Текст книги "Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума"

Швейцария

Забраться бы в Швейцарию, в глушь лесного кантона. Мир и ясность над озером, небо и горы, и звучный всему вторящий, настороженный воздух.

Борис Пастернак

Исторические параллели: ровно за пятьсот лет до рождения русского гения, в благословенной памяти 1499-м, маленькая Швейцария стала независимой.

А в самый год появления на свет младенца Александра Пушкина в Швейцарских Альпах разыгрались военные баталии, имевшие судьбоносное значение и для России, и для всей Европы.

Русский император Павел I взял под свою защиту маленькое государство, торжественно провозгласив: «Мои войска идут в Швейцарию, чтобы защитить благополучие ее обитателей и вернуть им прежнее правление». В августе 1799-го армия Корсакова – 25 тысяч русских солдат и казаков – победоносно вошла в Цюрих, оставив и по сей день память о тех горячих днях в названиях цюрихских улиц.

1799 год отмечен в истории героическим переходом русской армии, ведомой через альпийские вершины Александром Суворовым. Любопытная деталь: будущий генералиссимус нашел в горах череп боевого слона, одного из тех, на коем совершал свой поход на Рим полководец древности Ганнибал. А ведь слон – тотемный символ прадеда поэта, выводившего свое родословие от «грозы Рима», слон – в фамильном гербе Абрама Ганнибала! Некогда именно темнокожий прадед Пушкина сыграл особую роль в судьбе полководца, уговорив отца юного Александра, своего приятеля, не чинить сыну препятствий в выборе им военной стези.

Не символично ли, что одному из участников славного суворовского похода, прапорщику Астраханского гренадерского полка Александру Юрьевичу Пушкину, пришла из Москвы в Швейцарию весть о рождении младенца, нареченного в его честь, – будущего поэта?!

Сердце Европы, маленькая Швейцария, исправно отсчитывает вот уже шестое столетие с точностью великолепного часового механизма. За истекшие века снискавшая славу страны самых дорогих часов, элитного сыра и шоколада. И еще – самой живописной в мире, своеобразного эталона земной красоты.

«Швейцарский» Пушкин. Миниатюра из частной швейцарской коллекции

…Не раз любовался поэт идиллическим швейцарским пейзажем, гравированным на циферблате золотых карманных часов, что были подарены ему на празднике в Павловске в июне 1816 года. Награда предназначалась юному дарованию, лицеисту Александру Пушкину, за стихи «Принцу Оранскому», сочиненные им по случаю торжества – свадьбы будущего короля Нидерландов с великой княжной Анной Павловной.

 
Венчай, венчай его любовь!
Достойный был он воин мести.
 

Знакомый поэта, бывший лицеист Сергей Комовский, свидетельствовал в своих мемуарах, что поэт «удостоился получить от блаженныя памяти государыни императрицы Марии Федоровны золотые с цепочкою часы при всемилостивейшем отзыве». Но Пушкин не был бы Пушкиным, если бы подобострастно принял от вдовствующей царицы столь дорогой подарок. И, по рассказам, юный поэт то ли в ярости, то ли в расстройстве (ведь согрешил – написал стихи на заказ!) наступил на свои часы – «разбил нарочно об каблук». Видно, сделаны они были на совесть, что еще раз доказывает их истинное швейцарское происхождение, так как впоследствии часы исправно служили Александру Сергеевичу.

Эти же золотые часы работы всемирно известных швейцарских мастеров отсчитали и последние мгновения бытия русского гения: невесомые стрелки замерли на отметке 2 часа 45 минут пополудни 29 января 1837 года.

Наталия Николаевна подарила часы (надо полагать, ей нелегко было расстаться с семейной реликвией) на память о Пушкине Василию Жуковскому, – именно он, один из самых близких друзей поэта, и остановил их в то скорбное мгновение…

Пройдет не столь много времени, и пушкинским часам суждено будет совершить путешествие в Швейцарию и Германию с новым владельцем. Потом они окажутся у Гоголя, после кончины писателя перейдут к его сестре Ольге, от нее к племяннику Николаю Быкову. И когда тот женится на Марии Пушкиной, внучке поэта, часы станут общим семейным достоянием.

Мария Александровна в годы Гражданской войны отдала их в числе других памятных вещей в полтавский музей на хранение, оставив себе лишь цепочку от старинных часов. Ее она любила надевать на шею, поверх платья. Нарядной, с золотой цепочкой, и осталась она в памяти своего внука, москвича Георгия Галина, исследователя необычной истории фамильной реликвии, связанной с именами двух российских гениев: Пушкина и Гоголя.

В год столетия со дня смерти Пушкина его часы из Полтавы были доставлены в Москву, на юбилейную выставку, и затем вновь оказались в Северной столице, в доме-музее на набережной Мойки.

Золотые часы из Швейцарии, вобравшие в себя счастливейшие и самые горькие минуты жизни поэта.

Цюрих. Набережная реки Лиммат. 2005 г. Фотография автора

Так уж исторически сложилось, что Швейцария всегда была отрадна русскому сердцу. Виды альпийской республики словно запечатлелись в сознании поколений соотечественников своей «картинностью»: озерами с прозрачной, ярко-салатного оттенка водой, сияющими белоснежными отрогами, живописными деревушками на горных склонах. Для русского путешественника увидеть Швейцарские Альпы – что для правоверного совершить хадж в Мекку.

Страну вечного мира и благоденствия подчас именуют Русской Швейцарией, но никто и никогда не называл Швейцарию Пушкинской. И все-таки такое государство, не отмеченное ни на одной политической карте мира, реально существует со всеми своими поэтическими атрибутами и символами.

 
Ура… куда же плыть… какие берега
Теперь мы посетим – Кавказ ли колоссальный
Иль опаленные Молдавии луга
Иль скалы дикие Шотландии печальной
Или Нормандии блестящие снега —
Или Швейцарии ландшафт пирамидальный.
 

Самая живописная в мире страна Швейцария так и осталась недосягаемой для Александра Сергеевича, впрочем, как и вся Европа.

Но знакомство поэта с уроженцами прекрасной страны состоялось довольно рано. Первый швейцарец, встретившийся Пушкину на жизненном пути, был его лицейский воспитатель Давид Иванович де Будри. «Будри, профессор французской словесности при Царскосельском Лицее, был родной брат Марату, – отмечал поэт в своих записках, – Екатерина II переменила ему фамилию по просьбе его, придав ему аристократическую частицу de, которую Будри тщательно сохранял…»

Известен и отзыв Будри об успехах своего воспитанника Александра Пушкина: «Он понятлив и даже умен. Крайне прилежен, и его очень заметные успехи столь же плод его суждений сколь и прекрасной памяти…»

Верно, не случайно в черновых вариантах «Евгения Онегина» «мосье Швейцарец» (именно он, а не «француз убогой», по изначальному замыслу, водил гулять в Летний сад юного героя) именован как «очень умный», «очень строгой», «очень важный» и даже «благородный».

Но вот факт, достойный удивления: прежде чем профессор Будри, брат пламенного якобинца Жана Поля Марата, начал обучать азам французской словесности в Царском Селе своего славного ученика, он был гувернером… Николеньки Гончарова, Николая Афанасьевича, в будущем отца Натали! И водил гулять своего воспитанника не по аллеям знаменитого петербургского сада, а по парку и рощам великолепного гончаровского имения Полотняный Завод. Первый «швейцарский след» в Калужской губернии.

И как знать, не благодаря ли стараниям «мосье Швейцарца» Николай Афанасьевич Гончаров получил прекрасное домашнее образование: в совершенстве владел французским, немецким и английским языками, играл на скрипке и виолончели, отдал дань стихотворчеству. Любовь к поэзии, литературе, искусству, языкам, заложенная с ранних лет, передана была впоследствии Гончаровым-отцом и собственным детям. И, конечно же, любимице Таше, которой в будущем доведется побывать и в Германии, и во Франции, и в Швейцарии.

Так уж случилось, что имена двух швейцарцев – С. Вольфа и Т Беранже – роковым образом вошли в летопись последних дней жизни Пушкина: именно в их кондитерской, что на углу Невского проспекта и набережной Мойки, встретились Александр Пушкин вместе со своим секундантом Константином Данзасом. Выпив по стакану лимонада, они сели в сани, и лошади помчали их к Черной речке…

В пушкинских мечтах о путешествиях в чужие земли достало места и Швейцарии, – к слову сказать, не из такого уж безмерно великого числа государств, что дразнили воображение поэта. «Физически красивой» представлялась ему маленькая заоблачная республика.

Национальных колоритных «вкраплений» в пушкинской поэтике не столь уж много, но они есть: «швейцарский сыр», «величавые швейцарские коровы», звенящие «своими колокольчиками», картины со швейцарскими пейзажами. Именно в такую картину, представлявшую «какой-то вид из Швейцарии», разрядил свой пистолет «двумя пулями, всаженными одна на другую», пушкинский Сильвио…

Ах, как страстно желал Александр Сергеевич увидеть швейцарские красоты собственными глазами, сколько разговоров было о стране, где запросто бывали его друзья Николай Карамзин, Петр Чаадаев и Василий Жуковский!

«Говорят, что Чаадаев едет за границу – давно бы так; но мне его жаль из эгоизма – любимая моя надежда была с ним путешествовать…»

И в письме брату Левушке, отправленном опальным поэтом из Михайловского, отзвуки тех мечтаний: «Когда ты будешь у меня, то станем трактовать о месте пребывания Чаадаева». А много позже, уже из Болдино, просит жену: «Коли увидишь Жуковского, поцелуй его за меня и поздравь с возвращением и звездою…»

Необычно: Пушкин не называет страну, будто название им зашифровано, но во всех посланиях речь идет о Швейцарии.

Об альпийской республике Пушкин не единожды упоминает в своей статье «Вольтер», посвященной переписке великого философа с президентом де Броссом и увидевшей свет в 1836 году в «Современнике»:

«Вольтер, изгнанный из Парижа, принужденный бежать из Берлина, искал убежища на берегу Женевского озера…»

Там же есть и весьма примечательные строки, обращенные к Вольтеру, о необходимости жить на родине «по двум важным причинам: во-первых, потому что надобно жить у себя дома, во-вторых, потому что не надобно жить у чужих».

Но звучит этот, вероятней всего вымышленный, совет оправданием за собственные несбывшиеся путешествия в «чужие края».

А вот знакомство швейцарцев с поэтом состоялось при его жизни: в 1832-м в Женеве вышел журнал со статьей «Александр Пушкин». Но еще ранее петербурженка Елизавета Вейкарт адресует в Швейцарию письмо: «Александр Пушкин только что сочинил новую поэму, озаглавленную “Руслан и Людмила”, – делится госпожа Вейкарт с приятельницей. – Говорят, что она прелестна. <…> Как только смогу, я Вам пришлю экземпляр. Вы будете иметь удовольствие заставлять эхо Швейцарии повторять звуки Вашей родины» (франц.).

Эхо в Альпах «повторяло» пушкинские строфы весной 1820-го, в то самое время, когда их автор держал путь из Петербурга в Екатеринослав.

Швейцария – своего рода заповедник, «терра инкогнита» для пушкинистов. Какие находки, связанные с именем русского гения, могут таиться здесь, в частных коллекциях и архивах? Вероятность мала, но все же она есть. Ведь привез же в Россию, и совсем недавно, швейцарец Кристофер Муравьев-Апостол, потомок русского декабриста, автограф неизвестного письма своего предка, отправленного из каземата Петропавловской крепости в январе 1826 года.

Не столь уж давно в Лозанне, в доме Сергея Лифаря, хранились письма Пушкина своей Натали, невесте и жене.

 
Путешествуя в Женеву,
По дороге у креста
Видел он Марию деву…
 

Натали, к тому времени генеральша Наталия Ланская, осень 1861 года провела на берегу Женевского озера. Но была ли она счастлива, оказавшись в красивейшем уголке земли? Там, в Женеве, в сентябре, застала ее горькая весть из России о кончине отца Николая Афанасьевича Гончарова. Тогда же Наталия Николаевна надела траурное платье, и черный цвет стал отныне единственным для всех ее нарядов. Как вспоминала ее дочь, она и «по окончании траура сохранила привычку ходить в черном, давно отбросив всякие претензии на молодость».

Все же осень в Женеве оказала на Наталию Николаевну самое благотворное воздействие: она окрепла физически, и кашель, не дававший ей покоя в Петербурге, почти исчез. С берегов Женевского озера путь семейства Пушкиных-Ланских лежал на юг Франции, к лазурным берегам Средиземноморья. И более в романтическом швейцарском городе Наталии Николаевне побывать не довелось…

Спустя семь лет (прекрасной Натали уже не было на свете) в Женеве родилась ее внучка Софи, в будущем графиня де Торби и супруга великого князя Михаила Романова. Правда, графиня избрала для жизни иную страну и стала подданной Ее Величества королевы Великобритании Виктории.

И еще одной внучке поэта, Вере Пушкиной, посчастливилось увидеть швейцарские красоты: вместе с мужем генералом Сергеем Мезенцовым путешествуя по Швейцарии, поднималась она на вершины сияющих Альп.

С какой верой и надеждой уповал поэт на добрую память будущих своих потомков! От мощного родового пушкинского древа, берущего истоки на древнерусском севере и южном абиссинском нагорье, протянулась ветка в старую добрую Европу – в «маленькую мещанскую республику», как однажды назвал Швейцарию поэт.

Швейцарская ветвь поэта, укоренившаяся ныне в Базеле, – следствие пылкого романа русского венценосца Александра II и красавицы-княжны Катеньки Долгоруковой. Взрыв на Екатерининской набережной, гибельный для императора, станет спасительным для второй, тайной, семьи русского самодержца. Истекающий кровью, смертельно раненый Государь будто прикрыл собой возлюбленную супругу, малолетних детей, будущих внуков и правнуков. Революционная Россия не пощадила бы отпрысков державной фамилии, хоть и сокрытой под другой – Юрьевских, как не пощадила почти всех Романовых. Вряд ли спасло наследников императора от верной гибели и то необычное обстоятельство, что одновременно они являлись и потомками Александра Пушкина…

Светлейший князь Георг Юрьевский с супругой Катариной.

Майлен. 2005 г. Фотография автора

Своему знакомству с графиней Лорис-Меликовой, наследницей императора и поэта, я обязана. Екатерине Юрьевской. Нет, не княгине, супруге русского самодержца, а молодой и не менее очаровательной избраннице Светлейшего князя Георга Юрьевского. Всё-таки жизнь изобилует странными совпадениями. История описала круг радиусом почти в полтора столетия, чтобы вновь даровать правнуку Александра II умницу и красавицу Екатерину Юрьевскую.

Катарина, так звучит ее имя, с самого детства испытывала неизъяснимую тягу к России, довольно странную для швейцарской девочки. Повзрослев, она решила всерьез изучить русский язык и поступила в Цюрихский университет. По совету друзей с предложением о совместном российско-швейцарском проекте она обратилась к Георгу Юрьевскому, встретилась с ним и вскоре… стала его женой.

Как-то в разговоре с Катариной я посетовала, что моей давнишней мечте встретиться с потомками Пушкина из Базеля, видно, не дано осуществиться. Добраться туда, хоть это и не столь далеко даже по швейцарским меркам, не успеть по времени, швейцарская виза выдана мне всего лишь на пять дней – таков срок моей командировки.

Катарина загадочно улыбнулась:

– Я попробую Вам помочь…

И в самый последний мой уже и не день, а вечер в Швейцарии, в апреле 2005-го, именно она попросила свою родственницу по мужу Натали Лорис-Меликову приехать ко мне в маленький отель «Хиршен», что расположился на самом берегу Цюрихского озера.

Графиня Натали Лорис-Меликова. 2005 г. Фотография автора

Ровно в восемь вечера внушительных размеров «джип» припарковался на гостиничной стоянке – графиня приехала с европейской пунктуальностью.

Удивительно воочию увидеть человека, предков коего знаешь до сорокового колена, а о нем – ровным счетом ничего! Натали красива. Невольно хочется разглядеть в ее чертах схожесть с прекрасной тезкой и прапрапрабабушкой Натали Гончаровой-Пушкиной. Всё-таки гены красоты неистребимы, гончаровская кровь столь же сильна, как и пушкинская, африканская.

Графиня Натали любезно пригласила меня в гости, благо, от Майлена, где я остановилась, до ее дома недалеко, не более получаса езды. После замужества она переселилась из Базеля в маленький городок, что в окрестностях Цюриха.

Мчимся на полной скорости по пустынному вечернему шоссе. Зримая ассоциация: Натали-наездница. Она так же уверенно и лихо ведет свой черно-вороной «джип» по швейцарским дорогам, как некогда юная барышня Гончарова, давшая ей кровь, гарцевала верхом в полотнянозаводских рощах.

Мы едем в Маур (Maur). Дорога завораживает. Так и хочется воскликнуть вслед за восторженным Карамзиным: «Счастливые швейцары! (sik!) Всякий ли день, всякий ли час благодарите вы небо за свое счастие, живучи в объятиях прелестной натуры, под благодетельными законами братского союза, в простоте нравов и служа одному Богу?»

Верно, такая глубинная Швейцария, в стороне от модных туристских трасс, и живет в воображении русского человека. Но и у коренных ее обитателей есть «ностальгия» по той, романтической, Швейцарии, что отступает ныне под натиском великой урбанизации.

Авторская работа Натали Лорис-Меликовой.

2004 г. Фотография автора

И графиня, сидящая за рулем, не устает восхищаться привычными для нее видами: далекими белоснежными отрогами Альп, деревушкой, раскинувшейся на холме, у самого озера, и дрожащими огнями на темной водной глади. Туман над озером похож на легкий приспущенный занавес, скрывающий живописные театральные декорации.

Натали извиняется за возможный домашний беспорядок, перезванивается с мужем по мобильному телефону, нежданный визит здесь особо не приветствуется, но для меня, гостьи из Москвы, – счастливое исключение.

Машина плавно останавливается у дома, и я прошу разрешения Натали сфотографировать ее у входа, на фоне пышно цветущих диковинных кустов.

Я уже знаю от Катарины, что Натали увлекается живописью, и, конечно же, мне не терпится взглянуть на работы прапраправнучки поэта.

Обладала ли художническим даром ее прародительница Натали Гончарова? Кто может ответить? Если судить по сохранившимся альбомным рисункам нескольких поколений Гончаровых, то – да. Лишь один набросок, сделанный, предположительно, рукой юной красавицы, в пользу этой версии.

В двадцатом веке снискала мировую известность и прославила свой род художница по имени Натали, Наталья Гончарова. (Ее прадед Сергей Гончаров – младший брат жены поэта, пользовавшийся особым доверием и любовью Пушкина.) Известна ее великолепная пастель «Полотняный Завод. Дом над прудом», созданная в числе других пейзажей в родовой усадьбе в 1908 году.

«Там я много работала… если бы Вы знали, что такое Полотняный Завод – та жизнь! Нигде, нигде на свете, ни до, ни после, я не чувствовала – такого счастия, не о себе говорю, в воздухе – счастья, счастливо-сти самого воздуха!» – много позже признавалась художница.

Долгие годы она жила во Франции, в Париже, и ныне ее авангардная живопись украшает самые знаменитые в мире музейные и частные коллекции. В биографии художницы Натальи Гончаровой, «амазонки русского авангарда», есть и «швейцарская» страница: в 1915 году она поселилась на берегу Женевского озера, в Уши (Ouchy), где работала над эскизами костюмов и декораций к балету Игоря Стравинского «Свадьба».

И вот – Натали-третья! Словно замкнут некий географический треугольник: Полотняный Завод – Париж – Цюрих.

Стены просторной гостиной, спальни, детской сплошь увешаны живописными композициями – яркими, смелыми, экспрессивными.

Нет, Натали Лорис-Меликова не профессиональная художница, но и любительницей ее назвать трудно. Страсть к живописи проснулась внезапно, будто снизошло озарение. Почему она начала рисовать? Наверное, правильнее было бы поставить вопрос иначе – почему она не могла не рисовать?

– Думаю, это способ самовыражения. Хочется выплеснуть свои эмоции, впечатления на белый холст, а там они сами собой трансформируются в яркие мазки.

Натали явно ждет моей оценки. Я не искусствовед, и мне трудно судить об эстетической ценности ее картин. Но в них, как и в названиях, доминирует поэтическое начало. Да и белое полотно так сродни чистому бумажному листу.

Из детской, заслышав разговор, выглянули две симпатичные девчушки. Сестры-погодки – Софи и Сесиль. Обычные швейцарские девочки, ходят в начальную школу, ухаживают за домашними хомячками, рисуют принцесс и играют в куклы. И не подозревают, какая мощная сень родового древа хранит их.

В доме – родной язык французский. Жаль, что ни сама Натали, ни ее дочери, ни сестры, ни брат не владеют русским. В отличие от отца и бабушки Натали. Бабушку Ольгу она помнит хорошо, ведь когда та умерла, девочке шел двенадцатый год. В детской памяти бабушка осталась строгой, властной, но и справедливой.

Сёстры: Софи и Сесиль. Маур. 2005 г. Фотография автора

Позже, в юности, о необычном фамильном древе рассказал Натали отец: Георг, сын Георга фон Меренберга и Светлейшей княжны Ольги Юрьевской, даст начало «немецкой» ветви, а его младшая сестра Ольга – «швейцарской». Полное имя девочки звучало так Ольга-Екатерина-Адда фон Меренберг (Екатерина – конечно же, в честь бабушки, светлейшей княгини Юрьевской), и приходилась она внучкой русскому царю и правнучкой великому поэту. Собственно, каждому последующему поколению прибавлялась почетная приставка «пра».

Долгое время Ольга жила с графиней Александрой фон Меренберг (в замужестве де Элиа), внучкой поэта, в Аргентине. Умирая, богатая тетушка завещала все свое состояние любимой племяннице.

В ноябре 1923-го Ольга венчалась с графом Михаилом Лорис-Меликовым. Свадьба была необычна – ведь узы брака соединили внучку Александра II и внука ближайшего сподвижника Его Величества, начальника Верховной распорядительной комиссии, подготовившего проект конституции, министра внутренних дел! Благородная армянская фамилия Лорис-Меликовых вплелась в фамильное древо Пушкиных-Романовых-Гончаровых.

Александр Михайлович, отец Натали, – единственный сын графской четы.

«Правда, – сетует Натали, – фамилия Лорис-Мели-ковых в Швейцарии на грани исчезновения. Ее унаследовал лишь брат Михаил». Две ее сестры, Анна и Доминика, вышли замуж и сменили фамилию. И дочери Натали, как то и принято во всем мире, носят фамилию своего отца.

Ольга и Георг фон Меренберг, внуки Александра II и правнуки Пушкина. 1903 г. Фотография

Иоганн Диербах (Dierbach), супруг Натали, встретил меня приветливо, будто добрую давнишнюю знакомую.

«Он добродушен, у него великолепный характер, с ним легко и просто, – признается Натали. – У Иоганна непростая родословная: наполовину он швед, наполовину – немец. На летние каникулы мы с детьми обычно едем в Швецию навестить наших родственников. А вот в России дочери еще не были».

Самой Натали довелось побывать на исторической родине лишь единожды – в Санкт-Петербург ее пригласила двоюродная тетушка Клотильда фон Ринтелен из Висбадена. Тетушка часто приезжает в Россию вместе с Николасом, средним из трех своих сыновей.

На память о первой встрече с Северной столицей остались фотографии в альбоме Натали, запечатлевшие счастливые и удивительные мгновения ее жизни…

Разговор зашел о пушкинских местах в России и, разумеется, о Полотняном Заводе. И верно, мой эмоциональный рассказ о старинной гончаровской усадьбе пробудил давнее потаенное желание Натали увидеть ее, и она тотчас стала строить планы предстоящей поездки.

Натали знала, что вскоре князь Георг Юрьевский едет в Москву. Ей тоже хотелось бы побывать в российской столице, но еще больше – в фамильном калужском имении.

С таким трудно произносимым на французском названием – «По-лот-ня-ный Завод».

Графиня Доминика Лорис-Меликова с портретом дедушки. Царское Село. 2011 г. Фотография автора. Публикуется впервые

… Мне довелось встретиться и с другой наследницей графского рода Лорис-Меликовых, старшей сестрой Натали – Доминикой.

Познакомились мы в Царском Селе в славный день 19 октября, в двухсотлетний юбилей Лицея.

Для Доминики это праздник особый, – ведь в ее роду двое лицеистов: Александр Пушкин и Михаил Лорис-Меликов. Самого первого и самого последнего выпусков – 1817 года и 1917-го!

Так получилось, что в разгар торжеств мы оказались совсем одни, рядом с лицейской «кельей» поэта. Разрешения спрашивать было не у кого, и Доминика, не раздумывая, «нырнула» под музейную ленту. Она долго стояла в крошечной комнатке, прижав к груди фотографию юного графа Михаила, любимого дедушки.