Текст книги "Матушки: Жены священников о жизни и о себе"

– Куда вы ездите летом, на отдых?

– В основном на даче сидим. Когда в семье постоянно маленькие, ехать на море, на юг, противопоказано. Когда был перерыв между детьми побольше, мы ездили на машине в Крым. Получилось очень хорошо, всем понравилось. Но у нас и на даче хорошо: лес, речка. Если погода позволяет, то мы на речке постоянно или на велосипедах катаемся, теннисный стол у нас есть, качели, за грибами любим ходить.

– Когда у детей возникают личные вопросы, психологические переживания, они идут к маме или папе?

– В основном к маме. Старшие у меня девчонки, так что они точно к маме. Как дальше будет с мальчишками, когда они подрастут, пока непонятно. Но, наверное, будут какие-то вопросы с папой решать. В общем, я пока справляюсь и с духовными вопросами. Но если надо решить бытового плана пастырские вопросы, например кому сколько поститься, я, конечно, отправляю к папе, потому что это надо у священника спрашивать, как он благословит.

– Исповедуются дети у папы или у другого священника?

– Если причащаются у папы, то и исповедуются у него. Но у нас есть очень хороший батюшка, который старше папы, и мы к нему обращаемся. Скоро ведь женихи пойдут, будут сталкиваться личные интересы, тут лучше другой священник, чтобы был совет со стороны. Да и проблемы с родителями не будешь же с папой обсуждать.

– Кстати, о женихах. Наверное, есть какие-то мальчики?

– Пока ничего серьезного. Хотя, конечно, я морально готовлюсь. Начинаем иногда обсуждать, кто куда переедет, если Маша выйдет замуж. Придется ей комнату освобождать. Мне очень жалко от себя отпускать. Лучше принять еще кого-то, чем отдать. Хотя, наверное, жалко, скорее, себя, я понимаю, что в какой-то момент надо отпустить ребенка, иначе потом не сложится. Очень важно вовремя отпустить.

– Вы готовите их к будущей семейной жизни, учите убираться, готовить?

– Старшая дочь полностью готова. Она все умеет готовить, отлично печет. Я не заставляла, ей было просто интересно. Ребенок обычно, когда мама что-то делает, говорит: «давай вместе». И в этот момент нужно не гнать его, а делать вместе. Вот я пекла, пекла пироги, а потом надоело. И вдруг слышу: «Мам, а давай я испеку, если ты не хочешь?» Вторая и третья дочки тоже подтягиваются. В московской квартире у нас посудомоечная и стиральная машинки, а когда на дачу выезжаем, надо мыть посуду в холодной воде и стирать. Посуды очень много. Поэтому я им и в городе говорю: «Надо учиться стирать и мыть посуду, потому что на даче не будет посудомойки». Каждый стирает свое белье – носочки, трусики. Я устраиваю день стирки, они разбирают тазики – и вперед.

– Но ведь надо же ими отдыхать, у них все-таки детство…

– Знаете, у нас есть одноклассники, у которых мамы ушли с работы, чтобы посвятить себя воспитанию ребенка. И такая мама часто жалуется, что у нее нет ни сил, ни времени: бегом из школы в бассейн, потом рисование, потом футбол, музыка. Приходит к учительнице: «Можно мы не все уроки будем делать, мы не успеваем?» Мне кажется, что это неправильно. Если у ребенка есть какое-то особое желание, например рисование, можно заниматься. Если нет желания, то не надо специально его насиловать. Попробовать можно, но не все сразу. Хотя, конечно, бездельничать не надо, чем-то ребенок должен быть занят. У нас учительница начальной школы считает, что если ребенок не наигрался до школы, то в первом классе он будет играть.

– А когда вы сами замуж выходили, трудно было вести хозяйство?

– Меня мама заставляла, но готовить мне и самой было интересно. У нас в школе была учительница, которой я до сих пор благодарна, она меня и шить научила, и консервировать. Уроки труда были настоящие. Вот сейчас я смотрю, как у моих девочек труд в школе устроен, так они пиццу готовят: принесли готовый корж, нарезали колбаски, сыр натерли и в микроволновку поставили. Так разве научишься? И свекрови своей я тоже благодарна, она всегда мне разрешала на кухне и суп сварить, и еще что-то по-своему сделать.

– Бывает ли вам иногда грустно, что не состоялась ваша карьера физика-ядерщика?

– Бывает грустно. Но когда я пошла на работу и столкнулась с настоящими учеными, я подумала, что из меня большого физика не выйдет. Может, и вышло бы, если трудиться, но когда я увидела ученых, подумала, что лучше «молчать и сойти за умную». Я не жалею. Я получила прекрасное образование. На самом деле оно все равно востребовано. Во-первых, непросто детям объяснить школьную физику неподготовленному человеку. Но самое главное, я считаю, что муж с женой должны соответствовать друг другу. Если бы у меня не было образования, у меня был бы другой муж, потому что такого мужа я бы не потянула. Мужу надо соответствовать, чтобы на равных можно было что-то обсуждать. Мне кажется, когда нет общих интересов, семья по-настоящему сложиться не может. У нее просто не будет основы, потому что одного эмоционального и телесного контакта маловато. Жена ведь не домохозяйка, а помощница.

Светлана Соколова

Протоиерей Николай Соколов (р. 1950) – настоятель храма Святителя Николая в Толмачах при Третьяковской галерее, декан миссионерского факультета Свято-Тихоновского гуманитарного университета (ПСТГУ), духовник и член правления фонда Всехвального апостола Андрея Первозванного и фонда Национальной Славы России, духовник Олимпийской сборной команды РФ. Окончил Московскую государственную консерваторию им. П. И. Чайковского. Династия священников Соколовых не прерывается уже 300 лет.

Светлана Соколова (р. 1948) – заведующая сектором Третьяковской галереи. Окончила Московскую государственную консерваторию имени П. И. Чайковского. Вырастила троих детей.

«Когда любишь человека…»

– Если бы вам в 16–17 лет сказали, что вы будете супругой священника, как бы вы к этому отнеслись?

– В этом возрасте никто такого не предполагает. С отцом Николаем мы встретились, когда мне было 18 лет. Мы тогда оба учились в музыкальном училище им. М. М. Ипполитова-Иванова, потом вместе поступили в консерваторию. А поженились уже на стадии окончания Консерватории. То есть сначала было 7 лет совместной учебы и дружбы. Но к чему я это говорю: примерно за полгода до нашего венчания Наталья Николаевна Соколова, мама отца Николая, спросила меня: «Светочка, я знаю, что вы с Коленькой любите друг друга, а если он вдруг станет священником? Ведь ты знаешь, что это его мечта…» А в те годы (70-е годы XX века) решиться стать женой священника было, действительно, непросто. Я ей ответила: «Мне все равно». А она говорит: «Ты знаешь, что Коленьку могут и в деревню послать служить, у нас судьбы-то разные». А мне это было, действительно, все равно, я не

лукавила. Так и по сей день – все равно где, лишь бы с ним. Когда любишь человека, тебе могут расписать, какие бывают сложности, но это абсолютно не страшно. Конечно, я не могла поначалу и предположить, что буду матушкой. Но даже если так – меня это абсолютно не пугало.

К тому же я уже знала уклад священнической семьи. Уже знала и маму, и папу, и сестер, и братьев отца Николая – с одним из них, Серафимом – будущим владыкой Сергием, мы учились вместе. И с Катенькой, старшей сестрой, она тоже заканчивала Ипполитовское училище. Вхождение в мир православной семьи было для меня настолько гармоничным и естественным, что я даже не могу определить момент, когда все это стало мне близким и родным.

– Что из общения со свекровью и свекром было для вас особенно значимо? Что осталось в памяти, ключевые события?

– Для меня ключевым событием было прежде всего знакомство.

Мы с отцом Николаем очень долго дружили, учились 7 лет вместе, и он уже во время учебы оказывал мне какие-то знаки внимания. У нас с ним были замечательные творческие отношения: мы оба были скрипачами, и музыкальное общение переросло в духовное. Надо сказать, что я сама – из нецерковной семьи, и родители были некрещеные. Конечно, в плане моральном, плане воспитательном и в моей семье на первом месте были некоторые христианские ценности – верность, порядочность, уважение к личности, трудолюбие, хотя никто себе не давал в этом отчета. Ведь в те времена люди боялись произнести даже слово о Боге, и многие понятия были искажены, достаточно вспомнить про «гордость советского человека» и общее отношение к Церкви как таковой. И честь и хвала отцу Николаю, который столько лет со мной встречался, но никогда не давил, не принуждал. Да, мы с ним часто заходили в храм, он меня воцерковлял, но при этом никогда слова «должна» не было. И вот поэтому Господь меня посетил по доброй воле. Но я могу признаться, что приняла и познала веру Божию через отца Николая. И я всегда его считала своим духовником по жизни. Он знал все мои девчачьи переживания, я знала все его мальчуковые. У нас с ним абсолютно не было никаких закрытых тем, и это великое дело. Конечно, о семье его родителей я не знала, то есть поначалу он меня боялся показывать.

А летом 1973 года, когда мое обучение в консерватории шло к концу, он мне говорит: «Свет, давай поедем к нам в Гребнево[1]1
  С Гребневским приходом связана история жизни нескольких поколений священнической семьи Соколовых. Дьякон Петр Соколов (1886–1940), служивший в Гребневе, был арестован в 1939 году и умер в тюрьме. Его младший сын Владимир женился на Наталье Николаевне Пестовой, дочери известного духовного писателя и богослова Н. Е. Пестова (Николай Евграфович Пестов и его супруга Зоя Вениаминовна похоронены на Гребневском кладбище недалеко от храмов). Отец Владимир принял сан, служил несколько лет в Гребневе, а затем – в храме свв. Адриана и Наталии в Москве, за свое пастырское служение был удостоен многих церковных наград.


[Закрыть]. 10 августа празднуется Гребневская икона Божьей Матери, это большой праздник». И вот я первый раз в жизни поехала утром на службу. Пока из Москвы выбралась, пока доехала в эту подмосковную усадьбу, служба уже почти закончилась. Николай меня встречал с автобуса. «Пойдем, я тебе храм покажу», – говорит. Идем по направлению к церкви, а все уже выходят из дверей церковных после отпуста. И тут я первый раз увидела Коли-ну маму, Наталью Николаевну. Она у него была высокая, представительного вида, настоящая матушка. Я растерялась, перепугалась, у меня прям коленки затряслись. Он говорит: «Чего ты боишься?» Но я не стала Коленьке в тот момент объяснять, просто во мне такой трепет был. И когда мы познакомились, это было уже недалеко от их домика. Он говорит: «Мам, это вот Света приехала». Она стала со мной общаться так просто, как будто знала меня давным-давно. И меня это очень расположило, мой страх весь куда-то ушел. Там на Гребневской собираются все, кто может собраться. Большая семья, много друзей. Все садятся на большую террасу чай пить. Вообще это все надо видеть и почувствовать. Мама отца Николая сразу мне говорит: «Так, детки, садитесь, сами себе наливайте, Светочка, пойдем». Она меня сразу уводит, а Коленьке говорит: «А ты, Коленька, иди, иди». Она меня увела в комнатку, мы с ней сели, она на кроватку, я на стульчик. И она мне говорит: «Светочка, давай поговорим, мы же с тобой первый раз видимся». Вообще трепет у меня перед ней так и сохранился – трепет по жизни. У нас с ней замечательные отношения. И я могу пожелать любой женщине, чтобы у нее была такая свекровь.

Вот мы сели, и разговор такой идет. Она говорит: «Светочка, знаю, сколько лет вы дружите, а Колька все в монахи собирается. Но какой из него монах! Вот Симка – это монах. Это у него с рождения». И действительно, так. Про владыку Сергия если рассказывать, то это отдельный разговор.

– То есть отец Николай открыто говорил, что пойдет в монастырь?

– Да, у него всегда была идея, что он пойдет в монастырь. А с другой стороны, вроде как говорил, что и без меня жизни нет.

А Наталья Николаевна продолжает: «Какой из Кольки монах?! Как девчонка проходит, он должен пальто подать, руку поцеловать…» Бабушка его так воспитала. Коля у нас на курсе вообще был такой единственный. И поэтому все девочки сразу млели от этого. Это настолько было неординарно в наших студенческих кругах. Я слушаю Колину маму, а она вдруг говорит: «Я знаю, что он тебя любит, а вот ты мне скажи, ты его любишь?»

– Прям так сразу?

– Сразу. Наталья Николаевна очень пря мой человек, в ней нет лукавства по жизни. Это может не нравиться, но если она решила что– то сказать, то скажет невзирая на лица, ранги, чины, и будь любезен – выслушай. И все слушают. Перед таким человеком лукавить тоже неудобно. Поэтому я ответила как есть: «Люблю». Вот тогда она мне про участь священническую и сказала, сразу, в первый же наш разговор: «А знаешь, Светочка, Коля хочет, уже не знаю как монахом, но священником точно быть, как папа наш». Я говорю: «Ну, в общем-то, знаю». Она мне обеспокоенно: «Но ты ведь участь священническую не знаешь». Но я общалась столько лет с Колей, и он меня уже посвятил во многие вещи. Я уже более-менее представляла историю Русской Православной Церкви после 1917 года. А его бабушка, дедушка – живые свидетели, исповедники, знали, что такое тюрьмы, аресты, ожидание ночного звонка в дверь. И конечно, он мне открыл глаза на многие вещи. Я сказала да, знаю, что Коля хочет быть священником, но сейчас-то он учится в консерватории. Она говорит: «Ты знаешь, Свет, он пошел в консерваторию из-за тебя, потому что ты там учишься». Она не сказала, «по дурости», но это примерно так и звучало. Вот такая первая встреча. А с папочкой, с отцом Владимиром, мы тоже в этот день встретились. Сначала мы с мамой поговорили, и я расплакалась, а потом и она расплакалась, по-доброму меня обняла. Но были хорошие слезы. И она мне сразу сказала: «Светочка, что же, креститься надо, он тебя любит». А я говорю: «Он же все равно в монахи пойдет». Действительно, в моем сознании в то время, было, что мы с ним очень хорошие друзья, без этого друга я себе вообще не мыслила какую-то дальнейшую жизнь. Она говорит: «В какие монахи, нет, вы поженитесь». Я говорю: «Но если он не хочет, как же мы поженимся?» А она мне все время говорила: «А ты то?» А я отвечала: «Но я же не буду ему предложение делать, женись на мне». А потом мы пошли на террасу, где накрывался обеденный стол, отец Владимир сидел под иконой во главе стола, а протиснуться к нему было невозможно – народу много. Я говорю: «Давайте, я помогу девочкам накрывать на стол». А отец Владимир вдруг услышал, что я там предлагаю на другом конце, и говорит: «Нет, Светочка, ты у нас сегодня гостья». Я тогда еще не знала, как отвечать священнику, когда тебя приглашают к столу. А батюшка всех детей и гостей раздвинул и говорит: «Ты иди ко мне, садись рядышком». Я ужасно сконфузилась. Как только не провалилась в погреб тут же, не знаю, но представляю свой вид. А батюшка уже говорит: «Иди, иди сюда». И Коля мне говорит: «Иди, раз папа говорит». А папа Коленьке: «А ты, Коленька, помогай сестрам, каждому свое». Теперь еще и Коленьки рядом нет, я, конечно, в глубокой растерянности.

А Колин папа видел, что я смущаюсь. Он вообще был светлейший человек, излучал духовное тепло. Уже потом, много лет спустя, когда у нас с Коленькой сложилась семья, дети, бытовая суета, дедушка, отец Владимир, приходил, и все-все становилось легче под взглядом его сияющих светлых глаз. Дети умиротворялись, правда, он разрешал внукам делать с ним все, что они хотят. Младшему внуку, который сейчас священником стал, он вообще все разрешал. Тот – малыш еще – садится верхом на деда, я говорю: «Дай дедушке отдохнуть!» А дедушка отвечает: «Светочка, я отдыхаю».

– А как вы крестились?

– Думали, где мне креститься, потому что в то время креститься взрослому человеку было очень и очень непросто. Уже и в то время у нас семья Соколовых и семья Кречетовых[2]2
  Протоиерей Николай Кречетов (родился в 1934 году), Благочинный Москворецкого округа г. Москвы. Протоиерей Валериан Кречетов (родился в 1937 году). За долгие годы своего служения имел возможность общаться со многими выдающимися пастырями, в том числе с отцом Николаем Голубцовым, отцом Иоанном (Крестьянкиным), отцом Николаем Гурьяновым. Сейчас является духовником Московской епархии и настоятелем Покровского храма села Акулово Одинцовского района.


[Закрыть] по жизни переплетались. Сейчас отец Николай Кречетов, дай Бог ему здоровья, стал у нас благочинным. А его родной брат – отец Валериан Кречетов служил многие годы в подмосковном Отрадном. И отец Владимир говорит: «Надо повести Светочку к отцу Валерьяну». И все было абсолютно так, как надо. Меня повели сначала к одному их знакомому чудесному священнику, он со мной провел первую беседу и многое мне объяснил. Главным образом, что значит крещение, что значит греховный. И я решила, что мне надо рассказать про свои грехи. Я тогда уже понимала, что надо исповедоваться. А он говорит: «Если у тебя есть грех, который тебя очень тяготит, тогда ты мне покайся. Но вообще, при крещении ты у нас младенцем будешь». Вот с того дня я и стала младенцем. Так я собиралась креститься, и к этому много приложил сил и молитв дедушка моего Коли – Николай Евграфович Пестов. Он жил рядом с Елоховским собором, и мы приходили к нему по окончании занятий. Николай Евграфович любил беседовать в своем кабинете, но говорил, что когда больше двух человек, то это потерянное время. И вот мы с ним уходили в кабинет, и он мне многие вещи рассказывал. А потом, когда услышал, что я буду креститься, то вдруг сказал: «А я буду твоим крестным! На крещение, Наташенька, я не поеду, но крестным буду».

В Отрадное приехали поздно вечером, чтобы никто нас не видел. Купель большая стояла в храме, и все было готово. Со мной приехала Наталья Николаевна. И почему-то отец Валерьян решил, что она и будет моей крестной матерью. Но Наталья Николаевна не согласилась. «Нет, – говорит, – я не буду крестной. У них с Коленькой что-то там, жениться, наверное, будут». Я думаю, какой там жениться! Крестилась я в сентябре, когда про женитьбу со стороны Коли еще и речи не было. А она мне всегда говорила: «Все равно вы женитесь». Я недоумевала: что же мне насильно его на себе женить, что ли?! Я Коленьку любила и хотела, чтобы было так, как для него лучше. Но все равно моей крестной стала не Наталья Николаевна, а свекровь отца Валерьяна – Елена Владимировна Апушкина. Так произошли мои крестины. И с тех пор я уже с Коленькой, по мере возможности, стала посещать богослужения. Как раз в субботу, когда заканчивались все репетиции и занятия, была возможность приехать в Елоховский собор на всенощную. Они рядом жили, мы наскоро складывали свои инструменты и бежали. А надо сказать, у бабушки, Зои Вениаминовны, было очень интересное восприятие Колиных встреч с девочками. Она его все время хотела женить. Молодежи вокруг очень много. У меня тогда телефона не было, а у Коленьки был. И когда нам надо что-нибудь было, я ему звонила. Бабушка брала трубку, я просила позвать Колю, и она начинала: «Это Оля?» Я говорила, нет. Она еще какие-то имена называет. Я думаю: «О, как все сложно». А потом, наконец: «Так это Светочка?» Насколько меня Наталья Николаевна приняла сразу с распростертыми объятиями, настолько бабушка поначалу – с настороженностью, очень серьезно, она на меня все время смотрела оценивающе. Она как-то Коленьке сказала: «Я умру, когда увижу ту, которая будет тебе стирать рубашки, мне главное ее увидеть». А девчонок-то полно ходит кругом. И вдруг через некоторое время она говорит: «Все, могу умирать спокойно, вот вижу, что Светочка и будет тебе стирать». И все время молитва ее была о том, чтобы умереть, никого не обременяя. Так она и умерла: заболела воспалением легких и неожиданно, в несколько дней

ушла. Это было 15 ноября. И потом уже так получилось, что еще до 40-го дня после кончины Коленька вдруг говорит: надо подавать заявление в ЗАГС. А я говорю, как же так – в ЗАГС, если еще 40 дней не прошло? Разговор этот был при Наталье Николаевне. А мама сказала: «Живым живое, а бабушка там будет молиться. Для нее не важно, 40 дней, не 40, она все равно молится». Просто это семья такая, с такой глубокой верой, и я для себя совершенно четко поняла, есть какие-то вещи основные, а есть то, что менее важно. Конечно, может быть, это не мелочи, но все равно важно уметь разделять, что более важно, а что – менее. И конечно, я счастливый человек, что вошла в эту семью. Это Божья милость, не знаю, за что мне. Отец Николай говорит, что это по молитвам тех, кого с нами рядом нет.

Мы повенчались с ним в январе, в Татьянин день, и в этот же год у меня был диплом. Распределение по окончании учебного заведения было очень жестким. Но так как я уже была замужем, ждала ребенка, мне предоставили распределение в Москве. Но чтобы я сама нашла себе место работы. Я и нашла – в оркестре детского театра. Меня это устраивало, потому что нагрузки в детском театре было немного и можно было совмещать с семьей, ребенком. Отец Николай заканчивал консерваторию на следующий год. По тем законам в армию не брали до того, как ребенку исполняется год. Получалось, если он заканчивает консерваторию в мае – июне, а ребенок у нас ноябрьский, то эти месяцы он должен был где-то работать. И ему дали распределение в Москонцерт, в ансамбль «Рапсодия» Клавдии Шульженко. После этого Коля пошел служить в армию, в войска ПВО, а через некоторое время его перевели в Москву в военный оркестр.

– А пока он служил в армии, вы чувствовали себя одинокой мамой?

– Ни в коем случае! Одинокой я никогда не была! Во-первых, я была с малышкой, во-вторых, мои родители были еще живы, а мы жили рядом с родителями отца Николая. И потом, через некоторое время, когда Колю перевели в Москву в ансамбль ПВО, он приезжал домой и даже на ночевку.

Вскоре после того, как Коля, отслужив, вернулся домой, Патриарх Пимен пригласил его иподьяконствовать. И с тех пор мы всю жизнь при Церкви. На семейном совете мы с Коленькой решили, что он будет поступать в семинарию, куда он и поступил сразу во второй класс, а потом и в академию. А Святейший Патриарх предложил ему быть референтом в Патриархии.

– А в семинарии он учился, приезжая из Москвы?

– Он не был заочником официально, но так как совмещал учебу с работой в Патриархии, то Святейший его благословил присутствовать, когда он может. Но Коля настолько честный человек и относится ко всему действительно ответственно, что так было и с учебой – ездил, как только мог. Он и по сей день любит учиться и других людей наставлять. Мне иногда говорят: «Матушка, он, наверное, так долго готовится к своим проповедям». А рождение проповеди – это процесс внутренний. У отца Николая они всегда естественно складываются, от сердца, отчасти благодаря накопленному за всю жизнь духовному опыту, отчасти – сформировавшемуся еще в детстве. Ведь он в основном воспитывался в доме у бабушки и дедушки, Николая Евграфовича и Зои Вениаминовны Пестовых, так как они, чтобы легче было Наташеньке с маленькими детьми, взяли его, старшего, к себе. Они были людьми очень неординарными, дедушка был богослов и духовный писатель, бабушка – очень серьезного воспитания, и они старались как можно больше вложить в воспитание Коли, а потом уже Симочки, Серафима, потому что Симочка приезжал в Москву в более старшем возрасте. Я сама все это знаю по рассказам Натальи Николаевны. Она и в своей книжке об этом очень много писала[3]3
  Соколова Н. Н. Под кровом Всевышнего (под общей редакцией Преосвященнейшего Сергия (Соколова), епископа Новосибирского и Бердского).


[Закрыть].

Так вот в доме бабушки и дедушки каждый выходной день у них был расписан: ранняя литургия с дедушкой обязательно к Илье Обыденному, после этого обязательно приезжают домой и Коленька обязательно должен заниматься музыкой, а потом обязательно посещение музеев, концертов… Я сейчас, когда сама стала бабушкой, понимаю, что значат эти хлопоты. Зоя Вениаминовна просто так ничего не делала. Она вела программное воспитание отца Николая, потом уже – Серафима, Катеньки. Бабушка такие ему каждый раз лекции читала! Все это в него вкладывалось как несокрушимый фундамент для будущего. Потому я и сама стараюсь с внуками, и молодым мамам советую начинать воспитание ребенка как можно раньше. Это не голословно. Это действительно так. Отец Николай говорит, что для него Третьяковка была вторым домом, а Большой зал Консерватории – третьим. И конечно, дивны пути Господни: теперь отец Николай стал настоятелем храма при Третьяковской галерее, которой была посвящена часть его детства. Он говорит, что икона Владимирской Божьей Матери привела его служить перед Ее образом.

– Расскажите, пожалуйста, о священнической жизни, о дне святой хиротонии, назначении на приход…

– Отец Николай работал у Святейшего Патриарха Пимена в Чистом переулке референтом и, когда заканчивал духовную академию, ему сказали написать прошение о дьяконстве. Он написал прошение, а Святейший пока не подписал. Ну, нет и нет. Коля работает референтом и работает. А у нас уже к тому времени уже девочка родилась, вторая, и третий, Димочка. А старший сын Алексей уже ходил с папой на службы. У меня меньше было возможности с ними пойти – я же с малышней. И тут в один прекрасный день, на праздник Благовещения, Лешенька пошел с отцом в храм. Возвращаются – сияют оба! Говорят: ты уже матушка, а он – отец дьякон. Как? А вот так. Рассказывает: прихожу в собор, и мне Святейший говорит: «Ты кушал сегодня или нет?» (то есть «Вы», конечно, он отца Николая на вы называл). А у отца Николая кушать до литургии было не принято никогда. Он говорит: «Нет, Ваше Святейшество». Святейший говорит: «Ну и хорошо, сегодня будет хиротония». – «Ваше Святейшество, я правила не успею почитать!». А Святейший Патриарх Пимен в чем-то был очень строг, в каких-то вещах бескомпромиссен, а тут говорит: «Потом почитаешь». Состоялась хиротония. Вот так он стал дьяконом.

– А вы переживали, что не были на службе, что это так неожиданно свалилось?

– Нет. Я радовалась, чего же мне переживать.

– А ждали?

– Ждала. А когда много чего-то ждешь, когда полагаешь на Божью волю все ожидания и все чаяния, тогда все замечательно. И Господь нам такую радость послал! Не было у меня чувство сожаления, что меня он там не видел, потому что

все равно внутренне я была там с ним. А Лешка – уже папка двоих детей, он единственный свидетель и считает, что ему очень повезло. Он по сей день не то, что горд, но счастлив этим.

– Какое-то время отец Николай служил в Москве в Елоховском?

– Даже когда он дьяконом стал, все равно оставался референтом Патриарха Пимена в Чистом переулке. А я не знаю, в курсе вы или нет, у Святейшего там домовый храм в честь Владимирской Божьей Матери, который он очень любил. Там была почти что келейная молитва, и отец Николай там служил. Так Владимирская Божья Матерь по жизни ведет отца Николая. Очень много у нас таких совпадений, но я считаю, что это не совпадения.

– А священническая хиротония?

– Священническая хиротония была у отца Николая на день Владимирской Божьей Матери, 8 сентября, в храме Адриана и Натальи, в котором в свое время служил его папа. Хиротонию совершал владыка Феофан, теперь… который. Очень было много эмоций, там мы все уже были вместе. В такой день и именно в таком месте. Случайно в нашей жизни ничего не бывает.

– А назначение на приход?

– Сначала ему приход дали на Ваганьковском кладбище, он еще дьяконом туда поступил. Потом уже в 1988 году стал священником и организовывал воскресную школу. А я в 1989 году

ушла со своей светской работы, потому что понимала, надо батюшке помогать создавать воскресную школу. Тогда воскресных школ было только две: в Богоявленском соборе и у нас в Ваганькове. У нас было очень много прихожан, много детей. Тогда мы в воскресной школе организовали хор, начались первые патриаршие рождественские елки в Колонном зале. И вот мы с хором: наш хор и хор отца Петра Полякова встречались на рождественских елках и обменивались: а как у вас, а как у вас. Потому что все с нуля: никаких наработок не было. Я считаю, что Господь нас вразумлял и вел своим правильным путем.

А в 1992 году отцу Николаю пришло назначение о переводе в храм при Третьяковской галерее. Могу рассказать очень интересный случай. Примерно за месяц до назначения батюшки в храм Николы в Толмачах (его как раз перед зимним Николиным днем перевели) приходит он как-то домой и говорит: «Ты знаешь, у нас одна раба Божья просит меня освятить шиномонтажную мастерскую своего брата, говорит, что без благословения и освящения у него дела как-то не так идут». Отец Николай никогда не отказывал в таких просьбах и вскоре пошел освящать эту мастерскую. Приходит домой и несет большой сверток. Я спрашиваю: «Что это такое?» А он отвечает: «Ты знаешь, я освятил, а он мне: "Батюшка, денег у меня нет, ничего не могу дать".

Отвечаю, мол, ничего и не надо, и собираюсь уходить. А у него там темная такая доска стояла, так он и говорит мне: «Посмотрите, батюшка, по-моему, это икона». Я через эти шины – там же типа гаража, все заставлено, – пролез в какой-то угол. Там стоит черная доска, а на ней на просвет сразу виден лик святителя Николая. И он мне говорит: «Возьмите ее, Вы найдете, что с ней делать». Вот и принес». И буквально через несколько дней приходит распоряжение Патриарха о назначении в храм святителя Николая. Это просто показатель того, что ничего просто так не происходит. И отец Николай, когда мы познакомились с членами приходского совета, сразу сказал, что у нас есть образ святителя. Сейчас этот образ в прекрасном киоте, обновленный. Я считаю, что это многострадальная, почти чудотворная икона. У нас все вот так. Мы пришли в Третьяковскую галерею – в храме полная разруха. Он говорит: «Ты знаешь, у нас, наверное, никогда прихода не будет, потому что кругом Замоскворечье, большинство храмов тут не закрывалось, везде свои прихожане». А потом оказалось, что за нами пошла вся наша воскресная школа, которая была на Ваганьковском. И с нее начался наш приход.

– Что главное в воспитании детей для вас было?

– Все главное.

– На что вы обращали внимание особенно?

– Что значит особенно? Я считаю вообще рождение ребенка – это уже особенное. А в воспитании каждый шаг особенный. Я не могу сказать, что это очень важно, а это не очень важно.

– Лот чего к чему идти тогда?

– Дети у нас росли в верующей семье, мы старались их водить в храм, естественно.

– Как часто в храм?

– Когда они были маленькими, по-разному. Но нам легче было, бабушка рядом была. Для меня, когда она меня в храм отпускала, это вообще был праздник, потому что мал-мала – не оторваться. Я старалась прививать детям чувство, что храм – это особое место. С чем я сейчас столкнулась, уже на приходе, что многие мамы (и я могу их понять) приходят молиться, но что в этот момент ребенок делает, их как-то это не очень волнует – дескать, главное – он в храме, а бегает ли он, разговаривает ли – уже вторично. То есть не приучают к благоговейной сосредоточенности.

– А у вас как это было?

– Они тоже были маленькими, кто-то на руках, а кто уже не на руках, чтобы не мешать. Моя позиция всегда была, что мой ребенок дол жен быть занят, сосредоточен. У меня всегда с собой были бумага, карандаши. Кто рисует, кто пишет. Но они всегда были при мне и всегда зна ли, что в какие-то моменты можно порисовать, а в другие – все отложить и молиться. В самые

важные моменты службы я им говорила: подождите. А потом уже старалась по мере возрастания, чтобы они задавали вопросы или папе, или бабушке, чтобы для них неясностей не было и про службу, и про все.

– А на всенощную вы когда начинали водить?

– У меня не было различения всенощная, литургия. Когда меня отпускали, тогда и – слава тебе Господи! Что на всенощную, что на литургию. Ну конечно, подойти к елеопомазанию – это уже праздник. Мы как-то старались, чтобы любое посещение храма было праздником. И дети так сейчас внуков воспитывают. Сейчас сложнее, мне кажется, с детьми. Потому что сейчас такая свобода в обращении, что мне иногда и некоторые родители кажутся неуправляемыми. Ну, может быть, я просто уже старая становлюсь.