Текст книги "Ночной крик"

Во дворе отыскалась ржавая труба с вентилем, из которой текла холодная и чистая вода. Вика старательно и долго терла миску под ледяной струей, пока не сочла, что она достаточно пригодна для приготовления пищи.

Некоторое время спустя она, примостившись на краешке кровати, с огромным наслаждением пила обжигающий, невероятно вкусный чай, закусывая его смородиной – немытой! – прямо из корзинки и наблюдая, как к потолку поднимается пар, похожий на доброе привидение. Скажи ей кто-нибудь пару месяцев назад, что она будет готовить себе чай в собачьей миске и при этом радоваться, она бы страшно этому поразилась. А теперь думала, что жизнь в городе со всеми удобствами развращает и такие вот развороты, возможно, на пользу. Начинаешь по-новому воспринимать окружающую действительность и получать радость от ерунды.

Однако, когда пришло время ложиться спать, энтузиазма у нее поубавилось. Точнее, это произошло после того, как Вика погасила свет. За окном вдруг оказалось непривычно темно. Вика не сразу поняла, что это оттого, что нет уличных фонарей, только темный провал неба, посыпанного блестками звезд, и силуэты деревьев, заслоняющие слабый лунный свет. И еще тишина. В городе она привыкла к постоянному шуму машин под окном, не прекращающемуся даже ночью, звону редких трамваев и другому шуму. Здесь тишина давила на мозги, заставляя прислушиваться. Ох, лучше бы она этого не делала. Ей чудились какие-то звуки и шорохи, большинство из которых казались подозрительными, а остальные и вовсе пугали. Вот кто это пискнул только что? Кошка? Или, не приведи господи, летучая мышь? А вот хрустнула ветка. Зачем? Ведь ветки не хрустят просто так, сами по себе, только если на них наступить. Но если так, то кто наступил? Кто ходит по ее саду ночью, бесцеремонно хрустя ветками?

Запугав себя сверх всякой меры, Вика поплотнее закуталась в ватное одеяло. Не помогло, – поняла она пять минут спустя. Ей по-прежнему было страшно, дико хотелось, чтобы поскорее наступил рассвет, а до него было еще так долго, всего только полночь, да и то – без четверти.

Ей вдруг стало очень холодно. Она вылезла из-под одеяла и, не зажигая света, подошла к окну, чтобы проверить, закрыто ли оно. Она простояла там довольно долго, пытаясь избавиться от ощущения холода и, глядя на сад, такой знакомый и такой чужой одновременно. Осознав, что холод идет изнутри, – ее попросту трясет от страха, – Вика отошла от окна и, споткнувшись о тапочки, которые оставила посреди комнаты, вернулась к кровати. Ей отчетливо казалось, что вот сейчас что-то случится, что-то, чего никогда не было. Она так уверилась в этом, что когда до нее донесся чей-то отчаянный вскрик, почти даже не удивилась, только вздрогнула и обхватила себя за плечи.

Глава 3

Что это было? Показалось? Да нет, не настолько она испугана чтобы слышать то, чего нет. Тогда кто кричал? И, главное, где? Ей показалось, что крик раздался совсем близко, но она вполне могла ошибаться, возле воды звуки разносятся далеко, она где-то читала об этом.

Поняв, что оставаться в доме она больше не может, Вика нашарила брошенные на стуле джинсы и, путаясь в штанинах, натянула их на себя, Сверху набросила кофту – кормить комаров она не собирается.

Снаружи оказалось гораздо светлее, чем в доме, хотя заросли безобидного малинника и крыжовенный куст вблизи выглядели устрашающими. Вика запретила себе бояться. В конце концов, ей самой ничто не угрожает, а крикнуть мог кто угодно, может, даже молодежь на реке развлекается. В молодежь как-то не очень верилось. Крик был по-настоящему испуганным, больше похожим на сдавленный писк, но Вика не хотела думать об этом. Она знала, что стоит только начать и ей одна дорога – обратно в дом, запереться на все замки и не высовываться наружу до рассвета. А этого Вике не хотелось.

Она не хотела себе признаваться в том, что уже много лет, с тех самых пор как устроилась работать в издательство, ее преследует тайное желание испытать какое-нибудь приключение. Сколько она про них прочитала за это время, перелопачивая горы талантливой и не очень литературы. От некоторых книг дух захватывало. За это время головокружительные приключения стали для нее чем-то привычным, почти обыденным. Но это на бумаге, а в жизни, стыдно признаться, с ней никогда не происходило ничего интересного. Ее собственная жизнь, на фоне книжных страстей казалась еще более пресной и скучной, чем на самом деле.

Вика решительно стала пробираться сквозь заросли непонятно чего в ту сторону, откуда, как ей показалось, донесся ночной крик. В конце концов, исцарапавшись в кровь, она уткнулась носом в какую-то преграду. Темнота мешала разглядеть ее подробнее. Вика пошарила руками и сплюнула, сообразив, что перед ней обыкновенный забор, наполовину сгнивший, к тому же. Какая-то гладкая тварь вывернулась из-под пальцев, поспешно удирая прочь с насиженного места. Вика брезгливо отдернула руку и яростно потерла ее о штаны.

Итак, она добралась до границы, разделяющей ее и соседний – Катин – участок. Может быть, кричала Катя? Девушка попыталась вглядеться в темный двор, который видела только наполовину, но ничего не разглядела. Свет в окнах Катиного дома не горел. Было тихо. И все же в ночном воздухе повисло напряжение, как будто должна была вот-вот ударить молния. Но Вика была уверена, что никакой молнии не будет, просто вокруг сгустилась какая-то загадочная энергия, злобная и мрачная.

Несмотря на эти ощущения, Вика чувствовала себя довольно глупо, стоя вот так, посреди ночи, в саду и шпионя за соседями. Она готова была повернуть обратно, опасаясь, как бы собачка Кати не учуяла ее присутствие и не подняла лай, но тут ей показалось, что далеко впереди, в саду Гаевской, вдоль забора метнулась чья-то тень. Тень промелькнула настолько быстро, что Вика и понять ничего не успела. Она даже не была уверена в том, что действительно видела чью-то фигуру, бесшумно скользящую по чужой территории. И все же, помня о крике, она захотела убедиться, хотя бы в том, что тень ей померещилась.

Но как это сделать? Вика хмурилась и задумчиво терла переносицу, но никак не могла решиться на что-либо. А решаться было необходимо. Вика точно знала, что вторгнуться в сад Гаевской ни за что не осмелится. И дело даже не в том, что она боялась за себя. Просто ей не хотелось, чтобы кто-то из именитых гостей актрисы, заметив ее, поднял шум. Хороша бы она была в таком случае. Особенно, если крик раздался вовсе не оттуда.

Поразмышляв еще немного, Вика, махнув рукой на предрассудки, приняла единственно верное решение: взгромоздилась на забор. Наблюдательный пункт оказался весьма удобным – теперь она довольно хорошо могла видеть сад Гаевской и даже часть пруда – но, к несчастью, совсем непрочным. Вика боялась пошевелиться, так как гнилые доски отчаянно скрипели и прогибались под ее тяжестью. Она тянула шею вверх, но, сколько ни старалась, не смогла разглядеть ничего подозрительного.

Вдруг в полной тишине послышались звуки открываемой двери, жалобно, будто протестуя, скрипящей на заржавленных петлях. От неожиданности, Вика громко сглотнула, тараща глаза и холодея от страха в предчувствии того, кто сейчас может показаться на лужайке перед домом Гаевской. Никаких шагов она не слышала и от этого делалось еще страшнее. Она успела увидеть смутную тень в чем-то белом, ковыляющую к пруду. Потом тень наклонилась, словно, разглядывая что-то в траве и…

Доска подломилась с оглушительным треском, Вика кулем свалилась в траву, оказавшуюся на поверку крапивой. Руки, шея и правая щека немедленно зачесались. Она попыталась подняться, чтобы отползти от забора подальше, и не смогла. От удара у нее зашло ребро за ребро, ничего страшного, но ни согнуться ни разогнуться она пока не могла. Следовало встать и резко нагнуться, чтобы вернуть все в исходное состояние, однако сделать это было непросто.

Полежав еще немного в крапиве и отдышавшись, насколько это было возможно, Вика, цепляясь за остатки забора, приняла вертикальное положение, жмурясь от резкой боли в боку. После этого оставалось только нагнуться и сильно выдохнуть. Что она и сделала.

В этом положении она снова услышала скрип, но на этот раз совсем близко, буквально в двух шагах. А затем прозвучал испуганный голос:

– Кто здесь… пыхтит?

Вика сразу узнала голос Кати и робко пискнула:

– Я!

– Кто?

– Я, ваша соседка.

Но Катя уже и сама увидела согнутую пополам девушку, которая от испуга забыла принять исходное положение и теперь таращилась на нее снизу вверх.

– А-а, это ты. А чего это ты здесь? И почему в такой позе?

– Простите, – пролепетала снизу Вика, вновь переходя на "вы" от смущения, – мне показалось… то есть послышалось, что кто-то кричал…

Она поняла, что отвечает невпопад, окончательно стушевалась и поспешно приняла нормальное положение. Теперь уже Катя смотрела на девушку снизу вверх. Во взгляде читалось удивление, смешанное с настороженностью.

– А я вот уток вышла проверить, показалось, что забыла сарай запереть с вечера, – зачем-то сообщила Катя. – Ты сказала, кто-то кричал? Кто?

– Я не знаю, – развела руками Вика.

– А где? Когда? – Катя явно забеспокоилась.

– Несколько минут назад. Кажется, там, – Вика махнула рукой, указывая направление.

– У Гаевской? Странно. Кому там кричать?

– Не знаю. Может, пойти посмотреть? – Вика посмотрела на Катю с надеждой.

– А вот этого делать не советую, – покачала та головой.

– Почему?

– У нее ограда под током. Установила не так давно. Каждую ночь включает собственноручно, точно знаю. Напряжение там – будь здоров, мне электрик рассказывал. Убить, может, и не убьет, но поджарит основательно.

– Вот это да, – обалдело покрутила головой Вика и снова посмотрела в сторону сада Гаевской. – А ты код случайно не знаешь? – снова спросила она.

– Нет. Зачем мне? Я по ночам к хозяйке не хожу. Ты лучше…

Договорить она не успела, так как в глубине двора скрипнула калитка и кто-то большой вошел внутрь. Катя встревоженно повернула голову и проводила глазами высокую мужскую фигуру, которая молча пересекла двор и, поднявшись на крыльцо, скрылась в доме. В их сторону мужчина даже не взглянул.

– Это мой муж, Костя, – произнесла Катя. В ее голосе послышалась затаенная горечь, хотя, возможно, Вике это только показалось.

– Извини, мне пора, – сказала Катя и немедленно повернувшись к Вике спиной, заторопилась вернуться в дом. Хлопнула дверь, лязгнул засов. Вика снова осталась одна.

"Однако, странное время для возвращения домой, почти час ночи. Интересно, а кто у нас муж?" – подумала Вика. Кажется, падение с забора ничуть не уменьшило ее тягу к приключениям.

Но от повторной попытки взгромоздиться на забор Вика благоразумно отказалась, решив, что на сегодня с нее вполне достаточно. Она вернулась в дом и на этот раз уснула, едва коснувшись головой подушки.

* * *

С утра Вика первым делом – не считая утреннего умывания под струей ледяной воды все у того же ржавого крана – отправилась исследовать местный магазин. Романтика романтикой, а пить чай из собачьей миски все-таки не к лицу приличной барышне. Опять же, как знать, какие знакомства здесь появятся? Отдых, он к знакомствам очень даже располагает, а Вика в свои двадцать пять была девушкой совершенно свободной. На данный момент. Так вот, если они – знакомства, то есть, – вскоре появятся, то как прикажете угощать новых друзей? Не предлагать же им чай в собачьей миске? Впрочем, на этой миске нигде не написано, что она собачья.

Итак, магазин стоял на первом месте, даже впереди купания, хотя Вике очень хотелось побыстрее отправиться на пляж и обновить специально приготовленный по такому случаю купальник.

Ночные страхи, развеянные утренним солнцем, казались глупыми и смешными, а комната, где она несколько часов назад тряслась от ужаса, теперь почему-то выглядела совсем иначе: светлой и уютной, хотя по-прежнему носила отпечаток заброшенности. Комната казалась просторнее из-за отсутствия мебели. Кровать, стол у окна, да два стула, стареньких, зато настоящих венских, с красиво гнутыми спинками. Все это было покрыто солидным слоем пыли, видной невооруженным глазом.

«Ну, от пыли еще никто не умирал», – подумала Вика, проведя пальцем по столу и весело сдувая облако пылинок. Она решила заняться уборкой немедленно, как только принесет из магазина все необходимое и позавтракает.

Чтобы окончательно избавиться от ночного наваждения и избежать соблазна сунуть нос в чужой двор, Вика направилась к магазину по другой стороне улицы, а когда проходила мимо дома Гаевской, даже специально отвернулась в сторону.

Магазин приятно удивил ее. Катя нисколько не преувеличивала: он оказался более чем приличным. Новенькое, с иголочки, здание было заметно еще издали, его современные тонированные витрины сулили кондиционированную прохладу и товарное изобилие. Очевидно, магазинчик появился в этих краях совсем недавно, и его появление было связано с началом строительства коттеджей, которые она видела с холма. Богатые люди и на природе не желали лишать себя удобств, тем более, что за каждой мелочью в город не наездишься.

В магазине у Вики разбежались глаза от разнообразия товаров. Конечно, здесь было все, что ей нужно, и даже больше. В средствах она была не ограничена и потому бродила среди прилавков не менее получаса, начисто позабыв о том, что вещи, которые она собиралась приобрести, ей скорее всего придется при отъезде оставить здесь. Но как отказаться от этой миленькой кастрюльки или вон той, крошечной, словно игрушечной, сковородочки с тефлоновым покрытием, рассчитанной как раз на одного. Электрический чайник цвета чайной розы – это само собой, а к нему нужен вон тот сервиз, состоящий, как по заказу, из четырех чашечек и сахарницы. Очень удобно, если учесть, что заварочный чайник ей ни к чему, так как она пользуется пакетиками. Хотя вон тот, с ромашками, она бы купила.

Помимо этого Вика приобрела полотенца, пару наволочек, три пачки салфеток и набор десертных тарелок в тон чайному сервизу. Варить суп она не собиралась и потому от глубоких тарелок – с большой неохотой – отказалась. Зато вилок и ложек приобрела целых два набора, так как не смогла решить, какой цвет ручек ей больше нравится – ярко-красный или фиолетовый. У ножей ручка была не цветная, а деревянная, но они были такими симпатичными, что Вика не удержалась и купила сразу три: большой, хлебный; средний и совсем маленький.

Металлическая корзина уже оттягивала руку, а ведь предстояло еще купить продуктов. Понимая, что попросту не допрет все до дома за один присест, Вика решила вернуться за продуктами попозже, а пока ограничилась только самым необходимым. В необходимый продуктовый набор входили сахар, масло, джем, восхитительно свежая булочка, по небольшому кусочку колбасы и сыра, а также молоко и десяток яиц. Несмотря на то, что она старалась особо не нагружаться, покупок получилось предостаточно, два вместительных пакета оказались забитыми под завязку. Оставалось надеяться, что по пути к дому ничего нигде не лопнет и не порвется.

Пакеты выдержали испытание на прочность, а сама Вика – на выносливость. Почти у самого дома она обнаружила стол, стоящий прямо на улице, заваленный зеленым луком, укропом, молодой розовато-кремовой картошечкой и петрушкой. Отдельно, в синей чашке, лежала восхитительно свежая, ароматная малина. От ее запаха (и от голода) у Вики закружилась голова. Она решила купить малину и молодую картошку немедленно, тем более, что до дома оставалось всего-ничего. Дотащит – не развалится.

Однако, несмотря на горячее желание, совершить покупку было невозможно, так как отсутствовала главная составляющая – продавец. Вика повертела головой, надеясь отыскать пропажу, но вместо продавца обнаружила странное скопление народа неподалеку. С замирающим сердцем она поняла, что замеченное ею оживление сосредоточено возле дома Гаевской. Это открытие ей очень не понравилось, но она решила держать себя в руках. Позабыв о малине и картошке, Вика торопливо зашагала по улице, но возле гудящей толпы не затормозила, а вначале проследовала к себе домой. Что-то подсказывало ей, что лучше забросить продукты в холодильник заблаговременно, так как дело у Гаевской серьезное и долговременное. На самом деле вся эта возня с покупками была всего лишь временной передышкой, которая потребовалась Вике, чтобы собраться с мыслями.

Дурное предчувствие завладело ею с новой силой. Еще бы ему – предчувствию, то есть – не встрепенуться. Как ни отворачивалась Вика в сторону, а желтый уазик с синей полосой, нагло приткнувшийся возле иномарок, так и лез в глаза. А там, где милиция, ничего хорошего ждать не приходится.

Глава 4

Толпа возле дома, как показалось Вике, за последние несколько минут увеличилась еще больше. Зеваки теснились у забора, вытягивая шеи и стараясь заглянуть внутрь, в глубину сада. Увидеть ничего не удавалось, и толпа возбужденно переговаривалась, строя всевозможные предположения. Вика прислушалась, но не смогла понять о чем речь, настолько противоречивы были долетавшие до ее ушей обрывки фраз. Было ясно только одно: ночью в доме что-то случилось. Что-то плохое, раз здесь милиция.

Вика поискала глазами Катю, единственную, с кем была хоть немного знакома, но не нашла и, набравшись мужества, обратилась к топтавшейся рядом тетке в чистеньком белом платочке, завязанным узлом под подбородком:

– Вы не знаете, что случилось? – выдавила Вика неожиданно тонким голосом.

– Так баба, что в этом доме жила, утопла, – охотно поделилась информацией женщина.

– Купаться ей ночью вздумалось, – добавила другая, в выцветшем сером фартуке, повязанном поверх коричневой юбки.

– Купаться? Ночью? – удивилась Вика.

– Вот и я говорю – малохольная она, – со значением сказала первая, та, что в платочке.

– И не говори, Петровна. Ей бы о душе подумать, раз время пришло, а у нее гостей полон дом, и все, заметь, мужики.

– И-ить, Алевтина, это ж не мужики, это ж супружники ейные!

– Все, что ли? – хитро усмехнулась Алевтина, ядреная бабка лет шестидесяти. – Не многовато ль будет? И откудова они взялись-то? На моей памяти никого отродясь не видела.

– Точно сказать не берусь, а только на рынке бабы сказывали, что мужья. Все или нет – не знаю.

– Да мало ли что люди болтают. Им только повод дай, – передернула плечами Алевтина. Было ясно, что женское самолюбие никогда не позволит ей поверить в такое количество мужей у какой-то больной «малохольной бабы».

– А Катерина где ж? – поинтересовалась Петровна.

– Она не знает еще. С ранья в город понеслась. Я ее поутру встретила, когда корову выгоняла. Она на станцию побежала. На первую электричку успеть хотела.

– А зачем ей в город-то?

– Сказала, гостям выпивки не хватило.

– Матерь божья, всю водку никак выхлебали? Ее ж в магазине пруд-пруди.

– Да не водку, другое что-то. Название такое мудреное. Катька мне сказала, да я не запомнила. У нас в магазине такое не продают, вот в город и поехала.

– Ишь, срамота. Видел бы ее отец, что в доме творится, в гробу бы перевернулся, – неодобрительно поджала губы Петровна.

– А вы знали отца Гаевской? – тут же спросила Вика, еще не понимая до конца, почему ее это интересует.

– Так на моей памяти он этот дом купил. Я, правда, еще молодая была, только Ваньку родила, если память мне не изменяет. Хороший был мужик, ничего не скажу, хозяйственный. Даром, что интеллигент, а в земле толк знал.

– Так это он дом построил?

– Нет. Не он. Еще до него усадьбу отгрохали. Еврей один, не помню его фамилию, – ответила Алевтина. – Он хитрый был, оборотистый. Польстился на дешевую землицу – здесь же в те времена жуткая дыра была – да и прикупил сразу несколько участков по соседству. Кажется, пчел разводил.

– Не пчел. Травы он выращивал разные. Те, что от болезней помогают. Он аптекарем был. На этом и состояние себе сделал. А пчелы так, между прочим.

– Точно! Его в деревне колдуном считали. Но и уважали тоже. Никто кроме него так лечить не умел. Люди со всего края к нему валом шли, – подхватила Алевтина.

– Ну да. Только это его не спасло. В тридцать седьмом его взяли – и с концами. А усадьбу конфисковали. Вот после этого здесь Гаевские и поселились. Они и пруд вырыли, и яблонь насажали. Травки лечебные частью перекопали, частью те сами выродились. Но зато красиво стало. Это при Ирине все в упадок пришло.

– Где ж ей за хозяйством следить, – презрительно фыркнула Алевтина. – У нее занятие поинтереснее было – мужиков коллекционировать.

– Не верю я все же в это. От стольких-то мужей – и ни одного ребятенка не завела, – покачала головой Петровна.

Алевтина только плечами пожала, оставаясь при своем мнении.

Вика и сама не очень верила в большое количество мужей. Хотя, если учесть, что Гаевская была актрисой, причем известной, то всякое могло случиться. Непонятно одно – с какой-такой радости все ее мужья собрались в одном месте в одно время? Уж не наследство ли собрались делить? А что? Если детей у Гаевской не было, то она вполне могла завещать этот дом тем, кто был ей когда-то дорог. Усадьба даже по самым скромным подсчетам стоила сейчас не одну сотню тысяч долларов, особенно если учесть, что деревня превратилась в оч-чень престижное место и активно застраивается новыми русскими. Один участок, учитывая его колоссальные размеры, стоит немало. А еще дом, и, наверняка, какая-то обстановка, драгоценности. Вика сразу вспомнила пропавший золотой браслет "с паучками". Катя говорила, что он уникальный. Да, неплохое наследство. Только в этом случае хозяйка умерла как-то слишком кстати. Кто-то из наследников оказался чересчур нетерпеливым.

В случайную смерть Вике как-то не очень верилось, тем более в такой ситуации. Как же пожалела в эту минуту Вика о том, что ночью так не вовремя свалилась с забора. Удержись она еще хоть немного и, возможно, в ее руках оказался бы ключ к разгадке. А сейчас у нее были только догадки, да и те – так себе, несущественные. Ну слышала она ночью подозрительный крик, и что? Мало ли что это было. Да и вообще, крик – понятие невещественное, его не предъявишь и к делу не пришьешь, а ее свидетельство мало чего стоит, особенно здесь, где никто ее не знает.

Вика озабоченно повертела головой по сторонам, не зная как поступить. Она обнаружила, что вход в дом, несмотря на наличие милицейской машины, никто не охраняет. Впрочем, местные жители даже не пытались проникнуть на запретную территорию, жались возле забора. Вика же немедленно воспользовалась преимуществом и, стараясь не привлекать внимания, мышкой скользнула за чугунную калитку. Остановить ее было некому и она, обогнув дом, оказалась во внутреннем дворе. Благодаря теннисным туфлям на резиновой подошве, ее шаги по вымощенной плитками дорожке, были практически бесшумными. Она еще издали увидела небольшую группу людей, собравшихся у пруда, и остановилась в отдалении. Ее появления никто не заметил.

Раздумывая о том, стоит ли подходить ближе, Вика оглянулась на дом. Вблизи он оказался довольно низким, приземистым, с серой, потемневшей от времени кровлей. Дом был построен в форме буквы "П" и защищал внутренний двор от всех возможных ветров, кроме восточного. Во дворике рос кряжистый столетний дуб, а те деревья, которые Вика видела раньше издали, оказались липами, а вовсе не яблонями. Яблони росли дальше, ближе к пруду, но яблок на них было немного и они явно измельчали без должного ухода, а на вкус наверняка оказались бы несъедобными.

Три человека в форме плотно обступили какое-то место на берегу. Один из них что-то обмерял и фотографировал. Другие наблюдали за ним, негромко переговариваясь. До Вики долетали лишь обрывки отдельных фраз, но и от них у нее по коже побежали мурашки. Она больше не сомневалась – там, в густой траве на берегу пруда лежит труп.

Когда вы читаете о таких вещах, вам кажется, что с вами такого произойти не может. В лучшем случае – все это просто вымысел, а в худшем это случается с кем-то другим. И вот сейчас она стоит в двух шагах от трупа. Всамделишного и наверняка отвратительного, а ноги, вдруг ставшие ватными, лишают ее возможности уйти как можно скорее. Уйти было необходимо, уйти быстрее, пока ее еще не заметили. Вика и рада была бы поступить разумно, да только вот тело ей почему-то не повиновалось.

Немного поодаль от деловито копошащихся стражей правопорядка стояла еще одна группа людей. Двоих из них Вика узнала – это были Двуреченский и тот, насупленный, что прогнал ее вчера от ворот дома. Третий оказался гораздо моложе, но определенно принадлежал к числу гостей. Причислить его к мужьям престарелой актрисы для Вики казалось затруднительным, а никакой другой роли для него она в данный момент придумать не могла. Кстати, его она тоже узнала, хотя и не сразу. Это был не кто иной, как популярный лет десять назад певец, кажется, Окунцов его фамилия. Последние лет пять он совсем не появлялся на экране, о его концертной деятельности тоже ничего не было слышно, а в зените славы он запросто собирал стадионы, Вика даже припомнила пару строк из популярной тогда песенки. Окунцов все еще был хорош, хотя оказался гораздо ниже, чем представлялось Вике. Его длинные соломенные волосы уже начали понемногу редеть, а вместе с пышной шевелюрой пропадало и его мальчишеское обаяние. Согласитесь, лысеющий мальчик – это выглядит как-то пошло.

Все трое казались обеспокоенными, но хуже всех смотрелся политик. В отличие от вчерашнего, он был трезв, но его бесцветные глаза с тяжело набрякшими веками, выражение которых стало более осмысленным, скорее могли бы принадлежать какой-нибудь ящерице, чем представителю рода человеческого. Наиболее привлекательно в этой группе выглядел Двуреченский, подтянутый и аккуратный – однако, перехватив холодно-равнодушный взгляд режиссера, брошенный в ее сторону, Вика сразу же сменила свое мнение. Этот хлыщ сделал вид, что видит ее впервые в жизни и, более того, она совершенно не кажется ему достойной внимания.

Подобное пренебрежение неожиданно придало ей смелости. Вика быстро протопала по узкой тропинке к пруду и остановилась возле тех, кто по ее мнению представлял здесь закон. Как раз в этот момент группа мужчин на берегу расступилась и Вика неожиданно увидела совсем рядом лежащее в траве лицом вниз тело женщины в съехавшем набок платиновом парике. Ее одежда выглядела еще влажной, хотя солнце уже успело основательно обсушить ее. Без сомнения, женщина была мертва, ее раскинутые руки и вытянутые в струнку ноги имели страшный, иссиня-бледный цвет.

Вика пошатнулась и тут наконец ее заметили.

– Это еще кто? – требовательно спросил один из мужчин, сурово нахмурясь.

– Я соседка, – пролепетала Вика быстро, думая только о том, как бы ее не стошнило на этого сердитого дядьку.

– Ну и что, что соседка? Вам здесь не место. Эй, с вами все в порядке?

Какое там. Сад и деревья интенсивно закачались у Вики перед глазами, потому что в этот момент один из присутствующих, продолжая делать свою работу, перевернул тело женщины на спину и Вика отчетливо разглядела ее лицо. Ни разу до этого ей не приходилось встречаться с Гаевской, но это была не она, Вика знала точно, хотя узнать женщину было непросто. Вика в какой-то мере готова была увидеть смерть, но это было совсем другое, гораздо более страшное. С трудом устояв на ногах, Вика заставила себя отвести глаза от наполовину обглоданного, безгубого лица, на котором остался только один глаз. Кто-то, какие-то твари, основательно над ним поработали, но девушка ни на минуту не усомнилась в том, что перед ней ни кто иной, как Софья Аркадьевна, та самая, что вчера пыталась громогласно обвинить безответную Катю в воровстве.

Вика почувствовала, как у нее в животе что-то перевернулось, тошнота подкатила к горлу, а глаза застлал сизый туман. Наверное, выглядела она в ту минуту паршиво, так как дядька, который до сих пор занудно требовал от нее немедленно покинуть место происшествия, вдруг чертыхнулся и, подхватив ее под руку, оттащил в сторонку, под тень деревьев.

– Господи, как же это случилось? Что с ней? – пробормотала Вика, едва отдышавшись.

Милиционер не обязан был ей отвечать, но он почему-то ответил:

– Несчастный случай. Поскользнулась в темноте, упала, не смогла выбраться и в конце концов захлебнулась. В возрасте все же была, понимать надо.

– А как же это? – удивилась Вика, ткнув себя пальцем в живот, в то самое место, где заметила у Софьи расплывшееся кровавое пятно.

– Глазастая, – неожиданно одобрил опер. – Ты чья же будешь? Я что-то не припоминаю. Вроде, говоришь, соседка… Корнешовых, что ли? У них вроде племяшка в городе.

– Нет, я не Корнешовых. Я ничья. Я дом сняла на месяц, бабы Маруси. Знаете?

– Ах, этот. Как не знать, – протянул тот, кивая. – Ну что ж, добро пожаловать. У нас тут места славные. – Он покосился в сторону трупа и неловко прокашлялся. – Тебя как звать?

– Викторией.

– Ягодка, значит. А я участковый здешний, Федор Карпович.

– Очень приятно, – попыталась улыбнулась Вика, радуясь, что ее больше не гонят. – Так откуда у нее рана на животе, если это несчастный случай? – окончательно осмелела она.

– Так на корягу напоролась. Их здесь возле берега – немерено. Из-за этой раны она и не смогла выбраться, я так думаю. Ослабела быстро от потери крови – и кранты. Много ли старухе надо?

"Слышала бы это Софья Аркадьевна!" – усмехнулась про себя Вика, вспомнив старую кокетку, стремящуюся к вечной молодости.

– Странно, что она не звала на помощь. Дом довольно близко. Не сразу же она на дно пошла?

– А ты дотошная, – беззлобно усмехнулся Федор Карпович. – Только неопытная еще. Баба-то эта могла и сознание потерять. А может от испуга сердчишко прихватило – всякое бывает. Вот и не крикнула.

– Нет, она кричала.

– А ты откуда знаешь?

– Слышала. Правда, я слышала только один крик, но он был, это точно.

– Ну что ж. Одного раза маловато будет. Ночью ведь все случилось, спали все. Вряд ли успели понять, что происходит. Опять же, выпили накануне крепко. От тех двоих – он небрежно мотнул головой в сторону гостей Гаевской – перегаром разит, аж тошно. А третий, который с бакенбардами, жвачкой рот набил, благоухает как "Риглис Сперминт".

Почему-то название популярной жевательной резинки прозвучало в его устах как ругательство.

Вика немного помолчала, раздумывая, как бы половчее задать последний вопрос. Наконец, решилась:

– А кто это так Софью Аркадьевну…обгрыз? – спросила она осторожно. – Ведь не рыбки?

Федор Карпыч неожиданно нахмурился и посмотрел на нее преувеличенно строго. Как показалось Вике, для того, чтобы скрыть растерянность. Проследив за его реакцией, она уже не удивилась, когда услышала: