Текст книги "Две секунды после"

Направляясь по коридору к выходу, я говорю:

– Моя мать говорила мне, что я тупая. Наверное, поэтому комментарии меня так задевают.

Том становится серьезным.

– Бельчонок… – говорит он, и в моем животе взлетают бабочки. – Во-первых, не читай это. Если будешь слушать каждого, сойдешь с ума. Во-вторых, ты – это не то, что кто-то пишет, ты – это твоя воля, твои решения и твой выбор. Черт возьми, ты – человек, а не комментарий в интернете. Знай о себе правду и никогда в ней не сомневайся. Ты красивая. Ты не глупая. Может, бесшабашная, но им-то откуда об этом знать? Они с тобой не знакомы.

Я улыбаюсь, толкаю дверь, ведущую на улицу, и делаю шаг вперед, собираясь ответить, но вдруг спотыкаюсь. Меня оглушают крики людей и ослепляют миллионы вспышек так, что я теряюсь в пространстве. Прикрывшись рукой, я понимаю – это папарацци, и они обступили меня со всех сторон. Паника подскакивает до критического уровня, и, если бы не рука Тома, затянувшая меня обратно в здание, я бы, наверное, упала замертво. Второй рукой он с силой захлопывает дверь и замирает.

Я тяжело дышу.

– Черт… – громко выдыхаю я.

Развернувшись к Тому, я замираю от его растерянности.

– Вы говорили, они будут снимать нас только по договоренности! Что мы будем заранее знать, когда они рядом!

Он мотает головой.

– Я понятия не имею, что они здесь делают.

Поморгав, я кладу руку на грудь, пытаясь успокоить сердце. Том, аккуратно подступивший к двери, прислушивается.

– Кажется, нам нужна круглосуточная охрана, – говорит он.

– Мне страшно, как мы пойдем туда?

Паника поглощает, я начинаю метаться из стороны в сторону и задыхаться. Том останавливает меня и кладет руки на плечи.

– Так, успокойся, – он смотрит мне в глаза. – Там до машины десять метров. Спокойно пройдем, я тебя защищу.

Мое лицо горит, и я кладу на щеки ледяные руки, пытаясь себя отрезвить. Я не накрашена, у меня красные глаза и несколько прыщей на подбородке – меня бросает в дрожь от того, что такие фотографии разойдутся по всему интернету.

– Слушай, – Том привлекает мое внимание. – Ничего им не говори, на вопросы не отвечай, на провокации не реагируй. Если вдруг кто-то дотронется до тебя, не делай ничего в ответ.

Я судорожно киваю.

– И не отходи от меня.

Он обнимает меня за плечи, прижимая к груди. Резко дергает дверь и ступает на улицу.

Я прикрываю глаза ладонью, защищаясь от вспышек. Нам не дают пройти – и Том буквально раздвигает людей рукой и своим телом. Я не понимаю, как он идет, потому что не вижу вообще ничего. Меня слепит так, что слезятся глаза. Люди кричат прямо в уши, что-то спрашивают, но их голоса сливаются в один сплошной шум, и я не могу разобрать ни слова. Различаю только, как Том говорит «расступитесь» и «дайте пройти». Люди так близко, что я касаюсь их одежды, фотоаппаратов, рук, волос.

Кажется, будто это никогда не закончится, но вдруг мы во что-то упираемся – машина. Том с усилием открывает дверь, расталкивая репортеров в стороны – и я без промедления оказываюсь внутри. Он забирается следом, и фотографы едва не засовывают руки с камерами к нам в салон. С трудом закрывшись, мы медленно выезжаем на дорогу, пока нас пытаются снять сквозь окна автомобиля.

Я стираю слезы с глаз, Том видит это и явно пугается. Я не хочу ничего говорить в свое оправдание, у меня до сих пор сердце бьется так, будто сейчас выпрыгнет из груди. Потянувшись, Том находит мою руку на сиденье и сжимает ее, как бы говоря: «Я с тобой».

Глава 5

По дороге до отеля Том сообщает нашим менеджерам и отцу о произошедшем: говорит по телефону, ругается, спорит. Я не совсем понимаю, о чем идет речь, потому что в голове стоит шум. Единственное, что точно ясно: ситуация вышла из-под контроля. Так быть не должно. По крайней мере, все говорили, что такого не будет.

Меня уверяли, что это лишь театрализованное представление, со всеми согласованное. На каждом шаге мы будем главными. Но по ошарашенному лицу Тома я могу сказать точно – сейчас главным он не был. Его так же застали врасплох, как и меня.

Когда мы приезжаем, Том предлагает мне пойти в комнату, чтобы отдохнуть, но я отказываюсь: хочу поговорить с папой. Мы вместе заходим в его номер, где отец уже ждет нас. Его руки сцеплены, взгляд тяжелый. Вместо приветствия он говорит:

– Кто-то слил ваше местоположение журналистам.

– О, да ты гений, – иронизирует Том. – Как понял?

– Прекратите, – обрываю я их спор и обращаюсь к отцу: – Объясни, как это произошло?

Отец садится на диван напротив.

– У нас есть контракт, – начинает он, – с определенным агентством. Мы заранее сообщаем папарацци, где будем, и утверждаем позиции, с которых будет вестись съемка. Это взаимовыгодное сотрудничество: нас никогда не поймают врасплох, а они смогут продавать эти снимки и получать деньги.

Я киваю. Это все и так знают.

– Но есть еще другие, – встревает Том, залезая в мини-бар и вытаскивая оттуда стеклянную бутылку колы.

– Да, другие агентства и независимые фотографы… Но они не снимают всех подряд, только тех, на чьи снимки очень высокий спрос.

Том открывает колу и делает глоток, а затем говорит:

– Ну, знаешь, Кайли Дженнер или Ким Кардашьян…

Папа подтверждает, кивнув.

– Вот я и не понимаю, каким боком тут мы? – продолжает Том.

– Этот скандал, – папа устало трет глаза и переносицу, – обрел слишком большую огласку. Никто не предполагал, что он так бомбанет.

Том, вздыхая, падает на диван и откидывает голову на спинку.

– С завтрашнего дня у вас будет постоянная охрана. И, Белинда, – папа смотрит на меня очень серьезно, – лучше без дела никуда не выходить.

Я молча киваю. Конечно, черт возьми, я и не собиралась. Если меня будут преследовать – я лучше запрусь в номере и проведу там остаток жизни, чем позволю своим ужасным снимкам ходить по интернету.

– И что нам теперь делать? – спрашиваю я, вскидывая руки. – Как прекратить это преследование? С ними тоже можно заключить договор?

– Нет, нельзя. – Том мотает головой. – Мы можем договориться с несколькими, но со всеми не получится. Когда речь идет о снимках, за которые отвалят кучу бабла, никто не будет соблюдать уговоры. – Он презрительно морщится.

Я сглатываю. За мои снимки кому-то будут платить? За мои? Платить?

– Мы можем попытаться избежать утечки информации. Кому-то на съемочной площадке заплатили за передачу сведений, поэтому вас подловили прямо у выхода. Нужны меры безопасности, но это сложно, – говорит папа.

– Все продажные, – подытоживает Том.

Закусив губу, я мотаю головой.

– Получается, бороться с этим бесполезно?

Отец успокаивает меня:

– Мы наймем охрану, и они не подойдут к вам ближе, чем на метр.

Метр – это чертовски мало. Всего лишь вытянутая рука.

– Еще есть новости по поводу видео, – неохотно продолжает он.

Мы с Томом сразу понимаем, о каком видео идет речь.

– Мы выяснили, что оно было загружено на сайт из Нью-Йорка.

Том закатывает глаза, как бы давая понять, что это и так ясно.

– Человека, который это сделал, вычислить сложно. Наша команда установила ай-пи адрес, можно найти устройство, но даже при таком раскладе привязать загрузку к конкретному лицу почти невозможно.

– А что насчет того бара? – встреваю. – Какого черта в туалете была камера? Это противозаконно.

Отец кивает.

– С этим уже разбираются.

– Это все какой-то сюрреализм! – Я прикрываю глаза. – Человек, который сделал это, должен быть наказан. Он ведь получил за это деньги… Много денег, там были миллионы просмотров.

Какое-то время мы молчим, осознавая масштаб проблемы. Потом Том спрашивает:

– Хочешь найти его? Подать иск?

– Ну, разумеется! – взрываюсь я от глупых вопросов.

Том внимательно смотрит на меня и кривит губы.

– Ну, разумеется… это бесполезно.

От услышанного я сначала впадаю в ступор, а потом начинаю злиться.

– Ты в своем уме? Он должен быть наказан!

– И чего ты этим добьешься? – пожимает плечами Том. – Компенсации? Она тебе нужна? Тебе нужны суды? Белинда, все уже видели наш секс, и нам никогда не удалить его отовсюду, так какой в этом смысл?!

– Показать другим, что так делать нельзя! Чтобы больше никто никогда не попал в такую ситуацию!

– Боже, да не строй из себя альтруистку… Это ничем никому не поможет. Такие ситуации происходили, происходят и будут происходить. Ты хочешь возмездия, но оно невозможно. Никто не сотрет людям из памяти этот ролик. Мы только потратим нервы и время, и неизвестно, сделаем ли лучше.

– Ты предлагаешь оставить все как есть?

– Да, я предлагаю оставить все как есть.

Отец качает головой.

– Нет, Том. Она права. Такие действия должны нести за собой последствия.

Том чуть ли не рычит, вскакивая с дивана.

– Тогда занимайтесь этим без меня. Я просто хочу делать свою работу, хочу выпускать альбомы и писать музыку, я не хочу погрязать в скандале.

Я закрываю лицо ладонями, ставлю локти на колени.

– Мы уже в скандале, – говорю я ему. – Это везде! Весь интернет этим заполнен! Мы в топе поисковых запросов и в топе Твиттера!

– Без меня, – повторяет Том, поднимая руки. – Меня не втягивайте.

Через секунду за ним закрывается дверь, оставляя после себя холодный порыв воздуха.

– Бельчонок, – отец присаживается рядом со мной, – я сделаю все, чтобы тебя защитить, – и прижимает к себе.

Я утыкаюсь носом ему в плечо.

– Спасибо, пап.

* * *

Я третий час листаю Тикток: просматриваю одни и те же тренды от разных людей миллион раз подряд. Одинаковые треки въедаются в подкорку, и в мыслях не остается ничего, кроме них. Котики, рецепты, макияж – мои мозги скоро потекут из ушей. Но я не против: когда смотрю короткие клипы, которые любезно подбирает для меня нейросеть, то ни о чем не думаю, а самое главное – не вижу никаких комментариев о себе или о нас с Томом.

Сегодня ночью я не смогла уснуть, потому что тревога от случившегося днем заполнила грудь и не давала нормально дышать. Я то и дело задыхалась, когда снова и снова прокручивала в голове нашу прогулку к машине после фотосессии. Я мучилась и ворочалась с боку на бок, а потом просто зашла в Тикток и пропала. Не осталось ни мыслей, ни тревоги, ни эмоций. Только тупое поглощение быстрого контента.

Я прокручиваю ленту и вдруг замираю. Внутри все холодеет и оглушающе трескается. На экране я вижу нас с Томом, и поначалу мне кажется, что я начала бредить, но нет. Это наша с ним «проходка до машины», залитая в Тикток и набравшая уже двадцать пять тысяч лайков.

Мы в толпе журналистов. Том, прижимающий меня к себе и защищающий от людей. Я, спрятавшаяся в его объятиях и закрывающая лицо рукой. Подпись под видео гласит: «Это любовь <3».

С бешено стучащим сердцем я закрываю приложение. Что за хрень?! Я едва не подпрыгиваю в кровати, садясь в позу лотоса. В ушах звенит. Боже, боже, боже… это везде, это меня преследует. Я готова завыть от ужаса происходящего.

Потом я понимаю… «Любовь»? Там было написано «любовь»?

Дверь моей комнаты открыта – и я вдруг отчетливо слышу шум из гостиной. Сначала я пугаюсь, едва не закричав, но потом вижу Тома, выходящего из своей спальни. Я смотрю на время – три часа ночи.

– Ты чего не спишь? – громко спрашиваю сквозь помещение.

– Мать твою! – вздрагивает он и подпрыгивает.

Из меня вырывается смешок, потом еще один. Я пытаюсь сдерживаться, но все же начинаю смеяться.

– Белинда! – грозит Том сквозь мой хохот. – Ты зачем так пугаешь?! Тут темно и тихо, и должно было так оставаться!

Я спрыгиваю с кровати и направляюсь к нему. По пути тянусь к выключателю, чтобы зажечь свет, но Том останавливает меня и просит оставить комнату в темноте.

Плюхнувшись на диван, я говорю:

– Ты тоже меня напугал. Люди в три часа ночи обычно спят.

– Вот именно, – укоризненно отвечает он.

– Я Тикток смотрела, – бросаю я, наблюдая за черным силуэтом Тома в темноте.

– До трех ночи? – недоумевает он.

Пожимаю плечами.

– А с тобой что?

– У меня бессонница, – Том подходит к окну и открывает одну створку, вдыхая свежий ночной воздух.

Подумав, я решаю не уточнять, что он имеет в виду, но Том словно чувствует мой невысказанный вопрос.

– Это мой диагноз, – говорит он, не отворачиваясь от окна. – Следствие болезни. Иногда мозг буквально не хочет переходить в состояние покоя и работает на износ, постоянно гоняя мысли туда-сюда.

– А лекарства? У тебя же наверняка они есть.

Я вспоминаю рюкзак, набитый таблетками, который нашла у него в Амстердаме.

– Снотворные? Нет, спасибо, я потом не проснусь. Проще всю ночь провести так.

Я подтягиваю к себе ноги, чувствуя прохладу, потянувшуюся по полу, обнимаю колени и говорю:

– Я не могла заснуть из-за тревоги и зашла в соцсети, чтобы отвлечься. Стоило только выйти, снова чувствовала страх. В итоге просидела так до трех часов.

Не закрывая окно, Том уходит в спальню и возвращается с сигаретами. Зажав одну между зубов, говорит:

– Ты же не против?

Я отмахиваюсь:

– Пожалуйста.

Оранжевое пламя зажигалки на пару секунд подсвечивает его лицо, появляется красный огонек на конце сигареты. Благодаря уличному свету я вижу, как Том курит, выдыхая серый дым в окно.

– Я увидела там нас. То, что сегодня сняли около студии. Выглядело дико.

Том усмехается. Для него-то это не в новинку – наблюдать за тем, как твои видео и фото вирусятся на огромную аудиторию.

– Тебя это не тревожит? – аккуратно спрашиваю я, пытаясь найти понимание и поддержку.

– Тревожит, поэтому я не заходил в интернет с того самого момента, как нам отправили видео.

Я облизываю губы. Представить себе не могу, как можно так долго не проверять социальные сети.

Том щелчком откидывает дотлевшую сигарету и захлопывает окно. Я слежу за его темным силуэтом, как он подходит ко мне и почему-то садится на пол, в ноги. Том откидывает голову на диван рядом со мной и тяжело вздыхает.

– Я понимаю, что происходит в интернете, потому что со мной уже случалось подобное. Когда мы с Мартой разводились, на меня вылилась куча дерьма. Это толкнуло меня в депрессивный эпизод, а потом несколько месяцев его ухудшало. Я не захожу, потому что знаю – мне это навредит, а я не могу позволить себе хандрить, у меня очень много работы.

После минутного молчания я говорю:

– Ничего себе. А я думала, тебе все равно.

– Конечно, нет. Кому бы было все равно?

Я пожимаю плечами, искренне удивившись его словам.

– Мы с тобой так давно не общались, – вдруг говорит Том, и я вижу блеск его глаз в темноте.

Да, потому что ты забыл обо мне на полгода, хочется ответить ему.

– Как твои дела? Ты общаешься с матерью? – Он приподнимает голову в мою сторону, но потом снова опускает, зажмурив глаза, словно от боли.

– Эм… нет. Конечно, нет. После работы с психологом я решила прекратить с ней всякое общение. Один раз она приезжала ко мне в клинику. Она все та же, ни капли не изменилась. Мне нельзя ее видеть, потому что она что-то вроде… триггера для меня. Стоит ей что-то сказать, и у меня срывает предохранитель.

Том слегка кивает моим словам.

– Больше я с ней не пересекалась, но знаешь, иногда…

Я замолкаю, размышляя, как он отреагирует на то, что я скажу. Но потом вспоминаю, что это Том. Он всегда на все реагирует нормально.

– Иногда мне кажется, что она за мной следит. Как будто я вижу ее в толпе, а потом она исчезает. Я знаю, звучит глупо, возможно, это последствия употребления и у меня паранойя, но я, правда, ее вижу.

Том вытягивает руку и касается моей ноги, успокаивающе поглаживая.

– Здесь она тебя не достанет.

– Надеюсь, – усмехаюсь я.

– У меня ужасно болит голова, – признается Том.

– В спальне есть анальгетик. Принести?

– Нет, лучше погладь меня по волосам.

Меня удивляет такое открытое предложение потрогать его, но, видимо, голова у него, действительно, болит очень сильно. Я вытягиваю ноги, спуская их с дивана, и Том сразу устраивается между них.

– Мне надо поспать, тогда все пройдет. Кажется, она сейчас расколется, – тяжело вздыхает он, и в его голосе я слышу мимолетное отчаяние.

– Она в надежных руках, – успокаиваю я, зарываясь пальцами ему в волосы.

Я нежно массирую голову Тома, едва касаясь кожи кончиками пальцев и перебирая жесткие пряди. Я знаю, это приятно, и рада хоть немного облегчить его состояние.

– Лучше?

– Да, продолжай.

Я пристраиваю ноги ему на плечи, а он сжимает мои щиколотки пальцами. У меня срывается дыхание от того, насколько эта поза интимна, и как естественно мы в ней оказались. Как будто делаем так всю жизнь. Как будто можем так друг друга касаться.

Глава 6

В этот день я просыпаюсь от жуткой боли в шее. Медленно сажусь, растирая ее ладонями, и понимаю, что провела ночь на диване, уснув на жесткой маленькой подушке. Я под одеялом, но совершенно не помню, как оно тут появилось, и как я вчера вырубилась. Нет никаких сомнений, что это Том уложил меня и накрыл. Нашарив телефон под подушкой, я смотрю на время: уже обед. Том наверняка ушел рано утром.

Потянувшись, встаю и направляюсь в ванную. «Нитл Граспер» сейчас занимаются продакшеном нового альбома: дают интервью, делают фотосессии для журналов, снимают клипы. Их график расписан буквально по минутам. Том уходит рано утром и возвращается к ночи – наши встречи происходят только тогда, когда я включена в его расписание. Естественно, ведь для этого я здесь и нахожусь – чтобы быть частью его работы.

Подойдя к раковине и открыв воду, я бросаю взгляд в зеркало. И почему я снова о нем думаю? Я не должна зацикливаться, ведь давно это решила, еще в рехабе. Я ему не нужна. Если бы была – он наверняка вспомнил бы обо мне.

Обида съедает меня изнутри. Почему он это сделал, почему оставил и даже не навестил? А теперь, когда мы вынуждены находиться вместе, зачем неоднозначно трогает меня? То, что ночью он гладил меня по ногам, – это ведь не дружеский жест и не жест заботы, так? Ты не трогаешь человека в интимных местах, если вы просто приятели. Хотя стоит отдать Тому должное – его прикосновения всегда аккуратны. Ноги – это ведь не грудь и не зад. Или я что-то себе придумала?

Я умываюсь, чищу зубы – и вспоминаю о вчерашнем видео.

«Это любовь <3», – было написано там.

Что имелось в виду? Сердце гулко постукивает, когда я думаю, что с такой подписью видео выложили не потому, что хотели оскорбить нас. Тогда почему? Я не могу представить, что двадцать пять тысяч человек лайкнули это, потому что мы им на самом деле понравились. Я охотнее поверю в то, что все они нас ненавидят.

Ужаснувшись масштабом происходящего, я заканчиваю умываться. Следующие полдня думаю о видео – и в какой-то момент все-таки решаю посмотреть его еще раз.

Без труда найдя нужный отрывок, я нажимаю на него, пересматриваю, а потом захожу в комментарии.

«Они такие милые».

«То, как он защищает ее, – лучшее, что я видела за последний год».

«Что бы кто ни говорил, она ему подходит».

«Она такая красивая…»

«Лучшая пара во всем интернете <3»

«Если мои отношения не будут такими, то зачем они вообще нужны?»

Почувствовав жар в груди, я прикрываю глаза и пытаюсь осознать увиденное. Они любят нас? Неужели кто-то написал что-то хорошее? Неужели двадцать пять тысяч человек лайкнули это, потому что мы, действительно, им нравимся?

Господи, я поверить в это не могу.

Нас не только ненавидят, но и любят тоже. Это немыслимо.

* * *

В двенадцать ночи я выхожу из ресторана отеля на первом этаже. Я ужинала в гордом одиночестве, воткнув наушники в уши и смотря очередную серию сериала. Целый день сидеть в номере было просто невыносимо! Это явно не в моем стиле, но отец сказал никуда не выходить, и я подчинилась, стараясь не доставлять проблем и не провоцировать новые сплетни.

Оказавшись в холле отеля, я поворачиваюсь на шум, доносящийся от входа. В стеклянной карусели дверей появляются «Нитл Граспер» вместе со своей охраной. Они вальяжно пересекают отельный вестибюль, и мои внутренности сплетаются в тугой узел.

Вокруг них словно искрится воздух. Смех и разговоры этих четверых привлекают внимание каждого, находящегося на этаже. Том, Марк, Бен и Джефф – вся банда вместе. Девушки с ресепшен провожают их жадными взглядами, улыбаясь и переговариваясь между собой. Я чувствую укол ревности и спешу подойти ближе, чтобы показать всем – я с ними.

В этот момент мы с Томом встречаемся взглядами – он расплывается в улыбке, и мне становится спокойно.

Остальная команда тянется следом, среди людей я вижу отца. Холл заполняется, но «Нитл Граспер» остаются главными. Они словно ведущие актеры на сцене, а все остальные им лишь подыгрывают.

Приблизившись, я вдруг чувствую запах алкоголя. Резко останавливаюсь, будто столкнувшись со стенкой. Я всматриваюсь в ребят, в отца – их глаза блестят, походка нетвердая, а речь несвязана. Так вот почему они такие веселые.

Справляясь со своим ступором, я подхожу к группе, но уже без энтузиазма.

– Ого, Белинда! – восклицает Бен, барабанщик, будто видит меня впервые. – Наша новая звезда!

Он хлопает руками мне по плечам, и я вздрагиваю от боли.

– Только если звезда порно, – тихо отшучиваюсь.

Все парни заливаются громким смехом, и я жалею, что это сказала. Для меня это не смешно, а ужасно.

– Я говорил про обложку альбома, но в видео ты тоже отлично выглядишь.

Я в миг задыхаюсь от тревоги.

– Ты видел? – вырывается из меня.

Бен смеется:

– Весь мир видел!

Мне становится гадко. Сзади Бена я вижу, как девочки с ресепшен смеются, глядя на меня. Это обидно. А еще унизительнее думать, что где-то рядом мой отец, и он все слышит.

Я порываюсь уйти, но не успеваю: Том обнимает меня за плечи и прижимает к своему боку.

– Чувак, – он усмехается. – Перестань. Ей это неприятно.

– Да ла-а-дно! Взлетим в чартах благодаря твоей порнушке, что может быть круче? Мы еще ничего не выпустили, а о нас уже все говорят!

– О, заткнись! – Том выкидывает ногу вперед, пиная Бена по колену, но спотыкается, заваливаясь назад.

Я вскрикиваю и вцепляюсь в него обеими руками, пытаясь удержать на месте. Он хватается за меня в ответ, и мы плавно возвращаем равновесие, становясь прямо. Черт! Пьяный урод.

Все, кроме меня, смеются. Шум и гомон начинают действовать на нервы. Том, будто чувствуя это напряжение, успокаивающе поглаживает меня по руке.

Бен разворачивается к ресепшен и говорит одной из девушек:

– Эй, крошка, знаешь, почему сегодня на небе нет облаков?

Она улыбается:

– И почему же?

– Потому что Бог смотрит на свою любимую группу.

Девушка задорно смеется, смущенно прикрывая рот. Мне хочется закатить глаза от того, какой кокетливой она стала, когда он заговорил с ней. Со мной она не была такой милой.

Мимо нас проходит Марк и плюхается на диван рядом с Джеффом, громко говоря:

– Мы хотим снять большой номер. Что у вас есть?

Бен расплывается в улыбке, словно кот:

– Да-а-а… этой ночью мы будем веселиться.

Девушка лезет в компьютер и называет варианты. Том отпускает меня, но лишившись опоры, опасно качается в сторону. Я рефлекторно хватаю его за руку, испугавшись, что он упадет.

Подходя к стойке, Том кладет на нее локти.

– Нам нужен… люкс, – медленно выговаривает он.

Оглянувшись, я понимаю, что из всех ребят Том самый пьяный.

– А еще… – продолжает, – ал… коголь.

– И вы, девчонки, – подмигивает Бен, – присоединяйтесь.

Они переглядываются между собой, и одна говорит:

– Мы на работе… нам нельзя.

– Смотрите… – наседает Бен. – Вы работаете здесь каждый день. У вас будет миллион возможностей сделать свою работу в другое время. А потусоваться с нами – это единственная возможность за всю жизнь, и она дается сейчас. Не вижу смысла ее упускать и выбирать то, что и так изо дня в день с вами. Но дело ваше.

Том тихо смеется, и мне не нравится, что он положительно реагирует на попытку Бена снять девочек. Хотя какая мне, к черту, разница?

Если они собираются веселиться всю ночь, то мне с ними не по пути. Они явно начали развлекаться где-то, а сейчас планируют продолжить. Я больше не посещаю такие мероприятия, с моей болезнью это запрещено.

Пока Том и Бен оформляют номер, ко мне подходит отец. Я вижу, что он тоже пьян.

– Белинда, тебе с нами лучше не идти.

– Да, пап, знаю. Я и не собиралась.

Посмотрев, как администраторши строят Тому глазки и хихикают, хочется кому-нибудь врезать. Или им, или ему. Или уйти уже отсюда, чтобы не видеть то, чем они занимаются.

Я так и поступаю – прощаюсь с отцом и тихо ухожу в номер. Закрыв дверь, прислоняюсь к ней спиной и делаю глубокий вдох. Пьянство, музыка и разврат – это то, что всегда было у «Нитл Граспер». Да и Том мне никто, чтобы об этом переживать. Но я все равно волнуюсь, потому что…

В дверь вдруг прилетает два сильных удара, и я отпрыгиваю от неожиданности.

– Белинда… – слышу я из-за стены. – Открой. Я потр… я потерял карту.

– Черт… – выдыхаю я. – Ты меня напугал.

Я открываю дверь, и Том вваливается в номер. Он еле держится на ногах, хватается за комод для обуви и накреняет его вперед. Испугавшись, я отшатываюсь, и в этот момент с комода летит ваза – разбивается, неизбежно встречаясь с полом.

Я устало прикрываю глаза, коснувшись виска подушечками пальцев. Это напоминает мне тот период, когда я жила с родителями, и отец приходил домой пьяный. Меня передергивает от такой параллели.

– Думаю, тебе уже достаточно веселья на сегодня, и нужно идти спать.

Том медленно выговаривает:

– Сегодня… – и, пошатнувшись, проходит по осколкам ко мне. – Я буду… с-спать хорошо.

Я отступаю назад, он следует за мной.

– В таком состоянии – да. Ты быстро уснешь, – непринужденно говорю я, хотя сердце колотится как безумное.

Сделав несколько шагов, я натыкаюсь на стену. Том выставляет одну руку рядом с моей головой, а второй притягивает за талию к себе, с силой сжимая бок.

Я вскрикиваю и напрягаюсь. В животе бьет разряд тока.

Он наклоняется к моей шее и обжигает дыханием. Не целует, касается кожи приоткрытыми губами и ведет ими от уха до подбородка, едва не срываясь на стоны.

Чувствуя его колкую щетину, я откидываю голову. Здравый смысл приказывает остановиться, но страсть управляет нами. Запутавшись в движениях, Том скидывает с себя кожанку, оставшись в футболке без рукавов, оголяющей его мышцы и татуировки. Не в силах остановить желание, я трогаю его твердые плечи.

Осыпая поцелуями линию моего лица, он прижимает меня к себе обеими руками. Я издаю тихий стон, который сразу тонет в его яростном поцелуе.

Обнимая и не отрываясь от моих губ, Том тянет меня в сторону и заводит в спальню. Из-за его нетвердой походки мы опасно пошатываемся, и я оглядываюсь назад, проверяя, насколько далеко кровать.

Когда мы падаем на нее, Том зависает надо мной и поднимает вверх футболку, сжимая грудь.

Я задыхаюсь. Черт. Это не может происходить так резко и грубо…

Попытавшись вернуть футболку на место, я сталкиваюсь с сопротивлением. Том тянется к моим джинсам и расстегивает их.

Я вздрагиваю и понимаю, что не готова. Не чувствую от него ничего, кроме голой пьяной похоти. Он просто хочет удовлетворить себя.

– Том, стой… – он впивается губами мне за ухо, продолжая лезть под одежду. – Том, ты пьян… прекрати. Ты слишком пьян.

С трудом просунув ладони между нашими телами, я упираюсь ему в грудь и надавливаю.

– Том, пожалуйста… я не хочу этого. Том!

Он будто не слышит, и его слегка трясущиеся пальцы продолжают гулять по моей обнаженной груди.

Я вдруг чувствую, что трясутся не только его руки, но и он весь. Меня охватывает какое-то неприятное чувство брезгливости, и становится тошно. Том настолько пьян и обессилен, что у меня получается откинуть его от себя, хорошенько толкнув в грудь. Он заваливается на спину, в то время как я сажусь и поправляю футболку.

– Ну, Белинда, – невнятно бормочет, потянувшись ко мне и схватив поперек живота.

– Том, перестань…

Снова притянув меня к себе, он целует мое плечо. Я дергаюсь. Пелена похоти спала с глаз, и теперь я чувствую, как от него пахнет спиртом.

Я морщусь и выворачиваюсь, но снова оказываюсь в его хватке.

– Ты хочешь меня изнасиловать? – говорю я, повернувшись к нему.

Том отшатывается.

– Нет. Конечно, нет.

– Тогда хватит. Ты не видишь, что мне не нравится?

Он замирает, и в его окосевших глазах я вижу промелькнувший испуг. Я хочу уйти, но Том все равно не пускает.

– Белинда… останься… – он подминает меня под себя, ложась сверху. – Я тебя н… не трону. Я буду спать.

Уткнувшись лицом куда-то между моей шеей, плечом и подушкой, Том почти сразу начинает сопеть.

– Боже… – вздыхаю я, уставившись в потолок.