Текст книги "Песочные замки Уолл-стрит. История величайшего мошенничества"

Кертис Генри, который в филиале Bache в Далласе отвечал за отбор сделок в области энергетики, понял, что долго такого не вынесет. При новых порядках он тратил куда больше времени на то, чтобы не допускать некачественных сделок, нежели на то, чтобы продвигать честные. Но даже если он на корню пресекал очередной «мусор», это далеко не означало, что он не всплывет снова. Слишком велико было давление со стороны брокеров, торопившихся сорвать крупные комиссионные за привлечение новой сделки, – такие случаи были нередки в практике Генри. Без строгого пригляда Бланка ловкачи, норовящие добиться своего в обход прямого начальства, пошли вразнос и выделывали черт знает что. Но хуже всех прочих, считал Генри, была та нелепейшая нефтяная сделка, которой «осчастливил» его один из ведущих брокеров далласского отделения Bache Боб Макгибони.

Кертиса Генри ужасно раздражал этот Макгибони с его белесыми, словно набриолиненными волосами, что придавало ему сходство с мордоворотом-телохранителем – каковым он, кстати, и был в прошлом. Вскоре после увольнения Бланка Макгибони заявился к Генри с известием, что его клиент, молодой парень, недавний выпускник техасского университета Бэйлор, желает продать учрежденное им товарищество, которое занималось бурением нефтяных скважин. Бегло просмотрев поданные Макгибони бумаги, Генри не мог удержаться от смеха. Умора! Парню едва стукнуло 20 – совершенный молокосос, собственного капитала кот наплакал, авторитета в отрасли ноль, никакой профессиональной подготовки в нефтяном бизнесе не имеет и штат у него чуть ли не два-три человека. Генри бы решил, что это розыгрыш, если бы не дурацкий энтузиазм на физиономии Макгибони.

«Ну, это полнейший абсурд, – заметил Генри и махнул рукой, отметая подобную ерунду, – мы ни в коем случае не возьмемся за это».

Но прошло несколько дней, и сделка снова всплыла. Оказывается, Макгибони через голову Генри обратился в Нью-Йорк к директору по маркетингу Ли Пэтону. Тот немедленно связался с Кертисом Генри. «Послушай, в чем дело? Макгибони – один из лучших наших брокеров, а отделение в Далласе – лучшее среди филиалов фирмы, – начал Пэтон обрабатывать Генри, – и вообще, пока ты не обнаружил в этой сделке чего-нибудь криминального, мы будем работать по ней».

Самому Кертису Генри не у кого было искать защиты, и сделку пустили в работу. И вот тогда, ознакомившись с ее деталями подробнее, Генри еще больше уверился в правильности своего первоначального мнения. Эта схема налогового укрытия была именно «мусорной». Товарищество владело несколькими преимущественно мелкими нефтяными скважинами, которые теперь выставлялись на продажу по явно вздутой цене – самой высокой из того, во что когда-либо оценивались эти хилые источники нефти – исключительно по причине нефтяного кризиса в том году. Да и юнец из Бэйлора, который хлопотал о продаже своего товарищества, не очень-то впечатлял, что лишь усиливало беспокойство Генри. На переговорах в присутствии даласского адвоката Линды Вертхеймер, которая обеспечивала юридическое сопровождение сделки, парень как заведенный твердил, что хочет лишь совершить «добрую христианскую сделку с нефтью». В первый раз услышав эту фразу, Линда и Кертис переглянулись и едва скрыли ухмылки. Их новоиспеченный главный партнер явно не понял, что его юрист – еврейка.

Чтобы сделка соответствовала юридическим требованиям, предъявляемым к товариществам с ограниченной ответственностью, Генри предложил внести кое-какие изменения в его организационную структуру. Самым важным среди них было то, что клиент должен был учредить дочернюю компанию, которая и выступит в роли главного партнера. Однако по закону управлять товариществом могли только корпорации с внушительным собственным капиталом. Так что Генри заявил парню, что проведет сделку лишь после того, как тот перебросит значительную часть своих капиталов на счет дочерней компании.

Месяца через три после продажи сделки Генри позвонила юрист Линда Вертхеймер. Она спрашивала, видел ли он последние финансовые отчеты по той сделке. Генри ответил, что нет.

«Представляешь, – стала рассказывать Линда, – на следующий же день после того, как ты закрыл ту сделку, этот твой умник вывел из дочерней компании весь основной капитал».

Генри жутко разозлился. Если инвесторы прознают о случившемся, Bache окажется на скамье подсудимых. Он немедленно заслал юнцу письмо, где сообщал, что у того есть 48 часов, чтобы вернуть назад капитал дочерней компании. В противном случае, пригрозил Генри, Bache расторгает сделку и возвращает инвесторам деньги.

Спустя некоторое время дела привели Кертиса Генри в филиал Bache в г. Роли, Северная Каролина. Закончив дела, он как раз сидел в кабинете менеджера филиала Роя Эйкерса, обмениваясь последними корпоративными новостями и сплетнями, когда в дверь постучалась секретарь Эйкерса. Заглянув в кабинет, она сообщила, что Генри требует к телефону нью-йоркский офис. На проводе Ли Пэтон, глава маркетинговой службы Bache.

Генри немедленно снял трубку и сразу понял, что Пэтон вне себя, его ярость словно выплескивалась из трубки. То письмо стало последней каплей, начал он, чаша его терпения переполнилась. «Знаешь ли, Кертис, сдается мне, что ты умудрился распугать половину из тех, с кем имеешь дело».

«Так в том и состоит моя работа, Ли, чтобы отваживать сомнительных ребят, – возразил Генри. – Когда кто-то из наших брокеров притаскивает мне очередную сделку, единственное, что между нами общего, – это название фирмы, напечатанное на наших визитках. А задачи у нас совершенно разные: я на стороне покупателей, а он – продавцов. Он печется о том, чтобы протолкнуть мне сделку и положить в карман комиссионные, а моя задача – оценить, заслуживает ли она того, чтобы мы предлагали ее клиентам».

«Во всяком случае, Макгибони ты уже оттолкнул от себя», – заметил Пэтон. На том перечень претензий к Генри не закончился – оказывается, он еще довел до белого каления босса далласского филиала и регионального директора в придачу. Письмо, отправленное недобросовестному деловому партнеру, теперь рикошетом ударило по самому Генри.

Вообще-то Кертис Генри был человек вспыльчивый, но на сей раз он даже не пытался сдерживаться. «Послушай, черт тебя возьми, – проревел он в трубку. – Мне глубоко плевать, что думают обо мне эти олухи. Я просто стараюсь прикрыть Bache ее чертову задницу, чтоб ты знал! И если тот долбаный идиот не вернет капитал на место, будь уверен, я начинаю процедуру предложения об аннулировании сделки!»

В ответ Пэтон разразился воплями, что Генри неуправляем, что он нарушает дисциплину. Но Генри оборвал его на полуслове.

«Послушай-ка, Ли, – перебил он Пэтона, – ты просто не соображаешь, о чем говоришь. И вообще, прекрати на меня орать!»

«Буду орать, если захочу, – окончательно вышел из себя Пэтон, – ты у меня на службе!»

«Да пошел ты!» – заорал Генри и швырнул трубку.

А ведь и впрямь все катится к чертям, подумалось Кертису Генри. Кто-то должен немедля навести порядок в отделе налоговой защиты, пока дела не приняли совсем скверный оборот. Генри не представлял, кто бы это мог быть, зато в одном был твердо уверен: чтобы не поддаться такому мощному давлению, этот кто-то должен иметь очень твердые моральные принципы.

Джеймс Дарр, начальник отдела налоговой защиты Josephthal & Company, вихрем ворвался в свой просторный офис, расположенный всего в двух кварталах от Уолл-стрит. По его лицу было заметно, что он вне себя от ужаса. Его лицо было мертвенно-бледным и почти сливалось с его волнистой, преждевременно поседевшей шевелюрой.

В кабинете сидел, дожидаясь Дарра, генеральный юрисконсульт First Eastern Corporation Герб Джейкоби. Когда Дара внезапно выдернули со встречи, они обсуждали новую схему с налоговым укрытием, которую хотела выставить на продажу First Eastern, давний клиент Josephthal. И теперь, спустя полчаса, Джейкоби поразился произошедшей с Дарром перемене.

Наконец Дарр взглянул Джейкоби прямо в глаза. «Ты должен помочь мне, Герб!» – умоляюще произнес он.

Потом Дарр принялся торопливо и сумбурно излагать суть дела, словно боялся, что время, отпущенное на разговор, в следующую секунду истечет и он не успеет выложить Джейкоби всю историю. Кто-то из боссов Josephthal намерен пригласить Джейкоби в кабинет, чтобы задать несколько вопросов, сказал Дарр. Возможно, его будут спрашивать о кое-каких выплатах First Eastern ему, Дарру.

«Герб, ты должен сказать им, что First Eastern заинтересована в организации налогового укрытия на основе кредитного лизинга самолетов».

Джейкоби все никак не мог взять в толк, о чем речь. Он отлично знал, что его компания никогда не планировала подобной сделки.

«Ничего подобного я делать не буду», – произнес он.

Но Дарр продолжал слезно умолять его подтвердить, что First Eastern занимается подготовкой такой сделки.

Дарр попал в отчаянное положение, и в тот момент его судьба висела на волоске. Josephthal только что поймала его на незаконном получении денег от организаторов налоговых укрытий – от тех, кто был кровно заинтересован получить официальное одобрение Дарра, без чего Josephthal не стала бы делать предложений инвесторам.

Некоторое время тому назад в руки руководителей Josephthal попали копии чеков, выписанных на имя Дарра корпорацией First Eastern и еще одним корпоративным клиентом фирмы, Rothchild Reserve International. Расследование было поручено юридической фирме Guggenheimer & Untermyer, с которыми сотрудничала Josephthal. Их юристы уже кое-что раскопали. Выяснилось, например, что в течение двух месяцев Дарр перевел на свой личный счет 80 тыс. долл., полученных от клиентов, что было намного больше его годового вознаграждения в Josephthal. Даже сроки личных финансовых операций Дарра выглядели весьма подозрительно: через несколько недель после депонирования чеков он приобрел новый дом в Стэмфорде, штат Коннектикут[1]1
  Дж. Дарр признал, что получил деньги, однако отрицал, что это было неправомерно с его стороны. Он также настаивал, что за время работы не совершал ничего, что могло быть квалифицировано как нарушение деловой этики. См. примечания. – Прим. авт.


[Закрыть].

К тому моменту, когда Дарр дрожащим голосом излагал все это Джейкоби, адвокаты уже опросили нескольких человек, которые работали в тесном контакте с Дарром. Так, свои разъяснения уже дали его супервайзеры и ряд штатных сотрудников отдела налоговой защиты – Нейл Синклер, Стюарт Обер и Дэвид Орр. Каждому из них предъявили копии чеков на имя Дарра и попросили пояснить, за что ему заплатили. Но ничего вразумительного опрошенные ответить не смогли, а большинство из них были очень удивлены.

Сам Джейкоби, хоть и занимал пост генерального юрисконсульта First Eastern, тоже ничего не знал об этих выплатах. Его босс Энтелл был слишком умен, чтобы распространяться о подобных вещах. Все, что Энтелл счел нужным сообщить Джейкоби по этому делу, – это то, что First Eastern, базирующаяся в Массачусетсе компания, которая специализируется на недвижимости, нуждается в помощи Дарра, чтобы организовать продажу своих налоговых укрытий через Josephthal.

Время, отпущенное Дарру на спасение, неумолимо истекало. Он начал снова просить Джейкоби о помощи. А тот, разобравшись, наконец в ситуации, не на шутку забеспокоился. Конечно, Джейкоби не было никакого дела до судьбы Дарра, зато его волновала судьба First Eastern. Он знал, что многие законы, регламентирующие операции с ценными бумагами в части обязательного раскрытия определенного рода сведений касательно предлагаемых инвесторам акций, распространялись и на операции с налоговыми схемами. Даже если речь шла о частных сделках, закон требовал извещать инвесторов даже о самых незначительных суммах, уплаченных за консалтинг по этим сделкам. Это требование касалось и ненадлежащих выплат. Однако Джейкоби точно знал, что в официальных документах по продаже паев в организованных First Eastern товариществах не упоминались никакие выплаты лично Дарру. В нескольких из этих сделок и без того возникли кое-какие пробуксовки. И если теперь First Eastern угрожали неприятности, то у Josephthal имелись все шансы влипнуть по-крупному.

Дарр все еще уламывал Джейкоби, когда того пригласили для разговора. В кабинете, куда его привели, Джейкоби увидел двух мрачного вида юристов. Не представившись, они сразу приступили к делу и наперебой атаковали его вопросами. На какую компанию он работает? Каков круг его обязанностей? Какое First Eastern имеет отношение к самолетам?

«Никакого, – ответил Джейкоби, – но Мэтта Энтелла всегда интересовали самолеты». И то была чистая правда. Приземистый длинный шкаф позади рабочего стола в кабинете Энтелла был завален рекламными брошюрами о самых разных типах самолетов. Однако самолетами он увлекался в свободное время, а основным бизнесом Энтелла была недвижимость. Давая такой уклончивый ответ, Джейкоби осознавал, что тем самым косвенно подтверждает версию, которую пытался протащить Дарр. Но ведь впрямую ни о каких выплатах Дарру его не спрашивали.

Наконец вопросы у дознавателей иссякли. Джейкоби покинул кабинет и через мраморные холлы Josephthal направился в отдел налоговой защиты. Зайдя в угловую комнату, которая служила Дарру кабинетом, он плотно прикрыл дверь. Тот все еще пребывал в состоянии полной подавленности.

«Герб, верь мне, это было в первый раз, – через силу проговорил Дарр. По его голосу было понятно, что он все еще безумно испуган. – Клянусь, что никогда больше не сделаю такого».

Дарр замолк, снова вперившись взглядом в столешницу, потом прошептал: «Боже мой, как же я влип».

Джейкоби бесстрастно наблюдал, как Дарр дает волю своему отчаянию. Он почти не сомневался, что Дарр и раньше не гнушался брать с клиентов деньги. Но разве сейчас это имело значение? Джейкоби понимал, что карьера Дарра окончена и, может статься, ему больше никогда не представится возможность брать мзду с клиентов.

Джеймс Дарр пришел на Уолл-стрит едва ли не из самых низов. Начало его жизни было не слишком обещающим. Единственный сын Джина и Дотти Дарр, он родился в декабре 1945 г., несколько опередив послевоенный беби-бум. Семья жила трудно, в затерянном в сельской глуши Массачусетса городке Уэст-Бойлстон, население которого состояло в основном из фабричных рабочих. В 1948 г. Джин Дарр поступил торговым агентом в Brown White Company, производителя таких популярных марок детской обуви, как Buster Brown и Naturalizer. Работа предполагала многодневные командировки, когда Дарр-старший колесил по всем городам штата, стараясь убедить владельцев обувных магазинов закупить обувь представляемых им брендов. Постоянные отлучки из дома и изматывающий график работы не могли не сказаться на его браке. И в конце концов родители Джима развелись. Он был тогда совсем мальчишкой.

Дарр считался одним из самых успевающих в средней школе Уэст-Бойлстона и за успехи в учебе был принят в ряды Национального общества почета[2]2
  Школьная организация в США, объединяющая лучших учеников. – Прим. ред.


[Закрыть]. Остальные 93 его одноклассника были детьми белых рабочих и ирландских католиков. Среди соучеников Дарр выделялся жизнерадостностью, он умел заразительно смеяться и был неистощим шутником.

Окончив среднюю школу, Дарр поступил в расположенный по соседству мужской колледж Святого Креста, которым заправляли католики-иезуиты. Как и в школе Уэст-Бойлстона, его однокашники по большей части были из рабочей среды. Студенческие волнения, прокатившиеся по стране в конце 1960-х, даже краем не затронули тихой заводи колледжа и не изменили отношения соучеников Дарра к воинской обязанности. Колледж ежегодно проводил военные балы, и Дарр как стипендиат Корпуса подготовки офицеров резерва для ВВС США активно участвовал в их подготовке.

После окончания колледжа в 1968 г. Дарр был призван на военную службу вторым лейтенантом в ВВС и через пару месяцев зачислен офицером тылового обеспечения на авиабазу Хилл в штате Юта, где ремонтировали реактивные истребители F-4 и прочую военную авиатехнику.

В июле 1972 г. Дарр был уволен со срочной службы. Имея за плечами полный курс колледжа и службу в армии, он начал делать первые робкие шаги в своей деловой карьере. Сначала он нанялся «охотником за головами» в бостонское отделение рекрутингового агентства Management Recruiters. Каждый божий день он, сидя в своей тесной комнатушке в мужском общежитии, пытался пристроить своих клиентов в бостонские компании. Работа требовала большой расторопности – Дарр жил в основном за счет комиссионных. Однако Дарр вскоре весьма преуспел в этой работе.

Живя в Бостоне, он часто навещал родню. Дарр очень любил свою мать, особу довольно вздорную, которая души не чаяла в своем единственном сыне. После развода она жила тем, что давала платные уроки в городском боулинг-клубе и вела постоянную колонку по боулингу в местной газете Worcester Telegram & Gazette. Воскресные вечера она обычно проводила в Уорчестере, где играла за одну из лиг в местном клубе.

Там-то Дотти Дарр и познакомилась с неким Ричардом Бейли, вдовцом, который был рабочим на заводе. Сперва они вместе играли в боулинг, а после скоротечного романа поженились. От первого брака у Ричарда было трое детей; двое младших, Джинни и Томми, продолжали жить с ним. Если Дарр и обрадовался новой родне, то старательно скрывал это. Он любил мать, но к ее друзьям-работягам относился презрительно и высокомерно. Собираясь к матери, он часто специально надевал строгий костюм с галстуком, чтобы ее соседи почувствовали дистанцию и устыдились своих дешевых джинсов и застиранных ковбоек.

Свою личную жизнь Дарр предпочитал строить ее подальше от Уэст-Бойлстона. Он встречался с Дайан Кейси, учительницей одной из школ города Куинси поблизости от Бостона, и в июле 1974 г. они поженились. К тому времени Дарр, у которого уже завязались дружеские контакты в бостонских деловых кругах, всерьез заинтересовался недвижимостью. Он очень хотел быстро разбогатеть. И тогда он начал обрабатывать свою родню, внушая, что инвестиции в недвижимость – дело очень прибыльное.

В августе 1975 г. Дарр умудрился уговорить своего новоявленного отчима, осторожного в денежных делах, вложить деньги в свободный от застройки земельный участок в Техасе. Дарр клялся, что это принесет огромную прибыль. Как он уверял, ему по секрету шепнули, что на примыкающем к этому участку земельном владении планируется развернуть крупное строительство и в скором времени участок прямо-таки взлетит в цене. Вот если бы Ричард и Дотти приобрели его прямо сейчас, то в будущем могли бы без труда сбыть его с рук по гораздо более высокой цене.

Убежденные Дарром, Ричард и Дотти быстренько заняли денег, чтобы вложить их в участок № 37 в составе техасского землевладения под названием Дирвуд Норт. Дарр был настолько уверен в успехе, что присоветовал использовать прибыль от этого участка для покупки еще одного земельного участка в окрестностях Вулфборо в штате Нью-Гемпшир, для чего Ричарду с Дотти следовало взять еще один кредит. Ричарда все это порядком беспокоило, поскольку никогда за всю жизнь на нем еще не висело такого огромного долга. Но он положился на Дарра, рассудив, что его пасынок знает, что делает.

И тут вдруг на семью посыпались беды. Профсоюз, в котором состоял Ричард, объявил забастовку; спустя пять месяцев компания решила, что самое правильное – закрыть предприятие. Не лучше обстояли дела и в Техасе: строительство и не думало начинаться, обещанные Дарром огромные прибыли, из которых семья собиралась покрыть кредит на приобретение земли в Нью-Гемпшире, так и не стали реальностью.

Ричард, совершенно лишившийся покоя из-за всего этого, возлагал отчаянные надежды на то, что его завод возобновит работу. Но время шло, а надежды рушились, и в конце концов с ним приключилось нервное расстройство. Его старший сын Ричард поместил отца в психиатрическое отделение госпиталя Св. Винсента. В тот же день Дотти решила бросить мужа. Возвратившись домой из госпиталя, где теперь лежал его отец, Ричард-младший застал свою мачеху буквально на пороге. Собираясь уйти из семьи, Дотти прихватила с собой еще и множество вещей теперь уже бывшего мужа. Она была нагружена коробками с сервизами из фарфора и серебра, оставшимися от первой жены Ричарда, а также подарками, которые он получил от детей ко второй свадьбе. Борясь с желанием как следует врезать ей, разозленный Ричард-младший засунул руки поглубже в карманы. Он велел Дотти положить на место все, что ей не принадлежит, и не спускал с нее глаз до того момента, пока она навсегда не закрыла за собой двери его дома.

Вскоре Дотти подала на развод. По бракоразводному соглашению право собственности на рекомендованные Дарром инвестиции в земельные участки было разделено между бывшими супругами. Ричард-старший уже успел оправиться от нервного срыва и вернулся домой. Почти всю оставшуюся жизнь он продолжал аккуратно, хотя и по крохам, выплачивать долги по злосчастным кредитам, которые брал в свое время на покупку участков.

В середине 1970-х гг. на Уолл-стрит царили неразбериха и страх. Такую высокую цену платила индустрия ценных бумаг за неимоверные прибыли шальных 1960-х. Десятки инвестиционных домов, которые как на дрожжах вырастали на Уолл-стрит в хорошие времена, разваливались или шли на вынужденные слияния. А нефтяное эмбарго, введенное арабскими странами в 1973 г., и дерегулирование комиссионных ставок двумя годами позже создали на фондовом рынке такую неблагоприятную обстановку, какой отрасль не знала со времен Великой депрессии. Безрассудное доверие и легкие деньги канули в Лету. Тысячи молодых людей, мечтавших быстро сколотить капиталы на Уолл-стрит, безнадежно опоздали.

Такова была ситуация, когда в июне 1976 г. молодой Дарр делал первые шаги на Уолл-стрит. Он начал с того, что зацепился на самой нижней ступеньке в биржевом деле, стажером брокера в Merrill Lynch & Company. Фирма наняла его для работы в Бостоне, но вскоре перевела в нью-йоркскую штаб-квартиру для двухмесячного обучения.

Дарр с поразительной легкостью усваивал новые знания. В его группе было достаточно прилежных слушателей, но Дарр тянулся к тем, кто, как и он, все схватывал на лету. Ребята из этой компании рвались поскорее применить на практике полученные знания и осесть в фирмах, чтобы самим вести операции. После работы они обычно бродили по барам или случайным вечеринкам с марихуаной. Именно в те времена закладывался фундамент многолетних дружеских и деловых связей. Не стал исключением и Дарр.

На одной из организованных Merrill вечеринок Дарр познакомился с Уолли Алленом из Алабамы. Он пришел на курсы корпоративного обучения после недолгой работы в ипотечном бизнесе. Оказалось, они живут в одной и той же гостинице на Манхэттене, в Ист-Сайде. Между ними завязалась дружба.

Как-то вечером перед очередным ночным кутежом они сидели в номере Аллена и обменивались байками о своем прошлом. Тогда Аллен вскользь упомянул, что проходил армейскую службу в разведывательном подразделении, которое базировалось на Окинаве. Его работа считалась секретной, однако Аллену и в голову не приходило, что это может на кого-нибудь произвести впечатление. Его главными обязанностями были учет и хранение секретной документации. Однако самым главным преимуществом этой службы, шутил Аллен, считалось то, что она уберегла его от отправки во Вьетнам.

«А вот я, – сказал тогда Дарр, – служил во Вьетнаме. Как и ты, имел дело с разведкой. В сущности, – продолжал он, – почти все то время, что я был во Вьетнаме, я ходил в штатском». В воображении Аллена немедленно возникла картина: Дарр служит в секретной разведгруппе высокого уровня, возможно, даже в ЦРУ. Единственное, что его смущало, – что человек, занимавшийся такими засекреченными делами, без малейшей утайки болтает об этом. Но тогда он решил, что Дарр откровенничает специально, чтобы завоевать авторитет.

Пройдет несколько лет, прежде чем до наивного Аллена наконец дойдет, что в тот вечер Дарр наплел ему с три короба небылиц. Все это было обыкновенным враньем. Дарр, конечно же, никогда не был ни в каком Вьетнаме, никогда не служил в разведке. Сомнительно, чтобы толпы шпионов охотились в штате Юта за секретами ремонта самолетов. На самом деле эта ложь стала первым камнем в фундаменте возводимого Дарром здания-мифа.

В 1977 г., проработав несколько месяцев простым брокером, Дарр решил, что настает его звездный час. Он видел, что торговля схемами минимизации налогов все активизируется, а у Merrill Lynch самый большой отдел налоговой защиты на всей Уолл-стрит. Вот где должно быть мое место, решил Дарр.

Он начал обхаживать начальника отдела Джека Логлина и вскоре добился, что тот взял его на должность менеджера по продукту. Задачей Дарра было продвигать на рынок товарищества с ограниченной ответственностью.

Менеджеры по продукту никогда напрямую не занимались продажами долей в товариществах непосредственно инвесторам. У них была совсем иная обязанность: нахваливать менеджерам отделений розничных продаж Merrill новые товарищества в надежде, что те возьмутся продать их клиентам. Новая работа Дарра, связанная с бесконечными разъездами, поразительно смахивала на ту, какой в свое время занимался его отец. Как и отец, он постоянно колесил по стране, нахваливая свой «товар». Только в отличие от отца он уговаривал выставить на продажу не ботинки Naturalizer, а налоговые схемы.

Дарр зарекомендовал себя настоящим мастером продаж. Он был не из тех, кто старается глубоко вникнуть в механизм той или иной схемы, зато он обладал огромным даром убеждения. Кроме того, среди своих коллег он был одним из немногих, кто не боялся идти против такой высокомерной публики, как инвестиционные банкиры.

Избранный им стиль продаж действовал безотказно. Дарр никогда не донимал брокеров нудными подробностями какой-нибудь сделки, а вместо этого сыпал свежими шутками, по большей части довольно непристойными, или так смешно и точно изображал Хамфри Богарта в роли капитана Квига[3]3
  Характерный персонаж фильма «Мятеж на Кайне» по роману Г. Вука. – Прим. пер.


[Закрыть], что брокеры покатывались со смеху. Для Дарра это были золотые деньки, ведь он впервые в своей жизни оказался всего в шаге от настоящего большого успеха – стоило только протянуть руку.

Через несколько месяцев, проведенных Дарром в отделе налоговой защиты, судьба свела его с Барри Трупином, фигурой весьма известной и одиозной, который выступал учредителем многих налоговых укрытий. Кое у кого из профессионалов Уолл-стрит он вызывал косые взгляды – уж слишком развязно держался, слишком напоказ выставлял свое огромное богатство. Барри Трупину ничего не стоило сначала купить знаменитое поместье старика Генри Дюпона в богатом Саутгемптоне в штате Нью-Йорк, а затем еще выбросить миллионы долларов, чтобы перестроить в настоящий средневековый французский замок свой дом в Честертауне – со всеми полагающимися атрибутами вроде башен с бойницами, а также закрытым бассейном с морской водой и искусственным 20-футовым водопадом.

Барри Трупину нравилось пускать пыль в глаза, намекая на свою внушительную «финансовую» родословную. Именно ради этого он назвал свою компанию Rothchild Reserve International, что ввело в заблуждение не одного инвестора, посчитавшего, что компания Трупина имеет какие-то связи с прославленной династией банкиров Ротшильдов. Правда, у него хватило ума чуть изменить название, выбросив букву «s» – чтобы настоящие Ротшильды (Rothschild) не могли подать на него в суд. Точно так же рискованно, на грани фола, проводил Барри Трупин и свои сделки. Он имел обыкновение значительно завышать стоимость активов в своих налоговых схемах, что, в свою очередь, сулило инвесторам небывало крупные налоговые скидки. Однако всегда существовал риск, что эти сделки привлекут внимание Налогового управления США, и если там заподозрили бы, что цифры дутые, то просто запретили бы все налоговые льготы[4]4
  Со временем финансовая империя Барри Трупина распалась. Налоговое управление США объявило о наложении ареста на его имущество в обеспечение уплаты налогов, которые он задолжал государству, и тогда Барри Трупин сбежал из Соединенных Штатов, оставив за собой миллионные долги множеству банков и страховых компаний. – Прим. авт.


[Закрыть].

Трупин поразил воображение Дарра – тому не приходилось прежде встречать людей столь богатых. Их знакомство началось с того, что они схлестнулись как конкуренты, нацелившиеся на продажу одной крупной налоговой схемы, связанной с лизингом компьютеров. Кончилось тем, что победу одержал Дарр, однако Трупин не затаил на него зла. Он знал, что когда-нибудь для какой-нибудь другой сделки ему могут понадобиться услуги этого ловкого парня, который сумел обойти его.

Такой момент настал в середине 1977 г., когда Трупин прознал, что компания по производству детских игрушек Mattel планирует взять в лизинг большую универсальную ЭВМ производства IBM. И тогда Барри Трупин обратился к Дарру с просьбой найти требуемую машину.

Дарр согласился, но выставил два условия: во-первых, Трупин заплатит лично ему, Дарру, 50 тыс. долл. за поиск оборудования, а во-вторых, в Merrill об этом никто ничего не будет знать. Расчет Дарра оказался правильным: 50 тыс. долл. составляли лишь малую толику того барыша, который Трупин надеялся урвать в виде комиссионных за сделку, и поэтому тот легко согласился на оба условия.

В то же время, рассудил Дарр, вероятность того, что об этом узнают в Merrill, ничтожно мала – он уже с успехом прошел собеседование в компании Josephthal, куда собирался перейти, и официальное приглашение на работу уже грело его задний карман. К тому моменту, когда Трупин выпишет ему заветный чек, он успеет покинуть прежнего работодателя. Сделка состоялась в июне, и Merrill Lynch получила за посредничество свои 2 %, что составило 11 322 долл. – менее четверти из того, что компания втихомолку платила наличными кому-нибудь из сотрудников среднего уровня.

Дарр, запахнув пальто, торопливо шагал по Бродвею. День 30 января 1978 г. выдался чертовски морозным. Впереди на расстоянии квартала высилась церковь Троицы. Еще с колониальных времен она верным часовым возвышалась в самой сердцевине пульсирующего жизнью финансового центра даунтауна. Дарр свернул на Уолл-стрит. Стрелки на часах приблизились к трем. Пройдет еще час, биржи закроются, и улицу заполонят толпы спешащих по домам брокеров и трейдеров.

Дарр прошел мимо массивных серых стен Нью-Йоркской фондовой биржи, затем миновал колоннаду на фасаде Федерал-холла, где Джордж Вашингтон когда-то принес присягу первого президента США. Пройдя еще пару кварталов, Дарр подошел к дому № 45 по Уолл-стрит, где помещалось отделение United States Trust Company, банка, где он хранил свои сбережения.

Дарр подождал, пока освободится сотрудник за окошком, и просунул в окошечко два заполненных бланка на взнос сумм на банковские счета и только что полученный чек на 50 тыс. долл. Это было его вознаграждение, которое он запросил у Трупина за помощь в сделке с Mattel. В декабре Трупину удалось продать товарищество, воспользовавшись сезонным бумом, когда состоятельные инвесторы перед концом года скупали подряд все налоговые укрытия, дабы свести к минимуму свои годовые налоговые обязательства. Верный своему слову, Трупин через несколько недель выписал Дарру обещанную сумму.