Текст книги "Общение – компетентность – тренинг: избранные труды"

С самого начала представители этой ориентации отмежевываются от бихевиористской традиции, манипуляторского подхода к воздействию на человека, поскольку такой подход стремится к контролю над человеком, разрушая его свободу. Манипулирование, по их мнению, предполагает недопустимое недоверие другой личности и даже презрение к ней. Этому противопоставляется принципиально другой подход. Интенция к каким-либо изменениям в себе провозглашается результатом только собственного выбора. «У нас нет власти изменить других, пока они сами не захотят измениться» (Corey, 1978, p. 7). Конечно, изменение можно достичь, применив, например, угрозы или силу, но это изменение, как и в случае манипуляции, отмечают авторы, оплачивается ценой обиды и враждебности по отношению к человеку, «диктующему условия». «Властные родители или учитель редко принимают во внимание потребности и ценности другой личности. Поскольку последние нарушаются и не учитываются, провоцируется враждебность. Всякий раз, когда субъект становится менее зависимым от другого, он будет восставать, прекратит отношение либо обернет насилие на манипулятора его поведением» (Jourard, 1974, p. 238–239). Манипуляции и контролю над другой личностью «гуманистическая психология» противопоставляет диалог: это и способ бытия аутентичных межличностных отношений, и средство их достижения.

Основная задача психологического воздействия, как ее представляют сторонники «гуманистической психологии», – это оказание помощи личности в достижении аутентичного существования. Наиболее существенным на этом пути оказывается расширение самосознания, то есть сферы осознания самого себя (self-awareness). Под расширением самосознания понимается увеличение способности человека к более полному опыту (experience) жизни, опыту переживания. Тем самым увеличивается потенциал выборов и повышается степень свободы личности. Открытие себя самого как особой реальности, значимой и достойной изучения, обращение в первую очередь к себе в поиске возможностей разрешения своих проблем – вот наиболее заслуживающие внимания акценты данного подхода. По выражению одного из авторов, задача психолога здесь состоит в том, чтобы помочь человеку «открыть дверь к самому себе», стать меньшим незнакомцем для себя самого. Этот опыт может сопровождаться радостью, огорчениями, борьбой, подавленностью, а чаще сочетанием этих и многих других состояний. Если продолжить пример с дверью, этот образ можно расширить, представив на месте одной множество дверей: открыв одну из них, человек испытает радость, а другую – огорчение и т. д.

Главное, постепенно он приходит к более глубокому осознанию себя: что он представлял собой раньше, каков он теперь и какого будущего себя он выбирает, исследовав открытые альтернативы с помощью психолога.

Важно подчеркнуть, что само решение расширить знание о себе тоже продукт самостоятельного выбора и выбор этот является фундаментальной предпосылкой «роста личности». На этом пути человек может увидеть способы, которыми он избегает «полного принятия своей свободы», например, не видя всех открывающихся ему альтернатив или не реализуя их выбор во избежание тревоги, ответственности и т. д.

Описывая картину условий существования, которая открывается человеку по мере роста его самопознания, «экзистенциально ориентированные психологи» сплошь и рядом наполняют ее феноменами, характеризующими человеческое существование именно в капиталистическом обществе, – одиночество и отделенность, изолированность от других людей, утрата автономии и реального опыта любви к другому человеку и т. п. Однако эти феномены неоправданно рассматриваются как исключительно психологически детерминированные образования; порождающий их социальный контекст практически никак не учитывается, и поэтому они оказываются некими универсальными абстрактными характеристиками, одинаково представленными в психике человека в любых социальных условиях. Таким образом, сложная проблема социальной детерминации психических образований просто обходится, по сути игнорируется, подменяется анализом всеобщих психических конструктов некоей абстрактной личности. Как подчеркивает Л.И. Анцыферова, «психологические механизмы, психологические стратегии и тактики образа жизни индивида отнюдь не являются имманентно присущими человеку. Они формируются, складываются и закрепляются в процессе индивидуальной жизнедеятельности, которая представляет собой индивидуальную форму реализации образа жизни людей в определенных конкретно-исторических условиях. С этой точки зрения постулируемая, например, Маслоу потребность в самоактуализации, в творчестве, потребность реализовать все свои потенции является продуктом социального отношения индивида к обществу, ответом индивида на требования общества. Однако не всякое общество требует от каждого индивида самоактуализации, обеспечивает для этого условия. Лишь социалистическое общество впервые выдвинуло в качестве социальной задачи положение о необходимости полной самоактуализации своих членов (от каждого по способностям) и создало возможности для его воплощения в жизнь» (Анцыферова, 1978, с. 45).

Представители экзистенциально-гуманистической психологии уделяют большое внимание разработкам вопроса о способах достижения человеком аутентичного существования и о соответствующих формах психологической помощи на этом пути. В этом отношении оптимистические установки психологов данного направления на развитие возможностей человека существенно отличаются от глубокого пессимизма философов-экзистенциалистов. Суммируя суть «экзистенциального гуманизма» как особой психологической ориентации, Т. Грининг, например, пишет следующее: «…экзистенциальный гуманизм включает признаваемый экзистенциализмом хаос, абсурдность, случайность, отчаяние и “брошенность” бытия человека в этом мире, где он один ответственный за свое становление. Он также включает гуманистический постулат о том, что человек имеет огромный потенциал для преобразования себя в виде неподавляемого стремления испытать актуализацию, проверяя пределы этого потенциала против помех, свойственных существованию» (Egan, 1973, p. 9). Отказывая науке, своему обществу в способности помочь человеку обрести смысл в собственном существовании, рассматриваемые авторы пытаются тем не менее акцентировать позитивные аспекты человеческой природы. «Наряду с неосознаваемыми и иррациональными мотивами у человека имеются также сильные склонности к преодолению иррациональности – для сознательного планирования и рационального выбора» (Schein, Bennis, 1965, p. 31). Поиск удовлетворяющих ценностей, которые бы наполнили жизнь смыслом, – дело весьма индивидуальное, но с подобной задачей сталкиваются все люди. Источник ее решения – обращение человека к самому себе. Следование пути самоактуализации требует мужества (courage to be), и прежде всего мужество должно быть направлено на самопознание и самоопределение. Это стратегический путь решения проблемы установления конструктивных отношений с собой и с другими. «Таким образом, гуманистическая модель приписывает большую важность человеческому обучению, но подчеркивает рефлексию, обоснование, рассуждение и творческое воображение, а не обусловливание» (там же).

Последние три десятилетия отмечены активным поиском и разработкой этих нетрадиционных форм обучения. Нововведением психологов данной ориентации является развитие, наряду с индивидуальным консультированием, различных форм опыта интенсивного группового общения как в рамках психотерапии, так и в русле психологической службы для здоровых людей. Основной задачей подобных многообразных групп является именно продвижение их участников в самопознании через самораскрытие, которое рассматривается в качестве предпосылки, источника решения многих других проблем.

Классифицируя основные формы помощи в решении проблем «роста и изменения индивида», Д. Колеман выделяет следующие три типа: 1) интенсивный опыт в специальных малых группах, нацеленный на возрастание у участников понимания себя и способности к значимым отношениям с другими; 2) консультирование; 3) психотерапия (Coleman, 1969, p. 352). Возникновение первой формы обычно связывают с развитием гуманистической психологии. Ниже мы подробно рассмотрим ее на примере так называемых групп встреч, родоначальником которых является К. Роджерс. Анализ второй и третьей форм не входит в нашу задачу в данном контексте, хотя влияние на них «гуманистической психологии» также велико.

Завершая характеристику общих исходных принципов экзистенциально-гуманистической психологии, необходимо отметить, что ее оценка в среде западных психологов далека от однозначности. Острокритической является, например, позиция З. Коха: «В лексиконе концепций и методов этого направления откровенность превращается в “прозрачность”, любовь, забота и сопереживание становятся предметом товарообмена или, может быть, средством взаимощекотания самолюбия, а эстетическая восприимчивость или непосредственность называется “сенсорной чуткостью”. Оно превращает в кривозеркальное отражение все благородные качества, едва прикоснется к ним. Оно по сути, открывает психический универмаг, где в изобилии продаются широко рекламируемые товары экзистенциального ширпотреба – подлинность, свобода, целостность, гибкость, содружество, любовь, радость» (Коч, 1979, с. 28). В то же время можно было бы привести множество умеренных, высоких оценок, даже восторженных отзывов, высказанных в адрес данной ориентации. Но, пожалуй, можно сказать, что все единодушно признают тот факт, что эти психологи ввели новые измерения (dimensions) в рассмотрение личности и межличностных отношений, хотя оценка этого факта и отношение к нему достаточно дифференцированны.

Один из моментов, радикально отличающих эту ориентацию, например, от бихевиоризма, – это ее концепция активной личности: по своей природе человек таков, что «ищет большего, чем безопасное статическое существование. Основная тенденция состоит в том, чтобы реализовать наивысший потенциал, даже перед лицом внутренних проблем и внешних сопротивлений» (Corey, 1977b, p. 50). Далее, в отличие от негативной и пессимистической психологической динамики психоаналитической модели, данный подход фокусируется на «позитивных аспектах человека». В этом, как мы уж отмечали, проходит существенный водораздел между «гуманистической психологией» и философией экзистенциализма. Следующий вопрос, который логично встает, – это вопрос о том, на что направлена активность личности. Оказывается, основным объектом преобразования для человека выступает он сам, а его активность направляется на познание самого себя с тем, чтобы поверить себе, полагаться только на себя в противостоянии чуждому миру. Связанный с этим комплекс задач решается с помощью психологов на пути индивидуального консультирования, но более всего в различного рода группах, способствующих продвижению личности в самопознании. Предпосылкой «роста личности» оказывается не ее открытость внешнему миру, а прежде всего центрированность на собственном внутреннем мире. Подобное акцентирование обращенности личности внутрь себя роднит гуманистическую психологию с психоанализом, хотя пути и средства, используемые для достижения этой цели, различаются. Вся активность человека направляется на снятие отчуждения в отношении к себе, отчужденное же отношение к миру принимается за константу.

За провозглашаемыми, таким образом, целями стоят, конечно, определенные ценности, характерные для данного подхода, делающие понятными его социальный смысл и социальные корни. Один из авторов, характеризуя отношения «группового движения», ориентированного на «рост личности», и общества, в котором оно возникло, отмечает, во-первых, противоположность ценностей этого движения «высокоструктурированному, конкурентному капиталистическому обществу». Во-вторых, он характеризует движение как «новую форму политики», «политики тех, кто отвергает ценности существующей системы, но не имеет желания ниспровергать ее силой», кто лелеет надежду изменить систему «через непрямые методы неподдержки» (Solomon, Berzon, 1972, p. 20). Подобная интерпретация социальной функции форм психологического воздействия, выросших на почве гуманистической психологии, позволяет рассматривать этот подход как еще одну форму социальной утопии и поэтому, как это ни парадоксально звучит, – социальной апологетики. В конечном счете подобные утопии, как известно, играют реакционную роль, уводя от установки на переустройство окружающего мира, тех социальных отношений, которые в действительности оказываются ответственными за отчуждение, дегуманизацию, деперсонализацию современного человека в буржуазном обществе. Как показал марксизм, действительное социальное освобождение человека возможно лишь на пути глубоких социальных преобразований, каковым прежде всего является революция. Подмена реальных форм борьбы различными видами психологических исканий объективно способствует отвлечению, уходу от борьбы, выполняет функцию социальной дезориентации и дезорганизации. В социально-классовом отношении рассматриваемая позиция выступает типичной формой либерально-буржуазного протеста против статус-кво[26]26
  Идеологические функции подобной капиталистической практики подробно проанализированы в отечественной литературе, в частности в связи с критикой «доктрины человеческих отношений» (Богомолова, 1974).


[Закрыть].

Однако в оценке данного явления, конечно, не следует смешивать его социальный смысл (об этом речь шла выше) и его собственно психологические аспекты. С психологической точки зрения целый ряд методов психологического воздействия, разработанных в русле данного подхода, представляет несомненный интерес. Решительное отмежевание от философской и социально-политической ориентации этого подхода, их критика не должны сопровождаться отбрасыванием выработанных методических приемов, опирающихся на реальные психологические механизмы. Принципиально отказываясь видеть в них средства социального переустройства в широком смысле слова, мы считаем, что необходимо вычленить и воспринять их рациональное психологическое содержание для решения конкретных локальных психологических задач.

Особо следует остановиться на характере связи гуманистической психологии с философией экзистенциализма. Как мы видели, проблематика этих течений во многом схожая, однако ее «звучание», осмысление не всегда идентично. Широко пересекается набор используемых категорий, однако то, как они раскрываются, вносит значимые различия. В частности мы это видели на примере оптимистического пафоса гуманистической психологии по сравнению с пессимистической тональностью экзистенциализма. Гуманистическая психология не является простым психологическим эквивалентом экзистенциализма. Поэтому следует осмотрительно относиться к часто подчеркиваемому привязыванию гуманистической психологии к этой философии – данная связь отнюдь не однозначна (Ярошевский, 1971, с. 113). Тем не менее активное заимствование философских понятий привело к тому, что «гуманистическую психологию» часто справедливо критикуют за ее «мистический язык», за отказ от операциональных дефиниций, за отсутствие методической строгости.

Действительно, теоретические принципы здесь часто имеют характер всеобщих постулатов, а многие понятия излишне широки и абстрактны, что делает их трудно приложимыми к реальной практике, например психологического консультирования. В методическом отношении данный подход предъявляет весьма высокие требования к практикующему психологу, например ведущему группы «роста личности», поскольку четкий алгоритм принципиально отсутствует и, по существу, успех в очень большой мере зависит от его личного гуманистического и творческого потенциала.

Одна из основных ограниченностей данного подхода в сфере воздействия, справедливо отмечаемая и зарубежными авторами, – его своеобразный аристократизм, релевантность его средств только ограниченному кругу «клиентов»: «Клиенты, которые борются за удовлетворение своих базовых потребностей с тем, чтобы реально выжить, не интересуются самоактуализацией или экзистенциальными смыслами жизни» (Corey, 1977b, p. 52).

Наконец, в заключение следует отметить совершенно не-оправданный экспансионизм данного подхода. Обнаруживая отчетливую тенденцию интерпретировать «психологическое страдание» не как проявление психического заболевания, но всегда как доказательство «провалов в личностном росте», сторонники «гуманистической психологии» по существу стремятся в области психиатрии вытеснить традиционную «медицинскую модель» и заменить ее своей «моделью роста». «Такие терапевты представляют человека как организм с фундаментальной тенденцией роста к здоровью и более полному функционированию, он может нуждаться в помощи идентифицировать факторы, которые блокируют его рост» (Jourard, 1974). Соответственно видится и задача всякой психотерапии. Подобное расширение возможностей и границ той или иной концептуальной схемы довольно часто отмечается у авторов в порыве увлечения собственным детищем, однако это может быть некоторым объяснением, но отнюдь не оправданием такой позиции.

На почве гуманистической психологии, так же как и бихевиоризма, как бы из одного корня, которым являются исходные теоретические принципы, вырастает и практика психологического вмешательства в форме психотерапии, и интересующая нас практика работы со здоровыми людьми, нуждающимися в психологической помощи. Для социальных психологов особый интерес представляют формы групповой работы, которые мы рассмотрим на примере «групп встреч» Роджерса, типичной формы социально-психологического вмешательства в рамках «гуманистической ориентации».

Американскому психологу Роджерсу принадлежит ведущая роль в разработке практики воздействия на принципах «гуманистической психологии». Роджерс является автором теории и практики психотерапии («центрированной на клиенте»), выросших на основе клинического опыта теории личности и межличностных отношений, а также основоположником «групп встреч», ориентированных на оказание психологического содействия «росту личности». Все это вместе взятое составляет особую ветвь «гуманистической психологии». Нас прежде всего интересует концепция психологического воздействия, других частей системы коснемся лишь в той мере, в которой они помогают понять эту концепцию.

Как отмечает Роджерс, «раньше всего была создана наиболее тесно связанная с наблюдаемыми фактами, наиболее основательно доказанная теория психотерапии и изменения личности, которая была сконструирована, чтобы упорядочить известные нам феномены терапии. В последние несколько лет мы попытались предначертать картину теоретического результата терапии – это портрет максимально творчески самоактуализирующейся, или полностью функционирующей, личности» (Rogers, 1959, p. 192). Отношения между психотерапевтом и пациентом рассматриваются автором как частный случай конструктивных межличностных отношений, более того, как их прообраз, теория межличностных отношений строится на основе экстраполяции принципов терапевтического отношения, существенной характеристикой которого является не-директивность.

В обобщенном виде модель личности, по Роджерсу, выглядит следующим образом. Основным образованием личности является представление человека о себе, о своем Я, иначе говоря «Я-концепция» (self-concept). В формировании Я-концепции определяющая роль принадлежит отношениям с другими людьми, вот почему теорию Роджерса во многих классификациях обычно относят к интерперсональным теориям личности. Важное понятие теории – «идеальное Я». Это термин, используемый для обозначения Я-концепции, которой индивид очень хотел бы обладать, которая представляет для него наивысшую ценность. Во всех других отношениях термин определяется так же, как и Я-концепция, а именно: «организованный, последовательный концептуальный гештальт, который составляют восприятия характеристик “Я” или “me” и восприятия отношений “Я” или “me” к другим людям и различным аспектам жизни и ценности, придаваемые этим восприятиям. Данный гештальт доступен осознанию, хотя не обязательно осознается. Это изменяющийся гештальт, процесс, но в любой данный момент он представляет специфическую целостность, которая по крайней мере частично определяема в операциональных терминах посредством Q-sort методики или другим инструментарием» (там же, p. 200).

Мы видим, что мир восприятий индивида чрезвычайно важен с точки зрения Роджерса: восприятия индивида определяют его поведение, он реагирует на реальность, каковой она им воспринимается. «Как только происходит изменение в восприятии личностью окружающей действительности и самой себя, происходят изменения и в поведении. В терапии эти перцептивные изменения чаще затрагивают восприятие самого себя, нежели восприятие внешнего мира. Следовательно, мы обнаруживаем, что с изменением в ходе терапии восприятия себя меняется поведение» (Rogers, 1947, p. 358).

Подход Роджерса к человеку отличается от некоторых концепций, признающих отягощенность человеческой природы негативными, деструктивными тенденциями. Этого автора отличает вера в человека, которого он рассматривает как по сути своей конструктивного, кооперативного и т. д. При том, что у Роджерса много общего с психоанализом, в этом моменте он решительно расходится с ним. Базовым устремлением человека является стремление стать «полностью функционирующей личностью» – это понятие во многом совпадает с термином Маслоу «самоактуализирующаяся личность», поскольку подразумевает задачу актуализации «Я».

Обычно индивид ведет себя в соответствии со своими представлением о себе. Понятие соответствия (конгруэнтности) «Я» и опыта является принципиальным для этой концепции. «Опыт, несовместимый с представлением индивида о себе, имеет тенденцию не допускаться к осознанию, каков бы ни был его социальный характер» (Rogers, 1959, p. 202). В отличие от традиционно психоаналитической концепции подавления, Роджерс показал, что «часто наиболее глубоко отрицаемым импульсами и чувствами» оказываются позитивные чувства, например любви или уверенности в себе. «Когда существует несогласованность, но индивид не осознает этого, он потенциально уязвим тревожностью, угрозой и дезорганизацией. Если значимый новый опыт демонстрирует противоречие столь ясно, что оно должно быть сознательно воспринято, то индивид будет под угрозой, и его Я-концепция дезорганизуется этим противоречием и неассимилируемым опытом» (там же, p. 204). Угроза определяется «как состояние, которое существует, когда опыт воспринимается или антиципируется как неконгруэнтный со структурой Я. Она может рассматриваться как внешний взгляд на то явление, которое с внутренней позиции является тревожностью» (там же).

Восприятие угрозы для Я сопровождается актуализацией защиты. «Защита есть поведенческий ответ организма на угрозу, цель которого поддержать нынешнюю структуру Я» (там же). Это достигается либо «перцептивным искажением опыта» и, таким образом, уменьшается неконгруэнтность, либо отрицанием опыта и, следовательно, отрицанием всякой угрозы для Я (там же, p. 205). Полярной противоположностью защищенности является открытость опыту. «Это означает, что каждый стимул, возникший в организме или в окружении, свободно проходит через нервную систему без того, чтобы быть искаженным или канализированным каким-либо механизмом защиты» (там же, p. 206). Полная открытость опыту – это синоним полной конгруэнтности Я и опыта, синоним оптимального психологического приспособления, психологической зрелости, которые характеризуют «полностью функционирующую личность».

«Индивид обнаруживает зрелое поведение, когда он воспринимает реалистично и в экстенсиональной манере, когда он, не защищаясь, принимает ответственность быть отличным от других, принимает ответственность за собственное поведение, оценивает опыт на основе данных, идущих от собственных ощущений, меняет свою оценку опыта только на основе нового доказательства, принимает других как уникальных индивидов, отличных от себя, высоко ценит себя и других» (там же, p. 207). Так в суммарной характеристике выглядит «итоговая гипотетическая личность». Роджерс неоднократно подчеркивает процессуальность приведенных показателей. «Полностью функционирущая личность будет личностью – в процессе, личностью непрерывно меняющейся. Таким образом, ее специфические поведения невозможно каким-либо образом описать заранее. Единственное утверждение, которое можно сделать, – это утверждение о том, что поведения будут адекватно адаптивны в каждой новой ситуации и что личность будет непрерывно находиться в процессе дальнейшей самоактуализации» (там же, p. 235).

Понятие «Я в процессе становления» (process of becoming) в противоположность пониманию Я как продукта является фундаментальным в концепции Роджерса. И хотя «клиенты» могут обращаться к психологу, терапевту в поисках формулы успеха или счастья как конечного продукта, он помогает прийти к пониманию, что «рост личности» – процесс непрерывный, постепенно приближающий к полному функционированию, но исчерпывающим образом он оказывается недостижимым. Кроме того, психолог помогает прийти к доверию себе, то есть отказаться от поиска ответов и советов на стороне, у других, а обратиться к себе за ответами на проблемы существования, помогает развить способность и желание быть самим собой. Термин Роджерса «внутренний локус оценки» относится как раз к ситуации, когда сам индивид, а не другие, является «цент-ром процесса оценивания», когда он оказывается личностью, которая направляет себя сама (self-directing person).

Теория терапии Роджерса кратко представлена им самим следующим образом. Содержанием процесса реинтеграции личности является возрастание конгруэнтности между «Я» и опытом, нарушение которой привело к утрате интеграции.

1. Необходимы определенные условия, чтобы снять процесс защиты, чтобы обычно угрожающий опыт стал точно символизированным в сознании и ассимилированным в структуру «Я»:

а) должно уменьшиться обусловленное принятие человека;

б) должно увеличиться безусловное уважение к себе.

2. Один путь достижения этих условий – передать безусловное позитивное отношение значимого другого:

а) чтобы передать безусловное позитивное отношение, оно должно существовать в контексте эмпатического понимания;

б) когда индивид воспринимает такое безусловно позитивное отношение, существующие условия принятия ослабляются или исчезают;

в) другим последствием является возрастание безусловного позитивного отношения к самому себе;

г) таким образом, когда удовлетворяются условия 2а и 2б, угроза редуцируется, процесс защиты устраняется и обычно угрожающие опыты точно символизируются и интегрируются в Я-концепцию.

3. Последствием указанного в пунктах 1 и 2 называется то обстоятельство, что индивид с меньшей вероятностью должен сталкиваться с угрожающими опытами: процесс защиты становится менее частым и его последствия редуцируются, «Я» и опыт являются более конгруэнтными; возрастает позитивное отношение к себе и к другим; увеличивается психологическая приспособленность; индивид становится ближе к полному функционированию. Восстанавливается его собственная тенденция к актуализации.

Это сжатое схематичное изложение дает представление об основной задаче и общих принципах подхода Роджерса к психотерапии. Их детальный анализ не входит в наши планы, однако с некоторыми их аспектами мы в дальнейшем столкнемся, поскольку тактика «групп встреч» Роджерса базируется в целом на исходных посылках, выросших как продолжение, развитие инноваций, сделанных в области психотерапии. Сам автор неоднократно подчеркивает это обстоятельство.

Особо следует остановиться на специфическом характере отношения терапевта и «клиента» – это весьма существенный для понимания данной ориентации аспект, тем более, что с точки зрения Роджерса, аутентичное отношение – прообраз всякого конструктивного межличностного отношения вообще. «…Основная функция терапевта – обеспечить ситуацию, в которой клиент может снизить свою защищенность и посмотреть объективно на свои реальные мысли, чувства и конфликты. Таким образом, терапевт пытается создать атмосферу, в которой клиент чувствует себя безусловно принятым, понятым и оцененным как личность» (Coleman, 1969, p. 369). Терапевт – по терминологии Роджерса – это фасилитатор (от англ. слова facilitate), то есть его задача состоит в том, чтобы облегчить «рост личности». Устанавливаемое в процессе терапии отношение – катализатор изменения.

В этой модели отвергается концепция терапевта как абсолютного авторитета, эксперта, диктатора, единственной активной стороны во взаимодействии. Реальная готовность терапевта быть подлинным в выражении негативных и позитивных чувств (принятия, заботливости, уважения) в большей мере инициирует личностные изменения, чем его знания или используемая техника.

Весьма значимой является способность войти в мир другого посредством эмпатии. «…Быть эмпатичным – значит точно воспринимать внутреннюю точку отсчета (frame of reference) другого с соответствующими эмоциональными компонентами и значениями, как если бы быть этой другой личностью, но без потери условия “как если бы”» (Rogers, 1959, p. 210). Эмпатия позволяет не просто получить информацию о человеке как объекте, то есть оценочный взгляд со стороны, но дает субъективное понимание благодаря тому, что психолог соучаствует в субъективном опыте, как бы разделяет субъективный мир изучаемого человека, конечно, не утрачивая своей отделенности от него, своей собственной идентичности. Именно таким образом оказывается помощь в расширении осознания, понимания фрагментов личного опыта, искажаемых либо отрицаемых.

Когда у Роджерса речь идет о такой установке терапевта, как «безусловное позитивное принятие», следует иметь в виду, что она относится к чувствам «клиента» и отнюдь не предполагает одобрения всего его поведения. Имеется в виду признание права на какую угодно гамму собственных чувств без риска потерять уважение психолога, терапевта. В результате «клиент» постепенно становится способным выразить и исследовать свою тревожность, гнев, страхи и многие другие чувства, которые рассматривал как слишком негативные, чтобы принять их и интегрировать в структуру «Я». Их принятие, в частности, и есть проявление продвижения к большей открытости опыту, меньшей защищенности, большему доверию себе и т. п., что составляло исходную задачу. Кстати, в соответствии с логикой этого подхода свою конкретную задачу, цель «клиент» формулирует самостоятельно, конечно, опираясь на аутентичное отношение с терапевтом.