Электронная библиотека » Ксения Ладунка » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Три секунды до"


  • Текст добавлен: 27 февраля 2023, 13:56


Автор книги: Ксения Ладунка


Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

9

Просыпаюсь я в холодном поту и с вопросом, сложно ли достать в Амстердаме наркотики потяжелее. Одеяло прилипает к телу. На соседней половине кровати обнаруживается спящий Том, который так и не ушел к себе в комнату. Я пытаюсь подняться, но меня трясет, а ноги подгибаются, и я валюсь на пол. Зубы скрипят, а челюсть сводит так, что я начинаю скулить. Нет, нет, нет, опять это…

Сил, чтобы встать, не хватает.

– Том… – зову я, но ничего не получаю в ответ.

– Том! – вскрикиваю.

Он тут же подскакивает, еще не понимая, что происходит, смотрит на меня полузакрытыми глазами.

– А? Что? – бормочет он.

– Том, помоги… – процеживаю сквозь сжатые зубы.

Он сразу все понимает: спускается ко мне и помогает лечь обратно на кровать.

– Черт, черт, черт, – бормочу я, заламывая кисти рук. Том садится на край кровати, кадет ладонь мне на лоб. Я не могу лежать спокойно, дергаю ногами и выгибаю спину.

– Эй, успокойся! – Он прижимает меня к матрасу. – Тебе будет легче, если ты расслабишься.

Тело горит. Я бы начала кататься туда-обратно, если бы Том не держал меня. Воздух свистит, когда я втягиваю его сквозь сжатые зубы.

– Что за бред ты несешь! – вырывается из меня, пока я пытаюсь освободиться от его хватки. Безуспешно.

– Делай, как я сказал! – повышает он голос.

Я замираю. Не хочу, чтобы он на меня кричал… но как бы просто ни было говорить об этом, на самом деле расслабиться и правда невозможно. Все тело скручивает и ломает.

– К-как, – запинаюсь я, – м-мне больно…

– Давай я наберу тебе теплую ванную, – предлагает Том. – Мышцы расслабятся.

Его хватка ослабевает.

– Ладно, – кивая, говорю я, но потом протестую: – Господи, нет, нет, я не смогу… Том, просто дай мне что-нибудь, умоляю… или врежь мне, и я вырублюсь!

– Слушай, не наматывай сопли, ладно? От ломки не умирают!

– Умирают! Я читала в интернете!

Том отпускает меня и смотрит как на идиотку. От его вида я прихожу в ярость. Во мне просыпаются силы, чтобы моментально подскочить на ноги.

– Ты придурок! – взвизгиваю я и начинаю ходить из угла в угол. – Где твои таблетки?!

– Ты что, совсем охренела?! – рявкает Том и тут же оказывается рядом со мной. Хватает меня за руку и говорит:

– По-твоему, я теперь должен отпаивать тебя своими лекарствами?! – Он сжимает челюсти, глубоко вдыхает. – Я не дам тебе их не потому, что я конченый урод, понятно? А потому что ты не можешь выпить их и пойти дальше развлекаться, как прежде! От этих препаратов можно умереть. Я хочу тебе помочь, а не убить.

Я сглатываю. В ушах стоит такой шум, что я еле разбираю его слова. Но я понимаю. Остатками сознания я его понимаю. Киваю и чувствую, как пол под ногами растворяется, и я падаю назад. Том тянет меня на себя и подхватывает.

– Сделай что-нибудь, пожалуйста, – тихо шепчу я.

– Хорошо, хорошо, бельчонок, сейчас, – говорит он, снова укладывая меня на кровать.

* * *

У нас двухэтажная мансарда в готическом пятизвездочном отеле. В потолке над гостиной два огромных окна, в которые стучит дождь. Тут две комнаты: ту, что наверху, занял Том, а в той, что рядом с залом, поселилась я. Мы с Томом сидим на диванчике перед металлическим столиком, на котором нам привезли завтрак. Телевизор разговаривает на голландском. Том пьет черный кофе и курит сигарету, что взял у портье. Я ем яичницу.

Мне лучше. Правда, после косяка, который Том дал мне, стало лучше. Только не оставляет ощущение, что голова парит в воздухе отдельно от тела. Но это ерунда по сравнению с ломкой.

Мы молчим. Уже достаточно много времени. Том где-то в своих мыслях, и я не мешаю. Когда он резко приходит в себя, я вздрагиваю.

– Белинда… слушай, я все это знаю. Знаю, тебя сломали. Я понимаю. Во всем этом нет твоей вины.

Я сглатываю. Опускаю взгляд.

– Спасибо… – тихо говорю.

Он тушит сигарету в кружке с остатками кофе и ставит ее на стол.

– Но, малышка… тебе всего восемнадцать. Ты такая молодая… С зависимостью надо бороться, понимаешь?

– Том, я… – Пытаюсь собрать мысли в кучу, но получается плохо. – Я не хочу останавливаться… В моей груди огромная дыра, и только наркотики заполняют ее.

Он смотрит на меня с такой болью в глазах, что мне хочется плакать. Появляется нестерпимое желание оправдываться.

– Я понимаю, что так нельзя, знаю, что зарываю себя на дно, я все это понимаю, но не хочу больше жить в постоянном отчаянии…

Том упирается локтями в колени и трет рукой лоб. Говорит:

– Я прекрасно знаю, как хорошо там и как плохо здесь.

– Ну и почему тогда я должна выбирать эту реальность, то место, где я страдаю?! – возмущаюсь я. – Где всем на меня плевать и я совсем одна?!

– Тише, милая, тише! – Том придвигается вплотную ко мне и прижимает к груди. Говорит: – Мне на тебя не плевать, слышишь? Мне не плевать.

Я всхлипываю. Его слова так трогают, что я ничего не могу сказать.

Том прижимает меня к себе, нежно гладит по голове. Почти шепчет:

– Малышка… мне очень жаль.

В горле и голове отдается жуткая боль. Я изо всех сил справляюсь с желанием заплакать. Когда слезы немного отступают, отстраняюсь и смотрю на него. Спрашиваю:

– Ты когда-нибудь хотел умереть?

– Да, много раз. Однажды я чуть не сделал это.

– Не сделал что?

– Не наложил на себя руки.

Я качаю головой. Опускаюсь обратно ему на грудь и говорю:

– Можешь рассказать?

– Ты знаешь, что мой отец умер от рака? – Он заглядывает мне в лицо и гладит по плечу.

– Конечно.

Том смотрит куда-то вперед.

– Он умирал на протяжении очень долгих месяцев, и у него были адские боли… В какой-то момент уже ничего не помогало, никакие опиаты, наркотики, и он кричал, бился в агонии.

Том тяжело вздыхает. Потом продолжает:

– Знаешь, днем, ночью я до сих пор боюсь – если кто-то закричит так же, ноги подкашиваются… И весь этот хаос в доме, приближение смерти доводили до нервных срывов. Мне тогда было всего пятнадцать, а такое сведет с ума любого. Один раз у меня случилась такая истерика, что я хотел уйти из дома любым способом. Мы тогда жили в доме на седьмом этаже, и я решил, что выйду в окно, и если не сдохну, то меня хотя бы заберут в больницу.

Том останавливается, отпускает меня и берет со стола бутылку с водой. Он кладет руку на крышку, но не открывает.

– И я уже вышел на балкон, но пришел врач, в очередной раз. Никого кроме меня и отца не было, так что пришлось пойти и открыть дверь… Я потом чувствовал ужасную вину за то, что хотел сделать, за то, что не подумал о маме и сестре. Но я был настолько разбит, что мне было на все и всех плевать, я просто хотел больше этого не видеть и наконец-то сдохнуть.

Том заканчивает и смотрит на меня. Я цепенею. Даже представить себе не могу, как тяжело ему было.

– Том, какой ужас…

– Все нормально. Прошло уже много лет. Я просто хотел сказать, знаешь, после этого я еще много раз думал о смерти… когда Марта грозилась лишить меня родительских прав, если я не поеду лечиться, когда она ушла… когда группа чуть не развалилась. Но я всегда вспоминал тот момент, и это меня отрезвляло.

Я молчу и смотрю на него.

– Я имею в виду, Бельчонок, это чувство ты пронесешь с собой сквозь года. Но оно не должно тобой управлять.

Я киваю.

– С этим нужно научиться справляться, – добавляет он. – Не знаю, как по-другому.

Мне нечего ответить. Если честно, то, что он говорит, звучит просто кошмарно.

– Ладно, хватит об этом… – переводит тему Том. – Марк уже заселился. Бен и Джефф скоро приедут. Сегодня должен быть хороший день.

* * *

«Нитл Граспер» – очень шумные ребята. Если они заходят куда-то, то заполняют собой каждый угол. Все пространство – это они. Никто в помещении не остается в стороне, все до единого оказываются затянуты в их вечеринку, во главе которой всегда эти четверо. «Нитл Граспер» ведут себя вызывающе и порой совсем сходят с ума, но этим очаровывают. Удивительное умение быть милыми и при этом творить все что вздумается, всегда меня восхищало.

Вот и сейчас: Бен стоит в окне своего номера и что-то кричит охраннику внизу. Тот лишь смеется в ответ. Все, кто здесь находится, знают: нельзя взять и прыгнуть с четвертого этажа в бассейн в дорогущем пятизвездочном отеле. Нельзя, но только если ты не из «Нитл Граспер». Если ты из «Нитл Граспер» – тебе можно все.

Бен кричит парню, который снимает его:

– Убери свой долбаный телефон! Я тебе его в задницу засуну, как только окажусь на земле!

Рядом с ним мелькает черноволосая растрепанная голова. Это Том, где-то там, в глубине номера; он наверняка смеется до боли в животе. Бен отталкивается от оконной рамы и летит прямо в воду.

Когда брызги из бассейна ложатся на землю, я думаю – зачем бассейн вообще нужен в Амстердаме? Тут же пасмурно. Рядом с ним стоит табличка «Не купаться!». Я ухмыляюсь. Люди по примеру Бена начинают прыгать за ним, поднимаются крики и шум. Том выглядывает из окна, смотрит вниз, улыбается, в руке держит стакан с каким-то пойлом. Он не прыгнет, я знаю. Так и происходит. Том оглядывает двор и исчезает в недрах комнаты. Наверняка сейчас он спустится к нам по лестнице.

По правде говоря, я первый раз тусуюсь с «Нитл Граспер» без отца. Чувствую пьянящую вседозволенность, но только… только мне по-прежнему плохо. Пару минут назад мы вышли из бара отеля во двор, тут-то до Бена и дошло, что окно его номера выходит на бассейн. И они с Томом побежали наверх.

Я искусала себе все губы. Мне срочно надо выпить. Я подхожу к бару и говорю:

– Один «Ред Лейбл», пожалуйста.

– Документы, – без эмоций говорит бармен, а я сокрушаюсь.

– Черт, они в номере…

Он пожимает плечами.

– Эй, парень, – слышу я голос Марка за спиной, – налей ей, давай. И мне то же самое.

Он подходит и кладет руку мне на шею. Немного встряхивает.

– Что, отходняки? – спрашивает.

– Ну, что-то вроде…

– Понимаю, – качает головой.

На Марке солнцезащитные очки и шелковая леопардовая рубашка. Первые две пуговицы расстегнуты. Со своими светлыми волосами и длиннющими ногами он выглядит как модель какого-нибудь дорогого европейского бренда. Он вообще единственный, кто сохранил «товарный» вид: Том как обычно выглядит растрепанным после первого же стакана скотча, Джефф порвал пиджак во время танцев в баре, про Бена и говорить нечего.

Бармен ставит перед нами два стакана с виски. Я сразу же хватаюсь за один из них.

– Мэнди, я здесь! – кричит Марк прямо мне в ухо.

– Они заснули, наконец-то! – Аманда подбегает к нам и облегченно вздыхает. – Еле уложила. Совсем не хотят ложиться спать вовремя. Дай-ка… – Она выхватывает у Марка из рук стакан и осушает его за несколько глотков. Потом добавляет: – Я готова танцевать всю ночь!

– Замечательно, – улыбается Марк и обнимает ее.

У меня сводит челюсть – то ли от ломки, то ли от их идеальности. Мэнди просто шикарная – бывшая модель. Они с Марком выглядят прекрасно. У них двое таких же идеальных светловолосых детей. А еще они все очень любят друг друга. И я как бы радуюсь за них, но потом чувствую боль.

– А ну иди сюда, киса моя! – кричит Бен Марку, подбегает и обнимает. Он весь мокрый, с него текут ручьи воды, так что лощеному виду Марка приходит конец. Мэнди в это время успевает убежать. Потом Бен добирается и до меня. Одежда намокает, и я, отвлекаясь от грустных мыслей, с криком убегаю от него.

* * *

Я сижу в кабинке туалета, обхватив себя за плечи, и трясусь. В голову словно бьют молнии. Как же я хочу… Кажется, на этом моменте я понимаю, зачем Том взял меня с собой в Амстердам: ведь я понятия не имею, где здесь достать наркотики. Да и мне не нужны какие угодно… мне нужны мои, те, что я беру у Алисы.

Алиса… Я вытаскиваю телефон и снова пишу ей. Она до сих пор ничего не ответила.

Я утыкаюсь лицом в ладони и начинаю мычать. Это невозможно… невозможно терпеть. Как же хочется… и как же больно. Я тру лицо руками. Со всей силы, так, что оно начинает гореть. Всхлипываю. Плачу. Невыносимо…

Непомерных усилий мне стоит подняться и выйти обратно во двор. Ломка не дает опьянеть. Не знаю, сколько я выпила, – сбилась со счету, но чувствую только боль во всем теле и мокрую от пота спину. Пытаюсь спрятать глаза от мерзких желтых лампочек, направленных точно на меня, но не получается. Через полузакрытые веки я оглядываю двор.

Все пьяные. Абсолютно, без исключений. К горлу подкатывает тошнота. Словно сквозь какую-то призму смотрю вокруг, и все происходящее выглядит омерзительно. Я ищу Тома. В этой бесконечной череде ужаса он – мое спасение. Я даже не знаю, что он может сделать, ведь… Мысли обрываются, я резко замираю на месте. Сердце разрывается, превращается в вязкую жижу и стекает по ребрам вниз, к похолодевшему животу. Это приступ? А все потому, что я вижу его. Том сидит на одном из мягких больших диванов рядом с бассейном в окружении людей. На его шее висит какая-то девушка. Ее голова так близко… секунда, и она целует его, придерживая за подбородок.

Я не могу вдохнуть. Проходящий мимо Джефф задевает меня плечом, кричит извинения, но на голове словно банка. Я не знаю почему, но боль от ломки усиливается. Том не касается девушки. В одной руке держит стакан, а в другой – тлеющую сигарету. На ее конце столько пепла – кажется, он ни разу его не сбросил.

Я вечность стою и смотрю на них. А, может, прошла всего пара секунд, не знаю, но Том отстраняется от нее. Потом допивает то, что было в стакане, и уходит. Я «отмираю» и устремляюсь за ним.

Пока преодолеваю расстояние между нами, понимаю, что ненавижу его. Хочу ударить. Толкнуть и оскорбить. Но когда оказываюсь рядом, теряю дар речи, хочу опуститься на землю и расплакаться. Мы стоим у бара. Том что-то заказывает, когда я разворачиваю его на себя.

– Полегче, – говорит он.

– Дай таблетку, – с надрывом прошу я.

– Нет.

– Прошу! – Я хватаюсь за его футболку и сжимаю в кулак. Тому все равно, он будто не замечает.

– С ней нельзя пить, – говорит.

– Ты же пьешь!

Рядом стоящие люди оборачиваются на мой крик. Том берет меня за шиворот и отводит от бара.

– Неважно, что делаю я, – шипит он, – ты либо пьешь как надо, либо вообще не пьешь!

– Значит, вот как? – Я с силой выпутываюсь из его рук. – То есть запрещаешь бухать, да?

– Можешь делать что хочешь, я не твоя мамка, но забудь о моих лекарствах, понятно?! – шипит Том.

– То есть таблетку не дашь?

– Ты бухая.

– Не дашь?

– Белинда, отвали от меня! Просто отвали!

Мы яростно смотрим друг на друга. У Тома в глазах плескается гнев. Я киваю. Отворачиваюсь. Хорошо. Хорошо, я возьму сама. В конце концов, у меня в кармане лежит ключ от нашего номера. Когда Том отходит обратно к бару, я срываюсь с места и прихожу в себя уже тогда, когда копаюсь в его вещах. Долго искать не приходится – встряхнув рюкзак, я обнаруживаю, что он словно погремушка. Открыв и запустив туда руку, я сразу натыкаюсь на оранжевые баночки с белыми крышками. Боже мой, Том, зачем тебе так много? И какая нужна мне? Не помню. Ладно, плевать. Я открываю первую попавшуюся и думаю… одну? Две? Мне нужно, чтобы это скорее закончилось, так что я все-таки глотаю две. Жду совсем недолго, до того как…

До того как меня мажет, превращая в ничто. Я очень медленно моргаю, не могу сфокусировать ни на чем взгляд. Чувствую, будто парю над полом. Кажется, теперь я знаю, что такое настоящее облегчение. Это момент, который приходит после того, как тебя наконец-то перестает ломать.

10

– Что, в сумку ко мне залезла? – говорит Том, как только у меня получается разлепить глаза. Они почти сразу закрываются обратно. Не понимаю, что меня разбудило. Я так слаба, так хочу спать дальше…

– Эй, подъем!

Вздрагиваю. Закатывающимися глазами смотрю на Тома. Он стоит над кроватью и недовольно смотрит на меня.

– Знаешь, сколько ты проспала?

– Сколько? – еле выдавливаю я.

– Почти двадцать часов.

– Жесть…

Я приподнимаюсь на локтях. Ужасно, ужасно хочется спать еще. Том своим взглядом давит, словно стокилограммовой плитой.

– Приехал твой отец, – говорит.

– Что?! – подрываюсь я.

– Узнал, что «Нитл Граспер» в Амстердаме, и прилетел.

– Ты сказал ему про меня?!

– Конечно, сказал.

– И что он?

– Хочет тебя увидеть.

Я сажусь и протираю глаза руками, вздыхаю. Думаю, от чего мне так противно – от того, что отец пролетел полмира не ради меня, а ради «Нитл Граспер», или от событий предыдущего дня.

– Я только что с ним разговаривал. Одевайся и спускайся. – Том отходит к двери и облокачивается на нее.

– И что ты ему сказал? – замерев, спрашиваю.

– Про твою ломку ничего не говорил.

Я облегченно вздыхаю. Посвятить Тома в мои проблемы с наркотиками было вынужденной мерой. Его молчание – вопрос времени. Мне так казалось, но…

– Почему ты ему не рассказал?

Мы молчим. Я должна быть рада, но я в замешательстве.

– Почему? – спрашиваю.

– Ты хочешь, чтобы родители знали? – Том отстраняется от дверного косяка и засовывает руки в карманы штанов.

– Нет.

– Тебе нужна их помощь?

Я усмехаюсь. Повторяю:

– Нет.

– Ты хочешь, чтобы я решил это за тебя?

– Нет…

Он кивает и выходит из моей спальни. Мне приходится совершить над собой огромное усилие, чтобы подняться с кровати. Я выхожу в гостиную и вижу, как Том роется в своем чемодане. Его дорогущие пиджаки, которые мне так нравятся, смяты и раскиданы по полу.

– Том… – неловко начинаю я, – почему ты не злишься?

Он останавливается и поднимает на меня взгляд.

– А на что злиться? – вздыхает. – На то, что ты несчастный потерянный ребенок?

Он бросает это небрежно, и мне становится больно. Тяжело чувствовать себя жалкой, хочется отрицать его слова, но я молчу.

– Прости меня, – тихо говорю.

– И ты меня, – понижает он голос, – я вчера сорвался.

Я отмахиваюсь, мол, ерунда. Он качает головой. Поднимается, так ничего и не выбрав, остается в той же одежде, в которой был. Напоминает мне еще раз о том, что отец уже внизу, и уходит.

Я отправляюсь в ванную. Честно, привести себя в порядок в моем случае – значит стать другим человеком. Поскольку отец уже здесь, я не иду в душ, хотя надо бы – волосы превратились в грязную скомканную белую солому. Они такие сухие… надо бы сделать что-то с ними, они мне совсем не нравятся. Потом помою, а пока просто расчешу и спрячу под капюшоном.

После двадцати часов сна я чувствую себя липкой и вспотевшей. На лбу вылезли прыщи. Косметики с собой нет, так что я ничего не могу с ними сделать. Недовольно вздыхаю, но на самом деле прыщи – не то, из-за чего я обычно переживаю.

Все в моем внешнем виде можно исправить, получив вполне симпатичный результат, кроме одного – смертельной тоски в глазах. А из-за нее нет никакого смысла что-либо менять.

Я надеваю черную толстовку, натягиваю капюшон. Вся остальная одежда тоже черная. Спускаясь в холл отеля, чувствую волнение. Отец… мне одновременно хочется и не хочется его видеть.

– Белинда! – зовет он, как только я оказываюсь у ресепшен.

От его голоса все внутри сжимается.

– Привет, пап, – подхожу и оказываюсь в его объятиях. Тут же все переживания отступают. Хорошо, что он здесь.

– Как твои дела? – спрашивает.

– Все хорошо, а твои?

– Сейчас лучше. Лучше. Давай пройдемся по городу, погуляем? – предлагает он.

– Конечно, идем.

На выходе из отеля толпятся девчонки с камерами и плакатами. Наверняка вчерашняя вечеринка «Нитл Граспер» была снята и успешно загружена в Интернет. Кое-кто из фанатов уже выяснил, где группа остановилась. Людей немного, но пройдет пару часов, и здесь будет настоящий аврал.

Мы с папой выходим в мрачный, таинственный и старый Амстердам. Сверху на город давят темно-серые тучи. В воздухе стоит запах марихуаны.

– Это площадь Дам, – говорит отец, – самый центр. Королевский дворец, – показывает он рукой на коричневое здание с голубым шпилем. Цвет такой, будто оно горело и покрылось сажей. Выглядит зловеще. Дальше папа показывает на белый монумент посреди площади. Говорит: – Памятник жертвам Второй мировой войны.

– Ты что, брошюрок перечитал? – иронизирую я, а потом осекаюсь: – Прости…

– А ты так и не научилась держать язык за зубами? – парирует он.

Я улыбаюсь.

– Это у меня от тебя, – говорю.

Отец смеется.

Мы долго идем молча. С папой можно гулять свободно, не как с Томом – прятаться по подворотням, шествуя на поводу у его звездной паранойи. Голова свободна от каких-либо веществ, и я наконец-то могу рассмотреть город.

Амстердам выглядит так, будто его нарисовали, не разбавляя краски. Вот дом иссиня-черного цвета, а вот из чистого, красного кирпича. Отполированные окна выглядят словно зеркала. Тротуары на картине расписали ярко-коричневым. Зеленые деревья ровно подстрижены и высажены вдоль каналов. И цветы. Повсюду в этом городе кляксы – красные, розовые, желтые тюльпаны. Мы проходим мимо рынка с цветами, и это настоящий праздник. Несовместимо, но при всей своей мрачности Амстердам оказывается очень ярким.

Мы долго гуляем, заходим за кофе, говорим о всякой ерунде, ни о чем по-настоящему важном. Через какое-то время оказываемся у безлюдного небольшого канала. Здесь вода так близко к тротуару, что можно присесть и потрогать ее рукой. Дома на противоположной стороне уходят прямо в воду и отражаются в ней. Есть мостик, ведущий на узкую улицу, образованную стенами двух зданий. Я восторженно говорю:

– Эти домики… они похожи на плитки шоколада, да? – поворачиваюсь к улыбающемуся отцу. – Вот черный, а вот молочный, а этот белый! А вон тот белый с орешками! – Я показываю на дом молочного цвета с коричневыми окнами. Папа смеется, а потом вдруг говорит, что я удивительная. Это так греет душу…

– Бельчонок… – начинает он, – я говорил с Томом сегодня.

– Я знаю.

Отец кивает, отводит взгляд.

– Ты должна уехать. Ты не можешь жить у него.

– Пап…

– Я понимаю, ты не хочешь жить с матерью. Но Тома это никак не должно касаться.

Я покрываюсь мурашками от мысли, что мне придется уехать от Тома.

– Пап, он сам предложил, он не против!

– Конечно, он предложил тебе помощь, он не мог поступить иначе, – разводит отец руками. – Но это не значит, что ты не доставляешь ему проблем. Белинда, у него и так куча дел, он не может следить еще и за тобой.

– Я не доставляю ему проблем! Спроси у него, у нас все хорошо…

– Белинда, – отец трет переносицу, – в ближайшее время съедешь от него, когда я решу вопрос с твоим жильем.

От злости я сжимаю кулаки.

– А ты не хочешь сначала извиниться? – вздергиваю подбородок.

– За что? – хмурится.

– За то, что было в нашу последнюю встречу. Ты опять напился, хотя обещал мне не пить!

Отец моментально раздражается.

– Знаешь, возможно, тебе стоит остаться у матери.

– Пап!

– Белинда! – Он резко останавливается, и я вместе с ним.

Мы тяжело смотрим друг на друга.

– Ты обещал.

Он прикрывает глаза, сжимая челюсть.

– Я не пьяница. Все люди иногда выпивают, так что не вижу в этом проблемы.

Я качаю головой. Меня чуть не посадили в тюрьму, когда ты развлекался, и я не могла до тебя дозвониться. И ты думаешь, что в этом нет проблемы?

– Хорошо, – коротко говорю я, продолжая путь вдоль канала. – Я поняла.

Папа догоняет меня.

– Ты ведь знаешь, что можешь попросить у меня что угодно, – заглядывает в лицо. – Квартиру, машину, работу. Все, что ты хочешь. Я помогу тебе в любой момент. Только попроси.

Мы заходим на мостик, я облокачиваюсь о перила и смотрю на переливающуюся под солнечными бликами воду. Я даже не заметила, как ушли облака и появилось солнце. Я знаю, для него это принципиально: нужно попросить. И я просила, никогда особо не стесняясь, это всегда работало. Но сейчас…

– Нет, – грустно вздыхаю, – не в этот раз.

* * *

Около отеля куча людей. Все они толпятся вокруг окна ресторана на первом этаже. Кажется, я знаю, кого они там увидели.

Охранники перегораживают вход. Когда мы протискиваемся через толпу, отец пытается прикрыть меня собой. Кто-то что-то кричит нам. Возможно, это отцу. Не все знают, как он выглядит, но для самых преданных фанатов это не секрет. В Интернете о нем ходит куча историй, выдуманных и настоящих. Кто-то считает его неотъемлемой частью группы. Кто-то думает, что он строгий дядя-продюсер. Кто-то считает его просто другом группы. На самом деле, правда где-то посередине. Я не сильно слежу за поклонниками «Нитл Граспер», но прилетающие то и дело запросы на подписку в мой «Инстаграм» говорят о многом. Охранники расступаются перед нами, и мы оказываемся внутри.

Отец сразу сворачивает в ресторан. Если бы я закрыла глаза, то кожей почувствовала бы энергию, что здесь сконцентрировалась. За большим столом, прямо около окна, сидят все – Том, Марк с Мэнди и детьми, Джефф со своей девушкой и Бен. О, какие они громкие. Как обычно.

– Эй, Митчелл, – говорит отец, – давай, подвинься.

Том отпрыгивает в сторону вместе со стулом, а папа подставляет еще два. Долго не мешкая, я плюхаюсь на место рядом с Томом. Отец садится и тут же включается в общий разговор.

На столе куча еды и алкоголя. Перед Томом стоит целая сковорода с мидиями, и он ест их руками, одетыми в черные перчатки. Разламывает ракушку на две части и отправляет мякоть в рот.

– Хочешь? – спрашивает он, когда замечает мой взгляд.

– Да, – честно отвечаю.

Он с улыбкой придвигает мне сковороду, и я тут же тянусь за ракушкой.

– Может, тебе заказать? – спрашивает папа.

– Не, спасибо. Мне хватит.

Том предлагает ему вино, и тот мигом переключается. И папа, и я мигом оказываемся затянуты в ураган под названием «Нитл Граспер».

Фрэнк и Фиби – дети Марка – с криками носятся вокруг. Сумасшедший дом, но мне нравится. В окне напротив стола копошатся фанаты. Я разглядываю их – цветные волосы, татуировки, футболки с логотипом группы. Поклонники «Нитл Граспер» всегда такие – яркие, как и их кумиры.

– Не смотри на них, – непринужденно бросает Том, но я чувствую напряжение, что он излучает. Сперва он показался мне веселым, но сейчас я вижу, что он сидит как на иголках.

– Извини… – опускаю глаза в сковородку.

– Марк, – говорит Том, наклоняясь к нему, – напомни, почему мы сели у окна?

– Там такой вид… – с сожалением отвечает тот, – был.

Я невольно бросаю взгляд в окно, чтобы рассмотреть «вид», но Том тут же это замечает:

– Белинда!

– Я случайно, – неловко отвечаю.

Бен вдруг со звоном отпихивает от себя тарелку.

– Эй, – громко вскрикивает он и машет окну рукой, – ну, кто хочет автограф дядюшки Бена?!

Том едва заметно дергается, но я это чувствую, ведь мы совсем близко. Он упорно продолжает строить из себя спокойного и равнодушного к происходящему человека.

– Пойду поболтаю! – вскрикивает Бен и вихрем уносится из-за стола.

Бену можно. Из-за Бена не будут ломать ограждения и топтать охрану. А вот Том себе такого не позволит. Если честно, иногда мне кажется, что половина успеха группы держится на его харизме. Огромное количество людей всех полов и возрастов просто сходит по нему с ума. Возможно, поэтому между ним и его фанатами выстроена такая высокая глухая стена.

– Слушай, раз уж нас все равно раскрыли, – говорит Том моему отцу, – устроишь концерт?

– Когда? – оживляется тот.

– Да хоть завтра.

Бен в окне уже отбивает «пять» каждому желающему.

В разговор незамедлительно вклинивается Марк:

– Подойдет небольшой клуб где-нибудь в подвале под витринами «Старбакса». И никаких анонсов, чтобы не было Третьей мировой. Сами узнают, слухи сейчас распространяются быстрее, чем сифилис.

Отец смеется.

– Ладно. Устроим.

– Джефф, – спрашивает Том, – что думаешь?

– Я всегда рад поиграть, иначе зачем еще мы вообще нужны? – философски отвечает тот.

Том кивает.

Меня до сих пор поражает, какие «Нитл Граспер» разные. Марк – рассудительный и серьезный, но не без толики юмора и сумасшествия. У Бена – вечный двигатель в заднице, он не может сидеть на месте больше минуты и ответственен за все безумные поступки группы. Джефф – тихий и спокойный, меланхоличный и романтичный, его меньше всего знают и о нем меньше всего говорят.

А в середине Том. Разный. Он понимает каждого, он лучший друг для всех. Со всеми находит общий язык. Том – связующее звено в их группе. Тот человек в компании, с которым каждый общается одинаково хорошо.

Том в тишине и темноте пишет новые песни с Джеффом. Кидает гитару в огонь, когда Бен поджигает ударную установку. Разбирает с Марком пункты нового контракта, предложенного лейблом. Том… я ловлю себя на мысли, что трепещу перед ним. Восхищаюсь. Раньше такого не было. Но теперь я вижу, какой он… удивительный. Да, Том – по-настоящему удивительный.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации