Текст книги "Король Туле. Биография Кнуда Расмуссена"

Курт Фредериксен
Король Туле
Биография Кнуда Расмуссена

Kurt L. Frederiksen

Kongen af Thule

Em biografi om Knud Rasmussen

* * *

© Kurt L. Frederiksen & Gyldendal, Copennhagen 2016.

Published by agreement with the Gylendal Group Agency and Banke & Smirnova Literary Agency

© Кларк Наталья, перевод. 2022

© OOO «Паулсен», издание на русском языке, 2022.

* * *

 
Великое море меня разбудило
И в путь позвало.
Колышет меня,
Словно водоросль речную.
Небесные своды, дух природы могучей меня сотрясают,
Мое сотрясают нутро,
Рвут на части,
А я весь от радости лишь трепещу.
 

Из песни шаманов Иглулика. В изложении Кнуда Расмуссена

Предисловие

Кнуд Расмуссен пронес светлый ум и жизнерадостность до конца своей жизни. Основы для такого мировосприятия закладываются еще в детстве, когда ребенок чувствует себя любимым и желанным в этом мире.

Жажда жизни пропитывала обе культуры, которыми он был пропитан – она находилась внутри его эскимосской ипостаси рыболова и медвежьего охотника, опытного каюра, человека, влюбленного в гренландцев и природу, а также внутри ипостаси молодого европейского денди, датчанина, журналиста, приверженного старым традициям путешественника, управляющего колонией, супруга, писателя и ученого. Все это в сочетании с невероятным трудолюбием поставило Кнуда Расмуссена в один ряд самых выдающихся сынов Дании и Гренландии.

Перед вами книга – история становления этого уникального человека.

Немало было написано об этом «гренландском Аладдине», слава о котором прокатилась от пресвитерианской усадьбы в Лунге, на севере Зеландии, и отеля «Адлон» на улице Норрегаде до американских лекториев США и землянок Туле – о человеке, обладавшем даром распространять вокруг себя веселье и хорошее настроение.

* * *

В нашем глобальном мире история Кнуда Расмуссена приобретает важное звучание, поскольку его динамизм и творческие порывы происходили от его способности балансировать между натурой датчанина и огромной любовью к многочисленным уголкам Земли вдали от Дании. Он был солью земли.

В санные поездки Кнуд Расмуссен всегда отправлялся, движимый радостью и бесконечной жаждой жизни, которая питала его свободолюбивую активную натуру. Он был воплощением любви к приключениям, которую подчеркивал в своих лекциях на фестивале «Ребильд»[1]1
  Фестиваль «Ребильд» (по-датски Rebildfesten) – ежегодные празднования Дня независимости США, организованные датско-американским обществом, которые проводятся в национальном парке «Ребильд» в Ютландии, Королевство Дания. – Здесь и далее, если не указано иное, прим. перев.


[Закрыть]. Как поток, который нес человечество к цивилизации, он хорошо знал, что это древо познания обладает темными корнями и светлой кроной.

Чувствуя скорости, с которыми движется новый мир вокруг нас, мы ощущаем, что должны быть ответственными за него. Мы понимаем, насколько ограниченны наши ресурсы по сравнению с ростом населения планеты. Сделанный с Луны снимок Земли изменил всех нас… Мы вместе, Земля управляема, и теперь нам предстоит найти новый способ переосмысления мира и нашего существования. Кнуд Расмуссен сталкивался с теми же проблемами в свое время.

Он родился в 1879 году в поселке Якобсхавн (Илулиссат) в доме священника, с игровой площадки которого открывался, пожалуй, самый красивый вид на окрестности. В возрасте 12 лет он переехал в Копенгаген, где в доме с роскошной мебелью чувствовал себя измученным учебой, в которой он явно не преуспевал. Едва он сдает со средними оценками выпускные экзамены, как на сцене его жизни появляются Брандес, Хёруп и Йоханнес[2]2
  Основатели популярной датской газеты Politiken. – Прим. ред.


[Закрыть] наряду с уверенными в себе умными барышнями.

Империализм был в полном расцвете, и с раннего детства Кнуд мечтал познакомиться с новыми людьми, которые, как он слышал, обитают на северном побережье залива Мелвилл. Он осуществил свою мечту, отправившись с доктором Бертельсеном, Милиусом-Эриксеном, Бронлундом и Харальдом Мольтке в Литературную экспедицию в Гренландию: там он приобрел опыт и начал коллекционировать мифы и саги, без которых современная культура Гренландии и Дании была бы гораздо беднее.

Побывавшие там китобои передали первое огнестрельное оружие племенам каменного века. Невинность была утеряна навсегда, и теперь Кнуд Расмуссен видел свою жизненную задачу в том, чтобы переход от древнего человека к современному был как можно более гладким. Этот конфликт по-прежнему существует в Гренландии даже спустя столетие, но он был спровоцирован не только датчанами, но и всеми остальными европейцами.

Мы создаем новый мир, который движется так быстро, что мы не успеваем за его стремительным развитием: когда Расмуссен был дома, ему нужно было уехать. Когда он был вне дома, ему хотелось вернуться. И обе части этого раскола он использовал плодотворно, что под силу только очень цельной личности, познавшей себя до самых глубин.

Когда в молодые годы Кнуд Расмуссен и Петер Фройхен отправлялись в лекционные туры, которые для гарантии успеха обязательно начинались в Оддере или Слагельсе, перед ними вставал вопрос, который и мне не раз приходилось себе задавать: кого взять с собой в путешествие? Каждый знает, что ручной труд, академические знания или понимание морского дела хороши, но не менее важно понимание собственной личности вне зависимости от того, выходишь ли ты на 30 дней в море, или отправляешься в поездку на санях. Самое важное – это обладать ясным умом, некоторой долей чувства юмора и оптимистическим подходом к решению проблем.

И здесь главенствующую позицию всегда занимал руководитель экспедиции Кнуд Расмуссен. Почти все в мире можно преодолеть, прибегнув к помощи веселой, задорной улыбки. Поставлена палатка, всех одолевает усталость, и тогда Кнуд неизменно приступает к приготовлению еды. Необходимо всегда подавать хороший пример и идти хотя бы на несколько шагов впереди остальных. А если постоянно напускать на себя суровость грозовой тучи, то обычные проблемы вскоре превратятся в большие.

* * *

Разница между просто планированием и планированием экспедиции заключается в том, что большую часть последней невозможно предсказать – это и есть приключение. Неудачная охота, травма ноги, падение в трещину ледника, как это случилось с Фройхеном. Первые путешествия Кнуда Расмуссена полностью основывались на тех же приемах, какие использовали племена Туле, проживавшие и кочевавшие в этих регионах.

Когда рушатся планы, их следует подвергать пересмотру, учитывая самые простые и очевидные вещи. Погода, ветер, ледовые условия и вера в удачу приходят не к осторожному, а к тому, кто способен пойти на риск.

И в этом плане Кнуд Расмуссен, несомненно, был любимцем богов: когда, например, во время Пятой экспедиции Туле у него закончились провизия и патроны, неожиданно прямо посреди залива Королевы Мод в районе Северо-Западного прохода возникла несущаяся на всех парусах яхта «Эль-Суено» – и через мгновение Кнуд уже пил чай в каюте, сидя на ящике с новыми патронами, радостно принятыми в дар от хозяев шхуны.

Поездка в Ном была на грани провала, и из-за нехватки корма им пришлось убить собак.

Большие птицы всегда используют встречный ветер, чтобы подняться в воздух. Высоко взлетая, они получают сверху хороший обзор.

На этом уровне Кнуд Расмуссен проявлял гениальность, позволившую ему осуществить самую длительную в мире санную поездку на собаках, легендарную Пятую экспедицию Туле. Он пересек арктическую Канаду и подошел к Берингову проливу, где его дух встретился с духом его соотечественника, датчанина Витуса Беринга из Хорсенса.

* * *

Достижения и неуемная жизнь Кнуда Расмуссена продолжают будоражить умы еще и потому, что искра, зажигавшая в нем жажду и радость жизни, возникла из сплава датского, европейского образования и ипостаси первобытного дикаря, которого Кнуд Расмуссен всю жизнь носил в сердце и чьи приемы постоянно использовал в своих путешествиях. Это относится не только к его способности ставить цели и снаряжать экспедиции, но и к манере общения, основанной на равноправии, демократичности и человечности во всей ее полноте.

Одна из теорий гибели Милиуса-Эриксена, Бронлунда и Хёга Хагена во время датской экспедиции заключается в том, что им не хватило обыкновенной швейной иглы для ремонта обуви. Хрупка и ненадежна человеческая способность выжить в условиях 40-градусного мороза, когда обдуваемый всеми ветрами стоишь на вершине мира или находишься на борту судна в штормовую погоду. Одна маленькая ошибка способна запустить цепочку событий, которая непременно приведет к катастрофе…

Благодаря большим санным путешествиям начала ХХ века и картографированию ранее не изученных областей Гренландии Дания получила в свое распоряжение весь остров целиком и продолжала его воспринимать в дальнейшем как единую территорию.

Книга оставляет открытым вопрос о том, как бы Кнуд Расмуссен отреагировал на появление американской базы в Туле в заливе Северной Звезды, а также на добычу урана. В наши дни Гренландия представляет собой необъятный край с непредсказуемым будущим, как и у остальной Арктики, однако не стоит забывать, что краеугольный камень ее современного существования можно отыскать в жизни Кнуда Расмуссена и в результатах его трудов.

Мне самому довелось пересекать залив Мелвилл, побывать в Туле и в Эте, проследовать вдоль санного пути Кнуда Расмуссена. Отправившись на поиски следов санной поездки Милиуса-Эриксена, я потратил целый день на перелет на вертолете на один из островов Вегенера, расположенный на крайнем северо-востоке Гренландии. По дороге мне повсюду попадались моржи, киты, тюлени, морские зайцы, редкие арктические птицы и дикие мускусные быки, которые когда-то обитали на территории Европы и Азии, но со временем были вытеснены в крайнюю северо-восточную часть Гренландии. Спасаясь бегством, они сбиваются в стаи, и это делает их легкой добычей. Не менее одиннадцати раз я встречал белых медведей. Окидывая взглядом безлюдные берега Гренландии, начинаешь понимать, что находишься на самом краю света, отчего сердце наполняется одновременно одиночеством и радостью человеческого бытия.

Кнуд Расмуссен – явление куда большее, чем просто знаменитый датчанин и гренландец.

Он олицетворяет вечное стремление к приключениям и звено, которое всегда будет объединять гренландцев и датчан.

Трёльс Клёвдаль

I
Детство и юность
1879–1902

 
Люблю тебя, моя страна! Ты – молодость моя.
Мальчишкой был я,
Когда тебе отдал я веру, и зарок свой сохраню
До часа последнего жизни моей.
 

Кнуд Расмуссен. Моя страна

Подплывая сюда с юга, минуешь множество айсбергов, представляющих собой часть крупного ледника, именем которого названа эта местность. Внезапно в поле зрения появляются дома, в основном расположенные на южной стороне небольшой природной гавани Илулиссат. В переводе с эскимосского ее название звучит как «айсберги». Привлеченные хорошим уловом, на протяжении многих веков эскимосы обосновывались неподалеку отсюда, в Сермермиуте. В 1727 году к северу от них начали строиться голландцы, воздвигнув в самом центре своего поселения роскошное здание, а в 1741 году Якоб Северин основал торговую факторию, назвав ее в честь себя – Якобсхавн. В 1782 году этот населенный пункт получил статус колонии.

Расположение оказалось удачным, и колония вскоре превратилась в один из самых оживленных центров китобойного промысла, торговли и миссионерства на севере Гренландии. Приезжие торговцы специями встречались здесь наряду с гренландцами, датскими миссионерами и государственными деятелями. Последние, согласно их собственному пониманию – и пониманию всей датской колонии, – были костяком поселения.

Домов как таковых было немного, и поселенцы на этих гигантских просторах жили довольно скученно, однако церковь там все же существовала – солидная, внушительная. Крепкая, ладная, построенная из померанской сосны, она располагалась позади большого дома священника, выделяясь квадратными формами и доминируя непривычным фасадом на фоне мягких безлесных пейзажей.

Люди видели, как из большого дома вышли двое – священник и мальчик. Они были одеты, как чужестранцы, и говорили между собой по-датски, хотя ни для кого не было секретом, что оба свободно владеют гренландским. Отец невысокого роста, плотного телосложения шел быстрым шагом, положив мальчику руку на плечо. После его слов мальчик вдруг поднял глаза и засмеялся, а затем прибавил шагу, стараясь не отставать. Пастор собирался нанести несколько визитов во вверенном ему 800-километровом округе, и мальчику впервые было позволено присоединиться.

Он был счастлив, предвкушая предстоящее путешествие и приключения. Мальчик ощущал свою значимость, у него было чувство собственного достоинства и впечатление, что он является частью большого мира; условия жизни, окружение и история вдохнули в него жизнь.

Детство в Якобсхавне

Родился он 7 июня 1879 года и стал первенцем. Всего в семье было трое детей. Принимавшая у его матери роды повитуха Бикити обладала талантом сочинять традиционные колыбельные, и вскоре для него была готова новая песня:

 
Я слышу визг крысенышей милых, поющих тебе колыбельную песню:
«Крошка Кнуд к нам скоро придет, он просто чудо!
Крошка пастора,
Крошка Хельги и ее семьи».
 

Его приветствовала страна, где очень любили детей. Ему было посвящено несколько песенок, которые он хорошо помнил, даже став взрослым. В одной из них были такие слова: «Мальчик и утро, оба готовьтесь к дневному труду». Это ему очень подходило, ведь по натуре он был жаворонком.

20 июня отец его крестил. Каждое из полученных им имен – Йохан Кнуд Виктор Расмуссен – содержало в себе знамение. Йохан (Иоанн) означает «бог милостив». Кнудом его назвали в честь деда, управляющего колонией в Якобсхавне. Имя это стародатского происхождения, смысл его расшифровывается как «бунтарство», «упрямство», «заносчивость», но также и «остроумие», «притягательность» и «святость». Виктор на латыни означает «победитель».

Его датскими крестными стали добрые и солидные люди: участковый врач Хр. В. Хейвен, студент-волонтер Кнуд Флейшер и инспектор Краруп-Смит, который на крестины не явился.

Мать Кнуда звали Софи Луиза Сюзанна Флейшер. Она родилась 13 декабря 1842 года в поселении Ритенбенк в семье Регины и Кнуда Гельмуйдена Флейшеров. Дедушка по материнской линии был примечательной личностью, однако он умер за два года до рождения Кнуда. Будучи довольно зажиточным человеком, он никогда не покидал пределов Гренландии, в которой родился. Вплоть до самой смерти он предпочитал говорить на родном языке своих родителей – норвежском. После его женитьбы на девушке-сироте в жилах семьи появилась кровь эскимосов. Нередко Кнуд Расмуссен придавал своим эскимосским корням чересчур большое значение, гораздо большее, чем на то имелось доказательств. По словам Эйгиля Кнута, изучавшего генеалогию семьи Кнуда Расмуссена, Кнуд было всего на ¹/₁₆ часть гренландцем. Исследование Эйгиля Кнута указывает также и на то, что Кнуд Расмуссен являлся дальним родственником всемирно известного норвежского полярного исследователя Фритьофа Нансена, с которым они впоследствии стали дружны.

Родиной матери была Гренландия, Данию она посетила всего несколько раз уже после конфирмации. Она была глубоко посвящена как в эскимосскую, так и в датскую культуру, к которой была причастна, несмотря на то что выросла в Гренландии.

Отец Кнуда, Кристиан Вильгельм Расмуссен, родился в 1846 году на юге Врабю, что к югу от Кёге[3]3
  Область Зеландия в Дании. – Прим. ред.


[Закрыть]. В 1873 году после сдачи официального богословского экзамена вместе с женой Генриеттой Вильгельминой Клаузен он отправился в Гренландию в качестве миссионера. Вскоре после их приезда жена умерла при родах, а ему самому пришлось вернуться в Данию, чтобы лечиться от сразившей его ревматической лихорадки.

В 1875 году он вернулся в Гренландию и, в том же году женившись на дочери управляющего колонией Луизе, остался там на целых 20 лет.

Когда он впервые появился в тех краях, Гренландия была совсем иной. Датские чиновники попадали туда по разным причинам: кто по назначению, а кто и по призванию. К последней категории принадлежал Кристиан Расмуссен. Пребывание в этой стране требовало прекрасного здоровья и умеренности, что, видимо, ему вполне подходило. Обосновавшись там, он стал всеобщим любимцем. Будучи от природы одаренным, Кристиан быстро выучил язык, что способствовало установлению близких отношений с гренландцами. Первые шаги дались ему нелегко. Он потерял первую жену и сына, вместе с которыми приехал в Гренландию. Всю жизнь страдал от тяжелых приступов ревматической лихорадки, в связи с чем ему разрешили вернуться в Данию.

Район Якобсхавна включал в себя весь залив Диско севернее Уманака до самого Упернавика, поэтому участие в официальных поездках отца давало Кнуду Расмуссену прекрасную возможность изучить условия жизни, страну и людей. Для него был вполне естественным тот факт, что его отец, как и он сам, принадлежали к высшему сословию.

Самуил Клейншмидт заложил основы гренландского языка, составив в 1851 году грамматику, а в 1871 словарь, в который позже значительный вклад внес пастор Расмуссен. В 1888 году пастор опубликовал учебник гренландского языка, а в 1893 году вместе с миссионером Кьером выпустил большой датско-гренландский словарь. После этого он принял участие в издании Нового Завета и перевел большую часть Ветхого Завета и библейских историй на гренландский язык.

Вернувшись домой в Данию, он стал приходским священником в Лунге-Уггерлёсе, а в 1904 году получил должность преподавателя гренландского языка. В качестве приходского консультанта он принял участие в реформации гренландской церкви и школы, не прекращая работы над изданием церковных книг.

Когда Кнуд Расмуссен вырос и собирался основать торговую факторию на мысе Йорк, его отец, будучи членом комитета, поддержал сына в этом начинании, как, впрочем, поддерживал его всю свою жизнь. Кристиан Расмуссен умер 10 ноября 1918 года в Лунге.

С момента своего рождения Кнуд Расмуссен находился между двух культур. Первая зиждилась на прочных скрепах семейственности, государственной службы, христианства, миссионерской работы и Дании – колониальной державы, диктовавшей эскимосам условия и контролировавшей их соблюдение. Именно об этом шла речь, когда разговор велся на датском языке. Вторая включала в себя эскимосов, погодные условия, язык и легенды, хижины и собак, представляла территорию детства и была скрыта от посторонних глаз. Он соприкасался с этим миром, когда переходил на гренландский язык. Эти крайности являлись полюсами его жизни, напряжение между которыми стало его движущей силой, причем в своей основе напряжение имело лингвистическую природу. Чем старше он становился, тем яснее понимал это. В дневнике 18 декабря 1903 года Кнуд пишет: «Но растущее во мне напряжение – это и есть моя жизнь и бьющийся пульс моей работы».

Семейное фото. Слева направо: сестра Вильгельмина (Ми), тетя Хельга (из семьи Флейшеров (?), неизвестная женщина, мать (сидит), брат Кристиан, отец и сам Кнуд. Из архива библиотеки города Хундестед

Вместе с ними в доме проживала тетя Хельга, которая принимала активное участие в обучении детей школьным предметам. В семье было трое детей – Кнуд, Вильгельмина и Кристиан. Учеба была делом необходимым, но жизнь на природе проходила куда веселее. Кнуд рос здоровым, обаятельным мальчиком, быстро превратившимся во всеобщего любимчика. Вот что рыболов Натаани рассказывал Йоргену Флейшеру о тех временах: «Что правда, то правда, маленький Кнуд был совершенно бесподобен. ‹…› И что это был за дикаренок! Мы придумали игру в собачьи упряжки, и Кнуд вызвался ими управлять, пока мы, его товарищи, выступали в роли собак. Мы „стремительным галопом“ носились вниз по холму Джулии мимо пасторского дома, а Кнуд подгонял нас, выкрикивая слова ободрения. И неважно, что у нас в тот момент перехватывало дыхание. Во время игры с Кнудом непременно что-нибудь происходило. Ведь „собак“ тоже нужно кормить, и после игры Кнуд приглашал всю ораву в дом пастора, где нам выдавали по толстому ломтю ржаного хлеба. Какая же радость нас охватывала, когда мы попадали в теплое жилище священника – вам этого даже не вообразить!»

Он был не слишком крупным подвижным ребенком. Его прозвали Кунунгуак, или Крошка Кнуд, и это доброе прозвище следовало за ним по всей Гренландии. Куда бы он ни переезжал, он был повсюду желанным гостем. В особенности Кнуд любил навещать старушек, которые рассказывали ему старинные легенды, бытовавшие в этих местах еще до появления Ханса Эгеде[4]4
  Ханс Поулсен Эгеде (31 января 1686 г. – 5 ноября 1758 г.) был датско-норвежским лютеранским миссионером, начавшим свою деятельность в Гренландии, за это его прозвали Апостол Гренландии. Он организовал успешную миссию среди инуитов, и ему приписывают возрождение интереса датчан и норвежцев к острову после прерванного на 300 лет контакта. Он основал столицу Гренландии Готхоб, которая в наши дни называется Нуук.


[Закрыть], когда редкое судно в этих водах было в диковинку. Они ему поведали о дикарях с севера, убивавших людей. Поскольку никто толком о них ничего не знал, пробелы приходилось восполнять, прибегая к помощи воображения. Кнуд загорелся идеей побывать в тех северных краях, когда подрастет.

Когда Кнуду исполнилось десять лет, у него появились первые собаки, а через два года в его распоряжении их было уже целых восемь и дробовик в придачу. Теперь он был похож на настоящего охотника.

Одного из его товарищей по играм звали Йорген Бронлунд. Родился он 14 декабря 1877 года, то есть был немного старше Кнуда. Вскоре после его рождения отец мальчика умер от туберкулеза, бывшего довольно распространенной болезнью в те времена.

Мать умерла, когда ему исполнилось пять лет, и ребенка отдали в семью опекунов, которые растили из него настоящего рыболова, подсовывая искусственные рыболовные снасти вместо детских игрушек. Это была отличная подготовка ко взрослой жизни, возможно, даже более полезная, чем школа, которая, несмотря на наличие неплохих способностей, интересовала его гораздо меньше. Разница в возрасте мальчиков, по всей видимости, явилась причиной того, что они не слишком часто играли вместе, о чем позже сожалели.

Когда в 1888 году Фритьоф Нансен впервые пересек ледниковый щит Гренландии, Королевское общество Гренландии пообещало премию в 20 датских крон тому, кто первым сообщит о приезде Нансена. После того как председатель увеличил премию до 200 крон, Кнуд и Йорген, сочтя предложение вполне заманчивым, решили принять участие в этой затее. Разумеется, ничего обнаружить им не удалось, однако данный эпизод произвел на Кнуда большое впечатление, о чем можно судить по произнесенной им много лет спустя мемориальной речи у гроба Нансена:

Уж мы-то, гренландские мальчишки, по достоинству смогли оценить это достижение! Оно трепетало в нас каждый раз, когда мы наблюдали за материковыми льдами, забравшись на горные вершины. Эти бескрайние массы снега и льда за горизонтом, пролегавшие внизу под нашими ледяными фьордами, эти ядовито-зеленые бездонные трещины, раскалывавшие на части ледниковые хребты! Немыслимо было даже подумать о том, чтобы пройти на лыжах в тех местах. Но в имени этого чужеземца нам слышались фанфары! Они звучали в его мужественном поступке, его подвиге и приключениях, и мы приняли его как родного, как героя и образец для подражания. И нам хотелось быть на него похожими, когда повзрослеем.

Эти слова показывают, что благодаря Нансену мысли о Гренландии, занимавшие ум Кнуда Расмуссена, подвигли его к великим приключениям и славе. Если верить этой цитате, отождествляя себя с Нансеном, Кнуд чувствовал, что он более датчанин, нежели гренландец. Даже если содержание цитаты не охватывает в полной мере эмоции 1888 года, оно вполне указывает на путь, который Кнуд Расмуссен пройдет много лет спустя, что тоже не менее важно.

Нет сомнений в том, что отец понимал ценность, которую представляет собой для сына изучение окружающей среды и предметов, разделяющих жизнь и смерть. Во время официальных визитов отца, сопровождая его, Кнуд знакомился с условиями жизни в этих краях, однако была лишь одна вещь, на которую отец не давал Кнуду разрешения, – плавание на каяке, который он считал ненадежным средством передвижения. И эта мысль преследовала Кнуда всю оставшуюся жизнь. В отличие от собачьих упряжек, он так никогда и не научился хорошо управлять каяком, но об этом мы расскажем позднее.

О том, каким знатоком санной езды он являлся, можно узнать из воспоминаний Кая Биркета-Смита: «В манере езды и управления собаками у западных гренландцев и полярных эскимосов имеются небольшие отличия: у последних хлысты длиннее, да и крепление совсем иное! Несмотря на то что Кнуд провел зрелые годы в совместных путешествиях с полярными эскимосами, используя тип саней, более подходящий для длительных поездок, он навсегда сохранил манеру управления, усвоенную им еще в детстве».

Вот как описывает поездку пастора Расмуссена по округу датский художник А. Риис Карстенсен, побывавший в 1888 году в заливе Диско: «Вместе с нами поехал и сын священника, мальчик 10 лет. Родился он в Гренландии и, естественно, в совершенстве владел эскимосским языком. Этот смышленый ребенок находился в окружении местных жителей, чье общество предпочитал всем остальным и кому всегда пытался помочь». Уже в детском возрасте Кнуд Расмуссен был прекрасно знаком со страной и ее языком.

Много лет спустя Кнуд с благодарностью мысленно возвращался к тем поездкам: «Уже в зрелом возрасте во время своих экспедиций я множество раз испытывал ту же радость от колеи, от гор, от солнца и скорости, как и тогда, когда, будучи маленьким мальчиком, впервые получил разрешение управлять собственной упряжкой, сидя вместе с отцом в санях, неизменно сопровождая его в путешествиях. Не раз я в глубине души благодарил отца за то, что он в мои ранние годы возлагал на меня такую ответственность, позволяя соприкоснуться с реаль ной жизнью».

Понимание реальной жизни также включало осознание своей принадлежности к государственной службе, организованной для управления эскимосами, – и Расмуссен сумел приспособиться и к этой части бытия.

Отношение датских официальных лиц в Гренландии к местному населению всегда строилось на четком принципе: они и мы. Отправной точкой служила собственная правота, «мы» – вместе с нашей культурой, образованием, знаниями и христианством, в то время как «они» должны были лишь получать то, чего им не хватает. Даже если это не сразу удавалось, очевидно было, что «наше» мышление было всегда правильным. И чем выше человек поднимался, тем более нецивилизованными и дикими в его глазах становились язычники.

Кнуд Расмуссен усвоил подобные представления еще в детстве, впрочем, немало фактов говорят о том, что его отец их также разделял. Тогда же, во время детских игр с гренландскими друзьями, он сумел настолько приблизиться к их культуре, что это расстояние значительно уменьшилось. Хотя полностью так никогда и не исчезло.

Выехав из Якобсхавна в южном направлении, оставив далеко позади церковь и высокий пасторский дом, он на протяжении долгого времени мог наблюдать за айсбергами большого ледника. Проводив его в дорогу, затем и они исчезли из виду. Остались только детские воспоминания о Гренландии, Калааллит Нунаат, «Земле людей». И в душе поселилась тоска.

Учеба в Копенгагене

Когда Кнуду исполнилось двенадцать с половиной лет, отец получил отпуск и вся семья отправилась в Данию, где Кнуда нужно было определить в школу. Отец Кнуда когда-то учился в Херлуфсхольме – предполагалось, что и сын пойдет по его стопам. В качестве вступительного экзамена Кнуд получил задание написать сочинение на тему «Весенний день в лесу» и с треском его провалил. Вероятно, это больше говорит о теме сочинения, чем о способностях мальчика и тем более о причинах провала. Отец был расстроен не меньше сына, хотя последний печалился по большей части из-за огорчения отца.

Семья временно проживала в здании Блогордской семинарии и оттуда переехала на Фэлледвай. Кнуд поступил в латинскую реальную школу в районе Нёрребро. 8 июня 1893 года семья вернулась в Якобсхавн, а ему самому из-за учебы пришлось остаться в Копенгагене. Мальчика поселили в доме на улице Нёрреброгаде, принадлежавшем одному из друзей семьи, виноторговцу Петеру Йоргенсену, который проживал там вместе с семьей. Вскоре после этого Кнуд уехал в Ютландию. План заключался в том, чтобы на время летних каникул отправить его в городок Айдт неподалеку от Хаммеля к тете, которая была замужем за ветеринаром Нильсеном.

Приехав, он почувствовал себя плохо, а на следующий день совсем слег. В Хаммель отправили посыльного, и явившийся окружной доктор Шлейснер озвучил диагноз: менингит. Болезнь Кнуда оказалась серьезной, он страдал от сильных болей и периодически терял сознание. Но ему удалось выздороветь. Уже через две недели после того, как он встал на ноги, благодаря своему ненасытному аппетиту он был уже исполнен таких сил, что мог бы пешком дойти до рая. Однако болезнь отняла у него уйму времени, поэтому в Копенгаген он вернулся уже после летних каникул, и третий класс пришлось начинать с опозданием.

Он пообещал матери вести дневник, который в июне 1942 года был опубликован в специальном воскресном выпуске газеты Berlingske Tiderne со вступительным словом Йенса Мёллера, доводившегося Кнуду шурином. Дневник следовало отправить в Гренландию, чтобы держать семью в курсе происходящего и поддерживать с ними связь, невзирая на разлуку. Вне всяких сомнений, его хорошо приняли на новом месте, но даже несмотря на это зима оказалась для него нелегким испытанием, хотя и не без светлых моментов. Учился Кнуд с большим усердием.

Чтобы наверстать упущенное из-за болезни время, помимо основных занятий ему пришлось брать частные уроки сразу по нескольким предметам. Вот как мальчик описывает в дневнике один из обычных дней, субботу, 4 ноября: «Подъем в 4:45. Школа с 8 до 14. Частный урок греческого с 15:24 до 16:30. Частный урок математики с 17 до 18:15. Написал несколько писем, на часах уже десять вечера, и хочу сердечно пожелать всем вам спокойной ночи и хорошего отдыха от дневных забот».

Гренландский пейзаж в районе Якобсхавна. Эрик Петерсен / Polfoto

В какие-то дни он получал больше домашних заданий, в какие-то меньше. Весь дневник отличается тщательной маркировкой времени, мы можем следовать за его автором буквально по минутам. Очевидная причина заключалась в том, что Кнуд хотел успокоить родителей, демонстрируя дисциплину и прилежание в повседневной жизни, показать им, что дела его в полном порядке, хотя на самом деле чувствовал он себя совсем худо. Жизнь по часам помогала избегать сильных всплесков эмоций, но одновременно с этим вызывала чувство давления и ограничения. В Дании все оказалось иным: сверстники, врачи, отношения со взрослыми, со школой. Ощущение замкнутого пространства пробудило в нем тоску по жизни на природе в Якобсхавне, по родителям и стране, представлявшей собой полную противоположность скудости существования, испытываемой в Копенгагене.

Его одиночество было двойным. Первое, банальное, лежавшее на поверхности, которое было невозможно скрыть; второе – более глубинное и расплывчатое, о котором он не мог говорить прямо, но оно витало в воздухе, и родители все понимали. Что ему делать с самоощущением, полученным в дар от Гренландии? Лишь некоторую его часть можно было вписать в новую среду.