Текст книги "Песочные замки Уолл-стрит. История величайшего мошенничества"

Когда в Bache обсуждали перспективы сотрудничества с Харрисоном, никто не поинтересовался мнением Фридмана о его партнере. Уже много позже, когда Фридмана все-таки спросили, его ответ прозвучал категорично: «Да никогда в жизни. Не вздумайте делать никаких инвестиций с этим человеком».

* * *

Ровно в ту минуту, когда из телефонной трубки донеслись слова Генри о криминальном прошлом Харрисона, Д’Элиса решил, что никаких дел иметь с этим человеком не стоит. Дарр же пришел в ярость.

«Какого черта мы делаем? – требовательно вопросил он. – Д’Элиса, о чем вообще можно говорить с этим типом?»

«Так-то вот, ничего не попишешь», – подумал Д’Элиса. Дарр передал в службу безопасности требование выяснить прошлое Харрисона. Но еще прежде, чем Д’Элиса понял, что происходит, Дарр как-то подозрительно изменил тон своих отзывов о Харрисоне. «Может, его прошлая судимость не такое уж непреодолимое препятствие, – рассуждал он вслух. – В конце концов, этот малый получил от президента помилование».

«Это дело нам стоило бы как следует обмозговать, – сказал как-то Дарр, – может, не все потеряно, и мы еще поработаем с этим парнем».

Д’Элиса вообще не понимал, зачем тот затеял такую суету – ведь никакой сделки еще не было, лишь одни наметки. «Что мешает Bache прямо сейчас обрубить концы и выйти из всего этого без потерь? – удивлялся Д’Элиса. – Даже E. F. Hutton, уж на что из кожи вон лезут, чтобы расширить свою долю рынка, и то, едва взглянув на фирму Харрисона пару месяцев назад, отказались иметь с ним дело. Так с какой стати Bache пускаться в это предприятие?»

Самой главной проблемой здесь, конечно же, было законодательное требование о раскрытии информации. Согласно федеральным законам до сведения потенциальных инвесторов следовало довести всю существенную информацию о намечаемых генеральных партнерах. Д’Элиса и представить не мог, что подумают инвесторы, узнав, что человек, рекомендованный Bache на роль главного партнера, в свое время отсидел за кражу денег у банка.

А Дарр проконсультировался со сторонним юристом Питером Фассом, услугами которого пользовался отдел. Среди сотрудников немедленно поползли слухи, что Дарр обрабатывает юристов, чтобы выбить добро на сделку с участием Харрисона. Как-то Фасс отвел Д’Элису в сторонку, чтобы с глазу на глаз потолковать о запросе Дарра.

«Зачем вам вообще все это нужно? – спросил он. – Дарр давит на меня, чтобы получить положительное решение по поводу этого малого».

Позже Д’Элиса побеседовал на ту же тему с подчиненным Фасса Дереком Уиттнером. Тот вообще ничего не мог понять: «Вы что там, охренели все? Нам такого и даром не нужно».

Дошло до того, что Фасс обратился за консультацией к генеральному прокурору штата Нью-Йорк. Должно ли товарищество с ограниченной ответственностью извещать своих членов, что главный партнер был обвинен в тяжком преступлении, но впоследствии получил президентское помилование? Рассмотрев запрос, генеральный прокурор дал отрицательный ответ. Инвесторов можно бы оставить в неведении – таков был его вердикт.

Больше всех такому исходу дела радовался Харрисон. Чтобы отпраздновать событие, 31 октября он отправился в винный бутик Schumer’s Wine & Liquors и купил три бутылки шампанского Dom Perignon, вставшие ему в 388 долл. и 4 цента. Харрисон велел послать их юристам, благодаря которым перед ним открылась возможность вести дела с Bache.

Примерно в то же время Дарр связался с Кертисом Генри и снова завел речь о Харрисоне. Генри не мог поверить своим ушам – он считал, что после их предыдущего разговора об этом человеке идея сделки окончательно похоронена.

А Дарр тем временем говорил: «Хочу, чтобы Харрисон зашел к тебе потолковать о его прошлых прегрешениях. А мы, со своей стороны, продолжим с комплексной экспертизой по его предложению».

Генри же считал немыслимой сделку с участием Харрисона. Bache сделается всеобщим посмешищем Уолл-стрит, если предложит на роль главного партнера бывшего преступника. «Как будто в недвижимости мало других предпринимателей, с незапятнанной репутацией, – удивлялся Генри. – И чего ради фирма будет тратить свое время на такого типа, как Харрисон?»

У Генри имелись и другие не менее серьезные соображения. На тот момент секретное расследование прошлого Дарра уже шло полным ходом. И это могло обернуться громким безобразным скандалом. Харрисон же в последнее время старался наладить как можно более тесные связи с Дарром. И если грехи Дарра вылезут наружу, осуждение биржевого сообщества рикошетом ударит и по Харрисону, учитывая его подмоченное прошлое. В этой ситуации, решил Генри, всем было бы лучше, если бы Харрисон держался подальше от Bache.

Спустя несколько дней Харрисон заявился к Генри в региональное отделение Bache в Далласе, изысканно одетый, в дорогой сорочке и не менее дорогом галстуке. Он честно выложил Генри свою историю, особенно напирая на полученное от президента Форда помилование. Он возвращался к этому снова и снова: «У меня есть полное помилование от президента США», – внушительно повторял он.

Но Генри ничего не желал слушать. «Не имею ни малейшего понятия, как мы можем вести с вами дела, – заявил он. – И представить не могу, как наши инвесторы отреагируют на это. Тот факт, что вас помиловал сам Джеральд Форд, еще не означает, что вы не были в тюрьме и не совершили преступления».

«Но все же президент Соединенных Штатов…» – в который раз завел Харрисон.

«Послушайте, Клифтон, позвольте сказать вам кое-что, – прервал его Генри. – Я знаю, что в последние месяцы у вас наладились тесные контакты с Дарром и в фирме он самый горячий ваш сторонник».

Генри склонился к Харрисону и понизил голос: «Но должен сказать вам прямо, что в настоящее время фирма ведет расследование по некоторым его делишкам на предыдущем месте работы. У нас есть все основания полагать, что скоро его здесь не будет. При ваших проблемах, о которых вы тут мне рассказывали, вам лучше бы иметь с ним как можно меньше общего».

Харрисон слушал Генри с каменным лицом. Затем он поднялся, откланиваясь. «Что ж, очень признателен вам, сэр, – произнес Харрисон, подавая Генри руку. – Надеюсь, скоро снова увидимся».

Генри смотрел в спину уходящего Харрисона, пока за ним не закрылись двери офиса. У него не было сомнений, что после такого откровенного разговора ему больше никогда не придется иметь «счастье» общаться с Клифтоном Харрисоном. И в этом он был прав – хотя и совершенно по иным причинам, о каких пока не подозревал.

И вот случилось то, во что никак не могли поверить участники «Футонской пятерки»: неизвестно какими путями, но Дарр пронюхал о расследовании, которое велось в Bache. А между тем, помимо Джонса и Госьюла, об этом не должна была знать ни одна душа за пределами отдела налоговой защиты. Да и у этих двоих не было никакого резона давать Дарру шанс принять контрмеры.

Однако все сомнения отпали: Дарр определенно был в курсе дела, и было очевидно, что он очень боялся. От былой самоуверенности не осталось и следа; он двигался словно на автомате, бесстрастный и отчужденный, как зомби. На лице залегли глубокие морщины. Он почти перестал разговаривать с подчиненными. Даже остальным менеджерам отдела, не знавшим о расследовании, было очевидно, что с их боссом творится неладное. Всякий раз, стоило Дарру после очередного совещания выйти за дверь, как вслед пробегал шепот. Джим выглядит каким-то озабоченным. Что это с ним? Его что, увольняют? Слушая, как коллеги строят разные догадки, члены «Футонской пятерки» хранили молчание. И так слишком много народу уже знало, что происходит.

Вскоре о расследовании узнали все. Билл Питтман, переведенный Дарром с административной работы на продажи, горячо выступал в защиту босса.

«Ну как можно быть таким нелояльным? – нападал он на Дэнниса Мэррона. – Как ты можешь ополчаться на того, кто подписывает тебе премиальные чеки?»

«Насколько я знаю, это чеки от Bache, а совсем не от Дарра лично, – холодно отвечал Мэррон. – А по отношению к фирме я лоялен».

Питтман приставал с обвинениями к каждому участнику «Футонской пятерки», но никто не воспринимал их всерьез. В сущности, он был мелкой сошкой, даже не старшим менеджером. К тому же весь отдел вечно потешался над его вспыльчивостью. Многие до сих пор не могли удержаться от смеха, вспоминая скандал, который Питтман учинил в ресторане пару-тройку недель назад, когда Кеммерер подшутил над ним. Бедолага Питтман так раскипятился, что не нашел ничего лучше, как запустить в обидчика тарелку со здоровым куском клубничного торта. И можете себе представить, промахнулся! Тарелка просвистела по залу и разбилась вдребезги. Если уж у Дарра не нашлось защитников посолиднее, чем этот фигляр, то дела его совсем плохи, решили в «Футонской пятерке».

Расследование Джонса развивалось в очень скверном для Дарра направлении. Джонс установил контакт с Госьюлом, незадолго до того получившим еще одну порцию компрометирующих материалов на Дарра. Приятель Госьюла, работавший в Josephthal, передал ему конверт с копиями полученных от клиентов чеков и заполненных рукой Дарра бланков на взнос средств на личный депозитный счет. Госьюл согласился предоставить эти материалы Джонсу.

Они встретились 13 ноября в отеле Plaza в средней части Манхэттена. В назначенное время Джонс поднялся на лифте в номер, где его поджидал Госьюл. Он легонько постучал в дверь, Госьюл впустил его внутрь и без долгих предисловий вручил конверт. А потом прибавил, что привел кое-кого для разговора с Джонсом. С этими словами юрист пригласил из соседней комнаты незнакомца, отрекомендовав его тем клиентом, у которого Дарр вымогал взятку накануне своего прихода в Bache. Госьюл представил их друг другу и удалился, чтобы они могли переговорить без свидетелей. Джонс начал задавать вопросы. Через 20 минут он поднялся и поблагодарил возвратившегося в номер Госьюла и приведенного им человека.

Прежде чем выйти, Джонс повернулся к Госьюлу: «Знайте же, что теперь песенка Дарра спета».

В тот же день Джонс поговорил с Д’Элисой. «Ну все, мы его накрыли», – сказал он и прибавил, что готов поставить руководство фирмы в известность о вскрывшихся фактах. Через день-другой Джонс собирался дать ход этому делу. Д’Элиса немедленно связался с участниками «Футонской пятерки». Оказалось, что Хейес тоже знал об этом от Джонса. Пора было готовиться к принятию руководства отделом. Это будет удар для фирмы, особенно болезненный для Ли Пэтона, которого совсем недавно возвели в ранг директора фирмы. Каково ему будет узнать, что один из его первых назначенцев не сегодня-завтра будет заклеймен как проходимец.

Дарр ходил мрачнее тучи. Он пытался завербовать кого-нибудь из высшего руководства себе в союзники. Он сходил к директору по корпоративным ресурсам Джорджу Макгофу, чтобы поделиться своими опасениями. Вокруг него, Дарра, ходят всякие грязные слухи, не имеющие под собой основания, жаловался Дарр. И он, бедный, не знает, что теперь делать.

«Послушайте, если вы точно знаете, что невиновны и что слухи врут, пройдите тест на детекторе лжи, и дело с концом. Мы заранее снабдим вас вопросами, а хотите, так сами сформулируйте их. И когда результаты станут всем известны, слухи умрут сами собой».

Лицо Дарра приняло задумчивое выражение. «Ага, кажется, это будет самое правильное, – мягко ответил он. – А как вы думаете, кто будет знакомиться с результатами теста?»

«Ну очевидно, тот, кто будет его проводить. А как, по-вашему, кого следует поставить в известность о результатах?» Они еще немного поговорили, а затем Дарр поднялся и на прощание сказал, что скоро снова зайдет к Макгофу.

Однако больше Дарр не заводил с Макгофом разговоров о тестировании. Зато вскоре ему позвонил генеральный юрисконсульт Bache Джон Курран.

«Это вы убедили Дарра пройти тестирование на детекторе лжи?» – напрямую спросил Курран.

«Да, и, думаю, он согласен со мной, что это следовало бы сделать», – отвечал Макгоф.

«Так вот, мы не хотим, чтобы Дарр проходил тест», – заявил Курран. – Забудьте об этом».

Макгоф решил, что Bache изыскала другой способ установить правдивость Дарра и легко сдался: «О'кей, Джон, прекрасно».

В один из выходных в середине ноября Дуглас Кеммерер позвонил Дэннису Мэррону домой. Кеммерер, казалось, рьяно включился в расследование по делу Дарра, поставляя все новые факты. Однако на сей раз то, что он сообщил, выглядело совсем уж малоправдоподобным.

«Дарр собирается выкрутиться», – сообщил он.

«Брось, Дуг, это бред какой-то, – ответил Мэррон, – сам подумай, как ему это удастся? Фирма не собирается держать парня, который по уши в дерьме».

«Ставлю обед, что он открутится», – предложил Кеммерер.

«Хорошо, ловлю на слове», – согласился Мэррон.

Однако, придя в офис в понедельник, Мэррон почувствовал, что Кеммерер был не так уж неправ. Внезапно поползли слухи, что Дарр обратился к кому-то из вышестоящих боссов, которые только-только знакомились с результатами расследования. Дарр поклялся им, что не делал ничего противозаконного и что теми чеками ему оплатили услуги по продвижению сделки с лизингом самолетов и по консалтингу. Члены «Футонской пятерки» всерьез обеспокоились, что инициированное ими расследование вот-вот обернется против них.

В тот день Алан Госьюл прибыл на службу в приподнятом настроении – все выходные он праздновал победу. Он был уверен, что помог избавить бизнес от жулика и в то же время упрочил отношения с отделом налоговой защиты Bache. Он уже предвкушал, что благодарная Bache расширит свое сотрудничество с его фирмой Gaston & Snow.

Но вскоре ему поступил звонок от Джона Д’Элисы. «Ох, что происходит, поверить не могу! – начал Д’Элиса. – Дарр умудрился выйти сухим из воды!»

«Немыслимо», – только и мог произнести Госьюл.

Но когда в тот день на работу прибыл Дарр, у него вид триумфатора. Прежде перекошенная от страха физиономия светилась торжеством. Он упивался своим внезапным спасением.

Буквально через пару дней менеджеров отдела, включая всех участников «Футонской пятерки», пригласили на экстренное совещание, устроенное Bache. Все собрались в конференц-зале; конечно, присутствовал и Дарр – он хранил молчание и только бросал пристальные взгляды на своих подчиненных. Первый выступающий заговорил о деталях новой сделки, над которой работала фирма. Едва он закончил, как в зал вошла секретарь Ли Пэтона. Она направилась прямо к Хейесу, сопровождаемая загадочным взглядом Дарра. Тронув Хейеса за плечо, девушка сообщила, что ее босс хочет его видеть.

Глядя на выходящего из конференц-зала Хейеса, Дарр ухмылялся. До Хейеса тоже дошли слухи, что Дарру удалось обелить себя, но он не верил. Через несколько минут Хейес входил в кабинет Пэтона, испытывая неясную тревогу. Он плотно закрыл за собой дверь.

«Отлично, Дэвид, – начал Пэтон, и по его голосу Хейес понял, что тот с трудом сдерживает гнев. – Наше маленькое расследование окончено. Дарр полностью оправдал себя. Он чист как первый снег».

У Хейеса закружилась голова, слова Пэтона сразили его наповал. Он знал о чеках. Он знал о свидетельстве клиента, которого приводил Госьюл. Джонс сам говорил ему, что все подозрения подтвердились.

«Это не что иное, как политическая игра, дымовая завеса», – пронеслось в голове у Хейеса. Возможно, причина в недавнем кризисе на рынке серебра. А может, Пэтон не желает признавать свою ошибку. Но в любом случае, решил Хейес, кто-то в Bache старается избежать скандала.

«Как ты мог ввязаться в подобную авантюру?» – строго спросил Пэтон.

Хейес не знал, что сказать.

«Дэвид, как ты мог ввязаться в подобную авантюру?»

Хейес стоял перед Пэтоном и молчал.

«Дэвид, как ты мог ввязаться в подобную авантюру? – третий раз вопросил Пэтон.

Наконец Хейес промямлил что-то вроде того, что поступил, как считал правильным. А потом нетвердой походкой направился к выходу – он хотел поскорее убраться с глаз Пэтона. Вернувшись в конференц-зал, он рухнул в кресло. Тут же снова появилась секретарша Пэтона, но теперь она тронула за плечо Уолли Аллена.

«Ли вызывает вас к себе в кабинет», – промолвила она.

Так одного за другим Пэтон вызывал с совещания для беседы каждого, кто приложил руку к расследованию против Дарра. Позже Пэтон, дабы пресечь все слухи, объявил остальным старшим сотрудникам отдела, что Дарр полностью оправдан. И только Дэннис Мэррон ничего не знал о событиях того дня, так как был в командировке. Со своими коллегами по отделу он должен был встретиться более чем через неделю на конференции по нефти и газу, намеченной в Пуэрто-Рико.

Некоторым из участников «Футонской пятерки» Ли Пэтон прозрачно дал понять, что их карьера в Bache окончена. Так, в разговоре с Генри Пэтон извлек из ящика стола документ, касающийся того самого товарищества Trace Management, которое обеспечивало Дарру, Генри и Д’Элисе участие в прибылях. «Это Trace, – сказал Пэтон, – вызывает возмущение среди брокеров, им тоже хочется иметь долю прибыли». И теперь Пэтон настаивал, чтобы Генри поставил свою подпись под этим документом, который аннулирует участие Генри в Trace и позволит Bache ликвидировать это товарищество.

«Ну, это уж наглая неприкрытая ложь», – подумалось Генри. Он был уверен, что Пэтон пытается заставить его отказаться от своей доли в Trace, только чтобы ни гроша не платить ему после того, как они уволят его, Генри. Пэтону Генри ответил, что изучит документ вместе со своим бухгалтером и через неделю сообщит о принятом решении.

Но такого шанса Генри не представилось. В следующий понедельник Дарр пригласил Д’Элису на минутку заглянуть в его кабинет: «Хочу, чтобы ты кое-что услышал».

Дарр включил на телефоне громкую связь и набрал номер Генри в Далласе. Но в офисе того не было. Правда, буквально через минуту Генри сам перезвонил Дарру по таксофону из мужского туалета французского ресторана в далласском торговом центре. Генри отправился туда на ланч со своей сестрой Кей, а его секретарь нашла его и передала просьбу Дарра немедленно связаться с ним.

«Я вот здесь сижу с Д’Элисой, – начал Дарр, – и знаешь, чем мы тут занимаемся? Мы обсуждаем новую структуру нашего отдела, – при этих словах Дарр вперил пристальный взгляд в Д’Элису. – Так вот, приятель, похоже, ты в нее не вписываешься, места для тебя здесь больше нет. Ты уволен».

Генри нисколько не удивился, он ожидал чего-то подобного. «Отлично, Джим», – только и ответил он.

«Ну что же, так я укажу в приказе, что ты не справлялся со своими обязанностями».

«Дарр, ты можешь написать все, что тебе вздумается, – парировал Генри. – Но сам-то ты знаешь, что причина не в этом, и я знаю, что причина не в этом. Но мне наплевать. У меня ланч с сестрой, и я намерен немедленно продолжить его». С этими словами Генри бросил трубку.

В последующие дни число жертв возросло. Дарр выгнал Кеммерера, который хоть и не участвовал в собрании «Футонской пятерки», но слишком много болтал. Пострадал и Госьюл – отдел налоговой защиты Bache больше никогда не воспользовался услугами Gaston & Snow, ни единого раза. Однако всех членов «Футонской пятерки» уволить было невозможно – это означало бы обескровить отдел, и тогда работать стало бы попросту некому. Поэтому Дарр на время отступился от мстительных замыслов. Конечно, он припугнул их, но позволил остаться в отделе. На нефтегазовой конференции в Пуэрто-Рико он потолковал с Мэрроном.

«Похоже, ты проиграл Кеммереру обед», – усмехаясь, обратился к нему Дарр. Мэррон был поражен. Дарр не только сумел выплыть; он каким-то образом пронюхал об их приватном разговоре с Кеммерером. Заметив его реакцию, Дарр усмехнулся и направился прочь в сторону теннисного корта, сопровождаемый чрезвычайно довольным Биллом Питтманом. Мэррон еще подумал, что собачья преданность боссу помогла этому малому, которого они явно недооценили, выбиться в новые любимчики Дарра.

В ближайшие после конференции дни все поняли, что из переделки с расследованием Дарр вышел еще более могущественным, чем прежде. Пэтон приложил все силы, чтобы ускорить назначение Дарра старшим вице-президентом фирмы. «Это в знак извинения за причиненный моральный вред во время расследования», – хвастался Дарр. Ни у кого больше не возникало вопросов о пресловутой I. E. I., эту сделку спешно продвигали. На горизонте снова возник Клифтон Харрисон, теперь он сделался в отделе частым гостем. А Дарр вовсю отстаивал интересы Харрисона, старательно проталкивая его предложение. Не прошло и нескольких недель, как в отделе уже была подготовлена первая сделка с участием Харрисона.

Наконец, когда страсти более или менее улеглись, Дарр созвал совещание со старшими сотрудниками отдела, включая и избежавших увольнения членов «Футонской пятерки».

«Теперь я самый проверенный в фирме человек, – напыщенно провозгласил Дарр. – И мне выписано свидетельство о полнейшем здравии». Кое-кто из присутствующих прекрасно понял, куда он клонит. Теперь в Bache нравственная чистота Дарра была выше любых подозрений, отныне никто уже не рискнет усомниться в ней.

«Тут у нас некоторые пытались уничтожить меня, – продолжал Дарр, – так знайте, больше я этого не потерплю. Хочу, чтобы вы как следует усвоили: если кто-нибудь из вас хотя бы даже замыслит еще раз затеять что-то, что могло бы причинить ущерб мне или моей семье, я приму самые решительные меры».

Он обвел взглядом присутствовавших в кабинете сотрудников, проверяя, все ли хорошенько слушают его, и раздельно произнес:

«Я убью вас».