Текст книги "Три грации на обочине"

Рассказ впечатлил Павла, он надолго задумался

Напрашивалось сравнение – двое принесли Анжелу на пустырь, двое пытались похитить Настю. Скорей всего, это совпадение, ведь разной швали действительно развелось выше соборных куполов, превозносит себя данная прослойка до небес и жжет по принципу: я тут хозяин. Однако и другой вариант не исключен: дочери Ласкина повстречались те самые преступники. А почему – нет? Всякое удачно завершенное преступление без наказания, как правило, влечет за собой следующее. Без сомнения, всего пару процентов остается за этот вариант, но случается, когда перевешивает и один-единственный процент.

– Я вот что… – вывел его из задумчивости Ласкин, не дождавшись от следователя вопросов, а по его мнению, Терехов обязан заинтересоваться происшествием. – На мою Настю напали, считай, на пустыре, где я наткнулся на ту девчонку… помните? Я тут подумал, а вдруг эти двое убили ее?

Обалдеть! А ведь при первой встрече Павлу показалось, этот мужичок не тянет на мыслящее существо, выходит, ни черта он не смыслит в людях.

– Возможно, – произнес Терехов. – А еще какие мысли есть?

– Мысли? У меня нынче одна мысля: Настя. Нельзя ли ей охрану какую дать? Пальцем длинномордый нам грозил не просто так, я правильно понимаю?

Конечно, правильно, но охрану девушке никто не предоставит, по всем показателям оснований мизер, ведь слова девушки ничего не значат, их к делу не подошьешь. Неприятная ситуация, дочь Ласкина действительно в опасности, эту проблему надо решать, но как? Павел опустил глаза, уставившись на столешницу, он подыскивал ответ, точнее, удобоваримый отказ, да выручил Феликс, сидевший за спиной Ласкина, он отвлек свидетеля:

– Слышь, дед, ты в самом деле готов был умереть?

Войдя в кабинет, Ласкин сразу прошел к столу и не заметил Феликса, потому голос сзади явился для него неожиданностью, он развернулся всем корпусом и с интересом рассматривал молодого человека.

– Это наш оперативник, – представил Феликса Павел, – сотрудник.

– М-м-м… – понимающе протянул Ласкин, не сводя оценивающих глаз с Феликса. – А у тебя дети есть, внучок?

– Нет, я даже не женат, – улыбнулся тот, как умел улыбаться только он – широко, по-мальчишески искренне, ну, прямо простой такой, как лапоть.

– Тогда у тебя не хватит понимания, – надменно заключил Ласкин, снова повернувшись к Терехову. – Так как, гражданин следователь? Насчет охраны?

– Подумаем, – увернулся Павел.

– Пф! Пока думать будете… Насте-то как быть? Я не могу всякий день ее встречать из колледжа, у меня ж работа, ей тоже учиться надо.

– Скажите, а как вам показались похитители? Какие они?

– Сволочи первостатейные, – выпалил Ласкин, заерзав на стуле, потом задумался, вспоминая свои впечатления. – Молодые. Одному с харей, как у мясника, где-то лет тридцать с довеском, второму, чернявому и длинномордому, поменьше – вон как вашему сотруднику.

– Двадцать восемь – двадцать девять? – уточнил Павел.

– Примерно. Одеты… не бедно. Настя говорила, на машине они были, на «Мерседесе». А на «Мерседесах» кто ездит?

– И кто же? – улыбнулся Павел, предполагая ответ.

– Жулики.

– А ваша дочь хорошо запомнила похитителей?

– Не знаю, – пожал плечами Ласкин. – Сами спросите у нее.

– В таком случае привезите девушку.

– Так она тут, во дворе дожидается. Позвать?

– Конечно, – закивал Павел, а когда Ласкин поспешно покинул кабинет, поделился впечатлениями с Феликсом: – Меня насторожила поведенческая линия этих двоих. Непонятно, зачем они очутились за городом, что там забыли на «Мерседесе»? Кругом одни деревни.

– Может, ехали в Луговое?

– Луговое? Это что?

– Ой, ты ж у нас в городе новичок…

Совершенно верно, Павел пришлый, но не совсем, здесь он родился, здесь же работал его отец следователем. Перед смертью он просил коллег не оставить единственного сына без помощи, мол, примите вместо меня. Когда Павел приехал на похороны, ему и предложили «заступить на пост родителя», что стало огромным подарком ушедшего в мир иной отца. Павел тотчас согласился переехать, но следовало на прежней работе завершить дела, а сюда приехала мама, чтобы обустроиться, ведь завещал отец свое имущество сыну и его матери. Наверное, решил напоследок загладить таким образом вину перед обоими.

Да, вина… Банальнейшая история: родители поженились, родился Павел, через восемь лет отец влюбился и бросил семью, мама нашла работу в другом городе и уехала с сыном. Еще через шесть лет отца бросила вторая жена – вот, пожалуй, и все. Отец не просился обратно, видно, забыть ту женщину не смог, но после удара вспомнил о сыне, стал приезжать. Павел поначалу отказывался с ним контачить – молодость не умеет прощать, а мама настраивала на мир. Мало-помалу Павел сдался, впоследствии смог оценить, как хорошо иметь отца и взрослому мужчине. Помог отец и с образованием, звал к себе, но сын не мог бросить мать, а она не хотела ехать туда, где будет встречаться с бывшим мужем. Только смерть ставит окончательные точки, примиряет всех – плохих и хороших, успешно сглаживает обиды, гениально учит прощать, ибо не имеет никакого смысла враждовать с тем, кого уже нет. Сквозь экскурс в прошлое до ушей Павла долетал голос Феликса:

– Луговое – это поселение самых-самых исключительных людей. Я не про таланты, там живет высшая каста, достоинство которой – бабло. А не так давно это был луг, отсюда и название. Что еще тебя не устроило в рассказе мужика? Я же вижу, ты какой-то смурной.

После последней реплики оперативника Павел окончательно вернулся в реальность и ответил:

– Гнались через весь пустырь за Настей, а забрать у Ласкина не смогли или не захотели. Не странно?

– Не знаю, – честно признался Феликс. – Я вообще логику преступников не догоняю. Как бы они ни выворачивались, рано или поздно финал один из двух и без вариаций: либо труп, либо тюряга. Что, не знают об этом? Но знание ничего не меняет, это особая порода, которая живет вне логики. А вчерашние двое… тут гадать нечего – никто из них не захотел стать первым. Ласкину было что защищать, подобные люди идут до конца. Ну, правда, где гарантия, что он не проткнул бы арматурой хотя бы одного? При малейшей опасности крутые пацаны предпочитают отступить, свою жизнь они ценят.

Дверь открылась, вошли Ласкин с Настей, а у Феликса челюсть отвисла, что было хорошо видно Павлу, который с трудом скрыл улыбку. Девочка, конечно, очень и очень славная, но перепуганная, будто на казнь ее привели.

– Проходите, присаживайтесь, – пригласил Терехов обоих Ласкиных. Когда отец и дочь устроились на скрипучих стульях, он обратился к девушке: – Анастасия, ваш отец рассказал нам о вчерашнем столкновении, скажите, вы запомнили, как выглядели те мужчины? Можете составить фоторобот? Это такая процедура: вам на компьютере будут показывать части лица, а вы будете говорить – похожи они или не похожи.

Настя опустила густые и загнутые ресницы, без туши черные, выпятила нижнюю губу, через несколько секунд и плечи подняла, что означало… Да ничего не означало, просто озадаченная девушка, обремененная ответственностью в кабинете следователя, как раз и занималась тем, что вспоминала негодяев. Ласкин мысленно посылал ей сигнал, который Павел тоже расшифровал: я старался, привез тебя к большим людям, а ну, открывай рот и базарь во всех подробностях. Тем временем Феликс переместился со своего места к Терехову, встал у него за спиной, прислонился к стене и уставился, разумеется, на девушку, еще немного – и съест ее.

– Вижу, Анастасия в затруднении, – вздохнул Павел. – А вы, Владимир Алексеевич, как насчет составления фоторобота?

У Ласкина глаза на лоб полезли, так ведь никто не называл его по имени-отчеству, а тут такой человек к нему в уважительной форме! Отчество назвал во время составления протокола месяц назад на пустыре, а Терехов запомнил – вот память! Однако вопрос застиг врасплох, Ласкин развел ладони в стороны и в срочном порядке напрягал проспиртованные извилины, восстанавливая особенности двух бандитов. Непростое это дело – нарисовать в мыслях точные копии, вдобавок объяснить сложно, почему они с Настюхой тормозят с описаниями, но попытался:

– Видите ли, уважаемый товарищ следователь, темновато было, хоть и под фонарем, к тому же вчера я о другом думал. Нет, рожи вроде бы и вижу, а в точности воспроизвести… сомневаюсь, что получится.

– Да-да, – подхватила Настя осипшим голосом и смутилась. – Извините, я охрипла вчера.

– Ничего, голос восстановится, – заверил Феликс.

– Я как папа Вова, – продолжила Настя. – Они у меня все время перед глазами, даже во сне, только в тумане. Но узнать узнаю, если живьем увижу.

– Для этого надо их встретить, – сказал Павел, – что нежелательно для вас обоих. Все-таки давайте попробуем составить фотороботы? Вы не торопитесь?

– Я с работы отпросился, – ответил Ласкин. – А Настю в колледж не пустил, куда ей после вчерашнего? Лады, будем пробовать. А как насчет охраны? Ей же из колледжа в нашу дыру возвращаться вечерами.

Феликс подался вперед, опершись руками о стол, предложил:

– Если вы не против, папаша, я буду охранять вашу дочь. У меня машина… э… не «Мерседес», конечно, поппроще, но зверь на колесах. Вечером буду встречать ее и привозить к вашему дому, а утром отвозить в колледж.

Вторично Ласкин оценил его строгим взглядом сверху вниз и обратно, перевел глаза на Терехова, тот закивал, обрадовавшись:

– Пожалуй, это выход, Владимир Алексеевич. Давайте так, сейчас вы напишите заявление в полицию о нападении, потом займетесь фотороботами. А мы с тобой, Феликс, отвезем свидетелей к Левченко, после…

– А, черт! – хлопнул себя по лбу Феликс. – Нас же хозяйка Анжелы ждет! Ладно, я по дороге ей позвоню, объяснюсь.

Тортик – это святое, когда идешь в гости

Попить чайку, никуда не торопясь, посплетничать… подобных дней выдается все меньше и меньше, ведь у всех то работа, то семья, то дети! Ольга радовалась свободному дню, который совпал с выходным Лили.

– Боже мой! – едва открыв дверь, ахнула хозяйка. – Я жду Оленьку, а кто передо мной?

Уверенная в своей неотразимости гостья раскинула руки с пакетами в стороны и крутанулась вокруг оси, показывая себя новую. Изменилась прическа, но и этого достаточно, чтобы преобразить Олю: каскадная стрижка до плеч вместо скучного пучка на затылке, объем, макияж…

– Нравится? – поинтересовалась она у Лили.

– Симпатично, – уклончиво ответила та, а уклончивость есть нежелание говорить правду. – Просто пока непривычно, ты другая. Заходи!

На кухне, освободив торт от упаковки, Ольга переложила его на блюдо, вспомнила про вино и принялась искать штопор в шкафу.

– Лиль! – позвала подругу. – Где штопор?

– Зачем? – появилась в дверях хозяйка и увидела бутылку. – О, намечается большая пьянка! Днем!

– Ты против? – хитро сощурилась Ольга. – В кои-то веки!

– Просто я после первого глотка бегу к дивану и подушке, потому что становлюсь никакая. Ладно, будем пьянствовать. Давай перейдем в гостиную?

– Не, не, не! На кухне посидим, тем более нашего любимого Бори нет с его графскими замашками, это ему надо встречать ближайших друзей в гостиной. А я обожаю твою уютную кухню с милыми занавесками…

Кухня чудненькая, сразу видно: женские ручки обустраивали ее с любовью, скрупулезно. Мебель белая, белые занавески в красный горошек, салфетки красные в белый горошек, посуда в тех же тонах. Кому-то покажется странным такое назойливое сочетание, да и на работе оба цвета встречаются ежедневно. Но Лиля утверждает, будто экспрессия данной цветовой гаммы не позволяет с самого утра впасть в состояние неги и лени, а вечером поднимает настроение.

Закусывать Лиля предпочитала чем-то посерьезней тортика, и вот уже на тарелках тонкие ломтики сыра с ветчиной, маслины, вкуснейший паштет и вместо хлеба крекеры. Подняли бокалы… А потом болтали, перебивая друг друга, ибо накопилась куча тем, пока Лиля не глянула в окно, после чего ахнула:

– Смотри, Дашка наша! Не торопится домой.

– Где? – привстала Ольга, вытягивая шею. – А кто это с ней на мотоцикле? Ммм, мотик крутой.

– Хорошо, что Боря не видит этого байкера.

– Почему? – удивилась Ольга, усаживаясь на место. – У девочки возраст, когда на нее обращают внимание молодые люди, тем более наша Дашка просто красотка. Ей уже мало общения с подружками, мужского внимания хочется.

– Ты ничего не знаешь, это же Эрик!

– Имя довольно редкое. А сам парень каков? Кстати, это не байкерский мотоцикл, насколько могу судить.

– Мы ни разу не видели его, он все время в шлеме, – отмахнулась обеспокоенная Лиля. Вся она находилась там, внизу, рядом с дочерью и ее провожатым, во всяком случае, глаз от них не отрывала. – Имя… Сейчас как только не выпендриваются с этими именами – Джонни, Жоржи, Одетты!

– Не понимаю, чего ты психуешь?

– Потому что Боря выяснил по номеру мотоцикла, что Эрик – сын Середы, он первый зам нашего губера.

– Так это Эрик Середа? – подняла брови Ольга. – Красивый парень, эдакий ариец: белокурый, сероглазый, с точеными чертами…

– Ты что, знакома с ним? Или с его высокопоставленным папочкой?

– Как бы так… – покрутила в воздухе растопыренными пальцами Ольга. – С отцом, конечно, но на уровне «здрасьте, как дела». Пересекались несколько раз у общих знакомых.

– Я предпочитаю с такими людьми только официоз. Говорят, скотина еще та – папаша Эрика. Вор (ну, без этого просто немыслимо представить власть имущего), хам, мошенник, короче, негодяй, а яблоко от яблони… сама знаешь.

– Ясно, Боря стал на дыбы: не сметь, дочь, встречаться с Эриком, иначе отшлепаю тебя по семнадцатилетней попке!

Обычно шутки (чаще не очень смешные) над Борей вызывают смех даже при нем, он не реагирует, считая юмор женщин малость топорным. На сей раз Лиля не услышала Ольгу, она была поглощена ребятами, поэтому слух ей отказал. Казалось, она вообще забыла о гостье, но после паузы принялась комментировать то, что видела внизу:

– Спорят… или ссорятся. Пусть уж лучше поссорятся, а то дружба с мажорами – это партия с известным результатом, как правило, плачевным. О чем они там говорят, интересно?

– Знаешь, они могут говорить ни о чем, – улыбнулась Ольга.

– Ага, Дашка идет домой. А он так и стоит… не уезжает!

– Не преувеличивай. Опасения твои какие-то… надуманные.

Наконец Лиля опустилась на свое место и обратила взор на гостью, но такая серьезная, такая напряженная – будто это не она вовсе. Ольга впервые видела ее безразмерно озабоченной, будто грядет вселенская катастрофа. Да, у Оли нет своих детей, скорей всего, поэтому она легковесно отнеслась к романтическим отношениям Дашки, которую, между прочим, тоже любит. У ребят роман, видно невооруженным глазом, чему и шлем не мешает. Однако Оля отвлеклась и пропустила монолог Лили, подключилась только к концу:

– …поэтому сразу чувствуется: ты не работаешь с живыми людьми. А я могу тебе столько мелодрам рассказать – отличные сюжеты для книжек, жаль, не умею писать. Но! Никто не поверит, что такое случается в жизни, никто.

– Я поняла, вы категорически против встреч Дашки с…

– А я тебе про что! Тсс! – приложила палец к губам Лиля, когда хлопнула входная дверь. – Дарья. Дочь, ты пришла? – крикнула громко, чтобы слышно было в прихожей. – Почему так рано?

Даша вошла в кухню светящаяся, как хрустальная люстра, при всем при том немножко надменная, и сразу к столу:

– Я на минутку. О, тетя Оля, приветик! Что тут у вас вкусненького?.. Пьянство? Хм! – опустила девочка уголки губ вниз.

– Ты голодная? – поинтересовалась Лиля.

– Не-а, – взяв конфету и сунув ее в рот, сказала Дарья. – Я же сказала: на минутку. Весь курс сегодня ведут на экскурсию в частную клинику. Неохота – жуть.

– Не ходи, – дала совет Ольга.

– От коллектива отрываться нехорошо. Мамуль, мы потом гулять идем в парк, подкинь бедной студентке мани-мани.

Девочка протянула к маме ладошку, словно нищенка, и соорудила жалобную физиономию. Лиля мудро не задала вопрос, мол, в парк с Эриком идешь? Вздохнув, она взяла с подоконника сумочку, достала кошелек и положила на ладонь дочери пятьсот рублей.

– Ма-а-а… – жалобно протянула Даша. – Это же парк, там куча развлечений и все-все платные. Ну, ма-а-а…

Еще пять сотен легло сверху первой, дочь чмокнула мать в щеку и помчалась переодеваться, Лиля крикнула ей вслед:

– Оденься потеплей, иначе никуда не пойдешь!

– Ла! – крикнула в ответ Даша.

Указав большим пальцем на выход из кухни, Лиля усмехнулась:

– В переводе означает «ладно», к сожалению, мы уже общаемся слогами. – Выглянув в окно, она скривилась и произнесла шепотом: – Стоит со своим мотоциклом за полмиллиона! Да, мы с Борей категорически против этой… дружбы. И не надо нас сравнивать с мелодрамой.

– Ма! Я ушла! – предупредила из прихожей Даша.

– Чтобы дома была вовремя! – громко поставила жесткие условия мама весьма строгим тоном.

Входная дверь хлопнула, а Лиля тут же встала и, опираясь руками о подоконник, прижалась лбом к оконному стеклу, глядя вниз.

– На вашем месте многие были бы рады, – заметила Оля, – и учили дочь премудростям, как такого крутого парня окрутить и привязать покрепче.

– Предлагаешь ориентироваться на идиотов? Мы не хотим, чтобы Дашку сломали, причинили боль, раздавили, ты же в курсе – мажоры крайне непорядочные люди. Пусть в своей касте ищет девчонок… Смотри-ка, дождался! Шлем так и не снял, боится, что запомнят его?

Ольга тоже выглянула в окно, правда, на этот раз не привстала, обозрение и так отличное. Дарья прошествовала мимо парня в шлеме на мотоцикле, который медленно поехал за дочерью друзей, гостье осталось констатировать факт:

– Не думала, что мы вернемся к средневековью. Опять кланы, касты, все это кажется неправдоподобной допотопностью в двадцать первом веке.

– Все возвращается на круги своя, – опустилась на стул расстроенная Лиля и выпила полбокала вина залпом. – Ладно, вечером поговорю с ней. Теперь хочу тебя послушать: как ты, что с твоим претендентом на… милого друга?

Смущение Ольги не было похоже на состояние, когда смущаются, потому что все сложилось отлично, в ее смущении смысл обратный – нечем похвастать. Ощущать себя поверженной неприятно, но от Лили ничего не утаишь:

– С претендентом? Ноль в квадрате. Он немой, глухой, слепой, черствый, холодный, сухарь и… тупой, кажется. Достал меня самоубийцей. Представь, поехали на труп, все ясно: товарищ повесился, но Паше мало. Он требует подробного исследования – вдруг его повесили или довели до суицида, будьте добры, копайтесь в трупе. Видишь ли, труп записки не оставил, а мне что делать – сочинить ему историю убийства?

– А что на самом деле? Кто самоубийца?

– Вполне приличный человек, сорок лет… как раз опасный возраст. На работе разругался, с женой развелся, любовница обокрала, банку задолжал, он выпил лишку и накинул петлю на шею. Как считаешь, что со мной не так? Признаюсь, я думала, пришел тот, с кем можно строить будущее… а он не хочет.

Лиля замялась. Перемены в Ольге заметила давно, да и Борис несколько раз отзывался о ней негативно, только вторгаться в чужую душу, пусть и близкую, не считала правильным. Каждый иногда бросается в крайности, это еще не показатель. Другое дело, когда видишь, что наивный и добрый человек переродился в циничное существо в результате собственных заблуждений. Вопрос – что с ней не так, Оля задала потому, что неуверенность ощутила, ведь ее не хочет понравившийся мужчина, она не вдохновляет его. В других обстоятельствах из нее льется самоуверенность, безапелляционность суждений, самолюбование. Вот такое сочетание несочетаемых категорий, но Лиля не стала озвучивать свои мысли – Ольга не поймет, пока не станет честным судьей самой себе, она пошла по другому пути:

– Не знаю, Оленька. Может, ты слишком стараешься ему понравиться? У мужчин чутье не хуже собачьего, они на уровне интуиции чуют старание, а это в их интерпретации опасность.

– А я думаю, у него кто-то есть.

– Такое тоже возможно, в этом случае тебе ничто не поможет.

– Что ж, я еще попытаюсь… Выпьем?

– Давай, – махнула рукой Лиля.

А Даша шагала по тротуару у самого края

И как странно – ни разу не оступилась, не шагнула случайно на проезжую часть, так и прошла троллейбусную остановку, а идти-то далеко, но Даша знала, что пешком ей не придется добираться. Только успела так подумать, как он сравнялся с ней и поехал рядом. Она полностью проигнорировала маневр, даже не покосилась в его сторону, Эрик для начала решил окликнуть ее:

– Даша!.. Дашка!.. (Она типа оглохла со вчерашнего вечера.) Даша, давай подвезу? Мне тоже в институт, садись…

– Спасибо, сама доберусь.

Даже не остановилась, как шла, так и шла: задрав нос к облакам, видите ли, не желает смотреть в его сторону, демонстрирует полный игнор. То, что Дашка жутко противная, Эрик понял с первой встречи, у нее на лбу написано крупно: не подходить – заумь и комплекс принцессы. Да, вредина редкая, но не до такой же степени, чтоб вообще не разговаривать! Не выслушать! Точнее так: она слушает, потом спрашивает: «Все?» И топает дальше, что говорит об одном: слушала, но не слышала. Одним колесом он заехал на тротуар, перегородив ей дорогу, на этот раз Даша соизволила остановиться, выпалив:

– Ты чего пристаешь?

– Садись, – теряя терпение, процедил Эрик.

– Не сяду! – резко бросила она. – Не хочу! Что тут не понять?

– Я понял: не хочешь, а ты все равно садись.

– Вообще-то, нормальные люди шлем снимают, когда разговаривают, – высокомерно преподала она урок вежливости. – К тому же полчаса назад мы уже поговорили. И тарахтишь тут своим… транспортом! У меня голова от этого дыр-дыр-дыр трещит.

Сказала и отошла к зданиям, их разделила широкая полоса тротуара, теперь Эрик ехал впритык к бордюру, отделяющему пешеходную часть от проезжей. У мальчика тоже характер тот еще, он зло цедил:

– Ух, овца упрямая. Дура!

Даша в долгу не осталась, ворчала под нос:

– Индюк! Одни понты! Второгодник!..

Это правда, первый курс Эрик успешно прогулял, и его перевели на… первый курс. Он может изучать медицину на первом курсе хоть пять лет, столько же на втором, почему нет? Родители платят, так что учись хоть до старости, самомнение у Эрика фантастическое, и ведет себя соответствующе – как глава холдинга. На деле же болван, который не понимает слова «отстань», видимо, с русским устным у него проблемы. Ее негодование прервал незнакомец, пристроившись рядом:

– Девушка, куда идешь?

– Еще один! – фыркнула Даша, разозлившись.

– Меня зовут Рекс, а тебя?

– Мне не подобрали собачьей клички.

Приставала заливисто расхохотался, а что она смешного сказала? Даша покосилась в его сторону – на приторно-сладкой физии весь богатый интеллект: три класса на базе начальной школы. И недаром у него кличка Рекс, он чем-то схож с собакой смешанных пород – морда добермана, прическа спаниеля. Этому типу бесполезно что-то объяснять, Даша выдала готовую тираду:

– Ты не видишь, какая я бледная? Болею. Инфекционным гепатитом – что это, знаешь? Развивается на базе иммунодефицита. Это не все, у меня кампилобактериоз, лептоспироз, импетиго и последний диагноз – болезнь Кавасаки. Поэтому хожу пешком – чтобы контактов не было, иначе либо я умру от чужой инфекции, либо кто-то подхватит мой вирус.

У добермана черепушка маленькая, значит, слаба на предмет соображения, Рекс с трудом постигал, что сказала девчонка, но тут «верный рыцарь» Эрик нагло заехал на отполированном «коне» прямо на тротуар под громкие крики прохожих:

– Вообще берега потеряли!.. Куда прешь?! Распоясались!

Эрик затормозил возле Даши и грозно скомандовал:

– Быстро села!

У Даши череп среднестатистический, мозг там обычный, стало быть, с сообразительностью полный порядок, от собачьих пород самое разумное – деру дать. Она запрыгнула на сиденье позади Эрика, мгновенно водрузила на голову второй шлем, который он сунул ей, сняв с руля, в то время как до Рекса дошло сказанное Дашей, он предупредил парня на мотоцикле:

– Слышь, она заразная!

– Знаю, – бросил Эрик, повернув «забрало» шлема к нему. – У меня прививки.

И газанул прочь, мгновенно очутившись на проезжей части, к счастью, ни на кого не наехав, а Рекс смотрел им вслед, поздно догадавшись:

– Она развела меня? Ну, коза наглая…

А парочка на мотоцикле уносилась навстречу ветру, он продувал насквозь, но почему-то не было холодно. Нет, жарко… Даша крепко прижималась к спине Эрика, обхватив его руками, она щурилась от торжества, смеялась, закусив нижнюю губу, чтобы смех случайно не вырвался, и чувствовала себя крутой стервой. Ах, как жаль, что дорога внезапно кончилась, они въехали в институтский двор, где большими группами и по двое-трое рассеялись студенты, Эрик затормозил и заглушил мотор, сняв шлем, бросил через плечо:

– Слазь, приехали.

Эйфорию от поездки Даша подавила, ведь недалеко заметила Ленку, косившуюся на них. Эта Ленка… от одного ее пошлого вида тошнило. Даша спрыгнула с мотоцикла, сняв шлем, протянула его Эрику, заметив с искусной прохладцей:

– Вообще-то, по-русски правильно – слезай, а не… слазь.

– Умная, да? – ухмыльнулся он. Когда вредина хотела уйти, Эрик успел не только схватить ее за кисть, но и с мотоцикла спрыгнуть. Это просто натуральный цирк в его исполнении! – Стой, блин!

В гневе он такой… глупый-преглупый. Ну, что это за мужчина с пшеничными волосами почти до плеч! Глаза… как у девчонки, фи! И ресницы будто накрашены – темные, и эти губы отвратительные, они вчера на вечере целовались с Ленкой! Никакой брутальности.

– Пусти… – вяло выкручивала руку Даша.

– Нет, слушай, чтоб дошло до самого гипофиза! – цедил сквозь стиснутые зубы Эрик. – То, что ты видела, подстроено. Филологиня хренова, различаешь слово «подстроено» от других слов? Ленкой подстроено! А ты, как дура, повелась. Мне сказали, что ты ждешь меня в читалке, я пришел, а там Ленка. Естественно спрашиваю: в чем дело? Вдруг шаги по коридору. И тут Ленка… Да я не мог такого поворота предвидеть! Она кидается ко мне и впивается в губы! Заходишь ты! Все!

Если бы не чертова Ленка, идущая на них, словно собралась захватывать крепость, может быть, Даша и снизошла до прощения, но… вынуждена была показать крашеной выдре, что:

– Эрик, меня все это не интересует, не нервничай.

– Какая ты… – И не нашел бедняга слов.

– Знаю, я просто замечательная, – опустила она ресницы с коварной улыбкой на пухленьких губах и выдернула руку.

– Овца, глупая овца, – поставил он диагноз.

А уж у нее ядовитых слов – немерено, выдала не все:

– Индюк. Ловелас. Второгодник.

К этому времени Ленка… Интересно, кто эту обезьянку назвал красивой? Это был заурядный льстец без стыда и совести. А ведь народ верит сказанному, в первую очередь – сама Ленка. Ну, фигура-фактура, и что? Какая-то типовая красотка из журнала категории эконом-класса. Не дай бог станет врачом – это будет сама смерть на зарплате в медицинском учреждении, потому что время проводит в салонах и клубах, лишь бы походить на стандарты. И эта обезьянка оперлась локтем о плечо Эрика (между прочим, он не сбросил ее руку!), и с видом собственницы она улыбнулась Даше:

– Привет. Не помешала? Все хорошо?

– Отлично, – в ответ улыбнулась Даша. – Эрик любезно подвез меня, можешь забирать его. Желаю с пользой провести время.

И чуть ли не вприпрыжку помчалась к группе однокурсников. Едва Дашка повернулась спиной, Эрик дернул плечом, сбрасывая локоть Ленки:

– Отвали.

– Тебе не надоело еще? – рассмеялась разрушительница чужих отношений, которую Эрик за последние неполные сутки успел возненавидеть и в данную минуту думал о мести. – Знаешь, разумный подход, когда каждый находится в своем кластере. Я приглашаю тебя сегодня вечером…

– А я не приглашаюсь, – перебил ее он, заводя мотор. – Занят буду примерно лет сто – именно столько собираюсь прожить.

Отказаться от приглашения – отличная идея, не хуже мести, потому что Ленка нацелилась на Эрика еще год назад. Она пасла его повсюду, а он много раз объяснял ей: никаких отношений. Смеется в ответ. А вчера подлянку подстроила, чтобы Дашка увидела их целующимися, и думает, он после этого с ней закрутит. Кто ее после всего умной назовет? Злой-презлой Эрик надавил на педаль газа и зигзагами, объезжая группы студентов, умчался. Между делом Даша, украдкой следя за ним, тихо награждала его нелестными эпитетами, которые не успела высказать – Ленка помешала:

– Понтовщик. Болван. Примитив. Чурбан.