Текст книги "Крепостная маркиза"

– Я? – изумленно пискнула Соня.

Она так растерялась, что почувствовала себя не обрадованной, а скорее ошарашенной. И к тому же у нее появилось чувство вины перед Агриппиной – разве не она недавно уверяла девчонку, что замок непременно достанется молодой вдове? А мадам Фаншон? В крайнем случае замок должен был бы достаться ей и ее сыновьям…

– Мосье Антуан знал, что делает, – вполголоса проговорила ничуть не удивившаяся мадам Фаншон.

Неужели старый маркиз все-таки делился с ней своими планами?

Соня почувствовала себя как человек, публично уличенный в краже фамильной серебряной ложки. Что произошло? Ведь Флоримон выпытал у отца секрет подземелья гораздо позже! Неужели Антуан мог предвидеть такой поворот событий и то, что его сын вознамерится похитить золото, принадлежащее теперь дочери незабвенного русского друга? Выходит, маркиз хотел таким образом возместить княжне ее грядущую потерю? Теперь об этом остается только гадать.

А нотариус продолжал между тем читать о распоряжениях ныне покойного маркиза:

– Маркиз Антуан де Баррас, будучи еще достаточно крепок здоровьем, заработал немало денег своими изобретениями. Кожевники заплатили ему солидную сумму за рецепт выделки особо мягких кож. Красильщики – за способ окрашивания хлопка. Слесари – за секрет замка, к которому невозможно подобрать ключей. Почти все деньги он клал в банк Кланьи, так что сумма, накопившаяся в нем, с учетом процентов составила на сегодняшний день… восемьдесят две тысячи ливров.

Семейство Фаншон, как один, издало изумленный возглас. На этот раз мэтр не стал выказывать строгость, понимая, насколько впечатлительна названная им сумма. Он лишь сделал небольшую паузу, приподняв глаза от завещания.

– Всю названную сумму маркиз де Баррас в равных долях разделил между своей женой Агриппиной де Баррас, мадам Фаншон и ее двумя сыновьями. Упомянут в завещании и слуга Эмиль Гранье. Ему завещано двести ливров.

Фаншоны радостно переглянулись между собой.

Судя по их оживлению, они вовсе не ожидали получить столь значительную сумму. Как, наверное, и того, что маркиз вообще что-то им оставит.

Агриппина же дергала Соню за рукав и тревожно вопрошала:

– Что он говорит? Что он говорит?

Про оставленный Соне замок новая владелица успела шепотом ей рассказать, но Агриппина ничуть не расстроилась, а даже как-то облегченно улыбнулась.

– Вот и слава богу, не на мои плечи сии хлопоты!

Но теперь она услышала, как нотариус поминает ее имя, и, понятное дело, заинтересовалась, в связи с чем.

– Маркиз оставил тебе деньги, – несколько рассеянно пробормотала Соня. – Довольно много денег.

Лицо Агриппины осветилось радостью.

– Значит, у меня теперь есть свои средства!

А сколько?

– Думаю, достаточно, чтобы купить дом или магазин – смотря что ты захочешь. А может, и то и другое…

Мэтр Тюмель посмотрел на задумчивые лица присутствующих, сложил в свою черную папку бумаги и сказал:

– Все вопросы, каковые возникнут у наследников, может разрешить нотариальная контора «Тюмель и сыновья». Она также и в дальнейшем может взять на себя все вопросы, связанные с оформлением не только наследства, но и всяческих деловых сделок своих клиентов, гарантируя им полную конфиденциальность и прочее, прочее.

Хватка у молодого нотариуса была деловая.

Наконец мэтр Тюмель, откланявшись, отбыл в своей карете, а Соня повернулась к мадам Фаншон, чтобы сказать ей, как она сожалеет, что замок… Но та перебила Сонины извинения восторженным восклицанием:

– Мы и мечтать не могли! Такие деньги! Маркиз Антуан всегда был так добр! Мальчикам столько за всю жизнь было бы не заработать! А насчет замка…

Ваше сиятельство, что бы мы стали с ним делать?

Нет, у семьи Фаншон есть своя земля, на ней мы имеем неплохое хозяйство, а теперь сможем построить хороший дом и приобрести много нужных вещей. Нет, мы хотим жить на земле. Правда, мальчики?

– Вы правы, мама, – дружно забасили ее сыновья.

– Замки строятся для того, чтобы в них жили аристократы, – продолжала мадам Фаншон. – Думаю, вся наша деревня смеялась бы, оставь маркиз замок нам. Крестьяне – в замке! Да все наши денежки пошли бы прахом, вздумай мы вложить их н то, чтобы придать замку приличный вид…

Она несколько замялась.

– Я думала, маркиз оставит замок молодой жене, но мосье Антуан, как всегда, оказался мудр. Никто в Дежансоне не сможет забыть, кем была мадам Агриппина. Простите, что говорю об этом.

– Думаю, Агриппина и сама об этом догадывается. Кстати, у вас нет на примете молоденькой девушки, которая могла бы работать горничной?

– Конечно же, есть. Могу посоветовать неплохую девочку. Она еще очень молода, но так проворна и умна… Для некоторых дел господам нужны именно умные слуги.

– Мама… – баском остановил ее речь один из сыновей. – Ее сиятельство наверняка устали и хотят отдохнуть, а мы, если ты помнишь, договорились с мельником, что после обеда привезем ему мешки с зерном…

– Да, да, прости, сынок, я совсем забыла про мельника, – разулыбалась мать и посмотрела на Соню. – А если вам захочется побывать в деревне, вы всегда будете нашей желанной гостьей. Не правда ли, мальчики?

– Правда, матушка! – опять в один голос проговорили ее сыновья, внебрачные отпрыски маркиза Антуана де Барраса.

Семейство Фаншон отбыло в своей повозке, не переставая на все лады восхвалять покойного маркиза, так что Соня едва успела прокричать им вслед:

– Мадам Фаншон! А вашу девочку вы завтра пришлите.

Та обернулась и крикнула:

– Пришлю непременно.

И еще долго махала остающимся в замке платком, словно уезжала в неведомую даль, а не к себе домой всего за пару лье от Дежансона.

8

Едва справившись с делами, Агриппина и Софья, словно две заговорщицы, закрылись в одной из комнат, чтобы обговорить, что они возьмут с собой в подземелье. Собирались основательно. Соня на всякий случай даже прихватила с собой фляжку с напитком, который в свое время прислала мадам Фаншон.

Агриппина поила им больного маркиза.

Травы, настоянные на водке, поддерживали ослабленные от болезни или переживаний силы. Бывшая любовница маркиза между прочим призналась, что потихоньку увлекается фармакопеей. Понятное дело, не имея патента, лечить соседей как лекарь мадам Фаншон не решается, хотя они все равно ходят к ней и просят дать нужной травки то от зубной боли, то еще от чего… Но близких от разных хворей она успешно излечивает. Вот только маркиз де Бар рас умер, ему она не помогла… Но с другой стороны, дай и нам бог столько прожить!

А ведь именно старый маркиз подарил мадам Фаншон, своей приятельнице – этим словом, запинаясь, назвала отношения между нею и покойным Антуаном сама мадам, – фляжку того эликсира.

– Мосье Антуан очень сокрушался, что его друг Джереми умер и не успел сообщить ему состав эликсира, который помогал ему так долго чувствовать себя бодрым и здоровым. Ах, если бы иметь еще такую же фляжку… Может, и я смогла бы попробовать…

Француженка осеклась, как будто нечаянно проговорилась, а Соня так ее словам удивилась, что даже не сразу догадалась свое удивление с лица убрать.

Мадам Фаншон, наверное, обиделась. Да и Соня хороша: уж если женщины не станут воспринимать друг друга всерьез, что же тогда говорить о мужчинах. Разве не пытается сама княжна… княгиня… – запутаешься в этих титулах! – овладеть кое-какими из занятий, которые до недавнего времени считались исконно мужскими. Впрочем, встречался в жизни Сони один мужчина, который так не считал… Это был некто Жозеф Фуше…

Ох, вот теперь и она уподобилась Агриппине.

В который раз за последнее время вспоминает мужчину, который однажды ворвался к ней в спальню и едва… Можно подумать, она сожалеет, что это «едва» ничем не закончилось!

Но надо было срочно исправлять положение: нехорошо обижать такую приятную женщину, как мадам Фаншон.

– Не расстраивайтесь вы так, – сочувственно проговорила Соня, – к сожалению, от старости лекарства нет.

– Антуан считал, что есть, – не согласилась с нею селянка. – И оно должно помогать если и не вовсе стать бессмертным, то, по крайней мере, спокойно прожить два срока жизни, отпускаемого обычно простым смертным.

Соне пока было далеко до старости, и, наверное, поэтому сетования мадам оставили ее равнодушной.

Что поделаешь, утерян рецепт эликсира. Значит, так богу было угодно…

Соня и Агриппина решили не посвящать Эмиля в свои планы во всех подробностях. Объяснили только, что старый маркиз перед смертью рассказал, как открыть ход в подземелье, потому и решили они спуститься туда, посмотреть, что это за подземелье.

– Надеетесь с привидением познакомиться? – пошутил Эмиль.

– Вы тоже его слышали?

– Понятное дело, слышал, – кивнул он. – Вот только Агриппина не верит, будто оно кричало: «Выпустите меня отсюда!» Мол, просто выло, и все. А я слова хорошо расслышал. Подумал даже, что на двери в подземелье еще при строительстве охранное заклятие наложили. Чтобы, значит, нечисть всякая наверх в замок не прорвалась. Или крест чудотворный серебряный в стену вмуровали. Мало ли… Предки в таких делах много больше нынешних аристократов понимали. В тех замках, где об этом вовремя не подумали, привидения по комнатам расхаживают. Скольких людей удар хватил при виде какого-нибудь скелета в белом или другой нечисти…

И хотя совсем недавно Соня считала точно так же, но отчего-то на слова Эмиля она разозлилась.

«Нет, права была маменька, нельзя прислуге большую волю давать, – подумала про себя княжна. – Вишь, как он рассуждает: и про теперешних аристократов, и про прежних. Что бы он понимал! И все потому, что пусть и небольшую, а власть почувствовал…»

Наверное, в аристократах неистребимо желание от простого люда отгородиться, провозгласить себя носителями другой крови. Насчет голубого ее цвета это, конечно же, шутка, Соня точно знает, что у нее кровь такая же красная, как у всего остального человечества. Но вот не избежала же и она соблазна провозгласить себя по всему отличной от простолюдинов.

А насчет характера Эмиля… Так ли уж права Агриппина, будто он, завидев золото, его не возжелает?

Деньги Флоримона он, может, и не трогал, боялся, а кого ему теперь бояться? Одна Агриппина чего стоит. Уж он-то, в постели с новоявленной маркизой лежа, небось изучил ее вдоль и поперек. И какая она после этого для него госпожа? Чего, скажите на милость, ему бояться ту, которой он вертит как хочет?

Нет, допускать его к тайне золота не стоит. Сердце чувствует, не стоит!

А Патрик… Да, он остался с Соней. А вдруг причина этого – всего лишь очередное распоряжение Иоланды де Полиньяк, подруги королевы Франции, герцогини, неведомо как держащей в руках такого на первый взгляд независимого человека, как этот якобы гвардеец.

С тех пор как Соня узнала о том, что в каждом государстве имеются персоны, которые собирают сведения о важных людях своей страны или иностранных государственных сановниках – и даже самих монархах! – она стала с особым вниманием смотреть вокруг. Правда, русская княжна вряд ли представляла собой какую-нибудь ценность для герцогини, но… а вдруг та думала использовать Соню еще в каких-то своих планах? Да хотя бы послать княжну в тот же Петербург. Известно ведь, Екатерина Великая к французам с подозрением относится, не очень их своим расположением жалует, ежели, конечно, не считать Вольтера, а к своей подданной отнесется без предубеждения…

Нет, пожалуй, здесь Соня уже хватила через край.

Если ее в первый раз использовали, что называется, втемную, то и теперь не станут что-то важное доверять.

Как бы то ни было, сейчас пришла пора ей самой о себе позаботиться. Даром, что ли, тащилась она за тысячу верст в чужую страну? Или чтобы добывать сведения для приближенных французского двора?

По большому счету, ей вообще все равно, что с ним станет, с этим двором. И не потому, что Соня – женщина жестокая или равнодушная, а потому, что не умеет мыслить как государственный деятель. Франция для нее – не весь французский народ, а покойный маркиз Антуан, мадам Фаншон, Жозеф Фуше…

Положительно этот француз торчит гвоздем у нее в голове! Забыть его немедленно, и не думать о нем больше никогда! Как и об Иоланде де Полиньяк и самой Марии-Антуанетте, которая произвела на Соню такое благоприятное впечатление…

Но и для этих людей она не станет менять свои жизненные планы, тем более что покойный маркиз Антуан, который сделал для Софьи так много, больше в ее услугах не нуждается.

А кто, скажите на милость, позаботится о ней самой? Скорее попытаются вмешаться в ее жизнь, хотя о том никто не просит. Вроде как брат, пытавшийся выдать ее за старика, или как Григорий Потемкин, который женился на ней, считая, что облагодетельствовал…

Итак, пришла пора действовать. На этот раз Софья Астахова готова пойти до конца. Не так, как до сего дня, когда единственный предпринятый ею решительный шаг выразился в приезде во Францию.

В дальнейшем она уже плыла по воле волн. То есть манипулировали ею посторонние люди, пусть и, как они думали, с благими намерениями. А, кстати, именно такими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад…

На всякий случай Соня опять услала Патрика с поручением. Интересно, что он думает о Сониных планах? То она просит узнать насчет покупки дома, то интересуется, где можно купить приличный выезд… И при этом госпожа почти никаких денег ему не дает – если не считать расходы на покупку пропитания. Да вот еще на похороны маркиза де Барраса Соня выделила некоторую сумму.

И вот теперь она собралась поучиться фехтованию – будучи в Версале, русская княжна смогла получить всего один урок владения шпагой – и даже некоторым приемам борьбы или драки. Словом, средствам, с помощью которых она могла бы противостоять более сильному противнику, ежели он попытался бы, совершить над ней какое-нибудь насилие. И не обязательно с целью покушения на ее честь.

Казалось бы, теперь рядом с нею Патрик и ей не должно быть страшно. Тогда для чего ей все эти навыки самозащиты? Кого она опасается? Кто ей может в Дежансоне угрожать? Наверняка Патрик недоумевает, зачем ей так срочно понадобился учитель фехтования, на поиски которого Соня его послала.

А главным в ее намерениях было желание стать настоящей хозяйкой жизни. Госпожой. Ведь Патрик остался с нею не для того, чтобы ее содержать, а как помощник, управляющий ее будущим хозяйством. Значит, основную часть задуманного придется взвалить на свои плечи. Потом Соня разработает более подробный план, а теперь…

К счастью, Патрик не знал, что сейчас его просто удаляли из замка под более или менее благовидным предлогом.

Все дальнейшие действия Софьи зависели от того, осталось ли в подземелье замка золото. Если нет, то и думать ей придется совсем о другом. Например, о том, как зарабатывать на жизнь. Хватит ли ей денег на учителя фехтования? Если на то пошло, то и на дворецкого может не хватить, но поскольку Патрик сам предложил впредь разделять с нею все предполагаемые тяготы, пусть, как мужчина, за свои слова и отвечает!

С Эмилем, как считала Соня, никаких неожиданностей не должно быть. То есть он – если не узнает про золото – так и будет всего лишь слугой. Как уверяла Агриппина, послушным.

Сегодня у княжны обнаружился какой-то особый настрой духа. Уверенность в собственных силах.

Эмиля она не считала достойным противником, как, например, Патрика. Для того, в чем слуга маркиза был силен, особого ума не надо. По свидетельству Агриппины, в амурных делах Эмиль проявлял недюжинные способности и знание женской природы.

В остальное время это был на редкость спокойный, уравновешенный человек. Даже, казалось, глуповатый.

Основную работу Соне пришлось провести с Агриппиной. Эта в первый же момент так шарахнулась от слов княжны о необходимости спуститься в подземелье, что бывшей госпоже пришлось призвать на помощь всю свою выдержку и силу убеждения, чтобы доказать новоявленной маркизе необходимость такого шага.

…Дверь с помощью хитроумного устройства открывала Соня, но при этом объясняя все Агриппине, пока Эмиля отослали за факелом. Кое-что молодая вдова уже знала, но до сего момента эти знания использовать вовсе не собиралась. Мало ли что там внизу!

Свечи приготовили накануне, но, подойдя к стене, за которой был вход в подземелье, Агриппина вдруг остановилась и заартачилась:

– А факел? Где факел? Без факела я не пойду!

Соня же отчего-то сейчас вовсе не боялась, а думала лишь о том, как поведет себя механизм, открывающий вход, ведь в последнее время им так редко пользовались. Наверное, его надо было бы как-то смазывать, следить за ним. Возможно, придется поручить это как раз Эмилю. Когда-нибудь потом.

Дверь в подземелье со скрипом открылась. Пахнуло затхлостью и плесенью. И тяжелым духом тлена, который уверил Соню в ее правоте.

Подоспевший с факелом Эмиль стал спускаться по лестнице первым. Следом шла Агриппина. Шествие замыкала Софья. Наверное, потому, что она лучше других представляла себе, что может встретить внизу, княжна сильно волновалась.

Зато Агриппина больше всех трусила. Она ежеминутно крестилась и бормотала молитвы. Лихость, с которой юная маркиза рассказывала Соне о привидении, куда-то испарилась, и она уже сама удивлялась выдумке о том, что привидение, несколько дней пугавшее их, в самом деле убралось отсюда, выбрав для своих завываний какой-то другой замок.

Как она не подумала, что это никакое не привидение! Почему она не послушала Эмиля, который различал слова: «Выпустите меня отсюда!» Нет, решила Агриппина, она тогда все равно бы не поверила, что внизу кричит живой человек. Так же и считала бы, что просится наверх, в комнаты замка, именно привидение.

Выходит, она собственными руками убила мосье Флоримона?

Соня же отчего-то не боялась и не спеша осматривала лестницу с выщербленными от времени ступенями. Отмечала пятна сырости на каменной кладке, слышала шорох осыпающейся земли под их ногами – в прошлый раз, когда она опускалась сюда с Антуаном де Баррасом, она слышала лишь стук, с каким снаружи бился в недоступную для него дверь сын маркиза Флоримон, да видела колеблющееся пламя свечи, с которой шел впереди нее старый маркиз.

Сейчас, спускаясь по лестнице вслед за своими спутниками. Соня с усмешкой слушала, как переговариваются между собой любовники – на какой-то жуткой смеси русского, французского и даже немецкого языков. Она опять пообещала себе заняться обучением бывшей служанки, потому что эдак Агриппина сможет общаться только с Эмилем и больше никто из французов ее не поймет.

Ни тот ни другая, конечно же, не подозревали, что Соня уже отвела им место в своих планах на будущее. Сегодня, проворочавшись без сна почти всю ночь – накануне все трое договорились спуститься в подземелье с утра, – она решила, что все равно не пропадет и без золота, если его тут не окажется. Потому надо будет попробовать себя на другом поприще, тем более, что Соня теперь не одна, у нее есть молодые помощники. Силу одного и жизненную смекалку другой она вполне сможет использовать.

Понятное дело, под сильным помощником имелся в виду Патрик, а не Эмиль. Вряд ли в случае нужды Соня согласилась бы сдавать слугу в аренду богатым женщинам, словно быка-производителя… Даже в случае крайней нужды Эмилю хватит работы по дому.

Соня остановила сама себя. Опять она в чем-то зарекается. Если на то пошло. Соня ведь и не представляет себе, что оно такое – крайняя нужда… Впрочем, достаточно, что она имеет представление о бедности.

…Вчера вечером за неимением других развлечений все четверо нынешних обитателей замка сели играть в реверси – немудреную карточную игру, которой научил молодых женщин и Патрика Эмиль. Соня между делом показала, как она теперь умеет обращаться с картами, чем вызвала удивление мужчин и, конечно же, явное неодобрение Агриппины. Бывшая служанка, чуть ли не с раннего детства выросшая в доме Астаховых, переняла многие взгляды своей госпожи, Сониной матери. Потому вслух она сказала:

– Не дело это, княжна, таким вещам обучаться!

Я вам и прежде говорила, и теперь скажу. Каждый, кто на ваши ухватки посмотрит, тотчас и скажет: с какими людьми эта женщина общалась? Разве княгиня Мария Владиславовна, ваша покойная матушка, не запрещала вам играть в карты? А уж вытворять такое!

Благородной женщине показывать фокусы, точно шаромыжнику какому…

Соня, откровенно говоря, обиделась на сравнение Агриппины насчет шаромыжника, хотела ей в таком же духе ответить, да в последний момент передумала. Бывшая служанка и прежде была с нею дерзка, а теперь… В конце концов, вряд ли кто из мужчин понял все, что сказала ей Агриппина. Лучше всего было принять такой вид, будто ее слова Соню нисколько не задели, вообще не обратить внимания.

Что княжна и сделала.

Зато Патрик в один момент словно переменил о ней свое мнение, посмотрел на Софью как-то по-другому, с уважением. Он, наверное, знал, как нелегко достигнуть такого мастерства.

– Браво, ваше сиятельство, не ожидал от женщины овладения таким искусством.

– Этому меня научил в Версале… один граф.

По губам Патрика промелькнула усмешка. Или это Соне показалось?

Ей приходилось в их небольшой компании говорить одно и то же дважды. По-русски – Агриппине, а потом переводить свои слова на французский для Патрика и Эмиля. Слава богу, что Патрику не приходилось давать пояснения на английском.

Нет, тут Соня немного лукавила. Она получала некое удовольствие от того, что свободно общалась с ними со всеми, в то время как они сами такого проделать не могли. Да и Патрик чаще всего молчал, никак своего мнения не высказывая. Соня даже порой на него поглядывала: так ли он все понял? Если, как говорят русские, молчание – золото, то этот не то англичанин, не то шотландец просто богач…

– Софья Николаевна, вы были в Версале? – вскричала маркиза Агриппина. – В самом Версале, где живет король?!

Как-то до сего времени им не удалось поговорить подробнее о похождениях Софьи, и теперь она увидела огонек зависти в глазах бывшей горничной – ну почему княжна не взяла ее с собой?! И откровенную заинтересованность в глазах Эмиля. Патрик же и так знал почти все. Кроме посещения ее графом Жозефом Фуше в отведенных Соне апартаментах…

– Скажите, ваше сиятельство, там действительно повсюду золото, как говорят? – спросил ее Эмиль. – Это богатый дворец?

Губы Патрика опять тронула едва заметная улыбка – что возьмешь с деревенщины? Это так Соня за него подумала, а гвардейца, возможно, позабавило совсем другое.

– Очень богатый! – подтвердила она. – А от золота прямо глаза слепит. Но вот что я вам скажу: жить, среди этого блеска весьма утомительно, Патрик может подтвердить…

Патрик наклонил голову в знак согласия.

– Наверное, поэтому король подарил своей жене дворец Трианон, который много скромнее Версаля.

Но все равно Марию-Антуанетту тянет к жизни простой, сельской, и ей даже нарочно построили самую настоящую деревушку рядом с Трианоном.

– Богатые от богатства к простоте тянутся, а мы от простоты к богатству, – философски заметила Агриппина.

Тогда впервые за весь вечер Патрик высказался вслух – пробормотал негромко, что человек никогда не удовлетворяется тем, что имеет. И опять у Сони мелькнула мысль, что Патрик вовсе не так прост, как может показаться на первый взгляд…

Но тут Сонины воспоминания о прошедшем вечере прервали удивленно-испуганный возглас Эмиля, спускавшегося по лестнице первым, и последовавший за ним визг Агриппины.

– Что там у вас стряслось? – спросила Соня – ей ничего не было видно за их спинами, но она поняла, что в своих предположениях действительно не ошиблась.

– Хозяин! Здесь лежит хозяин! Маркиз Флоримон… – с невольной дрожью в голосе пояснил слуга, отступая в сторону.