Текст книги "Чтобы ахнули"

Французские туфли

Диму мама обожала. Его вообще все любили – родные, друзья, знакомые: он никому и никогда не доставлял ни огорчений, ни хлопот. Был всегда приветливым, послушным, улыбчивым, здоровеньким – сплошная радость, а не ребенок. После того как спустя три года Мила родила второго сына и поняла, что первенец Дима – ангел не потому, что она такая распрекрасная мать, а просто сам по себе подарок, то Диму Мила просто стала боготворить. Младший Тимоха давал всем жару, Дима оказался единственным, кто кротко сносил капризы мальца. Старший Пилюгин без конца пропадал в командировках, в воспитании не участвовал, благополучно наслаждаясь коротким общением с мальчишками между отъездами.

В три года Дима выглядел уже рассудительным, солидным пацаном: приклей бороду – настоящий «мужичонка с ноготок». Пока светлый бесенок Тима забирал на себя все внимание, Дима поступил в ближайшую школу (водить его было некогда и некому) и окончил ее на отлично. Все школьные годы, помимо учебы, он успевал помогать маме по хозяйству, утешал, как мог, занимался Тимой. Почему утешал, спросите вы? Да потому, что мама отчаянно хотела девочку Соню, а когда забеременела и родила в третий раз мальчика, вообще перестала разговаривать с мужем. Это было полное фиаско Ильи Ильича, который мечтал назвать дочку Сашей.

– Сашу, значит, хотел?! Получи Шурика! Что с тебя взять, бракодел Пилюгин? Девочки получаются только у крепких мужчин…

Пилюгин еще с рождения Тимы стал тише воды ниже травы, а после Саши и вовсе сник, а ведь когда-то слыл видным мужчиной. Если на старте пилюгинского брака прохожие, завидев вышагивающую пару, удивленно переглядывались: как удалось такой некрасивой, коренастенькой, конопатой девице завладеть этаким красавцем? – то теперь рядом с женой Илья Пилюгин становился ниже ростом, и лицо его имело какое-то жалкое выражение. В доме царил жесточайший матриархат. О том, что эта форма семейного правления именно так называется, Дима выяснил к окончанию школы, когда начал интересоваться девушками. Изучив историю вопроса, разобрался наконец в отношениях родителей, которые всегда казались ему странными. На заре человечества миром правили воинствующие самки и жестоко расправлялись с непокорными мужчинами. В доме Пилюгиных женщина правила безраздельно. Папа приносил маме зарплату, мама выдавала ему ежедневный рубль на обед и строго допрашивала о каждом часе, прошедшем без нее.

* * *

В молодости Илья Пилюгин пользовался успехом у женщин. Миле пришлось немало потрудиться, чтобы отбить черноволосого кудрявого красавца Илюшу от десятка особо страждущих однокурсниц. На пятом курсе Мила удачно забеременела, Илье, как честному человеку, пришлось на ней жениться. После института семейную пару распределили в НИИ авиационной промышленности. Родился Дима. За время декрета молодая жена похудела и похорошела. Пролетел год тихого семейного счастья, но, выйдя после декретного отпуска, Мила обнаружила вокруг красавца мужа наэлектризованное поле научных сотрудниц всех возрастов. От ревности и переживаний Мила снова начала поправляться и дурнеть. Илью Пилюгина, как молодого и перспективного, частенько посылали в длительные командировки, Миле приходилось изнывать в неведении – она трудилась в соседнем отделе. Через три года Мила вновь отправилась в декрет. Никто не понял, как удалось Миле скрыть свою беременность, только, когда она явилась в кабинет начальника подписывать разрешение на декретный отпуск, все, что называется, выпали в осадок. Полненькая Мила, с юности предпочитающая широкие балахоны, никогда и ни с кем не делилась своими тайнами, тогда как личную жизнь Ильи Пилюгина обсуждали всем институтом. Выйдя из второго декрета, Мила принялась наводить порядок. Никто из коллег женского пола не имел права задерживаться возле Пилюгина. Ему также возбранялось провожать взглядом хорошеньких женщин. По каждому инциденту между супругами разгорался скандал, инициируемый сильной половиной, то есть Милой. На стороне Милы имелось численное преимущество в виде мелких Пилюгиных. В мальчишках своих Илья души не чаял, правда, от командировок не отказывался. Поездки давали ему возможность выскальзывать из-под строгого надзора жены. По возвращении командировочный чемодан тщательно осматривался, вещи обнюхивались.

Следы духов и помады ни разу не ускользнули от бдительного, мечущего молнии грозного ока Милы. Скандалы были неизбежны, как гром после вспышек молнии.

Практических психологов тогда никто не знал и не пользовал, их заменяли месткомы, профкомы и парткомы, но не такова была Мила, чтобы доверить свое личное дело кому-то. Жизнь ее убедила: хочешь сделать что-то хорошо, сделай сам. И вот настал роковой момент, когда бездонная чаша ее терпения переполнилась. Из последней командировки, куда вместе с Пилюгиным отправили институтскую королеву красоты Риту Незлобину, Илья вернулся в приподнятом настроении. Рита тоже сияла. Платиновые волосы молодой хищницы покрывали широким веером открытые плечи полупрозрачной блузки, сквозь которую победно просвечивала упругая молодая грудь. В обед Мила прогулялась в аптеку. Вернувшись, распахнула дверь в соседний отдел, деловым шагом подошла к рабочему месту оторопевшей Риты, достала из кармана пузырек зеленки, открыла и аккуратно вылила все его содержимое на макушку платиновой блондинки. Сослуживцы, слегка разморенные после обеда, резко встрепенулись, получив редкую возможность лицезреть мексиканские страсти, тем более что никаких сериалов то время по телевизору не показывали. Незлобиной пришлось взять отпуск на две недели за свой счет, а потом опозоренная красотка и вовсе перевелась в филиал института в Подмосковье. Больше на Пилюгина никто не покушался, да и сам он сильно присмирел с того случая.

* * *

Дима блестяще сдал выпускные экзамены и поступил в МГУ на физфак. И тут Мила всполошилась: до выхода в свет ее лучшего произведения от брачного союза с Пилюгиным оставался всего месяц, а приличной одежды у парня не было.

– Дмитрий Ильич, сыночек, что ж ты молчишь? Ходишь в одном и том же, за папой вещи донашиваешь и молчишь!

Дима растерянно развел руками. Он давно превратился из «гадкого утенка», очкарика-задохлика, чьи руки и щеки вечно были в чернилах, в высокого и стройного брюнета с длинными, вьющимися, как у папы, густыми локонами. Мама все его школьные годы так была занята сохранением семейного уклада и воспитанием младших детей, что Дима рос без всякого пригляду. Одежду занашивал до дыр, пока мама не покупала такую же, но на размер больше. Деньги в семье были, но уходили в основном на питание и книги. Мила считала, что на качестве еды экономить нельзя: лечиться встанет дороже, а книги – святое.

Мысленно отругав себя, Мила взялась за преображение первенца. Ей стало ясно, почему Дима до сих пор не пригласил ни одну девушку на свидание. Мама тут же помчалась заводить знакомства в мужском отделе универмага. Илье Ильичу красиво одеваться давно не полагалось, а Диме – в самый раз. На следующий день Мила торжественно преподнесла сыну мужские французские туфли из телячьей кожи:

– Вот! Примерь-ка.

– Мам, вот это да, какие мягкие! Эти ботинки даже разнашивать не придется…

– Разумеется, Франция! И выбрось свои потрепанные кеды, чтоб я больше их не видела.

– А эти ботинки… они такие… нарядные, светлые… цвета кофе с молоком, подошвы желтые, на них же грязь сразу будет видна… – Брат Тима завистливо вертел в руках один ботинок.

– В отличие от тебя, Дима по грязи не шлендает, ему можно светлое покупать!

– Спасибо, мам, мировые туфли, – благодарно улыбнулся Дима. – Дорого?

– Да нет, тридцатка, – Мила повернулась к мужу, – фарцовщики содрали бы сотню, но это – госцена, Лидка достала – у нее свояченица в военторге работает.

– Я тоже от таких не отказался бы, – мечтательно погладил французскую кожу Пилюгин-старший.

– Диме туфли нужны по делу – ему с девушками надо встречаться, а ты свою норму по свиданиям уже выполнил.

Илья Ильич покорно кивнул и спрятался за газетой «Советский спорт». Дима, не снимая обновки, отправился в соседнюю булочную за хлебом. Вернулся не скоро – прошелся по району.

Протирая замшей запачканные районной грязью новые туфли, Мила вздохнула:

– Пожалуй, кеды выбрасывать пока не будем, по нашим улицам можно и в кедах ходить. – Она полюбовалась туфлями и убрала их в коробку. – В университет в них пойдешь первого сентября.

– А как же бегать на свидания? Вдруг девушка нашей районной окажется? – Илья Ильич подмигнул Диме.

– Насчет свиданий мы сами разберемся… без специалистов, – отрезала Мила. И тоже подмигнула Диме.

1980-е годы

Незаменимый миксер

Инна с Толей мечтали родить девочку, хотя по форме живота и каким-то косвенным признакам врачи предрекали мальчика. Когда Инне после долгих мучительных родов показали ребенка, она оцепенела. «Какой странный мальчик», – думала она, разглядывая сквозь пелену пота красное сморщенное тельце.

– Мамаша, ну что, говори, кого родила-то? – Акушерка вертела перед Инной младенца, требуя ответа. – Ну, скорей…

– Кажется, девочка…

– Господи, я уж думала, ты слегка свихнулась от потуг…

– Но врачи диагностировали мальчика…

– Да что они там в этих женских консультациях понимают, тоже мне, специалисты…

После недолгих счастливых раздумий девочку назвали Надеждой. Надя казалась чистым ангелом – голубоглазым, улыбчивым, с ямочками на щеках и пухлых локоточках.

Прошло несколько месяцев, родительское счастье омрачалось только недостатком грудного молока у Инны. Надя почти не набирала вес, была самой худенькой и маленькой из всех встречаемых в парке и поликлинике младенцев. Детский врач велел вводить прикорм. Инна, старательная ответственная мама, прикорм готовила по инструкции. Овощи варились, протирались и выкладывались на красивую детскую тарелочку по совету специалистов.

Девочка упорно сопротивлялась. Ангелочек специалистам не доверял, выталкивал языком ложку и плевался едой так, что Инне каждый раз приходилось отмывать кухню. Малышка упорно не набирала положенный вес. Этой горестью Инна делилась со всеми встречными-поперечными, в том числе с соседкой с первого этажа – дородной Галей, мамой толстощеких годовалых двойняшек. Те забавно ковыляли, цепляясь друг за друга паровозиком, звонко шлепаясь на толстый красный ковер. Молоко у Гали только недавно закончилось: своими полными грудями-дыньками Галя могла выкормить целый батальон. Галькины пацаны, розовощекие и упитанные, как рекламный бутуз на пачке «Геркулеса», могли рекламировать любую еду.

Галя строго спросила:

– Инна, а почему ты не кормишь дочь овощными пюрешками? Мои лупят за обе щеки…

– А Надя выплевывает! – воскликнула Инна, и ее подбородок предательски дрогнул. – Ну не нравится девочке овощное пюре, и все тут!

– Странно. А как ты его делаешь?

– Ну как… как написано: варю картошку, морковку, капустку, потом давлю толкушкой, чтоб пюре мягким было. Иногда добавляю свеклу, иногда горошек. Галя, мне приходится все съедать за нее, она наотрез отказывается глотать, даже если мне удается засунуть ей ложку пюре в рот. Поправляюсь я, а не она.

– Попробуй твоей капризуле дать мою пюрешку – я миксером овощи взбиваю.

Результат, как говорится, превзошел все ожидания: капризуля Надя проглотила пюре чуть не с блюдечком. Инна взглянула на Толю и безапелляционным тоном изрекла:

– Значит, все дело в миксере.

Толя немедленно поддержал:

– Я понял, будем искать.

Местонахождение магазина «Лейпциг» в 1980 году знали не только москвичи, но и приезжие: туда, прямой поставкой из ГДР, поступали отличные немецкие товары. В районе Теплый стан «Лейпциг» был самой оживленной точкой на карте – вокруг всегда толпились взволнованные очереди. Люди надеялись хоть что-то купить: в Лейпциге каждая мелочь заметно отличалась от тусклого советского ширпотреба качеством, яркостью и заботой о потребителе. Не зарастали тропы в такие магазины, как «Бухарест», «Будапешт», «Польская мода», «София» и другие. Однако Толя был уверен, что у бытовой техники должно быть исключительно немецкое качество, поэтому отправился в дальний путь: с севера на юг Москвы.

Толя был человеком дотошным. Исследовав ситуацию на месте, выяснил, что поступления миксеров народ ждет месяцами, записываясь в какие-то черные списки, чуть ли не ежедневно отмечаясь по подъездам ближайших домов. Молодой отец принял единственно возможное в те времена решение. Когда вещь срочно нужна, а ее нет в наличии, ее можно достать из-под полы/прилавка, то есть оговорив другую сумму с продавцом, подождать (иногда и ждать не требовалось), пока он вам найдет искомый товар.

Продавец – полный розовощекий мужчина в полном расцвете лет – внимательно оглядел молодого человека, выслушал запрос и отрицательно покачал головой:

– Ну что вы, миксер – острый дефицит, он всем нужен. Ничем не могу помочь.

– Но вы поймите, я пойду на все! Моей девочке уже полгодика, а она ничего не ест, вес не набирает, и только немецкий миксер может нас спасти. – Понизил голос и добавил: – Согласен на любую цену!

По ту сторону прилавка повисла тишина. Продавец внимательно рассматривал Толю.

– Вася-я-а-а-а-а, – нарушил молчание цветущий продавец, кивнув пробегавшему мимо подсобному рабочему. У того было нездоровое зеленоватое лицо, синий халат и черный берет. За ухом торчала сигарета. – Помоги товарищу, ему надо.

– Поймите, товарищ, мне ооочень надо!!! – Толя схватил Васю за полу халата, потому что рабочий замахал руками и попытался скрыться.

– Сергеич, ты чё? Опять на меня валишь? Достал, уйду в «Прагу»!

– Вася, не дрейфь, видишь, человек скромный, вежливый, иди перекури с…как вас зовут? – обратился продавец к Толе.

– Анатолий.

– Вот, перекури с Толей, остынь, даю тебе десять минут.

Обнадеженный Толя радостно поспешил за Васей во внутренний двор магазина, лихорадочно нащупывая купюры по пять и десять рублей. Сколько стоит миксер, он понятия не имел и теперь потел от волнения, страдая, что денег не хватит, но надежда теплилась, не зря же они так дочку назвали.

– Толян, вижу, парень ты хороший… и тебе позарез надо… помочь?

– Помогите, пожалуйста, Вася! А сколько…

– Тс… ты чё? Нисколько. Мы здесь не торгуем, просто курим…

– Понял, простите, Вася, но я не курю…

– А придется. Не навлекай подозрений, возьми хотя бы папироску.

Толя повиновался, взял папироску, которую Вася вынул из-за другого уха, и послушно застыл с вонючей папиросой во рту, ожидая последующих указаний.

– Значится, так. Придешь на станцию Беляево завтра в 10.00. У первого вагона в центр будет ждать человек. Пароль: «Номер моей очереди – девять, а у вас?» Человек ответит: «А у меня – сорок». Дашь ему конверт с сорока рублями, получишь коробку и бывай… Усёк?

– Усёк. А коробку проверять надо будет?

– А конверт твой надо проверять?

– Что вы, я человек честный…

– И у нас все путем, только подожди пять минут, пока человек в конверт заглянет. Если что, ты знаешь, где меня найти, усёк?

– Да, спасибо вам огромное.

– Бывай, пошел я, некогда мне тут.

На станции Беляево – толпы пассажиров. Все торопятся, деловито впрыгивают в вагоны. Толя пропустил несколько поездов, внимательно всматриваясь в каждого прохожего, но никто не останавливался и не подавал никаких знаков. Минут через десять Толя заметил издали лениво бредущего по платформе небритого мужика с рюкзаком. Мужик остановился возле первого вагона и посмотрел на часы. Сердце у Толи заколотилось. Он! А почему с рюкзаком? А вдруг вместо миксера у него в коробке окажется мусор? Или неисправный миксер. Да нет, вряд ли этот мужик – тот самый человек. Наверное, ждет кого-то. Толя нервничал, мужик смотрел себе под ноги и ждал. Толя оторвался от колонны, сделал шаг и пролепетал: «Здрасьте. У меня номер очереди – девять, а у вас?» Пароль сработал, мужик заглянул в конверт, после чего достал из рюкзака запечатанную коробку с нарисованным миксером и вручил Толе.

История закончилась счастливо. Отоваренное дитё отныне за обе щеки трескало воздушное овощное пюре и поправлялось.

А сколько на самом деле стоил миксер… да кто ж его знает.

«Жигули ВАЗ-21011»

В начале восьмидесятых годов автомобиль в СССР можно было купить по предварительной записи на предприятиях. Очереди на покупку потенциальные автовладельцы, сотрудники предприятий ждали годами. Обычно на весь коллектив предприятия, министерства или НИИ выделялось пять-шесть машин, профком рассматривал заявления, а партком и администрация утверждали список достойных. Горячие жители Кавказа, особо страждущие и нетерпеливые, бороздили авторынки в поисках своих железных «коней». Похлопывая по оттопыренным карманам, джигиты с восторгом осматривали отретушированные автомобили, не догадываясь, в каких переделках и скачках перепродаваемые «кони» могли участвовать.

Зина собирала чемодан. Стоял разгар июльской жары – пора летних отпусков. У семейства Линьковых впереди две счастливые недели в Гаграх у Зининых родителей. Завтра они с Левой сядут в поезд и вырвутся наконец из городской духоты. Счастье!

Требовательно прозвенел телефонный звонок, спугнувший с подоконника пару упитанных сизарей.

– Это квартира Линьковых? Вы, наверное, Зина?

– Да, а с кем я говорю?

– Это зампредседателя профкома Клавдия Васильевна Попова. – Басовитый голос выдавал его владелицу – наверняка крупная, курящая, властная женщина. – Зина, мы же с вами знакомы, помните, встречались на юбилее института? Тогда все наши мужчины Льву Ивановичу позавидовали: какая молодая и красивая жена…

Зина напряглась, вспоминая.

– Да-да, конечно, Клавдия Васильевна, я вас слушаю.

Профсоюзная деятельница торжественно забасила в трубку, что Зине и ее мужу… таинственная пауза… короче, им обоим подфартило.

– Понимаете, в институте такая ругань пошла, сотрудники чуть не передрались, а потом всплыла кандидатура Льва Ивановича, и все притихли. Понимаете, какая удача: все единогласно одобрили.

– Ничего не понимаю, Клавдия Васильевна. Что и куда одобрили Льва Ивановича?

– Зиночка, вы разве не в курсе? И Лев Иванович не в курсе? Весь институт неделю гудит как улей. Понимаете, нашему НИИ в этом году дали квоту не на пять машин, как в прошлом, а на шесть! Две «Волги», «Москвич», два «Запорожца» и «Жигули». «Волги», естественно, начальству. «Москвич» – главному консультанту. «Запорожцы» – ветеранам войны. А вот из-за «Жигулей» разгорелся дикий скандал. Чтобы прекратить междоусобицу, наш председатель профкома помянул Льва Ивановича, и все притихли.

– Почему? Он ничего не просил, мы никакого заявления не писали…

– Вот в том-то и суть! Ваш муж – ангел, а не человек. Он же у нас главный специалист, ветеран труда, а от предприятия никогда ничего, даже путевок льготных не брал, скромный наш, то есть ваш Лев Иванович.

– Да уж, из-за его скромности, у нас – ни дачи, ни машины, ни квартиры нормальной, тоже мне ценный специалист…

– Поэтому, дорогая, я вам и звоню, чтобы вы его правильно настроили, раз сам (!) председатель выдвинул кандидатуру Линькова. А то ведь Лев отмахнется, откажется. Будет, понимаете, идеологически неверно. Надо, чтобы именно Лев Иванович получил автомобиль – это единственный мирный выход из-за дополнительного авто, будь оно неладно…

– Я… не знаю, попробую его уговорить.

В тот же день Зина выдержала осаду.

– Я не хочу быть никому и ничем обязанным, заруби себе на носу! Как ты не понимаешь, Зиночка, я – независимый человек и прогибаться не намерен.

– Левушка, дорогой, при чем тут прогибаться? Тебе выделяют машину за заслуги перед родным предприятием, на котором ты двадцать лет пашешь, вкалываешь как каторжный, неужели не заслужил?

– Я не хочу никакой роскоши…

– А машина, мой дорогой, не роскошь, а средство передвижения…

Зина тряхнула головой, и в зеркале красиво блеснули новенькие золотые сережки. Сережки преподнес Зине пылкий любовник Вахтанг. У Зининого ухажера было иное отношение к роскоши, чем у бессребреника Льва Ивановича. Молоденькую аппетитную Зиночку Вахтанг водил по грузинским ресторанам, хвастаясь перед земляками. Те цокали языками, провозглашали длинные витиеватые тосты. Вахтанг задаривал свою «Белоснежку» ювелирными украшениями, которые супруга предъявляла Льву Ивановичу как дешевую бижутерию, купленную за копейки в районном универмаге. Лев Иванович морщился, рассматривая Зинино пристрастие к дешевым побрякушкам как забавный женский недостаток.

– Зачем, Зинуля, меня уговаривать, цитируя банальную поговорку про средство передвижения? Ты только настраиваешь меня еще больше против… и, кстати, денег у нас на машину нет, так что она точно роскошь. Ты знаешь хотя бы, сколько это передвижение стоит?

– Да, мне сказали: примерно пять с чем-то…

Лев Иванович выразительно пожал плечами, взял со стола газету и отправился переваривать ужин на любимый диванчик, по дороге бормоча:

– Видишь, золотце мое, не пить, не есть года два, потом купить и нервничать, что угонят, и всякие прочие неприятности, к тому же учиться водить в моем возрасте как-то не солидно…

– Левушка, не горячись, я что-нибудь придумаю, поговорю с родителями. Они все равно собирались продавать дом и покупать квартиру… короче, сядем завтра в поезд и всё спокойненько обдумаем.

Лева обреченно закрыл газету и повернулся на бок:

– Поступай, как знаешь, я в этом не участвую. Купила бы ты лучше себе новые бусы…

Зина немедленно перезвонила Клавдии Васильевне:

– Все в порядке, уговорила. Только завтра мы уезжаем в отпуск, а когда вам деньги надо будет сдать?

– Что вы, моя дорогая, это не мне деньги, а магазину. И до денег, понимаете ли, еще далеко. Пока записываю вас в число будущих автовладельцев, и езжайте преспокойно в отпуск. По возвращении принесете в профком конверт с почтовой открыткой и вашим домашним адресом, и не забудьте наклеить почтовую марку. Мы передадим открытку в магазин. Когда подойдет ваша очередь, к вам придет эта самая открытка, тогда и поедете туда с деньгами. Понимаете?

С родителями Зина, как и предполагала, договорилась быстро.

– Конечно, доча, у вас будет своя машина, как удобно! И по Москве ездить, и к нам на юг. Сколько можно мотаться по поездам и самолетам? Пусть Иваныч пока на права сдает, а мы дом продадим и поселимся в квартире, не молодеем же, тяжело воду таскать и в саду пахать, печку зимой топить, а в квартире – ванна, теплый душ, туалет. Прямо сплю и вижу. Купим квартиру, остальные деньги – ваши.

– Лева сдаст на права? Ха-ха, мамочка! Умора! Скорей медведя можно научить водить машину, чем моего Льва Ивановича. Я сама сяду за руль и буду его возить.

Пока родители продавали дом, Зина успела закончить автошколу и получить права. О машине не было никаких известий, что весьма кстати, ведь еще нужно съездить в Гагру забрать деньги. На тысячу рублей раскошелился Лев Иванович, тысячу подарил Вахтанг, три тысячи ждали у родителей.

Как Зина ездила за деньгами, отдельная песня. Лев Иванович, естественно, отмахнулся:

– Ты меня не трогай, у меня сдача проекта!

– Ну и черт с тобой, одна поеду, – разозлилась Зина, – вот наказание: муж есть, а мужика в доме нет…

От помощи Вахтанга отмахнулась – не хватало еще родителям про любовника узнать, она даже подругам его не показывала, хотя было чем похвастаться. Однако речь сейчас не о нем. Зина решила ехать в купейном вагоне: там публика приличней, чем в плацкартном. Поехала с маленькой дамской сумочкой через плечо. Мама, встретив, ахнула. Вот доча храбрец, так храбрец. Так и поехала обратно с маленькой сумочкой. Домой даже авоську с фруктами не повезла. Три тысячи рублей купюрами по три, пять и десять Зина завернула в газету. Толстая пачка еле поместилась в сумочку, зубную щетку и ту пришлось оставить. Стараясь не думать о том, что в сумочке – почти годовая зарплата мужа, Зина вошла в купе. Слава богу, попутчиками оказалась пожилая семейная пара, Зина сразу успокоилась, но ненадолго. На следующей станции дверь в купе открыл четвертый пассажир – мужчина средних лет с пыльным рюкзаком. Вид у него был подозрительный. В другое время Зина и внимания бы на него не обратила, такой он был невзрачный, но сейчас ее все настораживало. А вдруг вор? Слишком сосредоточенно окинул он купе и попутчиков. У Зины по спине побежал холодок. Подозрительный тип. Мужчина положил свой рюкзак на полку и полез наверх – стелить белье. Зинино место тоже было верхним. Куда же теперь девать сумочку? Если она сейчас начнет ее прятать под подушкой, он заподозрит, что там что-то ценное, и стащит ночью. Зина как можно небрежней повесила сумочку на крючок возле двери, взяла полотенце и буквально заставила себя пойти умыться перед сном. Внутри все сжималось от страха. Одна надежда на пожилую пару. Туалет был кем-то занят так долго, что впору все бросить и бегом в купе. «Вот идиотка, авантюристка, – ругала себя Зина, – почему нельзя забрать сумку от греха подальше и с ней пойти в туалет? Да теперь уж нет, беготня с сумкой привлечет ненужное внимание…»

Зина напряженно ждала, приказав себе ни о чем плохом не думать, наконец туалет освободился, и она вернулась в купе, умытая и спокойная. Супруги спали. Мужчина, отвернувшись к стенке, слушал маленький походный радиоприемник. Рюкзак валялся у него в ногах. Зинина сумочка висела на месте. Застелив постель, Зина тихо и незаметно сняла с крючка свой бесценный кошелек и постаралась бесшумно нацепить ремешок сумки себе на шею. Если потащат, то только вместе с ней. Заснуть долго не могла – не давала покоя страшная мысль: а вдруг сумку без нее открывали? Проверить все ж надо, не дай бог чего, милицию звать. Зина накрылась с головой и под одеялом осторожно приоткрыла сумку. Перевязанная пачка разноцветных купюр была на месте. Газета не помята. Зина подтянула колени к подбородку, свернулась калачиком, попыталась забыться, но все равно беспокойно проворочалась до утра.

На площади Курского вокзала десятки людей тесно толпились в ожидании такси. Без очереди пропускали только ветеранов ВОВ и грудных младенцев. Зина встала в хвост длиннющей очереди. Посмотрела на часы. Скоро надо на работу, а тут, кажется, на добрых полтора часа потянет. Да еще Зина вспомнила, притопнув с досады ногой, что она балда: денег-то на такси нет! Смешно: три тысячи лежат в сумочке, а трех рублей отдельно нет – не вытаскивать же из пачки. Эх, Лева, Лева, нет чтоб встретить. Пришлось тащиться на метро. Пока ехала до дому, онемела рука – так сильно прикрывала сумочку локтем.

Лев Иванович открыл дверь, отступил в глубь квартиры, пропуская запыхавшуюся жену, поднявшуюся пешком на восьмой этаж из-за того, что не хотела ехать в лифте с незнакомыми молодыми людьми:

– Бедовая ты у меня, Зинка! Коня на скаку остановишь…

– Если понадобится, остановлю, – резко рубанула Зина, – поехали быстрей на работу, а то опоздаем.

– А деньги? Нельзя же их так просто оставлять в квартире, надо их с собой взять или спрятать… а как? Сейфа у нас нет…

– Какой еще сейф?! Я везла деньги поездом, потом в метро, кругом толпа, и никто не обратил внимания. Просто не надо думать о том, что в квартире лежит крупная сумма. Надеюсь, ты никому не сообщил, что я привезу деньги? Знаешь, страх притягивает. Я, как только это поняла, сразу перестала бояться.

Прошли три месяца, зима – дороги замело, снег под ногами скрипел, окна автобусов и троллейбусов покрыты тончайшими ледяными узорами. В профкоме заверили, что все нормально: люди ждут открыток минимум по полгода, а то и целый год. Лев Иванович извелся: боязно такую огромную сумму в доме держать, а на сберкнижку под проценты не положишь, ведь неизвестно, когда снять понадобится…

Наступил день, когда Лев Иванович вынул из почтового ящика открытку и, взволнованный, принес ее Зине.

– Это же твой почерк, Зинуля? А почему твою открытку к нам в почтовый ящик положили?

– Да потому, балда ты эдакая, что это – та самая открытка, которую мы могли получить еще летом. Это означает что? – Зина легонько толкнула недоумевающего мужа и щелкнула по носу. – Что подошла наша очередь!

Утром супруги позвонили в магазин и выяснили, что товарищ Линьков должен явиться в магазин с паспортом и деньгами. Зиночка, поддерживая Льва Ивановича под руки (скользко), двинулись в путь. В магазине деньги у них приняли и пересчитали, пробили чек, выдали квитанцию и велели ехать на другой конец города, на автосклад. По дороге супруги заспорили, какого цвета брать машину.

– Зиночка, исключительно белую. По закону физики белый цвет самый приметный. Автомобиль виден на дороге издалека, следовательно, опасность столкновения в разы снижается.

– Ты же знаешь, Лева, что мне нравится голубой – он мне под цвет глаз пойдет. Ты забыл, что рулю я, значит, мне и выбирать…

На складе они встретили несколько человек с такими же квитанциями. Все взволнованно перешептывались. На квитанциях были указаны разные модели «Жигулей». Линьковы встали в очередь. Конкуренты сокрушались, что сегодня особо выбирать не из чего – цветов мало, – но ничего не поделаешь, придется брать, что дают.

Когда Зину с Левой пригласили наконец на площадку, они увидели издалека ярко-красные «Жигули ВАЗ 21011». Других машин не было видно.

Лев Иванович оторопел:

– Зиночка, мы не поедем в этом пожарном ведре на колесах…

Зиночка скрипнула зубами, но взяла себя в руки и, вздернув подбородок, с очаровательной улыбкой повернулась к сопровождающему их продавцу:

– Будьте любезны, подскажите, пожалуйста, можем ли мы подождать автомобиль другого цвета?

– Если вы откажетесь, – сопровождающий, угрюмо забубнил, – машину возьмут следующие по очереди. Некоторым сегодня вообще машин не хватило, и неизвестно, сколько еще ждать придется, пока из Тольятти придет новая партия. Как поступают с отказниками, не знаю, до сих пор никто не отказывался, но вы можете попробовать…

Зиночка торопливо засуетилась:

– Простите, уважаемый товарищ, мы ни в коем случае, не отказываемся, я просто поинтересовалась.

Лихо выезжая из ворот склада, Зиночка повернулась к судорожно вцепившемуся в кресло мужу:

– Зато, Лева, нашу «Ладушку» трудно будет не заметить. Вот только придется мне где-то раздобыть красные зимние сапоги.