Текст книги "Разделяя боль. Опыт психолога МЧС, который пригодится каждому"

Слова, которые ранят

Когда думаешь, как выразить сочувствие человеку, переживающему горе, обычно на ум приходят либо банальности, либо сухие фразы, которые воспринимаются как формальные послания из категории «чтобы что-то сказать». Например, «Такова судьба», «Бог забирает лучших», «Пришло его время», «Надо держаться». Кроме злости и раздражения такие фразы ничего не вызывают.

Одна женщина, у которой трагически погиб сын-подросток, написала в своем блоге:

«У каждого, кто потерял близких, свой список самых ярких „ободряющих“ высказываний от сочувствующих. Теперь у меня такой тоже есть:

1. У меня тоже умер ребенок, и мне было в тысячу раз хуже, чем тебе!

2. Он ушел в лучший мир. Ему там хорошо.

3. У тебя умер сын? А по тебе не скажешь.

4. Как теперь твоя семья, вернее, то, что от нее осталось?

5. Он наверняка занимался оккультными практиками, а это до добра не доводит.

6. Зато у тебя есть другие дети.

7. Вот до чего доводит распущенность!

8. Может быть, тебе собачку завести?

И блистательный совет психиатра: „Вам надо жить ради внука!“ Ну, то есть если нет внука, то жить в общем-то незачем.

Такие фразы, брошенные в меня случайно и как бы из лучших побуждений… я даже не знаю, как от них защититься, и уж совсем не готова благодарить за такое сочувствие».

Могу поделиться опытом из своей практики. Я работала с женщиной, у которой в авиакатастрофе погиб муж. Она уже немного пришла в себя, успокоилась, и тут к нам подходит один из привлеченных к работе внешних специалистов. Он был переполнен сочувствием, хотел ее как-то поддержать: «Вы уж так не плачьте, пожалуйста». Она кивает: «Да, да, хорошо». – «Не плачьте! Вы такая молодая, красивая, еще выйдете замуж, у вас еще все будет хорошо!»

Я просто онемела в этот момент. Слова были сказаны вроде бы из наилучших побуждений, но прозвучали чудовищно. Нельзя говорить овдовевшей женщине, что она еще выйдет замуж. Нельзя говорить родителям погибшего ребенка «у вас еще будут дети». Для этих людей сама мысль о другом муже, о другом ребенке может быть равносильна предательству умершего. К тому же никто не знает, что будет дальше.

Мне тоже доводилось слышать ранящие слова. Когда умерла моя мама, одна знакомая сказала: «Ну что ж, пришло ее время. Возраст-то солидный». Да, маме было 79 лет, дай Бог нам всем столько прожить. Но мне было больно. «Пришло ее время». Может, и так, но каково это слышать тому, кто только что потерял любимого человека, сколько бы лет ему ни было.

Как мы можем помочь

Помню, как я растерялась, когда умерла мама. Несмотря на весь свой профессиональный и жизненный опыт, я испытывала горе, страх и совсем не понимала, что же теперь делать. Не знаю, как бы я справилась, если бы не муж, сын, самая близкая подруга, с которой мы дружим уже 36 лет. Она не говорила никаких особенных слов, не совершала героических поступков, она просто все время была рядом – в реанимации, когда врач говорил: «Мы сделали все, что могли…», в морге, куда заходить одной было невыносимо страшно, дома, на кладбище, после похорон. Я не знаю, как ей это удавалось, потому что начинался учебный год, она заведовала кафедрой в университете, у нее была куча дел, а университет был в другом городе. Она уезжала, приезжала и при этом всегда была рядом. Не знаю, как бы я была без нее.

Когда я решила остаться до девяти дней, сын мне сказал: «Я тоже остаюсь». Я стала возражать, что у него университет, учеба, а он спокойно ответил: «Я буду здесь столько, сколько будешь ты». Это нельзя переоценить.

Очень помогали простые поступки, например, когда школьная подруга пришла с букетом белых хризантем, обняла меня и долго так со мной сидела. Простые слова, когда сосед, очень пожилой человек, говорил: «Ты иди, поспи хоть час, я посижу с твоей мамой, не бойся, я не усну». Мамины подруги, которые всю ночь читали Псалтирь у гроба, пели, и слезы от этих песен лились ручьем, но одновременно на душе становилось светлее и легче. А еще они успевали позаботиться обо мне и о каких-то недоделанных маминых делах.

Помогали и совсем чужие люди. Например, я оформляла документы, что-то забыла отксерокопировать, что-то не так заполнила, и сотрудница учреждения сама все сделала. Мне пришлось решать вопросы с отключением в пустой квартире воды, газа, счетчиков, я сдавала какое-то оборудование, все путала, забывала, и совершенно незнакомые люди помогали – находили замену потерянным и забытым мною пультам, проводам, бумагам.

Я не помню ни лиц этих людей, ни их имен, но я им очень благодарна. Ведь могли бы просто сказать: «У вас нет этой бумажки, сделайте ксерокопию и приходите». Но они видели, что мне нужна помощь, и оказали ее. Как будто мелочи, а как они были тогда важны!

Я получала самые простые эсэмэски и звонки от друзей, от коллег: «Мы тебя любим», «Мы очень переживаем за тебя», «Прости, что мы не рядом». Я их читала, рыдала над ними, и мне становилось чуть легче. Искренние слова любви и сочувствия помогают пережить горе, не говоря уже о молитвах за меня, которые давали очень весомое облегчение.

Не надо говорить сухих банальностей, лишь бы что-то сказать. Не знаешь, что сказать, – помолчи или скажи правду: «Я не знаю, что тебе сейчас сказать. Что мне для тебя сделать, чтобы тебе стало лучше? Хочешь, я просто посижу рядом? Мы можем вместе молчать или говорить».

Вспоминаю рассказ молодой женщины, потерявшей мужа. Она отправилась к своему пожилому свекру, чтобы поддержать его, но, приехав, поняла, что разрыдается, если начнет говорить. И они просто молча сидели за столом и пили чай. А когда она встала, чтобы попрощаться, свекор обнял ее и сказал: «Ты уж держись, дочка». И в этих словах звучало столько любви, заботы и тревоги за нее, столько желания помочь и хоть как-то поддержать, что она потом призналась: «На меня как будто благодать спустилась в тот момент. Я поняла, что смогу пережить свое горе».

Я очень благодарна своей работе в МЧС за то, что смогла увидеть людей с лучшей стороны. Люди объединяются, чтобы помочь тем, кому сейчас плохо. Совершенно чужие, незнакомые люди несут вещи, еду, чтобы накормить, укрыть тех, кто ждет известий. И внутри семей, испытывающих горе, оживают добрые чувства и силы жить дальше.

Помню девочку, у которой погиб отец. Рядом с ней стояли ее подружки. Они просто держали ее за руки, вытирали ей слезы, и одна другой говорила: «Не плачь, она на нас смотрит, и ей только хуже становится, давай не будем плакать». Мне кажется, что это самое большое, что они могли дать своей горюющей подруге, показывая: «Скажи, что нужно, – мы поможем».

Еще вспоминается история про двух сестер-старушек, которую рассказал священник Георгий Чистяков: «Когда у моей восьмидесятилетней родственницы умерла сестра, с которой они вместе в одной комнате прожили всю жизнь, она мне сказала: „Спасибо, что вы меня не утешали, а просто все время были рядом“».

Бывает, что мужчина советуется: «Я так боюсь, что жена может сойти с ума. Может, нам еще одного ребенка родить?» Я понимаю, что все это из лучших побуждений, но всегда отвечаю так: «У вас случилось, наверное, самое страшное, что может произойти в жизни, – вы потеряли ребенка. Переживите это горе, и потом решите, будут у вас еще дети или нет».

Надо понимать, что горе затрагивает не только эмоциональную область, но и все другие сферы нашей жизни. И часть работы психолога, помимо работы с эмоциями, чувством вины – простройка вместе с горюющим человеком его перспектив, поиск ресурса, за что ему зацепиться, зачем жить дальше.

Мне часто приходилось слышать: «Чем вы можете помочь этим людям? Их можно только обнять и плакать вместе с ними». Но, во-первых, не все хотят, чтобы их обнимали, и, наверное, никто не хочет, чтобы пришедшие на помощь рыдали рядом. А во-вторых, горюющие люди очень по-разному реагируют – это может быть и агрессия, и истерика, и осуждение. Если такую реакцию не принять, осудить или испугаться – мы не сможем помочь человеку, потому что он не будет нам доверять.

Бывает, приходят студенты и говорят: «Покажите нам методы помощи. Зачем вы рассказываете, что такое мышление, память, внимание, стресс? У нас человек об этом спрашивать не будет. Вы научите технике». Но если ты не понимаешь, что происходит с человеком, как ты будешь ему помогать? Как понять, какая именно нужна помощь, если не знать основ психологии? Нельзя с человеком в горе работать строго по протоколу.

Стивен Кови, известный американский лектор и автор книг по психологии управления, пишет:

«Я для себя вывел такую пословицу: сначала стремитесь понять, потом – быть понятым. Предположим, у вас проблемы со зрением, и вы решили обратиться к окулисту за помощью. Наспех выслушав ваши жалобы, тот снимает с себя очки и протягивает их вам со словами:

– Вот, наденьте! Эти очки я ношу уже лет десять, и мне они здорово помогают. Дома у меня есть запасные; берите, носите эти!

Вы надеваете очки, но видите в них еще хуже прежнего.

– Ужасные очки! – восклицаете вы. – Ничего в них не вижу.

– Что такое?! – удивляется окулист. – Мне они великолепно помогают. Попытайтесь еще разок. – Да я пытаюсь! – отвечаете вы. – Все расплывается!

– Ну, дорогой мой, какой же вы неблагодарный! – возмущается окулист. – И это после всего, что я сделал, чтобы помочь вам!

Каковы шансы, что вы в следующий раз снова обратитесь к тому же окулисту? Насколько я себе представляю, надежды на это мало. Как можно доверять специалисту, который назначает лечение, не поставив диагноз? А часто ли мы сами, общаясь с другими людьми, ставим диагноз перед тем, как дать совет?»

Точно так же в работе психолога на ЧС – за любым поступком, за любой реакцией надо увидеть мотив, попытаться понять, услышать, что человек хочет нам сказать. Это требует серьезной личностной работы и умения отойти от своей позиции: «Я знаю, как правильно».

Зачем проводить опознание

Если в первые часы после катастрофы у близких погибшего бывает шок, отрицание, то в момент опознания отрицать смерть уже невозможно. Осознание потери приходит на уровне чувств. У кого-то это происходит очень быстро и горячо – люди плачут, кричат, бурно выплескивают эмоции. Потом к ним так же стремительно возвращаются силы, и они начинают справляться с горем. А кто-то очень медленно, очень долго осознает факт смерти близкого человека.

Процедура опознания всегда проходит очень тяжело, очень болезненно. Тела погибших в катастрофах должны пройти ДНК-экспертизу, и, казалось бы, зачем мучить близких визуальным опознанием? Кто-то готов идти в морг, а кто-то боится, не чувствует в себе сил это вынести. Психологи в таких случаях говорят: «Вы имеете право не видеть близкого человека мертвым и сохранить в памяти его живой образ, но это может быть ваша последняя возможность, прощаясь, прикоснуться к нему. Просто прислушайтесь к себе, и вы поймете, как для вас будет правильно сейчас».

После одной авиакатастрофы на место трагедии приехала молодая женщина. Погиб ее муж. У них было две дочки, женщина была беременна, должен был родиться долгожданный мальчик. Очень красивая женщина, очень любящая своего мужа, свою семью, своих детей. Мы должны были принять непростое решение – идти или не идти ей на опознание. Кроме жены приехали брат и друг погибшего мужчины, то есть было кому идти в морг. Но женщина сказала: «Я тоже пойду. Для меня это важно». Она хотела надеть мужу на руку браслет, который он забыл дома. Мужчины встали стеной и сказали: «Нет. Мы тебя не пустим. Не надо тебе это видеть».

Психологи МЧС обязательно сопровождают родственников на опознаниях, это очень сложный процесс, включающий серьезную подготовительную работу. Я несколько часов общалась с этой женщиной, мы говорили о семье, о детях, смотрели фотографии на ее телефоне. Она не плакала. Было очевидно, что она еще не приняла смерть мужа. Я решила – да, мы идем с ней на опознание, потому что ей это нужно. Лицо погибшему закрыли. Женщина подошла, взяла мужа за руку и что-то тихо и нежно ему говорила. Потом надела ему на руку браслет и заплакала: «Спасибо вам. Я все поняла, а до этого была как в тумане».

И все же я за нее очень переживала: «Как она, что сейчас у нее внутри?» А еще я подумала, что ей необходимо помыть руки, но как об этом сказать? Вдруг она сама говорит: «Мне надо руки помыть, в моем положении это может быть опасно». Стало понятно, что она не в шоке, все осознает и все понимает.

Очень тяжелая ситуация, когда люди пропадают без вести, когда родственники лишены последнего утешения – возможности попрощаться с погибшим человеком. Помню одну катастрофу на море. Тогда во время шторма людей разметало очень далеко, и многих не нашли. Поиски собирались прекратить. На «горячую линию» тогда позвонил мужчина, у него без вести пропал брат: «Я понимаю, что его нет в живых, но, пожалуйста, найдите тело». И представьте себе, тело этого человека нашли буквально за час до завершения операции – вдруг одномоментно в одном месте обнаружили сразу шесть погибших. Родственники этих людей звонили потом в МЧС со словами благодарности.

Я говорила с женщиной, мужа которой так и не нашли, она плакала: «Как же так – был муж, и вот его нет? Нигде нет. Он много хорошего людям сделал, а сейчас как будто человека и не было. И попрощаться с ним нельзя. Как теперь мне жить? Ни обнять, ни притронуться к нему последний раз».

Я ей сказала: «Что значит – человека не было? У вас есть дочь, у вас есть дом, который он построил своими руками, у вас есть ваши общие друзья, которые помнят о нем много хорошего. Ваш муж в этих людях, в вашей дочери, во всем, что сделано его руками».

Зона беды

Считается, что самый сложный период после смерти близкого – год-полтора, но в жизни бывает по-разному. Первое время человеку кажется, что он в полном вакууме. Очень важно, чтобы рядом были люди, которые могут дать необходимую эмоциональную поддержку.

Обычно сначала друзья, родственники, коллеги сочувствуют, пытаются помочь и поддерживают, как могут. Они очень внимательны и заботливы: помогают организовать похороны, стараются не оставлять человека в одиночестве, часто звонят и приезжают. Со временем вопрос «Чем тебе помочь?» звучит все реже. По-другому не может быть. То, что выбило людей из обыденности, рано или поздно становится частью их жизни, их воспоминаний, переживаний, но уходит из фокуса их пристального внимания.

Человек, которого так щедро и мощно поддерживали со всех сторон, вдруг понимает, что остался совсем один. Вот тут обычно и накрывает новая волна отчаяния: «Почему? Что происходит? За что так со мной?» Он испытывает обиду, боль, разочарование, гнев.

Действительно – что происходит? Друзья и родственники возвращаются к своей обычной жизни с ее проблемами, заботами и переживаниями. Начальник хочет видеть на рабочем месте прежнего активного и исполнительного сотрудника. Коллеги весело болтают во время перекура, обмениваясь шуточками и сплетнями. А у человека болит душа. И болит она ничуть не меньше, чем три месяца назад. Ему так одиноко, так хочется поговорить об этом с кем-нибудь, хоть ненадолго оживить образ родного человека, пережить еще раз счастливые воспоминания. А поговорить-то не с кем. Возникает ощущение, что люди не способны сострадать, даже близкие друзья. Но, может быть, это не равнодушие окружающих, а стремление не бередить рану разговорами об ушедшем?

Моя специализация – кризисное консультирование, я много раз слышала подобные истории: «Первое время тебе сочувствуют, тебя поддерживают, а потом раз – и ты остаешься один. Мало того, вообще начинаешь чувствовать себя прокаженным, от тебя все шарахаются. Коллеги на работе перестают к тебе подходить, как раньше подходили просто поболтать, чаю попить, и родственники реже приезжают, и соседи реже заходят».

На консультации одна молодая женщина рассказывала, как ей было тяжело после смерти матери. У нее со своей семьей не сложилось, но было много друзей, и она никогда не чувствовала себя одинокой. Женщина с горечью говорила: «Когда случилось горе, друзья стали как-то растворяться. В первое время они мне очень помогали, а теперь я вижу их все реже. Даже начинает казаться, что они меня избегают. Мне хочется говорить только о маме, но я вижу, что других это напрягает, они замолкают, прячут глаза, переводят разговор или стараются быстрее уйти».

Зачастую мы теряемся, когда сталкиваемся с чужим горем. Становится даже неловко, что у нас-то все более-менее хорошо. И, уходя от внутреннего дискомфорта, мы начинаем избегать скорбящего человека. Избегать в то время, когда он нуждается в поддержке.

Горюющие обычно делают вывод, что пока все хорошо, все рядом, а если что случится, сначала помогут, а потом как будто боятся твоим горем заразиться и начинают сторониться. Это не так. Просто у близких своя жизнь, и, оказав поддержку человеку в горе, они должны к этой жизни вернуться. Но это не значит, что они не готовы поддерживать! Скорее они просто не знают – как, боятся быть навязчивыми, нелепыми. Хорошо, когда горюющий человек может сам подсказать, какая именно помощь ему нужна в этот момент.

Герой семьи

Очень тяжело видеть, когда люди, особенно мужчины, плачут от бессилия. В Крымске во время наводнения в 2012 году мы наблюдали тяжелейшие трагедии. Например, было несколько мужчин, у которых погибли пожилые родители. Беда произошла ночью, в полной темноте, они никак не могли добраться, чтобы помочь.

Не важно, в каком возрасте человек теряет родителей – пять ему лет или пятьдесят, реакция почти одинаковая. В этот момент включается и горюет осиротевший ребенок. В самом деле, пока живы родители, мы остаемся детьми.

У одного мужчины отец был парализован, находился в отдельном маленьком домике. «Когда я проснулся от шума воды, сразу попытался выскочить наружу, но водой сильно прижало дверь. Я нырял несколько раз, пока смог открыть дверь и попасть в комнату, где был отец. Но было уже поздно, он захлебнулся».

У второго мужчины точно так же погибла мать, ей было 90 лет. Они жили в соседних домах. «Я подплываю, а она уже мертвая…» Эти мужчины плакали навзрыд.

На ЧС часто именно мужчинам нужна помощь психолога в первую очередь. Они обычно зажимают в себе эмоции и приказывают себе ни на что не реагировать. Наша культура и воспитание не позволяют мужчинам выражать скорбь плачем это воспринимается как слабость. Но невозможно запретить себе чувствовать, поэтому при мнимом внешнем спокойствии у человека внутри все разрывается. И тогда можно просто сесть рядом, взять за руку и сказать: «Бывают ситуации, в которых и мужчины имеют право плакать». Человек как бы получает разрешение от социума, и тогда чувства прорываются наружу.

Но не все так просто. Часто среди горюющих можно увидеть «героя семьи». Этот человек берет на себя ответственность за все и уверен, что если он сейчас начнет рыдать, то некому будет решать организационные вопросы, то есть, по сути, некому будет похоронить близкого. И он не плачет, он собран, деятелен, активен. Горе его при этом с ним, оно никуда не уходит. Потом оно его догонит и накроет с еще большей силой.

Однажды была ситуация, когда «героем семьи» стал жених погибшей девушки. Родители и все родственники глубоко ушли в свое горе, а он взял на себя практически все. Мы с ним ходили на опознание, оформляли документы, протоколы, разрешение на захоронение. Нужно было решить, что принести из дома, чтобы одеть погибшую девушку, и так далее. Внешне он был спокоен и сдержан. Насколько ему на самом деле было плохо, я поняла в тот момент, когда внезапно перестала чувствовать часть своей руки. Мы с ним почти два часа ходили, он держал меня за руку, и его ладонь была настолько холодной, что моя рука оказалась как в заморозке.

Потом у нас была возможность немножко поговорить, но он так и не позволил себе заплакать. Я никогда не забуду, как он вышел с опознания и произнес тихо: «Она была самая красивая и самая красивая осталась». Он не для меня это сказал, он так видел и так чувствовал.

2. Горе как процесс

Что значит «нормальная реакция»?

В первое время все, что происходит с человеком, потерявшим близкого, все его реакции – слезы, агрессия, апатия – это нормально. Надо просто быть рядом. Позовет – помогать, не позовет – не навязываться, но обязательно дать понять или сказать прямо: «Я рядом, ты обязательно скажи, когда я тебе буду нужен».

Однако если после потери прошло два-три года и ничего не меняется, человек ведет себя так, как в первый год, тогда, возможно, необходима помощь профессионалов. В таком случае можно предполагать так называемое «патологическое переживание горя» – человек застрял в своих страданиях, горе осталось не пережитым. Например, когда женщина говорит о погибшем муже: «Он просто улетел в длительную командировку, и я жду, когда он вернется», это значит, что безвозвратность потери не осознана, выстраивать дальнейшую жизнь, в которой мужа больше нет, и учиться жить без него для нее невозможно.

Женщина, потерявшая мужа, имеет право снова полюбить или отказаться строить новые отношения. Но этот выбор возможен только тогда, когда она признает, что ее мужа нет в этой жизни. Но если она думает, что ее муж в командировке, то выбора у нее нет.

Специфика работы психолога на ЧС в том, чтобы побудить человека осознать свое горе и начать его переживать. Потому что все, что имеет начало, имеет и конец. И у горя есть конец, но, только переживая потерю, возможно до него дойти. Чем дальше человек будет отодвигать от себя осознание горя, тем тяжелее ему будет.

Есть моменты в жизни, которые нужно перетерпеть. Надо просто продолжать жить – просыпаться утром, делать свои обычные дела, умываться, завтракать, идти на работу, возвращаться и ложиться спать. На следующий день снова просыпаться и опять все заново. И постепенно будет становиться чуть легче.

Может, будет сложнее выполнять обычную работу, даже автоматическая рутина вдруг станет вызывать трудности – это тоже нормально, это пройдет. Могут обостриться хронические заболевания, ощущаться упадок сил. Какое-то время человеку может казаться, что он сходит с ума, что он не выдержит и умрет, ему, может, даже захочется прервать свою жизнь, но и это надо перетерпеть.

И при всех этих состояниях все же не надо забывать о своих близких, потому что они тоже переживают горе, им тоже нужна поддержка. Важно, чтобы человек не зацикливался только на своих чувствах, чтобы видел горе других, поддерживал их.

Обычно родственники сплачиваются в горе, выходят на более высокий уровень отношений. Но бывает, что беда разрушает семьи, когда каждый закрывается, как в скорлупе, и считает, что страдает только он сам.

Чрезвычайные ситуации обрушиваются внезапно. Обычно первая реакция – шок, отрицание. Потом, когда приходит осознание потери, могут быть самые разные, очень острые аффективные реакции.

Когда человек начинает рыдать, кричать это нормальная реакция. Он может быть агрессивным в этот момент, биться в истерике или стать абсолютно апатичным и сказать: «Я не могу ни встать, ни пошевелиться». Со стороны это может испугать, но специалист понимает, что этот человек начал переживать свое горе.

Как-то друг попросил у меня совета: «Мой сослуживец погиб, его жена в тяжелом состоянии, мы за нее все переживаем. Может, ее к психиатру или психологу отвезти?» Я спрашиваю: «Что конкретно с ней происходит?» Он начинает описывать классическое состояние, которое бывает в первый период переживания горя: агрессия, слезы, мысли «я не буду жить». Я слушаю внимательно и говорю: «Знаешь, на самом деле идет нормальная работа горя». Его от меня аж откинуло, он возмутился: «Вы, психологи, страшные люди! Ты что, вообще, сейчас сказала? Что значит – нормальная! У нее муж погиб!»

«Работа горя» – термин, предложенный Зигмундом Фрейдом для описания внутреннего и внешнего процесса, который необходимо осуществить после утраты, чтобы жить дальше. Но насколько можно использовать научные термины в разговоре с горюющим человеком?

Однажды я прочитала в комментариях под какой-то статьей про горе: «Разложили на какие-то там фазы, этапы. „Это вы сейчас на такой фазе горевания находитесь“. Типа, это нормально, как про насморк. Это же горе!»

Да, есть классификации, стадии, законы, по которым развивается горе. Это помогает специалистам ориентироваться, понимать, какая поддержка нужна именно сейчас. И самому человеку необходимо знать, что чувства вины, гнева, агрессии нормальны в данной ситуации, что период сильного душевного волнения и боли пройдет: «Изменилась моя жизнь, и я изменился, сейчас мне очень тяжело, но так будет не всегда. Этот тяжелый период надо суметь пережить, и я найду для этого силы».

Даже маленькому ребенку нужно знать, что горе – это состояние, у которого есть начало и конец. Важно, чтобы ребенок видел, что взрослые погружаются в горе, а затем постепенно выходят из него и двигаются дальше. Тогда он может разделить со взрослыми свои чувства и получить бесценный опыт совместного переживания, взаимной поддержки и участия.

А будучи специалистом, надо знать и всегда помнить, что горе каждого конкретного человека уникально, и нельзя его вот так походя взять и обесценить словами: «Это у вас сейчас такая стадия… Пройдет!»