Текст книги "Она всегда с тобой"

– Но она не хочет тебя отпускать!

Борис подошел к ней, обнял, крепко прижав к себе, и приложил губы к виску, сейчас главное – не дать ей окончательно расклеиться. А Майя немного отстранилась, заглянула ему в лицо и, уже свято веря в то, что ей пришло на ум, взахлеб убеждала:

– Нет, ну, подумай! Кто еще может быть заинтересован раздавить меня? Элементарная месть за то, что я отняла тебя. Мало кто реально оценивает разрыв и свою вину, а женщины так особенно не способны принять тот факт, что ее бросают. Она до конца будет барахтаться в собственной боли, пытаясь склеить разбитый горшок… Ведь откуда-то Ляля узнала… Боря, если это она… ты поговоришь с ней, и я… я сделаю все, что Ляля потребует, все!

Борис погладил ее по щеке, отрицательно покачал головой, развеивая надежду уладить инцидент:

– Майя, поверь, Лялька… она слишком глупа для таких коварных выпадов. Выслеживать, подобраться так, чтобы мы не заметили, наконец, сделать снимки. Нет, сама она не могла снимать, это немыслимо: видеть мужа с другой на пике страстей. Лялька ворвалась бы и устроила разгром, а таиться, плести заговор… никогда не поверю. Иди сюда… присядь и успокойся…

Борис усадил ее на диван, взял смартфон, открыл первое «доказательство», пожалуй, это самая пуританская фотография. Майя и Борис целуются, сидя на постели, разумеется, обнажены, но снимок запечатлел их по пояс. А вот следующие фото… в формате порнорепортажа, это жесть.

Итак: оба во время активной фазы секса, она сверху, ракурс сбоку. Еще: Майя прижата спиной к стене, обхватила ногами Бориса, а какая у него спина, ягодицы – есть чем полюбоваться. Следующий: Майя в коленно-локтевой позе, Борис сзади, ее лицо… ну, тут понятно, какие ощущения переживает она, все эмоции отражены – камера документально воспроизвела акт, она безжалостна. Далее – камасутра: ноги Майи на плечах… Потом от тантрического секса кое-что. В том же духе и остальные «доказательства», которые боже упаси кому бы то ни было показать! Всего тринадцать убийственных фоток, чертова дюжина, наверное, число тоже несет некий смысл, ведь достаточно и трех снимков, чтобы напрочь лишить покоя Майю. У нее останавливалось сердце от одной только мысли, что посторонний человек находился совсем рядом в момент, когда они с Борисом были уверены: есть он и она, их чувства и тела, нуждавшиеся в выхлопе страстей.

– Посиди, я перекину снимки в комп, – сказал Борис, встав. – Да… и сними ты плащ, а то сидишь, как будто тебя обокрали на вокзале. Можешь полежать.

– М-да… обокрали… – проговорила Майя, поднявшись, чтобы снять плащ. – А знаешь, Борька, похоже. У меня ощущение, как будто внутри потоптались, потом выкрали душу и выбросили за ненадобностью, теперь там пусто и страшно. А зачем тебе наши фотографии?

– Попробую определить, где и когда нас снимали, – копаясь в чемодане, доставая всяческие проводки, сравнивая их, сказал Борис. – И откуда примерно велась съемка.

– Какая разница?

– С чего-то следует начать. Ты ведь хочешь знать, кто вторгся в наши отношения? Нет, это нужно выяснить обязательно! Сволочь надо знать в лицо, чтобы не допустить приближения еще раз. Черт, переходник ни один не подходит к твоей трубе… Сделаем иначе, перекину сначала в свой айфон.

Майя сняла плащ, поискала – куда его деть – и бросила на спинку стула, потом все же легла, ощущая невероятную усталость в теле, ногах, голове. Даже здесь, в необжитом Борисом месте, с абсолютно чужими запахами, она чувствовала себя уютно, наверное, правы были предки – с милым рай и в шалаше.

А за окном зашуршал по листьям дождик, спустя секунды он отбивал ритм по подоконнику с внешней стороны, почти сразу потянуло осенним дыханием. Окно открыто, Майя наблюдала за шевелением листвы под тяжелыми каплями, за сгущающимися сумерками, и неожиданно ее потянуло в сон, будто ни забот, ни хлопот у нее нет. Поскольку спешить некуда, к счастью, дома ее никто не ждал, ничего не нужно придумывать, чтобы красиво солгать, она закрыла глаза и лежала, расслабляясь, чего с ней не случалось с момента получения первого письма. Даже ночью снилось разоблачение, стыд перед сыновьями…

Борис закрыл окно, стекло сразу усыпали капли, и, вернувшись к дивану, накрыл Майю пледом, кстати, он всегда проявлял о ней заботу. Невольно (но это случалось постоянно) она сравнивала его с мужем, сравнение было не в пользу Стаса, который зациклен на себе. Нет, он любил ее и детей, только странною любовью: для себя, для своего удовольствия, для престижа. Если не перед кем покрасоваться, мол, это мои жена и дети – любуйтесь ими, Стас терял к ним интерес, а то и вовсе забывал про них, особенно дома. Конечно, это слабое оправдание походов налево, потому совесть регулярно давала знать, что она у Майи есть. В этом смысле Борису повезло больше, если уместно так выразиться, его совесть жила в гармонии с ним. Но у него и ситуация другая, прямо сказать, значительно хуже: Ляля действительно его доконала. С другой стороны, в чем-то схожесть Ляли и Стаса налицо, ведь оба собственную персону ставят превыше всего. Правда, есть и существенное различие: муж Майи все-таки не радикал в семейном быту. Но не сегодня об этом думать. Сейчас хочется лежать, наслаждаться покоем и безопасностью.

Тем временем Борис, придвинув столик ближе к дивану, поставил на него ноутбук, включил. Пока компьютер загружался, он занялся пересылкой компрометирующих снимков с телефона Майи на свой номер, потом подключил свою трубку к ноутбуку. Увеличенные фото на мониторе впечатляли сильнее, давали объем и выпячивали подробности. Борису тоже пришла «интересная» мысль, которую он озвучил:

– Скажи, Майя, а почему ты исключаешь Станислава?

– В каком смысле? – сонно промямлила она, не открывая глаз.

– А если Стас узнал про нас и завернул этот триллер?

Майя повернулась на бок, подперла голову рукой и вполне логично возразила:

– Он бы в ту же секунду, как узнал, прибил меня насмерть. И тебя в том числе. Это в худшем случае. Улучшенный вариант – выставил бы из дома, не дав собрать чемодан и проститься с детьми. Боря, ну какой мужчина стерпит, что жена наставляет ему рога? Судя по снимкам, фотографировали нас в разное время, значит, слежка за нами велась давно, так? И что, Стас все это время делал вид, будто ничего не знает? Вот так взял и отпустил очередной раз жену к любовнику, потом крался за ней и подглядывал, как она занимается любовью с другим мужчиной? У меня прекрасно работает воображение, но подобную картину я представить не в состоянии, потому что ее не может быть.

– Ну, не сам бегал, а нанял шпиона.

– Но фотографии-то в руках держал! И ни разу не прокололся? На такую выдержку Стас не способен, нет. Да никто не способен. И потом, а какова тогда цель у него? Для чего ему, зная обо мне правду, устраивать розыгрыш с письмами и компрометировать снимками? Не вижу ни логики, ни смысла.

– Действительно, ни логики, ни смысла… – озадачился Боря. – Значит, Ляльку исключаем, Стаса тоже… А завистники? У тебя они есть?

Теперь и Майя задумалась. Честно говоря, все эти страсти-мордасти с завистью, подсиживанием, склоками, стукачеством и прочими «радостями» из той же серии пролетали мимо. Ей просто недосуг было заниматься ерундой. Три с половиной года Майя выкручивалась, проявляя чудеса изобретательности, чтобы встретиться с Борисом, к тому же у нее двое детей, семья, родители живы и тоже требуют внимания. Когда ей предложили работать на телевидении, собственно делать то же самое, только в кадре, она отказалась наотрез. Стать публичным лицом, а как же свидания? Зайдет в гостиницу, ее сразу узнают все от админа до горничной – при таких обстоятельствах разве удастся сохранить встречи в тайне? Поэтому все, что не попадало в плоскость кровных интересов, отметалось, как ненужный компонент к сладкому пирогу, отсюда она даже не задумывалась, есть ли у нее завистники. А вдруг есть? Та же Снежана… какого черта она заняла вражескую позицию? Впрочем… У Майи на радио стабильная ниша, ее уважают, поручают самые ответственные передачи, а девочке хочется в авангарде скакать, отсюда с ее стороны зависть вполне закономерна. Но вряд ли Снежана способна на гнусь. А если способна?

– У любого человека найдется завистник, наверняка не один, я так полагаю, – неуверенно произнесла Майя. – Зависть штука ядовитая… это жгучая обида на Вселенную за то, что обделила. А сделаешь пакость человеку и вроде как восстановишь справедливость по отношению к себе – наверное, так выглядят последствия зависти. Не знаю, может быть, кто-то из моих завистников закрутил интригу…

Борис прилег рядом, голова Майи сразу перекочевала на его плечо, некоторое время оба слушали брюзжание дождя.

– А знаешь, какая идея пришла Галине? – вспомнила Майя, но ведь сейчас желательно вычислить направления, в которых следует искать негодяя фотографа. – Что, возможно, через меня хотят достать Стаса.

– Путь слишком сомнительный, – сказал Борис. – Зачем, скажи на милость, охотиться на тебя, если можно собрать компромат на твоего мужа?

– Просто Стас мне не изменяет…

– Всегда можно найти выгодный ракурс и выдать его за близкие отношения, например, с секретаршей…

– Секретарша? Ха! Ей сто лет в обед будет.

– Да с кем угодно. Руку кому-то на деловом завтраке поцеловал – и уже компромат можно состряпать. А если подослать девицу с заданием создать ракурс…

– Убедил. И почему не подослали?

– Твой муж бизнесмен, у него наверняка есть черные дыры в бизнесе, куда мечтают залезть любители легких денег. Говоришь, через тебя хотят достать Стаса? То есть цель – сломать, нанести моральный удар? А зачем тогда тебе присылают порнографический набор? Сфоткал – и вперед, отправляй напрямую.

– Денег хотят содрать с меня.

Интрига не казалась Борису лапотно-простой, ведь одновременно началась атака не только на Майку, на него тоже, если брать во внимание Ляльку. Кому понадобилось сообщать бывшей жене о приглашении на работу в Германию? Некто настолько в курсе его дел, что даже знает про «бабу» Бориса, о чем доложил Ляльке. На что расчет? На скандал, битье посуды, махание кулаками? То есть его хотят отвлечь от Майи, тем самым оставить ее одну? Значит, о разводе Бориса интриганы не знают. Итак, Майку кто-то начал прессовать, одновременно под пресс заталкивают его… вряд ли это совпадение, тут чья-то продуманная рука и заинтересованность, выходящая за рамки банальной интриги.

– Боже, как хорошо с тобой… – промурлыкала Майя и теснее прижалась к нему. В руках Бориса, обнимающих ее, она чувствовала себя защищенной и счастливой, было тепло и спокойно, даже совесть не тревожила, вероятно, задремала под шумок дождя.

– Майка…

– М-м?

– Ты же не уйдешь сегодня?

– И не надейся. Мне страшно ходить по двум уровням квартиры и думать, что в эту минуту за мной наблюдает какая-то гадина.

– Так ты трусиха?

– А то! Я с детства боюсь темноты. Когда одна, мне кажется, в темных углах прячется страшное чудовище, не имеющее плоти, но имеющее силу… Скорей всего я больше боюсь того, что создает воображение, боюсь увидеть это глазами, чем того, что со мной может сделать мое чудовище. Но я нашла способ победить страх – включаю свет.

– Ты не перестаешь меня удивлять. Взрослая женщина, мать, популярная ведущая на радио и вдруг нелепые детские страшилки.

– Угу, мне стыдно, – улыбнулась Майя, приподняв лицо и заглянув в глаза Бориса. – Очень-очень.

Он не стал уговаривать ее уехать с ним, а как раз наступил подходящий момент, но таких моментов будет еще много, ведь говорят же – вода камень точит. Борис уложил ее на спину и поцеловал в губы, чувствуя, как ее тонкие пальцы запутались в его волосах.

7

В фойе, отделившись от ресепшен-стойки, навстречу Майе, которая вошла с улицы, двинулась большая фигура в невероятно ярких одеяниях. Солнцезащитные очки на макушке (хотя погода не солнечная), на плечах хламида ярко-малинового цвета до колен – не то плащ, не то легкое пальто, джинсы и туфли на высоченных каблуках, сумка синяя болтается на плече и шарф всех оттенков голубого, плюс серьги, достающие почти до груди. В таком наряде может расхаживать одна ненормальная…

– Ксюша! – воскликнула Майя, раскинув в стороны руки.

Ксюша, смеясь, обняла подругу крепко, как умеет обнимать только она, после отстранилась и удивленно подняла брови:

– Мать, ты стала еще краше, просто куколка! А чего круги под глазами? А, понимаю: бурную ночь провела…

– Тише ты! Идем ко мне. Сто лет не виделись… Давно приехала?

– Я уже недели полторы здесь, – идя к лифту за подругой, поведала Ксения. – Не зашла, потому что все рвут на части, все хотят меня накормить и напоить, думают, пустыня – это барханы и нещадное солнце. По мне разве скажешь, что я голодала?

– Нет, – смеялась Майя. – Ты прекрасно выглядишь.

Она не лукавила, при всей пышнотелости, которая не по нраву городским бледным барышням, из Ксюши фонтаном било здоровье и лилась нескончаемым потоком энергия. У нее красивый загар, матовый естественный румянец, светящиеся карие глаза, толстые губы, накрашенные яркой помадой, в постоянной улыбке, а беспорядочные кудри короткой стрижки прыгают, будто живые. Никому в голову не придет, что она копается в земле, вытаскивая оттуда утраченную историю, спрятанную суровым временем. Скорее подумают, что Ксюша работает на вещевом рынке продавцом, но ей плевать, кто и что о ней думает. Прошлый раз она заявилась прямо с самолета в рванье (рваных джинсах, такой же жилетке) и в выцветшей рубашке – бомжиха бомжихой, от нее шарахались здешние клерки. А ей пофиг!

По пути к кабинету Майя получила текст для ознакомления. Нана лично вручала листочки, так как никому не доверяла это дело, сделав предупреждение вместе с распоряжением:

– Подводки – туши свет, язык сломаешь, пока выговоришь. Новостные тексты тоже… Короче, Майя, сама сделай правку, чтобы звучало по-русски, вот флешка. Не забудь отпечатать, а то помнишь, как однажды комп вырубился?

В кабинете Майя включила компьютер и уткнулась в текст, а Ксюша, плюхнувшись на стул, огляделась:

– Этот кабинет ужался, что ли? Или я стала больше? Ну, рассказывай, Майка, как ты? По глазам вижу, с Борькой не рассталась.

– Извини, сейчас не могу, – сказала Майя, не отрываясь от текста. – У меня эфир через десять минут, а тут много правки. Хочешь, завари себе кофе, чайник и все остальное на подоконнике за шторой.

– М-да… – вздохнула Ксюша, вставая со стула. – Придется самой за собой ухаживать. Ладно. А почему пишут плохие тексты? Возьмите другого писаку.

– Это не так просто. Наш главный редактор – предмет обожания шефа, ему нравится все, что она… Боже! Как тебе на слух? «Большая драка между бандформированиями на окраине города в районе Митюхино». И с ошибками, блин. Так, сделаем название проще: «Разборки на окраине», а в материале подробности.

– А если редактор оскорбится? – предупредила Ксюша.

– Она не слушает свои перлы. Ой, мне пора… – Майя отпечатала на принтере несколько листов и рванула к выходу. – Я побежала, не скучай.

Оставшись одна, Ксюша кинула пару ложек мелко смолотого кофе в чашку, залила кипятком и уселась за компьютер. Нашла игрушку – обычную аркаду и от нечего делать принялась в нее играть, запивая глотком неважного кофе. В кабинет влетела Снежана и застопорилась у двери с закономерным вопросом:

– Вы кто?

– Меня зовут Ксения. – Мельком взглянув на Снежану, под завязку набитую высокомерием и презрением, она добавила: – Юрьевна. И я ближайшая подруга вашей коллеги Майи Смолиной.

Снежана прошла за свой стол, кинула сумочку, пробурчав:

– Посторонним у нас не разрешается находиться.

– Да что вы! Разве это секретный объект?

– Когда совершаются революции, обычно берут вокзал, почту и прессу. Да, наш объект не секретный, но важный информационный центр, отсюда меры предосторожности.

Услышав столь топорный и дурацкий намек на неблагонадежность гостьи, Ксюша бросила играться шариками, отодвинула монитор, ведь он загораживал Снежану, и, смерив ее насмешливым взглядом, успокоила:

– Если я решу брать ваш информационный центр, вам, милая, ничто не поможет.

– Я вижу, – кольнула ее Снежана.

– Вот и подружились, – улыбнулась ей самой доброжелательной улыбкой Ксюша, после вернула монитор на место и продолжала свое занятие, отхлебывая кофе из кружки.

Минут двадцать спустя вернулась Майя и как вежливый, воспитанный человек поздоровалась со Снежаной. Та не смогла выговорить приветствие, лишь еле заметно кивнула, сделав вид, будто страшно занята. На сегодня у Майи рабочий день закончен, что не могло не радовать. А бывает – не продохнуть: текст с нуля приходится читать, с одного эфира на другой прыгать, интервьюировать умных и полных тупиц. От перегрузок часто садится голос. Она сделала знак Ксюше, указав глазами на дверь, та, разумеется, поняла, и вот через несколько минут обе дамы гуляли в парке, объятом осенним настроением.

Погода пасмурная, но данность не затушевала ярких красок, на которые не скупится осень. Женщины шли медленно по длинной аллее, обходя небольшие лужицы, похожие на разбросанные по асфальту зеркала, в которых отражалось стальное небо. На этот раз Майя не удосужилась послушать о пластах земли, скрывающих исторические артефакты, у нее куда прозаичней история, которая не терпела отлагательств. Нужны: совет, утешение, сочувствие и… что-нибудь еще, способное облегчить душу.

– Ну-ка, покажи фотки, – потребовала подруга.

– Нет-нет, даже тебе…

– Да брось ты эти условности, – перебила Ксюша. – Я большая девочка, у меня опыт круче, чем у тебя. Дай!

Майя нашла первый снимок, увеличила его, чтобы только головы были в кадре, и протянула смартфон подруге. Но Ксюша заметила мошенничество, вернула фотке первоначальный вид, не удивилась. Открыла следующее сообщение, потом следующее… и ни один мускул не дрогнул на круглом лице. А чему, собственно, удивляться? Она не прошла мимо очередной скамейки, села, жестом указала Майе присесть рядом. Все фотографии Ксюша не стала смотреть, вывод напросился сам собой:

– Майка, а ведь такие фотки сделать можно только из номера.

– Что? – вытаращилась та и непроизвольно схватилась за сердце. – То есть… одновременно с нами в номере был еще кто-то?! Но… мы с Борькой всегда были одни… Да в номерах и спрятаться негде!

– Конечно, одни. Просто вас снимали скрытой камерой.

– То есть ее поставили заранее, да?

– Да! – рявкнула Ксюша. – Ну, ты и тормоз. Знаешь, что я заметила? Снимки сделаны в разных номерах…

– Ну и что? Это и мы с Борисом заметили. У тебя есть другие идеи с версиями?

Ксюша слегка пожала плечами, задумалась, это тот случай, когда версий (а это путь к ответу) не находилось в ее умной голове. Майя не сводила с нее глаз, пытаясь угадать мысли подруги, отношения с ней давно переросли дружеские, переродившись в родственные. Майя доверяла ей так же, как доверяла Галине, но порнорепортаж она вряд ли показала бы старшей наставнице.

Ксюша рано потеряла родителей, до ума ее доводили дед с бабкой, учившие самостоятельности внучку, так как боялись умереть раньше, чем она станет взрослой. Исходя из этой задачи, обучали ее полезным вещам, которые могут пригодиться: защищаться (она ходила на занятия самбо), плавать (спорт укрепляет не только здоровье, но и дух), иностранным языкам, управляться с деньгами, приобщали к искусству, которое обогащает натуру. Они мечтали дожить до правнуков, но не случилось.

– Вы всегда в «Планиде» встречаетесь? – спросила Ксюша.

– Нет, конечно. Если неограниченны во времени, уезжаем за город, там много точек отдыха с гостиничными услугами и практически стопроцентная гарантия, что никого из знакомых не встретишь.

– Номер, как я понимаю, берете свободный, а не какой-то один…

– Конечно. Ты думаешь, кто-то из обслуживающего персонала устанавливал камеры слежения?

– Ничего пока не думаю. У меня чисто профессиональный поток вопросов, на которые я обычно ищу ответы, но не факт, что нахожу. Тебе давно надо было покончить с дурацкой двойственностью, либо порвать с Борисом, либо уйти к нему.

– Не могу этого сделать, не могу! – вспылила Майя. – Думаешь, я не хочу остаться с Борей? Я люблю его, очень люблю! Думала, пройдет, это всего-навсего увлечение, ничего серьезного. Но сейчас знаю точно: люблю его.

– А Стаса?

Вот и вопрос, требующий честного ответа, но которого Майя боялась. Потому что после признания самой себе нужно будет взвалить на плечи тяжелое «не люблю» и учиться с ним жить каждый день, каждый час. Она нашлась, ускользнув от признания:

– А Стас не виноват, что появился Боря. Я не могу больно ударить человека, с которым прожила в достатке и без проблем целых пятнадцать лет, не заслужил он. И потом, Ксюша, мальчишки… Стас не отдаст мне их…

– Они сами не пойдут за тобой, – вставила Ксения.

– Вот именно! Сами не захотят! Я потеряю их навсегда.

– У тебя комплекс Анны Карениной! Только умоляю, не падай под поезд, это больно и пошло, к тому же глупо.

– Я должна утрясти…

Майя вздрогнула, так как раздался звонок. Она ждала каждую минуту, что позвонит шантажист, ждала и вздрогнула от неожиданности – это уже паранойя. А номер совсем другой, сразу стало легче дышать. Часто звонят из салонов услуг, дескать, мы проверим ваше здоровье, вернем молодость, поменяем окна. Обычно Майя отвечает на звонки, с услугами разговор короток, но ведь случается, что знакомые меняют симки по разным причинам.

– Да? – сказала она в трубку, не включив громкую связь.

– Ты получила доказательства?

Это был голос шантажиста, точнее, искаженное звучание слов. У Майи в глазах потемнело, тем не менее она нашла силы выговорить ровным голосом:

– Что вы хотите?

Майя лихорадочно сделала знак Ксюше, та поняла и быстро прильнула ухом к трубке, в которой подобие голоса вещало:

– Мне нужно полмиллиона. И фотографии будут твои.

– У меня нет таких денег, – сказала она. – Даже ста тысяч нет.

– Повторяю: полмиллиона. Даю двое суток. Иначе фотосессия попадет к твоему мужу.

И отключился. Глаза Майи заволокла пелена из слез, задрожали губы. Хотя она прекрасно понимала, что именно затребует шантажист – теперь его с полным основанием можно так называть, но сумма…

– Не вздумай давать деньги, – выставила указательный палец Ксюша, приведя подругу в чувство. – Нужно обратиться в полицию.

– С ума сошла? – обреченно произнесла Майя. – Нет. Придется показывать эти фотографии… Да ни за что! Потом и Стас узнает? Он обязательно узнает, если я обращусь в полицию! Нет, нет и нет.

– Тогда не знаю… Черт, я впервые в тупике!

– Поехали! – подскочила Майя.

– Куда?

– Ко мне домой. Я возьму серьги, продам их. Одной страшно… Ты же не бросишь меня, нет? Идем, моя машина тут рядом…

Ксюша лишь с сожалением покачала головой, тем самым выражая свое отношение к ее идее. Майя этого не видела, она стремительно шла к выходу, пришлось догонять подружку. Вовремя они ушли из парка, так как резко поднялся ветер, обещая крутую непогоду, впрочем, осень дама капризная и весьма плаксивая.

– Знаешь, Ксюша, – заговорила Майя, сев за руль, – жене Бориса… бывшей жене, они сегодня разводятся… так вот ей откуда-то известны планы Бори насчет Германии, хотя рассказать ей некому, обо мне она тоже знает.

– Ого, а это уже интересно.

– Есть мысли?

– Да тут одна мысль: шантажист держит ее в курсе.

– А он откуда узнал про Германию? Борька приехал несколько дней назад, Ляля, получается, узнала где-то на третий день…

– Откуда берет информацию шантажист, я не знаю, Майка. Но моя интуиция подсказывает, ты от него не откупишься.

– Посмотрим.

– А ты в лицо эту Лялю знаешь?

– Никогда не видела. Зачем мне?

– На всякий случай. Чтобы однажды не попасть в дурацкое положение.

Про себя Майя признала правоту Ксюши, тут спорить не стоит, а вот ее действительно отличает поразительная беспечность. Давно следовало хотя бы фото жены Бориса изучить, не говоря о том, чтобы взглянуть на нее издалека. Однако она отказывалась от этой затеи чисто из бабьих побуждений: когда не знаешь, с кем твой любимый мужчина ложится в постель после тебя, проще жить.

* * *

Из суда Ляля выскочила в бешенстве, сдерживая горькие слезы разочарования и зажимая рот ладонью, чтобы не разрыдаться от обиды, вдобавок ее трясло, словно в лихорадке. Все не так, как должно быть, судья женщина, но почему-то приняла сторону мужа! А тут и он нарисовался на пороге суда вместе с Мишкой, которого Ляля за глаза называла тупой каланчой. Она дождалась, когда оба дружка спустятся по ступенькам, кстати, Борис не собирался останавливаться, ей пришлось перегородить дорогу:

– Ну, что, кинул на лапу и радуешься?

– Прекрати! – процедил сквозь стиснутые зубы Борис, его терпение подходило к концу. – Ты хоть иногда думаешь, что несешь? Тебя к ответу могут привлечь прямо здесь. За клевету!

А ее нисколько не смутило, что вокруг полно людей, они проходят по улице, идут в здание суда и из него, между делом с интересом косятся на пышущую гневом молодую особу и двух высоких мужчин. У Ляли есть право защищать себя, защищать всеми способами, а простая мысль, что можно сесть за стол переговоров и спокойно обсудить проблемы, ее не посещала.

– Мне думать? – несло Лялю. – Да тут ясно все как божий день! Если я не даю согласия на развод – что должна делать судья? Она обязана сохранить семью, это в интересах государства!

Услышав пафосную глупость, Михаил от души заржал, Ляля окончательно рассвирепела, стукнула его каблуком по ноге.

– Охренела? – Миша согнулся, потирая ногу. – Я бы тоже с тобой развелся, ты же чокнутая! Прешь, как таран… буром, буром!

В то же время Борис, водрузив руки на пояс, смотрел на нее в упор совершенно чужими глазами, чего никак не могла принять Ляля, она до последнего не верила, что развод возможен. Ей казалось, это грубые уловки мужа, выбивающего для себя первую роль, но Борис, по ее мнению, не соображает в бытовых проблемах, он непрактичен – какой из него глава?

– Ляля, хватит истерик, – на холодной ноте произнес Борис. – Ты получила больше, чем тебе положено, – это мои откупные, чтобы не видеть тебя. С сегодняшнего дня мы абсолютно чужие, привыкни к этой мысли.

– Вот как! Чужие! – пыхнула Ляля. – Ты безответственный и эгоистичный человек, только о себе думаешь, а я – еще и о сыне!

– Мишка, пойдем? Мне надоел этот спектакль, как второе действие после заседания суда. Лялька, постарайся не попадаться мне на пути, иначе я буду принимать жесткие меры.

Сказав, Борис решительно направился к парковке, Михаил, естественно, поспешил за ним, бросив Ляле:

– Ты же сама его провоцировала…

– Отвали! Уроды…

Ляля зашагала в противоположную сторону, глотая слезы, а от того, что они заполняли глаза, она плохо видела дорогу, поэтому иногда сталкивалась с прохожими, идущими навстречу. Не извинялась, шла дальше. Она проиграла. Удар, приправленный унижением, терзал ее, словно злющая и кусачая собака, а главное, Ляля не понимала – за что ее так унизили.

Она была единственным ребенком, к тому же поздним, с детства ее окружали любовь с обожанием, а потому каждый день был праздником, счастьем без конца. Слово «хочу» Ляля произносила тихо и небрежно, но ее слышали и, конечно, это было руководство к исполнению. Она получала все, чего хотела, папе нравилось угождать дочери, он человек щедрый, следовательно, Ляля (ее и назвали-то как куклу) была лучше всех. Она одевалась в брендовые вещи, училась в одной из самых престижных школ, ею восторгались, ей завидовали, мальчишки бегали за Лялей толпами. А она часто смотрела на себя в зеркало и удивлялась: как получилась такая красота неземная! Но чем старше становилась, тем меньше восторгов слышала, в конце концов, уши попросту стали скучать по восхищению и комплиментам. А красота неземная оказалась вполне себе земной, красивых девочек много – стало ясно в институте, и Ляля среди красоток (к тому же еще и умных) терялась.

Вторая проблема обозначилась непосредственно в учебном процессе, в школе как-то проще было с этим делом. Там Ляля авансом получала дивиденды, или то была плата за папины вливания – трудно сказать, сам он не очень богат, но имел кучу друзей, которых уламывал делать вливания в школу. А в институте никаких авансов! Ее вообще не выделяли. Морально тяжело ощущать себя серостью, ненужностью, особью в общей массе. Ляля потеряла интерес к учебе, тем более ей не нравился факультет экономики. Бедняжка без поклонения и всеобщей любви, на которую рассчитывала, захирела…

И вдруг она познакомилась на вечеринке в студенческой общаге с Борисом – перспективным гением. Да, есть НЕ неперспективные гении, которые живут в мечтах и лени, ожидая, что кто-то будет их продвигать. Ему было двадцать четыре года, ей двадцать, она ужасно хотела понравиться серьезному, симпатичному, общительному парню. И старалась. Окружила его вниманием, постоянно попадалась ему на глаза, слушала его, открыв рот, забралась к нему в постель и кинула царский подарок – свою девственность. В конце концов победила. Сама не зная, зачем это было нужно, но она успешно женила на себе Борю, надавив на порядочность, видимо, статус жены привлекал элементарным освобождением от родительской опеки. Только покатилась семейная жизнь не так, как Ляля себе представляла.

В грезах она видела картинки в стиле сладких открыток из прабабушкиного фотоальбома с голубями и розочками, с надписями «Люби меня, как я тебя». Примерно так: утром она еще в постели, едва открывает глаза, а Боря с поцелуем и кофе тут как тут. У них роскошная квартира, шикарная машина (перспективный гений обязан зарабатывать, как нефтяной магнат), он везет ее в магазины, потом в бассейн, потом они ужинают в ресторане… Еще различные приемы в посольствах снились, Ляля видела себя в мехах, Борька премии получает международные, Нобелевку… Это вполне достижимый уровень! Правда, Ляля не задумывалась, когда при таком плотном графике ее развлечений он должен еще и зарабатывать.

На самом деле квартира однокомнатная, ее купили родители Бориса, которые не пришли в восторг от его выбора. На суде он сделал лицемерный ход, по мнению Ляли: отказался от квартиры в пользу жены и сына. Поначалу и денег не хватало, но потом он начал прилично зарабатывать в какой-то компании, что-то они там разрабатывали… в общем, Ляля подробностями не интересовалась, это скучно, тем более когда ничего не понимаешь. Ее другое угнетало: муж Боря никакой, он не хотел становиться совершенством и достигать достойного уровня, ему довольно и однокомнатной квартиры, и старой иномарки. А ведь практически все свое время он уделял работе, жене – ноль. В свободное от работы время его внимание забирал Болек, но не она. Конечно, Лялю бесило отношение мужа, собственно, было бы странно, если бы она принимала инертность мужа как должное. И вдруг Боря заявляет: ухожу. Да как он посмел ни с того ни с сего бросить жену и ребенка! Нет ему прощения!