Текст книги "Очищение"

В следующие дни Вера, кажется, тоже расслабилась и даже была готова разделить с ним по вечерам пару бутылок так ненавидимого ей пива. Ежедневные получасовые прогулки на пляж сначала тяготили Максима, не привыкшего к таким частым нагрузкам, но через несколько дней ему начало нравиться, особенно когда прошли первые ожоги от солнца, и кожа стала покрываться благородным черноморским загаром. Они гуляли, держась за руки, и Максим впервые за несколько лет увидел ту Веру, в которую он когда-то так неожиданно для себя влюбился: без многочасового макияжа, без тщательной укладки и продуманных образов в одежде, с выгоревшими волосами и коричневыми от загара плечами, выглядывающими из-под лёгкого, почти детского сарафана. Максим исподтишка любовался на свою жену и гордо сравнивал её с другими туристками, с трудом впихивающими свои тела в аляпистые безвкусные купальники. Они покупали никому не нужные сувениры и безделушки, брали на ужин свежие морепродукты, и Макс уже перестал думать о том, выдержит ли его кредитка такой напор бесполезных трат.

Егоров, как и обещал, так и не побеспокоил Максима, то ли забыв о нём, то ли готовя огромный список поручений, который будет ждать его по возвращении из отпуска. Пару раз позвонили родители, дали несколько наставлений, посоветовали, что купить и рассказали о том, что при Советском Союзе болгары были очень весёлыми и гостеприимными. Максим отправил несколько голосовых Ваську, своему другу детства, который в этом году должен был ехать в Евпаторию с женой и тремя детьми. Васька дежурно позавидовал ему и обещал, что в скором времени обязательно встретится с ним и выпьет в одиночку всю бутылку Слнечного Бряга, который Макс сам же и привезёт из поездки. В этом Ваську можно было верить – ещё на школьной скамье он мог запросто перепить физрука и в старших классах пытался даже соревноваться с трудовиком, которого никто не видел трезвым с момента основания школы. Самому Максу было далеко до друга. Он позорно пьянел от пары бутылок Балтики Девятки и незаметно уползал подальше, забытый всей своей веселящейся компанией. Через некоторое время сильно нетрезвый Васёк провожал его до дома и, извиняясь, шёл обратно к остальным, чтобы открыть очередную бутылку чего-то очень дешёвого и очень вонючего. Потом Васька немного остепенился, довольно рано съехал от родителей, организовал свой небольшой бизнес по ремонту автомобилей и женился, почти одновременно с Максом. Но дружбу они не забросили, и время от времени выбирались то на рыбалку, то за город на шашлыки, то просто сидели в гаражах и потягивали пивко, обсуждая последние разработки в мире автомобилестроения. Васька был душой компании, эдаким своим парнем, который через пять минут знакомства становился твоим лучшим другом, как будто вы знакомы уже лет пятнадцать. Он обладал врождённым умением внимательно слушать и говорить в нужный момент нужные слова, поэтому каждый, кто общался с ним, чувствовал какую-то особенную близость и с радостью принимал его в свою душу. Макс был уверен, что без Васька и их небольшой уютной компании его жизнь окончательно потеряет смысл и именно поэтому он так отчаянно отстаивал своё право на общение с ними, несмотря на пренебрежительное отношение Веры.

Отпуск неспешно двигался к своему завершению, и Максим с сожалением считал оставшиеся беззаботные дни. Кожа темнела, кредитка пустела, а вечерами подступала старая добрая тоска, такая же, как во вторую половину дня в воскресенье, когда понимаешь, что выходные почти закончились, а отдохнуть так и не удалось. Вера особенно не переживала по поводу окончания отпуска и возвращения на работу. Её не слишком напрягали в офисе, и она могла запросто уйти с половины рабочего дня в салон красоты, или пройтись по ближайшим магазинам. Сейчас она уже строила планы на зимний отдых в горах и хотела прямо по приезду заказать себе и Максу лыжи или сноуборды, пока на них были скидки. О том, что они ещё не расплатились за текущий отпуск, Вера и слышать не хотела. «Работать надо лучше, может повышение получишь, – безапелляционно заявила она. – Работы сейчас много, всем хватает, если правильно себя поставить. Вернёшься – так и скажи Егорову, пусть зарплату прибавит, не зря же ты на него десять лет пашешь, как проклятый». Максим подумал, что и правда пора поговорить с начальником о повышении, в конце концов, ипотека сама себя не оплатит, а второй такой отпуск их бюджет просто не выдержит. И он стал готовиться к беседе, перечисляя в голове все свои достижения и личные качества, о которых он непременно расскажет Егорову в первый же день выхода на работу. От этих мыслей становилось легче, но где-то в глубине души он понимал, что это всё самообман, и никакого повышения ему не светит.

В последний день перед отъездом Макс решил опять пройтись по дороге, ведущей к городу. Вера в этот раз захотела сопроводить его, и, накинув ветровки, они вышли из уже переставшего быть чужим отеля. Пройдя метров двести, они остановились, чтобы сделать последние панорамные фото деревни, которую было хорошо видно с небольшого возвышения чуть в стороне от дороги. Максим полез на холмик, а Вера осталась внизу в поисках удачного места для фотографии. На холмике росла высокая трава, скрывающая в своих недрах что-то, что сначала показалось Максиму памятником, или мемориалом. Раздвинув заросли, он, к своему удивлению, обнаружил каменную плиту, окружённую низким покосившимся заборчиком, на которой стоял простенький железный крест. Не оставалось сомнений в том, что это была могила. Макс удивился: кому могло прийти в голову похоронить человека не на кладбище, а здесь, почти в лесу, рядом с пыльной дорогой и неприметной курортной деревенькой. Он подошёл поближе к кресту, чтобы разглядеть надпись на табличке. «Мария Петкова Добрева. 06.04.1978 – 15.10.2000 Искаме да си сред нас сега то цм ами само спомени и тъга».

«Что за тъга? – подумал Максим, разбирая полустёртые буквы. – Тъга, видите-ли у неё… Самоубийца, наверное, раз даже до кладбища не донесли, а закопали тут, как бездомную кошку. И молодая совсем, 22 года. Что, Мария Петкова, несладко тебе жилось? С парнем, небось, поругалась, да и наглоталась каких-нибудь безвредных таблеток, а они возьми и подействуй. Не ожидала такого исхода? Не хотела лежать в сырой земле, где тебя даже черви не найдут? А может всё не так было? Может ты ипотеку выплачивала за свою халупу в вашей стрёмной деревеньке, и ремонт убогий никак не могла закончить? И в офис ходила каждый день, как проклятая, где все видели в тебе врага, потому что сами старались урвать кусок внимания начальства, чтобы получить сгнившую кость в виде ежеквартальной премии? Кредитов на подарки понабрала, а сама ходила с простеньким Сиаоми, „спасибо, что не сдох через два месяца“? Друзья у тебя были? Чего же они не помешали тебе покончить с собой? Может потому, что им тоже было наплевать на тебя? На то, что, несмотря на всю эту шелуху, ты оставалась Марией Петковой – собой, со своими мыслями, радостями и тревогами, со своей жизнью, которая для других упорно оставалась пустым местом? И, наконец, поняв, что невозможно докричаться до этого мира, сдвинуть хоть на миллиметр офисные перегородки и стены ипотечной квартиры, ты решила сделать это – перестать играть по их правилам, бросить им в лицо свою жизнь, за которую никто не дал бы и ломаного гроша? Раз они отказывались видеть тебя – пусть и не увидят никогда больше. И что? Что дальше? Что ты смогла доказать им, или самой себе? Нашла своё предназначение, которое есть у каждого человека с рождения? Достигла этого самого покоя, о котором так мечтала? Что-то никто не навещает твою могилку, да, Мария? А ты думала, будут ходить, горевать. Ну вот я пришёл, поговорил с тобой, убрал траву, табличку протёр. Тебе стало легче? Мне – нет, потому что ты останешься лежать здесь, а я пойду обратно и потяну за собой нить своего никчемного существования дальше, по дороге от дома к офису, с каждым шагом всё больше запутывая её и запутываясь сам, теряя последнюю надежду на освобождение. Всё, Петкова, мне пора. Мёртвым, как говорится, мёртвое, а живым – страдание. Я не плачу, если что, тебе показалось.»

Макс сфоткал Веру на фоне деревни, потом они немного прогулялись и вернулись в отель, где их ждали собранные чемоданы и недопитая бутылка вина. Спать нужно было ложиться рано, ужинать было нечем, и они поспешили поскорее закончить свой последний отпускной день. Лунный свет пробивался через жалюзи всю ночь, как будто кто-то включил невидимый ночник, охраняющий их беспокойный сон. Сотни летних бабочек-однодневок облепили окна и пытались прорваться внутрь комнаты, не замечая невидимого стеклянного препятствия. Откуда-то издалека доносилась курортная музыка, сопровождающаяся странными едва различимыми словами: «Ты, О дрожащая грудь ночи, что мерцает четками лун! Я обожаю Тебя, Эвоэ! Обожаю Тебя, И А О!»[1]1
  Здесь и далее цитируется стихотворение Алистера Кроули из книги «Дневник наркомана», the Diary of a Drug Friend, 1922 г.


[Закрыть]. Но Максим ничего не слышал, даже звона колокольчиков, пытающегося пробраться в их комнату вместе с летними мотыльками. Ему нужно было выспаться перед долгой дорогой обратно в своё старое ипотечное жилище и начать как можно быстрее расплачиваться по кредиту.

3

В самолёте Вера опять села у окна, а Максим рядом с ней, и оба стали дожидаться обеда. Весь иллюминатор занимала гладь чистого голубого неба, а внизу всё было покрыто бездомными взъерошенными облаками, чьи складки напоминали бороду какого-то древнего грозного бога. Максим жевал сухой бутерброд и запивал его томатным соком, то и дело поглядывая на часы и дожидаясь объявления о снижении. Но лететь ещё было долго, и он решил порыться в телефоне и посмотреть те несколько фотографий, которые успел сделать за всё время отпуска. Вот их первая прогулка до моря, вот номер в отеле, вот фото городской площади и церкви, сделанные им на второй день, вот они с Верой в ресторанчике с целым блюдом мидий, которые оказались отвратительными на вкус, вот Вера на пляже, Вера на экскурсии в горах, Вера с осликом, Вера с бутылкой местного домашнего вина. Последними шли три видео, которые Макс не помнил. Он удивился, надел наушники и запустил первое. Изображение немного подрагивало, как будто его руки тряслись, и вокруг было так темно, что Максим подумал, что случайно нажал в кармане на кнопку записи. Потом на видео появился фонарь, освещающий пыльную дорогу, кажется, ту, по которой он ходил в город. Камера приближалась к фонарю, и были слышны шуршащие шаги снимающего и его прерывистое дыхание. Постепенно шаги замедлились и вдруг резко остановились, и стало тихо, только где-то на фоне стрекотали ночные цикады и шумели невидимые деревья. Несколько секунд камера снимала светящийся фонарь и вдруг отключилась. На втором видео Макс обнаружил ту же дорогу, но уже без фонарей. Где-то в глубине деревьев виднелись каменные ступеньки, и камера направилась к ним. Окружающие звуки стали громче, где-то что-то стукнуло, как будто рядом упала ветка. Изображение дёрнулось, но продолжало показывать старую каменную лестницу. По-прежнему было темно, и ступеньки были едва различимы, но Макс увидел на одной из них какой-то предмет, который, кажется, заметил и снимающий. Он приблизил к нему камеру, но тут откуда-то сбоку раздался шорох, а за ним странное всхлипывание то ли животного, то ли человека, и запись опять оборвалась. Последнее, третье, видео было сделано уже днём. В ярком солнечном свете колыхалась на ветру густая трава и опять шумели деревья и стрекотали цикады. Кое-где в траве проглядывали то ли железные колья, то ли остатки какого-то полуразрушенного фундамента, покрытые ржавчиной и зелёным налётом. В этот раз камера не двигалась, заставляя Максима пристально всматриваться в заросли, которые всё сильнее колыхались на ветру. Постепенно шум ветра и травы стал наполняться тихим звуком невидимых колокольчиков, не попадавших в его ритм, но вводящих в странное гипнотическое состояние, заставляя разум звенеть вместе с ними. Камера продолжала снимать, то чуть приближаясь, то отдаляясь, но ничего так и не произошло. Через некоторое время она вдруг развернулась на 180 градусов, в кадре буквально на пару секунд мелькнуло какое-то старое здание, потом кусок неба и засвет от солнца, попавшего в объектив. На этом видео закончилось.

Максим несколько секунд пялился в телефон, пытаясь понять, что он только что увидел и не стоит ли ему немедленно удалить эту жуть, как вдруг откуда-то из глубины живота накатила тёплая волна тошноты, и он еле успел добежать до туалета, который, к счастью, оказался свободным, чтобы отдать ему съеденный только что бутерброд. Весь остаток полёта он просидел бледный, в холодном поту, стараясь не шевелиться, чтобы не провоцировать очередной рвотный позыв. Вера сидела рядом и время от времени спрашивала, не нужно ли ему чего, а он только отрицательно мотал головой и ещё крепче сжимал зубы. Как они доехали до дома, Макс не помнил, очнувшись только на своём диване с градусником подмышкой. Как ни странно, температура была нормальной, и он решил, что просто переутомился, или отравился несвежей ветчиной в бутерброде. Он долго ворочался, пытаясь заснуть: что-то не давало его векам полностью сомкнуться, и он просто лежал и боялся повернуться лицом к стене, а Вера приносила ему воду, трогала его лоб и сокрушенно качала головой. Макс был рад, что до выхода на работу оставалось ещё два дня, и он надеялся, что за это время успеет выздороветь, потому что брать больничный сразу после отпуска было равносильно тяжкому преступлению, которому не было оправданий. Где-то в середине ночи он всё-таки успокоился и стал засыпать, вспоминая, что в воскресенье договорился встретиться с Васьком и ребятами и передать им несколько бутылок Слнечного Бряга.

Наутро вчерашняя хворь прошла практически без следа. Максим сходил в магазин за продуктами, приготовил завтрак для себя и для Веры и не без удовольствия съел его прямо на диване перед телевизором. Потом, вспомнив что-то важное, он взял телефон и удалил все фотографии и видео из отпуска, стараясь особо не смотреть на экран. После этого он совсем повеселел и начал разбирать чемодан, скидывая в стиралку свои вещи, пропахшие морем и посыпанные песком. Об отпуске теперь напоминал только загар, щедро покрывавший его ноги и плечи, и дыра в кредитке, которую он теперь будет закрывать ещё месяцев пять, а то и восемь. После обеда Вера засобиралась к родителям, а Макс, сославшись на недомогание, остался дома и провёл чудный вечер то пялясь в телевизор, то пролистывая ленты в социальных сетях. Завтра ему предстояло очень аккуратно провернуть один важный манёвр, и он морально готовился к предстоящей нелёгкой схватке.

– Вер, – Макс постарался, чтобы его голос звучал буднично и непринуждённо, – Тут, как бы, мужики собираются, там у одного событие в семье… Я схожу ненадолго, а?

– А как же живот? – подозрительно спросила жена. Она тоже собиралась пройтись с подружками по торговому центру, но для приличия решила повредничать.

– Побаливает… – Макс скорчил скорбную мину, вероятно, слишком наигранную для его румяного и посвежевшего лица, но ставки были высоки. – Но Мишке-то я не могу отказать, он же, помнишь, нам с переездом помогал и обои клеил. Я буквально на часок, правда, мне самому неохота, я бы дома ещё отлежался. Да и на работу завтра…

– Максим, вот ты мне честно скажи, сколько водки взяли? – Вера, как всегда, зрила в корень.

– Да нисколько, Вер, какая водка? Там все семейные, всех дома ждут, – это было отчасти правдой.

– Ну-ну… Иди, конечно, держать я тебя не буду. Обидно просто… К родителям моим не поехал, а как друганы тупые позвали – сразу чудесным образом выздоровел. Тебе на передачу «Здоровье» надо в раздел «очевидное-невероятное».

– Ну вчера-то мне совсем плохо было, а так я бы съездил, честно. Батю твоего уже сто лет не видел, – (и ещё сто лет не видел бы, достал уже своими анекдотами столетней давности из журнала «Крокодил». И маму тоже, которая по двадцатому разу задаёт одни и те же вопросы о планах на будущее, недвусмысленно намекая на внуков).

– Ладно, Макс, я на маникюр, а потом в кафешку с Ленкой и Кристиной. Не скучай там на своём событии, – и Вера, напоследок смерив его пронзительным взглядом, удалилась в свою комнату делать укладку.

Максим удивился, как легко и быстро ему удалось вырваться к ребятам на этот раз. Видимо, за время отпуска они успели надоесть друг другу, и пришла пора опять разъединить их жизни, как это было всегда: каждый сам по себе. Он принял душ, набрызгался дезодорантом и стал одеваться. Дождавшись, когда Вера уйдёт, он сунул в рюкзак три бутылки болгарского бренди и спешно вышел из квартиры, как будто боясь, что жена передумает, вернётся и запрёт его здесь.

Они решили собраться в своём обычном кабаке, который их компания облюбовала ещё лет пять назад. В этот раз состав был прежним: Макс, Васёк, Мишка, Борис и Славик. Для начала решили заказать пивка по пол-литра, а потом уже переходить к более крепким напиткам. Как только пришёл Васёк, стало весело. Смех разносился от их столика по всему заведению, и несколько раз Максим ловил осуждающие взгляды остальных посетителей. Но он не обращал на них внимания. Ему было хорошо – так хорошо, что он даже перестал думать о завтрашней встрече с Егоровым и куче работы, которая, скорее всего, накопилась за время его отпуска. Всё это было неважно, ведь рядом были друзья, готовые в любой момент…

– Мужики, у меня появился тост! – Максим старался перекричать всеобщее веселье. – Давайте за дружбу!

Но никто его не услышал. Тост утонул, не успев родиться. Макс несколько секунд подержал стопку в руках и поставил её на стол, так и не отпив.

– Вот я о том же и говорю, – Борис, как ни в чём ни бывало, продолжал свой монолог, – Дизель в городе убьёт сажевый фильтр, если гонять по трассе время от времени не будешь. А у нас где погоняешь? Пробки сплошняком, вот недавно даже в выходные на трёхе полтора часа проторчал, когда на Ленинградку пытался выехать. Не, только бензин, мужики, уж вы меня извините.

– Ща, чувак, погоди, тут мем классный на ту тему был, – Васёк дотянулся до телефона и стал перелистывать галерею. – Вот, кажется, нашёл. Он поднял глаза и протянул телефон так, чтобы каждый за столиком смог увидеть экран. Все неприлично загоготали, и Максим присоединился к ним, несмотря на то что телефон ему загораживала полупустая бутылка водки, и мем он так и не разглядел.

– Ну, – подытожил Васька, – Давайте за будущее. Чтобы каждому из нас оно принесло что-то новое и неизведанное. За нас, мужики!

Пять стаканов как по команде взлетели в воздух и пять ртов проглотили прозрачную жгучую жидкость. Макс понимал, что ему уже хватит, но остановиться не мог. Его голова почти не соображала, язык не ворочался, а всё тело наполнила покалывающая тяжесть, как будто к каждой руке и ноге прибавили по несколько килограммов.

Когда все стали расходиться, Васёк, по своему обычаю, вызвал такси, проводил Максима домой и поехал к себе, взяв с него обещание вести себя хорошо и обязательно позвонить через пару неделек. Макс ввалился в квартиру и, не раздеваясь, рухнул на диван, не забыв, впрочем, установить будильник на шесть утра. На отпуске можно было теперь поставить жирную точку.

4

Утром ему, конечно, было плохо, но он старался не подавать виду, чтобы Вера не ехидничала. Но ей, кажется, не было до него никакого дела. Она, как обычно, носилась по комнатам, оставляя за собой хвост из запахов геля для душа, шампуня, крема и дорогих духов. Максим мрачно размешивал в чашке растворимый кофе и разжёвывал таблетку анальгина. За окном стояло пасмурное августовское утро, и по серому небу плыли облака, грозящиеся в любой момент пролиться тяжёлым летним дождём. Макс не решился в таком состоянии ехать на машине. Он бросил в портфель зонтик, карточки, связку ключей и на всякий случай ещё одну таблетку анальгина и вышел из дома. Путь до метро был неблизкий, но пошёл Максу на пользу: в голове немного просветлело, и тупая пульсирующая боль чуть отступила, даже несмотря на духоту в переполненном вагоне. В половине десятого Макс вошёл в офис.

Как же он завидовал Тёме, своему соседу по оупен спейсу, который отсутствовал на рабочем месте и, скорее всего, уже жарился под турецким солнышком. Максу стало одиноко, как собаке, которую владелец привязал у магазина, а сам ушёл внутрь, не предупредив, когда вернётся. Некому было даже пожать руку, ознаменовав начало нового трудового дня. Егоров пришёл в десять, привычным взглядом обвёл свои владения, как-то по-особенному кивнул Максу и удалился в свой аквариум. Макс открыл почту, в которой его уже ждали больше сотни новых сообщений. Надо было приступать к их разбору и сортировке, но он медлил, не зная, с чего начать. Просидев так около получаса, он решил пойти на кухню заварить кофе, но тут затрещал рабочий телефон, высвечивая имя: «Alexey Egorov». «Ну всё, понеслась, – обречённо подумал Макс. – Ждём новых указаний сверху». Он неохотно взял трубку. «Максим, зайди, пожалуйста, на пару минуток», – с притворным дружелюбием проговорил босс. Макса накрыла волна ужаса вперемешку с каким-то омерзением. Егоров редко вызывал кого-то к себе, только по очень важным и особым делам, предпочитая переписку или звонки. В этот раз, видимо, простым отчётом было не отделаться.

– Максим, как отпуск? – разговор начался издалека.

– Нормально, – Макс вертел в руках телефон, который зачем-то захватил с собой.

– Ну вот и хорошо. Или не очень. А ты знаешь, что из-за некорректного отчёта, который ты мне отправил перед отъездом, несколько фур простояли три дня перед заполненным складом? Знаешь, сколько я потерял, то есть, наша компания потеряла, за это время? – Егоров продолжал говорить спокойно, но ладонь его правой руки, лежавшая на столе, начала постепенно сжиматься в кулак. Макс молчал. – Нет, наверное, не знаешь, ведь я обещал не тревожить тебя в отпуске по пустякам. В сущности, пара миллионов – это пустяк для компании, мы их заработали за следующую неделю. Пока ты был в отпуске. Без тебя.

– Алексей, я, правда торопился… Мне надо было…

– Поспешишь, Максим, людей насмешишь, слышал, наверное? В последний год ты, Максим, что-то очень спешишь. И я это замечаю. Знаешь, пока это не стоило мне нескольких миллионов, я закрывал глаза на твои ошибки. Но не в этот раз, Максим. Ты уволен. Дела передашь Сергееву, у тебя две недели. Зайди в кадры, пусть готовят трудовую.

– Как? Почему? Алексей, я больше не… Я буду внимательнее, честно.

– Спасибо, Максим, но я всё решил. Извини, у меня переговоры через десять минут.

– Но куда же я теперь? У меня ипотека, кредит… Дайте ещё один шанс, пожалуйста, я всё понял, я теперь за троих работать буду!

– Максим, девять минут до переговоров. Если понял, то хорошо, на другом месте будешь за троих работать. Может и зарплату за троих будешь получать. Подвинь стул на место, пожалуйста, сейчас люди придут.

Вот тебе и повышение. Выше некуда. Максим сидел и сжимал пальцами виски, в которых с новой силой начала пульсировать похмельная боль. Офисный кондиционер, как сумасшедший, дул ему прямо в спину, как будто хотел на прощание подарить ему ещё и радикулит. Больше не надо было отвечать на письма, делать вид, что очень занят, стараться выслужиться перед начальством, заигрывать с дамочками из бухгалтерии. Надо было только продолжать отдавать половину зарплаты за ипотеку и ещё треть за кредит. Три четверти зарплаты, которой у него теперь не было. «Господи, что я Вере-то скажу? – в ужасе думал Максим. – Что наконец-то нахамил Егорову, и он меня за это выгнал? Нет, не прокатит. За хамство в современных офисах не увольняют, иначе там давно уже никого бы не осталось. По знакомым поспрашивать что ли, ребятам позвонить? Может у кого-то найдётся местечко. Логисты сейчас всем нужны, не пропаду, наверное». Но успокоиться так и не получалось, а голова болела всё сильнее. И Макс решил позорно бежать. Он дождался окончания переговоров у Егорова, набрал его внутренний номер и сообщил, что хотел бы сегодня взять паузу и подумать над сложившейся ситуацией. Егоров разрешил при условии, что за две недели Макс успеет передать все дела Сергееву. Дел особо не было, и на их передачу ушло бы не больше пары часов, поэтому насчёт этого можно было не волноваться. Макс дожевал вторую таблетку анальгина, кинул в портфель телефон и тихо, чтобы не привлекать внимания сослуживцев, прокрался к выходу. На улице как раз начался дождь, и зонтик, который он захватил из дома утром, оказался кстати.

В метро было гораздо меньше народа, чем утром, и на одной из пересадочных станций Максиму даже удалось занять уютное место в начале вагона. Как только он сел, беспокойные мысли с новой силой захватили его разум. «Так, сколько мне заплатят? Отпускные уже прожрали, что-то должно прийти за отработанные две недели, и… Всё? Следующий платёж по долгам через двадцать дней. Надо непременно куда-то устроиться, иначе коллекторы, суд, или как там это бывает? Опель продам, зачем он мне, в сущности, нужен? На метро неплохо ездить и дешевле, к тому же. И удавлюсь. Да, повешусь прямо в гаражах. Эх, если бы можно было продать свою жизнь в счёт долга! Может быть, она стоит хоть половину двушки в спальном районе?»

Макс не стал заходить домой, а направился прямо к своему старому автомобилю. Достав из портфеля ключи от машины, он отпер дверь, в изнеможении упал на переднее сиденье, положил руки на руль, а голову – поверх них. Он понял, что все его нехорошие предчувствия в Болгарии и в самолёте оправдались, и вот он здесь – нищий, жалкий и потерянный, сидит за рулём единственной дорогой для себя вещи, с которой ему вскоре предстоит расстаться. А рядом сидело отчаяние и что-то шептало ему на ухо, что-то про безболезненный уход, который решит все проблемы не только с работой, но и с его бесполезной жизнью. Максим как мог отгонял от себя эти мысли, но знал, что надолго его не хватит. Головная боль теперь усилилась настолько, что в глазах потемнело, а в ушах зазвенели маленькие раздражающие колокольчики. Максим вспомнил, что когда-то кидал в бардачок обезболивающие таблетки и решил в третий раз за день прибегнуть к их помощи. Он потянул на себя дверцу бардачка, как вдруг прямо к нему в руки упала визитка, которую он получил от водителя прижавшего его две недели Мерседеса. Визитка была очень плотная, приятного бежеватого цвета, и до сих пор пахла свечками из Икеи.

Александр Кролл

Генеральный директор Центральная и Восточная Европа

ОАО «Чистое зрение»

(телефон)

(электронная почта)

(сайт)

Один мир – одно видение

И на обратной стороне всё-то же самое, но по-английски.

Alexander Crowle

CEO Central and Eastern Europe

JSC Clear Vision

One world – one vision

«Генеральный директор…» – задумался Максим. Он достал из портфеля телефон и ввёл адрес сайта, указанного на карточке. Компания занималась производством и дистрибуцией товаров для слепых и слабовидящих людей и имела филиалы практически по всему миру. «Ну им-то уж точно может понадобиться логист, – подумал Макс. – Ничего же не случится, если я просто позвоню им и спрошу». Он набрал указанный на визитке номер, и его немедленно поприветствовала бодрая безликая музыка, и механический голос сообщил, что он позвонил в компанию «Чистое зрение», и его звонок очень важен для них. Через некоторое время на другом конце линии ему ответил приятный женский голос: «Приёмная Александра Леонардовича Кролла. Чем я могу быть вам полезна?»