Текст книги "Миньон"

– Гладко работают, как я сказал, – произнес Шабазз. – Гладко и чисто, без шума. Держатся в тени, чтобы о них общественность не знала.

– И сексуальны, – добавил Большой Майк деланно безразличным голосом. – Могут вызвать у тебя желание отшпокать собственную мамочку.

– Не будем углубляться в дискуссию, – прервал разговор помрачневший Ковбой. – В прошлый раз ты чуть под укус не подставился.

– М-да... было, – хмыкнул Большой Майк. – Слишком долго, наверное, я тогда просидел взаперти.

– Люди, можно не отвлекаться? – натянула вожжи Дамали. – Что вызвало эту самую Амантру из Ада?

– Этот демон – владыка над местью.

– Пусть так, Map, но тут же другое. Вампиров месть не интересует, им нужна власть – и кровь.

Все посмотрели на Марлен, когда она ответила:

– Есть южноамериканская легенда, и еще такая же из древней Кемт... и все три аспекта этого демона обнаруживаются в этих регионах. Вот почему для его освобождения нужны заклинания этих культур.

Глядя в непонимающие глаза своих друзей, Марлен пустилась в объяснения:

– Большие змеи вроде анаконд и кобр, а также ягуары – двоюродные братья пантер – живут в Южной Америке, а египтяне всегда уважали больших кошек. Пауки – это я могу объяснить только влиянием Южной Америки. Неважно. Кто-то наколдовал этого конкретного демона мести, или создал его, или еще что, с помощью обряда темных искусств когда-то давным-давно. Мы думали, что разобрались с ним, а теперь он вроде бы вернулся. Вот это мне и нужно покопать. Так что пока вы тут будете поддавать и развлекаться, я пойду по оккультным книжным магазинам и в "Ботанике" пошарю по полкам.

– А глаза? – не сдавалась Дамали. – У этих тварей глаза вампиров, а судя по всем отчетам полиции и газетным статьям, оставались обескровленные тела. Типичная работа вампира. И еще: осиновый кол демона мести не свалит. Так ведь? Это у вампиров слабое место.

– Знаю, – ответила Марлен. – Это меня и беспокоит. Вроде бы это гибрид.

– Ну знаете, это вы точно мне голову морочите! – Ковбой откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. – Нет, теперь я точно понял: мне нужно выпить.

– Я, наверное, пошлю подальше ребрышки и сестричку и составлю тебе компанию, брат.

– И меня джаз уже манит меньше, чем бутылка "Джек Дэниэлс".

– Ребята, а что, если я сгоняю в магазин, и мы прямо здесь, в компаунде, откроем "Джек Дэниэлс"? – предложил Джей Эл, глянув на мониторы. – Если Map будет стряхивать пыль с черных книг, мне надо стакан пропустить. Я даже готов заехать и взять чипсов для Дамали.

Минуту все молчали. Дамали ходила туда-сюда, и никто не говорил ни слова. Месть?

– Бог ты мой... – выговорила она наконец. – Нам надо понять, как эти твари плодятся, как их убивать – вы видели эти челюсти? И сила у них немереная!

– Ага, – согласился Ковбой. – Про запах я уже не говорю. Вампиры воняют мертвечиной – но не серой. Это признак демона. Вот что сбило с толку наши носы. Мы не могли сообразить. Обычные вампиры слишком холодны, чтобы пахнуть, пока не выпустят клыки в двух дюймах от твоей шеи, что, не стоит и говорить, слишком поздно, чтобы волноваться насчет их зубной гигиены. Но воняют они не серой.

– Перестаньте! – Хосе вскочил со стула и направился к двери. – Мне нужен хотя бы день, чтобы это все переварить. Ди Ди мертва, а вы о ней говорите, будто она была скотиной какой-то!

Майк отодвинулся, пропуская его. Стало тихо. Никто не остановил Хосе, пробежавшего через холл и хлопнувшего дверью своей комнаты.

Дамали повернулась к окну, услышав гудение поднимаемых стальных щитов. Комната заполнилась нежным золотым светом. Благословенное солнце. Рассвет. Обняв себя руками, Дамали закрыла глаза.

– Всем под душ, потом отдыхайте и развлекайтесь, кто как может. Трудная была ночь.

* * *

Оранжево-розовый рассвет сочился в окна личной ванной Дамали, обрамляя пушистые папоротники, сверкая на камнях сада. Утро. Единственное время, когда можно без опаски раздеться, стать уязвимой и безоружной, смыть жар битвы. Слава Богу – охранные приборы компаунда показывают полную чистоту. Сейчас бы еще один раунд боя не выдержать. Ладно, об этом можно подумать потом.

Дамали дала пару окутать свое тело, потом шагнула в джакузи, подставляя лицо струйкам душа и закрывая за собой стеклянную дверь. Прикрыв глаза ладонями, она ощущала бьющую в лицо воду, дыша глубоко и вольно, и вдруг всхлипнула. Что за черт? Откуда эта готовность к слезам? И о чем? С Ди Ди покончено, надо стряхнуть с себя всю эту историю.

Ванная была оформлена как райские кущи, но сейчас Дамали чувствовала себя в ней как зверь в зоопарке. Роскошная позолоченная клетка.

Стараясь успокоиться, она повернулась, подставив бьющей воде плечи, шею, спину. Надо думать о хорошем – как учила ее Марлен. Перестать "застревать", как называла это ее команда. Да, ванная похожа на эдем. Да, здесь повсюду достаточно света, пусть он даже проходит через четыре дюйма бронированного стекла. Да, ей дано счастье иметь вокруг себя людей, которые ее защищают, даны деньги, дана даже слава. Но видит Бог, это не жизнь.

Она задышала быстро и неровно, обуреваемая гневом и отчаянием, и запрокинула голову, подставляя дреды под плещущую воду. Надо вспомнить, чему ее учили в боевых искусствах. Глубокое дыхание. Найди в себе центр без борьбы с собой. Она почти слышала голос Шабазза, произносящий эти слова, и узлы в мышцах плеч стали отпускать.

Но им легко говорить, ребятам из ее команды, когда они каждый могут уходить поодиночке. Все парни уходили куда-то днем, не говоря куда, и возвращались отдохнувшими... обмениваясь только им понятными улыбочками. Шуточками в мужском стиле, каждому ясными.

Дамали схватила мыло и принялась намыливать губку. Когда не стало Рейвен, у Марлен остался Шабазз. Дураков нет, всем все ясно. Иногда он уходил на целые часы и возвращался – весь быстрые взгляды и вздохи. А она, Дамали, заперта в позолоченной клетке – и почти все время со сторожем.

Не спеша, будто смывая злость, она водила губку широкими кругами по коже, наслаждаясь ее шероховатостью и скользкостью. Куда бы она могла пойти, даже если бы ускользнула? Нет никого, из-за кого она могла бы таинственно улыбнуться. Ни одной души, которую она могла бы рискнуть подвергнуть опасности. Мысли ее мгновенно вернулись к Хосе, и плечи тут же поникли от жалости к нему.

Неизвестно откуда нахлынули слезы, потекли по переносице, капая в вертящуюся бездну выпуска. Как они были счастливы, Хосе и Ди Ди! У них же было право жить и любить друг друга, разве нет? И посмотри, чем все кончилось. Один из ее братьев-стражей сломан начисто и умирает изнутри.

Дамали с силой запустила губкой в стену душевой кабинки. На марокканском кафеле остался мыльный след. При звуке шлепка она быстро закрыла глаза, схватила шампунь, на ощупь открыла флакон, выдавила на ладонь приличный пузырь, поставила флакон и намылила дреды.

Мелькнули под веками синий и желтый цвета кафеля и исчезли. Да... куда бы ей можно было пойти? Она живет с шестью братьями, умеющими убивать голыми руками, и еще Марлен, матушка-медведица. Дамали грустно усмехнулась и медленно выдохнула. Через несколько дней ей будет двадцать один, и день рождения отметит эта лоскутная семья. Клево. Это счастье, как она думала, – когда есть люди, которым ты дорога. Но бывало, что она так не думала.

Не будет уютного столика в ресторане, не будет роз от кого-то, кого она могла бы особо назвать. И не будет свободного вечера – никогда не будет. Единственный человек, который не боялся бы взвода ее братьев – Карлос, – остался в далеком прошлом.

Даже то, что имя его всплыло в памяти, заставило Дамали быстро начать смывать шампунь с волос. Нет, к этому она не вернется никогда. Дамали крепко жмурилась, давая хлещущей воде вбить ей в голову малость соображения. Это было пять лет назад. Ей было пятнадцать. Она еще не знала стражей, жила на краю, на улицах. Слишком много раз чуть не переспала с этим человеком.

Уже медленнее взяв кондиционер, она открыла флакон, посмотрела на лимонно-желтую жидкость, понюхала и налила в ладонь. Поставив флакон, поиграла со скользкой массой в руках, снова закрыла глаза и нагнулась, сбросив дреды вперед, плеснула кондиционер на затылок и стала бережно разгонять его к концам волос. А что, если?

Она обернулась и подставила лицо под струи – они стали холоднее. Но это постепенное охлаждение от едва терпимой жары до приятного тепла хорошо ощущалось мытым телом и чистыми волосами.

Когда-то они принадлежали к одному миру. Она помнила, как он приводил ее в дом своих людей поработать. Нормальные, отличные люди.

Это он посоветовал ей убежать, он поддержал ее, когда пьяный приемный отец попытался к ней пристать – первый и последний раз. Она сама даже не знала, что к возрасту полового созревания стала сильна, как взрослый мужчина. Откуда бы ей знать, тем более что тело у нее было с виду как у обычного подростка? Но она выдала старому развратнику как следует – и после этого пришлось делать ноги. Карлос тогда ее ждал – с распростертыми объятиями. Это он ее дразнил церковной девочкой в рэперском прикиде. Он посмеивался над ней, что так она держалась при всех многочисленных его попытках... но относился как-то странно уважительно.

От этой мысли она засмеялась. До того, как он ушел в мир наркотиков, она, помнится, подумывала, как это было бы с ним. Не будь она так напугана после нападения приемного родителя, может уступила бы – но Карлос уже впутался. Слухи о перестрелках – этого было достаточно, чтобы она отвалила в сторону.

Ее пробрала дрожь, и она быстро прополоскала волосы, чуть посмеиваясь над собственной глупостью. Судьба позаботилась, чтобы возле нее были его ребята, она всегда имела номер его пейджера на случай, если что-нибудь не так. Она дожила до пятнадцати без происшествий – долгий срок в ее мире. Но она слишком часто видела, как девчонки беременеют, погибают, попадают в больницу – или все сразу. И потому держалась. Была настороже. Эта участь ее не прельщала.

Да, как раз холодный душ – то, что надо. То и дело она приставляла лицо Карлоса к воображаемому любовнику. Слава Богу, что Марлен ее нашла. Слава Богу, что она никогда ни с кем не спала и не забеременела. Слишком часто она видела такое, что в ее мозгу проложило четкую связь между мужчинами и катастрофой. Кому нужен мужчина? И чего столько шума вокруг секса? Это, наверное, как своего рода наркотик.

Слава Богу, что она всегда спорила с Карлосом насчет уличной политики и не вступила с ним на скользкий путь наркоторговли и тюрьмы. Но что, если бы... нет.

Он не тот. В конце концов она решила, что это будет правильный черный брат, и она не набросилась на первого встречного, чтобы удовлетворить свое любопытство. Марлен сказала, что надо быть терпеливой. А Марлен мудра. Марлен помогла ей найти себя и начать карьеру. Марлен знает... да, но Марлен стара. С другой стороны, Марлен имеет опыт.

Почему она вообще об этом думает, Дамали не знала. Только что миновала очень напряженная ситуация. Хосе в полном раздрае, и появился какой-то новый враг. Может быть, у нее – как у Большого Майка: примитивные инстинкты для снятия стресса. Хорошая еда, хороший любовник и хороший сон. Майк на этом зациклен.

Снова изменилась температура воды, но на этот раз почему-то стало теплее. Кто-нибудь из ребят вышел из душа. Отлично. Значит, в баке для Дамали останется больше воды. Сегодня ей как-то не хочется быть членом команды – всем поровну. Пусть ей достанется чуть больше. Она постоит, пока вода не остынет настолько, что ее выгонит.

К тому же сейчас было так хорошо, будто ей кто-то массирует плечи. Карлос когда-то это делал, теперь никто...

Дамали расслабила шею. Ритмическое постукивание воды щекотало кожу. Ручейки бежали по голому телу, текли по груди, по животу, вниз по ногам, заставляя трепетать. Как-то раз он слушал рэп в ее исполнении и говорил, что когда-нибудь заработает большие деньги, и она будет выступать у него в клубе. С ним хорошо было мечтать... пока она не поняла, что никогда этого не будет – учитывая, как он эти деньги зарабатывал. Никогда. Знание – сила, как он всегда говорил, и стражи это тоже говорили. Но сейчас знание было мукой.

Она тяжело выдохнула. Черт, были же хорошие дни, когда приходилось считать каждый цент, но все были свободны, и он тоже был свободен и смеялся вопреки всем уличным трагедиям. Та же разница. Болтаться на рэйвах, выступать на открытых площадках, танцевать, пока пот не заливал все тело, чуть не выскальзывающее из одежды. Есть чипсы, запивая газировкой, мотаться на усиленных машинах, мчащихся в ночь... в ту ночь. Красный "шевроле" ее мужчины виляет на бешеной скорости, двигатель показывает максимальные обороты – а Карлос ни хрена не боится. Как ей теперь не хватает этой свободы! А больше всего – что он ни хрена не боялся.

– Ты туда не вернешься, – шепнула она в струи душа, словами помогая себе отогнать воспоминания о его прикосновении.

Но это временное просветление загнало ее глубже под пульсирующий дождь, заставило еще раз закрыть глаза. Шум воды как одеялом отделил ее от всех звуков компаунда. Они стали так близки тогда, они говорили о глубоком и вечном там, на берегу, перед самыми сумерками, и его ребят вокруг не было, и пейджер его был выключен.

В этот день он пальцем очертил линию ее лица. Она помнила. Да... и потом провел по ключице, и кончик пальца отодвинул краешек ткани, нашел на груди такую точку, что закололо в сосках.

Это воспоминание обдало ее, как теплая вода из душа, согрело. Если бы не было прохожих, если бы не нашли его тогда его ребята... Если бы его сестра потом не вошла в передоз... Как она тогда его хотела – если бы он знал!

Не в силах остановить воспоминания, хлещущие как струи воды, Дамали уступила ему, пропустила в поры своего тела, в мысли Как же могла она выбросить его из головы, ведь это было самое близкое к тому, когда ее могли покорить – когда она могла уступить? Только он так ее касался, только он вызывал такие ощущения. Особенно когда коснулся губ и пошел по невидимому следу собственного пальца долгим поцелуем. И потом вдруг накрыл один из горящих сосков языком, легким касанием зубов, втянул через промокшую ткань легкого топа, и она пошла навстречу этим губам, всасывающим ее, ощущениям, от которых у нее промокли трусы.

Ее ладони непроизвольно накрыли груди, водопадики потекли с пальцев. Легкое содрогание вызвало слабый стон. Это случилось внезапно, как гром среди ясного неба, как безумие. Она сжала бедра, ощущая собственный внутренний ручеек на набухших губах между ногами. Это безумие, сказала она себе, но ее ладонь скользнула по мокрому животу вниз, к источнику влажного жара. Дамали проглотила очередной стон, но испустила его, когда палец ее коснулся части тела, требующей теперь того, чего у нее не было.

Она тряслась, но ей не мешала похолодавшая снова вода. Что, если бы...

Потом она ощутила это – заполнение сзади, ствол жара, идущий вверх и внутрь, к нетронутой утробе.

Ощущение было настолько реальным, что Дамали вдруг уперлась ладонями в кафель, шероховатый, почти жгущий кожу, а голову закинула назад, и бедра задвигались в ритме, который был понятен даже нетронутой. Фантомное наслаждение заставило извиваться позвоночник, легким не хватало воздуха. Спину будто покрыли поцелуями, чьи-то зубы покусывали плечо. Она отвернула голову, подставляя шею, и ощущение глубокого, страстного укуса зажгло неописуемым жаром весь организм. Губы раскрылись, пропуская резкие вдохи и выдохи, превратившиеся в частое, отрывистое стаккато. Пусть хоть раз... пожалуйста...

Огненным кольцом ожгло налитое кровью устье, которое она раскрыла между бедер, давая до конца войти... чему-то сзади, чему-то невидимому, но такому реальному на ощупь... наслаждению такому немыслимому, что колени подкосились в буквальном смысле, и она закричала.

С новой яркостью вспыхнули глаза Карлоса, пьяня, впивая. Напряженный край щели ныл так, что его свело спазмом; она отодвинулась от стены, совершая фрикции, позвоночник будто развалился, когда она перевернулась, ударилась спиной о кафель, вода хлынула на лицо, на ключицы, на грудь, на живот. Жгучая как лед потребность прогнала стыд, превратившись в текучую муку, бегущую вниз по ногам. Частые вздохи отдавались от гулких стен, огненные стрелы добавляли энергии в кровь. Пламя пожирало, а ведь Дамали даже не касалась себя. Руки ее распластались по стене, ногти пытались врыться в кафель, пока разум наслаждался взрывным ощущением. Если это так, как было бы... О Боже!

Годы любопытства и неудовлетворенности, от которой сон иногда превращался в пытку... Подушка становилась любовником, пока не успокаивалось тяжелое дыхание. Такие резкие движения, что страшно было бы, как бы скрип кровати кто не услышал. Жаркие слезы льются из глаз. Внезапная тяжесть, будто сейчас ее раздавит, и кожа вспыхивает пламенем там, где эта тяжесть скользит по ней, и снова Дамали отворачивает голову, обнажая шею, подставляя вену, жаждая ощутить эту силу у себя на горле. Ей все равно. Глубокий эротический жар пронизывает ее насквозь. И проходит.

Тяжело дыша, она огляделась в пустой ванной. Леденящий душ заставил ее немедленно перекрыть воду и задрожать, обхватив себя руками. Потом она закачалась, закрыв глаза, зажав рукой рот. И не могла унять дрожь, а между ногами еще не прошел остаточный трепет, оглаживая растаявшие поверхности будто прощальным поцелуем и тихо испаряясь.

Дамали зарыдала.

* * *

Она долго сидела на краю кровати, таращась в никуда. То, что с ней произошло, было таким тайным, таким унизительным, но таким ослепительно сладким, что рассказать Марлен об этом Дамали не могла. Что тут сказать? Как объяснить такое, особенно женщине, которая тебе почти мать? Чтобы группа это разобрала на совете и составила диаграммы оружия для душа? Приходилось только радоваться, что у Марлен второе зрение пошло пятнами, и можно поставить стену между собой и ею во время таких проявлений. И все равно еще непонятно, не было ли обнаружено это приватное вторжение. Дамали застыла, прислушиваясь.

Ф-фух. Нет, не обнаружено.

Она не могла заставить собственный рот назвать только что произошедшее внезапным приступом сильного полового возбуждения – чем оно и было. Она с отвращением посмотрела на свою подушку, внутренний стыд полыхнул в полную силу, лицо загорелось. Ничего страшного не случилось. Воспоминание оказалось слишком сильным, и за ним пришла фантазия о прежнем любовнике, который теперь практически враг. А, черт!

Она закачалась. Ей хотелось еще этого ощущения, чем бы оно ни было вызвано. Осознание этого отрезвляло, но тело не хотело повиноваться.

Нет, не Карлос Ривера. Никогда.

Но тело продолжало трепетать и гореть. Она качалась. Потому что теперь она поняла, что это за ощущение. Если бы он вошел сейчас в комнату – все. Нет. Она качалась. Инцидент в душе пробудил голод, хотелось еще, и голод не отпускал, только делался все нестерпимее. Она качалась, стараясь дышать ровно сквозь волну похоти, которая накатила жаром, лижущим покров памяти между ногами. Она застонала, закрыла глаза и перестала раскачиваться... и знала, что наступит день, что бы ни говорила Марлен, когда она не сможет сказать "нет".

И вдруг она застыла. Так было хорошо, что она подставила горло?

О черт...

Дамали закрыла лицо руками, наклонилась вперед, упершись в колени. И стала медленно дышать. Махровое полотенце тяжестью навалилось на мокрые волосы, Дамали сдернула его и бросила куда подальше. Надо выйти отсюда, подышать воздухом. Проехаться на машине. Прочистить голову. Увидеть кого-нибудь из старых друзей, живущих той же обычной жизнью. Купить чипсов и газировки и шоколадок. Поехать кататься на роликах на мол. В "Тако" поесть. Смеяться, чтобы не заплакать, чтобы не побежать с воплем в эту дурацкую ночь!

Глянув, где лежат черные джинсы и персиковый топ, Дамали встала. Поехали отсюда подальше.

* * *

Дамали вернулась к вечеру.

Она оглядела свою пеструю команду. Ковбой клонился на сторону, как и Джей Эл, и обоим было вроде бы непросто удержаться на стуле. Большой Майк растянулся на диване, похрапывая, здоровенная лапища покоилась у него на животе. Шабазз клевал носом в кресле, а Марлен с виду была так зла, словно готова перекусывать гвозди. Кажется, все оттянулись по полной. Она-то уж точно. Постучала в бильярд, поела "тако" с чипсами и даже пива выпила.

– Как он? – Дамали показала подбородком в сторону комнаты Хосе, войдя в зону оружия компаунда.

– Хреново, – буркнул Ковбой. – А чего ты хотела?

– Ладно, хватит. – Марлен подошла к дивану, пнула Майка ногой в сапог, чтобы разбудить, и посмотрела на металлическую скамью длиной двенадцать футов. – Большой Майк, пойди посмотри, чтобы у Хосе жалюзи были открыты. Пусть ему солнца будет побольше.

Майк зевнул, потянулся, кивнул, потом встал и вышел. Марлен села на табурет, секунду посмотрела на Шабазза и Дамали, потом оглядела всю группу и повернулась к бронированному стеклу окна, выходящего на холмы.

– Почему вам всем не отдохнуть как следует? У всех глаза красные, Ковбой и Джей Эл пьяны в стельку, а мы не знаем, что принесет закат.

– А я вот собираюсь снова уехать на несколько часов. Одна. – Дамали подчеркнуто не заметила взгляды, которыми обменялись остальные. Ей нужно подышать свободой. Точка. Пять лет как в "Алькатрасе".

– Об этом мы поговорим через минуту, но сейчас надо разобраться с Хосе.

Дамали потянулась, подошла к бежевой софе, которую освободил Большой Майк, и плюхнулась. Шабазз встал и сел на табурет лицом к Марлен. Ковбой испустил глубокий усталый вздох, повернул ближайший стул спинкой от себя и тяжело сел на него верхом. Джей Эл поднял глаза от своего лэптопа.

Да, ей нужно было знать, что с Хосе все в порядке, но нужно было и вырваться снова. Улицы ее звали. Чуточку солнца – этого оказалось мало.

Дамали сдержалась, чтобы не барабанить пальцами по подлокотнику софы. Что с ней творится? Хосе – свой в доску парень! Дамали посмотрела на Марлен, желая, чтобы та высказалась, да побыстрее.

– Бедняга разговаривает с ней во сне, как было в самолете все время, – сказал Ковбой, помолчал и покачал головой. – Если он не тяпнут, я уж и не знаю, что с ним.

– Газету видишь? – Джей Эл свернул газету и метнул ее Шабаззу, как летающую тарелку.

– Ага, – буркнул Шабазз, поймав газету одной рукой и перебросив Марлен, не глядя.

– Ди Ди была беременна, – прошептала Дамали, тяжело сглотнув слюну. Она посмотрела на Марлен и отвела взгляд к окну, даже не удостоив внимания передаваемую по кругу газету.

Прежде всего надо перестать угрызаться совестью насчет Ди Ди. Терпеть она не могла секретов и надеялась, что Ди Ди и Хосе сами расскажут. Не должна была группа узнать об этом ребенке вот так.

– Наша сестра просила меня не говорить, когда узнала. – Марлен тяжело и грустно вздохнула. – Они были так рады, но боялись, что группу это не приведет в восторг. Хотели какое-то время подержать эту новость про себя. В этом одна из причин, почему Хосе не мог этой ночью ее завалить. – Она на миг зажмурилась. – А другая причина – что он ее любил.

– Вот черт... – Ковбой встал и заходил по комнате. – Так ты знала, с чем мы имели дело?

Марлен кивнула. Шабазз провел ладонью по лицу и шумно выдохнул.

– Мы должны найти логово, и поскорее. Энергия Хосе выдыхается... Когда мы поджарили Ди Ди, в ней была часть его самого. – Ковбой остановился и посмотрел на товарищей. – И сколько это дает нам времени, Map? Недели, дни, месяцы – пока наш друг иссякнет и энергия у него кончится? К тому же Ди Ди не была похожа на обыкновенного вампира так с чем же мы имеем дело и сколько у нас времени, пока мы либо ритуалом не отправим главного демона туда, где ему место, либо не убьем главного вампира? Это ж черт знает какая задача!

– Не знаю. – Марлен кинула газету Дамали, даже не взглянув. – У нас вышел из строя страж – прежде всего мы должны заняться этим. Вы знаете.

– Может, ты чего-то не учла, Map, – огрызнулся Ковбой, – но мы сейчас не в лучшем положении, чтобы завоевывать друзей и оказывать влияние на других, чтобы принять кого-то в группу. После того, что попало в газеты.

– А Дэн?

Вопрос Шабазза заставил группу замолчать.

– Дэн – гражданский, – тихо сказала Дамали. – Я не хочу видеть, как еще один лопоухий накроется. Они погибали, даже не успев пройти четверть базового обучения – они даже не попали в наш компаунд, а мы считали, что если держать их на самом краю нашей деятельности, то им ничего не грозит. Нет, Шабазз, это неудачная мысль. Нам нужен человек, который умеет за себя постоять.

Все кивнули. Дамали чуть отпустило напряжение. Нет, все это за пределами даже безумия. И действия группы, и нападения росли горой. И почему, если это демон, он нападает именно на артистов? Она не позволяла себе даже вспоминать, что произошло с ней в душе.

Дамали раскрыла газету, посмотрела на заголовки – и чуть не ахнула. Взгляд ее застыл на глазах Карлоса, и лишь потом она стала читать. Тут же ее пробрала дрожь, и потребовалось усилие, чтобы не закрыть себе рот ладонью. Не должна группа видеть, как он до сих пор ей небезразличен. Не их это дело. Но картина была ужасна. Его лучший друг, его двоюродный брат... черт, она же их всех знала! И снова она посмотрела на его глаза, коснулась пальцами фотографии – и тут же закрыла газетный лист. Она подняла глаза – все смотрели на нее.

Марлен вновь оглядела всех, задерживая взгляд на каждом. Но на Дамали она смотрела чуть дольше, чем на других, а потом вздохнула.

– Поскольку кое-кто из наших был скомпрометирован, Джей Эл понадобится кое-какая новая аппаратура.

Джей Эл кивнул:

– Я об этом думаю. Только я надеюсь, что Хосе сможет помочь...

– То-то и оно, – возразил Ковбой. – Если его разум подпал под влияние семейства кровососов, которые его тяпнули, то он – ходячая брешь. И если правду сказать, мы даже не знаем, вампир ли захватил Ди Ди... и не знаем, на что способен тот демон, о котором говорит Марлен.

– Его не тяпнули! – поправила Дамали на более повышенных тонах, чем ей самой хотелось. По коже у нее поползли мурашки. Сейчас бы на солнце, на свежий воздух.

И снова воцарилось молчание. Все кивнули один за другим.

– Послушайте, – через минуту заговорил Джей Эл, – мы этот компаунд укрепили как могли. Ультрафиолет заливает окрестности, как ночной стадион. Эти дурацкие самолеты даже принимают их за аэропорт Лос-Анджелеса. Пуленепробиваемые стекла в каждом окне. Инфракрасные датчики движения у всех выходов, окон, даже вентиляционных ходов. На закате опускаются стальные решетки, укрепленные стальные двери, рамы вделаны в футовые шлакоблоки, ультрафиолетовые лампы в каждой комнате включаются по кнопкам тревоги. И еще система разбрызгивания в каждой стене, заряженная святой водой. Датчики движения и компьютерная визуализация отслеживают не только человека-нарушителя, но и любую форму, которая не дает инфракрасного излучения, потому что холодна. Но, как мы знаем...

– Мы не можем здесь сидеть двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. – Дамали резко выдохнула и встала. – Я готова этим заниматься, сами знаете. Как вот когда в последний раз я могла все бросить и ночью полететь к тем ребятам в центре звукозаписи – это ведь мы и должны делать? Помогать людям. Давать отдачу. Мне их не хватает – людей.

Она повернулась к Марлен, посмотрела на наставницу в упор:

– Map, в самом деле. Когда в последний раз у Большого Майка была возможность делать свое дело с ребятами в церковном подвале, когда Шабазз мог заниматься своим делом – перевоспитанием правонарушителей? Да ладно, когда Ковбой в последний раз мог сыграть в покер или Джей Эл мог помотаться по магазинчикам спецтехники, чтобы все не психовали по поводу того, когда они должны вернуться? А? Теперь ему надо будет одному искать новое железо. Мы даже не хотим говорить о том, что стряслось с Хосе! Все, чего он хотел, – сидеть спокойно со своей женщиной, рисовать и дудеть свою музыку. Наш бедный брат с тех пор, как Ди Ди обратилась, даже уже не рисует! Черт, я тоже не могу сосредоточиться, не могу разобраться с устной речью, понять что к чему – а ведь это наш хлеб!

Шабазз тревожно посмотрел на Марлен, и она остановила его взглядом. Этот молчаливый обмен мнениями так разъярил Дамали, что ей пришлось обхватить себя руками, чтобы не задушить их обоих.

– Так вот, у ребят должна быть возможность оторваться, в покер поиграть... У Майка должна быть возможность провести ночь с какой-нибудь черной сестричкой и нажраться жареных цыплят, пока из ушей не полезут, у Шабазза – поиграть в настоящем джаз-клубе, у Хосе – влюбиться, а у меня – пойти повеселиться до упаду в любой клуб по моему выбору – тем более что мне двадцать один на днях стукнет. Демон там или вамп, плевать мне на все. Хочу оторваться. Потанцевать, подурить, может, даже... полежать с кем-нибудь.

Группа вся остолбенела, а Ковбой вдруг будто протрезвел.

– Спасибо за попытку получить для нас увольнительную, сержант, – натянуто засмеялся он, глядя, как Дамали кружит вокруг стола с оружием. – Только вряд ли генерал поддастся на уговоры. Что до меня, то хрен с ним, с Вегасом.

Все хитро переглядывались, но никто ничего не сказал. Ладно, черт с ними. Она говорила вполне серьезно. К такой матери эту тюрьму с короткими отпусками, имитирующими настоящую жизнь.

– Судьба – суровая жертва, – сказал наконец Шабазз, не отрывая глаз от Марлен. – Никто из нас не может делать то, что привык делать. Если у меня, дозорного, зрение ослабнет от алкоголя или прихода, хорошего будет мало. Мы уже видали кое-что неприятное...

– Знаю, знаю и против этого не пру, – отрезала Дамали. – Но все прочие правила лишают нашу группу жизни. Лично я не собираюсь проводить остаток дней в тюремной камере – техно-поп как он есть! – Она подбоченилась и уставилась на Шабазза, потом на Марлен. – У нас тут, черт побери, в этой бетонной коробке шашлык на ребрышках найдется или газировка?

Все уставились на нее.

– Только не надо мне парить мозги насчет "твое тело – твой храм"! Если мне придется скоро умереть, так какая разница? Все может произойти. Так что до этого я хочу хоть как-то развлечься. Я поехала.

– Это нежелательно, – тихо и напряженно заявила Марлен. – Сейчас уже поздно.

Дамали, не обращая на нее внимания, повернулась к Джей Эл.

– Подцепи себе сестричку похлеще. Меня тошнит жить в страхе и делать вид, что все путем. Эти проклятые вампиры заставляют нас прятаться теперь уже даже днем. Было время, когда гонялись за нами один-два, потом мы перевернули сценарий и стали гоняться за ними. Сейчас, видно, опять все поменялось. Дело стало горячим, и не мы их ищем, а они нас находят на дороге. А теперь еще и демоны? Ну и фигня! – Дамали глянула на часы на стене и показала на них рукой. – Это ты называешь поздно, Марлен? Детское время!