Текст книги "Тайные желания джентльмена"

Глава 2

Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц.

Французская пословица

– Ты уверена, что это был он?

Марию, мерившую шагами элегантную гостиную герцогини Сен-Сир на Гросвенор-сквер, этот вопрос заставил искоса взглянуть на подругу.

– Филипп Хоторн не тот человек, которого забывают, – ответила она, повернувшись к камину. – И я видела его не издали, а буквально налетела на него.

– В такой момент едва ли можно предстать во всей красе, – улыбнувшись, сказала Пруденс и, взяв со стола хрустальный графин, налила в два бокала мадеры и протянула один из них подруге.

– Ну и что ты об этом думаешь? – спросила Мария, взяв бокал в руки. – Что значит это ужасное совпадение?

– Совпадения иногда случаются, – сказала Пруденс таким разумным тоном, что Мария совсем расстроилась.

– Но таким совпадениям случаться не следует, – заявила она, опускаясь в кресло. – Такой чудесный магазин. С большими витринами зеркального стекла. И Грин-парк прямо напротив, на другой стороне улицы. А кухня… – Она прижала ладонь ко лбу и застонала в отчаянии. – Ну почему этот ужасный человек должен обязательно жить рядом с самой великолепной кухней в Лондоне? Почему бы ему не остаться в своем доме на Парк-лейн, где живут и другие сливки общества? Извини, Пру, – сразу же извинилась она перед Пруденс, которая, имея доход в несколько миллионов и дом на Гросвенор-сквер, теперь тоже принадлежала к этим самым «сливкам». – Я иногда забываю, в каких кругах ты теперь вращаешься.

Пруденс отмела извинение.

– Неужели маркиз Кейн действительно так ужасен? Я еще с ним пока не знакома.

– Ты ничего не потеряла, – сказала Мария и, наклонив набок голову, взглянула на подругу, услышав, что та рассмеялась. – Да и времени у тебя теперь мало: ездишь по всему свету: то в Париж, то в Нью-Йорк со своим обаятельным красавцем мужем или торчишь в Лондоне, общаясь со снобами вроде лорда Кейна. – Она испустила утрированно тяжелый вздох. – Да уж, нелегка жизнь богачей.

Что-то в ее словах насторожило Пруденс, и она перестала смеяться.

– Послушай, ты не расстроилась из-за того, что у меня так сложилась жизнь? – озабоченно спросила она. – Я имею в виду богатство? Поначалу ты, кажется, была недовольна?

– Тогда я боялась, что ты забудешь старых подруг и станешь такой же надменной и важной, как Филипп. Ведь деньги делают с людьми… – Она замолчала, но Пруденс знала, что она собиралась сказать.

– Что делают с людьми деньги, я знаю, – напомнила ей подруга. – Ты мне об этом рассказывала.

Мария вспомнила о том, как Филипп воспользовался силой своих денег: он пригрозил младшему брату, что лишит его денег, если Лоренс женится на ней, и предложил деньги ей как взятку за то, чтобы она исчезла. И она, и Лоренс подчинились. Они позволили купить себя ради безопасности. Ей вспомнилось, что Филипп во время разговора в кабинете был абсолютно уверен в том, что она не откажется от денег. Ах, как же ей хотелось тогда разорвать банковский чек в мелкие клочья и швырнуть их ему в физиономию, но бедная девчонка, оставшаяся одна во всем мире, не могла позволить себе отказаться от тысячи фунтов даже ради того, чтобы не пострадала гордость.

– Рис, возможно, уже знаком с маркизом, – задумчиво произнесла Пруденс, возвращая мысли Марии из прошлого. – Возможно, они вместе учились или встречались, если лорд Кейн бывал в Италии. Рис жил там в течение двенадцати лет.

Мария покачала головой:

– Сомневаюсь в том, что они могли вместе учиться в школе. Маркиз на три или четыре года старше твоего мужа. Италия тоже маловероятна. Отец Филиппа умер, когда ему было шестнадцать лет, и он стал настолько одержим чувством долга и ответственности, что едва ли мог оставить свои поместья без присмотра и уехать в Италию. И все же я уверена, что вы оба скоро познакомитесь с ним. Как-никак вы герцог и герцогиня. – При этих словах Мария с аристократическим высокомерием вздернула носик. – Милорд общается исключительно со сливками общества. – Она так манерно произнесла эти слова, что Пруденс улыбнулась.

– В таком случае я едва ли с ним познакомлюсь. Рис, конечно, герцог, но у него всегда была сомнительная репутация, и самые строгие сторонники правил поведения не слишком его жалуют, особенно после того как он женился на мне. Я ведь бывшая белошвейка.

– Женитьба на тебе – это самое лучшее из всего, что когда-либо сделал герцог, и он первый в этом признается. – Мария чуть помедлила, отхлебнула глоток вина и продолжила: – Хотя относительно Филиппа ты, возможно, права. Учитывая скандальное прошлое твоего мужа, Филипп, несомненно, постарается избежать знакомства с вами. Меня он сегодня без труда поставил на место.

– Мне просто не верится, – сказала Пруденс. – Вы знали друг друга почти всю жизнь. Тем не менее он не пожелал признать тебя?

– Что ж тут непонятного? – воскликнула Мария. – Я дочь бывшего семейного шеф-повара. А он маркиз Кейн. Признать меня означало бы, что он считает меня человеком. Это все равно что признавать знакомство с судомойками или рассыльными.

– По крайней мере ты к этому правильно относишься.

– Но я не хочу, – сказала она. – Я хочу этот магазин.

– Не расстраивайся, дорогая. Ты можешь завтра начать присматривать другое помещение.

– Значит, ты считаешь, что мне следует подыскать помещение в другом месте?

– Конечно. А ты как считаешь?

Мария откинулась на спинку кресла, обдумывая вопрос. Сначала она хотела немедленно заключить договор об аренде этого помещения, но после встречи с Филиппом и после того, как он поставил ее на место, решила сначала обсудить ситуацию с Пруденс и самой все как следует обдумать, прежде чем связывать себя договором. Но теперь, когда она описала подруге ситуацию, сделала несколько глотков мадеры и еще немного подумала, она вдруг решила, что ей незачем менять свои планы.

– Не буду я больше ничего искать, – заявила она с некоторым вызовом. – Я подыскивала помещение в течение нескольких месяцев и наконец нашла лучшую кухню во всем Лондоне. Я не откажусь от нее только лишь потому, что этот мерзкий человек живет по соседству. Почему я должна это делать?

– Ну-у… – начала было отвечать на этот вопрос Пруденс, но Мария ее остановила:

– Он не представляет для меня угрозы. Он ничего не может мне сделать. К тому же он едва ли будет жить там вечно. А кроме того… – она помолчала, взвешивая возможные последствия, – мне будет приятно находиться у него под носом. Это будет сильно раздражать его, – усмехнувшись, добавила она.

– Ты уверена, что разумно ворошить прошлое?

Мария игнорировала ее вопрос и подняла бокал.

– Пью за то, чтобы отравить существование Филиппа Хоторна, – сказала она, но когда Пруденс не поддержала шутку, со вздохом поставила бокал на стол. – Ах, Пру, неужели ты хочешь испортить мне удовольствие и запретить мне это. Ты ведь знаешь, что, как мой финансовый партнер, ты могла бы это сделать.

– Мне следовало бы это сделать, – сказала расстроенная Пруденс, – но я не сделаю. И все же я обязана предостеречь тебя. Возможно, было бы лучше избежать проблем и подыскать другое помещение.

– Что? Ты предлагаешь трусливо сбежать, словно испуганный кролик, потому лишь, что Филипп Хоторн пренебрежительно отказался узнать меня? – Она покачала головой. – Нет уж, увольте. Однажды он заставил меня уйти. Но больше ему такое не удастся.

– А как насчет его брата?

– Лоренса? – удивленно спросила она, – А он-то какое отношение к этому имеет?

– Рано или поздно ты и с ним тоже можешь столкнуться.

– Вздор, – сказала она и допила свою мадеру. – Лоренс давным-давно уехал в Америку. Восемь или девять лет тому назад. Последний раз, когда я слышала о нем, он жил в Нью-Йорке.

– Больше он там не живет. Неделю назад он прибыл в Лондон.

– Откуда ты знаешь?

– Я читаю светскую хронику, обязана это делать. Как герцогиня, я должна уделять некоторое внимание перемещениям наших пэров.

– Лоренс не пэр. Он всего лишь брат пэра. Не представляю себе, почему светские сплетники сочли его возвращение в Лондон фактом, заслуживающим внимания. – Она вдруг встревожилась. – Может быть, он вернулся домой из-за болезни или с ним случилось еще что-нибудь плохое?

– Нет, он не болен. Он, кажется, помолвлен.

– Лоренс? Собирается жениться?

– Именно это пишут в разделе сенсаций газеты, хотя официально о помолвке пока не объявлено.

– Кто эта девушка? – воскликнула она, удивленная этой новостью больше, чем следовало бы.

– Это некая мисс Синтия Даттон из Нью-Йорка. Ее отец, Говард Кей Даттон, магнат судостроения. Ему принадлежит целая флотилия трансатлантических лайнеров. Семейство баснословно богатое.

– Значит, на сей раз Лоренс не связался с неподходящей девушкой. Такая женитьба делает ему честь. – Губы Марии дрогнули в язвительной усмешке. – У Филиппа, наверное, отлегло от сердца.

Она вспомнила о том, как он выглядел в день последней их встречи, и о том, как изменилось его лицо за эти годы. Интересно, какие пометы оставило время на внешности его младшего брата? Она представила себе Лоренса: глаза той же глубокой синевы, как у брата, но всегда веселые. Волосы были более светлого оттенка, но никогда не причесаны так аккуратно. Черты лица были у них очень схожи, но у Лоренса выражение лица было более беззаботным. У него было такое лицо, которое заставляло сердце юной девушки заныть и от радости, и от боли. Ей вспомнились вдруг страдания, связанные с первой любовью, когда чувствуешь все одновременно – и радость, и страстное желание, и мучительную неуверенность.

– Мария? – Голос подруги вывел ее из состояния глубокой задумчивости, и она увидела, что Пруденс смотрит на нее с беспокойством. – С тобой все в порядке?

– Конечно. Почему ты спрашиваешь?

– Я подумала, что эта новость могла расстроить тебя. Ведь ты когда-то любила его.

– Страстно, – согласилась она и рассмеялась. – Когда Филипп заставил нас расстаться, я думала, что умру от разбитого сердца. – Пока она говорила это, ностальгическое настроение у нее прошло, и она вновь стала самой собою – зрелой и разумной двадцатидевятилетней женщиной, а не влюбленной семнадцатилетней девочкой. – Но все это было так давно.

– Есть и еще кое-что, о чем тебе следует знать, – сказала с озабоченным видом Пруденс. – Лоренс в Лондоне живет вместе со своим братом.

Мария почувствовала себя, словно Алиса из произведения Льюиса Кэрролла, которой было нужно поверить в шесть невероятных вещей перед завтраком.

– Лоренс тоже живет рядом с моим магазином? Ты в этом уверена?

Пруденс отставила бокал, поднялась с кресла и подошла к изящному столику возле камина, где лежали аккуратно сложенные стопочкой несколько газет. Вытащив одну из них, она бегло просмотрела страницы и нашла то, что искала.

– «В Лондоне, – прочитала она, – мистер Лоренс Хоторн будет проживать вместе со своим братом, маркизом Кейном, на Халф-Мун-стрит, поскольку его резиденция на Парк-лейн в настоящее время модернизируется. По слухам, маркиз решил добавить к удобствам своей уже роскошной резиденции электричество, телефон, четыре ванные комнаты с полноразмерными ваннами и паровое центральное отопление. Когда брат мистера Хоторна от него переедет к себе, комнаты на Халф-Мун-стрит останутся за ним».

– Мило! – простонала Мария. – Это просто очень мило.

Пруденс сложила газету, положила ее на место и вернулась в кресло.

– Теперь видишь? Ты не можешь арендовать этот магазин.

Мария подумала о Филиппе и о том, как он поставил ее на место. Она упрямо сложила на груди руки.

– Не вижу для этого оснований, – заявила она. – Место проживания Лоренса и Филиппа не имеет никакого отношения ко мне.

– Мария… – Пруденс бросила на подругу предостерегающий взгляд. – Разве ты не давала обещания никогда…

– Давала, – прервала она подругу. – Я обещала, что никогда больше не увижусь и не буду разговаривать с Лоренсом. Но теперь это обещание наверняка ничего не значит!

– Вот как?

– Конечно. Все мы теперь взрослые, зрелые и здравомыслящие люди. Теперь Филиппу нечего бояться, что его брат сбежит со мной в Гретна-Грин, чтобы обвенчаться на скорую руку. Ведь все это было целых двенадцать лет назад! К тому же Лоренс женится на ком-то другом. – Чуть помедлив, она пожала плечами. – А мне на это наплевать, я желаю ему счастья.

– Это очень благородно с твоей стороны.

Не обращая внимания на несколько скептический взгляд, который бросила на нее Пруденс, Мария взглянула на часы.

– Силы небесные, я и не заметила, как пролетело время. Мне пора идти. Скоро стемнеет, – добавила она, – а ты знаешь, как беспокоится миссис Моррис, когда мы не возвращаемся домой засветло. Завтра я снова встречусь с агентом по недвижимости и скажу, что готова подписать договор об аренде.

Пруденс тоже поднялась на ноги.

– Если ты твердо решила сделать это, то завтра утром я открою на твое имя счет у «Ллойда», чтобы ты могла выписать банковский чек в качестве задатка.

– Дорогая Пру, – сказала Мария и рассмеялась, увидев очень серьезное выражение лица подруги. – Не будь такой озабоченной. Как я уже говорила, вся эта бурная история с Лоренсом была много лет тому назад. Теперь она ничего не значит.

Кажется, ее слова не убедили Пруденс.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Я абсолютно точно знаю, что делаю, – ответила Мария, не желая и думать, что это не так.

По сравнению с тем, сколько времени потратила Мария, чтобы найти идеальное место для своего магазина, все остальное после того, как была достигнута эта цель, происходило очень быстро.

В течение недели она обсудила условия аренды, открыла счета для расчетов с поставщиками и переехала из своей квартирки на Литл-Рассел-стрит. Всего через десять дней после первого осмотра помещения она решила, что настало время заменить ужасную желтовато-зеленую краску на стенах и принялась подбирать другие образцы цвета для окраски стен передней комнаты магазина.

Сделав несколько проб, она отошла, чтобы взглянуть на результаты. Бежевый цвет был довольно приятен, но если покрасить им все стены, он может показаться навязчивым. Серо-коричневый был слишком мрачен, коричневый слишком темен, лавандовый просто ужасен. Желтовато-коричневый, возможно, был бы неплох, без энтузиазма подумала она. Но он был такой… скучный. Один его вид вызывал зевоту.

– Поговаривают, что в Уэст-Энде открывается новая булочная!

Мария повернулась к двери, распахнутой настежь, чтобы выветрился запах краски, и улыбнулась элегантно одетой женщине, которая стояла на пороге.

– Эмма! – воскликнула она и наклонилась, чтобы положить кисть на банку с краской, стоящую на покрытом брезентом полу. – Слава Богу, ты наконец приехала в Лондон. Мне отчаянно нужна помощь.

– Догадываюсь, – рассмеялась виконтесса Марлоу, покачав головой, отчего пришли в движение белые перья, украшавшие ее широкополую зеленую шляпку. – Посмотрела бы ты на себя!

– А в чем дело? Неужели я выгляжу такой же растерянной, какой чувствую себя?

– Это не совсем то, что я имела в виду. – Эмма остановилась перед ней, достала из маленькой белой кожаной сумочки круглое карманное зеркальце и протянула его Марии.

– Силы небесные! – воскликнула Мария, испуганно глядя на свое отражение в зеркале. Краска была повсюду, даже на мочке уха, хотя на голове был повязан платок. Она бросила взгляд вниз, но, к ее удовольствию, блузка и юбка не были испачканы, зато надетый поверх всего поварской фартук был покрыт пятнами всех цветов радуги.

– Я выгляжу как палитра художника, – сказала она и рассмеялась вместе с подругой. – Как можно испачкаться до такой степени, сделав всего лишь на стене несколько мазков для пробы?

– Бывает, – сказала Эмма, возвращая зеркальце в сумочку. – Выкладывай, в какую историю ты влипла, почему тебе потребовалась помощь? Пруденс рассказывала, что ты развернула бурную деятельность со своей булочной. И что у тебя вообще нет проблем.

– Краска, Эмма. Краска, которой окрашены стены – вот моя главная проблема на данный момент. Я просто обязана закрасить этот ужасный цвет.

– Закрасить? – в притворном ужасе воскликнула Эмма. – Но буйство красок составляет часть целого направления в эстетике, дорогая! Многие до сих пор считают это криком моды.

Мария скорчила гримасу:

– В том числе, очевидно, так считает агент по продаже и аренде недвижимости. Во всем помещении был сделан косметический ремонт для последнего арендатора, которая имела намерение открыть здесь чайный магазин. Но она отказалась от своего плана до того, как успели покрасить стены, так что агент сделал это по своему усмотрению. – Она жестом указала на стены. – И выбрал вот это.

– Не очень аппетитный цвет для булочной.

– Вот именно. – Мария оглянулась на стену и вздохнула. – Но и те цвета, которые я попробовала, мне тоже не нравятся. Не сможешь ли ты помочь мне? Ты это здорово умеешь делать. Я помню, как чудесно выглядела всегда твоя квартира на Литл-Рассел-стрит.

– Спасибо. Я буду рада помочь. Но сначала покажи мне все помещение.

Мария была счастлива удовлетворить эту просьбу. Она начала экскурсию с кухни, потому что ей не терпелось похвастать всеми современными кухонными приспособлениями. На Эмму все это произвело должное впечатление. Потом Мария провела гостью по верхним этажам, включающим жилые помещения.

– Помещение больше, чем я ожидала, – сказала Эмма, когда они спускались по лестнице, возвращаясь в кухню. – Четыре спальни, просторная гостиная, комнаты для слуг на чердаке. И такой великолепный балкон, на который выходит твоя спальня, хотя на него выходит дверь и соседнего здания.

– Ты сказала «хотя»? – воскликнула Мария. – Разве просторный балкон – это проблема?

– Нет, если не считать того, что он общий с соседями.

Мария остановилась на лестничной площадке. Господи, она об этом даже не подумала. Быть соседкой Филиппа уже достаточно неприятно, так у них еще и балкон общий! Это не сулило ничего хорошего. У нее вдруг появилось дурное предчувствие.

– Хорошо также, что комнаты полностью меблированы, – продолжала Эмма, но остановилась, заметив отставшую Марию. – Случилось что-нибудь? – спросила она, оглянувшись через плечо.

Мария напомнила себе, как Филипп сделал вид, что не узнал ее, поэтому она надеялась, что он не унизится до разговора с ней.

– Ничего, – ответила она. – А как тебе понравилась ванная? – сменила она тему разговора.

– Она чудесна, – сказала Эмма, когда они продолжили спуск по лестнице. – Очень современная и удобно расположена рядом с твоей спальней.

– Как только я увидела ее, так поняла, что надо срочно перекрасить стены, чтобы было можно скорее сюда переехать, – объяснила она, когда они вернулись в переднее помещение магазина. – Раз уж мы заговорили о краске… – Она указала на образцы оттенков на стене. – У тебя есть какие-нибудь идеи?

– У тебя должны быть собственные идеи. Как ты представляешь себе это в своих мыслях?

Мария окинула взглядом помещение, обдумывая ответ:

– Я представляю себе атмосферу французского кафе с чайными столиками и стульями в центре комнаты, чтобы люди, если пожелают, могли выпить здесь чаю. Я хочу, чтобы все было очень современно, очень шикарно. Я намерена превратить кондитерскую «Мартингейл» в такое место, о котором вспоминают, когда думают о пирожных. Кстати. – Она остановилась на мгновение, потом продолжила: – Если это будет удобно, ты, надеюсь, порекомендуешь мою кондитерскую читателям в своем справочнике «Что есть в Лондоне»?

«Что есть в Лондоне» было руководством для любителей совершать покупки, которое Эмма издавала под псевдонимом Миссис Бартлби. Эти справочники выпускались ежеквартально издательской компанией ее мужа и пользовались огромной популярностью.

– Ты имеешь в виду весенний выпуск? – спросила Эмма, и Мария, уловив некоторую нерешительность в голосе подруги, снова заговорила:

– Я понимаю, что, поскольку мы еще не приступили к работе и ты не попробовала того, что будет изготавливаться на нашей кухне, с моей стороны большая наглость просить тебя, но твоя рекомендация так много значила бы и…

– Наглость? – удивленно прервала ее Эмма. – Вовсе нет! Ты моя подруга, и я уже знаю, что ты делаешь самые вкусные пирожные в мире. Если ты помнишь, я съела три куска твоего великолепного кокосового свадебного торта у Пруденс. Я буду счастлива рекомендовать твою кондитерскую. Просто очередной номер должен быть вот-вот сдан в печать, так что мне придется поговорить с мужем о добавлении одного абзаца к тексту. Видишь ли, для этого придется нарушить сроки производства.

– Я не хотела доставлять столько хлопот.

– Не в этом дело. Гарри, конечно, прочитает мне обычную нотацию, – добавила она, и при упоминании о муже на ее лице отразилась нежность. – Он, конечно, рассердится на меня и будет спрашивать, почему авторы всегда желают внести изменения в самый последний момент и почему бы нам вообще не бросить это дело, но в конце концов сделает все, о чем я прошу. Когда ты предполагаешь открыть кондитерскую?

– Все будет готово примерно через неделю.

– Через неделю? – рассмеялась Эмма. – Тебе потребовались месяцы, чтобы найти подходящее место, зато теперь, когда ты его нашла, ты не теряешь времени попусту, не так ли?

– Сейчас уже март. А я хочу, насколько смогу, воспользоваться лондонским светским сезоном. Вот почему так важно, чтобы рекомендация появилась в весеннем выпуске «Что есть в Лондоне».

Виконтесса еще раз окинула взглядом комнату:

– Как насчет цветовой гаммы, которая заставляет думать о нежных вкусных пирожных – мягкий, желтый оттенок сливочного масла для стен, например, с белым как сливки для багета и дверей и ореховое дерево для стендов с витринами и столов?

– Превосходно! – воскликнула Мария. – Ах, Эмма, ты схватила самую суть того, что я хотела! Я всегда говорила, что ты большой мастер в таких делах. Я использую эту цветовую гамму в эмблеме своей компании. А также на полосатой ленточке, которой будут завязывать коробки с пирожными.

– Коробки? Чтобы брать пирожные домой?

– Да. И на пикники тоже. Грин-парк находится напротив, так что я подумываю о том, чтобы в летние месяцы предлагать коробки с едой для пикника.

– Хочешь конкурировать со знаменитыми корзинками для пикников компании «Фортнум энд Мейсон», а?

– Я хочу не только конкурировать с «Фортнум энд Мейсон», – сказала ей Мария, – я хочу превзойти их.

Глубокий мужской голос ответил ей раньше, чем успела что-либо сказать Эмма:

– Честолюбивая цель.

Услышав этот знакомый голос, Мария скорчила гримасу, чувствуя, что ее охватывает ужас. Надеясь все-таки, что ошиблась, она обернулась, но при виде высокой мужской фигуры на пороге поняла, что никакой ошибки нет. Там стоял Филипп Хоторн с таким мрачным видом, словно на пресвитерианских похоронах.

Медленно, внимательно он оглядел ее с головы до ног, и ей вдруг почему-то стало стыдно за свою испачканную физиономию и забрызганную краской одежду. Его одежда, разумеется, была в полном порядке. На антрацитово-сером пиджаке ни пылинки, на бордовом жилете ни морщинки, а льняная сорочка была белоснежной.

Она переступила с ноги на ногу, чувствуя, что краснеет под его взглядом. Она думала, что он придет в ужас от ее вида, но, к своему удивлению, увидела, как уголки его губ дрогнули. Филипп, человек, который никогда не улыбался, тем более не смеялся, теперь смеялся над ней!

Она заметила, как он сжал губы, чтобы скрыть улыбку, и с достоинством ответила:

– В честолюбии нет ничего плохого.

– Возможно и так, мисс Мартингейл, – сказал он, входя внутрь помещения с наглой уверенностью, которая свойственна людям его класса почти с рождения, и ничуть не смущаясь тем, что его не приглашали войти. – Однако в женщине честолюбие не всегда бывает привлекательной чертой.

– А подслушивание чужих разговоров не является привлекательной чертой ни у кого, – парировала она.

– Едва ли это можно назвать подслушиванием, – сказал он, указывая на открытую дверь рукой, в которой держал шляпу.

– Значит, любую открытую дверь вы считаете приглашением не только слушать разговоры других людей, но и высказывать собственные мнения?

Они молчали, но атмосфера накалилась до предела, и Эмма тихо кашлянула.

Филипп, вежливый, как всегда, повернулся к ней и раскланялся:

– Добрый день, леди Марлоу.

– Добрый день, лорд Кейн. – Виконтесса присела в реверансе и взглянула на Марию. – Я не знала, что вы знакомы с моей подругой, мисс Мартингейл, – пробормотала она, переводя взгляд с Марии на Филиппа и обратно. Ее лоб пересекла морщинка, как будто она чувствовала напряжение, но не понимала, в чем его причина.

Если даже Филипп был удивлен тем, что человек такого низкого происхождения, как Мария, водит дружбу с виконтессой, он этого не показал, но прежде чем он успел ответить, заговорила Мария:

– Но этот человек не знаком со мной, Эмма, – весело сказала она. – Мы вообще не знаем друг друга. По крайней мере так мне было сказано. – Она не обратила внимания на озадаченную подругу и мило улыбнулась стоявшему напротив мужчине. – Знакомство подразумевает фамильярные отношения со мной, а такого этот джентльмен не допускает.

Он перестал улыбаться, но если она надеялась напоминанием о недавнем разговоре заставить его признаться в том, что они знакомы, то ее ждало разочарование.

– Я здесь по делу, мадам, – сказал он, – а точнее, по поводу заведения, которое вы намерены здесь открыть.

Эмма снова тихо кашлянула.

– В таком случае я, пожалуй, пойду, – сказала она. – Мария, я с удовольствием осмотрела твой будущий магазин.

– Задержись еще немного, – взмолилась Мария, бросая на Филиппа негодующий взгляд. – Если этот джентльмен желает поговорить со мной, то он наверняка может сделать это в присутствии моих друзей.

– Нет-нет. Мне пора идти. Надеюсь, мы с тобой увидимся на воскресном чаепитии на Литл-Рассел-стрит.

– Конечно. Но неужели, Эмма, ты не можешь задержаться?

– Боюсь, что не могу. Сегодня я должна присутствовать на благотворительном чае в Блумсбери, а ты знаешь, как трудно теперь стало передвигаться по Лондону. – Кивнув Филиппу, она направилась к двери. – Я поговорю с Гарри о новом каталоге сегодня же вечером.

– Спасибо, – сказала Мария, провожая подругу до двери. – Ты мне очень помогла.

Эмма ушла, а Мария, стоя на пороге распахнутой двери, чувствовала на своей спине сверлящий взгляд Филиппа. Сделав глубокий вдох, она повернулась:

– Не представляю, какое у вас ко мне может быть дело. Но надеюсь, что вы мне это объясните.

– Утром я проходил мимо и видел вас через окно. Я навел справки и обнаружил, что вы арендовали это помещение. Излишне говорить, что я был очень удивлен.

«И зол», – подумала она.

– Ваш интерес ко мне приводит меня в недоумение, сэр. Мы не знаем друг друга, вы не забыли? Вы сами сказали это мне.

– В тот момент при сложившихся обстоятельствах я подумал, что так будет лучше всего.

– Вы подумали, что лучше всего быть жестоким и бесцеремонным?

– Я… – Он замолчал на мгновение, и она заметила в его лице что-то вроде сожаления, но оно исчезло так же быстро, как появилось. – Простите меня. Я не хотел быть грубым или ранить ваши чувства. Просто я решил избавить нас обоих от, несомненно, неприятного разговора.

– Однако вы все-таки явились сюда.

– Теперь разговор между нами стал необходимым. – Он прищурил глаза, и лицо его снова стало жестким и неумолимым. – Мне казалось, что двенадцать лет назад я отчетливо объяснил вам, что вы никогда больше не должны иметь ничего общего с моим братом.

– С вашим братом? – переспросила она, притворяясь озадаченной. – Лоренс здесь? Я, должно быть, ослепла. Я его нигде не вижу. Он прячется?

– Ясно, что вы не изменились, мисс Мартингейл. Вы все такая же дерзкая, как прежде.

– Вы тоже не изменились. Вы все такой же сухой, как палка.

Он игнорировал насмешку.

– Вам заплатили тысячу фунтов в обмен на обещание держаться подальше от Лоренса.

Бросив на него невинный взгляд, она сказала правду:

– Я не видела вашего брата с тех пор, как двенадцать лет назад уехала из Кейн-Холла. Я слышала, что он уехал в Америку.

– Он вернулся из Америки. И в настоящее время живет вместе со мной. – Он жестом указал в направлении жилого дома, расположенного по соседству. – В доме, примыкающем к этому зданию. И не делайте вид, будто вам об этом неизвестно.

Она чуть помедлила с ответом, осторожно выбирая слова, потом сказала:

– Когда я решила арендовать это помещение, я и понятия не имела о том, что ваш брат проживает по соседству.

– Значит, вы хотите сказать, что не нарушили свое обещание? Что ваше присутствие здесь является простым совпадением? И вы хотите, чтобы я поверил этой неубедительной лжи?

– Мне абсолютно наплевать, чему вы верите, но я своего слова не нарушала.

– Вам едва ли удастся не нарушать его и далее, если вы будете с ним соседями. – Он сердито взглянул на нее. – Скажите мне, мисс Мартингейл, вы относитесь с таким же неуважением ко всем обещаниям, которые даете, или это касается исключительно обещаний, данных мне?

– Полно вам! – воскликнула рассерженная Мария. – Все это было двенадцать лет тому назад. Мы теперь взрослые люди, которые могут вежливо относиться друг к другу. Неужели мы должны шарахаться друг от друга как от чумы?

– Ты и есть чума, – пробормотал он. – Чума, вызывающая у мужчин безумие.

Она рассвирепела и уже открыла рот, чтобы высказать столь же лестное мнение о нем, но он ее опередил.

– Сколько? – спросил он.

– Простите, не поняла? – сказала Мария, ошарашенная столь резкой сменой темы разговора.

– Однажды мне пришлось заплатить вам, чтобы вы уехали. Я пытаюсь уточнить сумму, которую придется заплатить, чтобы заставить вас снова уехать. Ну, так сколько же?

Задыхаясь от возмущения, она не сразу смогла ответить:

– У вас не хватит на это денег!

– Уверяю, что я справлюсь. Назовите цену.

– Не все продается, милорд. Я нахожусь здесь и намерена здесь остаться, и вы ничего не сможете с этим сделать.

– Вы полагаете, что не смогу?

Вопрос был задан обманчиво спокойным тоном, но Мария была настороже. По собственному горькому опыту она знала, каким бессердечным может быть Филипп. По спине пробежали мурашки, словно предупреждая об опасности, но она все-таки продолжала стоять на своем.

– Вы ничего не сможете сделать, – повторила она.

– Двенадцать лет назад вы дали мне обещание, мисс Мартингейл, и, клянусь, я позабочусь о том, чтобы вы его сдержали. Откупиться от вас было бы самым простым и самым быстрым способом, но, поскольку такое решение вас не устраивает, мне придется обратиться к своим адвокатам.

– К адвокатам? Это еще зачем?

– Конечно, для того, чтобы оформить ваше выселение из этого помещения. – Сказав это, он повернулся и направился к двери, не дожидаясь, когда она придет в себя от удивления и сможет ответить.

– О чем вы говорите? Вы не можете выселить меня.