддержания молодости и красоты. Особо смелые хотят знать, какие пластические операции я себе делала.

Скажу сразу, в чудодейственность косметики я особенно не верю. Конечно, есть более качественные профессиональные линейки кремов и сывороток, которые стоят как крыло от «Боинга», но думать, что они уберегут лицо от старения как минимум наивно. В моей косметичке постоянно живут только увлажняющая эмульсия La Roche-Posay, японские салфетки для снятия макияжа, крем для губ La Mer с ментолом и крем для рук «Бархатные ручки» с маслом карите. Последний – мой фаворит. Он проник всюду: на прикроватную тумбочку, в ванную комнату, на кухню, в бардачок машины, на рабочий стол.

Современным женщинам неимоверно повезло! Мы живем в век ботулотоксина и гиалуроновой кислоты. Уверена, что если врач-косметолог хорошо владеет этими двумя инструментами, отбоя от пациентов у него не будет. Почему? Да потому что эти два вещества решают основные проблемы старения: ботулотоксин снимает гипертонус мимических мышц, который ведет к появлению морщин, а гиалуроновая кислота восполняет в тканях объем потерянной с возрастном влаги. Причем на нашем рынке представлены ботулотоксины, так сказать, помягче и пожестче, что позволяет корректировать как морщины на лбу вчерашних школьниц, так и у брутальных мужчин.

Гиалуроновая кислота тоже имеет множество форм. Это и гели различной плотности для коррекции морщин (и даже увеличения скул и подбородка), и жидкая форма для мезотерапии и ревитализации кожи.

Эти процедуры, по моему мнению, наиболее физиологичны, и именно на них я остановила свой выбор как пациент косметолога.

Ботулотоксин колю с 28 лет каждые 8–10 месяцев, благодаря этому морщин у меня немного, а вот мезотерапию делала всего один раз, эффект очень понравился, но я жуть как не люблю, когда в меня много раз колят иголками. Так что если вы легко это переносите, колите как можно чаще – кожа вам скажет спасибо!

Да! Но не забудьте перед тем, как пойти на прием к косметологу, бросить курить: глупость великая колоть мезотерапию, ухаживать за лицом и потом пачкой сигарет сводить все усилия к нулю. Кстати, вредна не только пачка сигарет, а сам факт поступления никотина в кровь, даже от одной-двух сигарет. Да и потом, для пластики лица в будущем это потребуется, так что бросайте курить прямо сейчас.

То же самое можно сказать про загар. Фотостарение – старение от солнца – является основной причиной старения кожи. Так что, защищайте свою кожу солнцезащитными кремами 50+, и будет вам счастье.

Что же еще я делаю со своим личиком? Из аппаратных уходовых процедур очень уважаю ультразвуковой пилинг кожи. Деликатный, но при этом эффективный. Он не выбивает вас из ритма жизни, его можно делать даже через 2–3 недели после пластической операции. Еще что? LPG! Ой, я просто фанат. Многие знают эту процедуру по телу, но мало кто делает ее по лицу, а на самом деле она мегаэффективна. Я знаю об этом аппарате со времен своей кандидатской: мы изучали его действие на ткани лица до и после операции. Эффект был поразительный. Так что как только нахожу время – делаю.

Вот, пожалуй, и все, что я применяю как пациент. Никогда не делала пилинги и шлифовки, хотя вещь отличная при наличии показаний. Но у меня никогда не было проблем с кожей, даже в подростковом возрасте, так что я иду по облегченной программе.

Хочу кофе!

О ночной вахте напоминала только одиноко стоящая на столе пустая чашка с двумя подсохшими пакетиками ромашки. Отправив их в мусорное ведро, а чашку в посудомойку, я включила чайник. Он подсветился голубым светом и уютно загудел.

Еще года три назад, когда я худела с 48-го до 44‐го размера, у меня в привычку вошло взвешивать пищу. Вот и сейчас, достав из холодильника сыр Dorblu, я положила его на миниатюрные плоские весы, стоящие на подоконнике, и отрезала 40 граммов. Одно яйцо, полстакана молока, соль на кончике ножа. Все взбить. В силиконовую форму кубиками нарезала Dorblu, залила его яично-молочной смесью и, закрыв крышкой, отправила в духовку – будет омлет.

А ведь кофе я не люблю. Пью его в основном по необходимости, так как являюсь гипотоником, а иногда просто необходимо взбодриться. Но даже в эти моменты предпочитаю скорее кофейный напиток, типа латте, нежели эспрессо. Поэтому дома у меня нет навороченной кофемашины, нет пакетов с эксклюзивными кофейными зернами и даже нет молотого кофе. Не пользуюсь туркой, как бы она уютно ни смотрелась на плите, и не имею френч-пресса. Я пью растворимый кофе. Да, по-простому, но это так. Выбираю, конечно, дорогие марки, но, думаю, хрен редьки не слаще.

Две чайные ложки кофейного чего-то упали на дно любимой чашки, наполовину были заварены крутым кипятком и залиты молоком до края.

И куда же утром без сладенького. Летом это только ягоды, много, очень много ягод. Сегодня это малина.

А вы знаете, что малина – это природный аспирин? В ней содержится большое количество ацетилсалициловой кислоты, именно поэтому ее рекомендуют при простуде, даже язвенникам можно.

Заправившись полезным завтраком, я направилась в гардеробную. Говорят, что женщина получает энергию от Земли и для этого должна носить длинные юбки и платья, что делает ее более привлекательной. Я в это не верю, но платьев и юбок в моем гардеробе действительно много. В современном мире феминизма и толерантности немного женственности не помешает. Выбираю сарафан в пол нежно-салатового цвета с крупными цветами и легкие босоножки.

07:41. Выскакиваю за дверь.

– Доброе утро, – поприветствовала я охранника и улыбнулась.

– Доброе утро, Ксения, – отозвался он.

Удивительные в нашем доме охранники: всегда вежливы, приветливы и никогда не спят, не едят и не отлучаются по нужде. Идеальные сотрудники!

Лифт привез меня в паркинг. Среди многочисленных иномарок преимущественно черного цвета моя «снежинка» сразу привлекает внимание.

Сажусь в салон, сиденье и руль сразу оживают и подстраиваются под мой рост. Интеграция в машину произошла, теперь мы единое целое. Обожаю это чувство и легкость управления. Включаю аудиосистему – салон наполняется звуками французского шансона. Выезжаю из подземного паркинга, и сразу на телефон прилетают несколько сообщений от моей помощницы Екатерины: «Доброе утро, Ксения Евгеньевна. Наши вчерашние пациентки прекрасны и позитивны. Ждем Вас в 8:45, сегодня общеинститутское утреннее собрание. Помните? И еще, посмотрите фотографии этой пациентки: она с Камчатки, просит о дистанционной консультации. Хочет омолодить лицо, шею и веки».

Так, консультация потом. А сейчас я мчусь на работу и уже немного опаздываю. На навигаторе неизменный адрес: Ольховская, 27.

Ольховка… Как много в этом слове…

Я помню до сих пор этот день – 2 сентября 2002 года. Меня зачислили в штат одной из крупнейших и старейших московских клиник по пластической хирургии – Института пластической хирургии и косметологии на Ольховской улице, дом 27. Первое время я не могла поверить своему счастью, ходила по коридорам и лестницам клиники и думала: «Я проработаю здесь всю свою жизнь». Тогда я занимала должность научного сотрудника отделения пластической хирургии с окладом в три тысячи рублей.

Владимир Алексеевич взял без опыта, без практики, прямо сразу по окончании ординатуры. И с этого дня я с головой окунулась в мир пластической хирургии. Это была невероятная школа! Всегда благодарю судьбу за то, что мне удалось получить такое сильное базовое образование. Далеко не каждый пластический хирург в нашей стране может этим похвастаться.

Это было не просто обучение, это была перезагрузка, пропитка пластической хирургией: от умения смотреть и мыслить как пластический хирург, до обучения бережной работе с тканями. И пускай конкуренты тогда обвиняли нас, хирургов «Ольховки», в применении устаревших техник, но далеко не всегда новое лучше проверенного временем.

В клинике трудилось около 20 пластических хирургов, 16 из них были женщины. У каждого из них был свой почерк в работе, стиль оперирования, способ общения с пациентами и вполне узнаваемые результаты. Около восьми лет я была в статусе «самой младшенькой в семье». Меня все любили (или мне так казалось): делились опытом, позволяли присутствовать на консультациях, ассистировать на операциях, совместно вести пациентов. В ординатуре мне «поставили руки», а здесь из меня воспитали пластического хирурга. Но пахать приходилось за троих.

Через полгода я стала оперировать сама, но под чутким контролем старших товарищей, и так продолжалось несколько лет. Всегда был тот, кто мог вовремя остановить твою руку.

Помню свою первую пациентку, которой я сама выполнила фейслифтинг. Это была женщина лет 55, стоматолог. Я выслушала ее жалобы на изменившийся овал лица, появившиеся «бульдожьи щечки» и второй подбородок и сказала с деловым видом:

– Елена Борисовна, у вас есть показания для проведения пластики лица и шеи.

– Доктор, я согласна с вашими рекомендациями и хочу прооперироваться через две недели, – ответила пациентка. – Давайте назначим дату операции.

– Двенадцатого февраля вам удобно? – предложила я, заглянув в свое расписание.

– Да, вполне, – спокойно ответила пациентка, а мое сердце бешено забилось от радости: «Неужели я наконец-то сама сделаю „круговую?!”»

Я так долго этого ждала: оперирование в секционном зале, полгода ежедневных ассистенций, километры ран, зашитых косметическим швом, сотни забинтованных лиц. Да, я уже была готова сделать это САМА! Но меня беспокоила лишь одна мысль: должен ли мой первый пациент знать о том, что он первый?

Я набрала в грудь воздуха:

– Елена Борисовна, я должна вас предупредить, что вы первая, кому я буду делать пластику лица, – выдохнула я и замерла. Казалось, что сердце колотится у меня в горле, во рту пересохло.

– Ничего, доктор. Вы ведь будете не одна в операционной, у вас наверняка будет опытный ассистент? – ответила спокойным голосом пациентка, и ни один мускул не дрогнул на ее лице.

– Конечно! – поспешила ответить я.

– Вот и славно. У меня тоже когда-то был первый пациент. Я в вас верю, – приободрила меня женщина.

Ох, как же важно каждому хирургу на своем пути встретить такого пациента!

Через две недели при участии Ильи, коллеги с 20‐летним стажем, я выполнила свой первый фейслифтинг. В конце операции, когда я закончила накладывать швы, пациентка начала просыпаться и спросила: «А почему у меня рот кривой?» О боги! В этот момент, когда я увидела, что ее нижнюю губу перекосило вправо, по спине пробежал мороз, мне захотелось умереть на месте, я уже не видела смысла накладывать повязку, ведь лицо испорчено… В этот момент операционная сестра вернула меня к реальности, вложив в руки бинт и сказав: «Бинтуйте, доктор, потом будете разбираться с губами». Дальше было все как в тумане: наложение повязки, перевод пациентки в палату, вытекающий из ее кривого рта борщ (как назло, ее разобрал сильный голод). Я сидела в ординаторской и вяло писала карту, когда туда вошла моя коллега Марина Генриховна и спросила, что у меня случилось. Я рассказала ей про первую операцию, про то, что, вроде бы, не могла повредить лицевой нерв, но у пациентки кривит рот, что меня это просто убивает.

– Так это, скорее всего, местная анестезия еще не отошла, – успокоила она. – Вот увидишь, через час губа начнет восстанавливаться.

– Странно, а почему об этом нигде не написано и никто об этом не рассказывает? – ответила я, радуясь забрезжившей надежде на хороший исход.

Потом мы пили чай и каждые полчаса вместе ходили в палату и контролировали динамику восстановления мимики у моей барышни. Это было бесценно!

И пускай пациентка была прооперирована мной не столь радикально, как я делаю это сейчас, но достаточно эффективно и без осложнений, что немаловажно для первой операции.

Таких ситуаций за 12 лет работы в Институте на Ольховской было множество: мы вместе с коллегами радовались клиническим победам, лечили пациентов с осложнениями, справлялись с конфликтными ситуациями. В нашей клинике была единая тактика ведения пациента. Никто и никогда не позволил бы себе дискредитировать коллегу в глазах пациента, даже если это был врач из другой клиники. Мы знали, что такое деонтология, и тщательно блюли «честь мундира».

Медицинская деонтология или медицинская этика – это совокупность нравственных норм поведения медицинских работников как по отношению к пациенту, так и по отношению к коллегам.

Конечно, не все было так радужно. Коллектив был большой, преимущественно женский, так что без зависти, сплетен и интриг не обошлось. Ну, а где их нет?

Помню, купили в Институт новенькую эндоскопическую стойку, чтобы лица подтягивать без больших разрезов, а через проколы. Первую операцию на ней довелось делать нашей бригаде. Волнение невероятное, бессонная ночь накануне, проведенная за книгами и пособием, сердце того и гляди выскочит, а у меня за спиной собралась толпа хирургов. Причем кто-то пришел из любопытства, кто-то помочь, если потребуется, а кто-то просто ждал моего провала. Это была обычная жизнь.

Лет через пять после прихода в Институт я вроде бы «прижилась», научилась обходить острые углы, говорить «нет», не вплетаться в интриги, не реагировать на слухи. Благодаря сарафанному радио количество пациентов стремительно росло, прибавлялся опыт, кипела работа над диссертацией.

Сейчас таких «школ» нет больше, потому что Учителя уходят. Уходят тихо, по очереди, оставляя лишь благодарных пациентов и воспоминания в душах учеников. Сегодня Институту на Ольховской улице уже 82 года, у него отреставрированное здание, новейшее оборудование и значительно помолодевший штат хирургов. Я горжусь, что работаю в своей alma mater.

Периодически ловлю себя на мысли, что сама перешла в разряд «старших товарищей» (не по возрасту, а по наличию хирургического и преподавательского опыта). Никогда не думала, что мне понравится педагогическая деятельность. Накопление моего личного клинического опыта было сложным и медленным, трудоемким и нередко дорогим, именно поэтому им так сложно делиться. Хочется сказать: «А ты попробуй сам, без интернетов и кадавер-курсов, без легкого доступа к операционному столу. Когда в Кремль попасть проще, чем в любую клинику пластической хирургии. Когда старший коллега буквально грудью ложится на пациента и закрывает от тебя операционное поле рукой. Попробуй в таких условиях стать хорошим пластическим хирургом».

Nil sine magno vita labore dedit mortalibus (лат.) – Жизнь ничего не дает без упорного труда.

В ординатуре по общей хирургии знания, можно сказать, в тебя вколачивали по принципу «не можешь – научим, не хочешь – заставим». Оно и понятно: у клинических кафедр общего медицинского профиля основная задача из сырого бывшего студента с дипломом за пару лет сформировать более узкого специалиста. В моем случае – хирурга, который сможет самостоятельно дежурить по ночам и выполнять набор базовых экстренных операций, типа аппендэктомии. Поэтому в ход шли все способы воспитания: и психологическое подавление, на слово «идиот» даже обижаться было как-то неудобно, и физическое воздействие. Знаете, как хорошо запоминается, что на кишечник нельзя накладывать кохер (зажим с зубцами)? Когда этим большим металлическим кохером тебе бьют по рукам. В прямом смысле, как котенку, указывают на кучку вне лотка. И по прошествии многих лет я не могу сказать, что это было неверное воспитание. Хотя я категорически против телесных наказаний, но синяк на руке в ответ на повреждение кишечника зажимом и удлинение операции на полчаса для того, чтобы ушить эти отверстия в кишке, – по-моему, вполне заслуженное наказание.

В пластической хирургии никому не выгодно растить себе конкурентов, поэтому каждый обучается сам, как может и где может. Стоит за спиной у опытного хирурга и просто смотрит, посещает многочисленные обучающие курсы и мастер-классы, изучает профессиональную литературу и отрабатывает методики в морге. И такое обучение стоит немалых денег. Я смогла себе позволить первый раз поехать на обучающий курс в Екатеринбург лишь пять лет спустя после начала работы в Институте. Почему? Арифметика проста: стоимость курса – 35 000 руб., билеты туда и обратно, хотя бы на поезд – 10 000 руб., номер в гостинице, хотя бы 3 звезды – 6000 руб., ну и питаться надо еще дня три. На все про все нужно 51 000 руб., а зарплата у меня была тогда тысяч десять-двенадцать… Книги стоят баснословных денег, одна, как ползарплаты.

Современным молодым хирургам повезло гораздо больше. Во-первых, появились кафедры пластической хирургии при медицинских вузах и клиническая ординатура по этой специальности. Наш Институт пластической хирургии является одной из тех баз, где молодые специалисты могут увидеть работу хирургов первого эшелона: профессоров, докторов и кандидатов медицинских наук, признанных экспертов в своей области. Они могут задавать вопросы опытным хирургам нон-стоп и рассчитывать на их плечо в операционной. Таких крупных центров пластической хирургии в нашей стране раз-два и обчелся.

Во-вторых, появился «Инстаграм» – очень удобный инструмент для молодого специалиста. Это у меня своя страничка появилась, когда я уже была опытным хирургом, а молодые да ранние более продвинуты. Они покупают домены под свои будущие сайты, заводят страницы в «Инстаграм» уже будучи студентами. Зачем? Что они там смогут постить? Да все что угодно: крутить в руках блестящие хирургические инструменты, мять имплантаты для груди и даже демонстрировать кусочки кожи с верхних век, отрезанные другим доктором. Таким образом, через восемь лет обучения в вузе у новоиспеченного пластического хирурга имеется вполне раскрученная страничка и сайт. Вуаля! Новая «звезда» медицины готова.

Раньше пациенты выбирали себе хирурга по рекомендациям друзей, а современные барышни ищут своего Пигмалиона по количеству подписчиков в «Инстаграме» и по хэштегам. Порой выбор не поддается никакой здравой логике: их привлекает звучный никнейм, черная хирургическая маска на лице хирурга и многочисленные фото с ошметками удаленных комков Биша на салфетке.

Поделюсь с вами информацией к размышлению, которая основана на моих собственных наблюдениях, такого вы точно не найдете в интернете.

Практически все молодые пластические хирурги начинают свою практику с пластики верхних век, увеличения груди и удаления комков Биша. Почему? Считают, что верхняя блефаропластика – самая простая операция, да и почти всем есть что отрезать на верхнем веке. Увеличение груди – это самая популярная пластическая операция во всем мире, так что пациенток, мечтающих об «упругой тройке», хватает всем. Ну а комки Биша – это вообще просто Клондайк для начинающего хирурга.

Только вдумайтесь: операция достаточно простая, выполняется под местной анестезией, требуется всего три хирургических инструмента и пара стерильных салфеток, не затратная – это вам не лицо подтянуть. А главное, что эти жировые комочки есть абсолютно у всех людей, это норма. В младенчестве они помогают ребенку в акте сосания, создавая вакуум в ротовой полости, а во взрослом возрасте являются якобы рудиментом, или попросту ненужными.

Так вот, какому-то очень предприимчивому пластическому хирургу пришла идея удалять комки Биша всем подряд. Для чего? С целью создать красивое западение тканей щеки под скулой и сделать лицо более структурным, как у Анджелины Джоли например. Однако никто не думает о том, что комок Биша, имея три отрога и занимая центральное положение в области щеки, является формообразующим, удерживающим ткани лица элементом. Действительно, на некоторых лицах частичное удаление этих жировых комочков дает такой эффект, но далеко не у всех.

А что происходит после их резекции? Рассмотрим несколько исходов: если лицо и без того худощавое, то после удаления комков Биша оно станет осунувшимся и изможденным, в центральных отделах щек при улыбке появятся складки и морщины, а это не добавляет молодости. Такие пациентки через некоторое время приходят на восполнение объема щечных областей с помощью рассасывающихся гелей или собственного жира, что совершенно не является стопроцентной заменой удаленных тканей.

Если удалить комки Биша барышне лет так после 35‐ти, когда уже начинают появляться первые признаки возрастного опущения тканей лица, то этот птоз в ближайшее время после операции усугубится. Это приводит пациенток или к косметологу на аппаратные лифтинговые процедуры и нити, или к пластическому хирургу на подтяжку лица.

Удаление комков Биша у худощавых пациенток после 35 лет нередко приводит к раннему птозу мягких тканей лица, формированию брылей и придает лицу изможденный вид.

Я сама крайне редко выполняю операцию по удалению комков Биша, и только в комплексе с фейслифтингом. Делаю я это для того, чтобы «облегчить» тяжелое круглое лицо пациентки при наличии избыточного количества жировой клетчатки.

Конечно, есть небольшая группа барышень, у которых эти жировые комочки контурируются на лице, словно они держат конфеты за щеками. И никакое похудение не позволит такой девушке избавиться от круглых щек. Вот именно для них существует эта операция. Но такие лица – большая редкость, и я не вижу поводов удалять такие важные анатомические структуры, как комки Биша, направо и налево. А у нас одно время был просто бум этой операции, словно «звезды» от пластической хирургии решили лишить комков Биша все женское население России.

Поэтому если вы видите, что хирург сделал имя на удалении комков Биша, не спешите рассчитывать на хороший результат блефаропластики или пластики лица в его руках.

Я сама была когда-то молодым пластическим хирургом. Пациенты, заходя ко мне на прием, спрашивали: «Это вы, что ли, доктор?» Я переживала, стала надевать каблуки и сильно краситься в приемные дни, мне казалось, что это делает меня старше. Сейчас многие молодые хирурги-мужчины отращивают бороду для солидности, ничего в этом мире не меняется. Конечно, сложно забыть, как тяжело шло «завоевание» пациентов, ведь буквально в соседнем кабинете принимали уверенные в себе опытные коллеги, и я на их фоне явно проигрывала. Но я относилась к этому философски. Когда пациентка, выслушав мою лекцию о пластике лица на приеме, шла делать это самое лицо к другому хирургу, конечно, было обидно, но «если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло». Значит, это не мой пациент. Эта мысль помогла мне не уйти из профессии в годы безденежья и просто перенаправить энергию на свое развитие и освоение новых методик.

08:40. Взбегаю по ступеням Института и сразу направляюсь в конференц-зал. Сегодня четверг, а значит, ближайшие 30 минут я проведу за прослушиванием отчетов заведующих отделениями и обсуждением различных организационных вопросов. Отличное время ответить на вопросы подписчиков в директе, пару недель не доходили у меня до него руки. Я села на последний ряд и открыла планшет.

Когда Институт открыл свои двери после масштабной реконструкции, мне предложили должность заведующего хирургическим отделением. Я отказалась наотрез. Административная работа совсем не по мне, я все еще не наигралась в хирургию, не устала от нее. Да и нет у меня настолько больших амбиций, чтобы я проводила на работе все свободное время и возглавляла мужской коллектив.

– Спасибо, конечно, за доверие, но нет, – ответила я на предложение генерального директора Института возглавить хирургическое отделение.

– Соглашайтесь, Ксения, помогите мне наладить хирургическую работу, – продолжал уговаривать он.

– Нет. Поверьте, в роли подчиненной я гораздо привлекательнее. Да и характер у меня тяжелый, – не поддавалась я.

Безусловно, я понимаю, что без тотального контроля за процессом и без вот таких регулярных собраний невозможно управление крупной клиникой, как наша, только мне эти посиделки не по душе. Но за работой в «Инстаграме» полчаса пролетели незаметно. Пришло время работать врачом.