Текст книги "Темная материя"

– Я ничего не понимаю, – говорил он ей, – в чем я виноват? Что, что я делал не так?

– Все так, Сашенька, все так ты делал, просто не судьба, понимаешь?

– Но ведь в один день, понимаете? В один день все изменилось, как будто ее подменили, как будто… – он провел перед лицом ладонью – сменили экспозицию в витрине. Как это объяснить? Что я сделал не так?

Саша не понимал, страдал, ужасался Юлечкиным насмешкам.

– Дорогой, ты такой чудесный парень, – утешала его экс-свояченица, – не страдай!

– Ира, я уже не понимаю, – поднимал он глаза, полные вселенской скорби, – а была ли любовь? У меня такое чувство, будто надо мной надругались. Использовали и выбросили.

А Юлечка ничего, лучилась энтузиазмом встретить настоящее чувство, и ни разу не проявила добра к экс-супругу. Кто-то из коллег попытался ее попрекнуть жестокостью, но Малышка скоро уверила всех, что ее желание расторгнуть брак возникло не на ровном месте:

– Вы ничего не знаете! – твердила она, и, ничего не объясняя по сути, каким-то чудом перетянула сочувствие на себя. – Я работать не могу! – восклицала Малышка. – Мне статью сдавать, а у меня конь не валялся!

Действительно, так ожидаемой научной статьи от Юлечки не последовало, и вскоре все уверились, что ей теперь не до науки, и от нее пока ничего не ждали, жалели. Незаметно для всех Саша стал виноватым в чем-то таком, что заставило Юлечку подать на развод. Вдобавок руководство получило на него анонимку, мол, он присваивает себе чужие идеи и разработки. Сашу затаскали по кабинетам, ничего не доказали, но нервы ему сильно потрепали и окончательно испортили отношение коллег, всех, кроме Ирины. Ирина отказывалась верить в непорядочность бывшего зятя и называла его на редкость чистым человеком.

Тем не менее, незаметно все, включая Иру, стали восхищаться Юлечкиной решительностью и умением отсечь ненужное и идти по жизни дальше.

– Правильно сделала, – говорило старшее поколение, – это нас воспитывали так, что терпеть надо. А зачем? Когда ничто не мешает искать свое счастье?

– У нас женщина обязательно должна быть мазохисткой! Не по сердцу человек – обруби! Молодец, Юляша, ни на кого не оглядывается, сама решает, что ей нужно!

Лишь иногда, наедине с собой, Ирина вдруг как бы опамятовалась и понимала, что в душе очень смущена ощущением, будто вся затея с браком изначально была для Малышки не более, чем спортивной забавой. Однако девочка так прямо смотрела в глаза и так мило ласкалась, прося смотреть вперед, а не назад, и совсем не смущалась вопросов о Саше, и не проявляла ни капли стыда, что подозревать ее в нечестности казалось кощунством. Она всегда была искренней, всегда.

Саша первое время искал встреч с Малышкой, надеялся, что она погорячилась, поступила опрометчиво, одумается и вернется. Он не мог поверить, что ее любовь к нему, от ураганной силы которой его штормило, ее настойчивость, с которой впору было осаждать Трою и с которой она добивалась его внимания и отваживала всех симпатизирующих ему девушек, исчезли враз и окончательно. Он считал, что так не бывает. Но Малышка даже не старалась быть с ним деликатной, фыркала в лицо, требовала не позориться и не унижаться, а принять разрыв мужественно. Она-де ошиблась. Так случается. Ничего страшного. Саша крепил сердце, тайно надеялся, но скандал с обвинением доконал его, и он уехал в Америку.

После развода у Юлечки была целая галерея принцев, искренне представляемых в качестве настоящих, но непременно переходящих в ранг невообразимо скучных и безжалостно отставленных.

***

В двадцать восемь Малышка влюбилась. Да так, что все поняли: это тот самый мужчина, настоящий, потому что рядом с ним она имела не привычный победительный вид, а восторженно-ошарашенно-подобострастный.

Кириллу было тридцать восемь лет, он являлся кузеном Гарика, самого закадычного друга Антиповых, с которым строился Новый Свет, и давним деловым партнером Михаила. У Кирилла не было дома в Новом Свете. В свое время, получив предложение о покупке земли, он лишь замахал руками: «Да что вы! Где я и где дом?» В те годы он, в отличие от кузена, был во власти той молодой силы, которая не позволяла ему оставаться на одном месте. Ощущение безграничности своих возможностей, желание объять необъятное заносило его в самые рисковые проекты и требовало быть свободным, как ветер. Смелая предприимчивость открывала перед ним заманчивые перспективы, и он с удовольствием срывался пожить в Бангкоке, Сингапуре, Вене или Праге, обрастая связями, знакомствами, приятелями. Довольно скоро Кирилл стал обеспечен, затем богат и к тридцати годам, наладив дело, решил, что заслужил отдых. Круизы на яхтах, роскошные отели, клубы в разных уголках мира, женщины всех рас и национальностей – это ли не счастье? Оказалось, для него нет, просто потому, что он видел цену всему. В период развлечений у него сложился постоянный круг общения из прожигателей жизни, его записали в тусовщики и гедонисты, обожали за щедрость и снисходительность, к нему норовили прилепиться халявщики и распутники, но от безрассудств и беспутства Кирилла удерживало присущее ему и крепнувшее с годами нравственное чувство и почти физическая потребность душевной красоты. Он знал, что у его забав есть срок, потому что сам установил его в два года, и прекрасно сознавал, что за люди сейчас его окружают. Намеченный срок безбашенного веселья Кирилл не выдержал, спустя год осел в Италии и вернул себе душевный покой лицезрением шедевров Ватикана, Флоренции, Венеции и всего остального. Однако многие решили, что он продолжает отжигать, просто сменил компанию.

В тридцать с небольшим Кирилл вернулся в любимый город, в Москву. Объяснил просто: домой тянет. С собой привез лишь несколько чемоданов книг, ни одной художественной, все о личностном росте и психологии в разных аспектах. На вопрос Гарика, что с удалью молодецкой, искренне кивнул:

– Наелся! – И лукаво сыронизировал: – Почему все помнят только последние два года? Это был всего лишь мой отпуск, сразу за несколько лет.

– Посмотрим!

К этому времени Гарик, как и Михаил, женившийся в институте, уже растил детей и взращивал сад. Некоторое время Кирилл с удовольствием гостил у него, занимался племянниками, затем заявил, что будет окапываться и уехал в город. Какой-то период его еще встречали среди старых друзей-тусовщиков, однако, все чувствовали, что в нем произошел перелом. Кирилл что-то обдумывал, его мысль частенько была обращена внутрь него самого, на лице блуждала неопределенная полуулыбка. На самой пафосной вечеринке он смотрел на окружающих со снисхождением, скучал, его слишком терпимая физиономия портила настроение другим, и он все реже тусовался. «Кажется, точно перебесился, – сказал тогда Гарик. – Посмотрим, к чему это приведет»

Кирилл купил огромный лофт и с удовольствием погрузился в его обустройство. За год он изучил все выставочные пространства Москвы, перезнакомился с массой художников и скульпторов, украсил свое жилище неплохой подборкой произведений современного искусства. Во вкусе ему отказать было сложно. Затем он заказал библиотеку во все стены своего домашнего кабинета и занялся собирательством книг. Его страстью были старые книги, выпущенные ничтожным тиражом, в поисках чего-то особенного он долгие часы просиживал в лавках букинистов, скупал все интересное. Всерьез подумывал, не поохотиться ли за инкунабулой², но пока ограничивался поздними изданиями с красочными гравюрами. Гравюры его завораживали. Тáк Кирилла чаще можно было застать дома за книгой, чем где-либо еще. Женщины от такой перемены фыркали – она их обижала, и о нем стало ходить немало нелицеприятных слухов.

Лишь родственники находили этот разворот на сто восемьдесят градусов в его интересах естественным, закономерным и правильным. Нагулялся парень! Ждали, что Кирилл обзаведется семьей. Однако радостной новости все не приходило. Женщины рядом с ним появлялись с завидной легкостью и так же легко исчезали по неясным причинам. Близкие разделились на два лагеря. Одни ставили на нем клеймо устоявшегося холостяка и полагали неспособным к семейной жизни, другие, к ним относились Гарик с Михаилом, что Кирилл готов остановиться, но ему непросто найти подходящую женщину, мешает опыт. Между собой оба и сами не раз признавали, что, не женись они по молодости лет, большой вопрос, нашли бы себе столь прекрасных женщин, как их нынешние жены. Своих жен они считали штучными людьми, а таких разбирают еще со школьной скамьи. Оба друга полагали любвеобильность Кирилла этапом в его жизни, но никак не частью натуры. «Дань молодости, – говорили они. – Избыток силы»

По возвращению Кирилла в Москву Михаил много общался с ним по делам бизнеса и за несколько лет хорошо изучил его характер и принципы. Они не были близкими друзьями, потому что близкий круг общения у них оставался разным, но узнали друг друга благодаря работе. Что ни говори, а свободное предпринимательство, особенно в нашей стране, едва ли не лучший способ понять, что собой представляет человек.

Встреча Кирилла с Малышкой произошла в ресторане на Дне рождения Гарика.

Она увидела его в дверях банкетного зала – он только вошел – и обомлела, забыв проглотить блин с икрой.

Высокий, вальяжный, эффектный альфа-самец неспешно осматривал зал с легкой праздничной усмешкой на лице. Малышке показалось, что он светится. Его свет транслировал в пространство непоколебимую уверенность в собственном превосходстве, ум, жизненный опыт и… непокоренность. Да, женщины сразу считывали с него, что он не покорен ни одной из их сестер, Малышка не осталась исключением. Из-за явной этой независимости некоторым Кирилл казался сексистом, но Михаил говорил, что это не так.

Когда-то Кирилл перенес воспаление лицевого нерва, и правый уголок его рта чуть повело вверх. Из-за этого создавалось впечатление, что он, глядя на вас и на весь мир в целом, цинично ухмыляется. А в сочетании с проницательным взглядом эта ухмылка производила демонический эффект. Юлечка как увидела его, так и пропала. Сначала она дура-дурой таращилась на него как дворняга на говяжью вырезку, затем села рядом с ним и сидела, не шелохнувшись и не глядя на него. Потом ее, как она говорила, понесло навстречу судьбе.

Малышку чуть не разорвало от выброса той сокрушительной, обаятельной энергии, которой она всех покоряла и заряжала. Зарядила и покорила и Кирилла. Он оказался в плену силы ее эмоций и жара молодости. Ее накал, порывистость, разгоревшийся румянец и блеск глаз подействовали на него так же, как и на всех без исключения – гипнотически. Малышку же накрыла уверенность, что она встретила самого-самого мужчину на свете, и он должен принадлежать только ей. Он заслуживает ее, он – настоящий! Она блистала остроумием, заливалась серебристым смехом, пленяла утонченным кокетством, безыскусность которого достигается годами тренировок. К концу вечера Юлечка не сомневалась, что Кирилл любит ее. Просто потому, что она его любит.

На тему любви они ступили довольно быстро.

– Не все умеют любить, даже если влюбляются, я и сам про себя не знаю, умею ли. С годами все меньше понимаю, что такое любить.

– Я умею любить! – клятвенно заверила Малышка, лихо тряхнув черной копной. – Я все сделаю для любимого! Все!

Кирилл тонко улыбнулся. Сколько раз он слышал это? Десятки. Он обладал тем редким обаянием, которое вызывало у одних женщин желание подчиниться, у других – подчинить его самого. И немало их капитулировало перед ним. Не раз он увлекался и вступал в серьезные отношения, но все заканчивалось для него разочарованием. К сорока годам этот успешный бизнесмен, закончивший школу с золотой медалью, институт с красным дипломом, благотворитель, меценат и испытанный донжуан понял, что ничего не знает о любви и понятия не имеет, что такого можно получать от женщины, чтобы желать жить с ней ежедневно всю жизнь.

Когда-то его привлекала только красота женского тела, и он с восторгом поглощал красавиц, забывая их имена, путаясь в лицах. Он даже испугался, в один день вдруг почувствовав что-то вроде отвращения к совершенным линиям и формам. Ему захотелось познать суть женщины. Он стал встречаться с умными, интересными, успешными, и какое-то время это увлекало, но привело к тому же результату: неудовлетворенность. Ему чего-то не хватало. Умея легко получить любую понравившуюся девушку, он все больше разочаровывался в связях и стал очень разборчивым. Ему казалось, что женщина должна дать ему что-то такое, чего он прежде ни от одной из них не получал. Что это он не имел даже приблизительного понятия, потому что давно вкусил от всех известных плодов и неизведанного не осталось.

Кирилл по-прежнему легко притягивал девушек, но серьезные отношения не заводил, считал, что все не то. Чем больше он разочаровывался, тем явственнее сознавал потребность быть рядом с женщиной. Он боялся, что утрата иллюзий и ледяной скепсис помешают ему, и он проморгает главную женщину своей жизни, поэтому обращал внимание на самые незначительные или несуразные моменты в общении с дамами – не полагаясь на собственное здравомыслие ждал отмашку сверху.

Сказать короче, Кирилл был весьма непростой личностью, сам понимал это и давно страдал от собственных запросов. Гарик утешал его тем, что всем Богатыревым подавай самое лучшее.

– А я идеалистка! – рубанула рукой Малышка. – Я не знаю компромиссов в любви!

Кирилл всмотрелся в лихорадочно сверкающие серые глаза растрепанной и невероятно привлекательной молодой женщины, угловатостью плеч смахивающей на юнца, и в груди его стиснуло тоской от нереализованного желания любить. А вдруг она? Его глаза давно не блестели, а сейчас он чувствовал трепет и волнение. Может, зажигать сердца это способность только молодых? Ему захотелось ее жара, ее уверенности в том, что все будет по ее хотению. Любовью можно заразиться? Пусть его заразят.

Они сидели рядом, он развернулся, вытянул ноги и обратил внимание, что вытянутые стройные ножки Юлечки почти такой же длины, как и его. Ухмыльнулся – ему понравилось это сходство как некое предзнаменование – и отпустил себя. Уехали они вместе.

***

Роман развивался ураганно. Кирилл тоже потерял голову и осатаневшие от чувств голубки не могли расстаться ни на день. Малышка уволилась из НИИ и пошла в отдел закупок фирмы Кирилла. Им нужно было не только смотреть друг на друга, но и говорить об одном и том же. Затем они уехали в гранд-вояж на два месяца, потом осели в Питере, где у него была одна из квартир, затем сняли домик в Калининграде. Характер бизнеса требовал от них быть всегда на связи и онлайн, остальное делалось офисными сотрудниками. Еще полгода Малышка радовала сестру редкими, захлебывающимися от восторга звонками, потом пропала, не брала трубку месяц. Ограничивалась регулярными смс-ками, что все в порядке. Антиповы предположили, что влюбленным ни до кого.

Каково же было удивление Михаила, когда он встретил Кирилла в Москве. В ресторане их бизнес-центра. Без Малышки.

– Ба, Кирилл! Вы вернулись! Эта маленькая негодница терзает нас молчанием! Отделывается короткими сообщениями, что все окей. Давно вы здесь? Все хорошо? Как вы? Приезжайте к нам!

– Мы расстались.

От неожиданности заявления Михаил онемел.

– Не могу поверить! – выговорил он после некоторой паузы. – Она же так любила тебя!

– Да, – просто сказал Кирилл, подтверждая чувства Юлечки, но не свои.

Простота этого «да» окатила Михаила ледяной волной: он почувствовал тот страшный кавардак и разгром чувств, который сейчас должна переживать Малышка. Она ведь не умеет чувствовать наполовину. Девочку разрывает боль. Вот почему она пропала! Маленькая храбрая гордячка одна изживает свое горе!

Ему хотелось спросить про причину разрыва, но выражение лица друга удержало его. Кирилла всегда отличала какая-то загадочная уверенность в правильности принятых им решений, она замечательно читалась на его лице. Всякий сразу же вверялся ему, отказываясь от собственного мнения. Знание личности друга и признание его достоинств удерживали Михаила. Кирилл был из тех, кто не поступает опрометчиво. И он довольно снисходителен к капризам и прочим традиционным досадным привычкам большинства женщин, вряд ли непредсказуемость и переменчивость Малышки отвернули его от нее, они скорее забавны. По крайней мере, срок их отношений еще слишком невелик, чтобы устать от экспрессивности девочки. Михаил заметил, что внутренне априори виновником расставания определил не Кирилла, но и на Малышку думать не хотелось, он ее по-отечески очень любил и считал ясным солнышком. Однако и Кирилла он знал не хуже девочки! Скорее всего, их развели обстоятельства. Лучше узнать у Малышки.

– Мы не сошлись характерами. Как говорится, непримиримые противоречия, – сам пояснил Кирилл, поняв состояние друга и сочтя необходимым дать какое-то объяснение.

– Чего касаются эти противоречия? – Михаил не мог поверить, что солнечная Малышка может кому-то разонравиться.

– Хм! – Кирилл на секунду задумался. – Не знаю, как и сказать! Нравственности, что ли? Принципов? Мы принципиально разные люди. Можно сказать, враги на уровне внутренних установок.

Михаил совсем поплыл: лучезарная сорви-голова принципиальный враг Кирилла? Лицо Кирилла изменилось – взгляд замкнулся – и стало понятно, что он не намерен обсуждать ни себя, ни ее. Личное!

– По чьей инициативе? – лишь спросил Михаил.

– По моей. Прости меня, дружище, но больше мне сказать нечего. Я всегда был честен с Юлией. Надеюсь, это не повлияет на наши с вами отношения.

– Да, да, конечно. Она в Москве?

– Не знаю. Когда расстались, осталась в Питере.

– Где?

– Была в моей квартире, потом не знаю.

– В твоей квартире?

– Да. Понимаешь, она не хотела уходить, пришлось уйти мне. Ключи должна была оставить у консьержа.

– Как не хотела уходить?!

– Не могла поверить, что это все. Через несколько дней после моего ухода консьерж сообщил, что ключи у него.

Из этих коротких отрывочных фраз складывалась страшная картина пережитой Малышкой катастрофы. Михаил ослабел от сочувствия ее трепетному сердечку.

– Где же она была все это время?

Кирилл ответил не сразу:

– Я много где был и везде встречал ее.

– Что?! Она что, ездила за тобой?

– На случайность это не похоже. Ладно, мне пора!

Кирилл приобнял Михаила, дружелюбно похлопал по плечу, ободряюще сказал: «Бывай!» – и ушел.

Михаил без сил плюхнулся в кресло ближайшего столика. Ирина будет в шоке! Малышку жалко! Девочка была так влюблена! Сердце сжималось, когда представлял себе ее состояние и боль. Как она, бедняжка, огонек их любимый? Одна в чужом городе! Скрывает свою боль, бережет их! Он представил ее заплаканное личико, черные вихры, подгибающиеся длинные ножки и сердце сжало желанием защитить, уберечь дорогое дитя, взять боль на себя. Как она переживала, когда он ходил на родительские собрания в школу, боялась, что чем-то его расстроят! Нежное, чувствительное сердечко! Он набрал ее номер, Малышка не ответила. Отправил сообщение: «Дорогая, мы тебя так любим и скучаем! Приезжай к нам! Ничего о тебе не знаем» Ответ пришел сразу: «Я вас тоже. Не сейчас. Все ок»

Михаил пошел в машину. Ирина будет сражена. О том, чтобы поберечь ее, промолчать, он и не думал. Супруги Антиповы ничего не скрывали, не утаивали друг от друга. Еще невестой Ира попросила его всегда говорить правду, какой бы она ни была. Сказала, ничего не боится, кроме лжи, ситуации, в которой один правдиво отдает энергию души тому, кто этого уже не заслуживает.

В машине Михаил осушил бутылку воды, затем посидел какое-то время без движения. «Ну расстались и расстались, трагедия какая! Первый раз, что ли?» – говорил он себе, но чувствовал, что в данном случае, все не как обычно. На сердце давило ощущение катастрофы.

Кирилл! Он знал Кирилла лет двадцать, со студенчества. В последние годы у них тесное деловое общение, частенько они встречались на праздниках, банкетах, приемах, Кирилл знаком с Ириной. В честности и порядочности друга можно было не сомневаться, помнится, один из партнеров, работавший на рынке Ближнего Востока, сравнил деловую надежность и чистоплотность Кирилла с аналогичными качествами молодого Пророка Мухамеда. Слово друга напоминало всем сторонам, что такое джентельменское соглашение.

Как и все они Кирилл находился на том уровне финансовой независимости, при котором можно позволить себе любые принципы. Он возвел в культ честность. Был честен прежде всего сам собой и всегда называл вещи своими именами. Малознакомым людям эта особенность, бывало, казалась рисовкой, но это был стиль его жизни, все его отношения с миром строились на такой основе. Кроме того, Кирилл отличался той особой деликатностью, которая не позволяла ему скоро судить о людях и всегда оставляла им шанс на реабилитацию. Таким он являлся уже в двадцать пять лет и с возрастом стал только рьянее в своих взглядах. Михаила это всегда удивляло. Сам он был защищен от аморальных поступков преданностью семье и верностью Ирине и сохранил юношескую чистоту души, но видел, как другие люди с годами слабеют, снисходят к себе и остальным, прощаются с идеалами, превращаются в тех, кого принято называть реалистами, а по сути – циниками. Лишь Кирилл упирался и сатанел в высоких требованиях к себе и другим. Да, он не был женат, говорил, что не встретил женщину, которой бы ему захотелось отдать себя. Душевный жар Малышки несомненно захватил его. Ее порывы всегда искренни и сама она убеждена в их подлинности, поэтому ее огонь так заразителен и кажется священным.

Что же у них случилось?

***

Ирина внимательно выслушала мужа, лишь красные пятна на щеках и встревоженный взгляд выдавали ее волнение. Она заставила его дословно припомнить и повторить все, что сказал ему Кирилл о причинах разрыва.

– Наша девочка никак не вяжется у меня с безнравственностью или еще чем-то таким, – сказала она. – В непосредственности и прямолинейности ей не откажешь, согласись? Все ее отношения она прекращала сама, говорила, что разочарована и надеется встретит настоящего. Встретила!

Они писали и звонили Малышке несколько раз за вечер. Она лишь в очередной раз ответила коротким сообщением, что у нее все хорошо. «Есть ли у тебя деньги?» – «Есть. Не беспокойтесь. Отойду – приеду»

Так прошел почти год.

И вот она позвонила, и в воскресенье должна приехать.

***

В пятницу вечером все семейство Антиповых ужинало на террасе патио. Стояла чудесная погода, солнечный день подарил теплый тихий вечер с безмятежным закатом и птичьими переливами. Настроение у всех было под стать природе – ясное, идиллическое. Подавали печеный в духовке говяжий антрекот на кости с картофельным пюре на сливках. Дети ели с удовольствием, уговаривая друг друга оставить место под клубничный мусс. После ужина близняшки с Платоном захватили с собой Алтая и уехали кататься на велосипедах. Хозяева перешли на диван-качели пить кофе. Они уютно расположились валетом и неспешно разговаривали.

Вдруг на дорожке от дома к патио возникла высокая фигура с поникшими плечами. Лицом к ней сидела Ирина и первая изумленно вскочила:

– Боже! Малышка!

Оба супруга сорвались со своих мест и ринулись к гостье. Малышка протянула к ним руки и разрыдалась нервными слезами.

– Мы ждали тебя в воскресенье!

– Приехала со знакомыми на машине.

Малышка выглядела удручающе и Ирина еле сдерживала слезы сочувствия. Худая, даже тощая, с запавшими глазами, провалившимися щеками, острыми плечами и коленками девочка пугала тоской и болью в глазах. Всегда сильные и уверенные движения ее тела сделались дерганными, нервными, будто надломленными. Рот застыл в страдальческой гримасе и глаза, казалось, каждое мгновение грозились наполниться слезами.

– Что с тобой сталось, моя дорогая! – матерински обнимала ее Ирина.

– Жизнь потрепала, – с уставшей улыбкой согласилась Малышка.

– Ну почему ты сразу не приехала к нам?

– Давай поговорим погодя?

– Конечно! – начала суетиться Ирина. – Надо же покушать! И отдохнуть, и все остальное.

Поздно вечером, когда взбудораженные девочки, все-таки получившие тетины подарки, забрали молчаливого Платона и ушли спать, сестры отправились в кабинет поговорить.

Как когда-то в далеком детстве Малышки, они улеглись в обнимку на диване и какое-то время просто молчали, наслаждаясь единением и безусловной любовью друг к другу. Они смотрели в глаза друг друга, гладили по голове. Через одно дыхание, взгляд и руки между ними восстанавливалась прерванная связь. Ирина давала свою спокойную силу неспокойной, потрепанной жизнью Малышке. Малышка иногда судорожно вздрагивала плечами и тяжко вздыхала. Скоро ее напряженное тело расслабилось, дыхание стало мягче и реже, на лице появилась нежная улыбка.

– Как хорошо, что ты меня любишь! – прошептала она.

– Конечно, люблю, ты больше, чем мое дитя.

Глаза Малышки наполнились слезами.

– Люби меня всегда, несмотря ни на что.

– Уже. Уже люблю тебя.

– Даже если я буду плохой?

– Для меня это не имеет значения, я тебя никак не оцениваю. Ты – часть меня, у нас одна кровь. Какая бы ты ни была, ты – моя.

– Только эта уверенность и держала меня все это время. Только то, что я знала: для тебя я всегда нужна и любима.

Ирина с нежностью погладила сестру по голове.

– Надеюсь, это не грех, но, кажется, тебя я люблю сильнее дочерей. Они такие самодостаточные, я им не нужна так, как тебе. За них я спокойна, за тебя – нет. Словно это ты ребенок, а не они.

– Пусть хоть весь мир отвернется от меня, лишь бы ты любила меня, – судорожно прижала ее ладонь к своей щеке Малышка.

Господи, что же пришлось пережить девочке, что она говорит такое!

– Боже, как хорошо! – Малышка крепко-крепко прижималась лбом ко лбу сестры. – С тобой мне не страшно, ничто не страшно.

Потом она начала говорить.

– Я так люблю его! Я должна вернуть его. Не верю, что он вот так вдруг разлюбил меня. Нам всегда было так интересно, так хорошо вместе. Я не могла наслушаться его, насмотреться на него. Это самый умный и потрясающий человек на свете, просто уникальный. Рядом с ним я была живой и ощущала себя так, как никогда и ни с кем. С ним я самая сильная и самая важная. Лучшая. И вообще, живая, что ли. Когда он сказал, что у нас нет будущего, поверить не могла. И сейчас не верю. Не понимаю, что на него нашло. В один миг все разрушил. Но я не держу обиды или зла. Он просто не понимает своего счастья. Запутался. Как он был весел со мной! Как смотрел на меня! Будто я находка, сокровище. Это было упоение какое-то. А потом раз и все, а почему? Не пойму. Сказал какую-то ерунду про то, что мы разные люди. И что? Надо быть одинаковым, что ли? Кто одинаковый? – Малышка замолчала. Чувствовалось, что ей тяжело и она возмущена, и что градус возмущения такой же силы, как и в первые дни, хотя прошел год.

– Бедняжка моя, – приголубила ее Ирина. – Натерпелась. Даже не представляю!

– Я не могла поверить, что он не шутит. Что ушел. Мой мозг отказывался это принять. Несколько дней просидела в ступоре. Потом искала его, искала, искала. А он все разъезжал и разъезжал, я за ним. Сначала отвечал на звонки и твердил, что это все, потом просто скидывал. – Малышка протестующе вскинула тонкую руку, словно ждала упрека сестры: – Не говори мне про гордость и достоинство! Их у меня нет, как оказалось.

Ирина поцеловала ее в висок и погладила по торчащим во все стороны вихрам. Малышка по-детски потерлась носом о ее плечо и продолжила.

– Снова оказались в Питере. В каких гостиницах я только не жила! Потом на меня навалилась тоска и апатия. Такая черная-черная тоска и апатия. Месяц, два? Не знаю. В один день как-то посветлело в голове, но чувствую, не надолго, что помощь мне нужна. К этому времени уже спать нормально не могла и слезы текли сами по себе, даже если ни о чем таком не думала. Я купила успокоительные капли, они хорошо помогли. Мы же с тобой сроду ничем не болели и лекарств не пили, поэтому подействовало прямо эффективно. И вот я на этих каплях против тревоги и стресса, да от здоровой злости на всю эту ситуацию и оклемалась. Чувствую себя восставшей из гроба, но злой и живучей. Узнала, что Кирилл в Москве и приехала. Найду его и никуда он от меня не денется! Даже не хочу выяснять причины его заскока, просто верну и все. Это моя задача.

Ирине хотелось спросить: может, не надо? Нездоровая какая-то одержимость, а не любовь. Год преследовать человека! Но она лишь прижала сестру к себе и решила, что внушит ей это потом, постепенно и исподволь. Пусть Малышка отдохнет, отоспится, отъестся, смягчится в кругу семьи, глядишь, и сама оставит ушедшее в прошлом.

– Как же ты жила? Работала? На какие средства? Почему не вернулась?

– Не могла я вернуться, здесь мне было бы хуже. У меня были накопления, я же хороший процент имела с продаж в его фирме. Потом машину продала. Теперь только поизжилась.

– Вовремя приехала! Мы здесь как всегда на все лето, поживи у нас, наберись сил, потом вернешься к себе, к работе.

– Да, конечно. И я твердо намерена добиться своего, не отступлюсь.

– Сначала восстановись и окрепни, – настояла Ирина. – Есть, спать и много гулять! Ты же знаешь, какой у нас здесь чудесный лес, луга, озерцо. Алтай не даст заблудиться. Он по тебе тоже соскучился.

– Да, зализал, – улыбнулась Малышка. Искренность собачьей радости довела ее при встрече до слез.

– А там, может, и отпустить захочется. На новом месте ситуация всегда по-другому видится.

При воспоминании об Алтае губы Малышки тронула нежная улыбка, но на последние слова Ирины Малышка взглянула на сестру, и в ее прозрачных серых глазах та увидела глухое упрямство и ни капли нежности.

***

Больше двух недель Малышка наслаждалась жизнью в родной семье. Ее баловали, опекали, она заметно посвежела и отдохнула. Даже стала входить в свой прежний вес, чем особенно радовала Ирину. Хозяйка дома настаивала, чтобы Малышке через день подавали на завтрак две горячие венские вафли и чай со сливками. Степа превосходил сам себя, изобретая дополнения к ним: от растекающихся по ребрам ароматной выпечки яиц всмятку с ветчиной и взбитых авокадо со слабосоленой семгой до нескончаемого разнообразия сладких наполнителей. Близняшки ликовали, потому что раньше вафли им предлагались раз в неделю, редко – два. Строгая мама полагала необходимым отдавать предпочтение волокнистой еде, то есть овощам и крупам.

Ирина твердой рукой отвадила шумных близняшек от Малышки, разрешая им осаждать ее только во время велосипедных выездов и пеших прогулок с Алтаем. Все-таки Малышка еще была слабовата и быстро утомлялась от шума и суеты. Скоро в поселок съехалось множество подружек девочек, и они пропадали целыми днями, возвращаясь домой голодными, уставшими, чумазыми. Зато молчаливый Платон стал постоянным спутником Юлечки, они друг другу никак не мешали и, бывало, прогуливались, не обменявшись и десятком слов. У каждого были свои думы и каждый в душе благодарил другого за возможность прикрыться перед Ириной и Михаилом, утверждая, что не провел день во вредном для впечатлительных душ одиночестве.