Текст книги "Возвращение Ленина в Россию в 1917 году. Почти детективная история"

Немного о предыстории

Революция – это не баррикады, а состояние умов.

Испанский философ и литератор Хосе Ортега-и-Гассет

Стоит ли ограничивать сведения о предыстории предмета нашего разбирательства? При рассмотрении прошлого, настоящего и будущего, материалов должно быть как можно больше. Предыстории, как фундаменту того или иного события, предписано быть подробной. Иначе не разобраться в комбинациях политики изучаемого периода.

А наличие политического содержания буквально выпирает из любого состоявшегося или прогнозируемого события даже в чисто технических, казалось бы, вопросах. Разве есть в мире какое-либо научное открытие в области физики, химии, математики и т. д., которое, пусть опосредовано, но не связано с политикой тысячами зримых/незримых нитей? Не было и нет. Особенно в области применения открытия.

Тому, кто не согласен с этим и тешит себя иллюзиями, назовём всего один, но яркий пример. Все наслышаны о политэкономии, А как насчёт «политфизики»? Такой науки, конечно, нет. Однако внешне несуразное определение «политическая физика» имеет связь с теорией относительности А. Эйнштейна. Увязав последнюю с теорией Большого Взрыва, открыв эффект так называемого красного смещения (расширяющаяся вселенная), ряд учёных, не смущаясь, подводит нас к версии сотворения мироздания по воле бога, снова сталкивая лбами сторонников материалистической и идеалистической философий. Отсюда, кстати, всегда был один шаг до столкновений военно-политических.

Впрочем, смущаться нечего. Всё обыкновенно. Всё вписывается в застарелую привычку непорядочных людей отрицать наличие умысла, корысти, личной или групповой заинтересованности, но при этом непременно руководствоваться данными мотивами. Заповедью «не лги» вдохновилось, как бы помягче выразиться, совсем не большинство землян. Поэтому даже астрономия, вроде отрешённая от всего суетного, тоже повязана с политикой. Причём издавна. Например, когда в угоду правящим классам ещё долго продолжала настаивать на геоцентрическом строении Солнечной системы, хотя Николай Коперник уже доказал её гелиоцентричность. А разве в присвоении имён различных деятелей объектам в космосе не кроется политическая составляющая?

История же, включая такую её консервативную отрасль, как археология, – самая политизированная из наук. Ей особенно трудно, почти невозможно оставаться беспристрастной. Исходная информация для занятий ею превышает объёмом всё используемое любой другой наукой. Только ограниченные рамки данной публикации помешали мне привести по «делу Ленина» большее количество обвинительных и оправдательных материалов.

Теперь самое время обратиться к предыстории обвинения в адрес Ленина, хотя заданный размер книги сузил и эти пределы. Речь пойдёт о событиях хорошо известных. Вот только трактуют их современные историки-конъюнктурщики весьма вольно и в отрыве от элементарной логики. Да ещё прибегают к откровенной фальсификации.

Всегда были и есть, как сторонники, так и противники самодержавия. Но сейчас речь не столько о конкретных царях, сколько об общественном устройстве и форме правления как таковой. Рассматривая соотношение монархических и республиканских сил в России, нельзя не придти к выводу о безусловном доминировании в предреволюционном обществе антимонархических настроений. Не одним лишь социал-демократам были они свойственны. Со времён декабристов количество дворян с запрятанным в глубине души антицаризмом медленно росло. В других общественных слоях оно с восшествием на престол каждого нового самодержца росло в геометрической прогрессии.

Это не было странным, невзирая на то, что на знаменитом Венском конгрессе в 1814–1815 гг. Запад нехотя, но наконец-то признал Россию великой державой. Победа над Наполеоном стала пиком мощи и авторитета царской империи, хотя по историческим меркам это продлилось, прямо скажем, недолго. Подкрался период державной гордыни, не более того. Так произошло из-за удушающих, мертвящих порядков, введённых режимом Николая I (красноречивое прозвище – Николай Палкин), его самодурского стиля правления. Фоном служил увеличивавшейся военно-экономический разрыв между нашей страной и набиравшим силу хитрым и хронически русофобским Западом. Поначалу он воззвал к России о помощи в подавлении революции 1848-49 гг., охватившей несколько европейских государств, но, решая свои геополитические задачи, условно говоря, на следующий день объявил ей войну и высадился в Крыму.

Царь, который со времён декабристов панически боялся антимонархических протестов и заговоров, придал России неприглядную ипостась жандарма Европы и, полный близорукого самодовольства, двинул войска в заграничный поход на подавление народных восстаний. (Для обеспечения незыблемости крепостнических порядков наводнил неспокойные районы внутри страны 400 тысячами солдат.)

Солидарность пролетариата, фарисейски осуждаемая пропагандистами-капиталистами, нередко служит им примером для подражания. Классовая солидарность берёт верх над расовыми и религиозными предрассудками эксплуататоров, подталкивая их к единству перед лицом народных возмущений. Это я к тому, что православный царь снюхался даже с турецким султаном – этим извечным врагом России – чтобы совместно с янычарами усмирить население Молдавии и Валахии. Тогда же он оказал военную помощь турецкому султану, потерпевшему поражение в войне с мятежным Египтом. Впрочем, очень скоро турки вместе с европейскими странами снова дружно ударили по России.[6]6
  Хотя боевые действия разворачивались в Дунайских княжествах, на Кавказе, на Камчатке, в Чёрном, Балтийском, Баренцевом и Белом морях, наибольшего ожесточения они достигли в Крыму. Поэтому войну 1852-56 гг. называют Крымской. Часть историков считает достоверным, что Николай I, потрясённый предательством вчерашних «друзей»  – Англии, Франции, Турции, Сардинского королевства, развязавших эту войну, в 1855 г. покончил с собой: отравился.


[Закрыть]

Потенциал русского могущества был тупо и преступно растрачен Николаем I и его преемниками. Россия проигрывала крупные войны, одерживая победы лишь над слабейшими противниками вроде Турции, Ирана, Китая. Наряду с распространением своего влияния на Кавказе и в Средней Азии, несла колоссальные финансовые и территориальные потери. Она испытала позор разгрома в Крымской войне. В результате поражения в русско-японской войне лишилась дальневосточных владений, имеющих непреходящее экономическое и военно-стратегическое значение. А чего стоит бездарная сделка по продаже Аляски!

К 1917 году страна уже катастрофически отставала в промышленном развитии. Её сельское хозяйство застыло на уровне XIX века. Ни отмена крепостного права, ни хвалёные столыпинские реформы не выправили положения. Последние даже ухудшили его, развивая в деревне не передовые методы производства сельхозпродуктов, а буржуазные порядки, кулацкий гнёт и ломая коллективистское содержание сущности русского крестьянства – его общину. Перед войной определённые положительные сдвиги в экономике происходили. Но называть это, как делают некоторые историки, «бурным ростом» – демонстрировать отрицательный сдвиг собственного сознания.

Подавляющее большинство цифр, которыми оперируют сегодняшние защитники самодержавия, доказывающие сей «бурный рост», – липа царских или горбачёвских и постперестроечных времён. То же самое можно сказать о целом ряде их аргументов.

Вражеская пропаганда трезвонит о том, что дореволюционная Россия заваливала Европу хлебом. Однако скрывает, что экспортировался не избыток, а всё зерно, которое можно было выгодно сбыть. Она бездоказательно отводит аграрному потенциалу царской империи лидирующее место в мире. Между тем, перед Первой мировой войной Россия по объёму производства сельхозпродуктов на душу населения в сравнении с Европой, Штатами, Канадой, Австралией и др. топталась где-то в районе двадцатого места. «Россия фактически не вылезает из состояния голода то в одной, то в другой губернии, как до войны, так и во время войны». Это слова не из большевистской прокламации, а из оценки министра земледелия А. Н. Наумова в 1915 году.

Безотрадное свидетельство оставил нам публицист той поры И. И. Колышко. Будучи скользким чиновником и доверенным порученцем Председателя Совета министров Российской империи С. Ю. Витте – этого рокового персонажа российской истории с сомнительной репутацией – даже он не выдержал несправедливости и трагизма ситуации. Как говорится, его прорвало, и он написал:

«По головам голодающего русского центра неслись к портам Риги, Либавы, Одессы поезда с сибирским маслом, яйцами, птицей, мясом, а великоросс, провожая их, только облизывался… Русским сахаром откармливала Англия своих свиней, на вывоз сахара в Персию, Турцию, на Балканы давались вывозные премии, а великоросс пил чай вприглядку. В Берлине в дни привоза русского мороженого мяса и птицы немцы обжирались ими доотвалу, а великоросс ел мясо лишь по двунадесятым праздникам…».

1913-й выдался рекордным по валовому сбору зерновых. На душу населения пришлось по 470 килограммов зерна. Вроде бы неплохо, зная, что обеспечить минимальное пропитание можно, исходя из расчёта: не менее 400 килограммов зерна в год на душу населения, а сносное пропитание – не менее 500 килограммов. На Западе были страны, где зерна на душу населения тоже производилось маловато. Это – Англия, Германия, Франция. Однако их правительства недостающее количество зерна импортировали. Российская власть была обязана делать то же самое, а она в основном занималась преступным экспортом. Если же и осуществляла закупки за границей, то это часто была русская пшеница, но приобретаемая по более дорогой цене, чем была продана.

Не могу удержаться, чтобы не дать картину материального уровня жизни предвоенной поры. Наилучшим образом он проясняется при сопоставлении цен на товары и услуги с заработками. Цены в розничной торговле взяты усреднённые – за период с нулевых годов до начала Первой мировой войны.

В то время фунт чёрного хлеба стоил 3–4 копейки, фунт белого – 7-10 копеек, килограмм чая – 3 рубля, фунт сахарного песка – 25 копеек, бутылка водки (0,6 литра) – 40–60 копеек, 1 килограмм картофеля – 5-15 копеек, литр молока – до 16 копеек, килограмм соли – 3 копейки, десяток яиц – 30 копеек, килограмм говядины – до 1 рубля, столько же – одна курица. За выходную рубаху надо было отдать 3 рубля, за яловые сапоги – 5 рублей, за лошадь рабочую ломовую – 70 рублей, за швейную машинку – 100 рублей. Билет на поезд Петербург – Москва стоил от 6 до 16 рублей.

Стоимость медицинской помощи, обучения в гимназиях и университетах и пр. не привожу из-за недоступности большинству большинства этих услуг (прошу прощения за тавтологию). Получка каменщиков, землекопов, чернорабочих, колебалась между 1,5 и 2 рублями в месяц. Многие из них теснились с многодетными семьями на нарах в бараках казарменного типа, где нары разделялись занавесками. Антисанитария в таких жилищах зашкаливала. Текстильщики имели ежемесячно от 8 до 15 рублей. Они и рабочие-металлисты могли квартировать в деревянных бараках с отдельными комнатами, а то и в густонаселённых, но каменных домах, платя в последнем случае 5–7 рублей в месяц. Такая «роскошь» была возможна потому, что квалифицированные станочники зарабатывали обычно по 25–35 рублей.

Жёны не работали, смотрели за детьми. Некоторые подрабатывали уборщицами у господ, другими случайными занятиями. Нередко часть зарплаты или даже вся она выдавалась карточками, которые принимались только в заводском магазине, где отпускали товары по завышенным ценам, не первого сорта и не первой свежести.

Значительную часть населения составляла прислуга с её пяти-десятирублёвым жалованьем. Вилка зарплат чиновничества была велика: от 20 до 300 рублей. Губернаторы, министры и другие высшие сановники имели шикарные оклады – до 1.500 рублей в месяц. Великиё русский писатель Л. Н. Толстой возмущался тем, что недоброй памяти премьер Столыпин имел из казны в год 80 000 рублей золотом. Младшее и среднее офицерство получало ежемесячно 80-150 рублей, старшее офицерство и генералитет – от 350 до 750 рублей. Полиция особо не роскошествовала, отчего в ней плодились взяточники. Ставка младшего городового равнялась 13 рублям, старшего – 15 рублям, полицмейстера – 80 рублям. Правда, после революционных событий 1905 года их ставки повысились втрое. Так же щедро стали оплачивать услуги осведомителей и провокаторов, внедряемых в нелегальные оппозиционные организации: 20-50-100 рублей ежемесячно.

У крестьян не только 1 рубль, но и полтинник считался богатством. А Россия была крестьянской страной. Парни из русских деревень были основным составом, отбывавшим воинскую повинность. И по свидетельству современников половина этих парней впервые в жизни пробовала мясо лишь из армейского котла.

Моральный уровень жизни тоже проверяется деньгами. В данном случае имеется в виду аморальность общества, в котором при самодержавии была легализована проституция. В полиции регистрировали проституток, выдавая им так называемый «жёлтый билет» (он стал именем нарицательным). Их услуги в дешёвом заведении стоили 50 копеек, в «приличном» – 3 рубля. Безбилетная уличная девка могла обслужить клиента и за двугривенник (20 копеек), базарная – за гривенник или пятиалтынный, то есть за 10 или 15 копеек.

Большевики покончили с проституцией как с явлением. Сегодня антибольшевики массово выступают за легализацию проституции, которая превратилась в доминирующее явление индустрии развлечений почти в каждой десоветизированной республике. Хуже того, кое-кем она расценивается как признак «цивилизованности» и «европейства». И что-то не видать, не слыхать, чтобы монархисты (кроме, пожалуй, ряда служителей религиозных культов) осудили царизм за узаконенный им разврат, воздав должное большевизму за его весьма успешную борьбу с безнравственностью и с сексуальным рабством.

Говоря о дореволюционных достижениях, монархолюбивые историки сообщают – и это сущая правда – что в России впервые в мире появилось множество технических новаций. Например, многомоторный самолёт. Действительно, бомбардировщик «Илья Муромец» представлял собой уникальную техническую конструкцию. Но почему-то скрывается, что в 1914-17 годах построили всего несколько десятков этих машин. Причём, двигатели и приборы на них были импортными. Вот и приходилось русским авиаторам летать на иностранных аэропланах: «фарманах», «ньюпорах», «фоккерах» и др. Между прочим, самолёт – то бишь летательный аппарат тяжелее воздуха с крылом и силовой установкой – это тоже русское изобретение.

Не было выпущено ни одного автомобиля, который бы целиком производился из российских материалов. На заводах собирали «форды», «рено», «пежо», «мерседесы», «фиаты»… На кораблях – от эсминца до линкора – стояли преимущественно немецкие и шведские двигатели, английские гирокомпасы, дальномеры и прочее оборудование. Страна обладала всего парой сотен импортных тракторов. Тогда как в США, Германии, Франции, Голландии, Бельгии их уже были тысячи и даже десятки тысяч.

Русский научный и инженерный гений обогатил мировую науку и технику выдающимися открытиями. Однако правящая элита пренебрегала ими. Она за малым исключением буквально молилась на Европу, а то и пресмыкалась перед ней. Кавалеры и дамы недурно коротали время, предаваясь светским утехам, купечество, сопя от приятной натуги, набивало мошну, царь жил не тужил. «Реки шампанского текли в берегах из паюсной икры», – со злой насмешливостью писали современники об образе жизни этой публики. А казну разворовывали. А передовую мысль третировали. А таланты были в загоне. А образование и науку держали на скудном финансовом пайке. А низшие сословия голодали, мёрзли, болели. А полиция лупила и сажала. А война за нероссийские интересы выкашивала народ.

Галопировала инфляция. Металась, раздваиваясь между богатством и бедностью, погружаясь в декадентство, интеллигенция. Спекулянты размножались быстрее вшей в окопах. Тучнели и осволачивались интенданты и поставщики. Чисто военные действия наступавшего противника наносили инфраструктуре обширных прифронтовых зон непоправимый ущерб. Но Российская империя надорвалась не только на фронте. Тыл тоже расползался по швам, как ветхая, не подлежащая восстановлению дерюга.

Картина сложилась более чем безотрадная. У голодных солдат нехватало винтовок, снарядов, сапог, махорки. Почему? Потому что российские заводы произвели за годы войны 3,8 млн. винтовок, а германские – 8,5 млн. Снарядов было произведено соответственно 67 млн. штук и 306 млн. штук. Босоногий русский солдат мало вязался с образом борца за «веру, царя и отечество». Чтобы его хоть как-то обуть военное ведомство заказало миллион пар лаптей. Спустя всего три месяца после начала боевых действий председатель Центрального военно-промышленного комитета А. И. Гучков сообщал с фронта, что «войска плохо кормлены, плохо одеты, завшивлены… в каких-то гнилых лохмотьях вместо белья».

На глазах разваливались не только промышленность и транспорт. Деревня давно пришла в упадок, и теперь христарадничала и вымирала, кроме некоторых районов в южных житницах страны. Семьи рабочих и крестьян сидели на хлебе и воде. Солдаты на передовой, еле волочившие от недоедания ноги, почитали за счастье кусочек конины, срезанный с убитой лошади. В это же время петроградские рестораны предлагали завсегдатаям доставленные из-за границы свежие устрицы и ананасы.

Поэтому русскую армию в Первую мировую немцы колошматили, что называется, в хвост и в гриву. Считают, не без помощи царицы и её германофильского окружения. Значительное число царских генералов и высших офицеров не прославились ничем, кроме как казнокрадством, кутежами, наплевательским отношением к нуждам фронта и тыла, жестокостью к нижним чинам. Как следствие – более двух миллионов дезертиров (при 10-миллионной армии), что представляет собой непостижимо высокую цифру в истории войн.

Советским людям была исторически и до боли памятна хозяйственная разруха в стране после окончания гражданской войны. Однако разруха лишь усугубилась революцией и гражданской войной. А начала свою траурную поступь по России в 1914 году, сразу после развязывания мировой, антинародной, неправой, империалистической войны.

Враги с особым усердием клянут продразвëрстку, называя её «большевистским грабежом». Она действительно была болезненным явлением, вызванным тяжкими условиями гражданской войны и проистекавших отсюда бед. Вынужденная проводить политику военного коммунизма с запретом торговли, советская власть изымала весь произведённый на селе хлеб, кроме минимально необходимого для пропитания крестьян запаса и посевного материала.

Не будем снова и снова доказывать, что начатая капиталистами Первая мировая война разорила Россию задолго до октябрьских событий 1917-го, что те же капиталисты развязали потом войну гражданскую. Скажем об одном несимпатичном факте, замалчиваемом врагами: официально продразвёрстку в ряде регионов первым, ещё в 1916 году ввёл царский режим, не умевший обеспечивать армию иначе, как массовой реквизицией у населения зерна и скота. А красные сразу, как изгнали белых, взялись за экономические реформы, отменили развёрстку, введя обычный продналог. После его натуральной уплаты крестьяне могли распоряжаться излишками продовольствия по собственному усмотрению, пуская его в торговый оборот. Это было достижением НЭПа – как хозяйственной паузы перед накапливанием сил для проведения индустриализации и коллективизации.

На предсмертную агонию Российской империи мало кто из её союзников обращал внимание. По большому счёту, им без разницы были что монархисты, что республиканцы. Они требовали одного: держать германский фронт, отвлекать на себя немецкие дивизии, спасать Антанту русской кровью.[7]7
  Антанта  – военно-политический блок Англии, Франции, России, сколоченный в качестве противовеса Тройственному союзу (Германия, Австро-Венгрия, Италия). Последний вскоре превратился в т. н. блок Центральных держав, в котором Италию сменила Турция. Создание этих капиталистических альянсов означало размежевание всего лагеря мировой буржуазии накануне первой глобальной драки между его членами.


[Закрыть] Не справляется с этим русский царь – заменим его…

Как я писал в самом начале книги, подсчёты демографов сильно разнятся. Ошибками, умышленным сокрытием или наоборот раздуванием реальных цифр грешат очень многие, если не большинство статистических изданий всех стран. Можно принять за более или менее верные расчёты лишь те, что базируются на средних величинах.

По безвозвратным потерям, понесённым в русско-германских, русско-австрийских и русско-турецких сражениях, расхождения велики. Они колеблются от 2–3 до 6–7 миллионов зазря угробленных жизней солдат, матросов, казаков, гражданских лиц, которые положила Россия на алтарь неправды и несвободы. В двадцатом веке эта скорбная жатва смерти началась с русско-японской войны 1904–1905 гг. С ней, конечно, надо разбираться отдельно. Ясно одно: из рук вон плохое, беспомощное управление войсками привело к смерти 250–300 тысяч человек из состава российских сухопутных войск и флота – убиты, пропали без вести, скончались от ран и болезней.

Симптоматично, что специалисты не могут договориться между собой и по общим людским потерям в Первой мировой войне. Одни называют 10 миллионов человек, другие – 35 миллионов. Аналогичная ситуация с подсчётом потерь во Второй мировой. Разброс: от 50 до 65 миллионов человек. Неудивительно. Обе мясорубки устраивались и велись империалистами с таким размахом, что мы нескоро узнаем подлинное количество жертв. Что же касается сумм прибылей, полученных жиреющими на войнах капиталистическими монополиями, то это вряд ли когда-нибудь станет известно.

Зато нам известно другое. Независимо от убеждений и происхождений погибших военнослужащих России, они – рядовые и офицеры, мобилизованные и добровольцы – представляли собой отборный национальный генофонд, промотанный царизмом так, как какой-нибудь загулявший аристократишка проматывал поместье.

Генофонд с трудом, но был восстановлен в сталинский период, пока международный капитал не спустил на нашу родину нового монстра – вскормленный им фашизм. Однако наша жертвенность 1941-45 годов была, по крайней мере, не напрасной, была во имя страны, народа, грядущих поколений, а не ради придурка на троне, покорно таскавшего для Антанты каштаны из огня.

Когда народ вышел на улицы и капиталистические воротилы России, опасаясь за свою судьбу, низвергли царя, избавляясь от, по меньшей мере, осточертевшей всем монархии, никто не восстал в её защиту, в поддержку взывавшего о помощи самодержца. Ангажированные писаки не прочь притворяться и деланно удивляться: ничто, дескать, не предвещало революции, никто не ожидал падения самодержавия. Его свержение было, мол, искусственным, противоречащим достигнутым успехам.

Ерунда это и сокрытие реальной исторической обстановки. Единственной неожиданностью явилась быстрая и практически полная измена монарху всей армии – от солдат до генералитета. Но то, что такая измена вызрела давным-давно и не от успехов, а от провалов, не подлежит обсуждению, если только кое-кто не собирается поскоморошничать на историческом манеже и позабавить суровую тётку Историю, которая так редко улыбалась России за весь XX век, да и раньше тоже. Чтобы никто из спорщиков не уронил репутацию мало-мальски соображающего человека, допускается подискутировать лишь о том, брать ли слово «измена» в кавычки или нет.

Распространяются байки о том, что Николай II, не желая вызвать гражданскую войну, чуть ли не охотно отрёкся от престола. А может дело всё-таки в том, что даже личная охрана, целиком состоявшая из отчаянных храбрецов – георгиевских кавалеров, не захотела поддержать его?

Надо быть без царя в голове, чтобы распространять домыслы о мудрости и благородстве Николая II, которого современники знали как недалёкого, бесхарактерного, блудливого подкаблучника при психопатичной жене-немке, не понимавшей и откровенно не любившей Россию.

Посол Франции в России Морис Палеолог, хорошо знакомый с царём, его сторонник, был вынужден написать о последнем российском монархе: «…У него наихудший недостаток – отсутствие личности».

Безвольный царь, истеричная царица, прогнивший самодержавный строй вызывали в 1917 году самую разнообразную гамму чувств у различных слоёв населения. Среди них превалировали те, что вписывались в широкий, но НЕГАТИВНЫЙ диапазон – от тошноты до ненависти. Таким образом, гражданская война уже бушевала в умах, вырываясь наружу пока спорадическими столкновениями. Поэтому отречение царя ничего не решало, но лишь подливало масла в огонь. Его жалкая уловка препоручить власть своему брату великому князю Михаилу Александровичу вылилась в пародию престолонаследия. Тот струсил, призвал всех подчиниться Временному правительству и на следующий день участвовал в революционной манифестации, нацепив красный бант.

По свидетельству лидера партии Конституционных демократов, махрового реакционера П. Н. Милюкова, когда начались февральские волнения и беспорядки, с демонстрантами ещё справлялась полиция, но затем пришлось пустить в ход военные части. 25 февраля царь отдал приказ стрелять в бунтующий народ. Презрев приказ венценосного недоумка, одна из рот лейб-гвардии Павловского полка потребовала прекращения стрельбы и сама стреляла в конную полицию.

Лидер партии Октябристов и Председатель Госдумы М. В. Родзянко в те дни телеграфировал царю, находившемуся в Ставке в Могилёве: «В столице анархия… Части войск стреляют друг в друга…».

Снова прислушаемся к М. Палеологу. Показательная антимонархическая демонстрация прошла в Петрограде ещё до того, как туда долетела весть об отречении, состоявшемся 2 марта, хотя всем стало ясно, что власть поменялась уже 27–28 февраля, когда восставшие овладели столицей. Посол так описал уму непостижимое дефиле:

«…Во главе колонны шли наиболее обласканные короной войска… За ними следовали привилегированные части императорской гвардии. Появился полк Его величества, своего рода священный легион, куда попадали лучшие, отобранные из представителей гвардейских частей – они специально предназначались для охраны царя и царицы… Шествие замыкала императорская дворцовая полиция – отборные телохранители… Вчера они охраняли царя, а сегодня заявляли о преданности новой власти, даже названия которой не знали».

Отказался принять, то есть спасти Николая II его двоюродный брат английский король Георг V. Французские и другие влиятельные круги Антанты тоже отвернулись от бывшего императора, который предстаёт в истории не «помазанным» богом, а оплёванным родственниками, войсками, обществом – всеми.

Подобное отношение «верноподданного» населения и иностранных союзников не должно вызывать недоумения. Редкие победы и частые поражения, нарастающая бедность простонародья при неприлично увеличивающемся богатстве «сливок общества», инфляция, непосильные траты на войну, помноженные на зависимость российской экономики от заграничного капитала (в некоторых отраслях его доля составляла 70 и более процентов), низвели страну до уровня банкрота – фактически полуколонии Запада.

Примечание. Суточные расходы на войну составляли: 9 млн. руб. в 1914 г., 24 млн. руб. в 1915 г., 40 млн. руб. в 1916 г., 55 млн. руб. в 1917 г. Общая сумма военных расходов, она же государственный долг России, составила на середину 1917 года фантастическую цифру – почти 50 миллиардов рублей. Чтобы испытать ощущение этого долга, требуется перевести старую цифру в новую. По расчётам экономистов Московской биржи, образованной в 2011 году после слияния ММВБ и РТС, дореволюционный российский рубль равен примерно 1.300 сегодняшним рублям. Перемножим. Впечатляет?

…Таким образом, в 1917-м на повестку дня встал распад Российского государства. Даже если бы не было мировой войны, лет через 15 нас ожидала полная, бесповоротная колонизация Западом по классическим африканским образцам. Заставив Николая II отречься от престола и сдать в стирку свою обтрёпанную, в кровяных потёках горностаевую мантию, буржуазное Временное правительство хотело, но не могло предотвратить этот распад. Зато оно могло, но не хотело решить в пользу народа ни одного вопроса внутренней и внешней политики.

Наиглавнейшими для российской буржуазии были вопросы безусловного продолжения войны и наконец-то самостоятельного, без царского надзора дележа прибылей. Наиглавнейшими для российских трудящихся были вопросы о мире и о земле. Ясно, чьи вопросы были насущнее, справедливее. Их и решила успешно большевистская партия, прогнавшая, как тогда говорили, десять министров-капиталистов, установившая новый общественный строй.

Командир корпуса на Северном фронте генерал А. П. Будберг (будущий колчаковец и непримиримый враг советской власти) сделал в своём дневнике такую запись: «Новое правительство товарища Ленина разразилось декретом о немедленном мире. В другой обстановке над этим можно было бы только смеяться, но сейчас это гениальный ход для привлечения солдатских масс на свою сторону… Телеграмма Ленина о немедленном перемирии… произвела всюду колоссальное впечатление и вызвала бурную радость… Если бы Керенский лучше знал русский народ, то он обязан был пойти на что угодно, но только вовремя вырвать из рук большевиков этот решительный козырь в смертельной борьбе за Россию…».[8]8
  А. Ф. Керенский (1881–1970)  – активный участник свержения монархии в феврале 1917 г. Ранее в качестве адвоката участвовал в политических судебных процессах. Состоял в депутатах Госдумы, трудовиках, эсерах. Последний глава Временного правительства. Отличался демагогией и актёрством. После Октябрьской революции бежал. В эмиграции пытался вести политическую деятельность, но не преуспел: его презирало большинство русских дворян, особенно белых офицеров и бывших коллег. Умер в США.


[Закрыть]

Военный министр Временного правительства генерал А. И. Верховский был одним из многих военачальников осознавших безнадёжность ситуации в стране и армии в связи с затянувшейся войной. В сентябре 1917 года он пишет в личном дневнике: «Нужно придумать, как продолжать войну при условии, что армия воевать не хочет…».

Позже он вынес предложение о заключении сепаратного мира на заседание кабинета министров. Он честно предостерегал: «Народ не понимает, за что воюет, за что его заставляют терпеть голод, лишения, идти на смерть. В самом Петрограде ни одна рука не вступится на защиту Временного правительства, а эшелоны, вытребованные с фронта, перейдут на сторону большевиков».

Возможно, это обескураживающее заявление отражало положительную реакцию генерала на известные историкам факты зондажа со стороны государств Центрального блока о заключении такого мира. Коллеги не вняли своему министру, подавшему в отставку. Но нам интересно то, что, оказывается, не только большевики выступали за прекращение войны и заключение мира – к акту, несомненно, полезному для Германии, но не меньше и для России. Здесь приведена всего пара непубличных заявлений крупных военных чинов, хотя летопись тех событий сохранила множество аналогичных открытых выступлений.

Даже черносотенцы, одержимые «битвой за православную Русь» и «за крест на Святую Софию», предчувствовали надвигающуюся социальную бурю.[9]9
  Лозунг «Крест на святую Софию!» родился во время последней русско-турецкой войны 1878-79 гг. Его автором считается историк и философ, идеолог панславизма Н. Я. Данилевский. Собор св. Софии  – Айя-Софья  – в Константинополе был построен в IV в. и стал не меньшим символом христианства, чем собор св. Петра в Ватикане. По архитектурному великолепию и богатству убранства превосходил его. Турки, разгромившие Византию и овладевшие Константинополем в 1453 г., пристроили к собору 4 минарета и превратили его в мечеть. Христиане, особенно православные, всегда расценивали этот факт как своё историческое унижение. (Вероятно, чтобы ослабить настроения христианского реванша, Турция в 1935 г. превратила Айя-Софью в музей.) Лозунг отражал давнее стремление ряда государств утвердиться в проливах Босфор и Дарданеллы, связывающих Чёрное море со Средиземным и далее  – с Мировым океаном. В Первой мировой войне царский режим выдвинул данную цель как стратегическую. Её в тот период большевики критиковали, выступая за мир без аннексий и контрибуций. Однако международные реалии менялись. После Второй мировой войны СССР, против которого формально нейтральная Турция вела разноплановую и активную подрывную деятельность, потребовал создания советской базы в проливах, как основы беспрепятственного судоходства и общей безопасности в черноморском бассейне. Лишь наступившая «холодная война», создание блока НАТО и смерть Сталина помешали претворению видоизменённого лозунга в жизнь.


[Закрыть] Один из их руководителей тщетно взывал в 1916 г. к либералам – уймитесь: «Вы готовите могилу себе и миллионам ни в чём не повинных граждан».

А те вовсю старались не эффективную, справедливую политико-экономическую систему установить, а разжиться новыми финансово-налоговыми льготами, заполучить больше бенефиций, подмять под себя армию, органы управления. Если понадобится, то ценой развала всего и вся.

Другими словами – и мы об этом продолжим говорить в следующих главах – устои самодержавной России подрывались не большевиками, а высшими кругами общества. Большевики в качестве выразителей интересов эксплуатируемых боролись с самодержавием. Высшие круги в качестве выразителей интересов эксплуататоров боролись с Россией. С той Россией, которую они не знали и боялись, которая могла покончить с самодержавием, но заодно и с ними тоже. Ибо основной закон буржуазии, весь капиталистический образ жизни прост, как дерьмо. Он – отражение утробного существования человека, его животных инстинктов. Его можно выразить двумя-тремя, ну четырьмя словами: властвовать, владеть, наслаждаться, потреблять. Он утверждает, что такова эгоистическая человеческая природа и её не изменить, и что нет ничего святее его препохабия Капитала. Со временем он вырабатывает индивидуалиста, тонкого или грубого ценителя одних лишь биологических радостей жизни, когда все запросы сводятся к единственному: почище стойло да послаще пойло.