Текст книги "Сады Рэддхема"

– Подземный Город Рэддхема, – говорит Агата, прерывая моё любование. – Это дом для нас и для тех, кто смог спастись и сбежать из-под гнёта Рураль.

Из горла вырывается короткий, восхищенный вздох. Взгляд мой медленно скользит по каждой выемке, каждой впадинке. Внизу горят сферы, похожие на ту, что зажёг для нас Элиот. Только они в разы больше – чтобы осветить весь город.

Замечаю, как маленькая девочка вскидывает ручки и потоки воздуха поднимают вверх журавля, сложенного из пожелтевшей от времени бумаги. Мальчишки играют с огнём, катая горящие шары по пальцам. Девушка и парень возводят ладони над горшками, и из земли пробиваются растения.

У меня перехватывает дыхание. Здесь не пахнет сыростью, не воняет падалью. Воздух потрескивает от магии. Чувство, будто тысячи маленьких иголочек покалывают позвоночник, кончики пальцев и затылок. Делаю глубокий вдох, прикрывая глаза, и выдыхаю через рот.

Я знаю. Так пахнет магия.

9 глава

Селена

Это чувство мало с чем можно сравнить. Я не знаю, как описать его, ведь всё внутри переворачивается, будто при взлёте самолёта. Сердце бешено колотится, а дыхание то и дело сбивается. По позвоночнику пробегают мурашки, затылок покалывает нарастающая тревога. Прикрываю глаза, вдыхая потрескивающий воздух.

Когда рядом колдовали Элиот и Агата, я не особо чувствовала присутствия магии – может, потому что свои способности они демонстрировали редко и не в полную силу. А здесь… здесь было столько магов! Волна магии сбивает с ног, её запах щекочет ноздри. От чувства внутреннего ликования хочется плакать – шмыгаю носом, стараясь сдержать поток рвущихся наружу слёз.

– Да уж, ты слишком эмоционально реагируешь, – произносит Агата, кладя ладонь мне на плечо и чуть сжимая. – Я не предусмотрела то, что магия так на тебя подействует. Мы растём среди всего этого, а ты…

Элиот, стоявший по другую сторону, хмыкает, и я перевожу на него взгляд. Щелчком пальцев он гасит огненную сферу над нами, а затем следует к каменным ступеням, кивком головы зовя за собой. Как зачарованная, семеню за ним, внимательно следя за играющими с воздухом детьми. Они так легко вскидывают руки, будто им ничего не стоит подчинить себе ветер. Пальцы их двигаются, а вместе с ними парят бумажные журавлики – поднимаются почти под самый купол, делают пируэты.

Я не могу оторвать взгляда от этой картины, и это не проходит бесследно: стоит мне сделать шаг, как левая нога спотыкается о правую. Благо Элиот вовремя оборачивается, словно чувствуя, что я вот-вот встречусь носом с землёй, и с лёгкостью подхватывает меня за предплечья.

– Впечатлена? – насмешливо протягивает он. – Хотел бы я почувствовать то, что сейчас чувствуешь ты. Детский восторг? Коленки подкашиваются от восхищения? – улыбается он, и я не могу сдержать ответной улыбки.

Элиот помогает прочно встать на ноги. Преодолевая последнюю ступеньку, по-джентльменски подаёт руку, и я покорно вкладываю свою холодную ладонь в его – обжигающе горячую. За спиной смеётся Агата, бросая что-то про тонкую натуру Элиота. Элиот же поднимает на неё взгляд, игриво щуря глаза. Я выдёргиваю руку, отступая на шаг в сторону.

– Ну, теперь мы точно в безопасности. Тут нас хотя бы не застанут врасплох чудо-дожди и все эти страшные создания, – устало вздыхает Агата. – Я покажу тебе комнату. Эл, сходи к Рашель. Она должна знать, что мы вернулись и кого мы встретили.

Он медленно кивает, а затем, поворачиваясь ко мне, произносит:

– Хорошенько отдохни. Здесь ты можешь не переживать за свою жизнь. – Не давая Агате вставить какой-нибудь колкий комментарий, Элиот разворачивается на пятках и широкими шагами направляется прямиком через площадь.

– Что за Рашель? – Вопрос слетает с моих губ прежде, чем я успеваю подумать. – Ты обещала ответы на все мои вопросы.

Агата смеётся.

– Рашель прислуживала при Доме Ветра. Была кем-то вроде советника. Она смогла вывести большую часть тех, кто не хотел переходить на сторону Рураль, и привела сюда. В этом месте когда-то молились богам, наверное, поэтому оно чем-то схоже с храмом. Про Подземный Город мало кто знает. Возможно, до Рураль и дошли слухи, но попасть сюда она не сможет. Стены защищены древней магией, она старше всех нас.

Пытаюсь унять дрожь в руках, сжимая и разжимая пальцы. Агата рассказывает всё это с такой лёгкостью, будто ей каждый день приходится проводить краткий экскурс в историю мира для случайно попавших сюда людей. Ей бы очки нацепить и указку в руки дать – точно сойдёт за экскурсовода.

Мы не идём напрямик, как Элиот. Агата ведёт меня вдоль стены, а перед этим даже натягивает мой капюшон почти что на глаза, проверяя, чтобы никому не были видны мои белые волосы. Она идет впереди, периодически озираясь по сторонам.

– Храм? – на всякий случай переспрашиваю я, неуверенная, что правильно расслышала слова сквозь треск магии.

– Ага. У меня был высший балл по истории Рэддхема, так что слушай. Этот храм построен ещё до того, как наш мир поделился на Дома, более пятисот лет назад. В те времена магов было куда меньше, вот им и поклонялись, возводили храмы и алтари. Сейчас большая часть этих построек разрушена. Этому месту повезло лишь в том, что его не упоминали ни в книгах, ни в других документах тех времён. Возможно, поэтому Рураль и не может найти его. – Агата пожимает плечами, пропуская меня вперёд в один из каменных тоннелей. – На самом деле это место… Ох. У меня от него кровь стынет в жилах. Создаётся впечатление, что всё это рухнет нам на головы. Но Раш вроде как убедила меня в том, что эти своды держит магия. О, тут просто десятки туннелей! Первое время я бродила по ним как в лабиринте. Целый подземный город. Мы поэтому и назвали его так. Плохо у нас с фантазией, да?

Я молча слушаю Агату и оглядываюсь по сторонам. Это место, эти стены и восхищают, и пугают одновременно. Хочется кричать от ликования, и в то же время страх неприятно липнет к коже. Паника становится такой сильной, что приходит мысль взять и сбежать.

Сердце сжимается, когда мы ныряем под арку. Неосознанно, но я запоминаю весь путь. Оборачиваюсь в последний раз, чтобы поймать взглядом тот проход, из которого мы вышли. Я не доверяю Агате, не доверяю и Элиоту. Я должна попасть в свой мир. И если для этого необходимо снова прыгнуть в холодные воды озера, то я так и поступлю.

– Где именно находится это место? – осторожно интересуюсь я.

– Тебе незачем это знать. Поднимайся, – хмыкает Агата, подгоняя меня вперёд. – Его местонахождение сложно описать. Слишком много входов и выходов.

Нужно подняться наверх и вернуться к озеру. Вернуться в мир без теневых коней, опасных дождей и подземных городов с колдунами. Я хочу вновь услышать перезвон колокольчиков над дверью, почувствовать аромат кофейных зёрен. Лопатка колет, словно утверждая моё желание.

А потом я вспоминаю недавний разговор с Элиотом. Вернуться в мир лжи и фарса, где всё выстроено так, чтобы я осталась там как можно дольше? Правильное ли будет решение бежать туда?

* * *

В Подземном Городе мне выделили комнату – явно не королевские хоромы. Тут нет окон, а сама комната настолько крошечная, что умещаются только кровать и небольшой сундук для вещей. Мечтаю принять горячий душ, чтобы смыть с себя грязь и пот, а потом завалиться спать. Но я сомневаюсь, что постель здесь отличается мягкостью, пускай я и готова уснуть хоть на каменном полу.

Медленно опускаюсь на кровать, проводя пальцами по покрывалу. Тонкое одеяло и такой же тонкий матрас. Голод начинает ощущаться в тысячу раз сильнее. Прижимаю ладонь к животу. Кажется, в последний раз мы ели утром, а сейчас, если меня не подводят внутренние часы, вечер, хотя под землёй слишком тяжело ориентироваться.

– Я принесу нам поесть, за ужином я отвечу на часть вопросов – если смогу, – бросает Агата, выскальзывая за дверь.

Пока мы шли к комнате, я старалась запомнить путь от площади до этого места. Коридоры больше похожи на лабиринты, как и сказала девушка. И я сбивалась через каждые два поворота. Сначала направо, потом снова направо, потом… налево? Или опять направо? Кажется, мы поворачивали пять… или шесть… или семь раз. Закрываю глаза. Не помню, как мы сюда шли. Упираюсь подушечками пальцев в веки и начинаю усиленно их тереть. От натуги болит голова, приходится ущипнуть себя за локоть. Расслабляться нельзя. Мне нужно взять себя в руки.

– Я принесла чай и суп. Пока ещё побаиваюсь давать тебе тяжёлую еду. – Агата проходит в комнату, ставя поднос на низенький столик около кровати.

Внимательно слежу за девушкой: движения скованные, неуверенные. Поступь неспешная, словно она ко мне подкрадывается. Я вспоминаю, что Агата говорила о своей силе. Возможно, она просто чувствует волнение и недоверие, мой страх. А возможно, читает мысли. От этого предположения холодеют внутренности. Меньше всего мне хочется, чтобы она узнала всё таким способом. Я нагло соврала ей про свой сон, а теперь ещё и намереваюсь вернуться домой.

На обшарпанном подносе стоят две кружки с чёрным чаем и тарелки с дымящейся похлёбкой. Упираюсь ладонями в покрывало, подаваясь немного вперёд, и глубоко вдыхаю дразнящий аромат.

Суп самый простой. Смею предположить, что в нём нет мяса и сварен он на воде, но пахнет весьма аппетитно. Желудок издаёт протяжное урчание. Беру тарелку, тихо ойкаю – горячая. Осторожно отползаю назад, чтобы Агата тоже смогла сесть; она усаживается напротив. Зачерпываю старой ложкой похлёбку. Так оголодала, что даже не дую на содержимое, отправляя горячую субстанцию в рот. Недальновидно. Рот тут же обжигает, мне приходится быстро проглотить похлёбку, а затем приоткрыть губы в надежде, что боль уйдёт.

– Не спеши ты так, – смеётся Агата, начиная есть куда медленнее меня, предварительно остужая еду своим дыханием. – Ты так проголодалась? Или боишься, что я отниму у тебя тарелку?

– Проголодалась. Никогда не думала, что смогу так захотеть есть, – протягиваю я, со следующей ложкой уже не совершая подобных ошибок.

– Неудивительно. – Девушка пожимает плечами. – Твой организм просыпается от спячки. Ему нужно восполнить силы и энергию. Заметила, что тебя не так сильно клонит в сон, как до этого?

– Я думала, это из-за отвара, что ты готовила. Будто он работает как кофе.

– О, нет. Это отвар, который помогает восстановиться. Обычно его пьют во время болезни или простого недомогания. Я даже не до конца уверена, что этот отвар вообще способен влиять на твой организм.

– А сколько будет длиться это «восстановление»? – Отрываюсь от разглядывания тарелки; Агата тихо вздыхает, качая головой.

– Я тебе уже говорила, что мне никогда не приходилось иметь дело с бывшими утопленниками. Не знаю, каким образом и как долго будет проходить твоё восстановление. Если теоретически, то… полностью ты восстановишься через месяцев шесть или восемь, может, и через все два года. Твой организм внезапно разбудили посреди глубокой спячки. Надобно делать это медленно и постепенно, но времени у нас не так много, чтобы следовать правилам, – хмыкает Агата, отправляя в рот ещё одну ложку супа.

Становится дурно. Никогда бы не подумала, что такие слова будут адресованы в мою сторону. Они звучат жутко и вызывают какое-то странное ощущение. Отторжение? Хочется верить, что это просто кошмар, который вот-вот сменится настоящей реальностью.

Когда с похлёбкой покончено, а чай выпит, мы складываем посуду на поднос. После скромного ужина клонит в сон. Веки тяжелеют, а в мышцах чувствуется усталость. Чуть сползаю по постели, откидываясь назад.

Перед глазами – низкий потолок. Если долго на него смотреть, то начинает казаться, будто он вот-вот упадет на тебя. Прикрываю веки. Интересно, а Элиот здесь пригибается?

Где-то на периферии сознания слышится, как скрипит матрас. Приоткрываю один глаз. Агата поднимается со своего места, подхватывая поднос.

– Тебе нужно поспать, – улыбается она, направляясь к двери. – Я приду через два часа. Если проснёшься раньше, то лучше не плутай тут. Не хочу, чтобы ты потерялась.

Киваю, садясь в постели, стягиваю с себя камзол и сапоги. Касаюсь головой того места, где под покрывалом, по моим расчётам, находится тонкая подушка. Думать ни о возвращении домой, ни о словах Агаты не получается.

Вновь прикрываю глаза и тут же засыпаю.

* * *

Кто-то, быть может, скажет, что я глупая и упрямая девчонка. Я не понимаю, почему люди обожают списывать всё на возраст. Не удивлюсь, если многие назовут меня не только глупой, но и просто-напросто капризной. Да, характер у меня не лучший, но не настолько отвратительный. Сложно слушать глупые предостережения жителей, которые при виде меня чуть ли не рыдают. Это их раздражающее: «Мне так жаль!» Я сама решила, что поступаю правильно. Вот только сейчас решимость почему-то сходит на нет.

Не ложусь спать со вчерашнего вечера. Желудок скручивает узлом до неприятных спазмов. Кусок не лезет в горло. Стоит взглянуть на то, что принесла Мария, как подступает рвотный позыв – если возьму хоть кусочек, то вывернет наизнанку.

Упираюсь спиной в изголовье кровати, подгибая колени к животу и сжимая их ладонями. Где-то внутри я знала, что так всё и закончится. Что она обязательно придумает, как от меня избавиться; что и его в это втянет – она сделала его моим палачом, хотя знает, что он единственный, кому я доверяю. В её стиле: подло и мерзко.

На мне ночная сорочка, светлые волосы заплетены в неряшливую косу. Есть ещё двадцать минут. Возможно, следует надеть своё лучшее платье и выйти в свет с гордо поднятой головой, но я не могу. Слёзы обжигают глаза, душат в своих тисках горло. Жалобно всхлипываю, утыкаясь лбом в колени, и начинаю плакать. Не как колдунья, которая бросила ей вызов; я плачу как обычная восемнадцатилетняя девочка перед казнью. Во мне бушует гнев: на него, на неё, на себя и на весь этот несправедливый мир. Хочется закричать, завыть, опрокинуть кровать, тумбочку, шкаф, но с губ срывается лишь жалобное мычание, которое тонет в белой ткани сорочки. От бессилия, от собственной слабости. Вести себя смело, как героини тех книг, что я читала в Бэтллере, я не умела.

Вся жизнь до этого дня кажется сказочным сном. Раньше моя единственная проблема состояла в невыученных уроках или в недостаточно хорошей для прогулок погоде. Я была так… глупа и наивна, непослушна. Меня не волновало ничего, кроме собственного благополучия. Не интересовали учёба, политика, люди вокруг. Я злилась, когда не могла подобрать украшений к своему платью; когда мои перины оказывались недостаточно мягки. Только сейчас понимаю, насколько я была эгоистична. И именно это поведение лишило меня всего.

Обхватывая края подушки, рывком вытаскиваю её из-под спины и запускаю в стену. Мне больно. Будь я внимательнее, то училась бы лучше и, возможно, смогла бы ей противостоять. Сейчас уже ничего не исправить. И всё, что нам остаётся, так это ждать. В моём случае – ждать собственной казни.

Прижимаю ладони к груди, из горла рвётся крик. Не знаю, слышит ли его кто-нибудь, но стараюсь вложить в этот вопль всю ту боль, всё то негодование, что накопились во мне. Подскакиваю, срывая с постели покрывало, одеяло, простыни. На пол летят вчерашний ужин, одежда из шкафов. Крик сотрясает меня изнутри. Я бью кулаками по стенам, сдирая кожу в кровь.

Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу.

Ненавижу Рураль с её идиотскими планами. Ненавижу прошлую себя за глупость и недальновидность. Ненавижу Александра.

О, Александр. Он столько мне дал: знания, любовь к чтению. Так долго вбивал в голову эти дурацкие нормы этикета, учил управлять собственной силой, а я противилась каждому его слову – и в итоге он просто отвернулся от меня. Именно его предательство причиняет мне наибольшую боль. Я верила ему, как никому другому. Не боялась быть искренней, рассказывала ему свои мысли и переживания. Для меня он был чем-то вроде… идеала. Я смотрела на него как на божество. Красивый, сильный, умный. С извечной привычкой облизывать губы и хитро заглядывать в глаза. Тяжело признаться, но… возможно, я даже влюблена в него. Была. Как же часто во снах я видела его чёрные как сама ночь волосы; тёмные глаза, сверкающие золотом, когда он использовал магию. Расплавленное золото, тягучий мёд… Он зачаровывал своим взглядом любого, кто смотрел на него.

Левую лопатку колет, из-за чего я ойкаю, замирая посреди бардака, – Александр наверняка чувствует мой гнев. Пускай.

Дверь противно скрипит, и я резко оборачиваюсь – словно запуганная олениха, застигнутая врасплох злым серым волком. На пороге стоит Мария. В её каштановых волосах я вижу крупные хлопья снега. Щёки и нос красные от холода. Неосознанно, но я шагаю назад, когда она входит в комнату. Не от страха. Просто хочу оттянуть момент.

Карие глаза сначала оглядывают комнату с опрокинутыми на пол вещами, а потом моё заплаканное лицо. Вижу, как в её радужках блестит сожаление, но она ничего не может изменить. Есть приказ, и они обязаны его выполнить. Одними губами шепчу: «Пожалуйста», но Мария с силой сжимает челюсть, отходя в сторону, чтобы впустить двух рослых женщин. Они обхватывают мои предплечья. Пытаюсь сопротивляться, но тщетно: незнакомки с лёгкостью отрывают моё тело от земли. Всё, что мне остаётся, так это болтать ногами в воздухе в попытке пнуть их – хотя даже если получится, вряд ли что-то изменится.

Снег валит огромными хлопьями, из-за чего приходится зажмуриться – я всё ещё борюсь за то, чтобы высвободиться. Во мне теплится надежда: я убегу в лес, спрячусь, и ни Рураль, ни Александр меня никогда не найдут. Притворюсь какой-нибудь обычной девочкой и проживу такую же обычную жизнь.

Набираю побольше воздуха в лёгкие и кричу что есть мочи. Слова потоком льются с губ – я не понимаю, что именно пытаюсь сказать. Проклятия вперемешку с негодованием и громкими всхлипами. Мотаю головой из стороны в сторону. Волосы липнут к мокрым щекам, щекочут нос и заползают в рот. Вся деревня выходит посмотреть на меня. Рураль устроила отличное шоу – смотрите, что ждёт несогласных бунтовщиков. Тех, кто попытается обхитрить её.

Голые пятки упираются в края лодки. Я не хочу! Я хочу жить! Хочу вставать по утрам – даже в этой дурацкой деревне. Хочу слышать щебетание птиц, ощущать покалывание мороза на коже и лучи летнего солнца. Хочу бегать по траве босиком. Я бы стала учиться. Хорошо учиться. Я бы прислушивалась ко всему, что говорит Александр. Перестала бы строить из себя капризную девчонку и взялась за голову.

Я бы стала такой же сильной, как Он.

Но никогда, никогда в своей жизни не преклонила бы перед ней колени. Никогда!

Не помню, как оказываюсь в лодке с металлическими кольцами на щиколотках. Уже не кричу, а просто глубоко дышу, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце.

«Пожалуйста, скажи мне хоть что-нибудь, – мысленно взываю к Александру, облизывая пересохшие губы. – Пожалуйста, останови это. Спаси меня. Пожалуйста. Ты же можешь… Можешь…»

Но ответом мне служит тишина.

Вздёргиваю подбородок, цепляясь взглядом за тёмную фигуру верхом на лошади. Всадник не двигается, наблюдая за происходящим. Может, это сама смерть пришла встретить меня? Тогда где же коса? Я не хочу сдаваться даже смерти. Вновь смотрю в его сторону, пытаясь выглядеть гордой, показать, что им меня не сломить.

«Смотри, Александр. – Моё тело поднимают. – Чувствуй. – Задерживаю дыхание и закрываю глаза. – Любуйся тем, что ты сотворил. – Меня с силой толкают вперёд».

Не чувствую холода воды. Не слышу собственных судорожных вздохов. Не предпринимаю попыток выплыть, а просто иду ко дну.

Смотри же, Александр. Любуйся моей смертью, всадник.

10 глава

Селена

Меня трясёт. Прижимаю ладони к лицу – хочется стереть остатки сна с себя, смыть. Яркие картинки встают перед глазами. Сначала разрушенная моими руками комната, затем взволнованный взгляд Марии, а в конце – всадник в чёрных одеждах на заснеженном холме. И самое страшное – это ощущение, будто я помню всё до мельчайших подробностей; точно знаю, что всё, что я видела, было на самом деле. Те волнение, страх и безысходность. Не верится, что это когда-то могло случиться со мной.

Стараюсь дышать медленнее и глубже, потому что внезапно начинаю задыхаться. Кто-то перехватывает длинными пальцами горло, сжимая в тисках. Имена, пейзажи вдруг пропадают из памяти. Кого я просила помочь? И просила ли?

Быстро сажусь в постели, смахивая со лба пряди растрепавшихся волос. Кончики пальцев холодеют, трясутся – ощущаю это, когда касаюсь лица. Хочу убедиться в том, что не нахожусь в этом страшном сне. В голове что-то щёлкает, словно в сознании приоткрывается какая-то створка.

Отрываю ладони от кожи, переводя взгляд на столик. Когда я только пришла, в подсвечнике стоял огарок свечи. Теперь же свеча целая. Значит, Агата всё-таки приходила ко мне. Ворочалась ли я во сне? Заметила ли она это?

Меня пугает вся эта история с утоплением, казнью, воспоминаниями, которые возвращаются во снах. В них я чувствую слишком много: холод стен и полов, покалывание мороза, тепло солнечных лучей, вкус еды. Я мыслю, думаю, боюсь и испытываю счастье. Иногда границы реальности и сна смазываются, а оттого становится сложно различить, где игры моего сознания, а где настоящий мир.

Смотрю на кружку с водой и осознаю, как сильно пересохло в горле – аж першит. Хватаю металлическую ручку и начинаю жадно пить. Вода оказывается не холодной, а тёплой, но я всё равно пью и пью, пока последняя капля не соскальзывает в рот.

Вытираю губы тыльной стороной ладони, возвращая кружку на место, и опускаю босые ноги на каменный пол – почти ледяной. От контраста с разгорячённой кожей резко поднимаю ступни обратно и упираюсь ими в край кровати. Обнимаю колени руками и осторожно разглядываю комнату. Сапоги и камзол исчезли, но, возможно, Агата унесла их постирать. В остальном ничего не поменялось. Скромно, мрачно. Даже комната из моего сна кажется в разы уютнее. При воспоминании о ночном путешествии я ёжусь, потираю пальцами виски. Как же избавиться от неприятных ощущений после этого кошмара? Осадок отдаёт горечью.

С опаской всматриваюсь в тени, плавящиеся около предметов. Пламя свечи подрагивает, колышется – но ветра здесь нет. Левую лопатку покалывает: сначала чуть-чуть, почти еле ощутимо, а затем сильнее. Я смотрю на пламя, как ненормальная; оно мерцает под моим взглядом. Задерживаю дыхание. Страх снова царапает изнутри, вот только теперь отыскать его причину крайне сложно. Агата сказала, что Рураль со своими приспешниками не сможет сюда пробраться. Но там, наверху, я буду беззащитна. А что, если её сообщники УЖЕ проникли сюда?

Дверь с тихим скрипом открывается. Я хрипло вскрикиваю, подскакивая на месте. Лихорадочно бегаю глазами по комнате, отползая назад, к стене, пока не упираюсь в неё спиной. Взгляд сталкивается с чем-то тёмным, знакомым и в то же время чужим. Словно на меня смотрит ночь, сама темнота, в которой не видно ни света звёзд, ни лунного отблеска. Всё внутри сжимается, скручивается узлом.

Это его глаза. Он пришёл, чтобы казнить меня; чтобы уничтожить; чтобы стереть с лица земли. Обхватываю себя руками под пристальным взглядом тёмных глаз, сжимаясь, как напуганный зверёк. Это не спасёт от него.

Уничтожить. Уничтожить. Уничтожить.

– Великие Святые. – Голос женский, не мужской.

Рывком поднимаю голову и распахиваю веки. На меня и правда смотрит пара чёрных глаз – только они самые обычные; не те, что нарисовала фантазия. Это глаза Агаты. Её пальцы ласково поглаживают мои плечи, чуть потрясывая, чтобы я пришла в себя. Она осматривает моё лицо в надежде отыскать причину подобного поведения. Девушка что-то шепчет, быстро-быстро шевеля губами.

Это всего лишь Агата.

– Эй. Всё закончилось, – тихо говорит она.

Чувствую, как сердце замедляет бег. Страх уходит, оставляя лишь неприятное послевкусие. Вдох-выдох, и руки перестают трястись. На тело накатывает усталость, но становится так спокойно, как никогда не было. Хочется снова завалиться на подушку и вздремнуть.

– Всё хорошо? – Смотрю в омуты глаз Агаты. – Ты так сжалась. Приснился плохой сон?

– Да, – неуверенно отвечаю я, спешно облизывая пересохшие губы. – Я открыла глаза, а вокруг темно, ещё и ты так неожиданно вошла. Я… как будто всё ещё во сне.

– Не переживай. У меня есть для тебя две хорошие новости. – Агата отодвигается, располагаясь на краю кровати. – Во-первых, сегодня, как я и обещала, проведу тебе экскурсию по Подземному Городу. Потом отведу к Раш. А вторая… наверное, менее радостная, но, может, это станет лучшим лекарством. Лохань горячей воды и новое одеяние. Я подумала, что тебе не помешает немного отмокнуть, облачиться в новую одежду. Да и Раш очень хочет встретиться с тобой. Плохие мысли после плохого сна исчезнут. Имей в виду, я умею забалтывать так, что люди забывают собственное имя.

* * *

Над водной гладью поднимается пар; завивается, взлетая вверх, под самый потолок. Приходится дышать немного глубже и чаще, чтобы урвать хоть один кусочек прохлады. От пара волосы моментально становятся влажными; прядки завиваются около лба и ушей, щекоча щёки. Я задумчиво запускаю пальцы в локоны. В отражении поблёскивает моё лицо: бледная кожа, острые из-за худобы черты. Брови нахмурены, а губы плотно сжаты.

Отступаю, зарываясь пальцами ног в небольшой коврик. Сначала снимаю брюки, затем рубашку. Левая лопатка продолжает болеть с того самого момента, как я открыла глаза. Только в этот раз боль намного… глубже, словно её корни начинают воспаляться и жечь. Как гнойный мешочек под толщей кожи, до которого можно добраться лишь скальпелем.

Прижимаю ладонь к левой стороне груди, чуть надавливая, и повожу плечом. Скидываю с себя остатки одежды и заношу ногу над водой.

«Вода – моя стихия».

Фраза, сказанная мною в одном из снов, всплывает в голове сама по себе. Опускаю ступню. Горячо. Несмотря на то что вода обжигает кожу, неспешно вхожу в лохань, вцепляясь в бортики с такой силой, что белеют костяшки. Опускаюсь, пока вода не доходит до самого горла. Волосы намокают, тяжелеют. Запрокидываю голову. Как же хорошо…

Агата оказывается права: горячая вода становится лучшим лекарством от кошмара.

Принимаюсь мыться. Тру себя мыльной губкой с таким усердием, что кожа в некоторых местах отчётливо краснеет. Отчасти я хочу избавиться не только от пота и грязи, но и от приснившегося мне сна. Мечтаю стереть прикосновения женщин, колющий холод, страх. Соединяю ладони, набирая воды, а потом ополаскиваю лицо. Неизвестность жутко пугает; то, что Агата каждый раз обещает ответы на вопросы, но так и не даёт их; то, что в этом месте я чувствую себя в своей тарелке. Не так, как это было в том мире.

Грязь и пот смыты. Я выскальзываю из лохани, оборачиваясь в полотенце. Одежда, принесённая Агатой, намного красивее той, в которой я ходила. Обычные чёрные штаны и рубашка – очень приятные на ощупь. Высокие сапоги с застёжками сбоку и шнуровкой спереди. Камзол сделан из тёмной ткани с синими вставками. Он тонкий, греть не будет, но подобные вещицы надевают ради красоты, а не из практических соображений. Наверное, такую одежду носят в Доме Воздуха. Около шеи идёт вышивка ручной работы. Тонкие серебряные завитушки, похожие на волны или порывы ветра, блестят в свете единственной свечи.

Облачаюсь в штаны и рубашку, а после зашнуровываю сапоги – с обувью я вожусь дольше всего. Застёжки-молнии определённо упростили бы здешнюю жизнь. Приходит Агата с чашкой чая и двумя кусочками хлеба, на которых лежит по ломтю сыра. Пока я ем, она занимается моими волосами. В этот раз причёска выходит немного иная: по обе стороны от висков вплетены маленькие косички, переходящие в одну большую косу. Закончив все дела, покидаем комнату.

Мы снова проходим через лабиринт. Иногда создаётся впечатление, что Агата нарочно меня запутывает. Петляет, чтобы верный путь так и не отложился в моей голове. Вчера (хотя я всё ещё плохо ориентируюсь во времени) из-за усталости я не обратила внимания на то, как тут всё устроено. Хотя следовало бы, если когда-нибудь мне придется выйти на поверхность. В каменных стенах периодически встречаются маленькие отверстия с решётками. Возможно, вентиляция. На расстоянии нескольких шагов друг от друга висят факелы – единственный источник освещения в этих бесконечных коридорах. Нужны они только для того, чтобы мы удачно вписывались в повороты и не врезались в стены лбами – пол поразительно ровный, а потому споткнуться просто невозможно.

Выходим на большую площадь. В этот раз людей вокруг меньше. Проходов тут и правда великое множество – впору бы запутаться, но я почти сразу нахожу нужный. Он расположен чётко напротив того, откуда мы только что вышли. Если побегу к нему через всю площадь, меня смогут догнать, особенно если учесть мою слабую физическую подготовку. А ведь Миша не раз предлагал заняться бегом… Необходимо отыскать момент, когда я буду так близко к этому проходу, что смогу незаметно для всех ускользнуть.

На самом деле это место мало напоминает храм, скорее, какой-нибудь подземный дворец – только не хватает огромных окон и шикарной многоярусной люстры. Но даже без подобных деталей красота просто поразительная. Ужасающая. Каменная кладка кажется совершенно невесомой, словно стены тоньше картона. Ступени, что называется, самодельные. С годами камень стёрся и стал гладким, а вместе с тем и скользким. Удивительно, как потолок не проваливается – колоннам, что поддерживают его, сотни лет. Это восхищает, поражает и пугает одновременно.

Магия. Здесь всё держится на магии: если исчезнет она, то исчезнет и остальное. С помощью магии этот храм существует столь долгое время; с помощью магии защищает беглецов от врагов.

Мы снова движемся вдоль стены, только теперь Агата не натягивает мне на голову капюшон. Люди (колдуны?), встречающиеся нам по пути, провожают меня изучающими взглядами. Их шёпот отчётливо касается слуха, вот только разобрать слова довольно сложно: они сливаются в непонятные фразы, отлетая от стен.

Сами стены совсем не гладкие. Довольно часто встречаются выпирающие колонны с вырезанными на них узорами – они, как титаны, держат небо. Как давно живут здесь все эти люди? Без солнца и свежего ветра, без шелеста травы под ногами и аромата цветов; не видя ни дня, ни ночи; ни света звёзд, ни отблеска луны.

Подходим к одному из больших проёмов (таких тут не больше шести) и ныряем в него. На стенах тут же загораются огненные сферы. Восторженно охаю. Агата оборачивается, смотрит на меня через плечо и улыбается. Наверное, её забавляет то, как я реагирую на любое проявление магии. Кажется, что если я поднесу руку к этой горящей сфере, то не обожгусь. И это довольно нелегко – поверить в реальность происходящего.