Текст книги "Зоревый край"

Ксения Петрова
Зоревый край: деревенская лирика

Посвящается

моему деду, Антонову Ивану Васильевичу,

деревне Дубок и нашему дому

© Петрова Ксения, 2021

© Интернациональный Союз писателей, 2021

 
Просто краска такая была…
Перепутаны жёлтый и синий.
Облака, закусив удила,
Всё плывут и плывут над Россией
 

Моё яблочное детство

Моё яблочное детство

 
Моё яблочное детство —
светлый путь.
До развилки, а потом
в поля свернуть.
 
 
Моё яблочное детство —
райский край.
Тридцать яблонь —
собирай – не собирай.
 
 
Моё яблочное детство —
сладкий миг.
До развилки… И глядишь —
уже старик.
 
 
Моё яблочное детство,
упаси.
Как недолго длится детство
на Руси!
 

Пирог
(почти автобиографичный верлибр)

 
Детство румяное, тёплое,
С яблочной начинкой.
Корочка лоснится —
Яичком куриным обмазана.
Мама с бабушкой с любовью
Тесто замешивали.
Опара – из кадки вон лезла.
Яблочки без червоточинок
Подбиралися.
Сдобная да ладная девочка
На радость вызрела.
Ноздри аромат яблочный
Щекочет.
Пирог – на печи.
Как так?
А вот как:
«Счастье придёт – и на печи найдёт».
 

Упрямая кукла

 
Крупи́т снежок,
Бели́т лужок.
Переодели зайцы шубки.
Околица зовёт гулять.
Маняша снова дует губки:
«И чай горяч,
И студень хладен,
И разувалась чего ради?» —
Пищит мышиный голосок.
 
 
Из самых вредных побуждений
Маняша – прыг – с моих коленей.
«Где шубка?
Где платок пуховый?
Бабуся, собирай по-новой!
Не видишь разве, что снежок?!» —
Пищит мышиный голосок.
 
 
А хвостик Манин,
Шустрый-шустрый,
И тот за ней не поспевал.
Вот под ногой сухарик хрустнул,
И чай пролит,
И студень вкусный
Уж на полу теперь дрожит…
 
 
…Маняша у окна сидит
На лавке старой, деревянной
Упрямой куклой оловянной.
Ах, до чего сейчас курнос
В окне Маняшин вредный нос!
 
 
Видали ль вы упрямей кукол?
Маняша, отправляйся в угол!
 

Первая гроза

 
Шатром созревших туч предстало небо —
Готовьте коромысла и ладони!
Гляди, июльский полдень непреклонен —
Грозу уронит.
 
 
Шагали мы дородными полями
(В тот год минуло каждому по десять) —
Два друга из села за редким лесом,
И каждый весел!
 
 
Бутон сомкни, цветущее сословье, —
Небесной хляби распростёрты крылья.
Гляди, ужель на большаке средь пыли
Коня забыли?!
 
 
Насквозь блеснула огненная сила
По спелой сливе мрака грозового.
Гляди, чего же конь так бьёт подковой?
Но ты – ни слова.
 
 
И грянул гром по бархату затишья,
И ветры разметали рожь и плевел.
Гляди, там жеребёнок колыбельный —
Дрожат колени.
 
 
Не конь – то лошадь у седой дороги
Прибила пыль копытом материнским.
Для жеребёнка путь, видать, неблизкий,
Да ветер низкий.
 
 
Боится он, тщедушное созданье,
Таращит глаз на что-то пред собою.
Ещё раскат! И дождь ступил стеною
По злому зною…
 
 
Как беззащитно, да, но как забавно
Свиданье чьё-то первое с грозою…
 
 
Отведал день живительной прохлады,
И жажду утолили рожь и плевел.
А жеребятам многого не надо —
И мы запели.
 
 
Стоим мы четверо, друг друга понимая,
Хотя четвёртый – он, пожалуй, лёжа.
На что же он теперь, лентяй хороший,
Такой похожий?
 
 
Так откровенно мы с тобой смеялись,
Так дружелюбно плевел всколыхнулся,
Что жеребёнок глупо улыбнулся
И в мать уткнулся.
 

Летний дождь. Ностальгия

 
Лупит дождь по старой крыше,
Ласточки притихли.
В поле чибис не звенит,
Не пытает: «Чьих вы?»
 
 
Пёс Барбос не кажет нос
Из укромной будки.
Растерялся и грустит
Кустик незабудки.
 
 
Ливень подмочил дрова
У кривой калитки.
На свежеющий салат
Точит зуб улитка.
 
 
Хлев наелся и притих,
Не шуршит солома.
Мерный стук дождливых рук
Нагоняет дрёму.
 
 
Сад фруктовый ливню рад —
Жажду утоляет.
Вот и выползень ползёт,
Дело своё знает.
 
 
Пруд до краешка залит —
До мостков до самых.
Забавляется отряд
Лягушат упрямых.
 
 
Где-то детство тут живёт
В зарослях черёмух.
Пожелтели по краям
Карточки в альбомах…
 

Бежин луг

 
Жуткий скрежет цапли на болоте.
Звёзды ночь рассыпала вокруг.
Старый волк тоскует по охоте,
Старый волк глядит на Бежин луг.
 
 
На лугу пасутся лошади и кони,
На лугу ребята правят костерок.
Детские шершавые ладони
Лижет непородистый щенок.
 
 
Сладкая печёная картошка[1]1
  Справедливости ради следует заметить, что картошки в рассказе И. С. Тургенева «Бежин луг» не пеклись, а варились в котелке.


[Закрыть]
Издавна по вкусу детворе.
Сгрудились вихрастые Антошки,
Зашипели сказки на костре.
 
 
Вылетала из костра русалка,
Вылетал за нею водяной.
Их стихия – омут ледяной,
А в костре так тесно и так жарко!
А-а-а-а-а!
Как со страху выпрыгнут картошки!
Эй, Антошки, подставляй ладошки!
 
 
Старый волк седые уши греет,
Бежин луг тепли́тся на углях.
Бежин луг с годами опустеет…
Детство не живёт в пустых полях.
 

Каменный дом

 
Горсточка соседской сладкой вишни
(Брошенная ягода – так вышло).
Каменных развалин вид печален,
Кирпичами прошлое венчали.
 
 
Дом стоит и в памяти так долго
В изголовье раненой деревни.
Пруд за домом. Запах этот волглый
Нежилой и тоже очень древний.
 
 
Камень не удержит старый запах,
Но исправно впитывает слово.
Может, проходил на диких лапах
Старый зверь, затравленный кондово.
 
 
Вот и я всего лишь утешенья
Отыскала с брошенной листвой.
Собрала чужой поспелой вишни —
Это вовсе и не воровство.
 

Золотое детство

 
Лютики качались.
Небо затемнело.
Радость!
Радость!
Радость!
Не к дождю ли дело?
 
 
Я, небось, не струшу,
Не сбегу до хаты.
Душит,
Душит,
Душит
Сенокос проклятый!
 
 
Облакам толкаться
Не хватает места.
Братцы,
Братцы,
Братцы,
Вон, разбойник, треснул!
 
 
Бахнул гром – так бахнул!
Чиркнул стриж – и тихо…
Страхи,
Страхи,
Страхи
Спрятались в гречиху.
 
 
Капля, капля… Лейся!
Это наше средство.
Смейся,
Смейся,
Смейся,
Золотое детство!
 

Мы – незабудки

 
Дождик к нам стекал со старой крыши,
Ласточки разбрасывали плевел.
Наперегонки сновали мыши,
Ах, и мы бы тоже так хотели!..
 
 
Дед проходит мимо – улыбнётся,
Внучка – тихо напевает песню.
Доброго добро всегда коснётся,
Злому воздаётся честь по чести.
 
 
Мир прошит стежком довольно прочным,
Это и спасает. Не забудьте:
Мы за бочкой в ласковом тенёчке,
В синих блузочках. Мы – незабудки.
 

Сезонные зарисовки в зоревом краю

Лето в зоревом краю

 
Нападало вишни в цветочный подол —
Ромашки раскрыли объятья.
Ромашки цвели в июльской пыли
И в стареньком мамином платье.
 
 
Петляла оса. Косила коса
Забытые с детства делянки.
И я побегу, чтоб там, на лугу,
Свободу встречать спозаранку.
 
 
Звенит в голове июльский звонок,
Приветливы встречные рощи.
А ноги – не те, и голос несмел.
Обратно дорога не проще…
 
 
И бочка стоит, и много воды,
Да вот – не испить, не умыться.
Давно это было. Как будто давно.
Но хочет ли повториться?..
 
 
А небо звенит в июльский звонок
И жалует ласточками сини.
Я так молода, я так молода,
Так где же июльские силы?
 

 
Совсем не та в июле птичья песня,
И соловей замолк к Петрову дню.
А на покосах удивительно и просто
Ложатся звуки в свежую стерню.
 
 
Находчивые парни и девчата,
А вместе с ними бабы, мужики
С размахом и на удивленье птахам
Запели, да с косой вперегонки.
 
 
Затихли. Перекурят это дело.
И не заметишь, как опять в строю.
Устанут, если петь не перестанут.
Ну, добре, на вечёрке допоют.
 
 
Не птицы, чтобы во́ поле резвиться —
Работа не позволит и словца.
А всё же мне дороже и дороже
Находчивые русские сердца.
 

 
Медленная картина:
Солнце по своду неба.
Мальчик родился в полдень,
В месяц ржаного хлеба.
 
 
Мальчик родился в поле,
Мальчик родился в боли.
После была истома,
Полный подол соломы.
 
 
Грудь пригубил хворобый,
В сон разморило поле.
Полдень. Но спали оба
С получаса́, не боле.
 
 
С волею матерь встала,
Тень указует север.
Видно, пора настала
Рожь отделить и плевел.
 
 
К дому придётся ехать
С по́том разноголовых.
Каплет святое млеко
С грубых сосцов вишнёвых.
 
 
Плачется первородный —
Мальчик устал от сплетен.
Этот параграф летний —
Светел он и бессмертен.
 

 
Лугом, не тронутым жадностью,
Там, где растут одуванчики,
Ветер купается в радости,
В радости.
 
 
Нет ни обид, ни напраслины
Там, где растут одуванчики.
Ветер купается в радости,
Воздухом мажется масляным.
 
 
Сердцем, не тронутым злобою,
Там, где растут одуванчики,
Настой луговой он испробовал,
Пробовал.
 
 
Ветер встречается с Вечностью,
Где одуванчик летает.
Вскормленное на млечности,
Грешности сердце не знает.
 
 
Принята летняя заповедь —
Солнцеголовое правило.
Там, где росли одуванчики,
Сердце свой след оставило…
 

Поэту Ксении Некрасовой

 
Я полоскала небо в речке,
Плела венок из старых снов.
Гадала на огарке свечки,
Лечила крылья мотыльков.
 
 
Босыми пятками колола
Жнивьё по скошенным полям.
По лоскутку я от подола
Дарила стройным тополям.
 
 
Кукушке песнью колыбельной
Я отпускала тяжкий грех.
Ломоть бросали мне отдельный
За мой убогий, кроткий смех.
 
 
Я из тумана пряжу пряла,
Пила цветочный лимонад.
И спелым яблоком упала
В чужой неплодоносный сад…
 
 
Я удивлялась и молилась
На Божьи чудеса вокруг.
В миру я не снискала милость,
Как сотни сотен Божьих слуг.
 

 
Ну как не прелесть —
листвы шелест,
травы шёпот,
ежей топот.
Такой и́зык
душе близок.
Грибной – сверху,
а гриб – снизу.
А где лес-то?
А вон лес-то.
Ай да берёзка!
Ай да невеста!
Идём дальше,
идём тише.
И там ветер
колы-колышет.
В лесу вкусно,
в лесу ходко.
Грибной сверху —
моя погодка!
 

 
Простая трава. Простые цветы.
Бубенчик в зелёной дали.
Эти запомни простые черты
Непокорённой земли.
 
 
В дар летнему дню и важной пчеле
Сердце своё поднеси.
Всякое было на русском селе,
Только свечей не гаси.
 
 
Обида – не грех, если на тех,
Кто очага не крестил,
Но:
Простила трава, простили цветы.
А значит, и ты отпусти…
 

 
Это поле во ржи.
Расскажи, расскажи!
По своим же следам
мне судьбу проложи.
 
 
Это поле полей,
это жизни зерно.
Погляди, как сидит —
прорастает оно!
 
 
А колосья шумят —
колыбельный напев.
Это поле живёт,
всю Россию пригрев.
 
 
И краюшка моя,
и краюшка твоя
из одних закромов —
кладовая «семья».
 
 
Это поле во ржи…
И дорога бежит
через радуги мост,
ждать Успения и пост.
 
 
Это поле во ржи
и святых васильках
на ладонях лежит,
на усталых руках…
 

 
Потеряло лето дудочку.
Вот и славно, хорошо.
Одичала наша улочка —
Дождь пошёл.
 
 
Побежали да под горочку
Ручейки да ручейки.
Одолжите грусти горсточку
Да тоски.
 
 
А пока – теряю голову
Да танцую под дождём.
Понесло меня, весёлого.
Эх, живём!
 
 
Ухну филином всезнающим
Да под горку – кувырком.
Осень встречу я играючи,
Под хмельком.
 
 
Сосчитаю все осиночки,
Обречённые сгореть.
Пожую хвою – остиночки —
Поговеть.
 
 
Я в траве припрятал дудочку,
Никому не говори.
Ну-ка, лето, – под остудочку,
Раз, два, три!..
 
 
Уходило лето праздное.
Вот и славно, хорошо.
Стала улочка несвязная —
Дождь пошёл.
 

 
Мокрый свежий день.
Яблоками пахнет.
Будем говорить?
Нет уж. Помолчим.
Яблонь спелых тень,
Падалица чахнет.
Солнце после гроз
Видит сад иным.
 
 
Солнце после гроз —
Пронзительное око.
Солнце после гроз
Прозрачней и честней.
Голову склоня,
Сад усталый, мокрый
Прядает послушно
Прядями ветвей.
 
 
Солнце говорит:
«Отвыкай от лета».
Солнце говорит:
«Вечно не живут».
Скорый листопад —
Верная примета:
Листики-стихи
С веток упорхнут.
 
 
Скользкая трава,
Предвкушая осень,
Жёстче и острей
Стала под косой.
Летняя канва —
Иван-чая проседь —
Спорит с запоздавшей
Молодой осой.
 
 
Солнце напослед
Золотило травы,
Солнце напослед
Берегло осу.
Это, дед, видать,
Последняя отава.
Хочешь, я тебе
Кваса принесу?..
 
 
К осени лучи
Солнышка ослабнут.
У лихой версты
Взя́та жизнь взаймы.
Задержались мы
У покорных яблонь.
У немой черты
Задержались мы.
 
 
Яблочный пирог —
Вовремя поспели!
Жадно поглощаем
Сдобный аромат.
Август тишиной
Наполняет ельник.
Покатилось лето
В ссылку на закат.
 

 
Как провожали астры лето
Я помню с белокурых пор.
Я помню деревенский двор,
В приметы осени одетый.
Я точно помню, как дрова
Всё в тот же двор горой валили.
Я помню – молодыми были
И не была душа черства…
Как росным утром, не доспав,
Под комариную докуку
Лечил натруженную руку
Простым касаньем разных трав.
Как трактор землю воротил,
Рыча проворно и упрямо.
В живых ещё отец и мама…
 
 
Я снова астры посадил.
Птенцы с июля на крыле,
И галки – прочь с соседской крыши.
На недопаханной земле
Цветы цветут – живут и дышат…
 

 
Уже поникли плети лета
А с ними – старые сады.
Гнилы плоды, и до рассвета
В саду звериные следы.
 
 
Уже притих обычный стих.
Земля уснула – не буди же.
Добавлен предпоследний штрих —
Угрюмый птах на серой крыше.
 
 
Уже поля голы, как дети
Потомственного бедняка.
И те родят. Да в целом свете
За ними вяжется тоска.
 
 
Уже бредёт, дождя не чуя,
Уныло тень. (Моя ли тень?)
За шиворот стекают струи
Который день, который день.
 
 
Сонлив теперь и шмель залётный,
Едва гудит, едва-едва.
А иван-чай – вещун-трава —
Кудель прядёт бесповоротно.
 
 
Вот флоксы чуть пахну́ли тленом,
И понимаешь – нелегка
Дорога той, что здесь на смену
И подгоняет облака…
 

 
Наткали пауки салфеток
По пальцам предосенних веток,
По стеблям предосенних трав.
 
 
Так август, кружевом богатый,
Стоит, седой и бородатый,
Всё серебро в себя вобрав.
 
 
Конец назойливому лету —
В ночи уж воздух непрогретый,
А паутины всё блестят.
 
 
Дожди – без стука в наши жизни.
А паутины виснут, виснут —
Жить хотят.
 

 
Сныть-трава на прежнем месте.
Голова седа-седа.
Никогда не улыбнётся
Помутневшая вода.
 
 
Кислый воздух. Вечер. Поздно.
Кислых мыслей сонный край.
Это яблони в саду ли
Насорили урожай?
 
 
Это я ли поседела,
Или отблески от звёзд?
Кислый воздух. Вечер. Поздно
Отвечать на свой вопрос.
 

Осень в зоревом краю

 
Слушок прошёл, что осень скоро,
И на неправленных заборах
Повисли банки на просушку.
К зиме готовься, деревушка!
Вяжи хвосты коням и бабам.
Пока вязала – уж сентябрь
Тропинку к лесу промочил.
И солнце скудные лучи
Вручило франту-мухомору.
Слушок прошёл, что осень скоро,
И на пестреющих просторах
Мне любо так и так отрадно.
Тепла не будет? Ну и ладно…
 

 
Дождь пошёл. Качнулся август
У простуженных ворот.
На тряпицах у синицы
Обнажился отворот.
 
 
Обложили. Обнажили
Тучи летний палисад.
С нами бабочки дружили.
Снами так и улетят…
 
 
Догорели, но дозрели
Безымянные плоды.
Ночи, впрочем, посвежели.
Холоднее у воды.
 
 
Холоднее стали строфы,
Но острее видит глаз.
Сентября знакомый профиль
Превращается в анфас.
 

 
На душе скребётся осень.
Только это… хорошо!
Тихо так меж добрых сосен —
Снова лес опустошён.
 
 
Опоясана покоем,
Я по осени иду.
Пусть хвоинки землю кроют,
Я хвоинку украду.
 
 
На душе скребётся осень.
Только это… хорошо!
Тихо так меж добрых сосен…
Вот маслёнок небольшой!
 
 
Узнаю осенний почерк
По мудреющей красе.
Хвост лисы оставил росчерк
В прелой лесополосе.
 
 
На душе скребётся осень.
Только это… хорошо!
Тихо так меж добрых сосен.
Счастлив тот, кто отрешён.
 
 
Очень осень терпелива —
Шаг размерен и глубок.
А к ногам лесного дива
Льнётся свежий ветерок.
 
 
На душе скребётся осень.
Только это… хорошо!
Тихо так меж добрых сосен —
Только-только дождь прошёл…
 

 
Поле сжатое притихло.
Лес редеет – где листы?
Изнурённую добычу
Видит ястреб с высоты.
 
 
Перепутана в бурьяне
И ромашка, и полынь —
Ни букетов, ни куплетов.
И пропала неба синь.
 
 
Ёж поленницу приметил,
Обозлилась мошкара.
Дождик в гости потихоньку
От двора и до двора.
 
 
Дверь сарая тихо скрипнет,
Сон хозяина коря.
Это верная примета —
Это утро сентября.
 

 
Тихий день. Не свищет ветер.
Гуси с озера летят.
«До свиданья! До свиданья!» —
На меня и не глядят.
 
 
Тихий день. В карманы руки
И по полю, как медведь.
Пожую овса со скуки —
Вкусно! Только б не стареть…
 
 
Тихий день. Клюётся солнце
Остывающим лучом.
А медведь с весной проснётся.
(Про него стишок прочёл[3]3
  Имеется в виду стихотворение Николая Рубцова «Медведь».


[Закрыть].)
 
 
Тихий день. Грибами пахнет,
Только я без кузовка.
Сердце бьётся под рубахой.
Закурю – своя рука.
 
 
Тихий день. Шуршит подлесок
Обречённою листвой.
То ли грустен, то ли весел.
Гуси с озера. Отбой…
 

 
Нависла радуга
Над Дубком.
Первозданным дунуло
Холодком.
 
 
Трусливо шепчутся
Детки осин —
До радуги весело
Дождь полосил.
 
 
Под лист не прячется
Заветный гриб.
Дверь сарая плачется —
Скрип да скрип.
 
 
А поля просторные —
Ширь да ширь.
И зверьё проворное —
Шнырь да шнырь.
 
 
А Дубок мой – Родина —
На века…
Первый заморозок.
Радуга.
 

 
Как отдыхала дедушкина лодка
На некрутом озёрном берегу…
Я находила как-то оправданья —
Больше не могу.
Присвистнул поезд, катящий на Гдов,
С вокзальной грустью.
А грусть – это серьёзное искусство,
Навеянное розою ветров.
У бледной розы городского ветра,
С Невы меня в то утро провожавшего,
Был лепесток из ласкового фетра,
А стебель – замшевый.
И всё же небо грустью наливалось,
Торопился поезд
Туда, где все пути-дороги обрывались,
Где не скрывают возраст.
Попутный дождь до места проводил,
До самого что ни на есть истока,
Куда меня с рожденья дед водил,
Где спит осока…
Как отдыхала дедушкина лодка
На некрутом озёрном бережке…
Я постарела, осень на руке —
Ну и погодка!..
 

 
…А с болота клюквой потянуло,
Повяжу косынку как-нибудь.
Осень тихо в ельнике вздохнула.
Ну, не надо, не кляни свой путь.
 
 
По́ лесу ступаю осторожно,
Слышу одинокий шелест крыл.
Под ногами всё следы, не людьи – Божьи.
Ёж учтиво тропку уступил.
 
 
По лесу шагаю – и не страшно.
По лесу шагать мне хватит сил.
Ждёт болото – я иду отважно,
Шелест крыл меня сопроводил.
 
 
На болоте тихо, словно в храме,
На болоте и душа чиста.
На коленях клюкву собираю,
Как пред образом Сладчайшего Христа.
 
 
Кузовок не буду до отказа,
Чтобы всем хватило до весны.
Птица в ветках не моргнула глазом,
Попрощаюсь с вестником лесным.
 
 
Путь домой короче, чем от дома.
Путь к себе длинней, чем от себя.
Пусть шуршит премудрая солома,
Пусть ветра косынку теребят…
 
 
А с болота клюквой потянуло,
Птица вдруг застыла над селом.
Солнце в частых тучах потонуло,
Золото полей покрылось сном.
 
 
Золото души – лишь пробудилось,
К вечеру преодолев глубокий ров.
Вдох глубокий. Сердце вновь забилось.
Соком клюквенным течёт по жилам кровь.
 

 
За окном картина поменяется,
За окном поблёкнет синева.
Пойма старой речки наводняется:
Хоть и непогода, а права.
 
 
Жёлуди без спроса не нападают,
Фонари чуть раньше во дворах.
Слава, слава! – дождик сердце радует,
Да и роща уж почти пестра!
 
 
Утра затаённое дыхание
Красит иневатую росу.
Каждый день – не на день опоздание —
Осень держит время на весу.
 
 
По брусничным листьям погадаю вам,
По болотным тропам проведу.
Только бы собака не залаяла
В диком месте в праведном бреду.
 
 
Горькое, но спелое изгнание —
Это у святого не украсть.
Сбудется брусничное гадание.
Ты молчи, молчи, собачья пасть.
 
 
Пусть уныло ветер спотыкается,
Если Бог так осенью решил.
Лишь теперь для взора открывается
Строгое усердие души.
 

 
Невдалеке ходили кони,
По сжатым нивам припаслись.
Запоминай свои ладони —
По ним, гляди, гуляет жисть.
 
 
Иди, гляди, какое небо,
Как от заката лес горит.
А кони чмокают ладони
Пастух покуда говорит.
 
 
И говорит осенний ветер
На языке листвы сухой,
И так негромко – не приметит
Ни пеший и ни верховой.
 
 
А ты гляди. И слухай тоже
Как по деревне ходит сон,
Как воздух в поле насторожен
И осторожен вдовий стон.
 
 
Сегодня баню не топили —
Сегодня батю хоронили…
 
 
Недокалеченною жизнью
Не отвергаю чудеса.
Наутро будет больше смыслу,
Падёт осенняя роса.
 
 
Пускай на сон грядущий клонит —
Не противляйся, не гонись.
Невдалеке ходили кони.
Невдалеке ходила жисть.
 

 
Где-то промежду рядами
Старых картофельных гряд
Я помудрела с годами,
Вызрела, как говорят.
 
 
Там же оставила лето,
Перевернула ведро —
Сяду теперь на приметы
Перед осенним костром.
 
 
Жухлые травы – как ладан.
Я не жалею весну.
Здесь я посеяла радость,
Здесь и тревоги пожну.
 
 
Встречу ли зиму – не знаю.
Но не пугает ничуть
Дымная, полуживая
Осени впалая грудь.
 

Поэту Виктору Гаврилину

 
Погасли всполохи закатные,
Равнины голые стоят.
Заговорят ветра превратные,
Наперебой заговорят.
 
 
Дорога станет непрокатная
От вездесущих, проливных
Дождей, которые и рады бы,
Да суть теперь как будто в них.
 
 
Цвет неба больше не меняется,
Грибов насушено полно.
Кто пожил, тот не удивляется:
Грядёт ноябрь – всё решено.
 
 
Деревня снега дожидается,
Не развернёт пока гармонь.
Но разведёт огонь да мается
В ночи под этот же огонь.
 
 
Хранит сугубое изгнание
С дождями уходящий год.
Чревосечение молчания —
Черёд, известный наперёд.
 

Перед лицом смерти все мы, сынок, одинаковы:

что люди, что звери.

Р. Инанишвили. Смерть волка

 
Насушила осень пряных листьев
И едва успела до дождей.
Рано так, едва заметной рысью
Волк держался дальше от людей.
 
 
Жидкий дым из бедного селенья
Стелется украдкой по ненастью.
Будь готово, волчие смиренье, —
Где-то заблудилось волчье счастье.
 
 
По долине, по косому гору
Протрусил с обидой полинялой.
Вспомнил всё, что полагалось вору.
Точно, всё. А вспомнилось немало.
 
 
Не серчайте долго, звери, люди —
Где-то нужен и седой разбойник…
Вот прилёг, будить его не будем.
Он лежит покорно, как… покойник.
 
 
Насушила осень пряных листьев,
Настояла осень пряных трав.
Поздно так созрели эти мысли,
Опоздав.
 

 
Длинные, частые слёзы дождя,
рябина уже краснее.
Дождь – пелена, живая стена,
вижу я всё яснее.
Осень – не сон, осень – не сон:
дождь наяву промочит.
День – собирай луж урожай,
схватят морозом ночи.
Вечные хляби, хляби Руси,
но на печах просохнем.
У частокола дождя спроси —
скоро ли снега лохмы…
Мыслей тупик, жизни тупик,
если дождю не верить.
Верить давай. Вместе давай
смазывать маслом двери.
 

 
Запоздалые зази́мки.
Свадьбы.
Отдыхают от страды
Усадьбы.
 
 
Бубенцы – во все концы!
Праздник
Караваем из печи
Дразнит.
 
 
Будет-будет молодец
Встречен —
Он с подругою своей
Венчан,
 
 
Чтобы вместе век прожить,
Ладить
И по лавкам семерых
Са́дить…
 
 
Песни осени поёт
Ветер.
Звёзды россыпью в окне
Светят.
 
 
И алеет впереди
Зорька.
И калина на столе —
«Горько!»