Текст книги "Любовь – не сахар, сахар – не любовь (сборник)"
Автор книги: Лада Лузина
Жанр: Социальная психология, Книги по психологии
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
«Что я должна делать? Что?
Кричать: я люблю тебя? Плакать: на кого ты меня покинул? Извиняться: прости, я больше не буду?
Как давно они стали любовниками? Сразу? Или только теперь, когда я объявила ему о разводе? Тогда я сама виновата. Но и он хорош…»
Она старательно накручивала себя, злясь с каждой минутой все сильней и сильней.
Какого чуда муж ждет от нее?
Какого б ни ждал – не дождется!
Сейчас она приедет и скажет ему: «Между нами все кончено!»
И лишь когда рука ее потянулась к двери парадного, Зоя вдруг поняла: у какой женщины он сейчас.
– Не уезжайте… – отчаянно замахала она таксисту.
Машина дала задний ход. Зоя упала на переднее сиденье.
– Воздухофлотский проспект. Быстро. Я доплачу!
Заурчав, такси рвануло с места.
И всю дорогу домой она старательно повторяла «волшебные слова»:
– Я знаю, ты мог мне изменить. Но ты не хотел подобного конца… Ты не любишь отдыхать дикарем и всегда пьешь горький кофе без сахара. Тебе нравятся галстуки в полоску… Ты любишь триллеры, засыпаешь на мелодрамах… Ты мудрый и умеешь прощать. Я знаю, ты приехал в Коктебель, чтобы вернуть меня!
Сумасшедшая
нелюбовная история
– Ты видишь мои крылья? – Это был не вопрос, а приказ.
Привычно подчиняясь ей, он нахмурил лоб, сузил глаза и тщетно попытался увидеть невозможное.
– Ты видишь их?
Он приподнялся на локтях в их двуспальной кровати. Женщина стояла спиной к нему, напротив распахнутого в май балкона, босая, в одних тоненьких трусиках. Каждое утро, вскакивая с постели, она проделывала этот странный ритуал, как иные зарядку. Расталкивала балконные двери, разводила в стороны руки, запрокидывала голову, будто собираясь взлететь. И стояла подолгу, закрыв глаза и медитируя о чем-то неясном и неведомом.
«Интересно, – думал он равнодушно, – видно ли ее из окон напротив?» Соседний дом стоял достаточно далеко, но его жильцы наверняка знали: здесь живет Легенда.
Певица!
Знали этаж и подъезд и могли настроить бинокли и подзорные трубы, чтобы любоваться на нагую эстрадную диву, словно специально позирующую им в раме балконных дверей. И конечно же, если бы в нашей убогой стране водились папарацци, они бы не упустили такой великолепной придури…
Он не спрашивал, зачем она поступает так глупо. Он давно уже устал ей перечить, зная: что ни говори, Певица все равно сделает иначе. Смирился с мыслью, что никогда не сможет ее понять, и перестал чему-либо удивляться.
Но сегодня она спросила:
– Ты видишь мои крылья?
Он посмотрел на ее напряженные руки с коричневыми островками локтей, на сведенные, по-детски подрагивающие лопатки. Безжалостное майское солнце услужливо подсовывало ему огрехи ее фигуры: усталость кожи, поплывший силуэт, наметившиеся складочки и морщинки. На миг ему стало жалко ее – так беспечно выставляющую свои «минусы» напоказ.
«Она думает, я люблю ее. Люблю такой, какая она есть…»
Он вздохнул:
«А какая она есть?»
Их начавшаяся несколько лет тому связь была, продиктована не столько его желанием, сколько тщеславием.
Стать любовником Певицы!
Любим ли мы артистов или нет, мы всегда влюблены в их славу, в магическую ауру звездности. Знаменитые кажутся нам богами, вечно счастливыми, сияющими, недосягаемыми. И лестно оказаться единственным, кто преодолел этот замкнутый круг. И так хочется нахлебаться из чаши их счастья…
Будучи заслуженным мелкосветским мачо, он знал: кайф от этой победы недолог.
Нельзя нарушать табу!
На артистку, как на картину, стоит смотреть только издалека. А подойдя к ней впритык, увидишь лишь хаотичную рябь мазков, застывших сгустков краски – вполне материальную, стареющую женщину, вредную и глупую, с морщинами и прыщами, слезами и сомнениями, комплексами и страхом потерять своего мужчину. И образ совершенства распадется навсегда на скучные и бытовые детали.
Она была не первой знаменитостью в его списке, и должна была стать очередной насечкой на его кинжале… А оказалась неразрешимым вопросом, на который он так и не смог найти ответ.
Он спал с ней в одной кровати, ел за одним столом и смотрел вечерами в тот же телевизионный экран. Но не мог докопаться до женщины. Певица упрямо оставалась Певицей, несмотря на целлюлит, аллергию на пух и потовыделение от жары. Подобно золотому Людовику XIV, который, просыпаясь в окружении августейших особ, торжественно препровождался ими на унитаз, умудряясь оставаться при этом недоступным «королем-солнце»… Ее легендарность была герметичной, как саркофаг, отрешенной от реальности быта, их отношений, ее собственного несовершенного тела.
«И какая она есть?!»
«А есть ли она?»
– Ты видишь мои крылья?
– Какие крылья, родная?
– Мои. Ведь я – ангел!
Он настороженно поглядел на нее, пытаясь понять: шутит она, выражается фигурально или на самом деле думает так? В интервью Певица часто говорила: «Я – икона, даже когда обедаю в ресторане»; «Я всегда была, есть и буду самым главным в этой стране ангелом». Впрочем, мало ли что говорят артисты в своих интервью. Хуже, что, занимаясь с ним сексом, обгладывая куриную ногу, подстригая волосы на лобке, она заявляла ему то же самое: «Я только похожа на человека. Я должна жить на небе. Я – божество».
Это случалось нечасто. И в такие минуты в желудке у него появлялась неприятная пустота и начинало противно ныть, и отчего-то ужасно хотелось вымыть руки. Он укачивал себя здравыми объяснениями: «Она просто обкатывает на мне тексты, которыми морочит голову своим фанам». Прекрасно понимая: бессмысленно пытаться объяснить ее ненормальность нормально. И испытывая к ней смешанное, гадливое чувство: любопытства и неприязни, – как при виде картинок в Книге рекордов Гиннесса, где красовались люди с двумя головами и самой длинным в мире хвостом.
– Конечно, ты ангел… – тщетно постарался вложить он в крылатое слово приемлемый земной смысл.
– Правда? – обрадовалась Певица. – Ты видишь их?! Опиши, какие они?
– Кто? – осторожно уточнил он.
– Мои крылья. Их должны увидеть все!
– Кто все?
– Мои зрители. Скоро они поймут, кто я! Я открою им истинную суть!
– Какую? – спросил он офигело.
– Небесную и крылатую!
Ему вдруг показалась, что действительность расползается по швам, и он действительно сходит с ума.
В горле всплыл комок тошноты. А тело сжал страх потери себя – коммуникации, координации, гравитации – тысячи вещей, из которых, как из мельчайшей мозаики, складывалась картина его нормального мира.
«Да ведь она – сумасшедшая!» – внезапно осознал он.
И в ту же секунду почувствовал под ногами земную твердь.
Даже странно, отчего эта нехитрая мысль не приходила ему в голову раньше?
Он смерил Певицу прищуренным взглядом и наконец увидел то, что хотел: голую тридцатишестилетнюю идиотку, с вывернутыми мозгами и стареющим телом, воображающую из себя бог знает что!
Боже, какое простое разъяснение неразрешимой загадки!
Она – обычная шиза, мечтающая о каком-то межгалактическом успехе и не замечающая: за последние годы ее популярность планомерно сходит на «нет». Безумная, без клепки в голове, живущая в своем придуманном мире. Сегодня она самозабвенно «отращивает» крылышки, а завтра целенаправленно сиганет с балкона, желая проверить свою крылатость на деле…
– Опиши мои крылья! – требовательно попросила Певица.
В ее позе была трогательная ребяческая старательность. Она на полном серьезе ждала, что сейчас любовник скажет ей: «Они белые, пушистые, длиной… ну, примерно в метр».
«Во тронутая!» – он скрипнул зубами от злости на себя. Прожившего несколько лет с душевнобольной! Маньячкой, запудрившей ему мозги!
Вот вам и вся Легенда…
Впрочем, когда-то он читал: именно умалишенные зачастую и становятся знаменитыми, претворяя в жизнь свои полоумные idee fixe.
– Ну! – поторопила Певица.
– Да отстань ты от меня! – выплюнул он брезгливо.
Он слышал, как с треском рвутся невидимые нити, связавшие некогда две их жизни. Он встал с кровати. Мысленно он уже стоял на пороге, уже ушел от нее…
– Что случилось? – Певица обернулась.
– А то, что нечего перекидывать с больной головы на здоровую! – заорал он с нежданно нахлынувшей злобой. – Из тебя такой же ангел, как из меня милиционер! Хочешь вытворить то же самое на своем сольнике – давай! Пусть народ поймет, кто ты! Обычная городская сумасшедшая! Старая дура! Лучше б ребенка родила!
И крик сразу принес ему облегчение…
Счастье – сокрушить непонятный, постылый, унизительный идеал.
Долгожданное чувство свободы.
«Я – нормален! Нормален, как все!
А она – сумасшедшая!»
Она опустила руки и посмотрела на него обиженно и с укоризной. В ее взгляде не было и тени сомнения.
– Уходи, – сказала Певица твердо. – Уходи навсегда.
* * *
Концертный зал дворца «Украина» был заполнен народом. По правде сказать, он думал, людей будет меньше – надеялся увидеть в зрительских рядах проплешины пустых мест, свидетельствующих о ветхости ее славы.
Но Певица не выступала почти три года, и старая гвардия ее фанов дружными рядами пришла полюбоваться на воскрешенье своей звезды.
Отвергнувший любовник стоял возле входной двери, сложив руки на груди. «Ладно, ладно, – думал он злорадно. – Подождите, сейчас увидите ТАКОЕ…»
Напротив него, в кресле у прохода сидела молодая мама с четырехлетней дочкой на руках. Девчушка, разряженная, точно импортная кукла, елозила на коленях и неприкрыто скучала. Сольный концерт Певицы приближался к концу. Подростки танцевали под сценой. Зал преданно поаплодировал очередной песне и притих в ожидании следующей. Певица вышла на авансцену и развела руки, словно собиралась взлететь.
«Вот оно!» – подобрался парень.
С минуту в зале было тихо, затем послышался недоуменный шепоток, удивленные реплики, свистки.
Певица стояла молча, запрокинув белокурую голову и крепко зажмурив глаза – как обычно, не слыша и не видя ничего вокруг.
«Дура, – подумал он. – Надо было хоть подстраховаться: фанфарами, спецэффектами, блестками с потолка… Тогда бы тебе это еще могло сойти с рук! А так…»
Пауза затянулась.
Люди уже бескомплексно роптали, выражая свое недоумение. И он стоял, наслаждаясь ее позором.
– Что происходит?
– Ей плохо?
– Это конец?
«Да, конец, – ухмыльнулся он. – Если она простоит так еще пару минут, завтра уже никто не вспомнит, что шоу было удачным. Все запомнят только этот идиотский финал…»
Кто-то встал и пошел к выходу, громко выражая свое недовольство.
– Эй, ты там че, заснула! – резко заорал мужской тенор.
Скорчив недовольную обезьянью гримаску, мамаша подхватила свою кукольную дочурку на руки и направилась к дверям.
– Вы видите? – внезапно взвыла в микрофон Певица. – Видите?!
На секунду зал снова затих.
И в этой почти осязаемой тишине раздался звенящий от восторга голос девочки:
– Мама, посмотри…
– Мамочки! – пораженно вскрикнула мамаша «куклы».
«Невозможно!» – подумал он, испуганно сжимая голову руками, как будто хотел расплющить свой мозг в наказание за предательство.
– Не может быть… – эхом пронеслось по залу.
«Не может, не может, не может…» – истерично повторял он.
– Мама, у тети крылья! Она что, ангел?
Самоубийственная история
юмористически-феминистический триллер
– От любви не умирают!
В его голосе чувствовалось раздражение человека, который никак не может отодрать от рукава своего свитера проклятый репейник.
– Еще как умирают! – Я вцепилась в его руку с отчаянием утопающей. – Если ты уйдешь, я умру!
Он снова дернулся в сторону двери, но я повисла всем телом. Еще одно движение, шаг в сторону, и я поволочусь за ним по полу, с тихим и утробным воем, растягивая рукав его дорогого свитера. О, он знал программу моего выступления наизусть!
– Прекрати устраивать цирк. Ты ведешь себя как сумасшедшая! – Я чувствовала: сейчас он меня ненавидит. Ненавидит за то, что поступает со мной подло и знает это. И за то, что я не даю ему возможности об этом не знать.
– Я не сумасшедшая, это ты сводишь меня с ума! Ты не понимаешь, я умру без тебя… – С языка чуть не сорвалось «падла», но я вовремя спохватилась. – …любимый. – Впрочем, в моем варианте это были слова синонимы.
– Прекрати немедленно! – Он больно схватил меня за запястье и брезгливо отшвырнул мою ладонь. – Если тебя так смущает свобода наших отношений, можем прекратить их вообще. Хочешь?
Так родители-садисты спрашивают своих маленьких детей: «Хочешь, я отдам тебя в детдом?» И наслаждаются их перекошенными от ужаса мордашками, прекрасно – слишком прекрасно! – зная ответ на этот вопрос.
– Учитывая, что сейчас ты идешь к ней, то я двумя рогами «за».
Я старалась, казаться независимой и ироничной, но слезы предательски размывали губы в противное дрожащее желе.
– Вот и славно. – Он резко застегнул молнию на ярко-голубой кожаной куртке с желтыми вставками на плечах.
– Учти, – предупредила я, – моя смерть будет на твоей совести! Либо я умру, либо убью тебя…
Господи, как я его сейчас ненавидела!
– И не умрешь, и не убьешь, – презрительно скривился он и, напялив на голову пижонскую желтую кепку с козырьком, демонстративно хлопнул дверью.
Я тут же рванула ее на себя и заорала под аккомпанемент убегающих шагов:
– Я умру-у-у-у!!!
– Да пошла ты… – донеслось снизу.
Короче, мне не оставалось ничего, кроме как умирать.
* * *
Вот уже год я сидела, опустив руки, в которые должна была себя взять.
Моим единственным спасением была горящая работа, которую я специально оттягивала до последней минуты, чтобы иметь возможность хотя бы несколько часов подряд думать: «Все, конец, не успеваю!» – вместо: «Господи, как я его люблю!» Качество труда – резко падало. Начальство – злилось. А я сдыхала, потому что, окончив, в ту же секунду снова вспоминала о нем.
Каждый день я просыпалась в слезах и соплях, измученная эротическими ужасами, посвященными его изменам. Мой спаситель-будильник укоризненно разводил двумя стрелками, показывая мне: я сделал все, что мог, – ты все равно проспала. При мысли об очередных воплях шефа волосы вставали дыбом. Но, прежде чем я успевала («Кошмар! Опаздываю!») доскакать галопом до ванной и попасть в рот зубной щеткой, я уже по уши погружалась в молчаливую истерику под кодовым названием «Почему он не любит меня?». Причем под местоимением «он» подразумевался вовсе не начальник.
Надраивая зубы, выщипывая брови, натягивая чулки, по дороге на работу, на работе, возвращаясь домой, вечером, ночью, утром – я день за днем безрезультатно ломала голову над тривиальным вопросом: «Что делать, если я его люблю?» Хотя, судя по тому, что за несколько тысяч лет ни один безответно влюбленный идиот так и не разгадал эту загадку Сфинкса, было ясно: мое параноидальное стремление к истине тоже не увенчается успехом.
Тем не менее, несколько месяцев я истерично металась между двумя вариантами ответа.
Первый: «Я люблю его, несмотря ни на что!»
Вариант второй: «Он – сволочь».
И в зависимости от того, к какому из них приходила накануне, остервенело доказывала своему любовнику, что:
я прекрасно проживу без него;
хреново, но проживу;
умру без него на следующий же день;
в тот же день;
в тот же час;
в ту же секунду, как он уйдет!
Но, в независимости от темы и тяжести моих аргументов результат не менялся. Я по-прежнему любила его со всей горечью безысходной любви и по-прежнему жила…
Но все! Дудки!
С меня хватит!
* * *
Прорыдав нужное количество часов, я занялась своим самоубийством.
Наиболее простым способом казалось повеситься.
Но в то же время – самым антиэстетичным:
а) укакаешься;
б) уписаешься;
в) лицо будет синим и перекошенным;
г) язык вывалившимся и распухшим;
д) вонь страшная.
Короче, тот еще натюрморт. Явно не спровоцирующий моего любимого рвать волосы и кричать над телом: «Ненаглядная, на кого ты меня покидаешь?!»
По тем же соображениям вариант «утопиться» тоже отпадал. Случай аналогичный, с той лишь разницей, что распухшим будет не только язык, а синей – не только морда.
Броситься под колеса машины или с балкона девятого этажа – представлялось и того хуже. Мой парень, конечно, любил фарш. Но не сырой и отнюдь не в гробу…
Как ни крути, а идеальней отравления ничего не придумаешь. Яд – лучшее лекарство от любви!
Но тут вставала иная проблема: КАК?
Это в детективах Агаты Кристи все непрерывно травят друг друга цианидами. А где их взять нормальному человеку? И если негде, чего еще можно проглотить?
Интенсивно наморщив лоб, я начала скрупулезно потрошить домашнюю аптечку.
Цитрамоном, аналгином, упсой и валерианкой – явно не получится. Так же, как бронхолитином и аспирином. Никаких иных лекарств я не употребляла, здоровячка хренова. Конечно, в Киеве несколько сот аптек, и, несмотря на то что сегодня выходной, большинство из них работает. Но какой мне толк от их богоспасаемого трудолюбия, если я все равно не знаю, что покупать? Сильнодействующее снотворное, как известно, продается только по рецептам. Остродействующие сердечные препараты – тоже. Правда, где-то я читала, что император Нейрон траванул собственного дядю слабительным. Но это меня совершенно не устраивало (смотри «повешение», пункт «а»).
Обессиленная неудачей, я с размаху завалилась на захламленный газетами диван. Мало того, что жизни нет, так еще и отравиться нечем! А еще говорят, у нас демократическая страна. Как же! Придешь в аптеку и скажешь: «Что-то у меня душа болит, дайте, пожалуйста, какого-нибудь обезболивающего яду!» И куда только все подевается? Кто признает за тобой свободу умереть по собственному желанию? Либо на хрен пошлют, либо милицию вызовут. Эх, верно написано у Ануя: «Уж если трудовой народ и в воскресенье не имеет права покончить с собой для собственной надобности, нужно немедленно устраивать революцию». Хоть бери откладывай мероприятие и иди борись за права самоубийц!
Я сладко закрыла глаза и представила себе чудную картинку. В аптеке в разноцветных коробочках стоят яды на любой вкус. И к каждому – подробная инструкция!
Цианид: «Умираешь прежде, чем успеваешь допить стакан. Добавьте несколько капель в миндальный ликер, чтобы не чувствовать неприятный запах…»
Мышьяк: «Рекомендуется тем, кто хочет помучиться перед смертью не только угрызениями совести. Поскольку лекарство имеет запах чеснока, гурманам рекомендуется употреблять его в комплекте с блюдом, имеющим соответствующую овощную добавку…»
А по телевизору идет реклама новейших препаратов:
«Депрессия? Неприятности? Проблемы?
Яд "Мгновение" избавит вас от всех проблем!
Легкое головокружение и головокружительная эйфория.
"Остановись, мгновенье, ты прекрасно!" – и время останавливается…»
А дальше такая веселенькая музычка и оптимистичный тенор за кадром:
«Чудо-яд, волшебный яд – помогает всем подряд!
Яд "Мгновение" – райское наслаждение!»
Или того проще:
«Быстродействующие лекарство "Танатос"! Умрете тихо, мирно и с удовольствием. Телефон для частных и оптовых покупателей 246-66-00. Тем, кому приспичило, доставка на дом».
Вот это жизнь! Эх…
Немудрено, что открывать глаза катастрофически не хотелось.
Я знала: та, другая, жизнь, с которой я сейчас окажусь тет-а-тет, будет совершенно иной. Любимый бросил. С работы практически уволена. Через два месяца мне исполняется тридцать. И нечем даже отравиться! Потому как по TV крутят лишь рекламу спрей-дезодоранта, обрызгавшись которым, ты ждешь, что встречные мужчины будут дарить тебе цветы, а на деле они шарахаются от тебя в троллейбусе, поскольку ты воняешь не меньше… (смотри «повешение», пункт «д»)
Сдерживая вновь пробивающуюся слезу, я осторожно приподняла веки и неожиданно поняла:
Бог все-таки существует!
Решение всех моих проблем лежало прямо у меня под задницей – из-под моей «мадам сижу» выглядывал сморщенный кусочек газеты с душераздирающим заголовком:
«Жертвой киевского маньяка-убийцы стала уже третья девушка!»
Господи, спасибо тебе!
* * *
Перечитав статью пять раз, я опять погрузилась в раздумья.
Все складывалось как нельзя удачней.
Во-первых, маньяк – киевский!
Редкое везенье: не нужно переться хрен знает куда и гулять по окрестным лесам какого-то Житомира.
Во-вторых – работает в центре!
Еще лучше! Ненавижу шляться по Березнякам, тем паче там сейчас такая жуткая криминогенная обстановка, еще неизвестно, на кого нарвешься. А тут – просто прелесть – все три трупа были найдены в сквере возле памятника Тарасу Шевченко. Если верить судмедэкспертизе, жертвы были вначале оглушены тупым предметом (предположительно кирпичом), затем убиты ударом в сердце предметом колющим и режущим. Найдены аккуратненько разложенными на скамейке. На лбу каждой – губной помадой было нарисовано сердце, пронзенное стрелой…
Последний факт меня, правда, несколько покоробил. Мещанские сердечки я всегда считала последней стадией пошлости и безвкусия. Но, с другой стороны, перед похоронами ведь все равно обмоют! А в остальном: и быстро, и не больно, и выглядеть будешь пристойно. Плюс в газетах о тебе напишут. Чего еще желать?
Однако была еще одна информация. Но я даже сомневалась, верить ей или нет, – слишком уж хорошо все складывается, чтобы быть правдой!
Четвертая девушка, которой удалось спастись из лап убийцы, дала в статье свои показания. Мол, вечером в сквере к ней подсел мужчина лет тридцати семи, высокий, плечистый, в белом пальто.
(Ну прям не маньяк, а принц!)
Начал вежливо, интеллигентно знакомиться.
(И не просто принц, а джентльмен Уэльский!)
Барышня, понятно, такому сближению не сопротивлялась, ведь (дальше шел дословный текст): «Это был не мужик, а воплощенная мечта каждой бабы – нечто среднее между Аленом Делоном и Виктором Ющенко».
(Можете себе представить этот убийственный гибрид?!)
Ниже следовала журналистская ремарка, что по данным словесным показаниям фоторобот убийцы милиции составить не удалось.
(Ясный перец! Делон – еще туда-сюда. Но кто б из ментов рискнул развешивать по городу листовки с надписью «Опасный маньяк» под портретом Виктора Андреевича?)
Правда, когда красавец задал даме вопрос: «А могла бы ты умереть ради любви?» – ее это слегка насторожило. Тем паче, повторил он его несколько раз и «Неожиданно его интеллигентное лицо словно бы начало таять на глазах, а в глазах мелькнула опасная страсть!»
Тут в сквер завалили ее пьяные сокурсники, начали к ней приставать и уволокли с собой чуть ли не силой. Причем девушка смертельно разобиделась на своего кавалера за то, что он не оказал им сопротивления, а на ребят – за то, что сломали ей личную жизнь. На следующий день даже грозилась заявить на них в милицию и посадить за хулиганство. Но прочла в газете о третьей жертве, всплакнула и таки заявила на Уэльского…
«Как жаль, – заявляла она в конце статьи, – что такие мужчины попадаются только среди маньяков!»
Что ж, как говорится в одном небезызвестном фильме: у каждого свои недостатки.
* * *
В девять вечера я подошла к скверу рядом с университетом Тараса Шевченко. Немного постояла и подумала, давая себе время осознать, что это судьба, и решительно развернула острые носы своих сапожек в сторону самой темной из аллей.
Несмотря на нежный октябрь, на мне была надета зимняя дубленка до пят, тяжелая, как все мои смертные грехи вместе взятые. Уже два года я таскала на себе этот шалаш из оцинкованного железа. Зато она была недорогой и очень теплой – два достоинства, сводящие этот недостаток до ранга легкого неудобства. В сумочке лежала пара бутылок водки для «сугрева» и для «чтоб не так страшно». Первое «для» представлялось более актуальным, поскольку свидания мне маньяк, увы, не назначал и сколько придется ждать, знал один господь бог.
Помимо этой, на горизонте наблюдалось еще две проблемы.
Первая – как мне опознать нужный объект, если он будет проходить мимо?
В данном мини-парке издавна тусовались киевские шахматисты и гомосексуалисты. Цепляться ко мне они точно не станут – ни тем ни другим я по формату не подхожу. К тому же «черно-белые» в такое время уже сидят дома. А вот у «голубых» сейчас самый «час пик» любви. И как мне, спрашивается, отличить маньяка от педераста, чтобы не дай бог не прицепиться к последнему вместо первого?
Вторая – была и того хуже.
Возраст всех убитых девушек (включая одну недобитую) колебался в диапазоне от 16 до 24. И я явно не проходила по возрастному цензу! Оставалось надеяться, что в темноте худо-бедно проканаю под малолетку…
В конце концов, не будет же маньяк спрашивать у меня паспорт!
* * *
Ближе к полночи я не выдержала и распечатала первую бутыль. Еще два часа спустя, существенно опорожнив оную, преисполнилась самыми черными пророчествами.
Где, черт возьми, написано, что убийца прогуливается тут каждый вечер? Не исключено, придется караулить его и завтра, и послезавтра… А если так пойдет и дальше, прежде чем умереть, я превращусь в конченую алкоголичку. Ибо, сидя ночью в пустом сквере в ожидании смерти, ничем иным заниматься невозможно, и в моем случае «лучше поймать птицу перепил, чем птицу недопил».
Я снова и снова с отвращением прихлебывала горькую водяру, чтобы набраться храбрости. Нет, мне не страшно было сидеть одной в безлюдном парке! Но я приходила в панический ужас от мысли, что рано или поздно придется вернуться домой, в мою пустую квартиру и…
…жить дальше!
Еще целый день. А возможно, еще и еще!
Серебряные аллеи мерно покачивались предо мной в ритме колыбельной. Золотые листья казались мертвенными и призрачными в прозекторском свете фонарей. Осенняя ночь окутала меня мокрым холодом, будто огромным влажным одеялом. И мир вокруг, безлюдный, черный, был точно срисован с моей души.
«Унылая душа, очей очарованье, приятна мне твоя прощальная краса…» – пьяно продекламировала я вслух, упиваясь жалостью к себе.
Слова растворились в пустоте. Она съела их раньше, чем они прозвучали.
– Девушка, вы не знаете который час?
Я резко обернулась. За моей спиной стоял мужчина лет сорока. И больше всего меня поразило то, как в этой чуткой, настороженной тишине, где даже сухое падение листа тянуло на громогласное шоу, он исхитрился подойти ко мне так неслышно и незаметно.
– Вы не знаете, который час? – повторил призрак.
Я машинально посмотрела на часы, затем на свою бутылку. Они свидетельствовали: время приближалось к половине третьего утра и второй трети «Столичной». Черт возьми, когда я успела столько выпить? Я, должно быть, уже пьяна до чертиков!
Мужчина терпеливо ждал ответа. Его улыбка с ровными зубами маячила у меня перед глазами – все остальное расплылось, как мокрая акварель.
– Два часа тридцать минут, – выговорила я с трудом.
– Поздно. Вам, наверное, уже пора быть дома, – заботливо сказал рот.
Я постаралась навести резкость.
Если я не сконцентрируюсь, все пропало. Нужно срочно выяснить: маньяк он или не маньяк? И, если маньяк, сказать что-то завлекательное. А если нет, отшить его поскорей, чтобы не отпугивал маньяка.
– Возвращаться домой – плохая примета, – лихо заявила я. И сделала еще глоток, сочтя, что это прекрасный тост.
Рот раскачивался напротив меня, словно маятник часов.
«Видала я мужчин без улыбок, а вот улыбку без мужчин…» – мелькнуло в голове.
Я осторожно сжала ее руками и попыталась намотать мысль на последнюю оставшуюся извилину. Незнакомец сел на скамейку рядом со мной – похоже, все-таки маньяк… Правда, на описание совсем не похож. На мужчине была кожаная куртка, не имеющая ничего общего с белыми доспехами принца. Впрочем, после такого количества водки без закуси я была уже непрошибаемой демократкой. Ну и пусть без пальто! Какая в три часа ночи разница? Главное – кто еще кроме маньяка будет клеиться к женщине в такое время суток? Значит, он – маньяк.
Слава богу, наконец-то!
– Вы хотите со мной познакомиться? – воскликнула я, не сумев сдержать радость.
– По правде говоря, да, – напряженно ответил мужчина, явно не понимая причин столь бурного восторга.
Стесняется, бедненький! Нужно его подстегнуть!
– А нет ли у вас желания сильно ударить меня по голове кирпичом вот сюда? – вежливо уточнила я, с трогательной готовностью подставляя ему затылок.
– Ну что вы… – промямлил он и попытался было встать, но я отчаянно вцепилась ногтями в его кожаный рукав.
Неужто он заметил, что мне не шестнадцать? Тогда все пропало!
– Я вам не нравлюсь? – Я подобострастно заглянула ему в глаза, безуспешно пытаясь собрать свою расплывшуюся пьяную морду в миловидное выражение лица.
– Ну почему же, вы очень хорошая девушка. – Произнося это, он изо всех сил пытался оторвать мои пальцы от своей куртки.
– Вот и чудесно, – затараторила я, решив, что надо как можно быстрее описать ему все прекрасные перспективы развития наших отношения, чтобы он не убежал по недомыслию. – Сейчас мы пойдем ко мне домой. Вы стукнете меня по голове кирпичом… Кирпичи лежат там, неподалеку, на стройке. Я сама принесу, можете даже не утруждаться. Только, пожалуйста, постарайтесь так, чтобы сразу насмерть… А потом, – поспешила обрадовать я его, – если хотите, можете меня изнасиловать! Мне не жалко!
Вместо этого он больно ударил меня по руке и, выплюнув мне в лицо «Сумасшедшая!» – кинулся наутек.
– Куда же вы?! – в истерике заорала я. – Как же я без вас умру?!
И, отшвырнув полупустую бутыль, рванула за ним.
* * *
Он мчался вниз по бульвару Шевченко. Я видела его удаляющуюся черную спину. Бежать на каблуках с горы было крайне неудобно. Сумка с оставшейся бутылкой размеренными ударами колотила меня по бедру. Я путалась в полах дубленки и выла навзрыд…
Катастрофическое deja vu – боль в руке, которой я пыталась удержать мужчину, и крик «Сумасшедшая!» – отрезвили меня, как вылитое на голову ледяное ведро боли. И теперь я бежала-бежала-бежала не столько за ним, сколько от нее, рыдая и на ходу размазывая косметику по щекам.
Каблук нервозно хрустнул, я завалилась на одну ногу, не удержала равновесие и упала на асфальт.
Это была катастрофа! Окончательная и бесповоротная.
Я лежала, не двигаясь, замерев от боли (душевной, а не физической, так как дубленка смягчила удар), и беззвучно плакала, глядя в небо.
Все кончено! Я не нужна даже маньяку! Я не нужна никому, старая, глупая, привязчивая неудачница!
Внезапно я почувствовала: чьи-то руки пытаются оторвать меня от земли, и старательно зажмурилась.
В лучшем случае – это вор. В худшем – милиционер, который спровадит меня в участок как пьяную проститутку…
Но обе версии сразу пришлось отмести за бездоказательностью. Кто-то взял меня на руки и понес в неизвестном направлении. А насколько я разбиралась в жизни, ни воры, ни менты подобной романтикой не страдали.
Я осторожно приоткрыла правый глаз и снова уткнулась взглядом в рот. Мужской. В порядке исключения неулыбающийся.
– Как ты себя чувствуешь? – заговорил он.
Это был Его голос!
Осторожно полапав руками то, что было в пределах моей досягаемости, я нащупала спасительную кожу.
– Очень плохо, – сдержанно отчиталась я.
Он опустил меня на скамью.
– Может, все-таки откроешь глаза и объяснишь, что случилось?
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?