Текст книги "Проклятые огнем"

Впрочем, эти несколько мгновений наступившей тишины дали наемнику время собраться с мыслями.

– Может, вы и меня не помните, госпожа?

Девушка осторожно поправила рубаху, сползшую с одного плеча:

– Я вижу вас в первый раз, господин ландскнехт… – перепуганно пробормотала она, отводя взгляд.

– И может, события последних десяти лет вам тоже неизвестны? – В голосе проклюнулись нежданные ядовитые нотки.

Селинт вздрогнула всем телом, подняла на него удивленные серые глаза:

– А… Что случилось за последние десять лет?

Мадельгер не понимал, действительно ли она ничего не помнит или только притворяется беспамятной… Но зачем ей все это?!

– О да, совсем ничего! Вы всего лишь лет пять назад были помощницей госпожи Аурунд!

– Я… Я не знаю такой… – растерянно пробормотала ведьма, бросив беспомощный взгляд на зарешеченное окно. И вдруг она замерла, не отрывая потрясенного взгляда от виднеющейся за окном крыши, горящей на солнце: – Разве сейчас не осень?! Какой сейчас год?!

Она явно переигрывала, но отказать себе в удовольствии сказать правду Мадельгер не мог.

– Сегодня шестнадцатое июня одна тысяча пятьсот шестого года от Пришествия Того, Кто Всегда Рядом. – Количеству яда в его голосе могла позавидовать королевская кобра.

– Этого не может быть! Не может! – Девушка перевела на него перепуганный взгляд. – Я… Адельмар… Адельмар считал мне! В тысяча пятьсот седьмом году мне должно будет исполниться тридцать! Я… Куда тогда пропали десять лет моей жизни?!

– Мне тоже интересно, – печально усмехнулся ландскнехт. – Тогда на всякий случай последний вопрос, может, и имя «Мадельгер» вам ничего не говорит, госпожа?

По телу Селинт прошла судорога… Девушка замерла, уставившись взглядом в пол… А когда она вскинула голову, на губах плясала улыбка, а в голубых глазах горел недобрый огонек:

– Ну что ты, Гери, я всегда тебя узнаю… – Мягкий певучий голос был настолько знаком, что порою снился в кошмарах.

Сердце упало в пятки.

Ту девчонку, что, хныча, называла его «господином ландскнехтом», Мадельгер не знал, но эта Селинт… О, эта Селинт была ему знакома. Хотя, честно говоря, он предпочел бы не знать ее вовсе.

Мужчина боялся ее. Безумно боялся и не постеснялся бы признаться в этом. Страх, зарождаясь в груди, отзывался знакомым огненным комком в солнечном сплетении, и от этого становилось только хуже. Ландскнехт отступил на шаг и уперся спиною в стену…

Ведьма хохотнула и, встав, сделала шаг вперед. Теперь она совершенно не стеснялась того, что рубаха чуть сползла, обнажив пухлое плечико.

– Ну что же ты, Гери? Мы не виделись уже очень давно, а ты убегаешь…

Еще пара шагов, и она пересечет линии пентаграммы – как бы силен ни был маг воды, его колдовство вряд ли сможет удержать первую ученицу Аурунд Великой… Еще пара ударов сердца, и… И что будет тогда? Действует ли ее магия на расстоянии, или Селинт надо прикоснуться к тебе ладонью?! Он так и не узнал этого пять лет назад…

Сердце колотилось где-то в горле.

Шаг.

Второй.

Сейчас она переступит синеватые линии…

Девушку отшвырнуло внутрь, в самый центр пентаграммы. Отбросило так, словно она бежала вперед и столкнулась с чем-то настолько упругим, что пересилило всякий ее рывок. Селинт упала, попыталась встать… Но саламандра, вселившаяся в нее, уже проснулась.

Тело изогнулось дугой. С губ ведьмы сорвался дикий крик боли. Теперь пола девушка касалась лишь пятками и затылком…

Мадельгер медленно отступил от стены. Эти припадки он со вчерашнего дня уже видел несколько раз, а потому знал, что жар, рвущийся из центра комнаты, не причинит ему никакого вреда. Страх медленно отступал, прячась в глубине души, скрываясь для того, чтобы позже опять поднять голову…

А огненный комок, застрявший в груди, и не думал пропадать.

И это было намного хуже.

* * *

Пять лет назад

Из окна веяло ночной прохладой, но особо это не спасало: в казарме вдобавок к жаре стоял застарелый запах пота. Да к тому же и простыни на койках не менялись, наверное, последние года три – клопы просто озверели, и Мадельгер понять не мог, как остальные ландскнехты умудряются заснуть…

Честно говоря, мужчина понятия не имел, были ли среди его напарников добровольцы, или все подписали договор так же, как и Оффенбах. Те ландскнехты, с которыми он пересекался во время службы, определенно носили ошейник. Но вглядываться в каждого – нет уж, увольте! А просто так выспрашивать у мужчины не было никакого настроения: он и раньше мало с кем дружил и общался, а уж теперь обстоятельства приема на службу и вовсе не располагали к открытости.

Не выдержав, мужчина встал с постели и, наспех одевшись, направился к выходу, стараясь ни обо что не споткнуться в темноте. Бледный свет луны едва проникал в комнату, и Мадельгер чудом добрался до двери, ни обо что не ударившись и никого не разбудив. Чуть слышный скрип, и ландскнехт выскользнул в коридор.

Тут дышалось чуть посвободнее, но темно было все так же: зажигать факелы или свечи было опасно – засмотришься на пляшущие языки пламени, и встреча с саламандрой тебе обеспечена, – а те несколько огненных магов, которые служили госпоже Аурунд, поговаривали, были настолько слабыми, что лишний раз лучше не пользоваться их способностями.

Выйдя на порог казармы, мужчина сел на ступеньки. С поста он сменился совсем недавно, спать хотелось безумно, но то, что ему уже вряд ли удастся в ближайшее время заснуть, разноглазый прекрасно понимал: клопы, жара… Хорошо, если к полуночи удастся задремать.

На стене мелькали огни – того, что стража заглядится на пламя, можно было не опасаться, а потому там факелы горели. Да и сам двор был хорошо освещен магическими шарами – тут уже на свет не скупились. Самих огненных магов, как, впрочем, и ледяного колдуна, управлявшего ошейниками, Оффенбах никогда не видел. Слышал о них некоторые упоминания, но не более того.

Как ни странно, но даже в тех нескольких битвах, что довелось поучаствовать Мадельгеру на стороне ведьмы, он не сталкивался ни с кем из колдунов – видно, их слишком берегли. А может, считалось, что схватки не особо опасные и компания ландскнехтов справится и без магической поддержки.

С того дня, как на шее разноглазого застегнулся ошейник из небесного металла, прошло уже более двух месяцев. Раза три он участвовал в подавлении мелких крестьянских бунтов. Еще раз нужно было отбить нападение фрисской армии. Из всех боев мужчина вышел без единого ранения. Хотя сейчас уже, в принципе, не знал, что бы он предпочел.

Тихие шаги, чуть слышный стук каблучков по камням и легкий смех:

– Иди, Винтар, я тебя догоню.

Мадельгер бросил короткий взгляд и поспешно вскочил, увидев, что к нему медленно идет та, что называлась Селинт, ученица и помощница Аурунд Великой. На девушке было длинное, расшитое жемчугом платье с квадратным вырезом и короткими, по локоть рукавами.

– Доброй ночи, госпожа. – Ему даже пришлось из вежливости слегка склонить голову.

За какие достоинства эта самая Селинт стала ученицей нынешней правительницы, ландскнехт понятия не имел, но подозревал, что просто так ничего не происходит.

Девушка медленно приблизилась к нему, ласково улыбнулась:

– Почему ты не спишь, ландскнехт?

– Не хочется, госпожа.

– Бывает, – улыбнулась она. Медленно коснулась ладонью его щеки, повела кончиками пальцев вниз… И, как удивленная птичка, склонив голову набок, поменяла тему разговора: – Ошейник не жмет?

Это звучало издевкой. Скованный из небесного металла и зачарованный ледяной магией неизвестного колдуна, этот самый ошейник великолепно выполнял свою роль: однажды, всего на миг задумавшись о том, что ведьма Аурунд находится на расстоянии клинка, Мадельгер уже через мгновение рухнул на землю, хватая ртом воздух. Ведьма, проходившая мимо, бросила на него короткий взгляд, чуть усмехнулась и пошла дальше.

– Вашими молитвами, госпожа. – Мужчина приложил все усилия, чтобы голос звучал почтительно.

Селинт усмехнулась, все так же медленно повела ладонью по его плечу, опустила руку чуть ниже, мягко перехватила правое запястье…

– А что это у тебя на руке, ландскнехт?

– Простите, госпожа?

Девица осторожно подняла его руку и ткнула пальцем в синие линии на запястье:

– Что это? Я видела такое же у Винтара.

Кто такой этот Винтар, Мадельгер понятия не имел – возможно, такой же пленник. Но раздражения мужчина уже сдержать не смог:

– Может, пусть он вам и расскажет, госпожа?!

Селинт хмыкнула и опять резко поменяла тему разговора:

– Знаешь, чем талант отличается от дара?

Разноглазый окончательно потерял нить беседы:

– Простите? – Он искренне пытался удержаться на грани вежливости.

– Дар. И талант. Магические, – ласково пояснила она, водя пальцем по его запястью. – И дар, и талант проявляются при рождении. Но дар – он однобок. Он и не волшебен по большей части. – Палец дошел до крошечного старого шрама, оставшегося на ладони еще с детства, задолго до побега из храмового училища. – Человек, обладающий даром, не развивает его и развить не может по определению. Например, здесь есть травник. Казалось бы, травами может врачевать каждый. Но этот мальчишка способен, не зная о лечении ничего, точно сказать, какая трава от чего поможет именно этому человеку именно в этот момент. Какой-то дар есть и у тебя, иначе госпожа Аурунд не оставила бы тебя в живых… – Ноготок скользнул по шраму и двинулся в обратную сторону. – А есть таланты. Это магия в чистом виде. Талант развивается и изменяется. Маг воды может открыть со временем способность управлять льдом и паром. А я… когда-то давно я считала, что могу только врачевать. – Руку защипало от резкой боли, но Мадельгер не проронил ни звука. – Встреча с госпожой Аурунд открыла мне глаза. – Шрам, старый шрам, оставленный после неловкого обращения с ножом, покрылся коркой струпа, потом края раны начали расходиться, показалась кровь. – Это мой дар, ландскнехт. А это ведь не единственная рана на твоем теле? Что будет, если они все сейчас раскроются?.. – Девушка ласково прижала ранку пальцем, а когда убрала руку, там оставался лишь старый шрам. – Так что это у тебя на руке, ландскнехт?

Сердце колотилось где-то в горле.

– Это знак Единого, – с трудом выдавил мужчина.

– Это я знаю, – вновь улыбнулась она. – Зачем он тебе?

– Его ставят на границе с Дертонгом.

– Зачем? – В голосе появились требовательные нотки.

– При пересечении границы. – Во рту пересохло, и приходилось говорить коротко. – У нас саламандр изгоняют монахи. В Дертонге их нет. При пересечении границы тебе ставят этот знак. Если в теле есть саламандра, она им изгоняется. Если нет – просто никогда больше не сможет зайти в это тело.

– То есть, ты можешь без страха смотреть на огонь?

– Вероятно, – неохотно выдавил он.

– И ты был в Дертонге.

– Я не помню. Я был тогда ребенком, госпожа.

– Понимаю, – вздохнула она. – Как, говоришь, тебя зовут, ландскнехт?

– Мадельгер, госпожа.

Девушка ласково коснулась губами его щеки:

– Я буду звать тебя Гери.

А затем, нежно пригладив кончиками пальцев растрепанные волосы разноглазого, скрылась в тенях, царящих меж мерцанием магических огней. А ландскнехт так и остался стоять, глядя ей вслед и чувствуя, как медленно истаивает то поганое чувство паники, что залило душу от медоточивой речи Селинт. До конца оно так и не ушло – огненный комок, застрявший где-то под грудиной, и не думал рассеиваться.

Какой у него был дар, Мадельгер прекрасно знал и без ведьмы. Пламя. Сколько он себя помнил, пламя никогда не причиняло ему вреда. В детстве он на спор тушил пальцами зажигаемые тайком, чтоб родители не увидели, лучины. Позже, в храмовом училище, вызывая восхищенные вздохи других послушников, спокойно держал руку – ту самую, отмеченную знаком Единого, – в огне факела. Кто-то язвил, что именно печать дает такие способности, но когда однажды брат Гайлульф, любящий рассказать, как он лет двадцать назад ездил в Дертонг, и показать каждому желающему отметину на запястье, обжегся крошечной искрой, вылетевшей из не прикрытого слугами камина, эти разговоры затихли.

Ведьма сказала, что он жив только из-за дара. Неужели правда? Да нет, это глупость, в самом деле, попробуй набери компанию ландскнехтов, обладающих магическим талантом. Пусть даже, как сказала Селинт, талантом неразвитым и мало подходящим под определение колдовства.

Вероятней всего, у части наемников действительно есть волшебный дар, а остальные набраны просто так. Главное, чтоб служили хорошо и не задавали лишних вопросов.

Но почему ее так заинтересовал Знак? Мужчина закатал рукав и вгляделся в тонкие линии, нарисованные на запястье. Знак как Знак. Спираль, перечеркнутая короткой линией, соединяющей начало и конец. Самый обычный Знак Единого. Тут и думать не о чем.

Страх ушел, сменившись злобой.

На себя, идиота, испугавшегося какой-то ведьмы. И ведь участвовал уже в стольких боях. Видел смерть лицом к лицу. Убивал и был много раз ранен. Ранен так, что порой думал, что не выживет. И испугался. Чего? Какой-то девчонки!

На Селинт. Се – Линт. Имя привычно расчленилось на составные части. Се – Линт. Нижнефрисское сочетание. Морская змея. Как раз подходящее для этой девчонки имечко. Гадюка подколодная. Речь ласковая, нежная. А сердце от ее слов заходится как бешеное, пропуская удар за ударом. И пальцы. Тонкие, длинные, непривычные к тяжелой работе. Дворянка? Хотя, может, и в деревне жила, только трудом не занималась, травничала например.

Да какая, к Тому, Кто Рядом, разница, чем она там занималась?! Ужин господам готовила или коровам хвост вертела?! Какая разница?! Намного хуже, что та жгучая ненависть, что заменила страх, с каждым мигом разгорается все сильнее, душит, отзывается, кажется, даже пульсацией знака Единого на запястье, жжет изнутри, не получая никакого выхода!

Мужчина от злости со всей дури ударил кулаком по двери. Та распахнулась внутрь, и Мадельгер шагнул в темноту коридора. Шагнул, не заметив, что на темном дереве остался опаленный отпечаток его кулака…

* * *

Работать мажордомом – значит знать обо всем, что творится в замке. Всего десять лет назад Лундер был крохотным городком, где располагался небольшой охотничий замок лорд-манора. Этому самому замку даже имени самостоятельного не дали, называли по имени близ расположенного поселения – Лундером. Все изменилось, когда власть захватила ведьма. Изначально она поселилась в Бирикенском дворце – Бруне, там же, где до этого жил старый лорд-манор.

Когда все кончилось, оставаться в Бирикене Адельмар не мог. Слишком уж свежи были воспоминания… Столицей стал Лундер.

За прошедшие пять лет замок превратился в настоящую крепость – именно такую, в которой и должен жить правитель манорства. А раз так, ей был положен мажордом…

Но знал бы кто, сколько у него хлопот! За день Бертвальд приседал отдохнуть хорошо если на пару минут. Он вставал задолго до рассвета и отправлялся спать запоздно. Нужно было проследить за всем и вся. Проконтролировать, все ли в порядке на кухне, проверить работу лакеев, горничных и слуг, проследить за рабочими, начавшими чинить крышу хозяйственных построек…

Еще одной проблемой была Селинт. Не будешь же каждому объяснять, почему правитель так бережно относится к запертой в одной из комнат ведьме, так что к запертой в золотой клетке пленнице – крайне нервной пленнице, способной убить прикосновением руки, – не допускали вообще никого из слуг. Чуть проще стало, когда в девушку неизвестно как вселилась саламандра. Между припадками проходило слишком мало времени для того, чтоб ведьма смогла собраться с силами и вырваться на свободу, а потому можно было под контролем поручить, например, вынести те же самые угли из комнаты.

Впрочем, и без Селинт хлопот было достаточно.

Вот и сейчас, стоило мужчине решить, что у него есть несколько минут отдыха, как к нему подбежала молоденькая служанка – худенькая, простоволосая, в сером скромном платье:

– Господин мажордом, я… Там… Там в колодце воды почти нет… Я еле ведро набрала…

– Обратись к господину магу, – отмахнулся Бертвальд.

Служанка – Ратила Клее, наконец вспомнил мажордом ее имя – переступила с ноги на ногу и тихо смущенно всхлипнула:

– Я его бою-ю-юсь!

О том, что у одного из служащих лорд-манору людей есть магический дар, знало очень мало слуг – все-таки приказом Его Величества колдовство во Фриссии, после правления ведьмы, запрещено, – и Ратила относилась к таким. Надо сказать, что тех, кто знал об этом, отбирали не по каким-то определенным талантам, нет. Все дело было в том, что эти несколько человек были борнскими инородцами. В конце концов, в том лорд-манорстве, приграничном с Дертонгом, относились к магии спокойней, чем в отмеченной правлением ведьмы Ругее.

Девчонке было на вид лет пятнадцать. Бертвальд вздохнул. В ее возрасте он тоже боялся…

– Хорошо. – Мужчина провел ладонью по волосам, приглаживая непослушные пряди. – Я ему сообщу.

Ратила расцвела в радостной улыбке и, неуклюже поклонившись, умчалась прочь. Для нее самое сложное уже закончилось. А вот для мажордома только начиналось.

Водяного мага мажордом нашел на конюшне. Колдун, сотворив из воздуха огромный, размером с голову младенца, водяной шар, поил своего коня. Ухаживать за вороным Угольком мужчина не доверял никому – то ли боялся, что не доследят, то ли опасался, что потравят, – хотя вряд ли бы кто решился сделать гадость, если не колдуну, так правителю точно.

Так что сейчас жеребец, привыкший к магическим штучкам, спокойно пил прямо из водяного пузыря, зависшего в золле[2]2
  Золл – мера длины, равная примерно 3 см.


[Закрыть] от ладони колдуна.

– Нужна ваша помощь, господин маг.

Спина колдуна напряглась.

– Что-то случилось?

Бертвальд постарался говорить как можно более спокойно.

– Колодец, кажется, заилился. Сможете проверить, что произошло, или лучше кого-нибудь спустить?

В светлых волосах водяного мага запутались соломинки. Но оборачиваться к собеседнику он не собирался. Как и прерывать свое занятие.

– Проверю, – медленно кивнул колдун.

Повисла пауза, и пришедший решил, что разговор окончен. Бертвальд уже собирался выйти из конюшни, когда его окликнули:

– И… Господин мажордом?

– Да?

– Я ведь уже сотню раз говорил вам, мы равны. Не стоит называть меня столь официально. Я не прошу, чтобы вы обращались по имени, но неужели так трудно хотя бы запомнить мою фамилию?

Голос Бертвальда был спокоен и деловит, но только Единый да Тот, Кто Всегда Рядом, знали, каких усилий ему это стоило.

– Я помню, господин Кенниг. Я прекрасно все помню.

* * *

Пять лет назад

Над Бруном разразилась гроза. Косые строчки дождя плясали по булыжной мостовой, а небо горстями раскидывало сухой горох грома и блистало молниями. Сидевшая неподалеку от ландскнехтской казармы мокрая черная кошка нахохлилась, но уходить из-под дождя почему-то не собиралась.

Винтар любил дождь. Сколько он себя помнил, ему нравилось ласковое прикосновение капель воды к коже, нравилось чувствовать дуновение свежего ветра. Да ему даже нравилось смотреть на небо, пытаясь угадать, с какой стороны вспыхнет молния.

Он и сегодня не смог отказать себе в удовольствии выйти под дождь. День близился к закату, гроза бушевала вовсю, а потому во внутреннем дворе замка практически никого не было. Магические шары пока не зажигались – слабенькие огненные колдуны берегли свои силы, – и Винтар мог спокойно пройтись под струями дождя, не опасаясь натолкнуться на проявление враждебной магии.

Одежда промокла практически мгновенно, в сапогах захлюпала вода, но Кенниг упрямо бродил по двору, ловя на себе удивленные взгляды редких слуг и запрокидывая голову навстречу обрушившемуся с небес водопаду. Мокрые длинные волосы, по привычке стянутые в хвост, липли к одежде, мужчина ловил капли дождя ртом и впервые за долгое время чувствовал разливавшееся в душе спокойствие.

Сколько он себя помнил, он любил дождь…

Стоп.

А сколько он себя помнил?

Ледяной маг замер статуей посреди двора. Струи дождя все так же обрушивались с небес, молнии сверкали, как и прежде, а вот умиротворение, только начавшее забираться в сердце, исчезло, словно и не было его. Вода все так же падала с небес, а то тихое счастье, что царило в душе всего несколько минут, исчезло, сменившись простым коротким вопросом.

Сколько он себя помнит?

Воспоминания, четкие, подробные, начинали сбоить, стоило только попытаться покопаться в своей душе. Винтар прекрасно помнил битву за Брун – тогда еще чудом остался жив мальчишка-травник, – мог рассказать в подробностях о любом принятии ландскнехтов на службу – еще бы, сам связал небесный металл ошейников с ледяной магией, замкнув все оковы в одно кольцо и запечатав клятвой на принадлежащей Аурунд черной книге. Правда, тогда толком не удалось отрегулировать качество заклятья, и теперь все завязано на жизнь правительницы Ругеи. Не приведи Единый, погибнет – лопнут все оковы, – но любая попытка вспомнить хоть что-нибудь о себе натыкалась на холодную стену беспамятства. Не было воспоминаний ни о детстве, ни о родителях, ни даже – пусть Тот, Кто Рядом, заберет эту дурную голову! – о родной сестре, которая сейчас, наверно, готовится отойти ко сну.

Винтар шагнул к донжону. Сестра. Аурунд. Что-то связано с ней. Что-то очень важное… Взять, например, пленника, пойманного около трех лет назад. Почему-то очень задело, как Аурунд проверяла его дар. Зацепилось за душу ледяными когтями и отказалось выпускать из цепкой хватки. Хотя, казалось бы, что тут запоминать – один из множества пойманных…

С этим парнем, назвавшимся сыном предыдущего правителя, что-то связано. Не зря же Аурунд уже три года держит его пленником. Был бы не нужен – давно б убила. Или просто – в ошейник и в рядовые ландскнехты.

Что-то с этим пленником было не так.

Винтар вздохнул, бросил последний взгляд на небо, затянутое тучами, и направился к темнице. Всякое проявление радости окончательно вымылось из души.

Свет почти не проникал в маленькое оконце камеры. За стенами бушевала непогода, но в крошечном помещении было душно – воздух почти не проникал внутрь, и когда тюремщик, звякая ключами, только отворил дверь, на Винтара пахнуло изнутри жарой, ароматами давно не стиранной одежды и прелой соломы. Разглядеть что бы то ни было безо всякого освещения было невозможно. Все, что увидел Кенниг, – это непонятные неподвижные тени в дальнем углу. И не поймешь, есть здесь кто или пленника давно перевели в другую камеру. В последний раз ледяной маг был здесь больше двух лет назад: захваченными занималась в основном Аурунд, и у Винтара не было никакой надобности спускаться сюда.

В ответ на вопросительный взгляд тюремщик услужливо закланялся:

– Здесь он, здесь. В полдень приволокли.

Приволокли?!

Впрочем, разглядеть что бы то ни было в царящем полумраке было невозможно.

– Свет, живо, – коротко скомандовал Винтар.

Тюремщик – как его там, Пранто Вайс, кажется, – замялся:

– Магов не дозовешься… А факелы в тюрьме… саламандры…

– Свет. Живо. – И хоть ледяной колдун и не думал повышать голос, но было в тоне, которым это сказано, что-то такое, от чего тюремщик мгновенно перестал спорить и притащил факел с огнивом. На слабый мерцающий огонь Вайс, впрочем, старался не смотреть, и когда Винтар вздохнул:

– Пошел вон. Понадобишься, позову, – счастливо убежал в темноту коридора, а ледяной маг, высоко подняв факел, шагнул в темницу.

В лицо пахнуло смрадом. Здесь было еще хуже, чем снаружи. К уже знакомой вони примешивались еще какие-то новые мерзкие запахи, но вычленять их Кенниг не решился.

Изначально, конечно, тюремщик был прав. Винтар-то мог позволить себе смотреть в огонь, не опасаясь, что его тело выберет саламандра, да и любой другой человек в здравом уме не будет любоваться на пламя, но что помешает обезумевшему пленнику заглядеться на пляшущие языки, чтобы впустить в себя огненного духа и, погибая, забрать к Тому, Кто Всегда Рядом, всех, кто оказался поблизости. Впрочем, выбора у брата госпожи Аурунд не было – без света он ничего не разглядит в камере.

Под каблуком что-то хрустнуло. Мужчина опустил взгляд: на слабо присыпанном соломой полу лежал, раздавленный при неловком шаге, обглоданный крысами скелет их товарки. Еще парочка этих мерзких ободранных тварей медленно подкрадывалась к неопрятной куче, лежавшей в углу. Короткий пас, и крысы стали крошечными ледяными памятниками самим себе, а маг, воткнув факел в щель между камнями, склонился над той самой кучей, что была их целью.

С первого взгляда он и не узнал того парня, которого вместе с Селинт три года назад привел к Аурунд. Обнаженный до пояса, юноша лежал неподвижно, грудь едва вздымалась – так что даже по дыханию нельзя было определить, жив ли он. По лицу расплылся огромный синяк, кожу покрывала сетка ран и царапин, а со спины переходил на грудь огромный ожог.

– Пранто! – рявкнул колдун.

Тюремщик мгновенно очутился рядом. Бросил короткий взгляд на неподвижное тело, не пошевелившееся даже после крика, и зачастил:

– Это не я! Я не виноват! Его от госпожи Аурунд таким принесли! Я его и пальцем не трогал!

– Травника сюда. Живо! – процедил Винтар, чувствуя, как разум заливает ледяная волна ярости.

– Ка-а-какого травника?!

– Шмидта этого проклятого! Живо!

Мальчишку нашли, уже когда за стенами замка окончательно стемнело. Вытащили, судя по всему, чуть ли не из постели, и сейчас он стоял, полураздетый, в одной рубахе да коротких штанах, переминаясь с ноги на ногу и глядя на колдуна, как кролик на удава.

Мальчишкой, впрочем, его можно было назвать с натяжкой. Двадцатилетний обалдуй, на голову выше Кеннига, он выглядел старше своих лет, но при этом до обморока боялся колдуна.

– Займись им. – Маг коротко мотнул головой в сторону неподвижного тела.

В зеленых глазах парня заплескался страх, смешанный с жалостью:

– Я… Я не умею… Я просто травник и…

Ярость, только начавшая притухать, вновь вскипела, сметая всяческие преграды, и Кенниг, вцепившись в ворот Бертвальду, прошипел ему в лицо:

– Подохнет, шкуру с тебя спущу. – И, отшвырнув мальчишку в сторону, рванулся к выходу из камеры.

Аурунд должна будет дать очень много ответов.

Ландскнехта-идиота, решившегося загородить собою дверь в опочивальню госпожи, отшвырнула в сторону мгновенно выросшая из пола ледяная колонна – Винтар был вне себя от ярости и церемониться с кем бы то ни было не собирался.

Когда он влетел в комнату, Аурунд уже готовилась отойти ко сну: хозяйка уже была в постели, а хрупкая большеглазая служанка как раз приоткрыла на мгновение металлические створки, закрывавшие топку камина от неосторожных взглядов, и втащила тяжелую грелку. Короткий взмах – и камин покрылся толстым слоем льда. Девушка испуганно вздрогнула и выронила грелку из рук. Та раскрылась, и на пол выкатились осыпанные инеем угли.

– Прочь! – коротко приказал маг.

Аурунд медленно села в постели:

– Что ты себе позволяешь, Винтар?!

Девушка прошмыгнула к выходу, не решившись стоять между ледяным магом и яростью его.

– Как это понимать? – выдохнул мужчина.

Ведьма отшвырнула в сторону одеяло, встала с кровати, по щиколотку утонув в глубоком ворсе ковра.

– Что именно? – На ней сейчас была только тонкая полупрозрачная сорочка до пола. Такая же, как и…

Как когда?

– Тот пленный. Который назвался Сьером. Он сейчас умирает. Зачем?!

Речь получилась сбивчивой, путаной, но Аурунд прекрасно поняла, о чем он говорит.

– Ты об этом наивном дурачке, которого ты притащил вместе с Селинт? Как его там… Адельмар?

Кенниг молчал, и женщина мелодично продолжила:

– Что именно тебе не нравится в моих действиях?

– Он сейчас умирает. Зачем тебе это?

– А в чем проблема? – нахмурилась она. – Это что, будет первый труп в Бруне?

Винтар и сам не мог объяснить, почему его так взбесило происходящее. Казалось бы, сам убивал много раз, даже тот же самый травник остался жив лишь потому, что Аурунд остановила его руку… Так почему?! Почему его так взбесил тот факт, что Сьер может сейчас умереть?

Может, потому, что одно дело увидеть смерть в бою и совсем другое – умереть под пытками?

– Зачем это тебе? Зачем тебе его смерть? – тихо спросил он.

Женщина только отмахнулась:

– Что за глупость? Мне просто не нужна его жизнь. Я… Я наконец выяснила, какой у него дар, и поняла, что он просто бесполезен.

– За три года?

Улыбка:

– Было очень сложно понять.

– И что же это за дар? – Он уже с трудом удерживался на тонкой грани спокойствия и ярости. Всего несколько мгновений, несколько секунд, и все будет как когда-то… Ледяные вихри снесут…

Стоп. Какие, к Тому, Кто Рядом, «ледяные вихри»?! «Когда-то» – это когда?! Ответов на незаданные вопросы не было. Приходилось внимательно слушать сестру.

– Его не берет оружие. Мечи. Стрелы. Но представляешь, – она хихикнула, – он совершенно беззащитен от всего остального. В том числе и от огненной магии.

– И ты это проверяла.

– Я это выясняла! – поправила его Аурунд. – На практике.

– И что теперь?

– Теперь я поняла, что он мне не нужен, – пожала плечами она. Сорочка чуть сползла, обнажив аппетитное плечико. – Мечом он толком не владеет, максимум – гусиным пером, так что его даже в ландскнехты не отправишь. Так зачем он мне нужен?.. Хотя… – По губам женщины скользнула плутовская усмешка. – Он ведь Сьер… – Она шагнула к брату. – Он из рода предыдущего правителя… Можно, конечно, задуматься о наследнике, – сладко мурлыкнула она, не отводя насмешливого взгляда от Винтара. – Но ты ведь будешь меня ревновать, правда, братишка? – Ведьма медленно повела ладонью по щеке мужчины, потянулась поцеловать его…

А он вдруг как наяву увидел.

Ночь. В распахнутое окно вплывает томный, сладкий запах вечерницы. Сверчки спорят с соловьями. В спальне темно, и лишь в соседней комнате горит одинокий огонек свечи. Но и этого света достаточно, чтоб увидеть силуэт, застывший на пороге. Женщина делает шаг вперед, становится на лежащую на полу шкуру медведя… Тонкие пальцы распутывают ленты шнуровки на груди… Еще один шаг, и она остается в полупрозрачной сорочке. Не скрывающей, кажется, ничего. Ладони мягко ложатся на его плечи, женщина всем телом тянется к нему… И он вдруг видит ее лицо. Лицо Аурунд…

Винтар шарахнулся от сестры, как от прокаженной. Видение, насмешливо махнув хвостом из воспоминаний, растаяло, словно и не было его. Ведьма замерла, чуть склонив голову набок:

– Что-то случилось?

Он смотрел на нее каким-то бешеным, безумным взглядом и никак не мог подобрать достойного ответа.

– Ну?

Винтар облизал пересохшие губы и хрипло обронил:

– Пошли к нему Селинт.

– Что? – не поняла ведьма.

– Пошли к нему Селинт, – чуть громче повторил он.

– Зачем? Он и сам подохнет, без ее помощи.

– Она умеет лечить.

И, не дожидаясь ответа, он выскочил из комнаты.

Сердце пропускало удары. Что это было?! Видение?! Грезы наяву? Сон? Или… Он сам боялся себе признаться, что больше всего это походило на воспоминания…