Текст книги "Зеркальный человек"

– Видите ли, разговаривать с ним очень тяжело.

– Можете для начала сказать, где он сейчас?

– Дома, Карлавеген, одиннадцать. Если это срочно, то я доберусь туда минут через двадцать.

Памела прошла мимо контейнера и свернула на Дроттнинггатан, где ее чуть не сбил какой-то мужчина на электрическом самокате. Памела машинально извинилась.

Она прошла позади Культурного центра, чтобы подняться к Регерингсгатан, но вся Брункебергсторг оказалась перекопана. Пришлось возвращаться на Дроттнинггатан.

Ничего страшного, подумала Памела.

Времени еще много.

Через пятнадцать минут после разговора с полицейским Памела уже бежала вверх по Кунгстенгсгатан. Она задыхалась, блузка прилипла к потной спине. С тяжело бьющимся сердцем она свернула на Карлавеген, где ее взгляду открылись пять или шесть полицейских машин с включенными мигалками.

Машины заблокировали всю улицу и тротуар возле ее дома.

У ворот уже начали собираться любопытные.

Двое полицейских в бронежилетах и с оружием наизготовку прижались к фасаду, еще двое дежурили на тротуаре.

Увидев приближающуюся Памелу, один из полицейских вскинул руку, веля ей остановиться.

Полицейский был низкорослый, со светлой бородой и глубоким шрамом на носу.

Памела, не останавливаясь, кивнула полицейскому: ей надо поговорить с ним.

– Прошу прощения, но я здесь живу, и…

– Придется подождать, – перебил полицейский.

– Я только хочу сказать – меня, наверное, не так поняли. Это я звонила в полицию, чтобы…

Памела вдруг замолчала. Из подъезда донеслись возбужденные голоса, полицейские открыл дверь, и двое других, в шлемах и бронежилетах, выволокли Мартина, одетого в одни пижамные штаны.

– Вы что делаете? – пронзительно закричала Памела. – Совсем спятили?

– Успокойтесь.

– Какое право вы имеете так обращаться с людьми?! Он болен, вы его напугали…

Полицейский со светлой бородкой отодвинул ее в сторону.

Руки у Мартина – испуганного, растерянного – были скованы за спиной наручниками. Из носа текла кровь.

– Кто отдал приказ? – завизжала Памела. – Арон Бек? Позвоните ему, спросите…

– Так, послушайте-ка, – перебил полицейский.

– Я…

– Успокойтесь и отойдите.

Кровь заливала Мартину рот и подбородок.

Молодая женщина – служащая галереи из их квартала – стояла по ту сторону ограждения и снимала происходящее на телефон.

– Вы не понимаете, – заговорила Памела, пытаясь придать голосу хоть какую-то внушительность. – Мой муж психически больной человек, он страдает от тяжелого посттравматического расстройства.

– Если вы не уйметесь, я и вас арестую, – пообещал полицейский, глядя ей в глаза.

– За что? За то, что я разволновалась?

Полицейские крепко держали Мартина выше локтя. Когда он споткнулся, они приподняли его. Босые ноги болтались над плитками тротуара. Мартин задохнулся от боли в плечах, но ничего не сказал.

– Мартин! – позвала Памела.

Мартин услышал ее, растерянно поискал глазами, но прежде чем он успел определить, где она, ему нагнули голову и усадили в машину.

Памела попыталась пробиться к нему, но полицейский со светлой бородкой не дал ей отойти от кирпичного фасада.

23

В глухой допросной в полицейском участке Норрмальма пахло потом и немытыми полами. Арон Бек рассматривал человека, которого идентифицировали как Мартина Нордстрёма. Лицо в подсохшей крови, из ноздри торчит бумажный тампон. Седые волосы стоят дыбом. Цепочка наручников пропущена через толстую металлическую скобу на столе. Арестованного уже переодели в тюремные футболку и зеленые штаны.

Видеокамера записывала все, что он говорил и делал.

Сначала Мартин отказался отвечать, нужна ли ему поддержка адвоката. Арон повторил вопрос, но Мартин лишь покачал головой.

Теперь оба сидели молча.

Слышалось только тихое жужжание лампы дневного света. Лампа слегка помаргивала.

Мартин то и дело пытался обернуться, словно чтобы проверить, не стоит ли кто-нибудь у него за спиной.

– Смотрите на меня, – сказал Арон.

Мартин повернулся к Арону, мельком взглянул ему в глаза и снова уставился в стол.

– Вы знаете, почему находитесь здесь?

– Нет, – прошептал Мартин.

– В ночь со вторника на среду вы выгуливали собаку, – начал Арон. – Около трех часов утра вы оказались на лужайке возле Высшей школы экономики.

Арон сделал паузу и прибавил:

– Рядом с детской площадкой.

Мартин хотел подняться, но его не пустили наручники. Браслет звякнул, и Мартин резко сел.

Арон подался вперед.

– Не хотите рассказать, что там произошло?

– Я не помню, – еле слышно произнес Мартин.

– Вы помните, что были там?

Мартин покачал головой.

– Но что-то же вы помните? Вот и начните, расскажите, что осталось у вас в памяти. Не торопитесь.

Мартин снова оглянулся через плечо, покосился под стол и выпрямился.

– Мы не выйдем отсюда, пока вы не заговорите, – сказал Арон и вздохнул: Мартин оглянулся в третий раз. – Что вы ищете?

– Ничего.

– Почему вы встали, когда я упомянул детскую площадку у Школы экономики?

Мартин не ответил. Он замер, глядя в какую-то точку рядом с Ароном.

– Поначалу вам может быть трудно, – продолжал Арон. – Но большинству людей становится легче, когда они наконец говорят правду.

Мартин мельком глянул на Арона и перевел взгляд на дверь.

– Мартин, давайте вы лучше будете смотреть на меня, вот я здесь, – предложил Арон и открыл черную папку.

Мартин перевел на него взгляд.

– Помните вот это? – спросил Арон и подтолкнул через стол фотографию.

Мартин откинулся назад с такой силой, что руки вытянулись и кожа на тыльной стороне ладоней сморщилась.

Он быстро задышал, крепко зажмурился.

Фотография представляла собой четкое изображение повешенной. Вспышка осветила ее в подробностях – за секунду до того, как вокруг девушки снова сомкнулась тьма.

Полные света дождевые капли неподвижно повисли в воздухе вокруг Йенни Линд.

Почти все лицо было скрыто мокрыми волосами, цветом напоминавшими полированный дуб. Между прядями угадывались подбородок и открытый рот. Стальной трос врезался в кожу, и кровь текла по шее, отчего платье девушки сделалось почти черным.

Арон забрал фотографию и вернул ее в папку.

Мартин мало-помалу успокаивался.

Он снова наклонился через стол, и руки у него побелели.

Потное бледное лицо, глаза в красных жилках.

Подбородок дрожал, словно Мартин пытался сдержать слезы.

– Это я. Я ее убил, – прошептал он и снова задышал чаще.

– Расскажите своими словами, – предложил Арон.

Мартин помотал головой и стал тревожно раскачиваться взад-вперед.

– Спокойнее. – Арон выдавил дружелюбную улыбку. – Когда вы все расскажете, вам станет лучше, поверьте.

Мартин прекратил раскачиваться и мелко засопел.

– Мартин, что там произошло?

– Не помню. – Мартин тяжело сглотнул.

– Нет, помните. Вы очень бурно отреагировали на изображение жертвы, сказали, что это вы ее убили. – Арон перевел дух. – На вас никто не сердится, но вы должны рассказать, что произошло.

– Да, но я…

Мартин замолчал, оглянулся через плечо, заглянул под стол.

– Вы признались, что убили девушку на детской площадке.

Мартин кивнул и стал теребить цепь наручников.

– Я ничего не помню, – тихо сказал он.

– Но вы помните, что только что признались в убийстве?

– Да.

– Вы знаете, кто она?

Мартин помотал головой и посмотрел на дверь.

– Как вы ее убили?

– Чего?

Мартин пустым взглядом смотрел на Арона.

– Как убили? Как вы убили ту девушку?

– Я не знаю, – прошептал Мартин.

– Вы были один? Или у вас имелись сообщники?

– Не могу сказать.

– Но почему вы ее убили, вы сказать можете? Не хотите мне изложить?

– Я не помню.

Арон с тяжким вздохом поднялся и молча вышел из допросной.

24

Идя по длинному коридору полицейского участка в Норрмальме, Йона на ходу сунул солнечные очки в кармашек рубашки.

По коридору в разных направлениях сновали полицейские – и в гражданском, и в форме.

Арон Бек поджидал Йону возле кофемашины, широко расставив ноги и сцепив пальцы за спиной.

– Ты что здесь делаешь? – спросил он.

– Просто хочу посидеть на допросе.

– Опоздал. Он уже признался. – Арон выдавил улыбку.

– Поздравляю.

Арон откинул голову и посмотрел на Йону.

– Я только что разговаривал с Марго. Она считает, что самое время передавать расследование в прокуратуру.

– По-моему, это несколько преждевременно. – Йона достал из шкафчика чашку. – Ты же знаешь, что он психически нездоров.

– Но он был на месте преступления во время убийства, это доказано. И признался в убийстве.

– А какой у него мотив? Как он связан с жертвой? – Йона нажал на кнопку «эспрессо».

– Говорит, что не помнит.

– Чего он не помнит?

– Ничего, что было в тот вечер.

Йона взял чашку и протянул ее Арону.

– Как в таком случае он мог признаться в убийстве?

– Не знаю, – сознался Арон, принимая чашку. – Но он почти сразу сказал, что убил. Хочешь – посмотри запись.

– Обязательно посмотрю. Но мне бы сначала понять твое мнение о допросе.

– Это в каком смысле? – Арон отпил кофе.

– А ты не мог истолковать его признание неправильно?

– Что значит неправильно? Он сказал: «Я ее убил».

– Что было перед признанием?

– В смысле?

– Что ты сказал ему прямо перед тем, как он сознался в убийстве?

– Теперь меня допрашивают? – Арон скривил рот в улыбке.

– Нет.

Арон поставил пустую чашку в раковину, вытер руки о джинсы и проворчал:

– Я показал ему фотографию жертвы.

– С места преступления?

– У него проблемы с памятью. Я хотел ему помочь.

– Понимаю. Но теперь он знает, что речь идет о повешенной девушке, – сказал Йона.

– Мы топтались на месте. Мне пришлось это сделать, – сухо объяснил Арон.

– Как по-твоему, не могло признание касаться чего-нибудь еще?

– Сейчас ты скажешь, что я ошибся.

– Я только… а вдруг он имел в виду, что косвенно способствовал ее гибели. Например, не сумел спасти.

– Хватит.

– Нам известно, что он не успел бы закрепить лебедку на столбе… Конечно, есть вероятность, что он сделал это раньше, а по лестнице поднялся, чтобы не попасть под камеры. Но тогда непонятно, зачем он потом пошел убивать свою жертву именно этой дорогой.

– Да иди ты!.. Можешь сам с ним поговорить, и тогда…

– Отлично, – перебил Йона.

– Вот поймешь тогда, насколько это легко.

– Он склонен к жестокости или агрессии?

– Он только что совершенно хладнокровно признался в жутком убийстве. Это отвратительно. Я бы его самого на той лебедке подвесил, если бы мог.

25

Йона коротко постучал и вошел в допросную. Рослый надзиратель с черной бородой сидел напротив Мартина и просматривал что-то в телефоне.

– Прервитесь, – предложил Йона и отпустил охранника.

Лицо у Мартина отекло и стало изжелта-бледным. Пробившаяся на щеках щетина придавала ему болезненный вид. Волосы стояли дыбом, светлые глаза были уставшими, в допросной пахло потом. Мартин положил руки на исцарапанный стол и сцепил пальцы.

– Меня зовут Йона Линна, я комиссар Национального бюро расследований, – начал Йона, усаживаясь напротив Мартина.

Мартин еле заметно кивнул.

– Что у вас с носом? – спросил Йона.

Мартин осторожно потрогал нос, и окровавленный тампон упал на стол.

– Вас спрашивали, чем вы болеете, не нужны ли вам лекарства и так далее?

– Да, – прошептал Мартин.

– Я могу снять наручники. Хотите?

– Не знаю. – И Мартин торопливо оглянулся через плечо.

– Вы не будете вести себя агрессивно?

Мартин покачал головой.

– Сейчас я их расстегну. Но я хочу, чтобы вы оставались на своем месте, – предупредил Йона. Он расстегнул наручники и сунул их себе в карман.

Мартин, медленно массируя запястья, перевел взгляд с Йоны на дверь.

Йона положил на стол перед сцепленными пальцами Мартина лист бумаги и стал наблюдать за лицом арестованного. Мартин смотрел на точно воспроизведенное клеймо с затылка Йенни Линд.

– Что это? – спросил Йона.

– Не знаю.

– Посмотрите внимательнее.

– Я смотрю, – тихо сказал Мартин.

– Мне известно, что у вас комплексное посттравматическое расстройство, вам трудно вспоминать и говорить.

– Да.

– Разговаривая с моим коллегой, вы признались в убийстве молодой девушки. Можете сказать мне, как ее звали?

Мартин покачал головой.

– Вы знаете, как ее звали? – повторил Йона.

– Нет, – прошептал Мартин.

– Что вы помните о той ночи?

– Ничего.

– Тогда почему вы так уверены, что убили ту девушку?

– Если вы говорите, что это сделал я, то я хочу признаться и принять наказание.

– Признание – это хорошо, но чтобы оформить все должным образом, мы должны понять, что именно произошло.

– Ладно.

– Вы были там, когда ее убивали, но это еще не делает вас убийцей.

– Я думал – это я, – еле слышно сказал Мартин.

– Значит, не вы.

– Но…

По лицу Мартина потекли слезы, закапали на стол между его рук. Йона дал Мартину бумажное полотенце, и тот тихо высморкался.

– Почему вы так тихо разговариваете?

– Приходится. – И Мартин посмотрел на дверь.

– Вы кого-то боитесь?

Мартин кивнул.

– Кого?

Мартин, не отвечая, в который уже раз обернулся через плечо.

– Мартин, кто-нибудь может помочь вам все вспомнить?

Мартин покачал головой.

– Я имею в виду вашего психиатра из больницы Святого Йорана, – пояснил Йона.

– Может быть.

– Давайте попробуем с его участием. Хорошо?

Мартин еле заметно кивнул.

– У вас часто бывают провалы в памяти?

– Не помню, – пошутил Мартин и опустил глаза, когда Йона рассмеялся.

– Помните, помните.

– Довольно часто, – прошептал Мартин.

Кто-то прошагал по коридору, напевая и гремя ключами. Когда человек с ключами проходил мимо допросной, дубинка случайно стукнула о дверь.

Мартин испуганно дернулся.

– Я считаю, что той ночью вы увидели что-то страшное, – заговорил Йона, не спуская глаз с лица Мартина. – Что-то настолько чудовищное, что вы не смогли думать об увиденном… но мы с вами оба знаем: то, что вы увидели, засело у вас в голове. И я хочу, чтобы вы для начала рассказали то немногое, что помните.

Мартин сидел, уставившись в стол. Губы шевелились, словно он пытался найти давным-давно потерянные слова.

– Шел дождь, – подсказал Йона.

– Да. – Мартин кивнул.

– Помните, с каким звуком капли падали на ткань зонтика?

– Она стояла, как…

Мартин замолчал: в замке скрежетнул ключ, и дверь распахнулась. В допросную ворвался Арон.

– Допрос окончен, прокурор забирает дело, – пояснил он и коротко кашлянул.

– Мартин, – Йона словно не замечал Арона, – что вы хотели сказать?

– А? – Мартин вопросительно взглянул на него и облизал губы.

– Ну, довольно.

Арон взмахом подозвал рослого надзирателя.

– Вы только что начали рассказывать о том, что видели. – Йона пытался удержать взгляд Мартина.

– Я не помню.

Арон взял у надзирателя конторскую книгу и сделал отметку о предстоящем переводе в другую тюрьму.

– Арон, дай мне минуту.

– К сожалению, не могу. Теперь это от меня не зависит, – враждебно сказал Арон.

Надзиратель поднял Мартина и объяснил, что сейчас его вернут в камеру и покормят.

– Мартин, – настаивал Йона, – капли стучали по зонтику, вы посмотрели в сторону детской площадки и увидели молодую девушку – она стояла, как… Что вы хотели сказать?

Мартин затряс головой, словно даже не понял вопроса. Арон распорядился, чтобы надзиратель увел его.

– Вы увидели ее под дождем, – не сдавался Йона. – Как она стояла? Мартин, мне нужно знать, что вы хотели сказать.

Мартин открыл рот, но не издал ни звука. Надзиратель взял его за плечо и вывел из допросной.

26

Оставив машину возле Каролинской больницы, Памела пересекла Сольна-чюрквег и вошла в ворота Северного кладбища.

Она уже столько раз бывала здесь, что не задумываясь выбирала самые удобные дорожки между могильными плитами и усыпальницами.

Полицейский, который в пятницу прижал ее к стене, не стал отвечать, куда увезли Мартина. Когда Памела поднималась к себе в квартиру, ее все еще трясло. Дверь оказалась открыта нараспашку, детали выломанного замка валялись на полу.

Памела собрала детали, закрыла дверь и заперла за собой металлическую дверь. Проглотила болеутоляющее из упаковки Мартина и села за компьютер. Нашла номер пенитенциарной службы и узнала, что мужа поместили в следственную тюрьму Крунуберг.

Памела быстро сложила в сумку одежду и бумажник Мартина, добралась до тюрьмы на такси, но дальше ворот ее не пустили. Охранник принял сумку с вещами, но не разрешил Памеле переговорить с кем-нибудь, кому стоило бы знать, что Мартин душевно нездоров, что ему нужны лекарства и наблюдение врача.

Три часа Памела прождала у ворот тюрьмы на Бергсгатан. Когда охранник сменился, она предприняла еще одну попытку, но потом сдалась и уехала домой.

Поздно вечером Памела узнала, что Мартина заключили под стражу как подозреваемого на веских основаниях в убийстве Йенни Линд.

Той самой девушки, что пропала без вести пять лет назад.

Теперь негодование Памелы улеглось, сменившись вялым недоумением по поводу абсурдности происходящего.

Мартин увидел на детской площадке мертвую девушку. Может быть, даже стал свидетелем самого убийства. Но вместо того, чтобы выслушать его свидетельство, полицейские заключили его под стражу.

В тени вяза Памела сняла с ветки раскладной стульчик, подошла к могиле Алисы и села.

Солнце лилось на темный гранит с надписью, на фиалки и вазочку с леденцами.

Со стороны северной часовни доносился треск газонокосилки. Шум, долетавший сюда с шоссе, ощущался как ворчание уходящей грозы.

Памела стала рассказывать Алисе о том, что случилось в последние дни: как Йенни Линд нашли убитой в центре Стокгольма, как Мартин нарисовал место убийства, как она, Памела, позвонила в полицию, думая, что Мартин сможет помочь следователям.

Памела замолчала, пережидая какую-то женщину с роллатором, которая шла по дорожке. Когда женщина скрылась, Памела собралась с силами и заговорила о том, ради чего пришла.

– Алиса, я люблю тебя… – Она перевела дух. – Но у меня наладились отношения с одной девочкой. Ей семнадцать лет, она живет в интернате в Евле… мне хочется, чтобы она переехала к нам, чтобы она жила в надежном безопасном месте…

Памела опустилась на колени и прижала ладони к нагретой солнцем траве на могиле.

– Не думай, что она сможет заменить тебя – нет, не сможет… Я не хочу расстраивать тебя… но мне кажется, что если бы она перебралась к нам, лучше стало бы и ей, и мне, и Мартину… прости меня.

Памела вытерла слезы и подавила желание заплакать – горлу стало больно. Она поднялась и торопливо зашагала по узкой дорожке. Навстречу шел старик с красной розой в руке, и Памела отвернулась.

Ласточка пронеслась над недавно подстриженной травой и взмыла вверх.

Быстро идя по аллее, Памела поняла, что забыла повесить на ветку стульчик, но возвращаться не было сил.

Ощущая странную скованность движений, Памела прошла по тротуару к парковке.

От слез все еще щипало в глазах. Памела села в машину, опустила лицо и зарыдала – до судорог в диафрагме.

Через какое-то время она заставила себя дышать спокойнее, собралась и тронула машину с места.

Путь до дома был коротким. Памела поставила машину в гараж и вошла в подъезд, низко опустив красное заплаканное лицо.

Поднимаясь к себе, она почувствовала, что ее трясет от холода. Памела отперла железную дверь, повесила ключ на крючок и прошла в ванную. Разделась, встала под душ, и по телу потекла горячая вода, от которой шел пар.

Памела закрыла глаза, тело расслабилось. Мало-помалу она согрелась.

Когда она вышла из ванной, по паркету сияющей дорожкой протянулись лучи вечернего солнца, проникавшие через окно.

В спальне Памела повесила халат на крючок и голая встала перед большим зеркалом.

Втянула живот, приподнялась на носки и стала рассматривать себя – сморщенные колени, бедра, рыжеватые волоски на лобке.

Плечи, покрасневшие от горячей воды.

Памела надела тонкий халат, ушла на кухню и села за стол с айпадом в руках.

С тяжело бьющимся сердцем она читала рассуждения журналистов об убийстве Йенни Линд. Полицейские власти еще не сделали заявления, но в интернет уже просочилась информация об ордере на арест. А также имя и фотография Мартина.

Щелкнув по ярлыку почтовой программы, Памела увидела в ящике письмо из социальной службы. Она открыла письмо и стала читать.

Решение по делу об опеке (в соответствии с Законом «О социальной службе», 11 глава, пункт 1)

Нами, по поручению Комиссии по усыновлению, было принято решение отказать Памеле Нордстрём, подавшей заявление об опеке над ребенком и обеспечении ему/ей временного или постоянного содержания и воспитания.

Ввиду появления новой информации, касающейся Мартина Нордстрёма, Комиссия рассматривает проживание в вышеуказанной приемной семье как прямую угрозу безопасности ребенка (Правила и общие рекомендации Управления здравоохранения и соцобеспечения, 2012:11, глава 4, пункт 2).

С ощущением ледяной пустыни внутри Памела поднялась, подошла к бару и достала бутылку «Абсолюта» и стакан. Налила, выпила.

Им отказали из-за ареста Мартина, это очевидно, подумала Памела и выпила еще. Комиссию можно понять, но Мартин невиновен, его могут выпустить в любую минуту, и от понимания этого факта все ощущалось как одна чудовищная несправедливость.

27

Памела дрожащими руками налила себе еще водки и осушила стаканчик в два глотка, отчего язык и небо на время потеряли чувствительность.

Она со стуком поставила бутылку и стаканчик на стол и снова села.

От водки жгло в желудке, взгляд уже слегка расфокусировался.

Сосредоточившись, Памела перечитала письмо об отказе, отыскала соответствующие статьи Закона «О социальной службе» и Правил и общих рекомендаций Управления здравоохранения и соцобеспечения. Наверняка решение комиссии можно оспорить в административном суде.

Памела допила оставшуюся в стакане водку и позвонила Мии.

– Здравствуй, Мия, это Памела…

– Подождите, – перебила Мия и заговорила с кем-то еще: – Слушай, прекрати, мне надо ответить… Ну-ну, сам ты… Алло.

– Что там?

– Да Понтус. Стоит под окном и поет, – радостно объяснила Мия.

– Я видела фотографию в Инстаграме – он очень симпатичный. – Памела сама услышала, что язык у нее слегка заплетается.

– Знаю, мне полагается в него влюбиться, – вздохнула Мия.

Памела обернулась к окну и взглянула на парк. Там загорали, лежа на лужайке, взрослые, дети играли вокруг маленького бассейна.

– Я должна тебе кое-что сказать, прежде чем ты услышишь это от кого-то еще. – Памела постаралась собраться с мыслями. – Мия, социальная служба отказала мне.

– Понятно.

– Но отказала необоснованно, и я буду обжаловать отказ. Еще ничего не решено окончательно, ты не думай.

– Я поняла, – тихо сказала Мия.

В трубке стало тихо. Свободной рукой Памела открутила крышечку бутылки, крышечку положила на стол и начала наливать водку, однако остановилась: послышалось бульканье. Памела выпила то немногое, что налилось в стакан, поколебалась и хлебнула прямо из бутылки.

– Все устроится, я обещаю, – прошептала она.

– Мало ли кто что обещает, – вяло сказала Мия.

– Все это – просто дурацкое недоразумение. Полиция считает, что Мартин замешан в убийстве.

– Погодите. Это про него везде пишут?

– Но он не убивал, это просто дурацкое недоразумение, – повторила Памела. – Честное слово. Ты же сама знаешь, полицейские иногда ошибаются. Знаешь ведь?

– Мне пора.

– Мия, ты можешь звонить мне, когда…

В трубке раздался щелчок. Памела замолчала, поняв, что разговор окончен. Она поднялась на неверные ноги, прихватила с собой бутылку. В спальне поставила ее на столик и улеглась в кровать.

Мартин наверняка не заявил о своих правах, не потребовал адвоката. Полицейские хитростью заставили его признаться в преступлении, показали ему фотографии, хотя он даже не понимал, о чем речь.

Памела потянулась за бутылкой, выпила еще. Желудок попытался извергнуть спирт, но Памела сдержалась и постаралась дышать медленнее.

Она сомневалась, что закон вообще разрешает допрашивать психически больного человека, если на допросе не присутствует психиатр.

Памела села в кровати, взяла телефон, полистала список контактов и стала слушать гудки.

– Деннис Кранц.

– Привет, – сказала Памела.

– Что там с Мартином?

Памела, изо всех сил стараясь не глотать слоги и слова, стала рассказывать про рисунок, сделанный Мартином, и о том, что произошло после.

– Я подумала… может, поговоришь с полицией?

– Естественно.

– Потому что мне кажется, у полицейских нет… ну… нужных знаний, чтобы… допрашивать человека с ПТСР.

– Завтра я с ними поговорю.

– Спасибо, – прошептала Памела.

– Ты-то сама как? – спросил Деннис после небольшого молчания.

– Я? Не очень. – Памела вытерла внезапно набежавшие слезы. – Я, честно сказать… выпила, чтобы успокоиться.

– Тебе надо с кем-нибудь поговорить.

– Я справлюсь, все нормально…

– Хочешь, я заеду?

– Ты заедешь, – повторила Памела. – Если честно – очень хочу… а то даже для меня чересчур.

– Понимаю.

– Не волнуйся. Я разберусь, все устроится…

Памела простилась и нажала «отбой». Чувствуя, как пылают щеки, она встала, по дороге налетела на дверной косяк, потерла плечо. Пошатываясь, вошла в ванную, склонилась над унитазом, сунула два пальца в рот, и ее вырвало. Избавившись от некоторой части спиртного, Памела прополоскала рот и почистила зубы.

Предметы водили вокруг нее хоровод, и Памела поняла, что продолжает пьянеть.

Она вымыла под мышками и надела тонкое синее платье с широким поясом.

Деннис может появиться в любую минуту.

Памела подправила макияж и надела те самые новые сережки.

Когда она вошла на кухню и увидела лежащий на столе айпад, в сердце у нее снова загудела тревога.

Зачем это все? С чего она вообразила, что Мия станет жить с ними?

Отказ был необоснованным, но Памела знала: на самом деле она его заслужила.

Она пьет. У Мартина навязчивые мысли, бредовое расстройство, и улучшения нет.

Как она могла отрицать все это?

Новая жизнь – не более чем жалкая фантазия.

Она втянула во все это Мию – и тем самым предала ее.

И предала Алису, пытаясь обмануть себя.

Памела снова улеглась в кровать. Надо позвонить Мии, признаться, что они с Мартином не подходят на роль родителей.

Памеле казалось, что комната вращается вокруг нее, стены и окна неслись, как на карусели.

Надо выйти на балкон, накинуть на шею петлю из старой гирлянды и спрыгнуть вниз.

Памела закрыла глаза, и стало темно. Разбудил ее звонок в дверь. Памела кое-как выбралась из кровати – и в ту же минуту вспомнила, что попросила Денниса заехать.

28

Памеле казалось, что она проспала всю ночь, но когда она шла по коридору, на нее теплой волной накатило опьянение.

Она отперла железную дверь, открыла внешнюю, со взломанным замком. Впустила Денниса, обняла его, заперла за ним дверь.

Темно-серый твидовый пиджак, голубая рубашка, подернутые сединой волосы недавно подстрижены. Деннис ласково взглянул Памеле в глаза.

– Мне уже неловко, что я тебя сюда вытащила, – призналась Памела.

– Мне нравится считать себя твоим другом номер один, – улыбнулся он.

Опираясь одной рукой о стену, Деннис снял черные ботинки и пошел за Памелой на кухню.

– Хочешь вина?

– Спрашиваешь.

Памела рассмеялась – она сама услышала, насколько искусственным вышел смех – и достала из бара бутылку американского каберне совиньон.

Деннис прошел за ней в гостиную, где Памела включила напольную лампу. Желтые отсветы легли на мебель, отразились в высоких окнах, выходящих на Карлавеген.

– Давно я здесь не был, – заметил Деннис.

– Да уж.

– Мне кажется, я только унылые гостиничные номера и вижу.

Памела дрожащими руками достала из застекленного шкафчика два бокала. Опьянение все еще не прошло и даже не стало слабее.

– Как ты? – осторожно спросил Деннис.

– Все в себя не приду, – честно призналась Памела.

Ощущая на себе его взгляд, Памела откупорила бутылку, налила вина в два бокала-тюльпана и подала один Деннису.

Деннис тихо сказал «спасибо» и взглянул в окно.

– Что за зеленое здание? – спросил он.

– Да, откуда оно там? – отшутилась Памела.

Она встала рядом с Деннисом и вдруг ощутила близость его тела; внутри разлилось щекочущее тепло.

– Неужели оно всегда там было? – улыбнулся Деннис.

– Последние лет восемьдесят – точно…

Деннис осторожно поставил бокал на журнальный столик, провел рукой по губам и снова посмотрел на Памелу.

– Они тебе к лицу. Сережки. – Он осторожно коснулся одной серьги. – Ты в них такая красивая.

Они сели на диван, и Деннис приобнял ее за плечи.

– А вдруг Мартин действительно сделал то, о чем говорят полицейские, – тихо сказала Памела.

– Ничего подобного.

– Я знаю, ты меня предупреждал. Но социальная служба отказала нам. – Памела разгладила платье.

– Ты можешь оспорить решение, – спокойно напомнил Деннис.

– Само собой, оспорю, но… господи, я больше ничего не понимаю. – Памела опустила голову ему на плечо. – Мне отказали из-за Мартина. А на самом деле мы не живем как муж и жена, хотя и женаты.

– А ты все еще этого хочешь?

– Чего? – Памела посмотрела на Денниса.

– Я спрашиваю как друг, потому что беспокоюсь о тебе.

– О чем спрашиваешь?

– Ты и сегодня вышла бы за него замуж?

– Ты уже занят, – улыбнулась Памела.

– Только в ожидании тебя.

Памела потянулась и поцеловала его в губы, прошептала «прости».

Оба серьезно смотрели друг другу в глаза.

Памела проглотила комок в горле. Ощущая смятение, она думала, что слишком много выпила, что она хочет того, чего на самом деле не хочет, что надо попросить Денниса уйти, хотя на самом деле ей хочется, чтобы он остался.

Они снова поцеловались, очень нежно и мягко.

– Наверное, это у тебя реакция на произошедшее, – хрипло сказал Деннис.

– Это ты у нас психолога включил?

– Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Или чтобы ты сделала что-то, о чем…

– Нет, я…

Памела замолчала. Она подумала, что готова изменить Мартину, и при этой мысли сердце забилось быстрее.

– Я в туалет, – тихо сказала она и оставила Денниса в гостиной одного.

В прихожей Памела поставила бокал на столик, заперлась в ванной и опустилась на унитаз, ощущая тревогу и вожделение одновременно.

Бедра покрылись гусиной кожей.

Помочившись, Памела налила в стакан для чистки зубов теплой воды и основательно подмылась, после чего вытерлась и снова надела трусы.

Подкрасила губы, нанесла на запястья пару капель «Шанель» и вернулась в гостиную.

Деннис стоял у застекленной двери балкона и смотрел на улицу. Памела поняла – он услышал ее шаги; когда она подошла, Деннис повернулся к ней.

– Нравятся мне вот эти запорчики, – сказал он и потрогал латунные задвижки на двери.

– Шпингалеты.

И Памела положила пальцы ему на руку.

Они постояли, улыбаясь и поглаживая друг другу руки. Глаза у Денниса стали серьезными, рот приоткрылся, словно он хотел что-то сказать.

– Я немного волнуюсь, – призналась Памела и отвела прядь от лица, хотя этого и не требовалось.

Они с Деннисом снова стали целоваться. Памела погладила его по лицу, открыла рот и приняла его теплый язык. Ощутила, как его руки гладят ей спину, обхватывают за талию, спускаются к ягодицам.

Чувствуя, как он твердеет, Памела учащенно задышала и прижалась к Деннису.

В промежности запульсировало, стало горячо.