Текст книги "Благороднейший жулик, или Мальчишкам без башенки вход запрещен!"

– Тут ты права, – признал Калинин, – но так получилось, что для меня деньги – не такая уж проблема. Их всегда можно заработать.

Я с подозрением прищурилась.

– Ты хочешь сказать, что за пару лет танцев смог накопить полсотни тысяч у. е.?

Слава ничего не ответил, лишь заговорщицки улыбнулся и, будто проснувшись, резко посмотрел на часы.

– Варечка, ты извини, но что-то мы с тобой засиделись.

Я вытащила сотовый из сумки и посмотрела на экран. Полвторого дня.

– Действительно, – пробубнила я. Надо же, мы так заговорились, что не заметили, как пролетело два часа.

– У меня сегодня выступление в одиннадцать, а до восьми еще нужно погонять молодежь, – деловито сказал Слава и помахал Ларисе рукой.

Официантка мигом принесла наш счет. Я уже потянулась за кошельком, когда Калинин выставил мне ладонь. Сей жест означал, что меня угостили вкуснейшим обедом с великолепным яблочным десертом.

Слава быстро расплатился, не взяв у Ларисы сдачу, и мы неторопливо вышли из кафе.

– Ну что, Варвара, – нараспев протянул Слава, и я поняла, что это начало нашего прощания, – вот мой телефон, – он протянул мне визитку, – твой телефон не беру, потому что знаю, что ты обязательно позвонишь.

Я энергично закивала, мысленно обещая и себе, и ему позвонить в скором времени.

– Ужасно был рад снова тебя увидеть, – искренне проговорил он и наклонился, чтобы чмокнуть меня в щеку.

– И я тоже, – в тон ему ответила я.

– Если будет желание, звякни в конце этой недели. Сходим куда-нибудь на выходных, я не буду работать в эту субботу. Только придется взять Кристинку. Она ж, если про тебя узнает, так меня покалечит, что мне придется ходить в синяках и замазывать их гримом перед танцем.

– Конечно, – понятливо ответила я и улыбнулась так, что заболела челюсть.

– Пока, – подмигнул мне Слава и решительно направился к клубу.

Я еще немного постояла, глядя ему в спину, словно хотела запомнить момент нашей счастливой встречи, еще раз критически осмотрела свои новые туфли и резво зашагала к метро.

Добралась домой я около трех, решив, что моим туфелькам стоит прогуляться по здешним краям. С моими поздними приходами домой я все никак не имела времени пробежаться по своему кварталу и разведать, что за бутики у нас понаоткрывали. Результаты осмотра были довольно утешительными: пара магазинчиков с дизайнерской одеждой («Диор», «Роберто Кавалли», «Оскар де ла Рента»), два бутика с обувью – и если мои наблюдения верны, то в одном из них туфли из самого сердца Китая, а не Турции. И пара новых продовольственных магазинов. Уж этого-то добра у меня в квартале хватает.

По приходе домой я осторожно сняла «бланики», ополоснула их водой (если бы дома имелась святая, я бы с удовольствием помыла их в ней), переоделась в домашние джинсы и застиранную майку и завалилась на диван с книжкой.

Я вяло перелистывала страницы «Дьявола», который носит «Прада», и заново прокручивала разговор со Славкой в голове. Я, конечно, допускала мысль, что не все мои одноклассники и однокурсники когда-нибудь найдут себя в жизни: кто-то станет олигархом, кто-то превратится в вора (хотя, если подумать, эти две профессии практически неотделимы друг от друга), кто-то будет служить клерком в банке, а кто-то зай-мет пост начальник этого банка.

Но стриптиз!

Не знаю, почему я так остро реагирую на столь теперь уж обычную в цивилизованном мире профессию. Наверное, потому, что лично я никогда не сталкивалась с представителями этого поприща. До вчерашнего вечера, разумеется. А теперь у меня появился хороший приятель как раз в этом бизнесе. Некоторые бы сказали, что мне повезло

В какой-то момент я захлопнула недочитанную книгу.

Возможно, наличием этого старого приятеля стоило бы воспользоваться? Что там скрывать, Бонд все еще посещает мои мысли примерно раз в пять минут, у меня такое ощущение, что в моей голове зарождается мания. Я бы могла позвонить Славке и как бы между прочим спросить, как дела у него и его друга. Напроситься в какой-нибудь бар и попробовать очаровать милого шпиона. Или просто подговорить Калинина организовать нам встречу без присутствия отца Луи.

Я нехотя почесала подбородок.

Нет. Все это никуда не годится. А вдруг Бонд мне откажет? Ну и что, если он запомнил мое имя. Мы виделись вчера вечером, у него, вероятно, это уже приобретенное качество – надолго запоминать имена клиенток. Ведь я для него была всего лишь работой, не больше. Когда я стояла напротив него, Бонд смотрел на меня совершенно пустыми глазами, отчужденно, как будто я остановила его, чтобы спросить, сколько времени.

А если он отвергнет меня на свидании, то я точно знаю, что не переживу этого позора. Об этом горе, конечно, никто не будет знать, кроме меня самой и Бонда – ну, может быть, еще и Славки, – но осознание того, что этот чудесный парень проявил ко мне меньше интереса, чем к дохлой рыбине, навсегда посеет в моей душе зерна неуверенности в себе и втянет меня в затяжную депрессию.

Нет, о Бонде мне думать хватит. Пора заняться чем-то более продуктивным.

Следующие два часа я приводила свою квартирку в порядок, предварительно включив последний диск Рикки Мартина. Пока я возилась с пылесосом, пообещала себе выучить в этом отпуске испанский язык. Английский в школе мне давался легко, так что я надеялась, что испанский не окажется слишком крепким орешком для моего измученного секретарской работой мозга. Уж очень хотелось знать, о чем так надрывается Рикки. Наверное, о том, что обычно поют в романтических песнях: любовь до гроба, дураки оба.

К пяти я закончила с уборкой гостиной, небольшого холла, санузла и моей спальни. Когда я уже хотела взяться за кружки, потемневшие от кофе, зазвонил телефон.

Я подняла трубку. Звонил Игорь и, очевидно, хотел приступить ко второй стадии развития наших растянувшихся на два с половиной года отношений: долгий разговор ни о чем и приглашение на ужин. Минут сорок мы трепались о всякой ерунде: почему у его офиса уже неделю не чинят светофор (потому что все сволочи), когда Россия станет мировым производителем нефти (никогда) и где, по нашему мнению, стоит проводить следующие Олимпийские игры (где угодно, только не в Москве, и так народу куча). Затем Невский откашлялся и галантно напомнил, что завтра воскресенье, и заметил, что выходной день нужно проводить так, чтобы не было безумно больно за бездарно потерянную на работе неделю.

В итоге мы договорились, что Игорь заедет за мной завтра к восьми, и мы отправимся в «Маленькую Италию». Давно уже мне хотелось отведать настоящей лазаньи, а мой спутник прямо-таки истосковался по пасте с четырьмя сырами.

Когда я положила трубку, то у меня появилось желание перезвонить ему и отменить нашу встречу. Не знаю почему, но видеть Невского я не жаждала. Однако, вспомнив об отпуске, я решила оставить все как есть. В жизни есть много парадоксов. Один из них: служба и отпуск.

Когда ты занят целыми днями (даже если просто сидишь в офисе и подчеркиваешь передачи, которые потенциально будут интересны твоему шефу), приходишь домой в десять вечера, потому что заходишь по пути в магазин, чтобы купить чего-нибудь съестного, чтобы не умереть с голоду в собственной квартире, то, когда резко уходишь в отпуск, начинаешь ощущать скуку. Первые дни ты, блаженствуя, проводишь в постели, как будто мстя за все те ранние вставания по утрам, а через неделю начинаешь лезть на стену от того, что квартира убрана до последней пылинки, холодильник набит под завязку, а занять себя совершенно нечем.

Поэтому я, предчувствуя у себя ощущения противоречия любви к работе и отдыху, решила занять себя ужином с Невским. Из этого свидания ничего толкового не выйдет, я это знаю совершенно точно. И если Игорь надеется, что после удовольствия отведать макарон из грубого помола он получит еще одно удовольствие – на этот раз от меня, – то ужасно ошибается. После ужина я не разрешу ему проводить меня до дома и, уж конечно, не стану приглашать его войти на минутку. Эта минутка потом разрастется до часика, а потом и до целой ночи. Рано утром он вскочит быстрее меня, соберется за шестьдесят секунд, как заправский пожарный. А я потом до вечера буду размышлять – приснилось ли мне все или было грустной явью.

До одиннадцати я провалялась на диване, смотря все подряд: «Камеди Клаб», MTV, новости про вечно не ладящие между собой Палестину и Израиль, аргентинские сериалы и мультик «Ежик в тумане». Уснула я на том же диване, а проснулась от звонка Олеськи в начале десятого. Сестры хотели узнать результат моего похода в «Наиму».

Я уж было хотела поведать им о нашем радостном воссоединении с другом детства, как вовремя прикусила язык. Слава дал мне понять, что никак не хочет быть связан неуставными отношениями со своими зрительницами. А я, прекрасно зная Сотниковых, была уверена в том, что они станут умолять меня лично представить их несравненному отцу Луи. Конфликт интересов близких друзей не входил в мои ближайшие планы.

Я вяло пересказала то, как отдала Бонду запонку, попросила Надьку к телефону и заверила ее в том, что мой праздничный «сурприз» являлся не Фараоном, а Меджаем. На что Надька ответила, что «хоть внебрачным сыном Саддама Хусейна», от него (от Бонда, не от Саддама) все равно нельзя было отвести глаз.

Вечером сестры хотели пригласить меня к себе, но я извинилась и отказалась, объясняя это тем, что меня уже пригласили на ужин. Олеська хмыкнула в трубку. Тогда я попросила Олесю и Надю конкретизировать, чем, собственно, Игорь так провинился перед моими подругами, что они его совсем не любят.

– Ничем, – беззаботно бросила Олеся.

А Надька, сидящая рядом с сестрой, ехидно заметила:

– Невский – парень неплохой, только ссытся и глухой.

Я положила трубку с такой силой, что телефон жалобно пискнул, как бродячая кошка. Нет, ну посмотри какие избирательные! У самих не было мужиков уже больше года, причем девчонки вовсе не уродины и не дуры. Им все принцев подавай, на конях или других дорогих средствах передвижения. А я не могу позволить себе отказываться от кавалера! Не важно, что он везде разбрасывает свои грязные носки, как будто специально запасается ими, чтобы потом разложить по всей хате, словно желая пометить территорию.

Девчонки так и не перезвонили, чтобы извиниться передо мной, чего я ожидала.

Ну и черт с ними! Пусть подумают о своем предательском поступке – обзывать моего потенциального супруга последними словами.

Я шумно вздохнула.

Честно говоря, замуж я не хотела. Несмотря на всю пропаганду, что ведет человечество тысячи лет и моя мама уже четверть века, институт брака не вселяет в меня никакой радости и надежды. Я была вполне довольна уровнем своей независимости и уединением в собственном доме. Если Игорь надоедал мне за неделю постоянного лежания на моем диване, то как сильно я могла возненавидеть Невского уже через месяц?

Мои родители прожили друг с другом 26 лет, а знакомы они вообще около 30. Бывало, конечно, всякое: и ссоры, и обиды, один раз мама даже заехала отцу скалкой по голове, когда он тайком вытащил у мамуленции заначку и купил спутниковую антенну, чтобы болеть за свой обожаемый ЦСКА. Но я не могла не признать, что вдвоем им гораздо лучше, чем поодиночке. Никто не спорит, жить с другом и любимым в одном лице облегчает жизнь и позволяет безболезненно терпеть все ее лишения, но вот найти такого друга и любимого – одна из самых трудных задач для любого человека на этой планете. Такого, чью морду не надоело бы видеть через десять лет после совместного отхода ко сну и чьи рубашки было бы не противно гладить каждую субботу.

И хотя супружеские обязанности я считала новой формой симбиоза трудовой повинности и крепостного права, когда-нибудь мне таки придется надеть на себя хомут и поклясться (слава богу, не в церкви, а всего лишь в ЗАГСе) в присутствии не меньше десяти людей, что буду любить своего мужа и заботиться о нем. Даже если вы преуспевающая женщина, у вас загородная вилла, штат сотрудников и три лимузина в гараже, но вы не замужем, общество все равно поставит на вас клеймо старой девы. Как будто окольцевать особь мужского пола – это до сих пор самое главное, что каждая женщина должна успеть сделать за свою многострадальную жизнь. Иначе она – неудачница.

А про детей я даже не хотела вспоминать. Большинство девушек, которых я знаю, при виде младенца начинают сюсюкать и агукать, как отсталые дегенератки, мозг которых остановился в развитии. Даже у Невского я замечала проблески умиления и восторга, когда мимо нас на улице проходила женщина с ребенком. Лично я детей никогда не любила, не питала к ним никакой симпатии и не понимала, кому в здравом уме может хотеться заиметь себе кучу неприятностей в лице отпрыска – не спать по ночам, менять памперсы, забыть про себя любимого на целые года и доставать всех знакомых рассказами о том, как мой ненаглядный сегодня ночью мило поджал пальчики на левой ноге.

Моя мама махала на меня рукой и умудренно говорила, что я пока молодая и не нашла мужчину, с которым бы мне хотелось иметь детей. Хотя меня она родила в 18 лет. Как подумаю, что в моем возрасте у меня уже мог быть семилетний спиногрыз, тут же делается дурно. После недолгих лет моего непосредственного общения с мужчинами я совершенно точно могу заявить, что в каждой бездетной семье уже есть ребенок – это супруг. Мужики – это те же самые дети, которых нужно кормить и любить, которым нужно стирать, а иногда даже и зарабатывать для них деньги. Мне было с лихвой достаточно Невского. Если бы этот гад как-нибудь в приступе нежности и неземной любви ко мне хотя бы заикнулся не только о браке, но еще и ребенке, клянусь богом, я бы прогнала его с моего дивана и никогда не пустила бы обратно.

Все воскресенье я пинала балду, одновременно просматривая старые журналы «Мари Клэр», нехотя переключая каналы телевизора, почитывала «Дьявол носит «Прада», подумывая написать пару книг о моем умственно отсталом боссе, и размышляла, что надеть на ужин.

Когда начались шестичасовые новости, я стала собираться. Привела в порядок волосы, наложила тональный крем и стала разглядывать вещи в шкафу, ожидая от себя решения насущной проблемы отсутствия приличных шмоток.

Выглядеть мне совершенно справедливо хотелось изумительно, и я склонилась к светло-голубым джинсам от Келвина Кляйна (правда, на кожаной этикетке было написано «Пляйн», но ведь это китайцы, что с них взять. На настоящего Кляйна мне не накопить до смерти) и шелковой темно-коричневой блузке. Рукава были длинные и обтягивающие, но горло было открыто, разрез лодочкой подчеркивал мои красивые покатые плечи и тонкую шею. Пусть этим вечером Невский вдоволь мною налюбуется, а ночью искусает себе локти за моей закрытой дверью. Я подвела глаза коричневым карандашом, накрасила ресницы, положила немного светло-коричневых теней в дальние уголки глаз и в полвосьмого практически была готова. Осталось лишь наложить на губы бесцветный блеск, но это стоило сделать непосредственно перед выходом.

Без малого полчаса я просидела на диване, бездумно уставившись в экран и энергично виляя ногой в тапке. Когда без пяти восемь я услышала звонок в дверь, на смену скуке пришло удивление.

Невский всегда был пунктуален. Даже когда он той зимой нечаянно упал на льду и сломал два пальца на руке, умудрился приехать ко мне домой вовремя, не опоздав из гипсовой ни на минуту. Наверно, за то короткое время, что мы жили друг без друга, у Игоря поменялись жизненные приоритеты. Интересно, это к лучшему?

Я подплыла к двери, не без гордости глянув на свои «бланики», что ожидали меня в прихожей. Потерпите, мои милые, скоро мы отправимся гулять. Отпирая замок, я изогнулась, как трепетная лань, чтобы Игорь увидел меня в красивой позе Девушки, Без Которой Он Не Может Жить, загадочно улыбнулась и открыла.

Моя гламурная улыбка сменилась нахмуренными бровями, и изо рта вырвалось удивленное «ой».

Передо мной, сложив руки на груди, в потертых джинсах, белых кроссовках и черной футболке, собственной персоной стоял Джеймс Бонд, в мире стриптиза всем известный как Меджай.

Глава третья. Роковая встреча

В моей старой голове две, от силы три мысли, но они временами поднимают такую возню, что кажется, их тысячи…

Ф. Раневская

На моем лице не было ничего, кроме выражения крайнего изумления и, наверное, непроходимой тупости. С минуту я так и стояла, без единой путевой мысли в голове, пораженная явлением Бонда ко мне домой.

Парень тоже не шевелился, не отводя от меня больших черных глаз, а когда ему это надоело, убрал руки с груди, засунув их в карманы джинсов, и немного наклонил голову. Этим телодвижением он, вероятно, пытался сказать мне, что невежливо держать гостей в дверях.

На деревянных ногах я сделала неуверенный шаг назад и вяло махнула рукой, в моей интерпретации сей жест означал «милости прошу». Рафа с невозмутимым выражением на лице чуть заметно кивнул и прошел в гостиную. Там он присел на кресло (на котором, кстати, позавчера восседала я, наблюдая за грацией и пластикой моего восхитительного подарка на день рождения). Я с абсолютным непониманием прошла за ним и только хотела спросить, что он, собственно, делает у меня дома, как в дверь снова позвонили.

По настойчивости нажатия на пупочку звонка я мигом поняла, что на этот раз зайти ко мне в гости жаждал Невский.

Боже мой, вот нету и нету мужиков, а тут возьми и приди ко мне все вместе сразу!

Я глупо улыбнулась и отошла в прихожую, не поворачиваясь к Бонду спиной, как будто он был французским монархом, а я – его преданной фрейлиной.

С еле слышным «привет» Игорь оценивающе оглядел меня с ног до головы и, видимо, решив, что наряд вполне сносен, поднял брови вверх. Это говорило о том, что ужин обещает быть коротким (для меня), но продуктивным (для Невского). Он все еще думал, что наше свидание – это всего лишь никому не нужная прелюдия к неделе нескончаемого секса.

В принципе мой парень был довольно симпатичен: атлетическая фигура, рост 179 см, волнистые волосы цвета ранней пшеницы всегда лежали так, словно Игорь только запустил в них пятерню и провел ею со лба до затылка. Вдобавок глаза Невского всегда смотрели серьезно и пристально, как будто он непрерывно продумывал план развития российской экономики на ближайший год.

Игорь уже было взялся за мою сумочку, стоявшую на пуфике около зеркала, но тут в дверном проеме появился Рафа.

Гость непринужденно стоял с ладонями, наполовину всунутыми в карманы его застиранных «Ливайсов», одним бедром он облокотился на косяк, а его глаза отражали отстраненную задумчивость. Как будто он смотрел по телевизору фильм ВВС о жизни летучих мышей в Южной Африке.

Я осторожно повернулась к Невскому. Я практически видела, как воинственно поднялась шерсть на его загривке, будто он овчарка, которая чует незнакомца на своей территории.

– Кто это? – процедил мой «жених», пропуская вежливые приветствия.

– Это? – переспросила я, как будто не знала, что в моей квартире имелись посторонние для Игоря люди. – Это… Иван.

Оба как по команде устремили взгляд на меня, ожидая разъяснений. Я мысленно поаплодировала самой себе. Вот идиотка! Рафа похож на Ивана не больше, чем я на Кондолизу Райс. Гурген, Арарат, Ашот, Марат, Адилжан… вот сколько нерусских имен я могла вспомнить тогда, когда уже было поздно.

– Иван? – недоверчиво нахмурился Игорь и снова уставился на Рафу. На лице Невского можно было прочитать всю палитру эмоций – от откровенной неприязни до легкой ненависти. С такой же неприкрытой злостью оголодавшие коты смотрят на жирных крыс.

– Иван, – еще раз подтвердила я, но не очень уверенно и виновато развела руками, как будто то, что мама моего гостя назвала сына этим простым русским именем, было не моей виной.

– И что же он тут делает? – процедил Невский сквозь зубы. – В такой час?

– Он пришел по делу, – я небрежно мотнула головой, радуясь тому, как иногда легко бывает придумать правдоподобную ложь, – я же с понедельника в отпуске. Весь месяц Андрей Павлович искал мне подходящую замену и нашел ее… то есть его, – я ткнула в Бонда указательным пальцем, – и прислал ко мне за… специальными инструкциями.

Я перевела дух и победно уставилась на Игоря. Не могла же я в самом деле рассказать ему правду: этот милый человек позавчера раздевался у меня перед носом, вертел у меня в гостиной всеми частями своего потрясающего тела, а потом подарил розу. В то время как ты, милый, на прошлый день моего рождения вручил мне полугодовую подписку на журнал «Техника и жизнь».

– За инструкциями, значит, – недовольно пробубнил Невский, глядя на Рафу, словно стервятник на смертельно раненного льва.

Я искренне старалась понять неоднозначную реакцию Игоря, но не могла. В конце концов, может быть, Рафа на самом деле приехал ко мне за помощью в работе. Неужели Невский ревнует? А раз ревнует, значит, испытывает ко мне симпатию. Или даже что-то большее…

– Это вот он будет секретаршей? – хмуро поинтересовался Невский и ехидно хмыкнул, представив, как глупо будет выглядеть «Иван» с подносом кофе в руках для своего босса.

– Не секретаршей, а секретарем, – я попыталась проигнорировать сарказм Невского. – Игорь, пожалуйста, подожди меня в машине. Я приду через пятнадцать минут. Объясню Ване, как включается наш принтер, и тут же спущусь к тебе.

– Боюсь, пятнадцатью минутами мы не обойдемся, – услышала я приятный баритон Рафы. Он так и стоял в дверном проеме и выглядел невероятно эффектно, как высокооплачиваемая модель в каталоге мужской одежды.

Я бросила в его сторону одновременно удивленный и заинтересованный взгляд. Это что же он хочет обсуждать со мной больше получаса? Какая интрига…

Игорь без дальнейших вопросов мрачно уставился на меня. Уходить ему явно не хотелось. Как будто знал, что после его ухода я забуду о его существовании. Он молча ждал моего финального слова, и я пожала плечами, стараясь сделать это очень непринужденно:

– Ну что ж, тогда нам придется отменить наш ужин.

Игорь постоял на месте и нехотя развернулся, чтобы удалиться.

– Позвони мне, когда твои планы станут ясными и тебе не придется отменять уже назначенные встречи из-за новых… незваных, – на этом слове Игорь полуобернулся и сверкнул на меня глазами, – коллег по работе, – холодно бросил он и бесшумно прикрыл дверь.

Я поняла, что Невский еле сдерживал рвавшийся наружу приступ ярости.

Мы снова остались наедине с Рафой.

– Изобретательно, – ровным тоном отметил парень и равнодушно посмотрел на входную дверь, потом перевел пустой взгляд на меня, затем снова на дверь и медленно зашагал на кухню. Там он присел на стул, что стоял у стены, и без слов уставился в одну точку. Я последовала за гостем и встала напротив него, сложив руки за спиной, как государственный чиновник на приеме у президента.

Рафа сидел без движения, мысли его были далеко, и я решила разбавить затянувшееся молчание какой-нибудь остроумной шуткой.

– Если вы думаете, что забыли у меня что-то еще, то ошибаетесь. Я вчера убралась и не нашла ничего вашего.

Парень никак не отреагировал. Повторять свою шутку я не стала, потому что подумала, что она была не такая уж и остроумная. В тот вечер шутить меня тянуло меньше всего.

Внезапно у парня заурчало в животе так громко, что мне стало его жаль. Там слышался не просто гастрит, а прямо ядерная война внутри отдельно взятого человека.

Я виновато огляделась на кухне:

– У меня ничего нет – ни супа, ни котлет. Не успела приготовить. Только колбаса и сыр. Хотите бутерброд? Еще могу разморозить пельмени.

Тут Рафа в первый раз за последние десять минут осмысленно и – как мне даже показалось на секунду – с благодарностью посмотрел на меня:

– Собирайтесь.

Мы спустились и сели в его «Тойоту». Я незаметно огляделась вокруг и отметила, что машины Невского во дворе не было. Конечно, оскорбленный влюбленный не выдержал предательства любимой. Пусть помучается. Ему полезно хоть пару часов побыть человеком, а не расчетливым роботом.

Рафа не сказал, куда мы направляемся, но я почему-то и без того это знала. Парень сосредоточенно следил за дорогой, сохраняя ледяное молчание. Я не хотела мешать его концентрации и тоже сидела тихо, лишь изредка мельком глядя на резко очерченный профиль водителя с выделяющимися длинными ресницами.

«Техас», как всегда, был гостеприимен. На этот раз официантки Ларисы в зале не было, и я решила, что ее смена закончилась или еще не началась. Сегодня посетителей было мало. Лишь мы с Рафой да мужчина у барной стойки.

За столик нас усадила Рая, пухленькая и очень улыбчивая. Она принесла меню и спросила меня, чего я желаю.

– Кофе и яблочный пирог, – ответила я и ощутила еле заметный укол совести. Ладно, завтра схожу на стадион и отбегаю три круга.

– Рафа, тебе как обычно, дорогой? – обратилась девушка к моему спутнику, и тот вяло кивнул.

Рая забрала меню и упорхнула на кухню.

– Мы не были официально представлены, – наконец-то оттаял Бонд и обратил на меня должное внимание. – Рафаэль Шахнияров.

– Рафаэль, – завороженно повторила я. Неужели у нас в стране люди называют своих сыновей Рафаэль? Мы же не в Испании. К моему превеликому сожалению.

– Рафа, – учтиво поправил меня парень, – полным именем меня зовет только дядя.

Он замолчал и поднял одну бровь в ожидании.

– Варвара Сергеевна Затесова, – в свою очередь представилась я и улыбнулась одной из своих самых ослепительных улыбок.

Рафа никак не отреагировал на мои кривляния. Около нашего столика вновь появилась Рая. Передо мной она поставила чашечку с горячим напитком. Перед Бондом – широкий бокал с мелко нарезанным салатом и высокий стакан с апельсиновым соком.

– Лосось принесу через двадцать минут, как обычно, – проворковала она и кокетливо улыбнулась моему собеседнику.

Боже мой, ну почему у меня такая скучная и совершенно неперспективная работа? Нужно срочно бросать мою секретарскую деятельность и устраиваться куда-нибудь в ресторан. Даже служить официанткой в «Техасе» я бы не отказалась! Налицо множество преимуществ: симпатичные синие юбочки в белую звездочку и красные блузки вместо унылых брючных костюмов, которые я уже возненавидела, как Билл Монику; плюс близкая дорога от кафе к дому. А самое главное – это клиентура. Не посетители, а фотомодели! Все парни как с картинки! Вот где надо искать себе бойфрендов, а не в кинотеатрах или книжных магазинах – только около стриптиз-клубов!

– Слава говорил, вы были его хорошим другом, – услышала я неуверенный голос Рафы и вернулась на грешную землю. – Учились вместе в школе?

– Нет, жили в одном дворе. А когда Калине исполнилось восемь, его семья переехала в другой район и мы больше не виделись. До вчерашнего дня, разу-меется.

– Понятно, – протянул Рафа, и мне показалось, что ему не понятно совершенно ничего. У меня даже было чувство, что он меня вовсе не слушал.

– Послушайте, – я недовольно затарабанила ногтями по столешнице, – что случилось? Вы что, поссорились со Славой? Или все ваши подружки разбежались по своим делам, а вы не любите трапезничать в одиночестве? Зачем вы ко мне приехали?

«…и лишили меня лазаньи?» – мысленно закончила я.

– Я хотел поговорить с вами о Славе, – признался Рафа, и его глаза стали такими печальными, что мне захотелось прижать его к своей груди и защитить от всей несправедливости на свете.

– А что со Славой? – непритязательно спросила я, отпив глоток потрясающего капучино. Здесь готовят, пожалуй, лучший кофе во всей Москве. Надо бы добыть у Раи или Ларисы рецептик этого восхитительного напитка.

– Он умер, – тихо, но как-то обреченно проговорил Рафа, поставил локти на стол и дотронулся пальцами до висков.

На осознание его слов у меня ушло не меньше минуты. На глазах образовались слезы, они потекли у меня тонкими, стройными ручейками по щекам, оставляя ровные черные бороздки из туши.

– Как? – еле слышно выдавила.

– Уснул и не проснулся, – помедлив, сообщил Рафа, – слишком много снотворного. У него были проблемы со сном.

У меня в голове вихрем проносились сотни мыслей, одна за другой. Почему это случилось так рано? Почему у него были проблемы со сном? Как теперь жить тете Вале, если она уже похоронила своего мужа, а скоро расстанется и с единственным сыном? Почему судьба столкнула меня с Калиной только вчера, а не десять лет назад, чтобы я хотя бы приблизительно могла узнать, каким на самом деле отличным и веселым парнем он был?

– Я не хотел говорить по телефону, – продолжил Рафа, не убирая пальцев с висков, как будто его слова причиняли ему физическую боль, – вчера мы выступали вместе, в перерывах между танцами он успел рассказать мне, что вы были его первой любовью.

Я изумленно подняла глаза на собеседника, и слезы еще быстрее побежали по моим и без того уже черным щекам.

– Говорил, вы не раз спасали ему жизнь и не дали умереть от ранений в голову. – Рафа пересказывал услышанное так, будто понятия не имел, о чем говорил. Наверное, слова Калинина казались ему чертовщиной.

– Мы играли в войнушку, – печально пояснила я, – он был главнокомандующим, а я медсестрой.

Я замолчала, но хотела так много рассказать: о наших играх в казаки-разбойники, о том, как мы хотели сбежать в лес и найти какой-нибудь клад, о том, как Славка пообещал однажды свозить меня на карнавал в Рио-Де-Жанейро. Но я не могла говорить. Горло как будто свело судорогой, а слезы не давали упорядочить водоворот мыслей в голове.

– Последний раз я видел Славу вчера, – голос Рафы стал еще тише, и он наклонился над столом, чтобы я могла его расслышать, – мы оттанцевали программу, закончили в полпервого. Он поехал домой, я ненадолго остался в клубе – привести в порядок костюмы. Мы договорились сегодня утром пойти в «Джим». Я, как и обещал, заехал за ним в десять утра. Позвонил пару раз, никто не открывал. Я толкнул дверь, она оказалась открыта, как всегда. Не любил он запираться… Я зашел. Увидел, что Слава до сих лежит в кровати. Спокойно, умиротворенно. Я попытался его разбудить. Сначала голосом, потом стал тормошить. Не мог понять, что к чему. Наверное, разум отказывался верить, что что-то могло случиться со Славкой.

Рафа замолчал на секунду.

– Потом на ватных ногах вышел я в гостиную, увидел пустой стакан и коробку с его снотворным на полке с книгами. Сперва не придал этому значения, а потом до меня дошло. Я вызвал «Скорую». Карета прибыла через десять минут, но они уже ничего не могли сделать. Кто-то из медиков позвонил в полицию.

Я сидела на стуле в скованном положении и боялась пошевелиться, не зная, что сказать. «Мне очень жаль»? Конечно, мне жаль. Мне так жаль, что я готова разрыдаться прямо сейчас и прямо тут, но единственное, что меня сдерживало, это то, что я находилась в кафе, месте, где есть другие люди, и мне было бы стыдно показывать им свое горе. «Все будет хорошо»? Нет, не будет. Когда умирают любимые и замечательные люди, хорошо уже не будет никогда. Ведь они никогда больше не возвратятся, не позвонят и не обнимут вас в знак своей дружбы и любви.