Текст книги "Зелёный ад. Книга первая. По ту сторону"

За два года пребывания на острове я многому научилась. Свой лагерь я расположила подальше от места проживания обезьян в целях безопасности – чтобы не встретиться с браконьерами. Мой лагерь был обнесен двойным забором. Дом был самым крепким из всех моих предыдущих построек. У меня появились посуда из кокосовых орехов и глиняные горшки, которые быстро приходили в негодность, так как чистой глины не было, а из-за большого количества песка они быстро разваливались. К тому же искусством обжигания глиняной посуды я тоже не владела.

Удивительно, что я умела читать на четырех языках, в институте изучала высшую математику и химию, могла удалить аппендицит с завязанными глазами, оказать любую медицинскую помощь, работать любыми «мужскими» инструментами и делать руками многое другое. А здесь, на острове, самая простая работа для выживания ставила меня в тупик. Оказывается, мы не знаем самого основного, того, с чего надо начинать, – основ выживания. Как интересно устроен мир! Все правильное изначально человек коверкает и извращает. Уничтожая первозданность, изменяя этот мир под себя, засоряя, делая его неправильным.

Приблизительно в это же время год назад я встретила людей. Тогда у обезьян было потомство. Входить в чужую зону к обезьянам в такой период опасно. Я вспомнила, как бежала через джунгли под их угрожающие крики. По прошествии времени я понимала, что их беспокойство было связано с вторжением людей и разорением их семейства. Не исключая вероятности, что эти люди появятся снова, я стала более осторожной. Мое предположение оказалось верным. На остров с корабля причалили лодки. Прибывших было около 15 человек.

На время я оставила лагерь и вернулась на свое прошлое место, к озеру. Когда проходила через джунгли по изученному маршруту, меня вдруг впервые посетила мысль, что остров – это мой дом, в который вторглись чужаки. По дороге к озеру, в джунглях, я встретила своих старых друзей. Это были выжившие после урагана обезьяны. Их новое поселение, по наличию плодовых деревьев, было куда скуднее, чем у моих новых соседей. Мне не понятно было, почему эти макаки, которые гораздо крупнее моих новых обезьян, не потеснили границу? Что не позволяло им отбить новую территорию? Они жили, не нарушая чужих границ. Сначала я предположила, что малочисленность макак после урагана не позволила им это сделать, но тут же исключила эту версию, потому как им ничего не мешало уйти в плодовый рай тогда, когда их было много. Здесь дело было в чем-то другом.

С момента моего ухода здесь ничего не изменилось. Прежнее место лагеря мне было таким знакомым. Пляж, на который я впервые ступила, дорожка к озеру и путь к речушке за мальками вызывали волну воспоминаний обо всех пережитых здесь событиях.

На озере я прожила десять дней. Настало время возвращаться в лагерь.

Я возвращалась домой очень тихо, опасалась, что люди еще могут быть на острове. Когда убедилась, что их след простыл, я набрала фруктов, которых не ела почти неделю, и торопливо направилась к своему жилищу. Дом стоял без видимых изменений. Все было на месте. Я облегченно вздохнула и вошла.

На полу стоял огромный пластиковый ящик. Первая реакция была неожиданной: я поспешила выйти и долго стояла в раздумьях. Что бы это могло быть? Почему-то на ум приходили только плохие мысли. Одной из них была о моем убийстве с помощью «смертельного подарка», в котором могут быть ядовитые змеи со смертельным укусом, или взрывчатка, которая рванет при вскрытии ящика, или что-то, о чем я и предположить не могу. Лагерь мой был обнаружен, люди знали о моем существовании. Я даже не исключала той версии, что за мной идет наблюдение. Так или иначе, ящик нужно убрать из дома. Вооружившись палками, я зашла внутрь и на расстоянии стала его осматривать. Ящик был большой, плотно закрытый крышкой. На расстоянии вытянутой руки, я постучала палкой по нему и прислушалась. Тишина, ни звука. Я решила немного его сдвинуть, опять же палкой. Ничего не вышло. Ящик оказался тяжелым. Волоком я вытянула его наружу и потащила по земле к пляжу. Я отошла подальше в сторону, запустила в него тяжелым камнем. Звук был глухим. Ящик чем-то наполнен. Я не выдержала и, сказала: «Любопытство ее погубит». С этими словами я подошла к ящику и сняла крышку.

Господи! И чего там только не было! В прозрачных пластиковых баночках, без единой надписи, лежали: горох, фасоль, кофе, какао, чипсы, шоколад, сухое молоко, соль, вермишель, сушеная рыба (по-нашему – вобла), какие-то сушеные ягоды типа нашего изюма и много других продуктов. В самом низу ящика стояла простая кастрюля с ложкой, но самым ценным оказался маленький топорик, скорее секач, напоминающий мачете, и небольшая аптечка с бинтами и йодом без надписей. Я рассмотрела все содержимое, села у ящика и с ужасом подумала: «Они лишили меня тяжелой работы, благодаря которой я выживала».

Мне становились понятны действия этих людей. Взяв меня с собой на материк, браконьеры подвергали себя риску быть раскрытыми. Но и убивать они меня не хотели. Не всегда браконьер может быть убийцей. Видимо, поэтому таким способом они решили свою проблему: «И волки сыты, и овцы целы».

Из всего присланного разнообразия первым делом я открыла баночку с воблой. Сны, в которых я ела соленые огурцы, тянули меня на соленое. Взяв кусочек соленой рыбы в рот, я сморщилась и выплюнула. За все то время, что я пребывала на острове, я отвыкла от соли. Поглощая соль тоннами на материке, мы сами не подозреваем о том, что, по сути, она и не нужна нам в таком количестве. Удивленная такой реакцией рецепторов на соль, я приступила к шоколаду, так же удивилась приторному вкусу. В новой кастрюле я сварила макароны. Воду сливать не стала, ела как горячий суп. Это было самое вкусное в мире блюдо за всю мою жизнь. Я наслаждалась горячей похлебкой, и не заметила гостя.

На пороге дома стояло лохматое, с опущенными ушами и детскими шаловливыми глазами, существо. Это был щенок. Самый настоящий-принастоящий щенок. Он несколько секунд пребывал в нерешительности, а я, с визгом радости от такого подарка, кинулась к нему и спугнула. Он бежал от меня наутек, а я за ним. Потом я резко остановилась и умоляюще стала звать его к себе. Пес остановился, раздумывая. Я развернулась и быстро пошла в обратном направлении, покидая его. Видимо песик побоялся остаться один и побежал за мной. Так мы и подружились. Оставался вопрос, чем его кормить. Мяса не было, но он ел все подряд. Все, что ела я. Это был беспородистый кобель бело-желтого окраса со смешной мордой и веселым нравом. Если бы мне пришлось выбирать подарок между ящиком с продуктами и щенком, не раздумывая, я выбрала бы щенка. Теперь я не одна. В моей жизни появилось драгоценное создание по кличке Роналдо, коротко я называла его Рон. С тех пор мы постоянно были вместе. Он сопровождал меня повсюду: мы ели вместе, спали, ловили рыбу и работали. Если пес убегал за предметом своего щенячьего любопытства, я ругала его. Я боялась потерять его больше, чем все, что имела на этом острове. Даже мой гнев на людей, которые меня здесь бросили, сменился на благодарность.

Время шло. Мой неуклюжий смешной друг подрос. Уши поднялись, потеряв свое смешное очарование, но сменив выражение морды на более серьезное. В жилах Рона текла свободолюбивая дворняжья кровь, поэтому он часто бегал один по своим делам. Возможно, охотился за живностью. Понимая это, я смирилась с его недолгим отсутствием, но всегда переживала, когда его не было. Я приучила его прибегать на звук хлопанья в ладоши. Но, чтобы он мог услышать звук с дальнего расстояния, я стучала ложкой о кастрюлю, и он прибегал. Рон оказался очень смышленым, выполнял простые команды, приносил палки, спасательный жилет или аптечку, которая всегда лежала в отведенном ей месте.

Одним из вечеров я сварила гороховый суп и приготовила лакомство своему дорогому другу. Маленькие сухие брикеты я разводила водой и добавляла все, что имела. Брикеты были куриные и говяжьи. Безусловно, это было не мясо, но запах и привкус все же присутствовали. Когда я готовила, Рон обычно суетился около меня, беспокоился о своем ужине.

В этот раз я похлопала в ладоши, но собака не прибежала. Ложкой постучала по крышке кастрюли, но из кустов никто не выбежал, как это обычно бывало. Я стала звать Рона, сильно барабанила по железу. Через несколько минут, я обеспокоенно пошла в джунгли. Мачете теперь всегда был при мне. С ним я не расставалась даже ночью, клала рядом с собой. Темнело. Я не знала, куда идти. Периодически выкрикивала его имя, хлопала в ладоши и стучала изо всех сил мачете по железной крышке. Я продвигалась по джунглям. Проблема еще была не в том, что собака не услышит, а в том, что я могла не услышать, как Рон отзовется. Периодически я останавливалась, прислушивалась, и шла дальше. Сумерки быстро сгущались, надо было возвращаться, но без него я не могла. Я барабанила изо всех сил. Джунгли затихли. Стемнело. Я развернулась в сторону дома и почти бегом стала возвращаться. В темноте я заблудилась, без солнца было не выйти. Я решила, что надо определить место ночлега и заночевать. Подходящего места вокруг себя я не увидела, поэтому решила пройти еще немного вперед. Метров через сто я очутилась в зарослях с кустарником и остановилась. Оглядываясь по сторонам я держала мачете перед собой, и в этот самый момент земля разошлась подо мной, что-то хрустнуло, и я оказалась в яме.

Я лежала на земле и думала: «Что эта ловушка предназначена для обезьян, но каких?!» Я обследовала яму на ощупь: она оказалась очень глубокой, сюда вполне может поместиться слон. Оптимистично, но с горечью я подумала: «Ну хотя бы я не буду искать место для ночлега», а потом, свернувшись калачиком, уснула. Проснулась я от лая Рона, который стоял на краю ямы и облизывался. Он глядел на меня сверху и вилял лохматым хвостом. Его морда как ни в чем не бывало, без угрызений совести, что из-за него я попала в беду, была радостной. Он бегал вокруг ямы, возмущенно лаял и, самое ужасное, пытался ко мне прыгнуть. Он оставался единственной моей надеждой. Я давала команду «Принеси палку!» Смышленый Роналдо находил палки, притаскивал и бросал на землю у края ямы. На команду «Отдай!», которую я давала в надежде, что Рон сбросит мне палку, пес начинал играть, хватал палку и убегал. Так продолжалось до тех пор, пока ему не надоело. Вскоре мой «спаситель» убежал по своим делам, а я в отчаянии села и начала думать, как выбраться. Ковыряя землю с противоположной стороны, с опасностью обвала я пыталась сделать насыпную ступеньку. Рон периодически прибегал навестить меня. Смышленый пес понял, что хозяйка не собирается его кормить, он возмущенно лаял, скулил, и кружился вокруг ямы. Тогда я решила попробовать еще один способ. Я дала команду «Неси аптечку!» Мне нужны были бинты, чтобы сделать веревку. Так же, как и с палками, Рон принес аптечку и положил на край ямы.

Я сделала небольшую насыпь, и мне удалось дотянуться до корня дерева. Перекинув через него ремень и застегнув, я получила петлю. Первая ступенька была готова. Главное, чтобы корень выдержал мой вес. Со второй ступенькой пришлось повозиться подольше. Я вогнала мачете в землю так, чтобы можно было на него наступить. Осталось последнее: чтобы не подвел Рон. Я подозвала его, протянула руку и в тот момент, когда он ее лизнул, ухватилась за ошейник. С резкой командой «Домой!» пес рванул в сторону дома. Этого рывка мне хватило, чтобы рукой зацепиться за колючий куст. Вытягивая себя из ямы, я держалась за ветку, и чувствовала, как тысячи иголок вонзаются мне в руки. С криком от боли я, наконец, вылезла. Осталось только дома соорудить лестницу, чтобы вернуть мачете и ремень.

Мы возвращались домой с Роном. Я сильно удивилась, как далеко вглубь джунглей я зашла. Так я никогда не заходила. Пес быстро бежал. Он успевал что-то обнюхивать и метить территорию, а я неслась за ним, постоянно повторяя: «Рон, домой! Домой!» Мы быстро пришли к жилищу. Одной мне еще долго пришлось бы плутать по джунглям и долго соображать с умным видом, где север, где юг. В лагере нас ждали пустая кастрюля, которая была вылизана до дна, и пустая опрокинутая миска Рона. И хотя я была рада, что пес сожрал мой суп, но его за это отругала. Рон поджал хвост, сделал виноватую морду и тихонечко бочком удалился в тенек под дерево.

Дома, первым делом я начала вытаскивать колючки из рук и обрабатывать ранки йодом. Без пинцета, я оставила много заноз. Наутро мои руки раздуло, каждый палец, размером с огурец, торчал и не сгибался. Делать я ничего не могла, поэтому возвращение за мачете и ремнем пришлось на некоторое время отложить. Любая рана, даже царапина, заживала здесь крайне долго. Поэтому пока, поняв пробелы воспитания питомца, я начала его дрессировать.

Благодаря ситуации в яме, я поняла, что тех команд, которые выполняет Рон, не достаточно – мне нужна собака-спасатель. Опыта в обучении собак для такой специфики у меня не было, поэтому трудно сказать, до чьих мозгов доходило быстрее: то ли Рон начинал понимать, что от него требуется, то ли до меня, наконец, доходило, как правильно нужно объяснять. На суше дела обстояли лучше, чем в воде. В океане, если я была рядом, он плыл на меня, барабаня своими лапами мне по спине. Мы много плавали. Наконец, до него дошло, что плыть нужно рядом. Со временем я стала класть на него руку, начиная с нескольких секунд, в итоге доведя до того времени, пока не возвращались на сушу. Наблюдая за Роном, я изменила свое мнение: я поняла, что такие качества, как терпение и послушание, говорят, прежде всего, о принадлежности собаки к породе, названия которой я не знала. Я видела, как меняются его повадки, которые тоже характеризовали его как пса благородных кровей. Он рос быстро; было видно, что это будет очень мощная, крупная собака с хорошей генетикой.

Наконец, мои руки стали заживать. Я начала сооружать веревочную лестницу. Я работала и все больше и больше размышляла, для кого же предназначена эта яма? Меня пугала не сама яма, а тот, кому она предназначалась. Было понятно, что этот котлован для крупного зверя. На душе становилось нехорошо. Я смотрела в сторону джунглей и испытывала страх. Идти туда без мачете как-то совсем не хотелось, но без него не обойтись. Теперь мачете стал самой важной вещью на этом острове. И мы пошли. Продвигаясь все глубже и глубже в джунгли, я стала внимательнее рассматривать деревья и кустарники. Тогда, в тот день я волновалась из-за пропажи Рона. Я бежала и думала только о нем, не обращая ни на что внимания. Теперь же мы шли не торопились. Я рассматривала все, что нас окружало.

Здесь рос орешник. На многих деревьях были содрана кора и съедены листья. Обезьян здесь не было; они живут на своей территории, как правило, редко пересекают свои границы. Долгопяты – единственные приматы, рацион которых состоит исключительно из животной пищи, а именно, из насекомых и мелких рептилий. Так кто же мог содрать кору с орешника? Видно было, что здесь жизнь кипела. Многочисленные звуки были полны разнообразия. Мне встретились ягоды Лапчатки, или ложной земляники, листья и ягоды которой были очень похожи на нашу землянику, но я знала – они ядовиты.

Так, не спеша, мы добрались до места, к которому меня привел Рон.

Закрепив хорошо лестницу, я сделала дополнительно канат для подстраховки, и полезла за своими вещами. Мачете был воткнут глубоко в землю, пришлось повозиться, прежде чем его достать. Оставалось совсем немного, чтобы его вытащить, когда я услышала грозный лай собаки. Сначала я подумала, что он встретил обезьян. Обычно такая встреча заканчивалась тем, что Рон неистово лаял, до хрипоты, а обезьяны его еще больше с высоты подразнивали и убегали. Но не в этот раз. Лай был совершенно другим, таким, какого я никогда не слышала. Это был лай взрослой собаки, агрессивный и очень злой. Я не видела, что там происходит, поэтому изо всех сил начала выдергивать мачете, который никак не поддавался, застряв в пересохшей земле. Я истерично скребла ногтями землю. По звукам я понимала, что у Рона началась схватка с каким-то животным. В какую-то секунду взревел весь лес, ломались ветки, рев, лай и визг смешались. Наконец, я выдрала мачете, ринулась к лестнице и уже карабкалась наверх. Еще оставаясь в яме, я высунула голову и мое сердце застыло так же, как когда-то увидела змею. Правда, на этот раз оцепенение длилось секунды. Из него меня вывел визг раненого Рона. Первый бред, который пришел мне в голову, – «я мертва». Мгновенно память выдала сюжет из сериала «Остаться в живых», где был показан белый медведь. Я смотрела на огромную белую спину, мелькающую в кустарнике. Я понимала, что в джунглях нет белых медведей, но времени на разбор, кто это, не было. В кустах продолжал бороться весь окровавленный Рон, я бросилась на «Это» с неистовым криком. Спасая собаку, я рубанула неизвестное животное обратной стороной мачете. Он обернулся на меня, огромные голубые глаза встретили мой озверевший взгляд. Это был белый, с огромными голубыми глазами и розовой мордой, орангутан-альбинос. Я готова была сражаться насмерть, но раненый орангутанг, недолго раздумывая, развернулся и, ковыляя, скрылся за кустарником.

Рон лежал на земле, взвизгивал от боли и скулил. Белая его шерсть вся покрылась огромными красными пятнами. Его глаза были наполнены болью и благодарностью за помощь. Я достала бинт, который всегда стала носить при себе, с той поры, когда повредила руки, вылезая из ямы. Наложила повязку на особо кровоточащие раны и понесла Рона домой на руках. Шли долго. Я путалась в дороге и часто останавливалась отдохнуть. Рон был тяжелый. Несколько раз на привале он пытался вставать и идти, но, проходил несколько метров и ложился.

Дома я обработала раны йодом и оставила открытыми те, к которым он мог дотянуться, чтобы зализать. В слюне у животных имеется огромное количество антибактериального фермента лизоцима, который вырабатывается организмом и способствует разрушению бактерий. Раны были глубокими. Рон потерял много крови. На хребте, между лопаток, была зияющая рана, которую требовалось зашить. Я вырезала шерсть вокруг раны, сняла круглую сережку из уха, проколола края раны, и застегнула сережку. Это было очень больно, но другого способа стянуть разорванную рану не было. Собака моя на глазах угасала, ее тело становилось безжизненно неподвижным. Когда я подходила к нему, он приветствовал меня кончиком хвоста, отдавая последние силы. Сколько же любви, благодарности, преданности у этих животных. Умирая, он остается предан и благодарен своему хозяину. Я не отходила от него. Его морда лежала у меня на руке. Так мы и засыпали. Я смотрела на умирающее животное и плакала, тысячу раз проклинала себя за то, что пошла за мачете, предполагая, что могу встретить в джунглях опасность.

Встало солнце, и я почувствовала, что Рон насторожился. Я оглянулась. Вдалеке я увидела приплывающих в лодке людей.

Сколько раз я погибала и воскресала, падала и вставала, находила и теряла, – и все это на острове. Терять мне было уже нечего. Я взяла мачете и пошла навстречу к людям. Я ждала, когда они сойдут на берег. Мне не было страшно. Я шла быстро и уверенно. Увидев меня, люди стали переговариваться между собой. Я подошла к ним, сложила ладони вместе, как принято у азиатских народов, и поприветствовала их. Они ответили тем же. На английском я пыталась объяснить, что нужна помощь моей умирающей собаке, нужны лекарства. Один из присутствующих мужчин немного меня понял. Он перевел мою просьбу, видимо, старшему, который стоял, нахмурившись из-за всего происходящего. Он смотрел исподлобья, затем махнул рукой, и я, в сопровождении трех мужчин, пошла показывать им собаку. Рон узнал их, ведь это они его привезли на остров. Только, в отличие от меня, у него не было столько ненависти к ним. Добрая животина, которую так же предали и оставили, виляла им хвостом. Они осмотрели собаку и принялись что-то обсуждать на повышенных тонах. Я понимала, что их спор был вызван моим присутствием и моей просьбой, которую один из них явно не хотел выполнять. Это был старший. Он еще раз взглянул на собаку и пошел в сторону причала. Остальные мужчины последовали за ним. Неожиданно для самой себя я встала на четвереньки и, запрыгала, как макака, издавая звуки обезьян. Они обернулись. Я, как дура, прыгала, изображая Кинг-Конга, пыталась жестами объяснить, что собака бесстрашно вступила в бой с этой здоровенной обезьяной. Это была маленькая инсценировка борьбы двух животных. Конечно, выглядела я как идиотка, но это привлекло их внимание. Они переглянулись, и мужчина на ломаном английском спросил:

– Где это было?

Я махнула рукой на джунгли, а потом на собаку, и вновь попросила о помощи. Я видела их удивление и сомнения и понимала, что они мне не верят. Они переговорили между собой, и показали знаками, чтобы я оставалась на месте их ждать. Я готова была на все ради спасения своего четвероногого друга.

Прошло часа два. В мое незатейливое жилище привели доктора-ветеринара с медицинским чемоданом. Он осмотрел все раны Рона. Доктор сочувственно показал, что собаку не спасти, и достал ампулу морфина, чтобы прекратить мучения животного. Я разозлилась и ударила мачете по кастрюле так, что толстоватенький доктор, вздрогнул от неожиданности и начал протирать свалившиеся с носа очки. Направив мачете на чемодан, я указала на то, что собаку надо лечить. Он покачал головой и снова открыл чемодан, в который я сунула свой нос. Доктор поставил капельницу, сделал пять уколов, затем обработал раны и оставил нужные лекарства. Когда врач уходил, то знаками показал, что собака выживет только благодаря чуду.