Текст книги "На двух планетах"

– Дайте-ка ваши руки, – сказала Зэ. Она взяла конец длинного шарфа и связала им руки Зальтнера. Даже теперь ткани точно не было. Казалось, будто поток светлых искр струится вокруг его рук.

– Ощущаете ли вы что-нибудь? – спросила она.

– Теперь, когда вы не касаетесь меня пальцами, ничего не чувствую. Разве эта ткань вообще не осязаема?

– Во всяком случае, ее нельзя осязать грубыми человеческими руками

Зальтнер поднес связанные шарфом руки к своим губам.

– Но губами я все-таки чувствую, что между моим ртом и руками что-то есть.

– А ну-ка напрягите всю свою гигантскую силу и попытайтесь разъединить руки.

– Но мне жалко этого чудесного шарфа.

– А все-таки попробуйте.

Зальтнер стал выдергивать руки, но чем сильнее он дергал, тем туже затягивался узел, и тут он заметил, что маленькие звездочки впиваются в его кожу.

– Да, – сказала Зэ, – эта ткань несокрушима; по крайней мере, она выдерживает огромные тяжести. Эти невидимые нити, из которых каждая может свободно удержать по целому центнеру, являются неотъемлемой составной частью многих наших аппаратов. Итак, вы теперь закованы и никуда не двинетесь без моего разрешения.

– Я и не добиваюсь его, мне и тут очаровательно, – сказал Зальтнер и перегнулся через спину дивана, опираясь на нее связанными руками.

Зэ обеими руками взяла его голову, пригнула ее к себе и заглянула ему в глаза, точно желая разгадать его мысли.

– Что же вы, люди, попросту глупы? – внезапно спросила она.

– Не совсем, – сказал Зальтнер, нагибаясь еще ниже.

– За черту! – смеясь, воскликнула Зэ и слегка оттолкнула его голову. Давайте-ка сюда руки.

Она в одно мгновение развязала узел и снова принялась что-то размешивать в каком-то сосуде.

– Вы все еще не сказали мне, – напомнил Зальтнер, возвращаясь к своему столу, – что же это за ткань, на которой держится шитье вашего шарфа.

– Да это вовсе не шитье, это – "дэла", так это называется, – знаете, такие маленькие кристаллы, которые образуются в раковинах.

– Значит, что-то в роде нашего жемчуга…

– Они светятся сами собою. А ткань, это – "лис".

– Лис? Немного же я узнал!

– Лис – это паук, он плетет почти невидимую есть.

– Но где же это находят? Как прядут эти нити?

– Очень просто: поляризованным светом, особыми машинами. И дэла не прикреплены сверху, а вделаны в петли между тонкими волокнами ткани.

– Вы назвали дэла кристаллами, но как же в таком случае они могут постоянно светиться, подобно нашим светлячкам?

– Конечно, время от времени их нужно опускать в лучевую ванну; после этого они опять светятся несколько дней.

– В лучевую ванну?

– Да, их подвергают действию сильного искусственного света. Свет разъединяет некоторые химические вещества кристаллов, а потом их постепенное соединение вызывает то свечение, которое вы видите.

– Итак, это то, что мы называем фосфоресценцией. А что это у вас за рукоделие?

Зэ ответила не сразу. В эту минуту она как раз была занята каким-то вычислением, относящимся к ее работе, и следила за секундной стрелкой комнатных часов.

Тут звякнула крышка телефона, и вслед за этим послышался голос Ла. Она спрашивала, могут ли "люди" сейчас принять нескольких гостей с острова.

– Я буду очень рад видеть этих господ, – сказал Зальтнер. – Мой друг в настоящий момент отсутствует, но я его сейчас вызову.

XII. Межпланетные путешественники

Марсианское население острова было довольно многочисленно; оно состояло приблизительно из трехсот обитателей; среди них имелось около двадцати пяти женщин, детей же совсем не было. Образ жизни этой колонии не соответствовал привычкам марсиан на их собственной планете. Остров не заселялся семьями, колонисты представляли собой избранный отряд типа военных организаций, по образцу тех, которые снаряжались для выполнения особо важных общественных работ. Но и здесь считались с основной потребностью нумэ – с их стремлением к возможно большей индивидуальной независимости. Отдельные колонисты, сообразно своим личным наклонностям, объединялась в группы и соответственно этому выбирали себе жилище на острове. Каждая из таких групп управлялась одним из старших чиновников, который руководил порядком работ. Кроме того, в каждой группе была дама, заведовавшая общим хозяйством и наблюдавшая за распределением съестных припасов и за правильным действием автоматов, обслуживаемых поочередно всеми членами группы.

Уход за обоими гостями приняли на себя группы инженера Фру и врача Хиля, при которых в качестве сотрудниц состояли Ла и Зэ. Было естественно, что Грунте и Зальтнер общались преимущественно с членами именно этих групп. К ним, в качестве ежедневного гостя, присоединялся и директор колонии, Ра.

С остальными колонистами они до сих пор соприкасались только случайно.

Марсиане, пришедшие навестить исследователей, принадлежали к группе инженера Йо, которому Грунте и Зальтнер были особенно обязаны своим спасением. Само собою разумеется, что, тотчас после выздоровления, они не преминули засвидетельствовать ему свою глубокую благодарность.

Вместе с гостями появилась Ла. Она сразу подошла к Зальтнеру и с очаровательной улыбкой протянула ему руку через черту.

Но не успел еще Зальтнер вступить с нею в разговор, как Зэ уже отвела ее в сторону. В то время, как Йо беседовал с Зальтнером, между дамами происходил какой-то тихий, но очень оживленный разговор, после чего Зэ покинула комнату.

Йо поздоровался с Зальтнером со свойственной ему прямодушной, но, по марсианским понятиям, несколько грубой манерой, и представил своих спутников. Каждый из них приветствовал Зальтнера по марсианскому обычаю, приподняв левую руку и слетка раздвигая и сдвигая пальцы. Зальтнер проявил свою марсианскую воспитанность и отвечал таким же приветствием. Марсиане, со своей стороны, не желая уступить в вежливости Зальтнеру, поочередно по немецкому обычаю пожимали ему правую руку, не выказывая, как потешает их этот варварский обряд. При этом они всячески остерегались переступить черту, за которой начиналось действие земного тяготения.

По приглашению Зальтнера они заняли места у широкого стола, который тянулся во всю длину зала, предназначенного для многолюдных собраний, и одним концом своим заходил за черту. За этим краем стола обыкновенно сидели немцы.

– Чрезвычайно рад видеть господина бата снова здоровым, – сказал Йо. Не расчитывал на это, когда мы извлекали вас из-под шара, К сожалению, не имел времени поболтать с вами. Охотно бы послушал о вашем полете.

– Я надеюсь, что еще не раз мы будем иметь возможность беседовать с вами, – сказал Зальтнер.

Боюсь, что нет, – возразил Йо. – Пришли проститься. Завтра отправляемся домой.

– Как? – с изумлением воскликнул Зальтнер.

Йо указал пальцем куда-то на пол и сказал: "Ну".

Зальтнер не сразу сообразил, что этим движением Йо обозначал направление к Марсу, потому что невольно он всегда представлял себе путь на Марс, как подъем к небу. Но Марс в то время находился под горизонтом, туда-то и показывал Йо.

– Вам следовало бы поехать с нами, – улыбаясь сказал он. – Ведь у нас на Марсе совсем не то, что здесь на этой тяжелой Земле, где даже за дверь приходится выходить с опаской.

– Благодарю вас, – возразил Зальтнер, – боюсь только, что на Марсе придется делать прыжки, от которых мне не поздоровится. Конечно, было бы чрезвычайно интересно познакомиться с вашей чудесной родиной, но считаете ли вы, что человек может там существовать?

– Конечно, может, сказал один из присутствующих марсиан, – и ему было бы там куда лучше, чем нам ни Земле. Я убежден, что вы бы скоро привыкли к меньшему тяготении и к разреженному воздуху. Неблагоприятность этих условий для вашего организма до известной степени компенсируется, вы должны знать, что воздух у нас содержит относительно больше кислорода, чем у вас на Земле. Таким образом разница атмосферных, условий обеих планет не так уж велика иначе чем же можно было бы объяснить такое огромное сходство между людьми и нумэ?

– Я чрезвычайно обязан вам за ваш комплимент, – ответил Зальтнер. – Но, к сожалению, наша экспедиция не приноровлена к такому далекому полету, и нам прежде всего следует подумать о том, как бы вернуться домой.

– Вы, вероятно, почувствуете себя здесь одиноко, – вставила Ла.

– Как? – с удивлением воскликнул Зальтнер. – И вы тоже покидаете нас?

– Еще не завтра, но в ближайшие… Я лучше переведу вам это на ваши земные дни, – но в ближайшие четырнадцать дней мы почти все покинем Землю.

– Я в первый раз об этом слышу!

– Но ведь мы вообще еще ни слова не говорили о будущем…

– Правда, настоящее было слишком прекрасно и богато…

– Не унывайте же! Ведь само собою понятно, что никто из нас, кроме сторожей, не может оставаться здесь зимою.

– Каких сторожей?

– Мы ожидаем их с Марса со следующим кораблем, – сказал Йо. – Это следующая смена; их двенадцать мужчин, они здесь перезимуют и будут охранять остров. Зимою мы не можем продолжать своих работ, а отапливать весь остров было бы слишком убыточно.

– А летом вы снова вернетесь сюда?

– Или мы, или другие.

– И я надеюсь, что вы проведете полярную ночь не здесь на острове, а у нас. В это время в той части Марса где мы живем, как раз наступает великолепное позднее лето. А когда солнце снова взойдет над северным полюсом, вы уедете с Марса и опять вернетесь сюда. На Земле в это время будет май. Это лучшая пора на полюсе; и тогда, я думаю, вы уже будете в состоянии захватить своих марсианских друзей к себе на родину. Но вам нет надобности уже сейчас уезжать вместе с Йо; мы покинем Землю лишь с последним кораблем.

Так говорила Зальтнеру Ла; и когда она при этом с такой приветливостью смотрела на него, ему казалось, что иначе и не может быть, что он не может не ехать на Марс вместе с нею. Но что сказал бы на это Грунте?

Во всяком случае, ни Грунте, ни Зальтнер до сих пор еще не говорили с марсианами о своем ближайшем будущем. Причиной тому были разные случайные обстоятельства. Но главная причина, в которой немцы не отдавали себе отчета, заключалась в том, что марсиане до сих пор умышленно избегали высказываться по этому вопросу Они сами еще не приняли никакого решения.

На первую световую телеграмму, сообщавшую о прибытии людей, центральное правительство Марсианских Штатов ответило распоряжением – прежде всего за чужестранцами наблюдать, все, что возможно, от них выведать и затем обо всем подробно донести. Этот доклад был недавно отправлен, но ответ еще не был получен. Поэтому марсиане избегали всякого намека на дальнейшую судьбу своих гостей, и всякая попытка Грунте или Зальтнера выяснить что-либо в этом направлении или высказать какое-нибудь пожелание неизменно встречала уклончивый ответ. А если уж марсиане не желали какого-либо разговора, то вовлечь их в него было совершенно невозможно. Легкость, с которой они руководили человеческими мыслями, и превосходство их воли были так огромны, что люди покорялись им, сами того не замечая.

К тому же Грунте и Зальтнер были так поглощены изучением всего окружающего их на острове, что друг с другом успевали лишь бегло касаться планов о продолжении своего путешествия. Правда, они решили в ближайшие же дни окончательно сговориться и при удобном случае сообщить свои пожелания марсианам, но до сих пор это как-то не удавалось. Грунте полагал, что, в случае согласия марсиан, можно будет без особых затруднении в любой момент покинуть остров. После предварительного осмотра шара, Грунте был убежден, что восстановить его будет сравнительно легко. Большая часть их снаряжения уцелела и, между прочим, запасные резервуары со сжатым водородом. Правда, его не хватит для наполнения шара, но Грунте надеялся, что марсиане снабдят его средствами для выработки достаточного количества газа. Изучая остров, Грунте увидел, что марсиане располагают таким огромным количеством электрической энергии, что, пользуясь ею, без труда можно будет добыть водород из морской воды. Если в помощи будет отказано, Грунте решил соответственно уменьшить шар и, захватив только самое необходимое, пуститься в обратный путь с имеющимся запасом газа.

В библиотеке марсиан он нашел записи метеорологических наблюдений, произведенных в течение нескольких лет на северном полюсе. На основании этих данных он заключил, что обычно в ноябре устанавливаются ветры, дующие по направлению к Европе, и что раньше этого срока расчитывать на попутный ветер не приходится. Сообразуясь с этим, Грунте должен был решить, довериться ли ему ненадежным атмосферным условиям теперь, незадолго до наступления полярной ночи, или же отважиться на полет во время полярной ночи, но при попутном ветре. Последнее казалось ему более разумным, так как при благоприятном ветре можно было всего в несколько дней достигнуть населенных местностей.

Всеми возникающими у него соображениями Грунте мимоходом делился с Зальтнером, но тот, считая, что время выполнения их плана еще не наступило, пока не очень задумывался над этим. Он весь был поглощен настоящим, и теперь только слова Ла поставили его лицом к липу перед вопросом, что будет, когда почти все марсиане покинут остров? И вместе с тем в данный момент ему казалось почти невозможным такое внезапное расставание со своими гостеприимными хозяевами, которых он искренно почитал, и в особенности с Ла и с Зэ. Планы Грунте мгновенно пронеслись в его памяти; он почувствовал, что не имеет права связывать себя обещанием и в замешательстве медлил с ответом, в то время, как марсиане поддерживали приглашение Ла всевозможными соблазнительными описаниями.

К счастью, в это время в комнату вошел Грунте, и церемония взаимных приветствий возобновилась. Одна Ла, на которую Грунте упорно избегал смотреть, должна была удовольствоваться чопорным марсианским приветствием. Она, смеясь, переглянулась с Зальтнером, и ее взгляд, казалось, говорил: "А все-таки мы возьмем его с собою".

Грунте только что по дороге узнал от Хиля, что завтра отбывает корабль на Марс.

– Сколько же нумэ нас покидают? – спросил он.

– Пятьдесят три и среди них пять дам, – ответил Йо.

– Но тогда это, должно быть, большой корабль? Если я не ошибаюсь, даже самые большие ваши корабли вмещают немногим больше.

– Совершенно верно. Мы можем как следует оборудовать корабли, рассчитанные не более, чем на шестьдесят пассажиров; иначе создаются условия слишком неблагоприятные для действия направляющих снарядов1. Но "Комета" отличный корабль и свободно вмещает шестьдесят пассажиров; таким образом, вам может быть предоставлено удобнее место, и я был бы очень рад, если бы вы поехали с нами.

1На марсианских межпланетных кораблях не было ни винтов, ни руля, ни якорей. Движение в мировом пространстве вызывалось изменением диабаричности корабля и регулировалось так называемыми "направляющими" или "корректирующими" снарядами. Эти снаряды выпускались при помощи особых приборов в тех случаях, когда надо было изменить направление или скорость движения.

Вы являетесь начальником этого корабля? – спросил Грунте.

– Да, я имею честь управлять "Кометой", отправляющейся на южную станцию Марса. На этом корабле вы будете в большей безопасности в мировом пространстве, чем вы были в земной атмосфере на вашем шаре. Итак, решено вы едете?

– Об этом не может быть и речи, – улыбаясь сказал Грунте. – Но я охотно бы проводил вас до кольцевой станции, чтобы осмотреть корабль и присутствовать при его отбытии.

– А сколько времени вы рассчитываете быть в пути? – спросил Зальтнер.

– Смотря по обстоятельствам. При благоприятном положении планет эту поездку можно совершить в тридцать земных дней, а может быть и скорее, отвечал Йо.

В это время в комнату вошли новые гости, желавшие еще раз, до своего отъезда на Марс, посмотреть на людей, чтобы по возвращении на родину было что порассказать об обитателях Земли. Некоторые из пришедших раньше поднялись и стали прощаться. Йо тоже встал.

– А все-таки, – сказал он, – жалко, что вы отказываетесь отправиться со мною на Марс. Но завтра перед отъездом мы еще увидимся на кольцевой станции.

– А на Марсе мы все скоро опять встретимся, – добавила Ла. – Кто знает, – сказала она поддразнивая Йо, – не перегоним-ли мы вас на "Метеоре" и не окажемся ли дома раньше вас? "Метеором", вероятно, будет управлять Осс.

– Плохо же вы знаете старика Ио, – смеясь отвечал тот. – Не для того я целых двадцать пять лет ездил взад и вперед между Марсом и Землею, чтобы дать себя обогнать какому-то ветрогону!

Вот именно потому, что вы были таким хорошим учителем, и неудивительно, что Осс так хорошо знает свое дело.

– Да, да, он, действительно, молодец, – сказал Йо, ласково поглаживай Ла по голове. – Но что это теперь доказывает? Да, Осс отличный техник, блестящий абарист; все это верно, но для того, чтобы совершить этот переезд, – для этого теперь не много нужно, этому всякий может научиться. Да, милая моя, вас и на свете не было, когда я еще учеником совершал свой первый полет! Вот это было дело; тогда еще не было внешней земной станции, откуда всегда можно видеть Марс и сноситься с ним телеграммами. Тогда мы переживали такое, о чем ваше юное поколение и понятия не имеет.

– Расскажите, – попросила Ла, – не уходите, Йо; вы должны нам что-нибудь рассказать. Вы ведь давно нам обещали. Садитесь, пусть баты тоже послушают.

XIII. Приключение на южном полюсе

Грунте и Зальтнер были заняты беседой с марсианами. На этот раз их подробно расспрашивали об устройстве жизни на Земле. Грунте указал им на карте страны, населенные различными расами, и границы наиболее значительных государств. Марсиан очень удивило, что на Земле существуют большие области, совсем или почти неиследованные людьми, и что обитатели этих областей не имеют никакого влияния на историю всего человечества. Хотя и на Марсе наблюдается большое различие в развитии отдельных граждан и племен, но совершенно нецивилизованных местностей там вообще не встречается. Грунте спросил, сколько жителей насчитывается на Марсе, и, к своему удивлению, узнал, что число их достигает трех тысяч трехсот миллионов.

Значит, их было вдвое больше, чем людей, хотя поверхность Марса вчетверо меньше поверхности Земли.

– В таком случае мы можем уступить вам часть нашего населения, пошутил один из марсиан.

– Вам было бы слишком тяжело на Земле, возразил Зальтнер, которому это марсианское вторжение казалось крайне опасным. Лучше уж мы к вам приедем.

– Но сначала научитесь как следует балансировать, неожиданно прозвучал чей-то голос. – Погодите-ка, я сейчас посмотрю, как вы это делаете.

Это был голос Зэ. Как раз в эту минуту она открыла крышку телефона и услышала слова Зальтнера.

Вслед за этим Зэ появилась в дверях. Чтобы доказать свою ловкость, Зальтнер осторожно пошел к ней навстречу, перешагнув за "черту". Зэ весело рассмеялась и воскликнула, протягивая ему руку.

– Да вы молодец! Вы сделали большие успехи.

Зальтнер схватил протянутую руку и нагнулся, чтобы поднести ее к губам. Этот жест удался весьма недурно, но когда Зальтнер хотел выпрямиться, это произошло так стремительно, что он чуть было не упал навзничь. Увидя, что он сам над собою потешается, марсиане позволили себе тоже посмеяться над осторожностью его движений и стали просить, чтобы он показал им свою силу, о которой они наслышались. Он подхватил двух марсиан и без всякого напряжения поднял их на воздух. Но тут Ла обернулась к нему и с шутливой угрозой сказала:

– Зачем вы переступили черту?

Зальтнер, не выпуская марсиан, проворно отскочил назад. Но как только он вернулся за черту, ноша стала слишком тяжела для него, и ему пришлось не очень-то бережно опустить марсиан на пол.

Он еще не кончил извиняться, когда Ла воскликнула:

– Садитесь же скорее к столу! Йо расскажет нам к своем первом полете на Землю. Просим, просим!

Йо не мог устоять против общего натиска. И на Марсе старые моряки мастера рассказывать всякие были и небылицы. Он сел во главе стола. Зэ и Ла поместились у самой "черты" около немцев.

– Было мне тогда семнадцать лет, начал свой рассказ Йо.

– Марсианских лет, – тихо пояснила Ла.

– Я только что закончил техническое образование и представился капитану Аллю. Он на корабле "Ба", команда которого состояла из двадцати четырех марсиан, отправился на Землю. Он, собственно говоря, не хотел брать меня с собой, слишком уж я был молод; но так как в последнюю минуту кто-то из экипажа не явился, а других охотников не оказалось, меня все-таки взяли. Пять месяцев мы были в пути и маневрировали настолько удачно, что нам удалось приблизиться к Земле как раз над южным ее полюсом. Там, под нами, было лето, но вокруг полюса все было покрыто густыми облаками. Нам видна была только белая, сверкающая на солнце облачная поверхность, и там, где она исчезала в тени, красноватыми полосами мерцало южное сияние. Мы начали спускаться и, когда достаточно приблизились к Земле, уменьшили свой вес настолько, что могли плавать в земной атмосфере, подобно воздушному шару. Потом мы прошли сквозь облака и достигли Земли вполне благополучно, если не считать, что нам пришлось немного отклониться и спуститься в нескольких километрах от полюса. Как вы знаете, на южном полюсе совсем не так хорошо, как здесь. Огромный ледяной материк; на несколько тысяч километров тянется плоскогорье, как у нас здесь, по соседству, в этой стране… да как же она называется?

– Гренландия.

– Так! И вот нам предстояло доставить корабль к самому полюсу, потому что нужно было выгрузить тяжелое маховое колесо, привезенное нами для сооружения станции. Поэтому-то Алля так раздражало, что мы отклонились от полюса. Но та же помеха, которая заставила нас изменить направление спуска, препятствовала нам и теперь в достижении нашей цели. Этой помехой был ветер. Вы уже знаете, что в атмосфере Земли наш корабль мог действовать только, как воздушный шар. Мы могли делаться легче воздуха, но не в силах были бороться с его течениями. А что важнее всего, наши стеллитовые корабли вообще не приспособлены к большому давлению земной атмосферы и не выносят ее сопротивления в тех случаях, когда мы летим не по ветру. Стеллит очень крепок в холоде мирового пространства, но в тепле и влажности воздуха быстро утрачивает свою прочность. Кроме того, находясь внутри шара, мы герметически отделены от внешней, окружающей его среды и совершенно бессильны как либо действовать в ней. Техника нашего марсианского воздухоплавания по многим причинам не применима на Земле. Таким образом, вам не должно казаться удивительным, что мы, в земной атмосфере, до сих пор остерегались подвергать наши летательные аппараты тем неведомым опасностям, которые могли бы пресечь нам возможность вернуться. Однако нами уже сделаны довольно удачные опыты сооружения диабарических кораблей с отверстиями, и единственное, чего нам, собственно говоря, еще не удалось достигнуть, это – выработки достаточно прочного материала для такого типа аппаратов. Но и это затруднение скоро будет устранено, и тогда мы отправимся к вам…

– Итак, вернемся к рассказу. Так или иначе, мы должны были попасть на полюс. А так как надеяться было не на что, потому что погода не улучшалась, – т. е. хотя небо и было ясно, но с полюса шло сильное воздушное течение, – то Алль решил, не откладывая, сделать попытку добраться до полюса. У нас был большой запас каната, сплетенного из лиса. Мы протянули этот канат от корабля до самого полюса; с помощью якоря основательно прикрепили его там и начали притягивать корабль, работая подъемным воротом. Тяжесть корабля была уменьшена настолько, что он поднялся на высоту, на которой ему не угрожала опасность наткнуться на льдины. Волочить его мы не решались, – к этому наши стеллитовые шары не приспособлены.

– Работа, разумеется, шла очень медленно, но за двадцать четыре часа мы все-таки продвинулись на один километр. К сожалению, ветер крепчал и становился все резче. Каждый порыв казался нам угрожающим, потому что оболочка шара заметно гнулась в том месте, где был прикреплен канат; поэтому Алль счел нужным окружить весь шар сеткой. Что это был за чудовищный труд в условиях земной атмосферы обтягивать канатом шар высотою в пятнадцать метров! До сих пор не могу понять, как никто из нас не погиб при этом… На третий день, смертельно усталые, мы снова вернулись к подъемному вороту. Нужных машин, к сожалению, у нас не было, и нам приходилось действовать собственными силами. На пятый день мы продвинулись еще на один километр. Мы работали группами, по четыре работника в каждой, и сменялись ежечасно. Каждая смена, отработав, возвращалась на корабль, так как нам было легче совершать путь от корабля к полюсу и обратно, чем беспрерывно оставаться в условиях земного тяготения. Впрочем, для обратного пути мы пользовались парусными санями, и для нас было величайшей радостью ехать с таким удобством, предвкушая близкий отдых… И вот, однажды, уселся я со своими товарищами в сани; через две минуты мы уже и на полупути к кораблю, который парил надо льдом на высоте не более десяти метров. Веревочная лестница свисала из люка до самой Земли; еще две минуты, – и мы будем отдыхать на своих висячих койках.

Вдруг вдали показывается что-то желтовато-белое. На нас направляются два больших четвероногих зверя, каких мы еще никогда не видывали. Это были белые медведи, как вы их называете; но в ту пору мы еще не знали, каково невооруженному попасться им навстречу. Оружия у нас вообще не было; были только длинные, с железными наконечниками, палки, которыми мы направляли бег саней. До сих пор нам на этой пустынной Земле изредка попадались птицы, но зверей видеть не доводилось. О хищных животных, опасных для нумэ, мы вообще знали только из преданий тех отдаленных времен, когда такие хищники яко бы водились на Марсе. Но когда звери, едва завидев наши сани, рысцой направились на нас, стало все-таки жутко. Единственное, что мы могли сделать, – это ускорить движение саней, отталкиваясь копьями; но и в этом главную роль приходилось предоставить ветру. Если бы ветер на мгновение затих, медведи неминуемо перерезали бы нам путь. Положение было роковое, но мы не сознавали всей его опасности, так как надеялись, что сможем палками отогнать зверей. Мы были на расстоянии каких-нибудь ста метров от веревочной лестницы, и с корабля нас уже заметили. Сам Алль с двумя товарищами – больше троих в люке не помещалось – стоял наготове с оружием в руках. Стрелять они однако не решались, потому что шар на длинном канате сильно качало, а медведи так близко подошли к саням, что заряд мог бы попасть в нас. Верный прицел был невозможен; к тому же у нас не хватало опыта, и мы не знали, какому отклонению подвергнутся наши пули под влиянием сопротивления воздуха и земного тяготения. В то время телелит для оружия еще не употреблялся.

– Я управлял санями. Товарищи крикнули мне, чтобы я правил прямо к веревочной лестнице и постарался на всем ходу уцепиться за нее. Ведь мы не могли уменьшить нашей скорости; надо было дорожить каждой секундой. По тут сани натолкнулись на какое-то препятствие и слегка подались в сторону. Я боялся, что не дотянусь до лестницы, и поэтому с такой силой вонзил острие палки в лед, что ее вырвало у меня из рук. Мы промчались мимо лестницы. Тут над нами прожужжала пуля, и один из медведей упал, обливаясь кровью. Наш неожиданный поворот дал Аллю возможность выстрелить. Но другой медведь вплотную подошел к саням. К несчастью двое из моих товарищем имели неосторожность ударить его копьями. Медведь был ранен; но одним ударом лапы он вышиб несчастного Тама из саней, подхватил его и уволок.

– Между тем Алль с вооруженным отрядом спустился по лестнице, а нам удалось остановить сани. Медведь так быстро убегал со своей добычей, что настигнуть его было невозможно, – ведь вы знаете, с каким трудом мы передвигаемся на Земле. Стрелять же Алль не решался из-за Тама. Правда, пуля могла бы не задеть Тама, но он все равно погиб бы, если бы медведь не был убит наповал.

Мы были в большом замешательстве. Напрасно старались мы криками устрашить медведя; он продолжал бежать, не оглядываясь, и расстояние, разделяющее нас, быстро увеличивалось. "Мы не можем его остановить, но следовать за ним мы обязаны", воскликнул Алль. "Я сам отправлюсь туда и возьму с собою двух провожатых. Остальные – марш на корабль"!

– Теперь стало ясно, что медведь направляется к месту наших работ на полюсе. Товарищи, оставшиеся там, уже заметили надвигающуюся опасность. Они прервали работу и, по-видимому, совещались, что им делать: довериться-ли саням, или же спасаться на подмостках, выстроенных над подъемным воротом. Так как медведь приближался очень быстро, им пришлось выбрать последнее. Они тоже тщетно старались запугать медведя криками и шумом.

– Когда Алль увидел, куда направляется медведь, он велел своим спутникам захватить запасные ружья, чтобы по мере возможности вооружить работающих на полюсе. Алль не прошел и половины пути, когда медведь уже был у подъемного ворота. Тем временем все мы, за исключением Алля и его спутников, вернулись на корабль и оттуда следили за ходом событий. Нумэ, спасавшиеся на подмостках, очевидно, раздражали медведя. Он бросил Тама, сел на задние лапы, а передними стал колотить по подъемному вороту, точно желая опрокинуть его.

– Как только Алль заметил, что медведь уже отошел от Тама, он стал прицеливаться, хотя их разделяло расстояние около пятисот метров. Он еще медлил, выжидал более удобного положения. Но тут ему показалось, что медведь собирается отойти от ворота и снова вернуться к своей добыче.

– Алль выстрелил.

– Прошло мгновение, – и мы увидели, как медведь рухнул. Больше ничего уж мы не увидели. Вслед за этим мы получили такой сильный толчек, что все повалились друг на друга. Когда мы вскочили на ноги, оказалось, что корабль поднялся по крайней мере на пятьдесят метров и с огромной скоростью уносится ветром. По всей вероятности, пуля пробила тонкий канат, а напор ветра окончательно разорвал его. Командование принял на себя старший штурман, но сделать что-либо было очень трудно. "Спустить якоря"!

– Корабль скользил в ужасающей близости от ледяных громад. Мы сознавали, что, если якоря не скоро заберут, мы никогда уже не свидимся со своими товарищами. Но якоря, не забирая, плясали по совершенно гладкой и твердой ледяной поверхности. К счастью, отличную службу сослужил нам длинный канат, тот самый, которым мы притягивали наш корабль к полюсу. Длина его достигала тысячи метров, и теперь, волочась за нами, он заменял нам гайдроп. Мы все время ждали, что вот-вот минуем ледяную равнину и окажемся над расщелинами, в которых может застрять наш канат. Но, к сожалению, ветер все усиливался и разрастался в бурю. Судя по карте, мы скоро уже должны были достигнуть того места, где ледяное поле крутым обрывом спускается к морю. Но этому обрыву, конечно, должны были предшествовать большие расщелины, и на них-то мы и возлагали все наши надежды.