Текст книги "Красавицы Бостона. Монстр"

Л. Дж. Шэн
Красавицы Бостона. Монстр

Посвящается монстрам во всем мире и сложившим мечи Панг и Ян.

Спасибо за то, что ворвались в мою жизнь.

Каким бы был океан без монстра, таящегося в его темных глубинах?

Подобным сну без сновидений.

Вернер Херцог

L.J. Shen

THE MONSTER

Copyright © 2021. THE MONSTER by L.J. Shen The moral rights of the author have been asserted

© Мчедлова В.Г., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Плейлист

“You Are in Love with a Psycho”– Kasabian

“Rock & Roll Queen” – The Subways

“I’m Not in Love” – Kelsey Lu

“Good Girls Bad Boys”– Falling in Reverse

“Wow” – Zara Larsson

“Listen Up” – The Gossip

“The End of the World” – Skeeter Davis

Пролог

Сэм

9 лет

«Ты больше никогда не будешь плакать, придурок».

Это была единственная мысль в моей голове, когда женщина, что произвела меня на свет, ударила по дверному звонку пять раз подряд, держа меня за рубашку, будто намеревалась бросить на порог соседского дома, как какую-то шпану, которая забросала ее дом туалетной бумагой.

Дверь пентхауса дяди Троя распахнулась. Она толкнула меня за порог.

– Вот. Он полностью в вашем распоряжении. Ваша взяла.

Я бросился в объятья тети Спэрроу, которая, отшатнувшись, обняла меня и покровительственно прижала к груди.

На самом деле Спэрроу и Трой Бреннаны не были моими тетей и дядей, но я проводил с ними много времени – и под «много» я подразумеваю «все равно недостаточно».

Кэт, иначе говоря, женщина, которая меня родила, решила отдать. Она приняла это решение сегодня вечером, когда проходила мимо меня по пути в свою спальню.

– И чего ты такой мелкий? Ребенок Пэм твоего возраста, а он, типа, огромный.

– Потому что ты ни черта меня не кормишь. – Я отбросил джойстик, смерив ее презрительным взглядом.

– Да тебе уже лет десять или одиннадцать, Сэмюэл! Сделай себе сэндвич.

Я был девятилетним да к тому же отощавшим мальчишкой. Но она права. Надо сделать себе сэндвич. И я бы сделал, если бы было из чего. У нас в доме не водилось даже приправ, одни только приспособления для употребления наркотиков и выпивка в таком количестве, какого хватило бы, чтобы заполнить реку Чарльз.

Однако Кэт это не волновало. Ее ослепила ярость, потому что сегодня вечером, когда она оставила меня без присмотра, я украл у нее наркоту и продал ее каким-то бандитам на нашей улице, а потом на вырученные деньги купил себе четыре обеда в фастфуде и игрушечную винтовку.

Бабушка Мария единственная брала на себя нелегкую задачу моего воспитания. Она жила вместе с нами и работала на двух работах, чтобы нас содержать. А Каталина лишь мелькала на заднем плане, будто предмет мебели. Вроде присутствовала, а вроде и нет. Мы жили под одной крышей, но она съезжала каждый раз, когда ее очередной любовник оказывался под каблуком и позволял ей жить у него. Она посещала центры реабилитации, встречалась с женатыми мужчинами и умудрялась находить деньги на дорогие сумки и туфли. Ребята в школе говорили, что, по словам их отцов, Кэт знала изгибы всех матрасов в местном мотеле, и хотя я толком не понимал, что это значит, все же не сомневался: ничего хорошего.

Как-то раз я подслушал, как дядя Трой сказал ей: «Он тебе не чертов курорт в Хэмптонсе, Кэт. Нельзя посещать его время от времени, когда погода позволяет».

Каталина велела ему заткнуться. Сказала, что я худшая ошибка, которую она совершила, пока была под кайфом.

В тот же день меня выгнали из школы. Я избил Нила Демарко, когда он сказал, будто его родители разводятся из-за моей мамы.

«Твоя мать – шлюха, а мне теперь придется переезжать в дом поменьше! Ненавижу тебя!»

После разборки у Нила появилась еще одна причина меня ненавидеть, о которой ему всегда будет напоминать его изуродованное лицо.

Когда Кэт приехала за мной, то заорала, что разукрасила бы мне лицо в точности, как я Нилу, да только не стоило из-за меня портить новый маникюр. Я едва слышал ее. В голове все будто распухло от драки и мыслей, отзывавшихся головной болью.

Но я знал, что из жадности она не повезет меня в «неотложку», а потому не стал жаловаться.

– В нашем распоряжении? – тетя Спэрроу посмотрела на Каталину, прищурив зеленые глаза. – Ты о чем? Сегодня не наш день с Сэмом.

У тети Спэрроу были рыжие волосы, веснушки и тело, как у пугала – одна кожа да кости. Она была не такой красивой, как Каталина, но я все равно любил ее сильнее.

Кэт закатила глаза, пнув спортивную сумку с моими вещами. Та прилетела дяде Трою прямо в голень.

– Только не надо делать вид, будто не добивалась этого с самого начала. Вы берете его с собой на семейный отдых, у него есть комната в вашем доме, вы приходите на все его футбольные матчи. Ты бы и грудью его кормила, будь у тебя сиськи, которых, как ни прискорбно, нет. – Каталина прошлась взглядом по телу Спэрроу. – Ты всегда хотела забрать его. Он дополнит вашу скучную маленькую семейку вместе с вашей скучной маленькой дочуркой. Что ж, сегодня у вас счастливый день, потому что этот говнюк теперь официально ваш.

Я с трудом сглотнул и свирепо уставился на плоский экран телевизора за плечом Спэрроу. В гостиной царил бардак. В самом хорошем смысле. Всюду были разбросаны игрушки, пушистые розовые одеяла, а еще валялся блестящий детский самокат. По телевизору шел мультфильм «Храбрая сердцем». Любимый мультик Сейлор. Она, наверное, уже спала.

У нее был режим сна. Правила. Распорядок дня.

Сейлор – двухгодовалая дочь Троя и Спэрроу. Я любил ее, как сестру.

Всякий раз, когда она пугалась, что у нее под кроватью прячется монстр, а я гостил у них дома, она вылезала из своей кроватки, прокрадывалась в мою комнату, забиралась ко мне под одеяло и сжимала меня, словно плюшевого медвежонка.

– Зас-сити меня, Сэмми.

– Всегда, Сейл.

– Не при ребенке. – Трой шагнул к Кэт, отгораживая меня от нее.

Желудок заурчал, напоминая о том, что я ничего не ел с тех пор, как затолкал в глотку те обеды из фастфуда.

– Сэм, ты не мог бы дать нам минутку? – Спэрроу провела пальцами по моим неопрятным волосам. – Я купила тебе видеоигру «Призрак Цусимы», как ты просил. Возьми что-нибудь перекусить и поиграй, а мы тут закончим.

Я взял немножко вяленой говядины (дядя Трой сказал, что белок поможет мне стать выше) и скрылся в коридоре, повернув за угол, но не стал заходить в свою комнату. У меня была своя комната в их доме еще с тех пор, как я учился в первом классе. Бабушка Мария говорила, все потому, что Трой и Спэрроу жили в хорошем школьном округе[1]1
  Округ специального назначения, который объединяет местные государственные начальные и средние школы в разных, преимущественно англоязычных, странах.


[Закрыть], и нам был нужен их индекс для регистрации. Но я все равно часто бывал у них даже после того, как меня отчислили.

Мой «настоящий» дом располагался в неблагополучном квартале Южного района Бостона, где все линии электропередач были увешаны кроссовками[2]2
  Кроссовки на проводах – традиция культуры гетто, которая в том числе отмечает места торговли наркотиками и границы территорий уличных банд.


[Закрыть] и где, даже не затевая драк, приходилось драться до победного, чтобы выжить.

Подслушивая, я разобрал, как дядя Трой прорычал у порога: «Это еще что за хрень?» Мне понравилось, как он произнес слово «хрень». Я вздрогнул от его звучания, а по рукам побежали мурашки.

– Марии не стало всего три недели назад, а ты уже взялась за сомнительные делишки.

Бабушка Мария скончалась во сне меньше месяца назад. Именно я обнаружил ее. Кэт «работала», и ее всю ночь не было дома. Я обнимал бабулю и плакал, пока глаза не перестали открываться. Когда Кэт, наконец, пришла домой с размазанным макияжем и дыша перегаром, то сказала, что это я во всем виноват.

Бабуля устала от моих выходок и решила сбежать.

«Не могу винить ее за то, что она сыграла в ящик, малой. Я бы сделала то же самое, если бы могла!»

В то же утро я сложил свои вещи в спортивную сумку и спрятал ее под кроватью.

Знал, что Кэт не оставит меня у себя.

– Во-первых, следи за языком. Я все еще скорблю. Я внезапно лишилась матери, знаешь ли, – фыркнула Каталина.

– Чушь собачья. У Сэма вообще матери не было. – От голоса Троя дрожали стены, даже когда он говорил спокойно.

– Мальчишка неуправляем. Тупой как пробка и агрессивный, как бродячий пес. Мое присутствие ничем не поможет. Рано или поздно он окажется в колонии для малолетних, – со злостью выпалила моя мать. – Он монстр.

Так она меня и называла. Монстр.

Монстр сделал то.

Монстр сделал это.

– Слушай, мне плевать, что думаешь ты и твоя безупречная женушка. Это слишком большая ответственность. С меня хватит. Я не могу отправить его к психотерапевту или к кому там еще. Я в деньгах не купаюсь. – Каталина стукнула по полу каблуком.

Я слышал, как она копается в своей сумочке Chanel в поисках сигарет. Она их не найдет. Я выкурил половину пачки на заднем дворе, пока она ловила кайф в своей спальне. Оставшаяся часть лежала в моей сумке.

– Если проблема в деньгах… – начала Спэрроу.

– Ой, я тебя умоляю, – со злостью перебила Кэт. – Оставь себе свои деньги. И я надеюсь, ты не настолько тупа, чтобы думать, будто ты лучше меня при всей той помощи, которую тебе оказывают муж и целый гарем нянь и воспитателей. Сэм – дьявольское отродье. Мне одной не справиться.

– Ты и не одна, – процедил Трой. – Мы разделили опеку над ним, идиотка.

В груди вспыхнуло пламя. Я не знал, что Спэрроу и Трой имели законную опеку надо мной. Я не понимал, что это значило, но все же это показалось мне важным.

– Или забирайте, или я сдам его в приют. – Кэт зевнула.

Отчасти я даже испытал облегчение. Всегда знал, что Каталина избавится от меня, как только бабушка умрет. Последние несколько дней меня съедало беспокойство, что она подожжет дом вместе со мной, чтобы получить выплату по страховке, или сделает нечто подобное. По крайней мере, я все еще жив.

Я знал, что мать не любила меня. Даже не удостаивала взглядом. А когда все же делала это, то говорила, что я напоминаю ей его.

«Те же волосы, как у Эдварда Каллена. Такие же тусклые серые глаза».

Под «ним» имелся в виду мой покойный отец, Брок Грейстоун. При жизни он работал на Троя Бреннана. Брок Грейстоун был слабым, жалким пронырой. Крысой. Все так говорили. Бабуля, Кэт, Трой.

Моим самым страшным кошмаром было стать таким, как он, именно поэтому Каталина все время говорила мне, как сильно я на него похож.

Дядя Трой тоже не подарок. Я знал, что он был плохим человеком, но в то же время благородным.

Бандиты в моем квартале говорили, что его руки в крови.

Что он запугивал, пытал и убивал людей.

Никто не связывался с Троем. Никто не выставлял его из дома, не орал на него и не говорил, что он худшая ошибка в чьей-то жизни. А еще было в нем что-то такое, отчего казалось, будто… будто он высечен из мрамора. Порой я смотрел на его грудную клетку и удивлялся, увидев, что она вздымается.

Я так сильно хотел быть им, что, стоило мне задуматься об этом, у меня начинало ломить кости.

Само его присутствие казалось более ощутимым, чем присутствие всех остальных.

Всякий раз, когда дядя Трой исчезал посреди ночи, то всегда возвращался весь в синяках и в потрепанном виде. Приносил пончики и не обращал внимания на то, что от него пахло порохом и кровью. Пока мы ели, он рассказывал неудачные шутки за столом, а еще успокаивал Сейлор рассказами о том, что видел, как съехала обитавшая в ее шкафу семейка монстров.

Однажды дядя Трой залил пончик своей кровью, а Сейлор съела его, подумав, что это рождественская глазурь. Тетя Спэрроу чуть не взорвалась от ярости. Она гонялась за ним с метлой по всей кухне под наш с Сейлор заливистый смех, размахивая ей и даже дважды попав ему по уху. Когда тетя, наконец, поймала его (только потому, что он поддался), дядя Трой повалил ее на пол, перехватил оба ее запястья и страстно поцеловал в губы. Кажется, даже с языком, но потом она ударила его по груди и захихикала.

Все были так счастливы и так много смеялись, что Сейлор даже обмочилась, что произошло с ней в первый и последний раз.

Но потом я почувствовал, как защемило в груди, потому как знал, что позже вечером они отправят меня обратно к Кэт. Это напомнило мне о том, что на самом деле я не был частью их семьи.

Это был единственный хороший момент в моей жизни. Я снова и снова прокручивал его в голове каждый раз, когда лежал в постели и слышал, как пружины кровати Кэт скрипят под тяжестью незнакомца.

– Мы заберем его, – холодно объявила Спэрроу. – А теперь вон отсюда. Мы пришлем документы, как только наш адвокат их подготовит.

В ту же минуту мою грудь наполнило неизвестное теплое чувство, которое я не испытывал никогда прежде. Я не мог его остановить. Оно было приятным. Это надежда? Предчувствие возможностей? Я не мог дать ему название.

– Рыжая. – Трой тихо произнес прозвище своей жены.

И вот в один миг все внутри меня вновь похолодело. Он не хотел меня усыновлять. Да и с чего бы? У них уже есть идеальная дочь. Сейлор милая, забавная и нормальная. Она не ввязывалась в драки, не вылетала трижды из школы и уж точно не ломала себе шесть костей, вытворяя опасную ерунду, потому что боль напоминала ей, что она все еще жива.

Я не дурак. Я понимал, куда отправлюсь – на улицу. Такие дети, как я, не попадали в семьи. Только в беду.

– Нет, – огрызнулась Спэрроу. – Я все решила.

На миг все замолчали. Я очень испугался. Мне хотелось встряхнуть Кэт и сказать ей, как сильно ее ненавижу. Сказать, что это она должна была умереть вместо бабушки Марии. Что она заслуживала умереть после всех ее наркотиков, мужиков и поездок в центры реабилитации.

Я никогда никому не говорил о том, что она спаивала мне стопку рома, чтобы я заснул. А всякий раз, когда Трой и Спэрроу заглядывали к нам без предупреждения – втирала белый порошок мне в десны, чтобы разбудить. Она чертыхалась себе под нос и грозилась, что сожжет меня, если не проснусь.

Мне было семь, когда я понял, что у меня зависимость.

Если я не употреблял белый порошок каждый день, то весь дрожал, обливался потом и кричал в подушку, пока не отключался, выбившись из сил.

К восьми годам я избавился от этой привычки.

Попросту не позволял ей дать мне ром или порошок. Слетал с катушек каждый раз, когда она приближалась ко мне с этой дрянью. Однажды я так сильно укусил Кэт за руку, что у меня во рту даже остался кусочек ее кожи, жесткий, солоноватый и с металлическим привкусом.

После этого она больше не предпринимала попыток.

– Тебе чертовски повезло, что моя жена ужасно упрямая, – процедил Трой. – Мы возьмем Сэма, но с условиями – и их будет немало.

– Кто бы мог подумать, – огрызнулась Кэт. – А ну расскажи-ка.

– Ты передашь его нам, подпишешь правовые документы безо всякого торга и не потребуешь ни пенни.

– По рукам, – невесело усмехнулась Кэт.

– Ты свалишь из Бостона. Уедешь куда-нибудь далеко. И под «далеко», Каталина, я подразумеваю место, где он тебя никогда не увидит, а воспоминания о непутевой матери перестанут его терзать. Предпочтительно на другую планету, но, поскольку мы не можем рисковать тем, что инопланетяне встретят тебя и придут к выводу, будто мы все сволочи, то мое требование таково: место по меньшей мере в двух штатах отсюда. А если ты когда-нибудь вернешься (чего я искренне не советую делать) и захочешь его увидеть, тебе придется иметь дело со мной. Оставляя его сейчас, ты лишаешься всех материнских прав. Если я узнаю, что ты лезешь к этому ребенку… к моему ребенку, – он сделал паузу для выразительности, – то я устрою тебе медленную, мучительную смерть, на которую ты напрашиваешься уже почти десять лет. И заставлю в зеркале наблюдать за собственной кончиной, бесполезное ты создание.

Я верил ему.

И знал, что она тоже поверила.

– Вы больше никогда меня не увидите. – Голос Кэт зазвенел, будто ее горло было наполнено монетами. – Он прогнил до самого нутра, Трой. Потому ты его и любишь. Ты видишь в нем самого себя. Его тьма взывает к тебе.

Тогда-то я и превратился в соляной столб. По крайней мере, так мне показалось. Я боялся, что рассыплюсь в пыль, стоит кому-то ко мне прикоснуться.

Я могу быть таким, как Трой.

Во мне жила тьма. И жестокость. И все то, из чего складывалось его величие.

Во мне были те же голод и презрение к миру, а еще сердце – просто сердце, орган, внутри которого не происходило ничего особенного.

Я мог оставить прошлое.

Стать кем-то другим.

Стать кем-то. Точка.

Я никогда прежде не рассматривал такую возможность.

Вскоре Кэт ушла. А Трой и Спэрроу заговорили. Я слышал, как Трой налили себе выпить. Они говорили об адвокатах и о том, что сказать Сейлор. Спэрроу предложила отправить меня в школу Монтессори[3]3
  Альтернативный тип учебного заведения и своеобразная образовательная технология, в основе которой лежат идеи разновозрастного обучения, отсутствия уроков и свободного построения распорядка дня, систематической деятельности учащихся.


[Закрыть], что бы это ни было. Я на цыпочках подошел к кровати, слишком уставший, чтобы беспокоиться о собственном будущем. Колени подкосились, и я почувствовал, как вяленая говядина подступает к горлу. Метнулся в туалет и опустошил желудок.

Сирота. Ошибка. Монстр.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем они зашли в мою комнату.

Я притворился, будто сплю. Не хотел говорить. Мне хотелось лишь лежать с закрытыми глазами из страха, что они все же решат, что не хотят оставлять меня себе, или скажут что-то такое, чего я не хочу слышать.

Я почувствовал, как прогнулась кровать, когда Спэрроу присела на край. Здесь у меня было постельное белье белого и зеленого цветов баскетбольного клуба «Бостон Селтикс», игровая приставка, телевизор и футболка Билла Рассела[4]4
  Американский профессиональный баскетболист. Играл на позиции центрового за команду НБА «Бостон Селтикс».


[Закрыть] на стене. Стены комнаты выкрашены в зеленый цвет и увешаны фотографиями в рамках, на которых я был запечатлен с Троем, Спэрроу и Сейлор в Disney, в киностудии Univesal и на Гавайях.

А в моей комнате в доме Кэт была только кровать, комод и мусорное ведро.

Ни краски на стенах. Ни фотографий. Ничего.

Я никогда не задавался вопросом, почему Бреннаны брали меня к себе.

Почему я был частью этой ненормальной договоренности.

– Мы знаем, что ты не спишь. – Дыхание Троя, пахшее виски, коснулось моих волос, упавших на глаза, и мой нос дернулся. – Надо быть идиотом, чтобы заснуть в такую ночь, а мой сын не идиот.

Я открыл глаза. Его силуэт занимал большую часть комнаты.

Спэрроу опустила руку мне на спину и принялась выводить круги ладонью.

Я не рассыпался в пыль.

Выдохнул.

И все же я не соляной столб.

– Ты мой настоящий отец? – выпалил я, но не нашел в себе смелости посмотреть ему в глаза, когда задал вопрос: – Кэт залетела от тебя?

Уже давно надо было об этом спросить. Только это все и объясняло.

– Иначе ты вообще не стал бы уделять мне так много времени. Не может быть, чтобы вы позволяли мне проводить здесь время только потому, что бабушка Мария когда-то драила ваши туалеты. Я твой внебрачный сын?

– Ты не внебрачный ребенок и ты не мой сын, – прямо сказал Трой, отведя взгляд к окну. Перед ним простирались очертания Бостона на фоне неба. Все то, чем он владел и заправлял. – Во всяком случае, не родной.

– Я Грейстоун, – упорствовал я.

– Нет, – процедил он. – Ты Бреннан. У Грейстоунов нет сердечного гена.

Я никогда не слышал об этом гене. С другой стороны, я почти каждый день прогуливал школу, предпочитая курить возле баров и продавать все, что украл за день, чтобы купить себе обед.

– Я не идеальный. – Я сел, сердито глядя на них. – Так что если хотите идеального послушного ребенка, то выгоните меня прямо сейчас.

– Мы и не хотим, чтобы ты был идеальным. – Спэрроу принялась гладить меня быстрее, напористее. – Мы просто хотим, чтобы ты был нашим. Нашим Сэмюэлом. Даром Божьим. В Библии Самуил был дарован Анне после долгих лет молитв. Она думала, что бесплодна. Ты знаешь, что это значит?

– Значит, что женщина не может иметь детей. – Я вздрогнул. Чтобы иметь детей, их сначала нужно сделать, а я прекрасно знал, как люди их делают – несколько раз видел, как Каталина практиковалась со своими клиентами, – и это было чертовски мерзко.

Спэрроу кивнула.

– После рождения Сейлор врачи сказали, что я больше не смогу забеременеть. Оказалось, что мне это и не нужно. У меня есть ты. На иврите твое имя означает «Бог услышал». Шмуэль. Бог услышал мои молитвы и превзошел все мои ожидания. Ты исключительный, Сэмюэл.

Исключительный. Ха. Таким словом я бы описал известную картину или тому подобную хрень, но точно не девятилетнего бывшего наркомана и выздоравливающего алкоголика, который к тому же был активным курильщиком и вдвое меньше своих сверстников.

Мое детство было настолько отстойным, что от наивности уже давно ничего не осталось, и если Спэрроу думала, что пара домашних обедов и поглаживаний по спинке это изменят, то ее ждал неприятный сюрприз.

– Скажите мне, почему я здесь. Почему не в приюте. Я уже достаточно взрослый, чтобы знать, – потребовал я, сжимая руки в кулаки и стискивая челюсти. – И не надо говорить мне о Библии. Может, Господь и услышал Анну, но меня Он точно не слушал.

– Ты здесь, потому что мы тебя любим, – сказала Спэрроу как раз в тот момент, когда Трой ответил:

– Ты здесь, потому что я убил твоего отца.

Воцарилась тишина. Спэрроу вскочила с кровати и уставилась на мужа, вытаращив глаза. Ее рот открылся, как у рыбы. Трой продолжил:

– Он сказал, что заслуживает знать. И он прав, Рыжая. Правда в том, Сэм, что незадолго до своей смерти твой отец похитил Спэрроу с явным намерением ее убить. Я должен был спасти жену и сделал это без раздумий. Я хотел, чтобы в твоей жизни была отцовская фигура. Человек, на которого ты мог бы равняться. План состоял в том, чтобы время от времени водить тебя на баскетбольные матчи. Давать тебе наставления, советы и обеспечить солидную сумму на обучение в колледже, чтобы ты мог стартовать в жизни. Привязываться к тебе никогда не входило в мои планы, но это все равно произошло. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Я очень быстро понял, что ты не проект. Ты часть моей семьи.

– Ты убил моего отца, – повторил я.

Я знал, что Брок Грейстоун умер, но Каталина и бабушка Мария всегда говорили, что это случилось в результате несчастного случая.

– Да, – прямо ответил он.

– Кто об этом знает?

– Ты. Я. Кэт. Тетя Спэрроу. Бог.

– Бог тебя простил?

Трой ухмыльнулся.

– Он подарил мне тебя.

Есть те, кто сказал бы, что это наказание.

Теперь Брок мертв, а Кэт сбежала. Бреннаны – мой единственный шанс выжить, нравится мне это или нет.

– Все хорошо? – спросил Трой. От южного акцента слово прозвучало скорее как «ха-ашо?».

Я уставился на него, не зная толком, что мне думать или делать.

– А теперь я схожу за пончиками. – Он наклонился за моей сумкой и достал оттуда пачку сигарет Кэт. Время близилось к полуночи. Ясно, что он собирался на одно из своих «дел».

– С пончиками все всегда становится лучше, – заметила Спэрроу, подхватывая его ложь. – Будь осторожен, милый.

Трой наклонился и поцеловал ее в макушку.

– Всегда, Рыжая. А ты… – он взъерошил мне волосы своей крупной ладонью, – завязывай с сигаретами. От этого дерьма и помереть недолго.

В этот момент я решил, что буду курить, пока не откажут легкие. Не потому, что хотел перечить дяде Трою, а потому, что перспектива умереть молодым показалась мне весьма заманчивой.

Когда он ушел, я обратился к Спэрроу. Нервы были на пределе. Я опасался, что меня снова вырвет, только на этот раз ей на колени. А меня никогда не рвало, и я никогда не плакал.

– Он не хотел меня забирать, – сказал я.

Она провела пальцами по моим волосам, поправляя растрепанные пряди.

– Да, не хотел. Но только потому, что не хотел, чтобы твоя мать навсегда ушла из твоей жизни.

– Но тебе на это плевать. Почему?

– Потому что я знаю, что лучше не иметь вовсе никакой матери, чем плохую. Каждый день, что ты проводил с ней, отзывался болью в моем сердце.

– Бабуля тоже ушла.

– Она не уходила, милый. Она умерла. От нее это не зависело.

– Мне все равно. Я ненавижу женщин. Ненавижу их.

– Однажды ты встретишь ту, которая изменит твое мнение. – Спэрроу улыбнулась украдкой, будто знала что-то, чего не знал я. Но она ошибалась.

Бабуля умерла и оставила меня с Кэт.

Кэт несколько раз чуть меня не убила.

На женщин нельзя полагаться. На мужчин тоже, но им я хотя бы мог врезать по яйцам, и к тому же мужчины никогда не давали обещаний. У меня не было ни отца, ни деда, на которых я мог бы злиться.

– Я никогда не изменю своего мнения, – пробубнил я, стараясь держать открытыми глаза, которые так и требовали, чтобы я вырубился.

Я заснул на руках у Спэрроу через несколько часов после ухода Троя.

А когда проснулся следующим утром, то увидел на своей тумбочке золотую цепочку.

Я рассмотрел висящий на ней талисман с изображением Святого Антония. По краю круглого амулета были выгравированы мои инициалы.

С. О. Б.

Сэмюэл Остин Бреннан.

Несколько лет спустя я узнал, что Трой и Спэрроу подали ходатайство об официальной смене моей фамилии с Грейстоуна на Бреннана вместе с заявлением на полную опеку надо мной.

Я знал, что Святой Антоний был покровителем всего, что потеряно.

Я был потерян, но теперь меня нашли.

Рядом с кулоном стояла бумажная тарелка с глазированным пончиком и кружка горячего какао.

Теперь я стал Бреннаном.

Представителем элиты бостонского преступного мира.

Привилегированной, уважаемой, а главное, внушавшей страх.

Легендой в процессе становления.

Я намеревался любой ценой стать похожим на своего однофамильца.

Я больше никогда не буду потерян.

Мои родители потерпели поражение, но я? Я одержу верх.

Я восстану из пепла и заставлю их гордиться мной.

Я воспарю в небо.

Я впервые испытывал это чувство.

Уверенность.

Эшлинг

17 лет

Сердце – монстр.

Вот почему оно заперто в клетке за нашими ребрами.

Я знала это с самого рождения, но сегодняшней ночью еще и почувствовала.

Через двадцать минут после того, как умчалась из Бостона по массачусетской автомагистрали, я, наконец, смирилась с тем, что потеряна.

Я ехала с опущенными стеклами, а потоки влажного летнего воздуха хлестали по мокрым щекам. Слезы все не стихали.

Сладкий и пьянящий аромат цветов проникал в ноздри, смешиваясь с ночной прохладой.

Она больше никогда не почувствует запах весенних цветов.

Не улыбнется мне лукаво, будто за этой улыбкой кроются все тайны вселенной.

Не прижмет платье к моей груди, взволнованно поводя плечами и восклицая: «Tres[5]5
  В переводе с французского: «очень, как раз».


[Закрыть] для тебя!»

Зачем ты это сделала, Би?

Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу.

Вдалеке замелькали неоновые огни на палатках в желтую и красную полоску. В центре огромного сверкающего колеса обозрения висела вывеска.

Передвижной парк развлечений «Аквила».

Заглушить чувства.

Мне нужно заглушить чувства.

В огнях, запахах и звуках, среди простой жизни, что мне не принадлежала.

Я резко свернула направо.

Припарковалась среди внедорожников, побитых и спортивных машин, вылезла из своей «Вольво», одетая в черную толстовку с капюшоном, обрезанные шорты и кроссовки. Шорты Дейзи Дьюк[6]6
  Радикально короткие шорты из джинсовой ткани в 1956 году предложила компания Wrangler. Получили широкую популярность в 1970-х годах благодаря актрисе Кэтрин Бах.


[Закрыть] были моим творением. Я взяла старую пару джинсов и обрезала их так коротко, чтобы округлость моих ягодиц была видна даже из космоса. Обычно я носила наряды, как у Кейт Миддлтон. Одевалась строго и правильно, как принцесса. Но сегодня я хотела окончательно вывести ее из себя за то, что умерла и оставила меня. Послать ее куда подальше за то, что решила уйти.

Американки обнажаются так, будто мужчины не знают, что скрывается под их одеждой. А ты, mon cheri[7]7
  В переводе с французского: «моя дорогая».


[Закрыть], заставишь мужчину заслужить каждый сантиметр твоего тела и будешь одеваться прилично и скромно, поняла?

Ноги сами несли меня вперед, отовсюду доносились аппетитные запахи сладкой ваты, попкорна с маслом и яблок в карамели.

Ей не нравилось, когда я ела вредную еду.

Она говорила, что американцы имеют привычку плохим питанием доводить себя до диабета второго типа. У нее было много чуть ли не ксенофобских убеждений об американцах, и половину своего времени я проводила, споря с ней о достоинствах Америки.

Вокруг аттракционов в качестве границы выстроились ряды палаток с живыми выступлениями, киоски и небольшая галерея игровых автоматов. Их перезвон, перемежаемый механическими звуками аттракционов, отдавался эхом в моем пустом желудке. Расположенное в самом центре колесо обозрения купалось в море огней.

Купив себе розовую сахарную вату и диетическую колу, я стала бродить по территории.

Всюду были парочки, которые целовались, смеялись и ссорились. Группы громко орущих и улюлюкающих подростков. Кричащие родители. Бегающие дети.

Я была неразумно, до безумия зла на них всех.

За то, что живы.

За то, что не скорбят вместе со мной.

За то, что принимают как должное редкую ценность своего состояния: они живы и здоровы.

Я выбросила остатки сладкой ваты в помойку и огляделась вокруг, решая, какой аттракцион посетить первым. Краем глаза заметила огромную вывеску.

«Калейдоскоп ужасов: Путешествие в особняк с привидениями».

Особняки с привидениями – это мое поприще.

В конце концов, я как раз жила в одном из них – мой дом хранил секреты семи поколений Фитцпатриков, – а еще меня всегда привлекали призраки и монстры.

Я заняла очередь и стала переминаться с ноги на ногу, проверяя телефон. Меня искали и мама, и братья.

Киллиан:

Где ты, Эшлинг? Сейчас же перезвони мне.

Хантер:

Привет, сестренка. У тебя все хорошо? Похоже, ты вляпалась в серьезные неприятности. Шлю обнимашки из Калифорнии.

Мама:

Я слышала о случившемся. Это ужасно, дорогая. Пожалуйста, возвращайся домой, чтобы мы могли все обсудить. Как же страшно, что ты все это видела.

Мама:

Ты же знаешь, как сильно я волнуюсь, когда не могу до тебя дозвониться. Ты должна вернуться домой, Эш.

Мама:

Ох, Эшлинг, и что же мне делать? Ты даже не заварила мне травяной чай перед уходом. Да я тут с ума схожу!

В этом вся мать. Зациклена на себе, даже когда мой мир разлетается на мелкие осколки. Всегда беспокоится о своем благополучии больше, чем о моем.

Я убрала телефон обратно в карман и, вытянув шею, посмотрела на тележки, которые выехали из пасти злобного смеющегося клоуна. Из недр аттракциона доносились приглушенные крики. Выехавшие оттуда люди на дрожащих ногах вылезали из тележек и возбужденно переговаривались.

Когда меня наконец посадили в одну из тележек, которая оказалась похожа на ветхий ящик, измазанный красной краской, символизирующей кровь, я оказалась одна, хотя в ней хватило бы места еще для двоих человек.

Я знала, что на аттракционе в парке развлечений со мной ничего не случится.

И все же сегодня чувствовала себя потерянной, уязвимой и невыносимо одинокой. Будто кто-то одним махом сорвал с меня кожу, оставив беспорядочную груду костей, вен и мышц.

Я только что потеряла лучшую подругу. Единственную, которая была мне важна.

Я дернула за рукав парня, управлявшего аттракционом.

– Так, все кончай.

Он медленно окинул меня оценивающим взглядом, задержав его на обнаженных бедрах.

– Черт, милая, я бы с удовольствием. Но придется подождать до конца моей смены. Мне нужны деньги, – невнятно пролепетал он, будто бы под кайфом.

Я вцепилась в рукав его толстовки, в отчаянии отбросив четырнадцать лет уроков этикета.

– Нет! Можешь посадить ко мне в тележку кого-то еще? – В моем голосе послышалась надежда.