Текст книги "Благороднейший жулик, или Мальчишкам без башенки вход запрещен!"

– Сволочь, – обиженно пробубнила Надя где-то около Олеси.

– Какой красавец, а? Прям как шейх какой-то! – продолжала старшая сестра, не обращая внимания на рассерженную родственницу. – Я, когда его увидела, прямо пожалела, что вчера был не мой день рождения.

– Ага, – согласилась я и еще раз вспомнила черные глаза Бонда и густые ресницы, будто он накрасил их тушью. – Только вот я хотела спросить: где вы его достали?

– А что? – усмехнулась Олеся. – Еще, что ли, захотелось? Губа не дура!

– У меня дело к нему, – я постаралась изобразить голосом всю серьезность, на какую была способна, – мне бы с ним встретиться…

– Ты что, Варька! – испугалась Сотникова. – Влюбилась, что ли?

– Е-мое! – простонародно высказалась Надежда на заднем фоне, – вот дура!

– В них влюбляться нельзя, это ж натуральные проституты! – Олеся замолчала, перевела дух, вроде как подбирая правильные, необидные слова. – Понимаешь, подруга, они ведь думают, раз красавцы, так на них все просто так вешаться будут… С такими опасно, никого кроме себя не любят, мелочные, эгоцентричные люди…

– Ты, по-моему, в своем отделе психологии перечитала. Завязывай с Курпатовым, переходи на классику, «Незнайка» там… «Винни Пух».

– Сарказм – первый признак осознания собственной неправоты, – словно учительница, сообщила мне Олеся. – Варечка, ты девушка хорошая, только ведь такие парни не для нас..

– Это точно, – с болью в голосе подтвердила Надежда.

– Ты пойми это, пожалуйста, и все сразу встанет на свои места.

– С чего это ты взяла, что такие парни не для нас? – заинтересовалась я теорией моего новоявленного психотерапевта. – Мы ведь не уродины. И не дуры.

– Верно, – согласилась Сотникова, – только ведь и ноги у нас не от ушей. И бабки своим трудом зарабатываем, богатых папочек нет. И образования у нас слишком много…

– Разве может быть слишком много образования?

– Конечно, может! Есть мужики, которые не любят женщин умнее себя. На фоне умной жены муж выглядит абсолютным дураком. Кто из мужчин жаждет выглядеть недоумком?

Я сочла этот вопрос риторическим и отвечать на него не стала.

– К тому же по возрастному критерию мы тоже пролетаем, – грустно добавила Олеся и этим забила в мой гроб последний гвоздь.

– Нам всего по 24, – ошеломленно выдавила я, решив, что официально двадцатипятилетней я стану только через две недели.

– Вот именно, – глубоко вздохнула Олеся, – не восемнадцать, не девятнадцать и даже не двадцать один. Уже двадцать четыре. Третий десяток.

Я бессильно отняла трубку от уха и поставила ладонь под щеку. Кажется, вчерашнее поздравление и предисловие к нему удачно дополнились милым послесловием. Олеся была права. Эту вечеринку-сюрприз я не забуду до гробовой доски.

– Ты что, совсем идиотка?! – донесся из трубки недовольный голос Надьки. – Еще скажи, что у нее бесперспективная работа и придурок-бойфренд. Очень празднично получится.

Я вяло приложила телефон к уху. Не знаю, что осознавать больнее – то, что такие парни на самом деле не для нас, или то, что это так очевидно для остального мира.

– Так что, Варь, брось ты это дело и давай к нам, – наигранно весело протараторила Олеся. Очевидно, своими мыслями настроение она испортила не только мне с Надькой, но и себе. – А этот Бонд пусть останется лишь приятным воспоминанием, призраком в ночи, видением во сне…

– Этот призрак в ночи забыл у меня предмет своего туалета, – выдала я, не в силах больше слушать чушь подруги, – именно поэтому я и хочу его найти. Чтобы вернуть запонку.

– А… – понимающе протянула Олеська, – вот оно как?

– Что? Что говорит? – не унималась где-то поблизости Надька. – Дай трубку.

– Отвали, – лаконично ответила Олеся. – Честно говоря, нашла Бонда не я, а Сонька.

– Что ты несешь, больная, я это была! Я его раскопала, – снова вклинилась Надежда. – Что ей надо? Его телефон?

– Слушай, вот привязалась, дай с подругой пообщаться…

Стало тихо, и я прислушалась, но не услышала ничего, кроме их сопения. На следующий праздник, какой там у нас намечается – Всемирный день защиты детей – я подарю сестрам еще один телефонный аппарат. Ей-богу, сколько времени я сэкономлю, если у каждой из девчонок будет по собственной трубке.

– Да, Варька, я вернулась, – обрадовала меня Надежда, – что, втюрилась в стриптизера?

– Нет…

– А оно, может, и к лучшему… А то этот Невский тебе уже плешь проел… Да не только тебе. И мне, и даже Олеське. – Надежда резко умолкла. – Хотя нет. Олеська всю жизнь плешивая была. Еще до него. Это у нее с рождения.

– Ах ты падла, – незлобно послышалась Сотникова-старшая, – вот попросишь ты еще у меня розовые туфли, фиг я тебе разрешу… плешивая… вот гадина…

– Нет, Надь, Бонд у меня запонку забыл. Вчера, видимо, когда одевался, не увидел, что она подальше откатилась, и не взял. Хочу отдать. Наверно, приличных денег стоит. Все-таки часть костюма.

– А, ну да, ну да, – быстро согласилась Надежда, и мне показалось, что она ни на секунду мне не поверила.

– Нашла-то его я, а не Сонька, как тебе сообщили некомпетентные органы. Он работает в клубе «Наима», кстати, недалеко от тебя.

Надежда назвала станцию метро, около которой располагалось заведение, и я признала, что это всего в трех остановках от моего дома.

– Как ты знаешь, Олеся Романовна по клубам не ходят, уж очень они постарели за последние пятьдесят лет. Им бы все дома сидеть и телевизор смотреть…

– Да надо оно мне! На голых мужиков пялиться! – защитила свою честь Олеська. – Лучше «Розыгрыш» посмотреть или «Слава богу, ты пришел»…

– Слава богу, на тебя пока еще можно найти покупателя, – резонно заорала в ответ Надька, – а через пару лет выйдешь в тираж и будешь наблюдать эти розыгрыши до конца своей одинокой жизни!

– Много ты понимаешь, гламурная наша…

– Надя! Не отвлекайся, – не выдержала я новой волны пререканий девчонок. Так и день пройдет в их бессвязных переговорах.

– Так вот, в прошлую субботу мы с Сонькой решили пойти в новый клуб. То есть он, разумеется, не новый, но мы лично там еще не были. Про «Наиму» я прочитала в одном из журналов, посмотрела фотографии. Вроде как ниче, приличный. Вот и решили проверить, музыку послушать…

– На мужиков голых посмотреть, – ехидно добавила Олеся.

– А хоть бы и так, что ты имеешь против голых мужиков?

– Надя, – пришлось вмешиваться мне.

– Ну вот, оказалось, клубец очень даже ничего. Небольшой, зато уютный. Плата за вход сравнительно невысокая, если учитывать, что в выходные дамам предоставляется право на один бесплатный алкогольный коктейль. А мальчики… – мечтательно протянула Надя, – мальчики просто пальчики оближешь…

– Фу, Надька, какая же ты пошлая, – фыркнула Олеся, – вся в отца. Хорошо, что я в мать.

– Как же, размечталась, – не задержалась с ответом сестра, – в мать! В тетю Грушу ты! Такая же темная и недалекая.

– Дура!

– От такой слышу!

– Спасибо, девочки, – быстро поблагодарила я, – вы правда молодцы. Мне ваш подарок запомнится навсегда.

– Не за что, подружка, – искренне ответила Надя, – хотя признаю, идея была Сонькина. Как только мы увидели Бонда на сцене, у Софьи прямо голова закружилась, я ее еле удержала.

– Пить надо меньше, – жестко прокомментировала старшая сестра.

– Только он не Бондом был, а вроде как фараоном, что ли… Такая тряпка была на голове, юбочка из льна на поясе. Натуральный Тутанхамон. А Сонька очнулась и говорит: «Подарил бы мне его кто-нибудь на день рождения». Я запомнила ее фразу и на следующее утро рассказала Олеське.

– Для вас – Олеся Романовна, – саркастически заметила девушка.

– Спасибо, – еще раз поблагодарила я и попрощалась.

Некоторым людям может показаться, что сестры буквально ненавидят друг друга и ссорятся между собой каждые полчаса. Это правда, но это просто показуха. Вроде как специальное представление, которое они разыгрывают между собой. На самом деле серьезно девушки ссорились всего раз в жизни, когда Надежда без спроса надела новые джинсы Олеси от Кельвина Кляйна и в тот же вечер испачкала их чернилами от принтера. Чернила, разумеется, не отстирались, и Олеся была невероятно зла на сестру из-за того, что пришлось покупать как новые джинсы, так и новые чернила к принтеру.

Ну что ж, придется ехать.

Я равнодушно пожала плечами, как будто эта поездка не вселяла в меня никакой радости, и направилась к шкафу. На самом же деле внутри меня все клокотало.

Вчера сестры и Бонд застали меня врасплох, я даже не могла подготовиться и поправить растекшийся макияж, зато сегодня у меня появился шанс «отомстить» за свой растрепанный вчерашний вид.

Я открыла дверцы гардероба и стала критически оглядывать свои шмотки.

На улице стояло 10 мая, погодка была просто прелесть: теплое солнышко светило всем людям в столице, а свежий ветерок не давал жаре проникнуть в город.

Признаюсь честно, одеться я хотела потрясающе. Я бы даже сказала, ослепительно. Только в чем конкретно эта ослепительность будет выражаться, я пока не придумала. На дворе утро, значит, вечернее платье не наденешь, ювелирные украшения и бижутерия тоже плохая идея. Остается только повседневная одежда, но некричащая и хорошего качества.

Поломав голову еще несколько минут, я решительно натянула темно-синие джинсы и черную шелковую рубашку. Предварительно надев Вандер-бра, разумеется. Что это за наряд, без «волшебного лифчика»? Олеська, может, и права, что нам давно не восемнадцать, но, слава богу, пока и не шестьдесят.

Я подвела глаза коричневым карандашом, который идеально сочетался с моими светло-зелеными глазами. Подкрасила ресницы, наложила прозрачный блеск на губы и завязала высокий хвост на голове. Внимательно посмотрев на себя в зеркало, что стояло около шкафа, я довольно кивнула. Темные джинсы красиво облегали стройные ножки, а блузка была заманчиво расстегнута так, что, если подойти поближе, можно было увидеть соблазнительную ложбинку. Это оружие меня не подводило еще ни разу. А через пару секунд я еще и залезла под кровать и извлекла на свет божий мое сокровище. Абсолютно новые туфли от «Маноло Бланик», те самые, от которых без ума Керри Брэдшоу из «Секса в большом городе» и еще половина женщин на этой планете.

Туфельки были привезены из Италии моей подругой, точнее, бывшей однокурсницей. Через маму, которая служит в администрации города Москвы, Саша, то есть подруга, сумела найти работу по специальности и теперь возит наших внезапно разбогатевших туристов по всему миру. Из-за того, что я всегда милостиво давала Сашке свои шпоры на экзамене, у нас остались теплые дружеские отношения. И именно поэтому она иногда балует меня шикарными подарками.

Как, например, этим произведением искусства, которые я сейчас надену в первый раз.

Я осторожно просунула ступни в туфельки и снова стала крутиться у зеркала.

Говорят, что мужчины воспринимают женский образ целиком, не задерживая внимание на мелочах. Мужчина никогда не скажет: «Поглядите, какой у нее шарфик! Идеально подходит к новой сумочке». Однако то, что этот шарфик является гармоничной частью наряда, парень заметит абсолютно точно. И я уверена на все сто процентов, что в таких туфлях на меня просто невозможно не обратить внимание.

Я знаю, что я не красавица. Я уже переросла то время, когда это открытие являлось для меня причиной затяжной депрессии. Да, когда-то я переживала из-за своего роста – всего 1,68; что мои параметры далеки от 90-60-90, а кожа постоянно нуждается в уходе. Мне потребовалось какое-то время, чтобы осознать все свои недостатки, но заодно вспомнить и о своих достоинствах. Я не корявая, не хромая и не косая. Я умная и начитанная девушка, у меня нормальная для моей комплекции фигура, если я хочу выглядеть как вешалки в модных журналах, то мне придется удалить несколько ребер и при помощи операции удлинить ноги.

К сожалению, не все девушки думают о том, что чем больше претензий мы предъявляем к нашей собственной внешности, тем большего мы хотим от наших вторых половинок. Так уж получается, что мужчины не склонны к таким жестоким терзаниям и самоистязаниям. Доказано, что женщина смотрится в зеркало, чтобы выявить недостатки своей внешности. Мужчина же – чтобы снова взглянуть на ее достоинства.

Я приветливо улыбнулась своему отражению и двинулась в путь.

Погода была просто чудесной, и в какой-то момент мне показалось, что про меня снимают кино. А может быть, это начало великой любви? Нет, на самом деле это не так уж и глупо.

Поерзав на лавочке в вагоне метро, я поставила руку под щеку и мечтательно прищурилась. Я представила, как сорок лет спустя мы с Бондом сидим у бассейна нашей виллы где-нибудь в Прибалтике, муж-красавец (даже в шестьдесят лет) держит на руках нашего внука и рассказывает:

«Твою бабушку я встретил на работе и влюбился в нее с первого взгляда!»

Только вот ребенку будет проблематично объяснить, что такое стриптиз. Хотя через полвека дети уже в пять лет будут знать и об устройстве Вселенной, и о механизме появления на свет детей, и даже о стриптизе.

Когда объявили мою остановку, я неуверенно зашагала к выходу из вагона.

Все же я волновалась.

Странно, а я ведь совсем не знаю этого человека. Он даже не представился. Возможно, он бабник (что, скорее всего, так и есть. Спасибо Олесе, нашему домашнему психологу), а может, просто противная личность.

Я поморщилась. Нет, противной личностью он быть не может.

Интересно, почему нас тянет к красивым людям? Я где-то слышала, что внешность – это своего рода критерий, с помощью которого размножаются только самые лучшие. Ну вот если у вас есть выбор между уродом и красавцем, вы, несомненно, предпочтете красавца, так как подсознательно будете считать, что его гены передадутся вашим детям, которые в свою очередь будут первыми в подобном выборе.

При выходе из метро я как можно чаще старалась глядеть себе под ноги, чтобы не наступить на какой-нибудь мусор и не запачкать мои туфельки. Но, оказавшись на улице, я забыла про «бланики» и отправилась к неоновой вывеске, что виднелась неподалеку.

«Наима» – было написано над красивыми дубовыми дверями. Никакой охраны, никаких сторожей видно не было.

А что, если у них рабочие часы только после обеда? Часов с четырех? А сейчас только одиннадцать.

Я вздохнула и решила, что выбора у меня нет. Придется постучать.

Я постучала. Сначала один раз, потом другой.

Постояв в смущении перед дверью, я боязливо взялась за ручку и потянула дверь на себя.

К моему удивлению, тяжелая створка отворилась, и изнутри до меня донесся рев дискотечной музыки. Я осторожно зашла в холл, где была абсолютная темнота, и направилась на свет.

Свет привел меня в просторный зал, не слишком большой, как и рассказывала Надя, но довольно милый. Отделанные в синей гамме столики со стульями стояли в паре метров от невысокой сцены, что давало пространство потанцевать тем, кому надоело сидеть.

И хотя рабочий день клуба еще не начался, в зале царило нехилое оживление.

Колонки, расставленные по бокам от сцены, орали про «красавицу, которой чего-то не нравится». На самой сцене танцевали двое парней, одетых в широкие майки и обтягивающее трико. Напротив них, видимо, находился хореограф, который постоянно что-то кричал. Официантки приводили столы и скатерти в порядок, уборщица остервенело терла кусочек пола недалеко от двери с надписью «туалет».

Вокруг меня туда-сюда сновали люди в рабочей одежде с проводами, перекинутыми через одно плечо, милые официанты в чистых фартуках и даже танцоры, которые спрыгивали со сцены и уходили через еще одну дверь в дальнем конце зала.

– Могу я вам чем-нибудь помочь? – с трудом расслышала я и обернулась.

Передо мной стояла симпатичная девушка, чуть ниже меня, стройная и темноволосая, одетая в серый брючный костюм. Наверное, начальство, пронеслось у меня в голове.

– Вы что-то хотели? – снова спросила меня она.

– Да, – опомнилась я, – извините. Вчера у меня в квартире был один из ваших…

Я помялась. Как бы это выразиться пополиткорректнее.

– …сотрудников.

– Что-то не так? – нахмурилась девушка.

– О нет, что вы, все было замечательно, даже очень, – доверительно сообщила я и блаженно улыбнулась.

– Хорошо, – понимающе закивала собеседница.

– Просто ваш работник забыл у меня одну вещь, и я решила принести ее… Ну мало ли, может быть, его за это отругают или премии лишат…

– Какую вещь? – перебила меня девушка и откашлялась, словно извиняясь за это.

Я начала лихорадочно рыться в сумке, что висела у меня на плече.

– Вот. – Я вытащила запонку и поднесла ее к глазам местного начальства.

– Ясно. Вы не помните, как звали вашего танцора?

– Э… – я развела руками, – Джеймс Бонд.

– А, – поняла девушка и сложила руки за спиной, – Шахнияров. Будьте добры, подождите еще секунду, пожалуйста. И спасибо вам за то, что воспользовались услугами нашего клуба. Танцоры клуба «Наима» – это лучшие специалисты, которых вы можете найти в столице, – с заученной улыбкой протараторила она рекламу своего заведения и поднялась за кулисы сцены.

Через минуту я увидела моего Бонда. Даже в обыкновенных джинсах и застиранной футболке он выглядел так, будто сошел с рекламного плаката. Он мельком взглянул на меня и стал спускаться вниз.

– Здравствуйте, – сказал он спокойно. В его голосе я не уловила ни истомы, ни желания, ни даже приветливости. Вообще ничего, как будто бы видел меня первый раз в своей жизни.

– Здрасте, – попыталась улыбнуться я, но мой собеседник только больше нахмурился.

– Вам не понравилось выступление? Зоя Борисовна сказала, вы хотели меня видеть, – тем же ровным тоном спросил Бонд.

– Что вы, нет! Все было великолепно, – бодро заголосила я, – вы так хорошо танцуете! Долго учились?

Парень пристально смотрел на меня с высоты своего роста, сложив руки на груди, а глаза его сверкали, как лед Антарктики на солнце.

– Извините, что отвлекаю от… – я быстро махнула в сторону сцены, на которой танцевали несколько парней, – от репетиции, но, кажется, это ваше.

Я подняла кулак повыше и разжала его. Лед в глазах Бонда стал таять, а на губах появилось легкое подобие улыбки.

– Мое, – согласился он и взял запонку с моей ладони, – честно говоря, думал, потерял. Это не большая ценность, но все же часть костюма.

– Я так и подумала, – бешено закивала я.

– Думал, придется купить новые, ведь я потерял казенный реквизит. Но теперь не придется. Спасибо вам, Варвара.

После этого он улыбнулся шире и, развернувшись на каблуках, испарился за кулисами. Я была под впечатлением.

Он запомнил мое имя!

Вообще-то его было трудно не запомнить, все-таки мы виделись не больше четырнадцати часов назад, но все-таки!

«Спасибо вам, Варвара», – нежно проговорил он и удалился.

Я постояла там еще пару минут, выбиваясь из общей картины, и хотела поплестить домой, когда почувствовала толчок.

– Ой, извините, пожалуйста, – услышала я приятный баритон, – не думал, что вы так резко развернетесь…

– Да ничего страшного, – ответила я, потирая ушибленное плечо, на котором завтра будет красоваться синяк.

– Тут с утра такой сумасшедший дом, – продолжал извиняться парень.

– Да ниче-ниче, выживу, – заверила я и наконец-то подняла глаза на него, чтобы попрощаться.

Первое, что я увидела, – небесно-голубые глаза и светло-русые волосы.

Парень же застыл на месте и продолжал изучать мое лицо, как будто не веря тому, что видел.

– Варька? – наконец спросил он.

– Калина? – само собой вырвалось у меня.

Глава вторая. След Джеймса Бонда

Знаете, когда я увидела этого лысого на броневике, то поняла: нас ждут большие неприятности.

Ф. Раневская (о Ленине)

Полчаса спустя я сидела в милой кафешке «Техас» неподалеку от «Наимы». Вокруг было полно народу, музыка играла со всех сторон, люди говорили между собой так громко, что в небольшом зале стоял гул, как в улье, но я ничего не замечала. Передо мной сидел Славка Калинин, мой закадычный друг детства, генерал нашего детского отряда. А я всегда была калининской верной медсестрой.

Сколько же прошло лет после нашей последней встречи?

Славка и его родители переехали в другое место, когда мне было 7, а ему 8. То есть это получается почти восемнадцать лет. Господи, целая жизнь!

Разумеется, Славка изменился почти до неузнаваемости, но его глаза… глаза остались прежними – добрыми, голубыми, бездонными и такими родными!

Мой новообретенный друг подозвал жестом официантку.

– Привет, Слав, – кивнула ему подавальщица, – как дела?

– Нормально, Ларис, а у тебя? – дежурно поинтересовался он в ответ. – Нам два капучино, два салата-коктейля, два стейка…

– Я стейк не буду, – встряла я, – еще не проголодалась.

– Один стейк, – продолжил Слава, – и два куска яблочного пирога.

Девушка старательно записала заказ и испарилась.

– Три! Три куска пирога, – крикнул ей вслед друг и наклонился ко мне, – за их пироги душу можно отдать. Я сладкое не ем, но от их выпечки даже Будда не смог бы отказаться.

Я кивала в такт его речи и не могла поверить, что тем самым хореографом, который стоял напротив сцены и корректировал движения танцоров, был Славка – Калина. Тот самый мальчик, которому я на 23 февраля в первом классе нарисовала гуашью поздравительную открытку. Открытку я с тех пор не видела ни разу, а вот разводы на полу от красной гуаши оставались у нас дома еще десять лет, пока родители не сделали капитальный ремонт. Каждый раз, когда мама натыкалась взглядом на это противно-розовое пятно на кухонном линолеуме, интересовалась у меня, зачем мне понадобилось столько красной гуаши. Как зачем, отвечала я про себя. Для крови. Ее на моем шедевре было предостаточно. Если бы меня в то время отвели к психологу и показали это «праздничное» творение, я уверена, мне бы прописали какое-нибудь успокаивающее.

– Ну что, Варвара, – протянул Славка и положил руки в замок на столе, – Варька-медсестра…

Я смущенно улыбнулась. Между прочим, в те тяжелые детско-военные времена, чтобы вылечить раненного в грудь офицера, мне нужно было поцеловать его в щечку. А если, не дай бог, ранена была голова, то в губы.

– Как дела у тебя, солнце? – по-дружески спросил Калина и заговорщицки подмигнул. – Небось замуж уже вышла, детей нарожала?

– Да нет, пока бездетная, – развела я руками.

– А муж?

– И мужа нет, – откровенно ответила я, – зато есть квартира, работа, друзья… Родители живут там же. Остались на прежнем месте.

– А кем работаешь?

– Секретарем в книжном магазине.

– Надо же, – поднял бровь Славка, как будто я сказала, что служу в Пентагоне.

– Да хватит про меня! – всплеснула я руками. – Что с тобой? Вы как переехали почти двадцать лет назад, так ты и не появлялся! Как жизнь? Как дела? Где живешь? Как так вообще получилось, что ты стал…

Я смущенно улыбнулась в попытках поточнее описать его сегодняшнюю службу.

– Стриптизером, – подсказал мне Слава с лукавым прищуром.

– Ага, – подтвердила я.

Перед нами появилась Лариса с подносом, на котором дымились две чашечки с горячим кофе и стояли две вазочки с салатами.

– Слав, стейк немного задержится, у нас небольшое ЧП на кухне. Саня сегодня не пришел, а у нас рук не хватает, – объяснила официантка, когда выставила заказ на стол, – ничего?

– Конечно, ничего, – добродушно махнул рукой Калина, – подожду. Привет Марине и Свете.

Лариса просто расцвела и отошла от нашего столика.

– Хороший тут персонал, – со знанием дела известил меня друг, – цены невысокие, а еда очень качественная. К тому же недалеко от места работы. Мы с пацанами всегда сюда заскакиваем перекусить, с девчонками поболтать…

– Слава, – невежливо перебила я и ястребом уставилась на Калинина.

– Как вышло так, что я стал стриптизером, – история длинная. Много чего произошло за эти восемнадцать лет, – тихо проговорил Слава, и его улыбка превратилась в плотно сжатые губы.

– Я никуда не тороплюсь, – заверила я друга и поудобнее устроилась на стуле.

Сколько Станислав Калинин себя помнил, он всегда хотел быть победителем. А еще этого хотели его мать Валентина и отец Юрий. С раннего детства папа Юра пытался научить сына, что побеждают лишь те, кто имеет стремление и волю к победе, а не те, кто в порыве злости от очередных неудач опускает руки и отказывается двигаться дальше.

Именно поэтому Юрий решил, что из его сына победитель будет отменный, и отвел ребенка в кружок легкой атлетики, когда тому исполнилось 6 лет. Мама Валя не сильно настаивала на том, чтобы ребенок серьезно относился к тренировкам, а папа Юра в мечтах видел своего сына на пьедестале с золотой медалью на груди.

Тренировки были для мальчика почти всем. Ему на самом деле нравился спорт. Нравилось то чувство, когда ощущаешь все свое тело, каждую его мышцу и клеточку, когда можешь вытворять с ним все, что захочется, исполнять невероятные трюки и, что важнее всего, радовать папу.

Пока Славе не исполнилось восемь, тренировки отнимали у мальчика до шести часов в день четыре раза в неделю. Папа не узурпировал время собственного сына и не пытался убить его тяжелыми физическими нагрузками. Однако частые занятия были необходимы маленькому чемпиону, чтобы не потерять форму. Как это ни странно, Слава был хорошистом в школе, но получал он положительные оценки по большей части из-за того, что львиную долю нового материала усваивал прямо на уроках, нередко успевая делать домашние занятия на переменах. По выходным Юрий честно отпускал мальчика поноситься по улицам. Мама Валя настаивала на том, что ребенку нужны друзья, ведь именно в детстве закладываются основы механизма общения. Иными словами, если лишить ребенка друзей и знакомых, он, возможно, никогда не сможет научиться правильно строить свои отношения с людьми. Мама Валя была мудрой женщиной, и папа Юра это знал.

Через неделю после того, как Слава задул на своем праздничном пироге восемь свечей и загадал желание стать чемпионом Европы среди юниоров, папе Юре позвонил тренер сына.

– Мы считаем, что Слава очень способный мальчик. Таких способностей мы не видели давно. Если ребенок будет продолжать тренироваться, у него есть реальные шансы выиграть чемпионат России и чемпионат Европы через пару лет.

– А Олимпийские игры? – осторожно спросил папа Юра.

– Разумеется, – тренер ответил так, будто ответ на этот вопрос был очевиден, – пока Слава, конечно, не готов. Понимаете, восемь лет – это слишком мало. Но вот когда Слава станет старше, можно будет уже что-то решать. А когда Станислав отпразднует восемнадцатилетие, я уверен, у него появятся великолепные перспективы взять «золото».

Папа Юра поблагодарил тренера и решил, что это знак свыше.

Через пару месяцев Калинины поменяли свою трехкомнатную квартиру в хорошем районе города и переехали в двушку, где капитальный ремонт не проводился уже больше двадцати лет. Зато новое жилье было в трех минутах ходьбы от Дома молодежи, где ежедневно тренировался Слава.

Мальчик не переставал приносить домой хорошие отметки, особенно по истории, предмету, импонировавшему маленькому Калинину больше всего; тренировался днями напролет, до совершенства оттачивая технику бега, не дрался с другими ребятами и был вежлив со взрослыми.

Папа Юра уже было поверил в Бога и стал благодарить за то, что Он подарил ему возможность пережить то, что у самого не вышло, – он был простым инженером, который рано женился и лишь мечтал о том, чтобы его фамилию помнили последующие поколения.

Но, видимо, у Всевышнего на Славу были свои планы. Зимой случилось несчастье. Увидев новый мотоцикл своего соседа по подъезду, Калинин-младший попросил мальчика дать ему объездить железного коня. Дороги заледенели, и колеса мотоцикла ездили по льду совершенно неуправляемо. Слава врезался в телеграфный столб. Большого вреда машине нанесено не было, однако сам водитель серьезно повредил колено, а именно – мениск.

Маленькому атлету срочно понадобилась дорогостоящая операция, и папа Юра с готовностью продал свои «Жигули». Берите что угодно, лишь поставьте моего мальчика на ноги.

После операции хирург позвал родителей к себе в кабинет и предложил присесть.

– Я знаю, что Слава увлекается спортом, – осторожно начал доктор.

– Легкой атлетикой, – зачем-то уточнил папа Юра.

– Да, то есть бегом. К сожалению, после такой травмы колена ваш сын больше не сможет заниматься атлетикой профессионально, – уверенно произнес врач.

– Вы же говорили, что после операции он без труда сможет пользоваться левым коленом, – пробубнил папа Юра, находясь в состоянии шока.

Мама Валя поднесла руку ко рту и затряслась в беззвучных рыданиях.

– Верно, – кивнул хирург, – Слава будет ходить, как все нормальные люди. Разумеется, не раньше чем через полгода, когда колено полностью оправится от травмы, заживут швы и рассосется гематома. Но если он будет бегать по восемь часов в сутки, его коленная чашечка просто не выдержит таких нагрузок. И тогда медицина будет не в силах помочь ему во второй раз. В лучшем случае Слава станет хромать и ходить с клюкой. В худшем он навсегда останется в инвалидном кресле или на костылях.

Папа Юра замер как статуя, не в силах вымолвить и слова. Мама Валя закрыла глаза руками и вяло откинулась на спинку кресла.

Тогда, в конце декабря, когда весь мир с нетерпением ждал прихода Нового года и нового счастья, семье Калининых казалось, что счастья они не увидят больше никогда.

Четыре месяца Слава провел на больничной койке. Мама приходила каждый день, приносила что-нибудь вкусненькое и много новых книг по истории. Папа Юра приходил все реже и реже. Не только потому, что Слава никогда не станет победителем и фамилия Калинин так и останется неизвестной широким массам, но и по причине заболевания сердца, которое было обнаружено недавно, после шока.

Мама Валя утешала сына, сквозь слезы говорила ему, что не все потеряно. Славе всего пятнадцать, его жизнь только началась и идет нормально. Теперь нужно сосредоточиться на учебе. Бывать на всех занятиях, думать о выборе университета. И, конечно, попытаться поступить бесплатно, потому что денег у Калининых не так много, как хотелось бы.

Слава кивал в такт маминым словам и думал лишь о том, что обязательно снова выйдет на беговую дорожку. Только бы отлежать эти четыре месяца, а там он снова станет спортсменом и любимым сыном папы. Ведь папа так хотел, чтобы сын был победителем! А настоящие победители не сдаются и не сворачивают на полпути из-за какой-то незначительной травмы.

Однако и этим планам не суждено было сбыться. За две недели до выписки сына в возрасте сорока пяти лет у Юрия случился инфаркт.

На похоронах Слава опирался на клюку и очень этого стеснялся, будто чувствовал, что отец хмуро взирает на сына из могилы и стыдится своего отпрыска-неудачника.

– Через месяц я снова начну тренироваться, – заявил сын, когда наконец-то покинул больницу.

– Ты что, Славочка! – изумилась мать, и на ее глазах тут же выступили слезы. – Даже не думай! Останешься инвалидом!