Текст книги "Романы под царским скипетром"

Вдове убитого императора Светлейшей княгине Юрьевской не судьба была стать государыней Екатериной Третьей. Да и в России, своём Отечестве, она чувствовала себя лишней.

Правда, по велению императора Александра III за Светлейшей княгиней сохранялись её апартаменты в Зимнем дворце, дарованный ей Малый Мраморный дворец в Петербурге, дачи в Царском Селе и Петергофе, поместья в Крыму. Она обеспечивалась рентой из государственной казны – сто тысяч рублей в год (по тем временам – сумма значительная, позднее увеличенная вдвое); дочери Ольга и Екатерина имели право на царское приданое, а Георгий – на достойное для сына императора образование.

Не единожды, особенно в спорных ситуациях, княгиня Юрьевская обращалась к августейшему пасынку: «Убедительно прошу Вас из любви к Вашему отцу прочитать его завещание, в котором он просил Вас быть нам защитником и другом».

Государь Александр III от обещаний отцу-императору и не мыслил отрекаться. Символом его истинно царского попечения о судьбе осиротевшего семейства стал Малый Мраморный дворец, что красовался на Гагаринской улице. Ранее сей петербургский дворец в стиле флорентийского ренессанса, облицованный розовым и серым мрамором, возведён был графом Кушелевым-Безбородко, меценатом и любителем живописи. После смерти просвещённого владельца, аристократа Екатерининской эпохи, хозяином дворца, сей «драгоценной шкатулки» Петербурга, именовался великий князь Николай Константинович. Но недолго. За серьёзную провинность (кражу фамильных драгоценностей!) молодой аристократ был выслан из Северной столицы, закончив свои дни, к слову, весьма печально, в далёком Туркестане.

Император Александр III. Литография. 1881 г.

Вот у него-то, опального Романова, изгоя в августейшем семействе, и приобрёл император Александр III Малый Мраморный дворец для мачехи, ставшей в одночасье вдовой, и своих единокровных сестёр и брата.

Внутреннее убранство дворца отличалось изысканностью: пол нижнего вестибюля цвета спелой вишни усеян был звёздами из золотистого мрамора, а парадная лестница, с бронзовыми канделябрами и классическими скульптурами, словно излучала нежно-розовое мраморное сияние.

При входе, в дворцовом вестибюле, княгиня Юрьевская распорядилась поставить чучело матёрого медведя, некогда добытого на охоте Александром II. Не только тот царский охотничий трофей – всё в жилище княгини-вдовы полнилось памятью об убитом супруге.

Сердцем дворца, его святыней, стала мемориальная «Опочивальня Его Величества». В самом её центре, украшенном лепным гербом Светлейших князей Юрьевских, возвышалась двуспальная кровать с табличкой: «Проведена последняя ночь жизни до 1 марта 1881 Государем Императора Александра II». Все предметы в опочивальне не были немыми свидетелями былой жизни – каждый из них, даже самый обыкновенный рукомойник, будто повествовал, рассказывал свою историю: «Государь Император Александр II употреблял… до 1 марта 1881 в Зимнем дворце». Или: «…У зеркала, где причёсывался…» Другая памятная вещица – канделябры – вещала: «Подарено Императором Александром II Его Жене Княгине Юрьевской».

Стены дворцовых покоев сплошь покрывали портреты и фотографии возлюбленной пары. Казалось, жизнь Екатерины с ненаглядным её супругом не замерла после того злосчастного мартовского дня. И Любовь свершила невозможное – победила саму смерть.

 
Явись, возлюбленная тень…
 

Мечта царственной вдовы: «Всё, что было употребляемо до самой мелкой вещи я прошу собрать и из всего этого сделать маленький музей <…> Все портреты Государя и мои и фотографии должны быть в музее, и публика беспрепятственно может входить по воскресеньям».

Малый Мраморный дворец

В Малом Мраморном дворце устроена была домовая церковь во имя Святого князя Александра Невского, всем своим убранством напоминавшая походную церковь в Царском Селе, где не столь давно княгиня стояла перед аналоем с дорогим ей Александром.

Младшая дочь царственной пары, Екатерина Александровна, вспоминала: «Эти комнаты с их драгоценными и любимыми реликвиями стали местом, к которому русские совершали паломничество. Я могла видеть их печаль и благоговение от этих живых напоминаний об императоре, которого они так сильно любили».

Сама же княгиня-вдова каждый божий день вместе с детьми совершала печальный маршрут: в Петропавловскую крепость, в собор, где покоился страдалец-супруг. Могила императора благодаря заботам Екатерины Михайловны буквально утопала в венках и гирляндах из свежих цветов. Сама же она из тех надгробных цветов составляла букетики и раздавала их простым петербуржцам, кои они с благодарностью принимали, почитая за святыню.

Пересказывали как чудесную легенду: во время похорон Александра II княгиня Юрьевская остригла свои прекрасные косы и, свернув их венком, вложила в руки почившему супругу. То не легенда – именно так поступила обезумевшая от горя молодая вдова.

Светлейшей княгине немного довелось прожить в своём петербургском «гнезде»: уже через год после трагедии она вместе с детьми покинула его.

Вилла в Ницце. Старинная гравюра

Путь Екатерины Юрьевской лежал во Францию – в Париж, где она обосновалась в роскошном особняке в престижном районе Нейи-Сюр-Сен, близ Булонского леса. Не в память ли о прежних днях счастья с возлюбленным Александром, когда она, юная княжна, тайно отправилась вслед за императором в Париж?!

 
Ко мне, мой друг, сюда, сюда!
 

Сломленная горем молодая женщина не могла противостоять царской семье, могущественному клану Романовых. И прежде всего – соперничать с Марией Фёдоровной, отныне законной мператрицей.

Светлейшая княгиня в траурном одеянии покидала Россию. С собой она захватила дорогие её сердцу реликвии – ученические тетрадки Александра с лекциями Василия Жуковского, рубашку венценосного супруга с пятнами засохшей крови, его Евангелие и карманные часы с оставшейся от удара о мостовую вмятиной (цепочку от часов – печальное украшение – она всегда носила поверх платья). Взяла со стола в императорском кабинете перо с застывшей капелькой чернил на конце. (Утром своего последнего дня Александр II работал над новой российской конституцией, долженствовавшей стать мирной преобразовательной силой в России.) Не забыла и последнее одеяние супруга, в чём застала его смерть: венгерку, фуражку, рейтузы, а также запонки с царской рубашки, с гравировкой памятного дня венчания: «6 июля 1880». И ещё Екатерина Михайловна захватила с собой тысячи писем, адресованных ей Александром и вдохновлённых его великой любовью.

 
Мгновенья жизни дорогие
Давно прошли, давно их нет!
Что делать ей в пустыне мира?
 

Иногда княгиня наведывалась в Санкт-Петербург. Молодой император Александр III поначалу довольно чутко относился к мачехе, позволив ей обращаться к нему на «ты». Но вскоре внешняя участливость сменилась холодной учтивостью. Известен случай, когда, в очередной раз приехав в Петербург, княгиня Юрьевская поделилась с Государем планами на будущее: вскоре, как только её дочери повзрослеют, она вернётся в свой дворец и будет давать балы. На что Александр III холодно, но веско заметил: «На вашем месте, вместо того чтобы давать балы, я бы заперся в монастыре».

Парадный вход на виллу княгини Юрьевской «Георг» в Ницце.

И лишь спустя годы, когда на российский трон взошёл Николай II, Екатерина Михайловна вернулась в покинутое жилище. Вероятно, к этому времени относятся воспоминания великой княгини Ольги Александровны, жившей неподалёку от Малого Мраморного дворца. Младшая сестра Государя, с душой чуткой и сострадательной, симпатизировала княгине Юрьевской, говоря, что «очень привязалась» к собеседнице, слушая её рассказы. Ольга Александровна, не раз встречавшаяся с ней, была буквально поражена той безграничной любовью, что питала вдова к её несчастному деду. И тому, как ревностно хранила Екатерина Юрьевская память о погибшем императоре.

Великая княгиня вспоминала: «Всякий раз, как я приходила к ней, мне казалось, будто я открываю страницу истории. Жила она исключительно прошлым. Она только о нём и говорила».

 
Кто счастье знал, уж не узнает счастья.
На краткий миг блаженство нам дано:
От юности, от нег и сладострастья
Останется уныние одно…
 

Екатерина Михайловна сберегла все мундиры Александра II, его кивера, кирасы, шинель… Не был забыт ею даже домашний халат императора. И конечно же, царские ордена, орденские ленты и оружие: искуснейшей работы сабли, ружья, шашки, пистолеты. Все эти дорогие свидетельства бытия любимого хранились под стеклом в домашней часовенке.

Жемчужина Средиземноморья – Ницца. Фотография Л.А. Черкашиной. 2002 г.

Позднее княгиня Юрьевская решилась-таки расстаться с петербургским дворцом. Продала всё, кроме личных вещей Александра II и его августейшего отца Николая I.

Все фамильные сокровища были доставлены в её парижский дом. Но им вскоре предстояло ещё одно путешествие – в Ниццу. Выбор Екатерины Михайловны пал на этот красивейший курортный городок. Так неожиданно город на Лазурном Берегу стал перекрёстком судеб Светлейшей княгини и молодой русской императрицы!

Ницца, где некогда датской принцессе предстояло пережить самые скорбные часы, Ницца, одарившая её надеждой новой жизни, стала прибежищем для бывшей соперницы!

Верно, им предстояли печальные встречи и в этом благословенном земном уголке: императрица Мария Фёдоровна приезжала сюда не раз, ведь под её августейшим покровительством возводился величественный православный собор.

Мысль о строительстве нового храма в Ницце (старая церковь во имя святителя Николая и святой мученицы царицы Александры уже не вмещала многочисленных русских прихожан) возникла у неё в 1896 году, когда она совершила вояж на Французскую Ривьеру вместе с сыновьями Георгием и Михаилом и дочерью Ольгой. Минуло более трёх десятилетий с того дня, как здесь, в Ницце, умер её жених, – и собор Святителя Николая Чудотворца, или Свято-Николаевский собор, должен был стать данью памяти и любви русской императрицы.

Николай II горячо поддержал желание матери, и Мария Фёдоровна приступила к осуществлению давнего духовного обета. Создан был строительный комитет, одобрен проект собора, великолепного образца храмовой русской архитектуры, и место его возведения – парк «Бермон», принадлежавший лично Николаю II и великодушно подаренный им будущему храму.

Императрица Мария Фёдоровна, чьим замыслом воздвигнут русский собор в Ницце. Художник В. Маковский. 1912 г.

12 апреля 1903 года, в годовщину смерти наследника, в основание храма заложили первый камень. И лишь в декабре 1912-го, в преддверии трёхсотлетия Дома Романовых, был отслужен торжественный молебен, и Свято-Николаевский собор близ бульвара Царевича предстал во всей своей празднично-величественной красе.

Ему суждено было стать самым красивым и самым большим православным храмом в Западной Европе. Поистине, красавица Ницца обзавелась новой «драгоценной шкатулкой».

Собор во имя Святителя Николая в Ницце. Старая почтовая открытка.

А святыней православного собора явилась икона Николая Чудотворца. Этот образ принадлежал больному Николаю Александровичу и во время тяжких страданий царевича находился у его изголовья. Позже икона была водружена над входом в часовню, возведённую на месте царской виллы. Но солнце, дождь и морской ветер сделали своё дело – за долгие годы святой лик превратился в одно тёмное неразличимое пятно. Икону сняли с часовни и перенесли в новый храм, развернув образ к алтарю. И через двадцать лет свершилось чудо – краски посветлели, и лик Святителя вновь проявился. Научных объяснений тому феномену нет. Да, верно, и быть не может…

Русская церковь во имя святого Николая и святой царицы Александры. Старая открытка.

Прихожанкой храма, возведённого заботами вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, станет и Светлейшая княгиня Юрьевская. В его сокровищницу она передаст дорогие её сердцу фамильные реликвии – безмолвные свидетели давней трагедии. Долгие годы они будут покоиться в крипте – церковном подземелье. Каким долгим эхом отзовётся взрыв на заснеженной петербургской набережной в солнечной Ницце!

Однако не всё было безоблачным в жизни самой княгини: часть аристократической русской колонии питала враждебность к Екатерине Михайловне, упрекая её за «царские замашки» и стремление именовать себя вдовой Александра II.

Зато августейшие «домочадцы» Романовы (правда, далеко не все!) со временем смягчились к Юрьевской и почитали долгом, будучи в Ницце, наносить ей визиты. Посещали роскошную виллу на бульваре де Бушаж великие князья Константин и Михаил Николаевичи. Да и великий князь Владимир Александрович, сын Александра II, очень по-доброму относился к «Светлейшей мачехе».

А в 1911 году Екатерина Михайловна со всей пышностью отметит в Ницце юбилей главного деяния в жизни незабвенного супруга, наречённого Царём-Освободителем, – пятидесятилетие отмены крепостного права в России.

Ранее ещё одно памятное торжество прошло на роскошной вилле Светлейшей княгини – свадьба старшей дочери Ольги.

Княгиня Юрьевская, как и всякая мать, готовилась к столь знаменательному событию. Екатерине Михайловне вовсе не хотелось быть забытой Романовыми, своими царственными родственниками. Кто, как не она, мать, должна позаботиться о будущем старшей дочери, её положении в обществе? Ведь дочери и сын приходились единокровными сёстрами и братом императору Александру III. Прошлое для княгини было не столь далёким, помнились обиды, нанесённые ей как любовнице императора и матери его незаконнорождённых детей.

В своё время и она принесла душевные страдания императрице Марии Александровне. Больной государыне невыносимо было слышать топот детских ножек и шаги любовницы мужа, что гулко раздавались над её опочивальней. Известны слова, сказанные Марией Александровной одной из верных фрейлин: «Я прощаю оскорбления, нанесённые мне как монархине, но я не в силах простить тех мук, которые причиняют мне как супруге».

Император Александр II. Литография. 1858 г.

…Когда-то, путешествуя по Европе, наследник российской короны встретил четырнадцатилетнюю принцессу Марию Гессенскую и был настолько покорен её юной прелестью, что тотчас объявил августейшим родителям о страстном желании жениться. Через год принцесса прибыла в Россию и, приняв крещение с именем великой княгини Марии Александровны, обручилась с великим князем Александром Николаевичем. Вскоре в Петербурге праздновали их пышную свадьбу.

В общем хоре приветствий и славословий высокородной невесте слышались и недовольные голоса. Правда, суждения, подобные тем, что поведал дневнику Леонтий Васильевич Дубельт, вслух не произносились: «Государь Наследник Цесаревич обручён. Виноват, эта партия мне не нравится… Не знаю, что-то сердце сжимается при мысли, что такой молодец, как наш Наследник, делает партию не по сердцу и себе не по плечу».

Странно, почему милая и скромная гессенская принцесса так не понравилась главному российскому жандарму? Но его недоброе предчувствие сбылось…

Семейная жизнь и вправду не принесла счастья императрице, хотя в самом её начале она была любима и любила. И, верно, не раз вспоминались ей те безмятежные часы, когда на маленьких дворцовых вечерах, где царили весёлость и непринуждённость, собирались гости, и муж-цесаревич был неизменно ласков и приветлив с ней.

Императрицей Марией Александровной восторгалась её фрейлина Анна Тютчева: «…Она была необычайно изящна, тем совершенно особым изяществом, какое можно найти на старых немецких картинах, в мадоннах Альбрехта Дюрера, соединяющих некоторую строгость и сухость форм со своеобразной грацией в движении и позе, благодаря чему во всем их существе чувствуется неуловимая прелесть и как бы проблеск души сквозь оболочку тела. Ни в ком никогда не наблюдала я в большей мере, чем в цесаревне, это одухотворённое и целомудренное изящество идеальной отвлечённости…»

Цесаревна Мария Александровна. Акварель. 1847 г.

И другое откровение дочери поэта: «По-моему, у неё очень много обаяния; во всем её существе есть то высшее изящество, которое гораздо лучше красоты. Но в ней есть то, что ещё глубже проникает мне в сердце, это её голос, её манера говорить».

К слову, Анна Фёдоровна Тютчева, дочь поэта, узнав о тайной свадьбе Государя, тотчас поспешила покинуть двор, чем вызвала недовольство Александра II, посчитавшего этот протест умницы-фрейлины неким дамским капризом…

А ведь ранее она, восхищаясь императрицей, называла Марию Александровну «счастливой женой и матерью, боготворимой своим свёкром (императором Николаем I)».

После рождения в 1860 году последнего, восьмого, ребёнка, сына Павла, силы императрицы начали таять – чахотка незаметно, но верно вершила своё роковое дело. Придворными врачами предписано было Её Величеству жить в тёплом климате – в Крыму и на юге Франции. Встретившись с государыней Марией Александровной в Ницце, Фёдор Тютчев посвятит ей проникновенные строки:

 
Как неразгаданная тайна,
Живая прелесть дышит в ней —
Мы смотрим с трепетом тревожным
На тихий свет её очей.
Земное ль в ней очарованье,
Иль неземная благодать?
Душа хотела б ей молиться,
А сердце рвётся обожать…
 

Поэтические строки легли на бумажный лист в ноябре 1864-го, совсем незадолго до того, как в Ниццу привезли больного цесаревича Николая. Смерть сына-наследника, скончавшегося в молодых летах, стала сильнейшим ударом для императрицы Марии Александровны.

Неожиданная кончина наследника престола потрясла не только августейшую семью, но и всю Российскую империю. Но более всех – императрицу-мать. Великая княгиня Ольга Николаевны в своих мемуарах «Сон юности» сумела тонко обрисовать тогдашнее душевное состоянии Марии Александровны, заметив, что она только внешне казалась собранной, неукоснительно выполнявшей свой долг государыни и даже будто бы интересовалась внешними событиями, но близкие ведали, что со смертью сына-цесаревича «из неё вынули душу».

Императорская чета: Александр II и Мария Александровна. 1870-е гг.

Да, ей предстояло пережить и душевные потрясения, и мучительные нравственные страдания. Но Мария Александровна достойно несла свой крест: оставаясь русской царицей, не выказывая ропота и обид, зная, что у обожаемого ею супруга есть другая, любимая женщина, к которой тот стремится всем сердцем, – княжна Екатерина Долгорукова.

Особенно нестерпимым для Марии Александровны стало решение императора поселить его возлюбленную и детей в Зимнем дворце, над её покоями. Князь Пётр Алексеевич Кропоткин вспоминал: «…Она умирала в Зимнем дворце в полном забвении: Александр II, живший в другом дворце, делал своей жене ежедневно лишь короткий официальный визит. Придворные дамы, кроме двух статс-дам, глубоко преданных императрице, покинули её, и весь придворный мир, зная, что того требует император, заискивал перед его любовницей княжной Е.М. Долгоруковой».

Свою жизнь государыня посвятила делам благотворительности. Она покровительствовала обществам «Восстановления христианства на Кавказе», «Российскому миссионерству», «Распространения духовно-нравственных книг». Заботилась о женском образовании в России: содействовала открытию всесословных женских гимназий и епархиальных училищ. Появление первого в России отделения общества Красного Креста – заслуга императрицы; при её поддержке в годы Русско-турецкой войны (1877–1878) открылись крупные военные госпитали.

«Её сфера – астральный мир, а не развращённый мир земной действительности», – говорили те, кто преклонялся пред душевным строем государыни.

Мария Александровна выгодно отличалась от представительниц Дома Романовых своей начитанностью. Её золовка, великая княгиня Ольга Николаевна, уверяла, что после «императрицы Елизаветы Алексеевны ни одна немецкая принцесса не владела так хорошо нашим языком и не знала так нашу литературу, как знала Мари».

Есть в том своя неслучайность, что на сооружение памятника Пушкину в Москве государыня внесла триста рублей – самую значительную сумму из пожертвований всех августейших почитателей поэта! И так уж совпало, что её смерть (Мария Александровна скончалась 22 мая 1880-го) вызвала отсрочку торжеств: памятник русскому гению в Первопрестольной был открыт лишь в июне.

В бумагах почившей императрицы нашли письмо к венценосному супругу: в последнем послании она благодарила его за годы, прожитые вместе. А ранее, в дневниковой записи, царица будто обозначила своё жизненное кредо: «Принадлежа другим в течение всей своей жизни, мы не имеем права принадлежать себе и после смерти…»

К чести августейшего вдовца, стоит вспомнить одно благое его деяние: в том печальном 1880-м Александр II из личных средств пожертвовал миллион рублей на устройство больницы в память супруги.

Похоронена императрица в царской усыпальнице, в Петропавловском соборе, а в память её на Святой земле, в Иерусалиме, воздвигнут храм во имя равноапостольной Марии Магдалины.

Кончина Марии Александровны стала невосполнимой потерей для её осиротевших детей. Император Александр III с грустью признавался: «Если есть что доброе, хорошее и честное во мне, то этим я обязан единственно нашей дорогой милой мамá». Вторил ему и младший брат, великий князь Сергей Александрович: «Всё, что у меня было святого, лучшего, – всё в Ней я потерял – вся моя любовь – моя единственная сильная любовь принадлежала Ей».

Императрица Мария Александровна. 1870-е гг.

Спустя годы после кончины матери-императрицы, в день её памяти, Александр III не перестаёт сокрушаться: «Ангел-хранитель улетел, и всё пошло кругом и чем дальше, тем хуже, и, наконец, увенчалось этим страшным, кошмарным, непостижимым 1 марта!»

Из-за княгини Юрьевской случился разлад в августейшем семействе. Из-за неё рыдала ночами в своей опочивальне цесаревна Мария Фёдоровна. Но и княгиня за любовь к своему Александру заплатила непомерно высокую цену. Да и кто возьмёт на себя смелость судить любовь, великую любовь, презревшую земные законы и запреты?