Текст книги "Джек-потрошитель с Крещатика"

Глава седьмая
Провалля

Проезжая в последнем вагоне мост Метро, Даша оглянулась. Дом-монстр маячил рядом с Мариинским парком и портил вид даже отсюда… туман еще не успел откусить голову проклятой крепости.

Зато макушка колокольни Печерской Лавры на Правом берегу Днепра уже утонула в тумане – казалось, купол ушел в небо, как в зыбучие пески.

Отсюда, с Левого берега, было видно, как туман наступает на Город со стороны Выдубичей – обволакивает его пеленой.

– Ох, Мамки туманят… – поощрительно сказала Акнир.

– Мамки? – отреагировала Даша. – Они имеют отношение к туману?

– Про круговорот воды в природе слышала?

– Ну да…

– Помнишь, почему наши предки поклонялись родникам, рекам, колодцам как богам? Потому что вода – один из переходов в мир мертвых. Ну а туман, как ты знаешь, тоже вода. Он возникает из нее и возвращается туда же.

– Туман – это души умерших? Мертвые приходят к нам в виде тумана?

– Часть из них. Иные – в виде дождя. Иные – иначе… Но в этом году тумана будет особенно много. Водяница согласилась отпереть все свои воды, чтобы душки могли поприветствовать новых Киевиц.

– А почему они не приветствовали нас в прошлом году?

– Ты разве не помнишь? Вас не было в Городе, вы занимались делом «Алмазного кубка»… я думаю, Киев специально удалил вас.

– Зачем?

– Те Деды́ были посвящены прощанию с моей мамой. Эти посвящены уже вам, – сказала Акнир, корректно опуская тот факт, что прощаться с погибшей Киевицей было лучше в отсутствие новых Киевиц, косвенно виновных в ее гибели.

– Понятно.

Остаток дороги Даша молча прислушивалась к стуку колес.

Вынырнув из недр Печерских холмов, поезд метро мчался через холодный и серый Днепр, и вагон пронзили невидимые стрелы сквозняков. Стоявшая напротив Даши девушка в легком белом плаще тряслась как хрестоматийный осиновый лист, обнимая себя обеими руками. Парень в бейсболке тщетно попытался подтянуть воротник ветровки до самых ушей. Деды оказалось одним из тех обманных осенних дней, когда утром еще почти лето, а вечером уже почти что зима…

Поезд замедлил ход, простужено чихнул и остановился на станции «Гидропарк».

Даша и Акнир вышли из вагона метро на открытый безлюдный перрон, и Чуб безрадостно огляделась. Донельзя оживленный в летнее время, сейчас пляжно-развлекательный остров меж Правобережным и Левобережным Киевом был почти мертв. По перрону гулял ледяной днепровский ветер. И Землепотрясная плотнее замотала вокруг шеи свой черный платок с веселыми черепушками и впервые пожалела, что надела сегодня не брюки, а короткую юбку. Она с завистью посмотрела на черное пальто-свитку Акнир, вышитое по краям магическим узором от холода – дочь Киевицы не замерзла бы в ней даже в лютый мороз. Нужно вышить так же и подол ее мини!

Пройдя через подземный переход, они миновали уже закрытое на зиму кафе «Русалочка» с хвостатой девой на вывеске. Слева, в гуще полураздетых деревьев, виднелись закоченевшие на зиму аттракционы: качели и карусели с потускневшей, успевшей облупиться краской. Большинство касс, киосков, ресторанов, кафешек и прочих развлекательных заведений были пусты и заколочены. Но откуда-то все еще слышалась музыка. По центральной аллее прогуливались немногочисленные любовные парочки и семейные пары с детьми.

– А почему Водяница засыпает в Гидропарке? – спросила Чуб.

– Я точно не знаю, так девочки на Лыске болтают. Они теперь с русалками шепчутся, у нас же официально объявлена дружба народов. И если они ошибаются, то плохо – придется рыскать по Киевскому морю, – уныло сказала ведьма.

– Но почему Гидропарк?

– Любимая кукла. Помнишь, я говорила, что он не всегда был островом. Всего лет сто пятьдесят назад он был частью Левобережного Киева. Но после одного из наводнений вода отделила от берега этот кусок. То был официальный подарок одной из Киевиц – Водянице. С тех пор вы никогда не дарили ей землю в центре Города. И водные ею до сих пор дорожат.

Чем дальше они уходили от центра парка, тем глуше были голоса немногих гуляющих, тем иллюзорней казались слабые звуки и слова заезженной попсовой песни «Remember, Remember…». Свернув налево, они дошли по дорожке к запертой за голубым решетчатым забором уснувшей лодочной станции и вновь повернули. Асфальт закончился. Минут шесть-семь спустя бездорожье привело к небольшому, прорезающему остров рукаву Днепра. На пустынном берегу росло живописное дерево из четырех сросшихся вместе стволов – один из них склонился над водой.

Судя по всему, здесь недавно прошел дождь – ослепительно желтые листья лежали на мокрой земле, похожей на сверкающее серое зеркало, и Даша поймала себя на том, что не может понять, где заканчивается земля и начинается вода… А желто-красные листья с прожилками на мокрой земле до смешного похожи на золотых аквариумных рыбок с огненными, разделенными прожилками хвостиками.

Акнир подошла к дереву, достала из кармана небольшой пузырек, раскупорила и с приговором вылила в воду. Чуб ощутила ужасающий запах рыбы и еще другой – незнакомый ей, но тоже неприятный и резкий.

Из воды внезапно повалил густой пар, точно рукав превратился в громадный котел. Но полминуты спустя белая кисея развеялась, юная ведьма подозвала спутницу движеньем руки, и, облокотившись на почти горизонтальный ствол дерева, как на перила, Даша Чуб увидела в темной воде Водяницу.

Высокая обнаженная женщина лежала на дне. Ее глаза были закрыты, руки сложены на груди – она походила бы на спящую, а еще больше – на мертвую, если бы не волосы… Длинные, во всю длину ее роста, кажущиеся сейчас серо-голубыми, они непрерывно двигались, скользили по телу, обнимая и пеленая его. Похожие на длинных и тонких змей, локоны то выпрямлялись, то извивались, ощупывая дно, как хищные щупальца, – волосы водной царицы никак не могли успокоиться.

– Светлая Водяница, от имени Трех ясных Киевиц приветствую тебя, – сказала Акнир.

– По что вы пришли? – Водяница не пошевелила губами. Глухой замогильный голос исходил из глубин ее тела – из-под слоя воды. Ее веки не дрогнули. Но волосы, вмиг ставшие темно-синими, задвигались, заколебались, их кончики стали походить на грозящие им строгие пальцы, недовольные тем, что пришедшие потревожили их.

– Мы пришли по душу новопреставленной Ирины, – сказала Акнир. – Она у тебя?

– Я отворила воды… Я открыла проход… И закрою его перед смертью… Смерть ждет всех. – Волосы Водяницы улеглись на дно с видом послушной собаки, свернувшейся у ног хозяина.

– О чем она? – шепнула Даша. – Какая смерть?

– Все нормально, – ответила ведьма. – Она имеет в виду зимний сон. Смерть воды подо льдом. Это мы, городские и порченые, а она – часть природы. А для природы жизнь, смерть – бытовые понятия. Эх, делать нечего, иначе не скажет.

С видимым сожалением дочь Киевицы бросила на мокрую землю свою небольшую лаковую сумочку, встала на нее коленями и приняла позу просительницы, согнувшейся в глубоком поклоне:

– Светлая Водяница, прости, что тревожим тебя в час Макошья, в канун Кратуна. Но нам надобно знать, есть ли среди твоих вил новая, по имени Ирина Ипатина?

– Я не знаю такой новой вилы…

– Вода знает ее. Посмотри, – Акнирам достала из кармана ксерокопию «Чаек», аккуратно опустила бумагу на водную гладь и утопила ее, приближая к лицу Водяницы.

Волосы Водяной девы зашевелились – они злились, били, как кошка хвостом. Водяница не желала поднимать веки.

– Оставьте, я хочу спать!.. Мои глаза на той стороне, они незрячи… вода холодна, мне не понять ваших чувств. Зачем вы пришли?

– Прости нас, Светлая Водяница, – покаянно повторила Акнир. – Прости, что побеспокоили тебя. Пусть твоя смерть будет светлой.

– Ирина? – Внезапно вода помутнела. На краткий миг царица приоткрыла глаза.

– Да, – быстро отозвалась Акнир. – Так звать ту, что посмела нарушить покой Вечного Города.

– Туман знает ее! Идите в конец Провалля. Ступайте вслед за Туманом… И передайте моей Ясной Пани: сегодня она узнает то, что желает узнать!

Водяница ударила рукой по воде, и водная гладь стала мутной, совершенно непроглядной, а когда ил снова осел, днепровская дева исчезла. У их ног лежали холодные темные воды Днепра.

– Ясной Пани – это кому же из нас? – не поняла Чуб.

– Русалки сплетничают, что Водяница почитает лишь Катю. И это плохо.

– Плохо?

Акнир поднялась со своей лаковой сумочки и недовольно оглядела ее подмокший бочок.

– Конечно, плохо, что в Городе раскол. Демон влюблен в Машу, Вася предана исключительно Кате…

– А ты?

– Моя мама верила в Трех. И я верю. Жаль, вы никак не научитесь работать вместе.

Все это не было особой тайной для Чуб.

– А что значит в Провалле? Куда она посылает нас? В бездну?

– Дух Бездны находится в бездне. Красиво! – Акнир наскоро прочитала над сумкой заклятие восстановления. – Проваллем, – пояснила она, – в Киеве издавна называют несколько мест. И конец Провалля – аллея к Зеленому театру. Ты вроде говорила: при жизни Ирина часто гуляла там…

Около получаса спустя Даша и Акнир вышли из перехода на Европейской площади.

Возле металлической радуги за филармонией они свернули направо – но пошли не вверх, по ступеням, к бывшему Царскому саду и мосту Влюбленных, а вниз – на неведомую, не изведанную большинством киевлян нижнюю террасу горы и дорогу, вьющуюся в сторону Зеленого театра.

Пройдя метров двадцать, они и впрямь точно угодили в Провал – даже сейчас, в середине дня, людей на тропе не было вовсе. И не только людей, но и примет их пребывания здесь. Лишь в самом начале пути им встретилась яркая пара: на дороге у каменного парапета стояли две девушки: одна с макияжем и черными ногтями типичного гота в ослепительно белом длинноволосом парике и широкой бархатной юбке до пят, вторая – с большим длинноносым фотоаппаратом в руках.

– Фотосессия, – присвистнула Землепотрясная Даша. – К Хэллоуину девки готовятся… Самое место!

Место действительно было колдовское, в «двух шагах» – в двадцати метрах вниз от самого сердца Киева – Парламентской библиотеки, Верховной рады, администрации президента – Город вдруг превращался в лес, в безлюдную чащу.

Языческая красота отчаянно-желтой колдовской киевской осени навалилась на них со всех сторон.

Солнца не было, но желтизна заменяла лучи.

Мир вокруг неприлично походил на страшно-прекрасную сказку

Мир вокруг был желт – снизу доверху. Желтая гора поднималась вверх – к общественному парку, желтая гора падала вниз, дорогу им усыпало яично-желтое золото. Небо почти полностью перекрывали склон горы и кроны деревьев, лишь прямо над головой можно было увидеть небольшой просвет, но и его уже заволок туман. И они словно угодили в середину громадного яйца – с туманным белком и желтком из янтарных листьев.

Тотальная, всеобъемлющая желтизна действовала странно: настроение поднималось, становилось бравурным, точно тебе вкололи дозу витаминов. Или наркотиков! Безлюдность пленяла; ты ощущал себя владельцем бесконечно-туманной оранжевой тайны, спрятанной под самым носом у центрального – официального, президентского, депутатского – Киева.

И было трудно поверить, что в каких-то двух шагах от этой безлюдной тропы начинается центральный Крещатик, улица Грушевского, стоит Кабинет Министров и очередные демонстранты с плакатами, и депутаты привычно жмут пятью пальцами пять кнопок сразу, дерутся и самозабвенно бросают друг в друга дымовые шашки…

– А ты знаешь, что горожане считают Лысой Горой это место? И у них есть доказательство, – шутливо сказала Акнир. – На ее вершине стоит наша Рада, где собирается главная нечисть.

– А внизу, пока в Зеленом театре не открыли клуб, тусовались студенты и сатанисты, – показала осведомленность Чуб. – Хотя я слышала, клуб недавно снова закрыли…

Колдовская тропа не чуждалась людей – пару раз на обочине встречались семейства пеньков. Старший из них был столом, меньшие – стульями. Тропа ждала и привечала гостей, но лишь избранных и самых бесстрашных – любое преступление, случившееся здесь даже в самый разгар дня, наверняка бы прошло незамеченным. Как и встреча любовников…

Из-за поворота показалась еще одна парочка – он и она – девочка в красном вязаном шарфике и забавной шапочке с двумя помпонами-ушками, парень, приобнимавший ее так, словно ведет по дорожке самую ценную вещь на земле. Влюбленные – особые звери, водятся в самых непригодных для жизни местах, ибо сама любовь – непригодна для большого официального мира и нуждается в нычках и тайнах.

И Даша невольно вздохнула «Где ты, моя настоящая любовь?»

И спросила:

– А как по-твоему, Маша и Мир счастливы?

– Считаешь, что нет? – растолковала ее вопрос Акнирам.

– Ну, вроде бы да… такая сладкая пара, да еще и с дитем. Но иногда мне кажется, Маша его просто использует – прямо как некромант души мертвых. Хоть сама Маша этого не понимает, наверное. Думает, что любит его.

– Не любит?

– Не знаю… но что-то в их отношениях не так – слишком они сладкие! Будто они все свои проблемы глазурью сверху залили, чтобы их не видеть во-още!

Чуб подождала ответа. Она не сомневалась: Акнир есть что сказать. Но дочь Киевицы и Помощница Главы Киевских ведьм великомудро промолчала. И Даше пришлось сказать это самой:

– Ты не думай, мне плевать что он – привидение. Я вообще за все формы любви – голубую, розовую, призрачную. Но ведь Мир не влюбился в Машу. Однажды он выпил моей Присухи. Это я случайно приворожила его к ней… потом он умер и оказалось, что это, типа, уже навсегда. Но что будет, если кто-то все же его расколдует? Он будет любить ее?

Парень и девушка исчезли… Акнир остановилась, вздохнула.

– Любые отношения, замешанные на сильной Присухе, опасны. И у каждой привязанности есть два конца. Душа Мира привязана к Маше. Но и Маша привязана к Миру, и еще неизвестно, чья связь сильней – слишком у них все намешано: и Присуха, и смерть, и любовь. Лучше не лезь туда… И нам лучше не отвлекаться сейчас. Мы не на прогулку пришли. Мы ищем Ирину Ипатину. Или ее следы. Иначе, зачем Водяница послала нас в это Провалля?..

Дочь Киевицы достала из кармана дизайнерского пошитого а-ля украинская свитка пальто небольшой зеленый мешочек, а из него – маленькую костяную женскую трубочку, уже заправленную травяной смесью. Осторожно взяла тонкий мундштук двумя губами, чиркнула спичкой… и секунду спустя из трубки выполз тонкой красной змейкой дымок, и по необычному запаху Чуб поняла: это отнюдь не табак и не банальная травка.

Багряная змейка затанцевала, как кобра, исполняющая змеиный вальс под дудку факира. И, сделав несколько «па», вырвалась на свободу – оторвалась от трубки и полетела вперед, указывая им направление пути.

Некоторое время они шли молча.

Неровная горбатая дорога то подбрасывала их вверх, то круто опускала вниз. Порой казалось, что Провалля штормит и у волшебной тропы – качка.

Огненная змеевица оказалась не лишней. Преодолев еще метров двести, они оказались в огромном коконе туманной ваты – в отдельном маленьком мире, оторванном от всех. Теперь их единственной путеводной звездой стала розоватая змейка.

Но Даша Чуб никогда не боялась стрёмных городских нычек и лазов. В том числе и тропы, ведущей к овеянному городскими страшилками Зеленому театру, именуемому в простонародье «зеленкой».

Чем дальше они шли за змеей, тем бравурней был Дашин настрой, тем чаще Чуб радостно пинала ногами ворох листьев, подпрыгивала, напевала, тем лучше понимала, за что Ирина Ипатина любила эту дорогу. Тем больше верила, что убийство приемного отца было страшной, дикой ошибкой! Делом рук неизвестного Ангела зла.

Не может человек, влюбленный в эту колдовскую тропу, – быть таким уж плохим!

Тропа словно с каждым шагом заряжала ее первозданной природной силой.

– Здесь на самом деле есть точка силы, – прочла ее мысли Акнир. – Если Ирина была некромантом, понятно, почему ей нравилось здесь. Место давало ей энергию, – в отличие от Даши, пристрастие Ирины к тропе юная ведьма оценила отнюдь не в пользу последней.

– Я бы тоже любила гулять здесь, если бы рядом жила, – защитила девушку Чуб. – Это значит, что я – некромантка?

– Это значит, что ты – ведьма, – сказала Акнир. – Потому тебе здесь так хорошо. И мне хорошо. А поскольку каждая третья киевлянка обычно потомственная ведь…

– Про потомство расскажешь потом, – сказала Чуб и быстро показала пальцем куда-то вперед.

Огненная змейка тоже метнулась в указанном направлении – вперед и направо, вспыхнула и исчезла прямо над головой пятого человека, встреченного ими на этой бесконечной тропе.

Но в отличие от девушек-готок и вездесущих влюбленных, этот человек казался тут вопиюще неуместным. Он словно только что вышел из Кабинета Министров – темно-синее пальто, дорогой серый костюм, галстук и уже испачканные влажной грязью туфли из тонкой кожи не подходили для прогулок по тайным тропинкам. Зато поза его объясняла многое: он пристроился чуть в стороне от дороги, согнувшись и держась обеими руками за ствол дерева, рядом валялась пустая бутылка водки. Если он выпил ее в одиночку, не удивительно, что он едва стоял на ногах.

– Это же Егор! – нетерпеливо толкнула спутницу Даша. – Жених Ирины. Помнишь, вдова говорила, что он как-то держится. Она ошибалась… Он сейчас упадет. Вот!..

Не удержавшись на своих двоих, Егор рухнул во влажную перину из желтой листвы. Даша бросилась было ему на помощь… но замерла в позе бегуньи с выставленною вперед правой рукой.

Ибо случилось нечто странное… невозможное!

Белый туман ожил.

Даша почувствовала это раньше, чем увидела.

Туман, обволакивающий тропу мистическим коконом, вдруг превратился из колдовского пейзажа в портрет. Подобно Афродите, появившейся на свет из белой пены, в тумане рождалось нечто – и это нечто билось в тумане, как кот в мешке, вырываясь наружу, желая обрести свою жизнь.

А затем лежащая на кронах деревьев полупрозрачная перина сместилась, потянулась к мужчине десятками тонких и длинных пальцев.

Множеством человеческих рук!

«Туман – это души умерших?..»

«Мертвые приходят к нам в виде тумана?»

Полупрозрачные руки коснулись мужчины в пальто, упавший на землю забился, как эпилептик, суча ногами, издавая хрипящий и мучительный звук.

«Туман знает ее!

«Ступайте вслед за Туманом».

Туман, подобрался, поджал живот, слившись в огромный густой ком, и пал камнем вниз. Егор исчез в белой мгле, став размытым пятном. Пятно заорало – невыносимо, истошно:

– Помогите!

Словно холодный туман жег его адским огнем.

– Помогите мне!

Выйдя из ступора, Даша слепо побежала на звук.

– Стой, стой, – вцепилась в ее одежду Акнир. – Не подходи к нему!

– Почему? – рассерженно крикнула Чуб, отталкивая спутницу.

– Быстро рисуй над ним Круг Киевиц.

– Я плохо рисую…

– Хоть как-то!

– Я во-още не вижу его…

– Рисуй наугад!!!

– Помогите!!!..

Крик несчастного сбивал Дашу, мешая сосредоточиться. Неуверенной рукой она принялась описывать в воздухе Круг и почувствовала, как указательный палец наткнулся на непонятную преграду. И преграда эта была леденисто-холодной – как сама смерть, как треклятый мертвецкий туман. Кто-то словно схватил ее за палец мокрой ладонью. Она взвизгнула и отпрянула.

– Помо… ги… те! – выл в тумане невидимый Даше Егор.

Сделав усилие, Даша все же преодолела невидимое сопротивление и закончила Круг Киевиц. И едва она завершила окружность – отчаянный душераздирающий вопль прекратился, перешел в тихий стон.

Туман рассеялся – сбежал, будто его сдуло ветром.

Неподвижное тело Егора, утопая в листве, лежало чуть в стороне от дороги.

– Теперь ты дашь мне позволенье к нему подойти? – бурчливо спросила Даша Чуб и, не дожидаясь ответа на риторически-вредный вопрос, подбежала к лежащему, не раздумывая, рухнула перед ним на колени, склонилась…

Светлоглазый, верный и преданный («в тюрьму из-за нее сядет, но поможет») красавец жених понравился ей еще там, на фото в гостиной!

И на первый взгляд «эпилептик» был жив и здоров – лишь дышал тяжело и глядел в небо бездумными глазами человека, пережившего тяжелый мучительный приступ и еще не успевшего поверить, что страдание ушло. Погруженный в свою боль, он, кажется, только сейчас заметил их появление – посмотрел на Землепотрясную так, будто впервые увидел ее, не спросил ее ни про Круг, ни про Киевиц.

– Как вы себя чувствуете? Вы меня слышите? – сердобольно спросила Даша.

– Кто вы?

– Мы мимо шли… Вам нужна помощь?

– Не знаю, – Егор сел на землю, втянул голову в плечи, нервозно огляделся вокруг. Его пальто и серый костюм были безнадежно испорчены, но он не обращал внимания на влажные грязные пятна.

– Вам плохо? Может, вызвать вам скорую? – подошла к ним Акнир.

– Нет смысла. Мне уже лучше, – в его словах было лишь неприкрытое желание избавиться от них.

– Вы ведь Егор, – утвердительно сказала Даша Чуб.

– Мы знакомы? – осведомился он не слишком дружелюбно, но без раздражения и впервые посмотрел на нее внимательно.

– Мы утром звонили вам. Мы должны были встретиться в пять часов. Ваш телефон нам дала мать Ирины, чтобы мы могли помочь вам с похоронами.

– Спасибо. Но мне не нужна помощь, – он сразу потерял к ним интерес. Осторожно потрогал свое горло.

– Это ваша? – Акнир указала на лежащую неподалеку пустую бутылку.

– Нет, я не пил… она не моя, лежала тут… здесь много такого добра… я просто пришел сюда. Мы раньше часто гуляли с ней здесь… Ирина всегда назначала мне свидания рядом с «зеленкой».

– И сейчас назначила? – невинным голосом задала вопрос Чуб.

Он скривился, как от внезапного спазма:

– Что-что?

– Она ведь вам пишет? Ира прислала вам sms и назначила свидание? Здесь?

– Нет. Я не знаю, где сейчас находиться Ира, – сказал он быстро заученно-нейтральным голосом. – Я просто пришел сюда, потому что думал о ней… и мне стало плохо.

– Мы видели. У вас раньше были такие припадки?

Егор не стал отвечать:

– Прошу простить меня, мне нужно идти. У меня очень много дел. Завтра похороны.

Он встал, пошатнулся на нетвердых ногах, огляделся, скользнув по ним взглядом, уже не отличая их от неодушевленных предметов – стволов, пеньков, дороги, столбов… Рефлекторно, словно стараясь защититься, обнял себя одной рукой за плечо и с неподдельным, нескрываемым страхом посмотрел на туман, прятавшийся сейчас высоко в листьях деревьев, – лишь туман казался Егору реальным собеседником, живым, одушевленным и вызывающим ужас.

– Спасибо, что не прошли мимо, – почти скороговоркой сказал он. – Мне действительно не нужна помощь с похоронами. Пусть Ада Антоновна ни о чем не беспокоится. Помогите лучше ей, поддержите ее. Прошу прощения. – Он двинулся прочь быстрым шагом. Но через десяток шагов не сдержался, припустил, почти побежал прочь – стараясь поскорей унести ноги из туманного Провалля.

С минуту Даша и Акнир смотрели, как он удаляется от них по желтой дороге и скрывается в белом сумраке.

Затем Чуб недовольно оглядела свои грязные коленки.

– Тю!.. Чулки порвала! – она придирчиво изучила хэллоуинскую расцветку в виде кровоподтеков и ран и не расстроилась. – А вообще, так даже лучше – креативней. Дырки однозначно вписались в дизайн… еще бы настоящей крови добавить…

– Лучше обойдемся без крови, – мрачно сказала Акнир.

– Но ведь Егору теперь ничто не угрожает? – уточнила Даша, подтягивая чулки.

– Нет. Круг Киевиц защищает его. Теперь она до него не доберется.

– Думаешь, это она? Ирина заманила его сюда, чтоб убить? Она прислала ему sms с того света? Она сейчас здесь? – вмиг потеряла оправдательную версию Чуб. – Ты вообще видела эти белые руки? А на нас туман тоже может напасть? – она поежилась, на туманной аллее стало сыро и холодно. Тропа перестала быть радостно-желтой – туман опускался вниз, окрасив деревья в пегую марь, заключив их в белую клеть, окончательно отрезав от мира.

– Вот и Мамки пришли, – устало сообщила Акнир.

– Что же нам делать теперь?

– Ничего, – резковато ответила ведьма. – Для Егора мы сделали все, что могли. А нам туман ничем не грозит. Для того Киевицы и чествуют душечек, чтобы Мамки с Деда5ми служили не только некромантам, но и нам – помогали и защищали. Пора возвращаться в Башню, пригубить рябиновку, разделить с ними хлеб. А то душки обидятся… Да и у Маши как-никак день рожденья.

– Ну нашу Машу и угораздило родиться вообще, – Чуб присела на влажный от тумана пенек и принялась чепурить свои креативные дырки.

– И это объясняет в ее характере многое. Точнее, все, – сказала ведьма. – Акнир снова достала свою белую трубочку из кости с тонкой резьбой, распалила ее, вызывая к жизни путеводную змейку. – Все мы похожи на дни, в которые мы родились.

– Типа знака зодиака?

– Катя, например, родилась в ноябре, почти в полной тьме… И тьма в ней сильна. Тьма идет из нее. И еще неизвестно, победит ее тьма или она победит свою тьму и станет ее повелительницей.

– А я?

– Ты родилась в дни Перунового лета, в дни всесильного огня.

– Только что-то мой огонь не особо горит.

– Он-то горит. И не его вина, что ты до сих пор не поставила на него даже кастрюльку, чтобы сварить себе хотя бы завалящую кашку, – хихикнула ведьма. – Но Маша… – Акнир покачала головой. – Она появилась на свет в тот день, когда целый мир оборачивается назад и всматривается в Прошлое. Потому она и стала историком, потому видит Прошлое так ясно и так далеко. Так любит его… И еще потому она, единственная из вас, не боится смерти.

– А я что, боюсь? – оскорбилась Даша.

– Ты не боишься рисковать, а она – умирать. Ведь она родилась в Дни Смерти, в Дни окончания времен, когда заканчивается свет и начинается тьма. Вот кто мог бы познать настоящее Провалля, дойти до любой его глубины, даже до Ада. И вернуться обратно. Смерть – часть ее «я». Как и возрождение. Потому из вас Трех лишь она способна воскрешать мертвецов. Потому что в день, когда она родилась, жизнь и смерть сплетаются в единое кольцо Уробороса, вчера и сегодня становятся неразделимыми, и то, что было, – существует всегда.

– Угу, – не вняла ее патетике Чуб. – Умирать она не боится, а сказать мужику, что у них есть ребенок, так трясця от страха. Уй, класс! – хлопнула себя по креативным коленкам она. – У меня землепотрясная мысль!