Текст книги "Темные воды"

5

Прабабка умерла внезапно, зимой. Она и не болела, так, нездоровилось, потихоньку ходила, даже продолжала лечить больных, а тут, ночью, вдруг приснилась Сашке. Вроде бы наклонилась над нею и позвала, да так непривычно ласково: «Дитятко, внуча, тэбе придется принять, больше некому, Лидушке не дам, дюже злая…» Сашка спросила: «Что принять, баба?» «Да уж приняла…» – ответила бабка, и девочка проснулась. Она встала, осторожно перелезла через мать и пошла на бабкину половину – у той по ночам горела лампадка перед иконой. В ее свете Сашка подошла к постели, глаза бабушки были открыты, она будто смотрела на внучку.

– Баба, тебе что-нибудь надо?

Старуха не отвечала… Сашка потрогала ее, приподняла руку, бабкина рука безжизненно упала.

Девочка побежала в свою комнату, разбудила мать, она еще надеялась, что ошиблась.

Внуки, Сашкин отец и его брат, даже не приехали проститься с бабушкой. Предоставили своей матери и Ольге заниматься похоронами.

После прабабушкиной смерти Сашка некоторое время сама составляла лекарства для постоянных клиентов. Она обманывала больных, говорила, что это еще бабушка наготовила. Но долго так врать было нельзя, занимать место Сальмихи Сашке не хотелось, к тому же, она уже училась в одиннадцатом классе, надо было готовиться к урокам серьезнее, времени ей не хватало. Решив стать врачом, она давно, с девятого класса, усиленно занималась химией, биологией, анатомией и физикой. Даже готовилась по вузовским билетам – какой-то благодарный бабкин пациент принес ей.

И вдруг все рухнуло.

Лидия долго ждала своего часа, и вот когда не стало старой бабки, она поняла, что может отомстить за свои разрушенные надежды. До сих пор она регулярно проверяла, действует ли ее сила на невестку. Просто смотрела на нее из окна, когда та идет на работу и командовала что-нибудь простое: «повернись», «споткнись»… И вот наконец получилось: Ольга вдруг споткнулась на ровном месте, значит, все, кончилась бабкина защита, ее хватило на полгода после смерти старой ведьмы. Теперь расправиться с Ольгой будет просто. Но Лидия вдруг засомневалось, что-то вроде жалости шевельнулось в ее душе, она же видела, как жила ее невестка, ведь и так оказалась наказана, потому впервые за все годы, прожитые рядом, зашла к Ольге, зашла без видимой причины, просто, чтобы поговорить.

– Ну что, Оля, жалеешь, что не послушалась меня? Ты всю жизнь прожила в этом углу, сладко ли тебе? Сергей-то бросил через полгода, а я ведь тебе сразу говорила, не будет у вас счастливой жизни…

Что Лидия ожидала услышать? Слова сожаления, раскаяния, запоздалые извинения? Если бы Ольга сейчас расплакалась, может быть, Лидия и не стала бы ее наказывать, но…

– Да вы же в этом и виноваты, избаловали сына – не кормили бы его, так он сам бы работать пошел, – простодушно ответила Оля.

«Ах ты, сучка, ерепенишься еще!» – разозлилась Лидия. Но не это сыграло решающую роль в судьбе Ольги. В тот же день вдруг позвонил Серега, потребовал выслать денег.

– Не видела вас уж сколько, приезжайте, дам, сколько смогу, бабки теперь нет, а я много не наберу… Сынок, надо бы вам с Ванечкой найти хорошую работу…

В ответ она услышала отборный мат, Серега уже не считал нужным сдерживаться. Лидия положила трубку. У нее все кипело в душе от грубости, несправедливости сына, а кто виноват? Конечно, Ольга…

Столько лет растила их, не подпускала к ним охотниц за мужьями, хотела женить так, чтобы обеспечить им безбедную жизнь, да и себе тоже, но не уследила, Серега женился на Ольге. Ей лишь стоило разок напоить сына отворотным зельем, и все, эта серая мышка сразу оказалась в стороне. К сожалению, бабка правильно предупреждала: нельзя его было трогать, он слишком сильно любил свою жену. Как река, перекрытая плотиной, повернутая вспять, меняет русло, смывает, сносит все на своем пути, затопляет прекрасные долины, приносит много бед людям, живущим на ее берегах, так и отворотное зелье меняет человека. Невозможно вновь вернуть к прежней жизни ранее цветущий край, так, видно, и человек никогда не станет прежним. Отвар повлиял на сына, изменил его, исчез прежний послушный мальчик, он превратился в прожигателя жизни, и младший брат полностью попал под его влияние. Вполне возможно, что и до этого у них были все предпосылки к этому, но матери-то они всегда казались лучшими на свете, и сейчас она не могла винить ни их, ни себя, а вот невестка для этого годилась.

Ненависть Лидии вновь вспыхнула. Заметив как-то в окно, как невестка выходит из дома в неурочный час, Лидия выскользнула за нею, проводила ее тайком до единственной в городке оживленной улицы, задержала на перекрестке, заставила засмотреться на витрину магазина – нужен был какой-нибудь дурак, лихач несущийся на большой скорости. Издали заметила эту машину, выждала и мысленно скомандовала Ольге: «Беги!» И Ольга шагнула под колеса…

Столько лет лелеемая ненависть наконец выплеснулась, Лидия испытала громадное чувство облегчения. Теперь все будет хорошо, твердила она.

6

Мать сбило машиной, когда она шла к Саше на выпускной. Она так гордилась Сашиными отметками, была так счастлива в тот день и торопилась, боялась опоздать. И вдруг, сама не зная почему, остановилась у кондитерской, загляделась на торты, стояла бездумно. Продавщица спросила:

– Вам чего?

Ольга очнулась, покачала головой и повернулась к дороге. Она заметила эту машину, но что-то ее словно толкнуло – беги, успеешь…

– Она не в себе была, точно говорю. Стояла, стояла, смотрела на торты, а сама как спит, я спрашиваю: «Что подать?». А она: «А? Что?». Потом как повернется, как кинется под машину… Не заметила ее, что ли?

Сашу вызвали из школьного зала, как только она получила аттестат. В нарядном платье, с аттестатом в руке она поехала в морг опознавать тело. Лицо у матери не пострадало, оно показалось Саше удивленным и растерянным… Санитарка расспросила девочку, кто такая, есть ли родня да где покойница работала, и сама позвонила в ресторан. Сашку пожалели, дали санитарную машину отвезти мать домой. Незнакомые мужики из морга сняли с петель дверь в чулан, укрепили ее на столе на бабкиной половине, затем занесли покойницу в дом и положили на эту дверь. Сашка сходила к Лидии, сообщила ей о смерти, та, выслушав, долго молчала, потом пообещала заказать гроб. Но в этот вечер даже не зашла к Сашке, и девочка одна сидела всю ночь возле тела матери.

На следующий день к ней домой впервые пришли одноклассники, учителя. Девчонки переглядывались и старались не коснуться глиняных неровных стен, брезгливо передергивались, тайком прикрывали носы платочками, косились на иконостас в углу. Даже сочувствуя Сашке, они не могли скрыть отвращения к ее жилью, к такой нищете. Не зря она всегда стеснялась приводить девчонок к себе. Да никто и не пошел бы просто так в дом колдуньи, – не веря в сверхъестественные способности старой знахарки, все же побоялись бы.

Даже на похоронах одноклассники были поглощены своими проблемами, только и шептались о поступлении в институты. Они стояли в сторонке во дворе, ожидая выноса тела, и от их оживленной группы веяло молодостью, беззаботностью и весельем, там тихонько перекатывался смех.

Женщины с материной работы принесли деньги и обещали взять Сашку посудомойкой к ним, в тот же ресторан, где всю жизнь проработала Ольга. Сашка была им благодарна. Она решила поступить в «кулинарку», учиться и работать вечерами на кухне в ресторане. Официанткой мать не позволила бы ей стать, чтобы не было соблазна иметь неправедные деньги и чтобы оградить ее от пьяных хамов. Она не раз об этом говорила, и дочь послушалась ее сейчас, хотя той уже не было в живых.

Сашка выросла привлекательной девушкой. Длинноногая, высокая, руки, в детстве такие крупные, стали удивительно изящными: узкая кисть, тонкие пальцы. Очень густые, прямые, тяжелые каштановые волосы, нежная бело-розовая кожа и серые глаза. Она еще сохранила детскую угловатость, не оформилась грудь, ноги и бедра были слишком худыми. Но мать не зря боялась за нее – на улице парни уж начали поглядывать вслед. А сама Сашка уж и вовсе не считала себя красивой и не осознавала, что она, возможно, будет так же хороша, как ее отец и бабушка Лидия.

Лидия сообщила сыновьям о смерти невестки. И они успели приехать, даже помогли вынести из дома гроб с телом Ольги. Потом очень быстро разыскали виновного, потребовали у него деньги. Сашке было это противно, она хотела бы, чтобы тот человек был наказан, как положено, по закону. Но отец договорился с мужиком, взял с него хорошую сумму и забрал Сашкино заявление из милиции, дело замяли. Братья решили продать бабкин домик. Покупатели на землянку нашлись быстро. Собственно, продавалась не землянка, а участок. Сашка робко заикнулась о себе – где же ей тогда жить?

– Чулан себе освободи, вещи все, что там свалены, сложи на полки, а вдоль другой стенки встанет кровать, – распорядилась Лидия.

Так Сашка поселилась в ее доме. И сразу почувствовала себя прислугой. Лидия, будто всю жизнь ждала этого, с первого дня начала гонять Сашку: то подай, то убери, не видишь, что ли, пыль на телевизоре? Всю первую ночь в чулане девочка проплакала. Теперь она еще острее почувствовала тяжесть своей потери и одиночество. Жаловаться ей было некому.

Девочка с радостью вернулась бы из большого дома Лидии в родную убогую развалюху, она жила там, не замечая тесноты крохотной комнатки, низкого потолка, потому что стены домика ее воображением раздвигались до границ всего большого участка, своим домом она считала просторный двор, громадный, неухоженный старый сад. Сашка любила каждый его уголок: колодец у забора и от него ручей через весь сад, заросли алычи, деревья там соединялись кронами, и местами ветви спускались до земли – здесь летом у маленькой Сашки была отдельная зеленая «комната» для игр. В старших классах она перебралась в другую часть сада, полюбила деревянный топчан под старой яблоней. Именно тут она и готовилась к выпускным экзаменам. Утром забирала с собой старое одеяло, чтобы постелить на топчан, подушку и учебники и отправлялась в сад. Учила в тишине, засыпала, разморенная полуденной жарой, а мама приносила ей что-нибудь вкусненькое, жалела ее: «Да моя ты лапочка, сколько же можно учиться? Вон даже ладошка на щечке отпечаталась, так ты крепко заучилась. Ну, хоть перекуси чего-нибудь, Санечка, а то что за сон на пустой желудок?». Целовала ее нежную, розовую ото сна щечку. А проснувшаяся Сашка, довольно потягивалась: «Ой, и правда, как я заучилась!» Но она и в самом деле тогда неплохо подготовилась к экзаменам, ответы просто отлетали от зубов…

Вся ее жизнь прошла в той землянке. Теперь снесут трактором этот вросший в землю домик, выкорчуют и старый сад.

Без матери Сашка оказалась во власти равнодушных, не любивших ее людей. Сначала о ней вообще никто и не думал, зачем она им? Подразумевалось, что останется с Лидией. Деньги за домик отцу с дядькой отдали сразу, а заниматься оформлением документов сыновья поручили матери. Но сумма, полученная от продажи, была небольшой, она их только раззадорила, им требовалось гораздо больше, они мечтали о миллионе, нужен был начальный капитал. Вот и пришла Ивану такая идея – продать заодно и Сашку.

В прошлом жизнь сталкивала братьев с таким же циничным и безнравственным человеком, как и они, но только более умным и удачливым. И сейчас Иван вспомнил, что недавно, с год назад, этот делец хвастал, будто покупает юных девушек. Вот у него-то с деньгами все было в порядке. Сергей сразу поддержал эту идею, но только не был уверен, заинтересуется ли их девчонкой старый развратник. Он позвал Сашку, внимательно осмотрел ее, решил, что худовата, но сойдет, и объявил, что они скоро уезжают и берут ее с собой. Больше ей ничего объяснять не стали, а она не представляла, куда ей предстоит уехать, где они живут, есть ли вообще где-то у них квартира или дом.

Так начал претворяться в жизнь подлый план ее дядьки – отдать девчонку старому любителю молодого мясца за крупную сумму денег.

7

Как Сашке не хотелось ехать! Но дом был продан, жить с Лидией? Да та не позволит остаться с ней, сделает все так, как захотят сыновья. Поневоле ей пришлось ехать с отцом и дядей, она ведь еще не научилась распоряжаться своей жизнью, ей не было и семнадцати лет. Робко надеялась, что в их неуверенных отдельных фразах о будущем совместном житье есть хоть капля правды. Сашка заикнулась о поступлении в институт, но ее высмеяли: таких, как она, провинциалок из захудалых городков, в вузы не берут, да и кто будет ее кормить? Потом спохватились, обещали подумать, а пока, мол, они погостят пару дней у отцовского друга.

Добирались долго. Сутки ехали поездом, потом полдня на автобусе, затем пересели на маршрутное такси. Девочка никуда еще в своей жизни не ездила, это была ее первая поездка. Непривычные картины, мелькающие за окнами, завораживали ее, ненадолго отвлекая от печальных мыслей. Местность становилась все более неровной, дорога теперь петляла меж холмов. Вскоре вокруг них уже вздымались горы. Повороты стали такими крутыми, что непривычную к машине Сашку укачивало, мутило. На место они приехали ближе к вечеру. После очередного изгиба дороги перед ними открылись небольшая долина, окруженная высокими, поросшими лесом горами и десятка два домов на берегу темного озера. Это был даже не городок, а так, дачный поселок. На въезде в него, у дороги, был пропускной пункт, их остановили, и прежде чем поднять шлагбаум, один охранник долго расспрашивал, к кому и зачем они едут, а второй в это время наблюдал за ними из сторожки, держа автомат в руках. Он созвонился с кем-то, все так же не выпуская их из виду, и только потом они смогли проехать. Маршрутка вскоре высадила пассажиров, развернулась и уехала, а они остались стоять в сгущающихся сумерках на берегу озера. Сашка огляделась, горы с голыми скалистыми вершинами, отсюда казались еще большими, чем из окна такси.

Дом отцовского друга, Андреевича, как они его называли, стоял на самом берегу озера и был похож на маленький замок с портиком и двумя башнями по углам. Вокруг него росли высокие вековые сосны и ели. Удивительно, как могли построить такой домище и не потревожить лес! Сквозь деревья подальше виднелись и другие дома, такие же красивые, большие. Их хотелось называть не домами, а как-нибудь по-иностранному: виллы, коттеджи. Не было никаких оград, заборов, огородов – только сосны, заросли папоротника, кое-где цветущие кусты роз, каменистые дорожки. Это был рай на земле, если бы их тут ждали.

Но Андреевич отнесся к приезду гостей очень подозрительно. Он вышел навстречу им, в дом сразу не пригласил, они с отцом и дядькой долго о чем-то толковали у входа. Сашка в это время спустилась к самой воде, разглядывая дальний берег озера и острые вершины гор на фоне закатного неба. Она вскоре продрогла, здесь было так прохладно, как будто и не лето. Потом наконец ее позвали, она пошла к дому. А трое мужчин смотрели, как она пробирается по гальке. На освещенном мраморном крыльце хозяин дома, пожилой мужик с седыми всклокоченными волосами, осмотрел девочку с головы до ног так внимательно, что она покраснела. Он был явно пьян и, наверно, не первый день, потому что его лицо имело бурый оттенок, на носу виднелись синие прожилки, а глаза были воспалены. Осмотрев ее, он кивнул братьям, согласен, мол, и они пошли в дом.

Такого богатства Сашка никогда не видела наяву, только в кино. Сразу за входной дверью они попали в просторный пустой холл, стены и пол были выложены красивой крупной плиткой, кремовой с белыми прожилками, на полу – овальный ковер. Она не знала что бывают такие громадные ковры, тем более такой формы. Все ее здесь поражало. Сашка оглядывалась, разинув рот. Почти вся стена холла, выходящая на озеро, была стеклянной: громадные, от пола до потолка окна по бокам двери казались картинами с нарисованным озером в окружении сосен. Вид отсюда был просто потрясающе красив. По бокам холла темнели закрытые двери, а посередине, у дальней стены, лестница из белого камня с прожилками розоватого цвета вела на второй этаж. Хозяин велел какой-то женщине покормить Сашку и уложить спать, а отца и дядьку повел в библиотеку – в открывшуюся дверь Сашка увидела большую комнату со стеллажами, заставленными книгами, вдоль стен. Столько книг не было даже в их школьной библиотеке.

Отец ушел вслед за хозяином, не обернувшись на дочь, войдя в библиотеку, он швырнул свою сумку к стене и плюхнулся в кресло у маленького столика. До их приезда хозяин, по-видимому, сидел у камина с сигарой и коньяком – открытая бутылка и хрустальная рюмочка стояли на маленьком столике, сигара тлела в массивной пепельнице. Сашка застыла, глядя на роскошь этой комнаты: на кресла с высокими спинками, на ажурную лепку камина, на полки с позолоченными корешками книг. Пожилая женщина сначала накрыла стол мужикам, отнесла закуску и пару бутылок, а затем обратилась к ней:

– Ну что, пойдем, покушаешь, потом покажу твою комнату. Как тебя звать-то? Меня зови «тетя Люба».

Она провела ее в левую дверь, там была громадная кухня, поставила на стол холодную курицу в соусе – чахохбили. Сашка с таким аппетитом принялась за нее, что тетя Люба достала еще и ветчину, и сыр, и пирог с мясом. Когда девушка наелась, повела ее наверх. Они опять прошли мимо библиотеки, отец что-то рассказывал, мужчины громко смеялись. Сашка могла разобрать только мат.

На втором этаже не было ковра, но паркет был выложен удивительным сложным рисунком. Они шли по коридору, пол матово поблескивал. По стенам висели позолоченные бра в форме подсвечников, между ними картины в тяжелых рамах. Люба открывала двери и с гордостью показывала комнаты. Одна, вторая, третья.

– Ну, в какой будешь спать? Дальше хозяйская спальня.

– А ваша где?

– Моя комнатка там, за поворотом, в правом крыле.

– А можно мне в комнате с телевизором?

– Вот ведь, выбрала самую большую. Ну, пока хозяин ничего не сказал, спи там. А завтра он сам скажет, куда тебя определить.

Она вошла вместе с Сашкой в комнату, показала ей шкафы, ванную, туалет. Объяснила, как пользоваться сантехникой. Вся мебель здесь была белого цвета: и широченная кровать, и стулья, и зеркала, какие-то тумбочки, комоды, даже телевизор был белым.

– А кто ваш муж?

– Муж? Да у меня его сроду не было. Ты про Андреевича, что ли? Андреевич хозяин, а не муж. Вот из-за него и не было мужа. Не позволил выйти замуж, не хотел, чтобы прислуга была замужняя, сам пользовал. Так вот и осталась одна.

Значит, она не жена этого деда, как подумала сначала Сашка, а служанка. Удивительно, как в бразильском сериале, даже прислуга есть.

Саша оставила свой тяжеленный чемодан в этой комнате, и тетя Люба продолжила свою обзорную экскурсию. Она повела ее выше, в башенку.

– Вот ты сейчас увидишь настоящую красоту. Когда мне грустно, всегда сюда поднимаюсь – как посмотрю, какое чудо вокруг, так на душе легче становится.

На верху обеих башен были устроены круговые открытые площадки. Конусообразная кровля поддерживалась каменными столбиками. Белая балюстрада с широкими перилами из того же камня, окружала всю площадку. Отсюда открывался вид не только на озеро, но и на все четыре стороны: на горы, на белые виллы среди темной зелени сосен.

– Ну что, красиво? – она говорила так хвастливо, как будто это был ее дом. – Мне тут всегда молиться хочется. Ну, пойдем вниз, еще насмотришься, если надолго к нам.

– Не знаю, думаю, мы быстро уедем.

– Так ты, конечно, не знаешь, это только Андреевич знает – как понравишься ему.

Сашка удивленно посмотрела на нее:

– Да мне поступать надо в институт, папа говорил, мы недолго тут погостим…

Тетя Люба не успела ничего сказать, снизу раздался звон колокольчика, и она поспешила на зов. Сюда доносились пьяные голоса, там продолжали отмечать встречу. Сашка сидела у окна в своей комнате, такой просторной, что вся бабкина землянка целиком поместилась бы в ней. В таком доме ей и не снилось побывать. Столько нового она увидела за последние дни. Эти впечатления немного оттеснили мысли о маме, она чуть-чуть успокоилась: все еще будет хорошо. Раз у отца такие богатые друзья, может быть, и он не совсем нищий, может быть, позволит ей учиться в мединституте. Она устала с дороги, и от обильной еды ее клонило в сон.

8

Девочка искупалась под душем, переоделась в пижаму и собиралась уж лечь в постель, но не удержалась, подошла снова к окну и загляделась на темное мерцающее внизу озеро. В это время трое мужиков поднялись на второй этаж. Она услышала их голоса в коридоре. Думала, что они тоже отправляются спать, но раздался отцовский голос:

– Сейчас я тебе докажу, сейчас увидишь. Это ты просто не разглядел на улице в темноте. Она стоит таких денег, даже больше. Сашка, ты где?! Мы плохой товар и предлагать не стали бы. Все по высшему классу! Сашка!

Она выглянула в коридор.

– Иди сюда, – подозвал ее отец, она подошла к ним.

– Что, папа?

Они все трое молча смотрели на нее. В конце коридора стояла пожилая кухарка. Она вышла из своей комнаты на шум и теперь наблюдала эту картину. Сашка стояла перед тремя друзьями, неловко переминаясь с ноги на ногу. Тонкая старая трикотажная пижамка практически не скрывала форм юного тела.

– Что, папа? – повторила она.

– Ну, смотри. Это что, по-твоему, ничего не стоит? Да мы еще мало берем.

Андреевич пощупал ее грудь. Девочка вскрикнула, попыталась оттолкнуть его, но он не позволял.

– Да стой ты, дурочка, стой. Я умею с ними обращаться, тебе не будет больно, пока я этого сам не захочу…

Она вырывалась и кричала. Дядька, стоя сзади, удерживал ее руки за спиной. Противный старик, пыхтя, провел рукой по попке, потом сунул руку ей между ног, засопел и снова стал мять ее грудь. Сашка извивалась в руках отца и дядьки, уже не плача, а стоная.

– Ну, хорош! Иди, спи, – бросил ей отец и, дождавшись, когда она уйдет, повернулся к Андреевичу: – Ну что? Люди и за погляд платят, а мы с тебя за это не берем. Даже пощупать дали.

– Ладно, я согласен на вашу цену, заплачу. Но больше – ни копейки!

– Деньги вперед. Это товар разовый, испортишь, и все, потом уж дорого не продашь.

– Ну что же, пойдем, обмоем сделку, заплачу я вам, хотя мог и выгнать взашей, стоит только свистнуть охране. Бесплатно бы все получил. Ну да ладно, я не какой-нибудь мерзавец, заплачу. А вы мне еще одну привезите, мне хочется сразу парочку, да помоложе, эта уж старовата для меня. Беру только по старой дружбе.

Тут хозяин увидел стоявшую в коридоре кухарку.

– А ты что тут делаешь? Марш отсюда! Убирайся, старая дура! Или тоже захотелось сладенького? Вот, Ванька, можешь попользоваться бесплатно, а то я заметил, ты сам не прочь с племянницей поиграть, аж слюни пустил!

Мужики ушли.

Сашка в ужасе стояла за дверью и слушала этот разговор. Ее била мелкая дрожь, губы тряслись. Теперь только она поняла, для чего привез ее сюда отец и за что они хотят получить деньги. Будет у нее «институт». Нет, надо быстрее уходить отсюда, пока они пьяные. Она выглянула из комнаты, снизу продолжали гомонить пьяные голоса. Наверное, опять в библиотеке играют в карты. Сашка оделась, собрала свои вещички в школьный рюкзак, самые необходимые – идти ведь придется пешком, много не унесешь, чемодан надо оставить здесь, – и потихоньку, на цыпочках пошла вниз, по лестнице, устланной белой ковровой дорожкой с красной каймой. Внизу в холле горел свет. Она почти прошла холл, но дядька увидел ее в приоткрытую дверь библиотеки и вскочил, опрокидывая стулья. Сашка толкнула входную дверь, она была закрыта, стала торопливо поворачивать торчащий в замочной скважине ключ.

– И далеко ты собралась? Смотрите на нее, пешком хотела отсюда уйти! Да тут всю территорию дачного поселка охраняют волкодавы, дура! Живой ты не уйдешь. И не пялься на меня, все равно колдуньи из тебя не выйдет. Ишь, уставилась, гипнотизирует.

Он оттолкнул ее от двери. Сашка замерла. Отец тяжело встал из своего кресла и молча подошел, посмотрел-посмотрел на нее, а потом влепил такую пощечину, что она отлетела к стене и сползла на пол. Он шагнул следом, приподнял ее, потянув за футболку так, что затрещали швы. Андреевич вскинулся:

– Тише, тише. Раньше надо было учить, теперь она моя, плату получил сполна, потребуется, сам поучу. А то покалечишь еще, будет синяя. Ты деньги пересчитал, сложил в свою сумку, все, теперь не подходи к девочке.

– Да мне что, Андреевич, сбежит, так сбежит, ко мне тогда никаких претензий.

Он отпустил Сашку, и она снова осела на пол, голова у нее гудела.

Отец наклонился и напоследок сильно щелкнул ее по лбу так, что она стукнулась затылком о стену.

– Никуда не денется. Ванька правильно сказал, здесь охрана никого не впустит и не выпустит. Поселок закрытый. Да и пешком до города не дойдешь. Иди, девочка, в свою комнату, отсыпайся. Я завтра к тебе приду, провожу твоих родственников и приду, будем знакомиться с тобой ближе, а сейчас я что-то перебрал коньячка. Завтра я тебе объясню, как надо себя вести в моем доме. Все у нас будет отлично.

Сашка поспешно встала и поскорее, чтобы они не передумали, пошла наверх, в свою комнату. Голова у нее раскалывалась, перед глазами мелькали разноцветные круги. На лбу багровел след от удара отца. Щелкать он умел, сколько раз играл в карты на щелбаны.

Когда-то она читала, как тибетские монахи открывали третий глаз. Они считали, что у людей есть еще один глаз, но толстые кости черепа экранируют его и, если сделать их потоньше, этот глаз начнет воспринимать какую-то информацию. Мальчишке, ученику монахов, просверлили дырку во лбу, в лобной кости. Что он потом стал видеть этим глазом, она не помнила. Возможно, это был просто неудачный эксперимент. Но у ее отца все вышло отлично: он одним щелчком открыл у нее третий глаз, пробудил в Сашке ей самой неведомые силы. Но пока она ощущала только головную боль, узнать же свою новую силу ей еще только предстояло.

Мужчины посмотрели, как девочка поднимается по лестнице, потом хозяин на всякий случай закрыл входную дверь еще на один оборот, вынул ключ, сунул его в карман, и они вернулись к прерванной игре, коньячку с лимончиком и чисто мужским разговорам.

– У меня есть скамеечки в каждой комнате, – откровенничал Андреевич, – на них девочек маленьких раскладываю, таких, как ваша, попкой вверх и ремешочком ее, нежненькую, чтобы следы оставались… Ох, и люблю я это дело, да чтоб девочка потом ко мне на коленях ползла и сама ремень подавала, и ноги мне целовала… Я хороший воспитатель, после меня из них такие жены выходят…

– Слушай, Андреевич, а давай сейчас займемся, я помогу тебе, буду держать ее… А то она же будет вырываться, – проглотил слюну Ванька. – Давай, я еще не видел, чтоб девок вот так, как ты рассказываешь, ремешком пороли да на скамеечке раскладывали… Класс!

– Нет, Ваня, я что, похож на дурака, такие деньги отдать за девочку и делить ее с кем-то? Сам справлюсь, – хихикнул старик. – А трусы они у меня вообще не носят, как ваххабиты, всегда готовы…

На мгновение он призадумался:

– Иль сейчас подняться на минутку? И в картишки хочется поиграть…

– Нет, давай играть, мы завтра уедем, а Сашка останется, завтра весь день с ней занимайся, – вмешался отец.

Андреевич повернулся к Ваньке:

– А что это ты ее колдуньей называешь?

– Бабка у нас знахарка была. Народ дурила.

– И что, шли люди к ней?

– Еще как. Она сама, кажется, стала верить, что умеет лечить. Рецепты всякие у нее были. Ну, может, у бабки и были какие-то способности, а у этой, точно, нет. Вся в свою мать пошла, дура, от нас ничего нет. Слышь, Серега, а может, она вовсе и не твоя?

– А может, и не моя. Я с женой-то и жил месяца два. Черт меня дернул жениться, сам не понял, зачем. Мать сразу была против, а я, дурак, не послушался на свою голову.

– Ну, ты не сильно из-за этого пострадал. Жену видел раз в год, а она еще и за нашей бабкой ухаживала. Старая ведьма сама себя не смогла вылечить. Последние года два еле ноги таскала. Но люди все равно к ней шли.

– Может быть, у нее, и правда, был дар?

– Кто ж теперь поймет? Но деньги хорошие зарабатывала. Сама лекарства делала, не хуже аптекарских действовали. Пацанами с ней ходили по лугам, травы собирали. Только потом мы специально стали рвать не то, что надо, надоело вкалывать. Сашка, та не может хитрить, дура, так и бродила с ней.

– А ведь такие способности передаются по наследству, так что твоя дочь могла бы что-то и перенять от бабки.

– Какие там способности! Травы собирать – так это просто выучила, и все. Нет никаких способностей, дурят людей… А Сашка и вовсе вся в свою мамашу пошла, такая же растяпа, от бабки ничего. И потом, это нам она бабка, а Сашке – прабабка, все гены уж растерялись… Мать сколько раз говорила: Сашке от нашей породы ничего не досталось. Нос только крючковат слегка, как у нашей матери.

– Дураки вы, носик у нее пикантный. В общем, везите мне еще таких девочек. У тебя, Ванька, дочки случаем нигде нет?

– Ты, Андреевич, лучше про своих девочек расскажи, – Ванька все никак не мог оторваться от этой темы.

– А что особенного рассказывать? Тут все от мужика зависит, я вот так приучаю: хозяин только к дому подходит, девочка выскакивает на порог, целует руки, так, чтобы все соседи видели, что она здесь по своей воле, а то найдется какая-нибудь сука, заложит…

– Ну а потом?

– Эх, Ванька, тебя и проняло! Ну ладно… – Андреевич только делал вид, что ему не хочется рассказывать, на самом деле ему льстил Ванькин интерес. – Накрывает девочка на стол, сажусь ужинать, а она плеточку с поклоном: может быть, я в чем-то провинилась? А я ей говорю: да, детка, ты сегодня что-то встретила меня скучная, не улыбнулась, так что готовься. Она раздевается догола и вот на такую скамью ложится. Я ужинаю, а она ждет… Хочу – прощу, а то скажу: не нравится мне, как ты себя ведешь в последние дни, поучу тебя сегодня… У нее аж попка вздрагивает, ждет, пока я поем и начну стегать… Надо так, не торопясь: стегнул и посмотри, как след вспухает… Иной раз выпорешь от души, но не часто, а то кожу можно совсем испортить. Выпорю и в койку… Вот где у женщин эрогенная зона – задница, а плетка – лучше всякого стимулятора. Такие они чувственные становятся, когда выпорешь, знают же, если не понравится – продолжу учение… Вот такая Камасутра…

– Ну, ты хоть показал бы нам, пока мы здесь, как ты воспитываешь, пошли к Сашке… Мы же не будем дотрагиваться до нее, только посмотрим… – снова непроизвольно сглотнул слюну Иван.

– Слушай, Ванька, не канючь, она же мне все-таки дочь! – оборвал его Серега.

– Ну и что? Ты же не будешь ее трахать, только смотреть.