Текст книги "Переиграю шторм"

А дети? Как с ними быть? Лев доказал, что папа, влюблённый в чужую тётю, охладевает к собственным детям. Исключения редки. Любящая мамаша чётко понимает, что в одиночку ей не поставить на ноги своих чад. Нужны деньги. И надо продержаться ещё минимум два года, чтобы Стас закончил аспирантуру и немного оперился, а Варвара чтобы хоть чуть-чуть стала взрослее. Итак, необходимо продержаться два года! Только два, по минимуму. Она плюнет на свою гордость, обиды и будет терпеть два года. Тем временем научится не зависеть от Льва, найдёт работу, а жить в одиночку ей не привыкать. Но пока – терпение. Дай, Боже, терпения!

Позвонил Лев:

– Тут рыба клюёт… Ты не против, если я порыбачу с ребятами?

– Как хочешь.

– Я не долго. Часа через два приеду.

Татьяна удержала себя от ехидного замечания: не уж-то он стал спрашивать её согласия на свои развлечения?

Бурные события последних дней захлестнули Таню так, что не оставили никакой возможности погреть душу в обществе ненаглядной Глашеньки. Лев, казалось, совсем забыл о существовании внучки, хоть и привёз ей собаку, купленную ещё полгода назад в Англии, до его умопомрачительной рижской эпопеи.

Она набрала телефонный номер.

– Наташенька, – обратилась к экс-жене Стаса, – в ваших планах на выходные найдется место для стариков Варламовых? Приехал Лев Станиславович, по внученьке соскучился, и я, конечно, тоже.

– Как вовремя вы позвонили! – обрадовалась Наташа. – Я и сама собиралась вас попросить взять на несколько часов Глашку. Мои родители уехали на дачу к своим друзьям, там торжество какое-то. А у меня тоже важное мероприятие.

– Тогда пусть Глашенька у нас остаётся до завтра.

– Да, пожалуй. Я скоро привезу её.

Лев приехал ровно через два часа и поставил на кухонный стол банку, в которой трепыхались около десятка маленьких колючих рыбёшек.

– Можно поджарить, а можно настоящую рыбацкую уху заварить.

Таня испуганно посмотрела на мужа.

– Я не смогу… Живые… Лучше оставь, пусть живут. Скоро Глашенька приедет – ей радость будет.

– Глашенька? – оживился Лев – Так, конечно же! Как знал: они у меня на берегу в воде хранились, – похвалил он себя. – Вот Глафире аквариум будет!

– А если б не Глафира?

– Тогда б тебе.

– Развлечение, так сказать. Аквариум… – Помимо своей воли Татьяна цеплялась к словам мужа, при этом отдавала себе отчет в том, что ехидство и занудство – не лучшее оружие. Но она ещё не выбрала для себя оружие пусть не для нападения, а хотя бы для защиты. Поэтому сейчас она, обороняясь, слегка нападала и делала это исключительно по наитию: уже не играла и ничего не изобретала. Терпеть – значит, преодолевать. Таня понимала это, но как жить затаившись – не представляла.

– В итоге – всё равно их сваришь. Или поджаришь, – продолжал Лев лишь бы не молчать.

– Угу. Живых! – откликнулась она тоже, чтобы заполнить паузу.

Спасительный звонок в дверь прекратил их пристрелку. Наташа привезла Глашеньку.

Лев кинулся к внучке, но та, глядя исподлобья, прижалась к матери.

– Это дед Лев. Глаша, ты не узнала его? – Наташа попыталась подвинуть дочь вперед, но Глашка, наоборот, спряталась за мать и, выглядывая из-за неё, прорычала:

– Г-г-г! Ты – ев! Я тебя биюсь!

Дед расхохотался и ринулся в комнату. Татьяна взяла внучку на руки и и стала расцеловывать её в розовые щёчки и пухленькие ручки. Вернулся Лев с роскошной белой болонкой – игрушечной, в натуральную величину. Её мягкие лапки и шелковистая длинная шёрстка точь-в-точь напоминали настоящие, а чёлку над низким лбом украшал розовый бант.

– Собака! – Глашка восторженно всплеснула ладошками и, не раздумывая, потянулась к подарку. Она и сама напоминала болоночку – трогательно наивная, со светлыми кудряшками под голубым бантом.

Задобренная заморским подарком внучка моментально прониклась доверием к деду и, перекочевав к нему на руки в обнимку с собакой, снисходительно заявила:

– Ев, я тебя босе не биюсь!

Глафира Станиславовна Варламова безраздельно завладела вниманием Льва. Он кувыркался с ней на диване, изображая козу рогатую, скалился и рычал, как серый волк, пытаясь съесть вкусненькую Глашу, и ползал на четвереньках с внучкой на спине, как резвая лошадка. Глашка радостно взвизгивала, звонко хохотала и щедро излучала своё нехитрое детское счастье.

Таня периодически заходила в комнату со стаканом свежевыжатого сока для Глашеньки или тёртой морковью, так обожаемой внучкой, или с фруктами, порезанными кубиками. Что-то из этого Глафира изволила принимать, а от чего-то отказывалась. Все её реплики вызывали у деда всплески умиления.

– Бабушка, ты посмотри, какая у нас умненькая девочка! – восторгался Лев. – И не удивительно! У Варламовых дураков не бывает! – добавил он.

– М-м-да… – жена было удивленно подняла брови, но от многозначительного взгляда в сторону благоверного с трудом удержалась и вышла из комнаты.

Кормить внучку традиционным способом бабушке с дедушкой не удавалось.

– Вот кораблик плывёт… Заплывает прямо в рот! – декламировала бабушка, целясь ложкой в капризный ротик. Когда ротику надоедал кораблик, он превращался в аэродром, а кораблик – в самолётик. Глафира, укутанная по пояс в полотенце, повелевала, сидя у деда на коленях:

– Самоётик босе не-хо-чу!

Дед с бабой растерянно переглянулись.

– Глашенька, может, тебе песенку спеть? – робко спросил дед.

Глашенька малость подумала и соблаговолила:

– Пой!

Воодушевлённый Лев живо пересадил внучку на колени бабушке и через мгновение появился на кухне с гитарой.

При виде гитары Татьяна вначале покраснела, а затем с трудом погасила приступ смеха, который подкатил в очень неподходящий момент. Она, в отличие от Глашки, вовсе не собиралась поддаваться на клоунские штучки Льва. Вместо этого строго сказала:

– Глаша, если ты откроешь рот, дед будет петь.

И дед, не заставляя себя долго упрашивать, ударил по струнам и запел дурным голосом:

– Я – водяной, я водяной!..

Дитя удивленно открыло ротик, в который тут же нырнула ложка. Иногда Глаша поощряла деда, хлопая в ладоши и тот, покрывшись испариной, старался пуще прежнего.

Когда умытая и переодетая внучка уснула, убаюканная опять же песнопением деда, Лев вышел на кухню, устало закурил и сказал:

– Тань, а давай возьмем Глашку и махнем куда-нибудь в теплые края от осени подальше!

Интересно, он действительно хотел бы изнурительного отдыха с внучкой или нашёл убедительный предлог для жены, чтобы получить её согласие? Она малость задумалась и пожала плечами:

– Не знаю. Но мне и тут жарко!

10

Утром Лев сообщил, что всё-таки поможет Стасу купить лавку. Последние события заставили главу семейства пересмотреть многие свои решения. Из банка он возвратился заметно подавленный.

– В октябре уйду в море, – сказал он.

– Так быстро? – удивилась жена.

– Деньги кончаются. – Лев нахмурился. – Я так и думал, поэтому со сменщиком договорился, чтобы он на случай моего аврала заменил меня месяца на два – три. Он же хотел всё равно списаться и устраиваться на берегу.

Предположения о широте Лёвиной души в порыве любовного полёта, кажется, подтвердились. Татьяна удивилась бы, если б это оказалось иначе, а муж остался бы ещё и при деньгах.

– Вот тебе ответ на вопрос о тёплых краях.

– Нет – нет! – перебил её муж. – На поездку ещё хватит! И Стасу на пряхинскую лавку подкину. А потом – сразу в море.

В гостиной на ковре сидела Глаша в окружении нехитрых игрушек – оловянных солдатиков из детства её папы и его же моделек автомобилей, которые Стас коллекционировал и бережно хранил. Бабушка взяла внучку на руки, села с ней в кресло, прижала к себе. Глашенька не сопротивлялась, она благосклонно принимала знаки внимания к своей особе. Всполошилась она лишь, когда дед с возгласом «модельками играть нельзя!» ринулся их собирать с пола. Лев дорожил этой коллекцией, пожалуй, не меньше Стаса и часто, возвращаясь из-за границы, пополнял её новыми машинками. Глафира, нахмурив бровки под стать своему предку, соскользнула с коленок бабушки и вцепилась в деда:

– Отдай! – потребовала она.

Дед, хоть и пребывал не в лучшем расположении духа, провоцировать конфликт с внучкой не стал, а опустился на четвереньки и загадочным голосом доброго сказочника проворковал:

– А хочешь большую живую машину?

Её голубые глазки удивлённо распахнулись и загорелись любопытством.

– Я – твоя машина! – объявил дед и опустил спину, чем больше напомнил верблюда. Внучка с радостью приняла игру и стала взбираться на деда. Таня продолжила свои хлопоты на кухне, до неё доносились рычание, фырканье «машины», счастливые возгласы Глашки.

Вдруг Лев сдавленно вскрикнул:

– А-а! Глаша! Глаша… Слезь.

Бабушка мигом вернулась в гостиную и увидела скрюченного в неестественной позе мужа: он стоял на четвереньках, поджав под себя одну ногу и вытянув другую. Голова опустилась так, что почти касалась теменем пола. Лицо Льва выражало страдание, Глашенькино – испуг. Растерянного ребёнка Татьяна подхватила на руки и усадила в кресло.

– Радик… – простонал Лев. Такое с ним не впервые – последние годы радикулит стал спутником жизни старшего Варламова. Лев боялся его, как огня, но решительно не желал считаться со своим радикулитом, пока тот не заявлял о себе самым беспощадным образом.

Таня подошла к мужу и спросила:

– До дивана доползешь?

– Нет, здесь буду жить, – процедил он, кряхтя на все лады.

Глашка заревела. Бабушка кинулась к ней и, поглаживая малышку, умиротворенно приговаривала:

– Солнышко, всё в порядке, не плачь. У дедушки заболела спинка, поэтому машинка пока сломалась. Но скоро машинка исправится и всё будет хорошо. – Она придвинула к краю столика фруктовницу с желтым виноградом без косточек, чтобы отвлечь ребёнка. – Кушай виноградик, и расти большая – пребольшая.

Ребёнок потянулся к вазе, а бабушка вернулась к деду, с намерением дотащить его до дивана. Однако дед, замерший в своей нелепой позе, отказывался изменить её даже на миллиметр.

– Лев, возьми себя в руки, – пыталась уговорить его жена и приподнять, подхватив подмышки. Но Лев, как борец в смертельной схватке, из последних сил упёрся в пол и замотал головой:

– Нет! Потом.

Татьяна присела рядом.

– Обопрись о мою коленку и потихоньку поднимайся, – упрашивала она мужа, но он по-прежнему мотал головой и стонал. В это время с журнального столика с грохотом упала фруктовница. Хрустальная ваза в виде широкополой шляпы раскололась на две части, виноград рассыпался, разметался по полу. Глашка опрометью соскочила с кресла, тут же вляпалась в виноград босыми ножками и стала недовольно топтаться, раздавливая остальные гроздья.

– Грязь! – заорала Глафира. – Фу, грязь!

Татьяна схватила внучку и потащила её в ванную. Глашка отчаянно болтала ножками и приговаривала:

– Фу! Укуси меня пчела! Фу!

Ругательство про пчелу стало последним Глашкиным хитом, который она перехватила у кого-то из мультика.

Когда Таня возвратилась с вымытой внучкой, Лев уже дополз до дивана и положил на него голову, продолжая стоять на четвереньках. Она усадила ребенка в другое кресло и принялась чистить пол.

– Дай машинки! – потребовала внучка.

– Не давай! – строго распорядился дед.

Татьяна в сердцах бросила веник.

– Нет ничего более нелепого, чем командовать в твоей позе.

Лев резко дёрнулся, чтобы достойно ответить, но вместо этого охнул и застонал.

– Вот он, твой час расплаты, – проговорила жена, но жалость взяла верх. – Неужели ты думаешь, что у меня в голове солома? Взяла-то я всего несколько моделек, да и то – самые прочные, – оправдывалась она.

Лев стонал и беспомощно мотал головой. Таня включила DVD, на экране запрыгали мультяшные фигурки.

– Смешарики! – радостно всплеснула ладошками Глашенька. Бабушка с облегчением вздохнула: кажется, на некоторое время Глашка «нейтрализована»!

– Говорят, посуда бьётся к счастью, – продолжала ворчать Татьяна, собирая осколки и виноград. – Только я давно заметила, что всё совсем наоборот. У нас за двадцать пять лет не разбилось столько посуды, сколько за последние дни. Я просто захлёбываюсь от счастья!

– Ерунда, – подал голос Лев. – Купим новую посуду, и будет нам счастье.

Лев, философствующий о счастье на четвереньках, выглядел комично. Таня не выдержала и прыснула от смеха. Вот бы его прихватило так с радикулитом, когда он в кабаке отплясывал до утра, или когда один на один со своей возлюбленной оставался. Так нет же! Не зря говорят – греховодникам сам чёрт помогает.

Она вытерла пол и поспешила к охающему мужу.

– Ну, давай, герой-любовник, постарайся лечь на диван. – Жена присела рядом с ним. – Держись за мои плечи, а я буду подниматься.

Кряхтя, Лев плюхнулся на диван животом вниз. Он вытянулся во весь рост и простонал:

– В холодильнике мазь… Натри… Только перчатки надень. Она жжёт.

Едва Таня нанесла на руки мазь, как уставшая сидеть смирно Глашка слезла с кресла и заняла то самое место на полу посреди комнаты, которое освободилось от скрюченного деда. Она легла на спину, заложила за голову ручки и полным трагизма голосом завопила:

– Ой! Ой! Сейце боит!

Бабушка кинулась к внучке:

– Глаша! Глашенька! Покажи, где болит?

Глаша не обращая внимания на вопрос, продолжала вопить:

– Ой, сейце боит! Сейце боит! Потомуто какать хочется!

Таня стянула с рук резиновые перчатки и повела внучку в туалет. Из гостиной доносился гомерический хохот Льва, смешанный со стонами.

11

Лев лежал по стойке «смирно» почти неделю. Изредка он поднимался с постели и, согнувшись пополам, заложив левую руку за спину, семенил чуть ли не вприсядку, продвигаясь правым бедром вперёд. Так жестоко радикулит проявил себя по отношению к нему, пожалуй, впервые.

Татьяна только одного не могла уразуметь: кому это наказание дано – мужу или ей? И если ей, то за что? Она едва ли не из ложечки кормила больного, помимо своей воли потворствовала его капризам и прихотям, да ещё терпела неэстетичное зрелище: сгорбленного, ставшего ей по плечо, заросшего щетиной, сморщенного гримасой боли, кряхтящего старого сластолюбца. Именно таким она воспринимала его сейчас и жалела только об одном – что на её месте не оказалась рижская пассия мужа. Зато Лев наверняка готов был терпеть любую боль в благодарность судьбе за то, что этакий казус не случился совсем недавно в квартире, снятой им для любовных утех.

Жена зачастую ловила себя не на чувстве сострадания, а на примитивном злорадстве, женской мести, и ей становилось неловко перед самой же собой. Тогда она подавляла в себе низменные страстишки и продолжала нести свой крест, как сестра милосердия, когда-то справлявшая смиренный обряд омовения ног нищим, дабы избавиться от несуществующего интеллигентского греха.

Стараниями жены последние два дня к Льву приходила массажистка. И не безуспешно. Он стал распрямляться и шутить.

– Таньчик, ты – мои руки и ноги, – подхваливал он жену.

– Вот как? Но они без копыт! Подходят?

– Даже больше! – соглашался Лев. Никакие намёки и двусмысленности со стороны супруги не выводили его из равновесия. Поистине, что с гуся вода – удивлялась она.

Лев не чувствовал себя ни виноватым, ни пристыженным, напротив – он приобрёл повадки «мужчины с прошлым». И если б не его болезненная скрюченность, наверняка ходил бы с грудью колесом. Однако взгляд Льва стал выдавать некую аналитическую работу, способность к которой его мозг не потерял окончательно. Во взгляде обозначилась мысль! А вот глаза потухли. Исчез тот лихорадочный сумасшедший блеск, так угнетавший жену. Она даже стала сомневаться – правильно ли поступила с мужем? Человек горел, любил… Она, жена, потушила! А может, надо было отпустить мужа, пусть горел бы синим пламенем!

И всё-таки почти прозревшему Льву по-прежнему нравилось поговорить о предмете его вожделения. Хоть и в несколько ином ракурсе.

– А ты, пожалуй, права, – заводил он разговор издалека. – Мне и самому иногда казалось, что рижская подруга в прошлом была профессионалкой.

– Ты о профессиональном сексе?

– Наоборот. Сейчас она в этом ленива и пресыщена.

– Наверное, не старалась, потому что не любила. Но чем-то же она зацепила тебя?

– Не знаю. Внешностью – точно нет. – Лев в недоумении оттопырил нижнюю губу. – Она со многими флотскими до меня была, и никто на неё не западал.

– Наверное, тебе влюбиться захотелось? Как в юности. Любовь зла!

– Тань… – Лев взял жену за руку, но она резко встала и холодно сказала:

– Мне следовало бы наказать тебя, отдать ей. Ты бы очень скоро узнал, что такое любовь и счастье. – Она недобро ухмыльнулась. – Впрочем, я ещё не решила.

Жена, конечно, лукавила, поскольку понимала, что Лев, в своем ослабленном и зависимом положении блаженствует среди домочадцев, как в былые времена.

Заскочил Стас сразу же с оговорками:

– Я на пять минут! Утешить папу, то есть проведать.

– Нет, эти пять минут ты потратишь на обед. Я уверена, что ты голодный, – засуетилась мать. – Поздоровайся с папой и вымой руки, – скомандовала она.

Стас рассмеялся.

– Мамочка, в своем желании накормить меня, ты готова даже не думать, что говоришь.

Из спальни приковылял Лев. Он слышал разговор и сразу же включился в него:

– Сынок, мама, как раз, хорошо понимает, что говорит, – он подчеркнуто закряхтел. – Это она так издевается над твоим больным отцом!

– Приходи почаще, сынок, – приветливо улыбнулась Татьяна, – а то твоему папе некому больше пожаловаться на твою маму.

– Так, дорогие родители! Я умываю руки, – подытожил сынок и пошел в ванную.

Он уже переселился в однушку преподавателя Пряхина, который уехал на год в Ирландию. За проживание Стас должен был кормить и выгуливать хозяйского пса – старого добродушного дога.

Последние годы Стас отвык от прямого воздействия родителей на свою жизнь, поэтому мог теперь существовать только независимо. Но для безбедного бытия он ещё недостаточно встал на ноги, поэтому сложившуюся ситуацию воспринимал как большую удачу. С помощью отца всё-таки купил у Пряхина лавку с оставшимся товаром и неожиданно для всех обнаружил способности к коммерции. Он с головой ушел в бизнес, впрочем, не забывая о своей аспирантуре и преподавательской подработке в университете. В целом – он пребывал бы в полном согласии с собой, если б не тоска по Глашеньке. Он никак не мог привыкнуть жить вдали от своей любимицы. Эта тоска подогревала его желание во что бы то ни стало добиться успеха ради дочери.

– Ты, сынок, первый у нас в коммерсанты выбился. – Лев осторожно присел на краешек стула, придерживая свою спину. – Ни в маминой родне, ни в моей торгового люду не было. Дерзай, сын!

– Угу, – согласился жующий Стас. – Я тут пересмотрел ассортимент и поставщиков. Пряхин брал товар только на местных оптовых базах. Но я буду выходить прямо на производителей в соседних областях. И недалеко, и выгоднее, несмотря на бензин. В Москву тоже можно самому сгонять. – Стас охотно делился своими планами: – Я пока скину цены и увеличу товарооборот, – продолжал он. – В моём случае это будет выгоднее. Придётся, конечно, подсуетиться, но пахать на себя – это классно! – Стас глянул на часы и отодвинул тарелку с недоеденным вторым. – Всё! Спасибо. Некогда. У меня встреча. Знакомый парень продаёт свой хэтчбек – хоть и не новый, но ещё надёжный. И вместительный. Дёшево продает.

– Где деньги возьмёшь? – осторожно спросила мать.

– Кредит возьму, – Стас на ходу залпом выпил морс.

– Так что, батюшка, если всё заладится, завтра верну твою тачку. – Он приобнял отца. – Распрямляйся, держись.

– Сынок, будь осторожней, – не удержалась от напутствий Таня.

Стас чмокнул мать и умчался дальше на папином Volvo.

Среди ночи раздался телефонный звонок. Татьяна в темноте схватила трубку.

– Алло! – с тревогой отозвалась она.

– Ма! Я тебя, наверное, разбудила? – звонила Варвара. – Тут такое дело… – замялась она. – Короче, мы с Юркой в клубе. Собрались ехать домой, а у нас деньги кончились.

– Который час, Варя?

– Начало третьего.

– Так поздно! У вас на такси не хватает?

– Ну, да. Мы здесь недалеко от вас. Мам, а если мы возьмем тачку, доедем до вас, ты вынесешь нам деньги, и мы поедем домой! А?

– Берите.

Вскоре Варвара опять позвонила:

– Мамочка, мы подъезжаем. Выходи!

Таня вышла из подъезда. Почти одновременно подъехала машина. Из неё выпорхнула дочь.

– Мамочка, ты извини, конечно… – начала она, но мать перебила её:

– А как там Юрик? Дай-ка я поздороваюсь с ним.

– Ой, не надо, пусть он сидит, – забеспокоилась Варя.

Мать открыла дверцу, вслед за которой вывалился Юрик. Таня еле успела подхватить «зятька». Он уперся лбом в её живот, очнулся и промямлил неприличное слово.

– Варя! Он отвратительно пьян! – в ужасе вскрикнула Татьяна.

– Я знаю, – подтвердила Варвара.

– Тебе нельзя с ним оставаться одной. Я не позволю! Да ты и не справишься.

– Справлюсь. Уже справлялась.

– Даже так?! – Она резко повернулась к дочери, не переставая придерживать навалившегося на неё Юрика. Сейчас вы останетесь у нас. Разговор окончен! – Она отдала деньги Варваре, чтоб та рассчиталась за проезд, и стала вытаскивать Юрика.

Лев появился в прихожей в тот самый момент, когда мать с дочерью проталкивали в дверь еле теплёнького Юрика, безвольно повисшего на их руках. «Зятёк» из-подо лба уставился на старшего Варламова, замотал головой, будто на неё вылили ведро воды, и пробормотал:

– Здрасьте.

– Добро пожаловать! – Отец развёл руки и слегка согнул разведённые колени, что в сочетании со скрюченным корпусом напоминало замысловатый книксен. Однако Лев был зол! Прищурив глаза, он измерил взглядом жену и дочь, резко, насколько позволял радикулит, повернулся и, заложив руки за спину, преисполненный чувства собственного достоинства, засеменил в комнату.

– Варя, по—моему, Юрика сейчас стошнит, – сказала Таня.

– Не-е, его никогда не тошнит, – спокойно отреагировала Варвара. Без лишних вопросов стало понятно: в таком состоянии своего возлюбленного дочь видит не впервые. Татьяна испугалась за Варьку.

С помощью Варвары Юрик принял душ, затем выпил большой бокал крепкого чаю и отправился спать.

– Ты до сих пор его любишь? – спросила мать, когда осталась с дочерью наедине.

– Угу, – кивнула Варя и тут же добавила: – Правда, иногда прямо-таки ненавижу!

– Слава Богу, если чёрт ещё совсем тебе глаза не застил! Значит, не всё потеряно, – заметила Таня. – Но я вижу, что ты от меня многое скрываешь.

– Нет, не скрываю. Просто мы с тобой видимся реже, чем раньше.

– Даже странно, что сейчас ты позвонила мне, а не Стасу, чтоб замести следы.

– Я ему звонила. Он трубку не взял.

– Странно. Почему не взял? С ним всё в порядке? – с полуоборота встревожилась мать.

– Ой, мам! Ну, конечно, всё с ним в порядке. Может, спал, и не один. Тебе б поволноваться – мёдом не корми.

Таня слегка обиделась. Видно, таков её удел – беспокоиться в одиночку.

– Так, умница! Допила чай? Иди спать, – сказала она недовольно. – Кстати, через два часа тебе собираться на занятия. Ты не забыла?

– Мам, ну куда я в таком состоянии? – заканючила Варька.

– А о чем ты думала, развлекаясь в будний день?!

– Так получилось.

– Твой ненаглядный тоже на работу не пойдет?

– Эту неделю он отдыхает, а работал на прошлой.

– Значит, теперь есть на что развлекаться! Уже всё потратили заработанное за неделю?

– Не знаю, – пожала плечами Варька и улизнула в комнату.

Оставшись одна, мать раздумывает: позвонить Стасу или нет? А если он действительно спит, и она его разбудит? Нет, пожалуй, надо набраться терпения и подождать до утра. А Варька? Что делать с ней? Ох… Уснуть бы теперь самой. Она вошла в свою комнату. Лев мирно похрапывал. На часах – начало пятого. Похоже, помимо Татьяниной воли, её жизнь входит в свою колею!