Текст книги "Wu-Tang Clan. Исповедь U-GOD. Как 9 парней с района навсегда изменили хип-хоп"

Я делал все это, чтобы выжить, и это не означало, что я собирался полностью погрузиться в этот образ жизни. Я все еще видел те границы, которые были для меня вне нормы, и старался не пересекать их – хотя часто был очень близок к этому.

Я торговал с «26 Моб» из 260-го дома в Парк-Хилле. Я и кучка парней с моего района и из Нью-Брайтона. Это была моя первая банда малолетних барыг. Мы наблюдали за некоторыми старшими чуваками и слушали, когда они делились правилами игры.

Был один чувак, Барри Блу, на которого мы все хотели походить. Он торговал по-крупному. Мы пытались впитать в себя часть его мудрости и подражали его стилю. Его застрелили в квартале Острова, который исторически был связан с наркоторговлей. К сожалению, парни, убитые в наркоквартале, никому не были особо интересны. Но история Барри Блу интересна тем, что он погиб точно так же, как его отец, занимаясь тем же самым в том же самом квартале. Два поколения живут одной и той же жизнью, идут одним и тем же путем. Можешь себе представить? Каковы шансы?

Тогда это не показалось мне странным. Большинство из нас были готовы жить и умереть, торгуя в том квартале. Ты должен был это осознавать, иначе ты просто врал самому себе.

Я втянул Meth в наркоторговлю, чтобы он тоже мог заработать немного денег, прокормить себя и одеться. Он потерял работу, бросил школу, его выгнали из дома. Он переживал очень тяжкие времена, тогда вообще было очень мало возможностей для молодежи. Обстоятельства припирали нас к стенке, и мы делали все, чтобы выжить.

Переход Meth с пятидневки на улицу был непростым. Когда он впервые вышел на точку, он не мог ничего продать, даже чтоб спасти свою жизнь. Чтобы начать продавать и увеличивать клиентуру, нужно было бороться и доказывать свою силу и правоту. Я сказал ему:

– Йоу. Чуваки не будут уважать тебя, пока ты не поставишь их на место.

Чуваки наставили на него ножи и пистолеты, задирали его, но в конечном счете Meth пробился.

Он должен был научиться иметь дело с наркоманами и со всем, что они могли вытворить, чтобы получить свою дозу. Толкать наркоту на улицах было настоящим безумием. Попадались воры, которые пытались стащить твою заначку, женщины, которые готовы отдаться за дозу.

Однажды к нему подъехал один знакомый нарик и опустил стекло, Meth подошел и протянул ему пакет с крэком. Вместо того чтобы заплатить, чувак выхватил крэк и начал отъезжать, а Meth висел на дверце машины! В конце концов он вырвал руку и покатился по улице, он был весь исцарапанный и униженный. В тот раз он определенно проиграл.

Но после этой истории каждый раз, когда Meth выходил на точку, он старался контролировать квартал. И добился своего. С ним расплачивались все. И никто не смог бы ничего продать там, он был единственным барыгой на этой точке. Все, что можно было сделать, это подождать, пока его заначка закончится и он уйдет за новой партией. Даже в этом случае никто не осмеливался встать на это место.

Такая стабильность пришла примерно через две-три недели после того, как он вошел в игру. Мы с ним были как Бэтмен и Робин в квартале. Мы приходили и просто закрывали его. За пару часов делали пару стопок бабок и уходили. Мы шли домой, курили траву, Meth (тогда еще Шакуан) писал рифмы. Все это превратило его в рэпера, которого мы знаем как Method Man. Он вплел уличную жизнь в свои рифмы, писал про оружие и наркотики, потому что был знаком с изнанкой этого мира.

Мы зарабатывали столько, что другим барыгам ничего не оставалось. В квартале было человек десять торговцев, но мы с Meth были единственными, кто работал в паре, остальные чуваки работали в одиночку.

И мы делали все, чтобы увеличивать наш достаток. Мы разделили клиентов, мои на одном конце квартала, Meth на другом, так что ни один клиент не мог пройти мимо. Когда он торговал из машины, я работал в доме. Это было безумием. Дошло до того, что мы начали чувствовать, когда нарики спешили за своей дозой, и мы непременно появлялись там.

Субботнее утро между 6.00 и 11.30 было убийственным. В это время страждущие выстраивались цепочкой. Затем около полудня и до 14–15 часов наплыв спадал. А потом, где-то с 17.00 до 01.00 они снова непрерывно приходили, толпы, толпы, толпы. Трафик был сумасшедший, люди постоянно нас атаковали. В воскресенье поток замедлялся настолько, что иногда продаж не было. А в понедельник они возвращались снова.

Первые дни месяца тоже были «хлебными». Вот о чем песня Bone Thugs-N-Harmony «1st of Tha Month». В это время приходили чеки по социальным выплатам, поэтому поток увеличивался.

Таковы были правила. Чувакам с травкой не нужно было все это делать. Они работали 24 часа в сутки, 7 дней в неделю, утром, днем, вечером, ночью, трафик шел непрерывно, медленнее, чем у нас, но стабильнее.

Кокаиновые и крэковые наркоманы вели себя по-другому. Когда было слишком жарко, например, они не выходили за дозой. В определенные часы они спали.

В какой-то момент наше доминирование в квартале дошло до того, что другие барыги натравливали на нас полицию. Полицейские знали, что кто-то продает наркотики, но не знали точно, кто и сколько. Мы слышали, как они едут по кварталу и по громкоговорителю обращаются к людям.

Полиция обращалась к Meth настоящим именем:

– Клиффорд, что ты делаешь со своими деньгами?

Придурок Элвис называл его Шакуан.

– Шакуан, что ты делаешь со своими деньгами? Ты все время выглядишь как бомж.

Полиция действительно недооценивала нас. Они думали, что мы просто тупые уличные бандиты. Они понятия не имели, чем мы занимались на самом деле, мы были недоступны их радарам. Они знали, что мы что-то делаем, но понятия не имели, что у нас было семь-восемь граммов в доме и что я сделал заначки в пяти районах. Мы не светились, как я и хотел, – если бы я появился на их радаре, то они бы пришли за мной и выпотрошили меня. Они также не знали, что, будучи в студии, мы пытались вырваться из этой проклятой наркоманской игры.

Я узнал об этом мире все, что мог. До сих пор помню, кто научил меня готовить крэк. Я мог приготовить в кастрюле полкило и потерять максимум три грамма. Обучала меня одна профессиональная наркоманка, мать моего друга Чойза (RIP). Она была настоящим знатоком кокаина.

– У-Год, я научу тебя готовить это дерьмо. Сосредоточься.

И, боже мой, господи помилуй, эти долбучие нарики сходили с ума от моего дерьма. Я был действительно хорош. Нарики курили самое чистое дерьмо в пра́джекте.

– У-Год, у меня в ушах звенит. Что за херню ты мне только что продал?

– Мне нужно еще две дозы, У-Год, мне нужно еще две.

Они реально сходили с ума.

У нас были самые преданные клиенты, минуя остальных барыг, они сразу спешили к нам. И все так складывалось, конечно, потому что у нас был самый крутой крэк по рецепту мамы Чойза.

Нам помогала и моя бывшая няня, она распространяла информацию о нашем товаре. Иногда я давал ей несколько бесплатных косяков. Я раздавал их то тут, то там, в квартале было много чуваков, так что мы должны были убедиться, что люди знают, что у нас все круто. Вот так мы смогли отжать клиентов у других барыг.

Они гарантированно становились нашими клиентами, как только пробовали наш товар. Мы торговали в Парк-Хилле, плюс я работал и в других районах. Вот тогда моя «дипломатическая неприкосновенность» действительно пригодилась. Я мог оставить товар на десять тысяч долларов в Нью-Брайтоне и еще столько же в Западном Брайтоне, а потом вернуться в девять вечера и забрать свои деньги. Подо мной было около пяти районов Стейтен-Айленда. В то время как другие отморозки стреляли друг в друга, я просто перемещался из района в район, скромно и тихо встречался со своими людьми, оставлял им пакеты и исчезал. Я зарабатывал около десяти тысяч долларов в день. Сейчас я могу сказать, что это было нелегко. Совсем нелегко. Правда.

Я по-настоящему вкалывал, когда барыжил. Чтобы начать всю эту свистопляску, я завтракал в пять утра. И собирался, чтобы выйти из дома на рассвете, в шесть. Зачем? Потому что именно тогда выходили из своих нор все долбаные наркоманы. Утром был огромный ажиотаж. Так что наркодилеры не ленились. С шести утра до обеда я зарабатывал по меньшей мере восемь тысяч долларов. После 13.00 я отдыхал, не хотел выходить из дома. Я готовился к ночным тусам.

Иногда, по разным причинам, наркотиков не было. Когда на Остров обрушивались такие «засухи», народ становился еще более сумасшедшим. Нам приходилось ехать в центр за мусором, точнее, кокаином с примесями, чтобы можно было как-то поддерживать местных нариков.

Мы пережили несколько засух, и я продолжил двигаться вверх. Мои связи помогали мне строить все более последовательный бизнес. Кокаин стал более качественным, и благодаря технике приготовления крэка наши доходы росли. Во всяком случае, для школьников, которых в прошлом прессовала «Банда Авеню», это был прорыв. «Детская спасательная банда» и «Отряд крушения» стали взрослыми.

Мы наблюдали, как многие старшие чуваки, которых мы уважали, становились наркоманами. И это было немного странно, мы-то заставляли наркотики работать на нас, а они работали на наркоту. Меня до сих пор поражает, что взрослые мужчины выполняли приказы подростков. Мне кажется, что мы обладали лидерскими чуйкой и силой.

Несведущие люди думают, что продажа наркотиков – это легкие деньги. Вот почему так много желающих попробовать, которых потом убивают. Они думают, что нужно выйти из дома, встать на точке, и если товар качественный, то он будет продаваться сам по себе.

Скажу прямо – все не так просто.

Игра с наркотиками, когда ты действительно в ней – это не что иное, как душевная боль и разочарование. Эти придурки думают, что продают наркотики, совершив пару сделок, но это не так.

Полный рабочий день наркодилера – тяжкий труд. Это гораздо сложнее, чем можно себе представить. У тебя должны быть надежные работники и связи, и ты должен четко знать, когда отступать, а когда, напротив, – усердно работать.

На улице у тебя редко бывает второй шанс. Если ты однажды облажался, не обессудь. Одна ошибка или неверное движение, и тебя могут искалечить, убить или закрыть в тюрьме на очень долгий срок.

Помимо вышеперечисленных нюансов на Острове была своя специфика. Здесь было много белых, которые приходили за дозой, так что можно было быстро толкнуть приличное количество товара и не колотиться на точке целый день.

Несмотря на то что мы зарабатывали нереальные бабки на этом, пиздец, который начал твориться на Острове, был абсолютно реальным. В нашем районе все стало плохо, люди совсем очумели от наркоты. Это все больше походило на эпизод из «Крестного отца», когда один из донов вещает, что они должны продавать наркотики только «черным», потому что «они все равно животные».

Наркотики заполонили нашу жизнь в прямом и переносном смыслах. Даже если ты не продавал и не употреблял наркоту, то наркоман мог украсть твой велосипед или обчистить твою хату или твой дядя мог продать твою приставку «Sega Genesis». Так или иначе, ты оказывался посреди этого наркотического урагана.

И, конечно же, чем больше наркоты, тем больше полицейских. Это естественный порядок торговли.

Долгое время полиция преследовала не тех. Они гонялись за старшими чуваками, думая, что они были королями, которые рулили на районах. А королями были мы, пятнадцатилетние и шестнадцатилетние сопляки.

Как только об этом стало известно, они послали своих копов с Джамп-стрит, 21[25]25
  Американский телесериал 1980-х годов об отряде юных полицейских под прикрытием, которые расследуют преступления в средних школах и колледжах.


[Закрыть]. Но к тому времени мы уже были на пути к тому, чтобы сменить деятельность. Мы активно начали рифмовать. Я учился в школе. Я всегда был в движении.

Единственное, что у меня всегда было, это уважение к закону и власти. Это еще одна причина, почему на Острове полиция никогда не доебывалась до меня. Они уважали меня. Они знали, что я торгую – просто не знали, в каких объемах и на каком уровне.

Они всегда следили за мной. Я старался держать точку в чистоте, подметал каждый день, никакой херни не оставлял, никаких пустых пузырьков в коридорах. Я был обязан все держать в чистоте и под контролем. Как только становилось жарко, я исчезал.

Я никогда не продал это дерьмо ни одной беременной женщине. Я помогал старикам подниматься по лестнице, нес их покупки, еду, одежду, все, что им было нужно. Они могли обратиться ко мне в любую минуту. Если кому-то нужны были деньги, я давал их. Таким был мой ежедневный распорядок дня. Я думаю, за это люди меня уважали.

Это палка о двух концах, когда тебя все знают, и жители, и преступники, и полицейские. Я уверен, что полиция знала, кто я, но по какой-то причине они гонялись за другими чуваками. Офицер Дельпре все время маячил рядом со мной. Галло, Пистол Пит, Элвис, Хопкинс, Коллинз, Маршалл. Они часто пробегали мимо, когда совершали облавы. Я думаю, что это из-за того, что я старался не торчать постоянно в нашем квартале. Я не хотел быть все время на виду. Если ты там каждый день с утра до ночи. Думаешь, они не знают, кто ты?

Пару раз мне намекали на подкуп. Один из офицеров, я не могу упомянуть его имени, понимал, чем я занят, но не мог поймать меня. Когда я стал старше, я понял, что он хотел просто подойти и пообщаться, потому что я ему нравлюсь. Но как только я видел его, я исчезал.

Другой полицейский был похож на Рокки из фильмов и все время прятался в кустах. Я стоял возле подъезда, а он торчал в кустах. Он старался пристально наблюдать за мной, но я не подавал вида. Я делал свои дела, а он, если хотел найти мои заначки, просто был не в том в месте и не в то время. Такая ерунда повторялась изо дня в день.

Однажды он уронил на землю пустой бумажный пакет, в котором ничего не было. Я не поднимал его, потому как понял: «Черт, этот чувак хочет, чтобы я положил немного денег в пакет». Думаю, он хотел пару штук. Но все пошло не так. Я сдержался, потому что, как только ты покормишь дьявола, он уже никогда не уйдет.

Однажды, когда мне было пятнадцать, я был один и с собой у меня не было никаких наркотиков. Пистолета тоже не было; я не любил носить его, если только не работал или не был на машине. Все, что у меня было, – кастет, который я держал при себе для экстренных драк. Я возвращался из центра, ехал через пра́джект, и меня хлопнули, когда я пытался припарковать свою машину.

Я хорошо помню тот день, потому что взял напрокат «Форд-Таурус» у африканцев на стоянке такси за углом. Мы ездили с подросткового возраста, потому что были эти чуваки, которые арендовали нам машины на их кредитные карты. Помню, как задел несколько припаркованных машин, когда учился водить. К тому же, когда мы стали старше, то задевали авто уже по всему Нью-Йорку. Да, у меня всегда с собой была пара боковых зеркал, на всякий случай, и к тому времени, как я сдал тест на права, я уже считал себя профессионалом за рулем.

Так вот, я никогда не ездил на своей машине на точку и не парковал ее там. Это было одним из моих правил, потому что там постоянно была слежка. Мы парковались на окраине, а затем шли в свои районы. Это была всего лишь часть определенных правил и положений, которым мы следовали.

Я делаю поворот, чтобы припарковать свою колымагу, коп замечает меня и останавливает. Я выглядел гораздо моложе, чем должен был выглядеть чувак за рулем, поэтому понял, что я в жопе. У меня не было прав. Машина была не на мое имя, более того, позже я узнал, что она была объявлена в розыск, а также арендована на украденную кредитную карту и была частью расследования по делу наезда на человека. Я понятия не имел об этом!

Напомню, я был чист. У меня не было ни наркотиков, ни оружия. У меня не было ничего, кроме денег и кастета. Две гребаные вещи, которые я всегда носил с собой. ДК: деньги и кастет.

На мне все было красное: поло, штаны, кроссовки Gucci, три, блять, золотые цепи, тяжелые, просто пиздец, и около пяти тысяч долларов в кармане. Я возвращался из центра, так что в тот день я был одет в футболку.

Коп подошел к машине. У меня не было прав, поэтому он вытащил меня и обыскал. Нашел кастет и пять штук. Прижал меня к машине. Я стоял там, руки на капоте. Он все разложил на нем.

– Мне придется арестовать тебя.

– О’кей. Показывай дорогу.

Как только коп отвернулся, я схватил деньги и смылся. Меня не волновала машина, потому что она была арендована у африканцев. Я просто сбежал. Оттуда вела прямая дорога на район. Мне нужно было добраться до дома. Как только я бы дотуда добрался, я бы исчез, как пердеж на ветру.

Он бросился следом и был прямо у меня на хвосте, но я знал, что как только доберусь до Парк-Хилла, исчезну. Поэтому я срезал путь через баскетбольные площадки. Я бежал, бежал, бежал – мне почти удалось улизнуть от этого урода.

Я забежал за угол, двое были за мной и двое передо мной. Я, как Аллен Айверсон[26]26
  Аллен Айверсон – американский профессиональный баскетболист.


[Закрыть], пошел на двоих спереди. И умудрился сделать так, чтобы они упали. Ты учишься делать такие вещи, играя в пятнашки в детстве, поэтому у меня получилось от них избавиться. Я так четко разыграл копа, что, кажется, он повредил колено. Позже я увидел его с поцарапанным лицом и окровавленным коленом.

Я рассмеялся, оглядываясь на них через плечо, и продолжил бежать. Не надо было так злорадствовать. Какой-то добрый самаритянин высунул свою чертову ногу и подставил мне подножку. Раз! Я упал на землю, и копы тут же набросились на меня, они били меня своими рациями и пинали ногами, пытались выбить мне зубы, но я смог защититься. И все равно они здорово меня отпиздили.

Отвезли меня в участок и оформили; я был весь в крови. Меня обвинили в краже в особо крупных размерах (точнее, в угоне машины) и нападении на полицейского (разозленный коп с окровавленным коленом и лицом), все эти обвинения занесены в протокол общедоступного досье арестов. Если бы не этот добрый самаритянин, я бы сбежал. Мне бы все сошло с рук, если бы дело было только в водительских правах.

В то время, если тебя поймали за рулем без прав, то просто штрафовали. Сейчас совсем другая история. Самое смешное было то, что, когда я на самом деле пошел получать настоящие водительские права, мне пришлось заплатить 2500 долларов в виде парковочных талонов и ждать два года, пока мои права приостановят и затем вернут, даже после прохождения теста! Все из-за штрафов, которые я получил, когда, будучи подростком, учился водить эти колымаги.

В общем и целом, в моем досье по сей день есть эти обвинения, и выглядят все опаснее, чем было на самом деле. К счастью, я был несовершеннолетним и до этого не привлекался. Я признал себя виновным в краже, они сняли обвинение в нападении, и провел выходные в Манхэттенском следственном изоляторе, иначе известном как «Гробницы», а также отработал 150 часов общественных работ. У меня не было адвоката, который представлял бы меня, – если бы был, то я, вероятно, вышел бы сухим из воды.

Как только я вернулся домой, то на улице встретил африканского чувака по имени Бенгали, который арендовал для меня машину. Он стоял там такой крутой в своей маленькой шелковой рубашке и золотых цепях.

– Йоу, урод, ты дал мне угнанную машину! – сказал я ему.

– Я не знал, чувак.

И я сломал ему челюсть. Я просто врезал ему кастетом и сказал: «Не смей так больше делать! Никогда больше никаких угнанных тачек! Если еще решишь арендовать для меня тачку, то она должна быть чистой! Теперь у меня в досье кража!»

Последнее, что я слышал о нем, он отсидел пятнадцать лет за хранение героина, а потом вернулся домой и умер от СПИДа.

Я видел много отличных погоней копов на этих улицах. На районе было три типа бегунов. Когда я говорю бегуны, я имею в виду Джесси Оуэнсе и Карла Льюиса[27]27
  Джесси Оуэнс, Карл Льюис – известные американские легкоатлеты.


[Закрыть]. Первый тип: медленная, несущая и устойчивая движущаяся сила – вот как я двигаюсь. Я медленно разгоняюсь, но как только сделал свой шаг-толчок, ты меня не догонишь. Это полубыстрый темп. Второй тип: быстрые, как Карл Льюис, – раз и исчез, как ветер. Под Карлом Льюисом я подразумеваю тех, кто бегает, как молния, когда раздается выстрел пистолета. У них такая скорость, что когда они убегают, то просто лучше забыть о них, ты их не поймаешь, и точка. И третий тип: бегуны типа моего чувака Казе, он разгоняется от нуля до шестидесяти, как ебаное «Феррари».

Method Man был скоростным. Когда-то он был как черт из табакерки. Я называл Meth «неуклюжим гением» на баскетбольной площадке, потому что он спотыкался и делал какую-то херню, и все равно попадал в корзину. Кстати, Method высокий чувак, около шести футов трех дюймов, и он был невероятно быстрым. У него была скорость Карла Льюиса.

Я Бэтмен, а он Робин. То, что я маленький, а он больше меня, ничего не значит. Однажды мы, как обычно, стояли на точке. И тут появился просто сумасшедший наряд полиции, копы, которые мотались вверх и вниз по всему кварталу. Было стремно. Но нам было все равно. Когда ты барыжишь, ты знаешь своих клиентов. У тебя фотографическая память. Сотни, тысячи разных клиентов, и ты должен был знать каждого из них. Я узнавал их с первой секунды. И до сих пор могу узнать кого-то из прошлого. Если ты не запомнил своих клиентов, тебя быстро арестуют. Агенты под прикрытием все время пытались купить наркоту.

Я их вычислял на раз-два, когда я видел конкретного сотрудника полиции, мы сворачивались. Мы уходили, предоставляя им свободу действий. По какой-то причине в тот раз было по-другому.

У Meth был длинный темно-зеленый плащ. Длинный, до колен. Раньше мы таскали эти нереально длинные плащи.

Было полно людей. Чуваки торговали, нарики ошивались вокруг, и Лаунджер Ло, главный шутник, тоже был там.

Что нужно знать о Лаунджере Ло (он же Лаунджер). Во-первых, он брат Cappadonna. Во-вторых, этот чувак был сленговым королем Стейтен-Айленда и придумал много терминов, которые использовали и Wu. У Лаунджера было свое слово для каждой херовины под солнцем, он был ходячим словарем сленга. Если ты не был из Парк-Хилла и услышал бы, как он говорит, то не понял бы ни слова из того, что он сказал, потому что он говорит только на сленге.

Я понимал его, потому что знал, откуда он: желе, или желеть, означает беспорядочно двигаться; дротики – это точная рифмовка; банджить означает, что мы собираемся выйти отсюда, мы собираемся сбанджить отсюда. Политиканство означает разговор с кем-то другим. Вся эта херня от Лаунджера, Cappa и их семьи. Cappa тоже известен сленгом, но король сленга все же его брат.

Дом «Ооу» тоже придумал Лаунджер. Дом так назывался, потому что чуваки выходили оттуда такие «Ооу» и зажигали. Это дом «Ооу». Да, еще один. Ооу. Ооу.

Тебе просто нужно было послушать, как он говорит. И ты тоже начинал говорить всякую херню типа: «Я в магазине. Я собираюсь желеть. Тут банджить и бингить. Поп немного. Да. Так и сделаем». 99 % сленга, который вышел из Нью-Йорка, исходил из уст Лаунджера. Большинство людей даже не знают об этом. И он никогда не останавливался, продолжая придумывать новые слова и новую терминологию каждый день.

Как бы то ни было, Лаунджер обычно кричал с крыши: «Копы идут, копы идут», – тогда как копов не было. И постоянно подвывал. Мы ненавидели его за это.

Но в тот день по какой-то причине он делал все наоборот. И, когда они на самом деле появились, он промолчал. Мудак.

Благо, между нами с Meth была какая-то ментальная связь. Мы были так плотно настроены друг на друга, что он мог читать мои мысли с другого конца улицы. Я серьезно. Все, что мне нужно было сделать, это просто посмотреть на него, и он по выражению лица мог понять, что делать.

Итак, мы на точке, и я чую что-то странное, я до сих пор испытываю эти небольшие приступы озноба, как будто впереди опасность! У меня внутри словно что-то вроде шума. Я не могу объяснить, что это. Это как паучье чутье, какое-то сверхъестественное чувство.

Все, что я знал, это то, что творится странная херня. Поэтому я ушел с тротуара. Как только я сошел с тротуара, к нам подъезжают полицейские и оперативная группа по борьбе с наркотиками. Они появляются только тогда, когда агент совершает покупку с мечеными купюрами. В тот день была целая команда этих кренделей.

Meth, конечно, сучоныш. Я оборачиваюсь, смотрю ему прямо в глаза, мне не пришлось даже двигать губами. Карл Льюис в движении. Он исчез. Он не стал тратить время на то, чтобы осмотреться. Он просто знал, что нужно делать, потому что я посмотрел ему в глаза. В тот момент, когда я обернулся и посмотрел на него, он уже стал «Человеком тьмы»[28]28
  «Человек тьмы» – герой супергеройского фильма 1990 года.


[Закрыть]. Можно было заметить только его зеленый плащ, мелькнувший у подъезда.

К тому времени, как он скользнул внутрь, полицейские уже проходили через заднюю дверь к передней части здания. Он прошел мимо этих ублюдков, поднялся по лестнице, избавился от товара и вышел.

И он такой: «Ух! Йоу, йоу! Чувак, я читаю твои мысли!»

Я просто ухмыльнулся и сказал: «Читаешь. Я знаю. Знаю».

Африканцы, арендовавшие нам тачки, в свое время нам очень помогли. Мы стали более мобильными. Могли оперативно добраться в центр за товаром, могли просто спокойно кататься по городу. Мы встречались с чуваками из разных кварталов и осваивали новые территории. Каждый уик-энд мы ходили гулять. Наш пра́джект становился городом-призраком. Наша работа стала напоминать обычную пятидневку. В выходные мы действительно не хотели слышать о наркоманах и прочем дерьме. Конечно, барыги оставались на точках. А мы лишь подвозили пакеты, забирали деньги, катались по округе и курили.

Все это время я учился в средней профессиональной школе «Макки». Чтобы туда попасть, я сдал вступительный экзамен, какой-то тест на способности или что-то типа того. Это была специализированная школа, и я сделал все, чтобы попасть в нее.

Чуть позже я понял, что мне уже не нужно торчать на улице, чтобы обеспечить себя стабильным заработком. Я вставал в восемь утра, раздавал пакеты чувакам, и они заставляли мои деньги работать, пока я учился. К трем часам, когда я возвращался из школы, все было продано. Так что я просто забирал свои деньги и сливал новую партию.

Затем я шел домой и делал домашнюю работу. Я выходил снова либо поздно вечером, либо рано утром по дороге в школу, собирал свои деньги и выдавал новые пакеты. Все это превратилось в рутину. Я позволил твердолобым ублюдкам, которые хотели торчать дома и оставаться необразованными, продавать мой товар, пока я был в школе. Я знал, что эти чуваки всегда будут такими. Они никогда не ходили в школу и никогда не выходили за пределы района. Они были счастливы, просто делая то, что делали.

Мы все барыжили на Острове, но мне никогда не нравилось торчать на точке каждый день. Я не хотел, чтобы меня знали копы, любопытные соседи и стукачи. В любом случае помимо школы я все равно не хотел торчать в Хилле весь день. Уж точно не тогда, когда был у тебя город, который можно было исследовать.

По выходным мы ездили в центр за товаром или в Бруклин за хорошей травой. Мы отправлялись в «Хэнкок», который держали растафарианцы и ямайцы. Либо ехали в центр города и покупали «куриный пакетик», это когда ты платишь 20 долларов и получаешь травы на 50–60 долларов. Там была настолько высокая конкуренция, что, чтобы удержать клиента, дилерам приходилось сбывать товар по дешевке. В пакете было так много травы, что ты мог привезти ее на Остров, разделить и навариться. Пара выездов, и прибыль тебе обеспечена. Были всевозможные варианты заработать, и мы пытались использовать, черт возьми, все до единого.