Текст книги "Свадебный переполох"

Глава 18

На следующее утро мужчины успели позавтракать и уйти из дома к тому моменту, когда Аннабел спустилась вниз. Ей сказали, что Кристиан объезжает поместье, а Артур с Джорджем отправились на рыбалку, что вовсе не оказалось для нее сюрпризом. Дайна тоже исчезла.

– Изучает окрестности, – объяснила Генриетта, когда девушка поинтересовалась, где ее младшая сестра.

– Кажется, у этой девочки очень сильна тяга к приключениям, – заметила Сильвия.

– Можно и так сказать, – с усмешкой ответила Генриетта. – Иногда я за нее беспокоюсь. Она скорее сорванец, а не благовоспитанная девочка.

– Конечно, она шаловлива, но ведь ей только одиннадцать. К тому же теперь все девушки стали более независимыми. Не сомневаюсь, что ее жизнь будет наполнена приключениями…

Аннабел бросила взгляд на свою руку, и результат ее собственного «приключения» сверкнул, как бы подмигивая ей.

Один из самых счастливых моментов в ее жизни?

Аннабел вскочила на ноги.

– Приношу свои извинения, – сказала она женщинам, тотчас прекратившим беседу и с удивлением уставившимся на нее. – Думаю, я тоже поищу приключений и обследую… Мне хотелось бы осмотреть дом.

– Да, разумеется, – кивнула Сильвия и тоже поднялась. – Я провожу вас.

– Нет-нет, пожалуйста, завтракайте спокойно. Я лишь хочу немного побродить… одна, если это приемлемо.

– Разумеется, моя милая. Вы же знаете, что это ваш дом.

Ее дом… Аннабел гуляла по длинным коридорам, изучала расшитые шелком картины на стенах, сверкающие хрустальные люстры и портреты в позолоченных рамах. Ей хотелось почувствовать себя здесь как дома, но у нее ничего не получалось, как ни старалась.

Однако ей чрезвычайно тут нравилось – нравились огромные крылья замка, бесконечные коридоры, тенистые сады, гигантские камины и даже скрипучие полы. Конечно, повсюду виднелись следы изношенности и недостатка надлежащей заботы, но у нее было более чем достаточно средств, чтобы навести здесь порядок.

Но увы, при попытках представить этот особняк своим домом Аннабел приходила в отчаяние, и ей казалось, что здесь она никогда не будет чувствовать себя дома, если… Если Кристиан не будет ее любить и жить здесь с ней. Ах, ведь именно этого она в действительности боялась. Боялась, что он уедет в Париж, а она останется в одиночестве – гулять по саду и бродить по коридорам.

Аннабел уставилась на его портрет, один из тех, что висели вдоль длинного и широкого коридора перед библиотекой. Кристиан казался очень юным – должно быть, на портрете ему было не больше двадцати, поэтому морщины в уголках глаз и возле губ еще не успели появиться. Кроме того, сейчас он казался красивее, чем в юности, но мужчинам почти всегда к лицу возраст (как большинство женщин, Аннабел находила это обстоятельство крайне несправедливым).

А по обеим сторонам от него красовались портреты дам. Одна из них, несомненно, была Сильвией. Вторая же казалась белокурым ангелом в розовом шелке, и она была необычайно бледна. Аннабел мгновенно поняла, что это Эви.

В отдалении послышались шаги, мягко приглушенные коврами, и девушка, обернувшись, увидела горничную в сером полосатом платье, белом переднике и в чепце. Заметив Аннабел, горничная остановилась.

– Могу я чем-то помочь вам, мисс? – спросила она.

– Нет-нет, – ответила Аннабел. – Я просто осматриваюсь.

Горничная бросила взгляд на стену, и на ее лице промелькнуло выражение неуверенности. Однако она сделала книксен и пошла дальше, оставив Аннабел созерцать бывшую жену Кристиана.

Эви дю Кейн была хорошенькой, как фарфоровая куколка. Ее глаза, очевидно, смотрели прямо на художника, но не кокетливо, а скорее устало, как если бы бриллиантовая диадема и серьги, которые украшали ее, оказались слишком тяжелыми для столь хрупкой шейки. Она почти сливалась с белой драпировкой из-за своего платья пастельного оттенка и светлых волос – так что казалось, вот-вот вовсе исчезнет.

Сердце Аннабел дрогнуло от жалости и страха. Она не была ни робкой, ни слишком скромной девушкой, но что ей останется без любви Кристиана? Горечь, конечно же. И злость, что, наверное, еще хуже.

На сей раз звук шагов заставил ее вздрогнуть, но это оказалась уже не робкая служанка, а сам хозяин дома. Причем Кристиан был весьма мрачен. Герцог украдкой бросил взгляд на стену, затем посмотрел на свою невесту.

– Я услышал, что вы здесь, – медленно произнес он. – Анна, старшая горничная, нашла меня и сообщила, что мне следует сюда прийти. Кажется, ее обеспокоило, что вы бродите здесь одна. – Он внимательно посмотрел на Аннабел. – Горничная беспокоилась не напрасно?

Аннабел медлила с ответом. Затем, осмотревшись, чтобы убедиться, что никто их не подслушивал, внезапно спросила:

– А правильно ли мы поступаем? Что, если… – Она помолчала. – Что, если мы делаем ошибку?

– Полагаю, у нас нет выбора, – тут же ответил герцог.

Конечно, Кристиан не любил ее – это она прекрасно знала. Но было ясно: что-то к ней он все же испытывал. Не потому, что переспал с ней, – Аннабел не была настолько наивна, чтобы думать так, – а из-за того, что герцог делал сейчас. Но достаточно ли этого для брака? Уважал ли он ее? И сможет ли полюбить ее позже?

Она отвернулась и снова посмотрел на бледную девушку на стене. Кристиан шагнул к ней и, положив руки ей на плечи, развернул к себе.

– Возможно, мы еще недостаточно знаем друг друга, – проговорила Аннабел, когда герцог медленно повел ее по коридору. Когда они остановились в холле, она внимательно посмотрела на него и добавила: – Возможно, вы были правы, когда предлагали фальшивую помолвку – тогда бы мы смогли лучше узнать друг друга, прежде чем пожениться.

Его губы вдруг расплылись в улыбке.

– Думаю, мы уже достаточно близко знакомы, разве нет? Ведь это и стало причиной такой спешки, помнишь?

Аннабел покраснела.

– Я говорю серьезно, Кристиан. Что, если мы сделаем друг друга несчастными? Я не… я не хочу, чтобы ты был несчастен.

Он с минуту смотрел на нее, все еще улыбаясь. Потом спросил:

– Теперь ты идешь на попятную? Ты проделываешь это со всеми своими женихами?

– У меня их было только два. И в первом случае отмена свадьбы случилась по твоей вине.

– Я начинаю беспокоиться, что ты можешь бросить меня у алтаря.

– О, Кристиан, это не смешно. Я… – Она умолкла – не смогла сказать, что любит его, так как слишком боялась услышать, что ее чувства не взаимны. Тяжело вздохнув, она пробормотала: – Впрочем, все это не имеет значения.

Несколько мгновений он молча смотрел на нее, склонив голову к плечу, а затем взял ее за руку.

– Идем со мной, Аннабел.

– Куда мы направляемся? – спросила она.

– Я хочу показать тебе кое-что.

Кристиан привел ее в противоположное крыло дома, и они поднялись по узкой темной лестнице. На верхней площадке обнаружился длинный и такой же узкий и темный коридор, по обеим сторонам которого виднелись двери, ведущие в небольшие комнатушки без мебели. В каждой имелось окно с видом на конюшни, ковер на полу и ореховые панели по низу стен, оклеенных полинявшими обоями в цветочек.

– Зачем ты привел меня сюда? Для чего нужны эти комнаты?

– Вот эта, например, – детская.

– Что?.. – Аннабел осмотрела убогую комнатку, абсурдно контрастировавшую с роскошными гостиными на первом этаже.

Первое, что бросалось в глаза, – это недостаток во всем. Тут были недостаточно большие окна, пропускающие недостаточно света, а также недостаточно мягкие для малышей ковры. К тому же комнаты родителей находились слишком далеко отсюда, так что ребенок не имел возможности прибежать к ним, если вдруг приснится плохой сон. Весьма озадаченная, Аннабел взглянула на герцога.

– Это мрачное место в дальнем конце дома – для ребенка? Ты, должно быть, шутишь?

Но он не шутил – это было написано на его лице.

– Так ты… – Она с трудом сглотнула. – Вы росли здесь с братом и сестрой?

Герцог кивнул:

– Да. Раз в день, если наши родители были дома, нас приводили вниз, в гостиную, где нас целовал отец, обнимала мать и где нами восхищались их друзья, если только никто из нас не плакал, не создавал шума и не задавал вопросов. Потом вызывали няню, и всех нас отводили обратно. Так мы жили, пока нам не исполнялось десять. Тогда каждого посылали в школу. Сильвия окончила школу во Франции, а мы с Эндрю – Итон, а затем и Оксфорд.

– Ради образования? – спросила Аннабел с язвительной усмешкой. – Или вас отправляли учиться, чтобы избавиться от вас?

Он заглянул ей в глаза.

– А как ты думаешь?

Она пожала плечами:

– Понятия не имею… Но если ты привел меня сюда, чтобы узнать мое мнение, то с радостью сообщу: я скажу «нет» всему этому. Да, школа важна – но не раньше, чем детям исполнится двенадцать. А до этого времени они не должны быть заперты в этом темном закутке. Мы используем эти комнаты для чего-нибудь другого. И устроим детскую ближе к нашим комнатам, где много окон и где есть место для игрушек, книг и всего остального. И никого из них не будут приводить к нам только раз в день, чтобы потом отправить обратно.

– Это называлось «ежедневным присмотром».

– Мне наплевать, как это называется! Нет, Кристиан, с нашими детьми такого не будет!

Он молча смотрел на нее, и на его лице не дрогнул ни единый мускул. Но она заметила в его глазах улыбку, и в тот же миг ее охватила какая-то удивительная нежность, а в сердце как будто расцвел чудесный цветок, становившийся все больше, разраставшийся…

А потом она ощутила необходимость сказать то, что чувствовала.

– Я люблю тебя, – вырвалось у нее. Она коснулась пальцами его лица, затем откинула с его лба прядь волос. – Я люблю тебя, Кристиан.

Тишину, воцарившуюся в комнате, казалось, можно было резать ножом. И Аннабел вдруг подумала: «Похоже, я совершила ошибку. Ведь Кристиан женится на мне из чувства долга, а не по любви. Если бы у него был выбор, он бы ни за что не сделал этого». Так что же она ожидала от него в ответ на свой бездумный порыв?

Молчание затягивалось, и с каждой секундой оно становилось все более тягостным, так что ей снова пришлось заговорить – только бы прервать это ужасное молчание.

– Я просто хотела, чтобы ты знал, – пролепетала Аннабел. – На случай… если тебя это вдруг волнует.

Она старалась убедить себя, что это не имело значения, но тот факт, что она сказала ему о своих чувствах, говорил об обратном, и они оба это знали.

Она уже хотела уйти, но он вдруг взял ее за руки и прижал к панели орехового дерева. А потом поцеловал так страстно, что Аннабел потеряла способность думать… и даже дышать.

Герцог же всем своим телом прижал ее к стене, и она почувствовала, как он возбужден. Затем одна его рука легла ей на грудь, а другая скользнула под юбки – и в панталоны.

Она прервала поцелуй, но он снова впился губами в ее губы. И в тот же миг коснулся пальцами ее лона. Аннабел вновь прервала поцелуй, издав негромкий стон и закрыв глаза, чувствуя жар, разливающийся по всему телу. А он пробормотал ей в ухо:

– Я хочу тебя, Аннабел. Прямо здесь, прямо сейчас.

Она кивнула, соглашаясь, – не могла не согласиться. Он тотчас перестал ласкать ее грудь и обеими руками стащил с нее панталоны – они соскользнули по ее ногам. Целуя ее в шею, Кристиан расстегнул пуговицы на брюках, и теперь его дыхание стало хриплым, а все движения резкими и торопливыми. А потом его руки обхватили ягодицы девушки, приподняв ее, и Аннабел инстинктивно раздвинула ноги. Кристиан тут же вошел в нее, и горячая волна наслаждения почти сразу же накрыла ее. Она закричала, а жаркие волны снова и снова накатывали на нее. Они содрогнулись почти одновременно, а потом затихли, тяжело дыша.

Какое-то время Кристиан по-прежнему прижимал ее к стене, а затем медленно и осторожно опустил, и ее ноги коснулись пола. Улыбнувшись, он провел кончиками пальцев по ее щеке, и в этот миг выражение его лица было таким нежным, что она почти поверила, что он любил ее. Но герцог не сказал ни слова, и эти несколько минут, какими бы страстными они ни были, ничего не изменили.

А он вдруг взял ее лицо в ладони и, поцеловав в губы, проговорил:

– Тебе лучше вернуться первой. – Кристиан отступил на несколько шагов. – А если кто-нибудь из слуг увидит тебя, то ты заблудилась, понятно?

Она кивнула:

– Да, весьма правдоподобно звучит.

Аннабел направилась к лестнице и отыскала дорогу в гостиную, где вся ее семья пила чай вместе с леди Сильвией. Но девушка не могла присоединиться к ним, так как вся ее одежда находилась в беспорядке. К тому же она чувствовала влагу между ног, и, должно быть, от нее исходил весьма характерный запах.

Быстро направившись в свою комнату, Аннабел помылась водой из кувшина на туалетном столике, а затем пролила немного воды на платье, чтобы как-то объяснить его смену – в конце концов, слуги все замечали.

Надев другое платье и почувствовав себя посвежевшей, она позвала горничную, чтобы убрать воду. Затем заколола волосы, выбившиеся из прически, и припудрилась. В зеркале она видела, как служанка вытирала воду с пола, и вспоминала, как не так уж давно сама мыла полы. А еще – стирала одежду с помощью стиральной доски. И вот теперь она в Англии… и вот-вот станет герцогиней.

Герцогиней – без любви мужа.

Аннабел поставила локоть на туалетный столик и задумалась… Ну почему она сейчас все время об этом думала? Ведь раньше она никогда не думала о любви… Была готова выйти замуж за Бернарда и провести с ним всю жизнь, хотя и не любила его.

Вспомнив о графе, Аннабел поморщилась. О чем она только думала, соглашаясь выйти за него?

Наверное, все дело в том, что она не любила Бернарда. И ее, запутавшуюся и сбитую с толку, это вполне устраивало. Без любви было куда проще. Безопаснее. И не так больно… Ведь ничто не ранит больнее, чем не оправдавшиеся ожидания.

Но что же ей теперь делать? Наверное, лучшее, что она могла сделать, – это снова стать той девушкой, которой была два месяца назад, когда с радостью ожидала свадьбы без любви и жила безо всяких иллюзий. Той девушке невозможно было причинить боль.

Но она уже не была такой, как прежде. Она любила Кристиана и пыталась поверить, что отсутствие взаимности ничего для нее не значило. Но нет – очень много значило. И она всю жизнь будет ждать от Кристиана тех слов, которых никогда не услышит. И она будет страдать, когда он начнет от нее уезжать, чтобы где-нибудь развлечься.

А ведь так и случится! Так всегда бывает с красивыми мужчинами – она знала это наверняка. Ее отец постоянно уходил, и мама целыми днями плакала. А однажды он ушел – и уже не вернулся.

Бернард прямо говорил ей, что у каждого из них будет своя собственная жизнь и свои обязанности. И говорил, что они неделями – или даже дольше – будут жить вдали друг от друга. Тогда ее это вполне устраивало, а теперь…

Нет, с Кристианом она не хотела отдельных постелей и отдельных жизней, не хотела свободы. Хотела каждый день и каждую ночь быть рядом с ним. Но ведь его первая жена тоже этого хотела…

Глядя на горничную, отражавшуюся в зеркале, Аннабел вновь вспомнила о той девчонке из Гузнек-Бенда, что сама скребла полы и носила поношенные туфли, потому что семья не могла купить для нее новые. Сердце той девочки разбилось вдребезги из-за того, что она не годилась в невесты мальчишке Хардингов. Однако несмотря на все сложности и страдания, которыми была полна ее жизнь, мысль о том, чтобы покончить с ней, ни разу не приходила ей в голову. И никогда не придет. Она не для того родилась.

Нельзя заставить мужчину полюбить тебя. Можно лишь смириться с тем, что он тебя не любит, и довольствоваться тем, что имеешь. Но Аннабел знала, что довольствоваться малым ей никогда не удавалось и едва ли когда-нибудь удастся. И у нее не было никаких оснований предполагать, что во втором браке Кристиан станет иначе относиться к жене, чем в первом.

И тут ей представилась ее будущая жизнь… Представилось, как она, увенчанная герцогской диадемой, будет участвовать в благотворительности, открывать приемы… и проводить большую часть ночей в одиночестве. Многие замужние дамы скажут, что так даже лучше. Прежде она тоже так считала, но теперь ее сердце протестовало. Теперь она знала, что без любви все остальное не имело смысла.

Аннабел со вздохом встала и вышла из комнаты. Она спустилась вниз, чтобы выпить чаю и поужинать, а потом присоединилась к тем, кто уже сидел в гостиной. Там, слушая семейные истории Сильвии и Кристиана о жизни в Скарборо, она старалась не питать особых надежд и видеть лишь то, что находилось прямо перед ее глазами.

Она рано отправилась спать, и ей не нужен был предлог для этого. В конце концов, завтра ее свадьба.

Вернувшись в спальню, Аннабел позвонила, вызывая Лизу, и, пока горничная помогала ей раздеться, она рассматривала роскошную мебель вокруг – мебель, за которую заплатила другая американская наследница. И Аннабел явственно ощущала, как тяжело давила ей на лоб герцогская диадема, хотя она даже еще не надела ее.

Она облачилась в ночную сорочку и скользнула в постель. Но заснуть не смогла и долго лежала в темноте, стараясь пробудить в сердце надежду на то, что Кристиан, возможно, полюбит ее в будущем. Любовь в будущем казалась очень слабым утешением, но никакого другого у нее все равно не было.

Забавно, что раньше она не считала любовь мужа чем-то необходимым. Но теперь только этого она по-настоящему желала. И только это нельзя было купить за деньги. Завтра – день ее свадьбы, но без любви Кристиана этот день станет лишь очередной датой на календаре.

Глава 19

Время почти пришло. Кристиан задержался перед зеркалом, слушая, как колокола часовни звонят в отдалении. Затем заглянул в собственные глаза, отражавшиеся в зеркале. Вчерашние слова Аннабел все еще звенели у него в ушах.

«Я люблю тебя».

Когда она сказала это, он едва ли поверил ей – отнес ее слова на счет желания, которое женщины так часто путают с любовью. Но сегодня утром, когда он проснулся, эти слова эхом отдавались в его памяти, и он решил, что отныне будет считать их истиной. Решил, что сделает их правдивыми – пусть даже ему придется потратить на это всю жизнь. И он поклялся, что будет видеть Аннабел каждый день и каждую ночь до конца своих дней. Потому что он любил ее.

Возможно, он полюбил ее еще той ночью, когда они сидели в ее «форде» и она, усмехаясь, рассказывала, как купила банк, затем, смеясь, потащила его в турецкую баню. Он был очарован ею даже и на следующий день, когда ударила его в челюсть.

Кристиан никогда ни за что бы не поверил, что сможет полюбить. Он никогда раньше не любил, но теперь был влюблен и слышал гулкий стук собственного сердца. А его онемевшие пальцы никак не могли завязать галстук. Но главное – мужчина в зеркале улыбался так, как улыбались только счастливые люди.

«Наверное, влюбленные мужчины всегда выглядят смешно», – подумал герцог.

А еще они делали глупости. Например, останавливали венчание, находясь в пьяном виде. Но если кто-нибудь сделает то же самое сегодня, то он прикончит ублюдка!

Макинтайр за его спиной деликатно кашлянул.

– Ваша светлость, вам помочь?

Этот вопрос вернул его к реальности.

– Нет-нет. – Кристиан стер с лица улыбку, возвращаясь к насущной проблеме, которую представлял его белый шелковый галстук. Покончив с ним, он опустил руки и несколько мгновений изучал результат своих трудов. Затем, удовлетворившись, кивнул и отвернулся от зеркала.

Но Макинтайр все же поправил галстук хозяина, прежде чем прикрепить к нему булавку. После чего подал ему свадебный сюртук. Руки герцога скользнули в рукава, и он повернулся к Макинтайру, чтобы тот застегнул пуговицы. К лацкану камердинер приколол букетик из фиалок и розовых бутонов, а затем протянул Кристиану пару белых перчаток.

– Спасибо, – кивнул герцог. – Пусть Каррадерз подает экипаж. Я вскоре спущусь.

– Да, ваша светлость.

Поклонившись, слуга удалился. Кристиан же не пошел за ним, поскольку ему оставалось сделать еще одно дело, прежде чем отправиться в часовню. Он вышел из комнаты и спустился вниз, но вместо того чтобы направиться в холл, повернул в противоположную сторону, туда, где находилась картинная галерея.

Задержавшись у входа, герцог сделал глубокий вдох, затем прошел по коридору и остановился перед портретом бледной хрупкой девушки с волосами, отливающими светлым золотом, – то был образ, который он созерцал уже двенадцать лет, хотя и старался не смотреть на портрет Эви подолгу.

Но теперь Кристиан заставил себя как следует взглянуть на нее – взглянуть на эту робкую улыбку и на эти голубые глаза, когда-то смотревшие на него с таким обожанием. Он также заставил себя вспомнить о некоторых событиях… Вспомнил кричащего на него Эндрю, напоминающего о чести семьи и долге перед Скарборо. Вспомнил и лондонский сезон с его балами, приемами и хорошенькими наследницами из Америки. На одном из таких балов он и подошел к Эви, чтобы пригласить ее на танец…

Он заставил себя вспомнить то лето, которое они провели в Филадельфии, – тогда он и попросил ее выйти за него. И вспомнил те обещания, что дал ее родителям, а также собственный цинизм, когда раздумывал о том чрезмерном значении, которое глупые американцы придавали любви в таком скучном деле, как брак.

Он смотрел на Эви и вспоминал всю ту ложь, которую говорил ей. Ложь, которую скрывала его, Кристиана, улыбка, его взгляд и голос все то время, что он ухаживал за ней. И вспомнил лживые клятвы, которые давал ей в день их свадьбы.

Он заставил себя подумать о том человеке, которым был, когда давал те клятвы, о том самонадеянном молодом человеке, который, хотя и ни разу не изменил жене за три года, все же не был ей по-настоящему верен. Он продолжал пить и играть, тратя время на бесполезные занятия и приятелей и забыв о женщине, которой поклялся в любви и деньги которой тратил. Он тогда ни разу не задумался о степени ее одиночества. И не был рядом с ней в минуты отчаяния.

Сегодня день его второй свадьбы, и теперь, глядя на портрет своей первой жены, Кристиан выплеснул всю свою боль в словах, которые давно уже следовало произнести. Но только сейчас, глядя в глаза Эви, он прошептал:

– Мне очень жаль. Пожалуйста, прости меня, Эви.

Он не заслужил прощения. Он знал это. Но стоя здесь и думая о том человеке, которым был тогда, Кристиан знал, что больше таким не будет. Прошло двенадцать лет, и он изменился, даже не заметив, когда и как это произошло. Мужчина, которым он теперь стал, был способен ценить то, что имел, мог выполнять свои обязанности и любить ту женщину, на которой собирался жениться.

И клятвы, которые он даст сегодня, не будут ложью. Он любил Аннабел и хотел уважать ее и заботиться о ней всегда, хотел провести свою жизнь только с ней одной. Он желал, чтобы она тоже любила его, и мечтал каждый день делать ее счастливой. Он любил ее так, как тот легкомысленный юнец не был способен любить Эви.

Тут в очередной раз пробили часы, и Кристиан понял, что время пришло. Медленно, с чувством сожаления и раскаяния, Кристиан оставил прошлое позади и протянул руку к портрету, чтобы в последний раз коснуться бледной щеки своей покойной жены.

– Эви, – тихо произнес он, – пора попрощаться.

Платье сидело на ней идеально, цветы были прекрасны, а от красоты часовни у Аннабел захватило дух, когда она шла по проходу рядом с Джорджем. Она радовалась, что на ее лице была вуаль. Вуаль помогала скрывать волнение и позволяла выглядеть спокойной, пока она шла навстречу Кристиану, смотревшему на нее с чрезвычайно серьезным выражением лица.

Наконец отчим выпустил ее руку, и она стала рядом с женихом. Но от этого ее сомнения лишь усилились.

– Дорогие мои возлюбленные… – начал викарий, и мысли Аннабел понеслись вскачь – точно испуганные кони.

Надо ли ей делать это? Она очень сомневалась… Сможет ли она провести всю жизнь рядом с любимым без взаимной любви? Она уже начинала бояться, что не выдержит этого.

– Если у кого-нибудь есть причина, – произнес священник, – по которой эти двое не могут вступить в священный брак, то пусть говорит сейчас – или молчит всегда.

Стало ясно, что наступил тот самый момент, момент истины. Сейчас – или никогда.

– Подождите! – Аннабел подняла руку, обтянутую белой перчаткой. – Я не могу!

Не обращая внимания на изумленные взгляды и восклицания гостей, она откинула вуаль, сунула букет в руки Сильвии и повернулась к Кристиану.

– Я не могу этого сделать, – сказала она, заставив себя взглянуть прямо ему в лицо. – Я не могу выйти за тебя только из-за боязни того, что подумают другие люди, или из-за того, что ты желаешь поступить благородно по отношению ко мне. Я не могу этого сделать.

Он смотрел на нее во все глаза – как будто не в силах был поверить в то, что слышал. И она не могла его винить, потому что лишь сейчас приняла окончательное решение.

– Прости, Кристиан. Я знаю, что я самая несносная женщина в мире. У меня ушло слишком много времени на то, чтобы осознать свою ошибку, но теперь я ее осознаю. Я ошибалась, а ты был прав.

– Прав в чем? Аннабел, о чем ты говоришь?

– Ты как-то сказал, что никто не должен выходить замуж без любви. – Она помолчала, собираясь с духом, чтобы произнести те слова, которые хотела сказать. – И ты был прав. – Аннабел усмехнулась, показав на богатое убранство часовни. – Без любви все это не имеет смысла. Я люблю тебя, но знаю, что ты меня не любишь, поэтому я не могу выйти за тебя, Кристиан. Мне очень жаль…

Слезы заструились по ее лицу – слезы, лившиеся прямо из разбитого сердца. Но она тотчас отвернулась, чтобы Кристиан не заметил ее слез, и, подобрав юбки, стремительно побежала по проходу, не обращая внимания на пораженных гостей и голос Кристиана – тот звал ее по имени.

Аннабел бежала изо всех сил, бежала, пока часовня не осталась позади и под ее ногами не оказался зеленый газон. Она не знала, куда бежит, но хотела убежать как можно дальше от любимого.

Тут снова раздался его голос:

– Аннабел, подожди!

Она слышала, как он бежал за ней, и постаралась бежать еще быстрее, но против него у нее не было шансов, особенно в туго затянутом корсете. Как Аннабел ни старалась, через несколько мгновений она почувствовала, как рука Кристиана обхватила ее талию. Он тотчас остановился, заставив остановиться и ее, затем прошептал ей в ухо:

– Так ты в самом деле любишь меня?

Она сопротивлялась, но он крепко держал ее, а его горячее дыхание опаляло ее щеку.

– Отпусти меня, Кристиан! – Она всхлипнула, вцепившись в его руку на своей талии. А по щекам ее снова заструились слезы.

– Так ты тогда сказала правду? – снова спросил Кристиан. – Скажи, ты любишь меня?

Но Аннабел не могла произнести слова о любви.

– Какая разница? – пробурчала она, радуясь, что он не видел ее слез. – Мы не можем пожениться. Разве ты не понимаешь? Я не могу стать… твоим вторым шансом.

– Ты действительно так думаешь? – Он отпустил ее, но только для того, чтобы она смогла повернуться к нему лицом. А затем его пальцы сжали ее плечи. – Думаешь, что я женюсь на тебе, чтобы исправить мою ошибку с Эви?

– А разве не так?

– Нет. И я женюсь на тебе не потому, что это с моей стороны благородно, как ты сказала. Хотя я не виню тебя, если ты так думаешь. Раньше я и сам так думал. Но этим утром я наконец сказал себе правду. Видишь ли, я никогда не отличался склонностью к благородным поступкам. Я женюсь на тебе просто потому, что ты нужна мне. Я люблю тебя, Аннабел. Я понял это слишком поздно, но это – чистейшая правда.

Она смотрела на него в изумлении, не в состоянии поверить ему.

– Это… в самом деле так?

– Да, Аннабел. – Он еще крепче сжал ее плечи и слегка встряхнул. – Меня не заботит, откуда ты родом, и мне все равно, как ты говоришь, – я в восторге от твоего голоса. А если ты когда-нибудь вздумаешь брать уроки дикции, то я подам на развод. И я женюсь на тебе не потому, что боюсь сплетней. Я вовсе не спасаю твою репутацию и не геройствую. Просто я люблю тебя. Я любил тебя почти с самого начала, но не понимал этого. Назови меня глупцом, но я полагаю, до меня начало это доходить только тогда, когда я приехал домой.

– Домой? Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать – сюда, в Скарборо. Находясь здесь без тебя, подготавливая все к сегодняшнему дню, я задумался о том, что все это значит для меня. Ну… брак, дети и прочее… И я понял, что мы будем заботиться о нашем доме не только для самих себя, но для них, для следующих поколений. Вот почему вчера я отвел тебя в детскую. И я никогда не чувствовал себя более счастливым, чем в тот миг, когда ты сказала, что не хочешь, чтобы наши дети росли в этих темных и мрачных комнатах, что ты не допустишь этого.

– Я просто убеждена, что…

– Да, я знаю. И за это тоже люблю тебя, Аннабел. – Он помолчал, пристально глядя на нее. – Однако я не думал, что ты попытаешься сбежать от ответственности.

Она тяжело вздохнула:

– Но, Кристиан, я…

– Да, никогда не думал, что ты сбежишь или же станешь искать легких путей. – Он раскинул руки, как будто хотел охватить ими все поместье, раскинувшееся вокруг них. – Я думал, ты боролась за это. И за нас с тобой.

Аннабел снова всхлипнула, всем сердцем желая верить ему.

– Ах, Кристиан…

– Я не хочу убегать от своих обязанностей, – продолжал он. – В первый раз я чувствую: цель моей жизни в том, чтобы быть твоим мужем, жить здесь с тобой и с нашими детьми, заботиться о нашем доме и об окрестных фермах. Брак с Эви я воспринимал как скучную обязанность, поэтому не собирался менять свой образ жизни. Мне был всего двадцать один год, когда я женился, и я тогда не знал, что такое любовь и долг. Но теперь-то я хорошо знаю, что это такое. Я люблю тебя, Аннабел, и выполню свой долг перед тобой, перед нами обоими и перед нашими детьми.

– А я…

– Буду честен, – снова перебил герцог, – я рад, что у тебя есть деньги, потому что они понадобятся для Скарборо. Жаль, что я не могу сделать широкий жест и сказать, что не возьму у тебя ни пенни, – я просто не могу себе этого позволить. Но клянусь тебе, Аннабел, клянусь своей жизнью, что твои деньги не имеют ни малейшего отношения к причинам, по которым я хочу жениться на тебе. Причина лишь в том, что я люблю тебя, и…

– Сколько же болтовни! – воскликнула Аннабел. – Когда ты принимаешься уговаривать девушку, то не знаешь, когда вовремя остановиться! Могу я сказать тебе кое-что?

Он выпрямился, отпуская ее, и кашлянул.

– Да, конечно. Прости.

– Так вот, я действительно люблю тебя. – Она радостно улыбнулась. – И я вовсе не пыталась сбежать или уйти от ответственности. Но я знала, что не смогу выйти за тебя, если ты не любишь меня. Ведь я-то люблю тебя, Кристиан. Но теперь, когда я знаю о твоих чувствах… Теперь ты никогда в жизни не сможешь от меня избавиться! А если решишь отказаться от своего титула, если решишь отправиться в Париж, или в Америку, или даже на Клондайк, лучше тебе приготовиться к тому, что я поеду с тобой. Потому что я не собираюсь сидеть дома в одиночестве и страдать без тебя.