Текст книги "Трудная роль"

– Думаю, моя мать предпочла бы не слышать таких речей. Иначе ей пришлось бы успокаивать окружающих. Хотя сейчас я припоминаю, что мои родители частенько смеялись за столом, когда не догадывались, что я их слышу.

– Смех – прекрасная вещь. Мои родители тоже смеялись, причем иногда в весьма неподходящее время.

– Я знаю, что вы имеете в виду. Помню, однажды я видел, как отец прижал мать к стене и впился ей в губы. Я никогда не забуду этого. Конечно, тогда я не понимал, что это значит. – Он немного помолчал, а потом вполголоса добавил: – Мать очень тяжело переживала его смерть.

– Так же, как и вы?

– Да. Всем моим друзьям захотелось отдать мне визит просто потому, что он был лучшим из отцов. Он любил моих друзей, обращался с ними так же, как со мной, и хотел, чтобы они были смелыми, твердыми и честными. – В горле у него образовался комок. Ричард боролся с собой, но тщетно. Он не мог говорить об отце – человеке, которого считал лучшим на свете. Герцог подумал об Эдмунде и о том, что потерял мальчик, утративший такого деда. Он покачал головой. – Вам понравилась спальня?

– Очень. Я помню, у Мариссы был отличный вкус. Спальня оформлена в ее любимых цветах – голубом и кремовом.

– Вкусы Мариссы мне неизвестны. Я никогда не заходил в ее спальню.

Глава 7

Он никогда не заходил в спальню своей жены?

Эванджелина открыла рот, готовая спросить, как же он сумел произвести на свет сына, если никогда не был в спальне Мариссы.

Ричард прекрасно знал, что у нее на уме. Выразительное лицо Эванджелины было для него открытой книгой. Эта девушка не умела притворяться. Если она хочет когда-нибудь попасть в высшее общество, ей придется многому научиться.

– Я спал с женой. Но не в ее кровати. Честно говоря, Марисса почти не бывала здесь. Она предпочитала Лондон. И жила в замке только тогда, когда ждала Эдмунда. – Он взял вилку и начал легонько постукивать ею по белой скатерти. – Она ненавидела море и сырость. Не могла дождаться, когда родит Эдмунда и вернется в Лондон. Марисса похоронена в фамильном склепе Чесли на кладбище местной церкви. Если хотите, можете посетить ее могилу.

Когда Ричард говорил об отце, его голос был полон чувства. Но о Мариссе он говорил бесстрастно.

– А вы много времени проводите в Чесли? – с просила Эванджелина.

– Примерно три месяца в году. Кроме дома в Лондоне, где постоянно живет моя мать, у нас есть еще три имения в разных частях Англии. Поскольку я отвечаю за семью, то стараюсь бывать повсюду.

Достойно сказано, подумала она. Этот человек осознает свой долг и выполняет его. Отлично. Значит, она останется в Чесли. Именно этого и требовал Ушар. По крайней мере, до получения новых инструкций.

– Честно говоря, – через мгновение продолжил Ричард, – я, как Марисса и моя мать, тоже предпочитаю Лондон. Там у меня много друзей. И без счету знакомых.

– Если вы разрешите мне стать няней Эдмунда, возможно, вам придется по душе то факт, что, в отличие от вас, я предпочитаю сельскую местность и море. Я всегда ненавидела большие города. Они казались мне грязными и шумными. Милорд, если вы позволите мне остаться, можете быть уверены, что в Чесли мне будет очень удобно. В любом путеводителе можно прочитать, что это один из самых величественных замков Англии. Конечно, это не Бленим, но все же…

– Бленим – это безвкусное нагромождение камней, не обладающее ни архитектурным стилем, ни древностью. Его сады производят жалкое впечатление, а леса совершенно заброшены. Это не родовой замок, у него нет хозяина. Вот Уорик – это другое дело. В его стенах ощущаешь живое дыхание истории. К несчастью, мой род не столь знаменит и не испытал таких перепадов судьбы. – Он поднял черную бровь. – Мадам, я не светский бездельник. Не смотрите на меня с таким удивлением. Иногда мое внимание привлекает политика.

У нее едва не остановилось сердце. Что он называет политикой? О Боже, она должна была знать. Но Ушар говорил, что герцог не снисходит до политики.

– Что вы имеете в виду, милорд? Что вы заседаете в Палате лордов и принимаете новые законы?

– Не совсем. Вернее, совсем не. Впрочем, это неважно. Правильнее будет сказать, что я пытаюсь заниматься тем, что в данный момент доставляет мне удовольствие. Многое из этого не предназначено для слуха дам.

Он чего-то недоговаривает. Интересно, чего?

– Это соображение не остановило вас ни сегодня днем, ни полчаса назад.

Крыть было нечем. Ричард засмеялся.

– Туше, мадам! Не хотите перейти в гостиную? Думаю, скоро Бассик подаст нам чай.

– Но мы только что пообедали.

– Бассик считает, что без чая не может быть ни счастья, ни здоровья, ни хорошего настроения. Если мы перейдем в гостиную, через час все будет готово для чаепития.

Герцог усадил ее в стоявшее у камина красивое кресло с голубой обивкой. Сам он остался стоять, опершись спиной о каминную полку и скрестив руки на груди.

– Ваша светлость, так вы разрешите мне остаться?

– Мадам, вы прибыли всего лишь четыре часа назад.

Эванджелина посмотрела на свои руки и сказала правду:

– Я боюсь, милорд.

– Я не оставлю вас без помощи.

– Нет, меня пугает другое. Вы можете позволить мне остаться на правах бедной родственницы, никчемной приживалки, не имеющей никаких обязанностей. Это мне не по душе. Честно говоря, я не смогу воспользоваться таким предложением.

– Какого дьявола вы так нервничаете?

– Потому что вы еще не сказали мне, могу ли я стать няней Эдмунда.

– Мадам, вы молодая женщина и наверняка предпочитаете вести светскую жизнь. Я ваш родственник. Мой долг – позаботиться о вас и о том, чтобы у вас было все необходимое. Я знаю, что моя мать была бы рада ввести вас в общество. Не сомневаюсь, что французское происхождение, красивое лицо и фигура принесут вам быстрый успех. Мадам, я не скуп и обеспечу вас хорошим приданым, которое необходимо для выгодного второго брака.

Ей не приходило в голову, что Ричард может оказаться столь щедрым. Но она должна была остаться в Чесли любой ценой.

– Хотя я наполовину француженка, в глубине души я остаюсь англичанкой. Я ненавижу Францию.

– Я разделяю ваши чувства. Во всяком случае в том, что касается Наполеона. И что из этого следует?

– Я не хочу в Лондон.

– Простите, как вы сказали?

– Повторяю, у меня нет желания покидать Чесли. Я люблю деревню и море. Хочу остаться с Эдмундом. Хотя мы еще не познакомились, я уверена, что найду с ним общий язык.

Внезапно лицо Ричарда приобрело скучающее и циничное выражение. Герцог посмотрел на нее с таким видом, словно хотел что-то сказать, но ограничился тем, что просто пожал плечами.

Она вскочила так порывисто, что кресло перевернулось и упало на роскошный аксминстер-ский ковер.

– О Боже, – пробормотала Эванджелина, поднимая кресло и снова придвигая его к камину.

– Что привело вас в такое смятение?

– Я не понимаю вашего скепсиса, милорд. Я рассказала вам о своем желании, но, кажется, вы мне не поверили.

– Вы отказываетесь от светской жизни, потому что недавно овдовели и правила хорошего тона велят вам соблюдать траур? Если причиной вашего стремления к уединению является именно это, то я бы понял вас.

– Я овдовела около года назад. Отец умер вскоре после смерти мужа. Я выполнила свой долг перед ними. И теперь желаю только тишины и покоя.

– Наверное, вы были очень привязаны к мужу, – бесстрастно уронил он.

– Нет… то есть да. Конечно, я была к нему привязана. Андре был очень хорошим человеком.

– Но, по-видимому, бедным.

– Я осталась без пенни в кармане, потому что не принесла ему наследника. Таков повсеместный обычай, действующий даже здесь, в Англии. Теперь все перешло к его младшему брату. После смерти Андре я вернулась к отцу.

– Этот молодой осел тоже пытался обольстить вас?

Его тон снова стал едким и циничным.

– Да, пожалуй… Я не смогла пойти на это и ушла. От него всегда, пахло чесноком.

– Понятно, – сказал герцог, изучая неровно подстриженный ноготь своего большого пальца. – Мадам, будьте добры повторить, кто был вашим мужем.

– Старший сын графа де ла Валетт. Его имя Андре Нежон.

– Мне не слишком удобно продолжать обращаться к вам «мадам» или «кузина». Можно называть вас просто Эванджелиной?

Девушка кивнула и подумала, что в устах Ричарда ее имя звучит как мед. Обольстительно и слегка вызывающе. В этом человеке есть какая-то странность. Пожалуй, это сложная и противоречивая натура. Едва ли кто-нибудь понимает его. Возможно, такое под силу только ее отцу.

– Конечно, милорд.

– А вы можете называть меня Ричардом.

Эванджелина кивнула. Однако она не хотела настолько сокращать расстояние между ними, чтобы легко и непринужденно называть его по имени. Наоборот, ей следует держаться от него как можно дальше. По логике, Эванджелина должна была бы испытывать облегчение оттого, что ее так быстро признали своей, но на самом деле она ощущала такой стыд, что хотелось убежать и спрятаться.

– Если вы действительно желаете остаться в Чесли в компании моего сына, с моей стороны было бы бестактно и бессмысленно мешать этому. Конечно, с вами не будут обращаться как с няней. Я ожидаю, что в мое отсутствие вы будете исполнять обязанности хозяйки дома.

За четыре часа она превратилась из незнакомки в женщину, исполняющую обязанности хозяйки дома в его отсутствие… Эванджелина смотрела на Ричарда, потеряв дар речи. Наконец, придя в себя, она обернулась к герцогу.

– Это смешно. Вы меня совсем не знаете. Я никто. Я никогда не соглашусь на такое предложение. Я буду служить на тех же условиях, что и сотня других людей, работающих у вас по найму.

– Откуда вы знаете их количество? Вы что, весь день считали моих слуг?

– Нет, но ваш штат огромен. Стоило мне поднять глаза, как в метре от меня проходил новый лакей или горничная.

– Кажется, вы забыли, что приходитесь кузиной моей жене. У вас нет родни, если не считать дяди, который даже не знает, что вы в Англии. Таким образом, я являюсь главой вашей семьи. Точнее, вы стали частью моей семьи. Теперь за вас отвечаю я. Естественно, будучи в здравом уме и твердой памяти, я не могу поселить вас в душной комнате на чердаке.

– Не принимайте мои слова буквально. И все же это невозможно. Простите меня.

Ричард отдалился от нее так же надежно, как если бы вышел из комнаты, оставив гостью в одиночестве.

– Если в Чесли будет жить моя красивая кузина, это заставит всех моих знакомых джентльменов позеленеть от зависти. Кроме того, на этом наверняка будет настаивать моя мать. Если это вам не по вкусу, примите мои соболезнования. Но будет именно так.

Как только вы освоитесь, я привезу сюда мать и познакомлю вас. Тот факт, что вам придется жить здесь без подходящей компаньонки или кузины, еще одна трудность. Но моя мать имеет большой опыт в таких делах. Пребывание под одной крышей со мной не должно подвергать риску вашу репутацию. Возможно, теперь матери придется переехать в Чесли, хотя ее здоровью вреден морской воздух.

– Я была замужем, поэтому жизнь под одной крышей с вами не может повредить моей репутации. Я вижу, вам наскучила эта беседа. Прошу разрешения удалиться.

– Наскучила? Не сказал бы. Значит, я не могу повредить вашей репутации? Очень наивная мысль. Особенно для женщины, являющейся наполовину француженкой. Мадам, где ваш пресловутый французский здравый смысл? Конечно, в будущем вы собираетесь снова выйти замуж. Позвольте заверить, что это будет чрезвычайно волновать вашего избранника.

– Я не имею намерения снова выходить замуж. К тому же тащить сюда вашу бедную мать ради соблюдения правил никому не нужного этикета просто смешно. Кого интересует репутация какой-то бедной родственницы?

Он даже не посмотрел на нее. Просто нахмурился и уставился на свои сверкающие сапоги.

– Очень хорошо, – сказал герцог. – Где-нибудь через месяц, когда Эдмунд доведет вас до белого каления и вам захочется его задушить, вы съездите в Лондон. Обещаю, вам не придется там выходить замуж за первого встречного.

– Я вообще не хочу покидать Чесли.

– Там увидим, – ответил Ричард. Он вынул из кармашка часы и посмотрел на циферблат. – Уже поздно. Возможно, ваши неразумные речи вызваны утомлением.

– Милорд, вы считаете меня глупой только потому, что я не одобряю вашего образа жизни. О Боже… Я оскорбила вас? Прошу прощения. Вы не передумали? Я могу остаться здесь в качестве няни Эдмунда?

– Знаете ли вы, – после небольшой паузы спросил герцог, – что до сих пор я ни разу не встречал подобной женщины? Вы спокойно шли по одной дороге, а потом неожиданно свернули на другую, которая ведет в обратную сторону. В вас есть что-то сбивающее с толку. До сих пор я успешно решал подобные загадки. Не хотите пожелать мне спокойной ночи? Нет-нет, молчите. Я дам вам шанс сбежать из гостиной, не подвергая хозяина новым оскорблениям. – Ричард шагнул к ней, но вдруг остановился. Его длинные пальцы задумчиво потирали подбородок. – Прежде чем вы уйдете, я хочу уточнить у вас, как вы представляете себе мой образ жизни.

Она подняла глаза и посмотрела ему в лицо.

– Я считаю вас человеком, принадлежащим к высшему обществу. Человеком, который может получить практически все, что пожелает, стоит ему щелкнуть пальцами. Короче говоря, человеком, который благодаря своему богатству, титулу и личным качествам может позволить себе любую прихоть.

– Иными словами, человеком, не слишком достойным уважения.

– Милорд, я всегда буду считать вас человеком, достойным уважения. По-моему, вы очень добры. В самом деле, с какой стати мне думать по-другому? – Она пошла к дверям гостиной, взялась за ручку, но остановилась и слегка обернулась. – В конце концов, разве вы не позволили бедной свояченице вторгнуться в вашу твердыню?

– Вот и еще одна грань, – вполголоса сказал Ричард. – Надеюсь, вы не пожалеете, что приехали сюда.

– Я не могу пожалеть об этом, милорд, – сказала она и быстро вышла из комнаты.

Эти слова поразили Ричарда. Он пошел в библиотеку. Час спустя, готовясь ко сну, он решил отложить свое возвращение в Лондон по крайней мере на неделю, пока не убедится, что Эванджелина и Эдмунд нашли общий язык.

Глава 8

Дождь лил как из ведра; водосточный желоб, проложенный перед старой постройкой из серого камня, был переполнен. Она слышала гулкое эхо своих шагов по каменному полу. Такого страха она не испытывала ни разу в жизни. Один из двух конвоиров втолкнул ее в маленькую комнатушку. Перед единственным узким окном стоял письменный стол, за которым сидел молодой человек, настолько худой, что казался изможденным. Он был похож на монаха, обитателя кельи. Стол был очень старый, исцарапанный; на его крышке не лежало ни единой бумажки. Молодой человек медленно встал, не сводя с нее глаз. На нем был черный старомодный суконный камзол и бриджи.

Он подошел к ней, взял за подбородок тонкими длинными пальцами и заставил поднять голову. Девушка попыталась отпрянуть, но один из провожатых заломил ей руку за спину и негромко сказал на ухо:

– Мадемуазель, стойте смирно, иначе я сломаю ваше прелестное крылышко.

Пальцы, державшие ее подбородок, напряглись, а затем внезапно разжались. Молодой человек указал на стул.

– Садитесь.

Она села. Выбора не было. Хотелось спросить, где отец, но слова не шли с языка. Зачем их привезли в Париж?

– Меня зовут Ушар. Вы нужны мне. Вы сделаете то, что я скажу, иначе я убью вашего отца, – бесстрастно произнес мужчина.

Хотелось крикнуть: зачем? Что вам нужно?

– Вы хороши собой. Отлично. Герцогу нравятся только красивые женщины. Если понадобится, вы будете спать с ним.

Она вскочила с расшатанного стула и воскликнула:

– О чем вы говорите? Какой герцог? Я не знаю никакого герцога! Что вы сделали с моим отцом?

– Еще как знаете. А вскоре узнаете еще лучше. Вы наполовину англичанка. Я нахожу забавным, что вы поможете мне добиться своей цели. Англичане привыкли думать, что правы только они и никто другой. Я думаю, не переспать ли с вами для начала мне самому, дабы убедиться, что вы сумеете соблазнить герцога, если, конечно, до этого дойдет. – Он повернулся к первому конвоиру. – Вы раздевали ее? Осматривали?

Тот покачал головой.

– Цыпочка была слишком испугана, а ее папаша просто лез вон из кожи. Я боялся, что его придется убить. Хотите, чтобы мы раздели ее сейчас? – Ушар посмотрел на Эванджелину, медленно покачал головой и вдруг рассмеялся.

Он смеялся долго, а затем без предупреждения монотонно запел по-латыни – ни дать ни взять кюре, читающий проповедь прихожанам.

Люди, стоявшие за ее спиной, присоединились к Ушару; их голоса, высокие, чистые и звонкие, как у мальчиков, эхом отдавались от стен кельи…

Эванджелина вздрогнула и очнулась. Сердце колотилось, по лицу катился пот, она задыхалась.

Сон.

То был всего лишь сон. Но почти все это случилось наяву. Вот только почему ей приснилось, что Ушар и его подручные пели по-латыни? Она не поняла, что именно они пели; не в этом ли заключалась разгадка? Она не имела представления о том, что будет дальше.

Сон.

О Боже, это было слишком похоже на правду. Эванджелина стряхнула остатки дремоты и сбросила одеяло. Она справится. Если не справится, ее отец умрет. Слава Господу, она добилась главного. Герцог сразу принял ее, обласкал и причислил к домочадцам Чесли. Она станет няней лорда Эдмунда, если понравится мальчику. Драма, написанная Ушаром, шла своим чередом, и Эванджелина не могла переписать ее роли, включая свою собственную.

В окна спальни светило яркое утреннее солнце. Камин не горел, но этого и не требовалось. Было тепло как летом. За годы, проведенные Эванджелиной в Англии, такое случалось несколько раз. Сначала шли проливные дожди, потом снежные бури, а на смену им приходили такие ясные, солнечные и теплые дни, что казалось, будто наступило лето, роскошное, жаркое и очень зеленое. Она посмотрела на голые ветви вязов. Да нет, какое там лето…

Естественно, вскоре возвращалась зима и начинала мстить. Эванджелине предстояло сделать многое, и самым главным из этого была необходимость подружиться с сыном герцога. Если он невзлюбит ее с первого взгляда, все рухнет. Он вспомнила, как говорила об этом Ушару. Тот только погрозил ей пальцем и сказал:

– Моя дорогая, если это случится, готовьтесь к похоронам отца. Правда, есть одна маленькая проблема. Вы никогда не найдете его тела.

Эванджелина поверила ему тогда, верила и теперь.

Она оделась и готова уже была выйти из спальни, как вдруг за дверью послышались чьи-то медленные шаркающие шаги.

Она ощутила приступ ужаса. Воспоминания о двух людях, которые схватили их с отцом и увели из дому, об их внешности и голосах были еще слишком свежи. Того, кто был моложе и красивее, звали Байроном. Лицо второго и его голос запомнились ей хуже. У него была физиономия хорька; казалось, этот человек за всю жизнь не сказал никому доброго слова. Слава Богу, они не причинили вреда слугам, Жозефу и Маргарите. Те просто стояли и через окна гостиной смотрели вслед каретам. Лица слуг, озаренные пламенем свеч, казались испуганными и бледными; оба пытались понять, что произошло. Ее посадили в одну карету, отца в другую. На рассвете они прибыли в Париж. А потом ее втолкнули в ту узкую комнату, где сидел Ушар.

Ее жизнь изменилась так быстро, так бесповоротно… Нет-нет, все это глупости! Она в Англии, в спальне замка Чесли. Никто не дежурит у ее дверей и не собирается никуда тащить. Она ущипнула себя за щеки, чтобы к ним вернулся румянец, и сказала на прекрасном, звучном французском:

– Entrez!

За дверью послышалось какое-то бормотание, и Эванджелина повторила, на сей раз по-английски:

– Войдите! Молчание.

Эванджелина нахмурилась и открыла дверь.

В комнату вошла старушка. Из-под красивого темно-синего платья, обтягивавшего тонкую талию по моде прошлого века, выглядывали худенькие ножки. Кожа на ее лице напоминала пергамент, спина скрючилась от возраста. Жидкие седые волосы, не прикрывавшие розовой кожи, были собраны в пучок. Женщина едва доставала Эванджелине до подбородка. Старуха была такой хрупкой, что, казалось, вот-вот рассыплется. Однако стоило ей поднять взгляд, как стало ясно, что это всего лишь видимость. Ее глаза были глазами юной девушки: красивыми, голубыми как летнее небо, лучившимися умом и добротой.

Может, это выжившая из ума тетушка, которую герцог держит на чердаке? Эванджелина протянула руку, готовая к тому, что старая леди рухнет на месте, и представилась:

– Меня зовут Эванджелина. А кто вы?

Старая дама молчала. Она внимательно разглядывала девушку, склонив голову набок, как любопытный воробей.

– Мэм, я могу что-нибудь сделать для вас? Но если вы заблудились, боюсь, что ничем не смогу вам помочь. Я приехала в Чесли только вчера днем.

– О, я знаю, кто я такая, и знаю, кто ты, малышка. Ты кузина покойной ее светлости, ставшая взрослой. – Старушка говорила очень мягко, с едва уловимым шотландским акцентом; ее речь напоминала песню.

– Я не такая уж малышка, – с улыбкой ответила Эванджелина. – Отец называл меня своей большой девочкой и был прав. Не угодно ли присесть, мэм? Если хотите чаю, я могу позвонить горничной.

– О нет, я не пью это мерзкое варево. Только очищенный настой сосновой коры… О да, девочка ты большая, в смысле рослая. Небось, думаешь, что сейчас я растянусь прямо у тебя на ковре?

– От души надеюсь, что нет. Пожалуйста, садитесь. Расскажите, кто вы и что я могу для вас сделать.

– Я – миссис Нидл, – важно сказала она и сделала паузу, явно уверенная в том, что Эванджелине уже знакомо это имя.

– Добро пожаловать, миссис Нидл. Рада познакомиться с вами.

– Ты не так красива, как покойная ее светлость, но в тебе больше силы воли, чем у той хитрой павы. Характера у нее не было ни на грош. А у тебя в глазах жар. Слишком смышленые глазки для малышки и ничуть не похожие на глаза покойной ее светлости. У той глаза были буйные; когда на нее находило, в них стоял гнев. Это была еще та штучка – избалованная, высокомерная, капризная. Подай ей то, подай это… Только и знала, что морочить голову моему мальчику. Одно хорошо: это тянулось не слишком долго. Она пыталась обманывать моего мальчика, отталкивала его от себя, потому что боялась умереть при вторых родах. Но это не помогло: она все равно умерла… Нет, вы только посмотрите на этот подбородок. Сильный, решительный, щедрый… Ты ведь готова отдать все, что имеешь, правда, малышка?

Эванджелина, не медля ни секунды, спросила:

– Что вы имеете в виду, когда говорите, что у меня в глазах жар?

Миссис Нидл саркастически рассмеялась, и Эванджелина испугалась, что у старухи вот-вот треснут хрупкие кости.

– Ох, малышка, ты узнаешь это только тогда, когда почувствуешь прикосновение его рук!

А потом ты уже никогда не будешь прежней. Будешь терять и находить одновременно, как и было задумано. Но мой мальчик еще не постиг этого.

– Миссис Нидл!

На пороге подбоченившись стояла миссис Рейли, растерянная и сердитая одновременно. Сегодня на ней было светло-зеленое платье с манжетами и подолом, отделанными темно-зелеными кружевами. Пышные седые волосы были стянуты узлом на макушке; связка с ключами сверкала еще сильнее, чем вчера.

– Миссис Нидл, что вы здесь делаете? Это кузина ее светлости, мадам де ла Валетт. Еще очень рано. В это время вам следует находиться у себя в комнате.

Но Эванджелина не хотела, чтобы старая леди ушла. Девушке не терпелось получше узнать о жаре в глазах.

– Ах это ты, Клоринда? Вечно суешь свой нос куда не следует. Мне нужно потолковать с малышкой. Она само совершенство, правда? Я ждала ее, ждала, даже говорила об этом ее светлости, но та только качала головой. Видите ли, она сомневалась… Но девочка наконец приехала. Я знала, что так и будет.

– Миссис Нидл, мадам пора идти завтракать. Возможно, она навестит вас позже.

– Миссис Рейли, по-моему, время вполне подходящее. Я вовсе не так голодна, и…

– Нет, малышка, теперь ступай с Клорри. Разве ты не чувствуешь, что она волнуется?

Ничего, детка, все будет хорошо. Знаю, ты боишься, но все будет в порядке. Обещаю тебе. Я все видела своими глазами. Да, видела, как вы смеялись с моим мальчиком. Это к добру.

Эванджелина смотрела на нее как завороженная. Неужели эта выжившая из ума старая леди знает, что она боится? Откуда, черт побери? И почему она считает, что все будет в порядке? Она, Эванджелина, смеялась с «ее мальчиком»? Чушь, старческий маразм! Не будет никакого порядка. Единственное, на что она надеется, это спасение отца. Но тут многое зависит от Ушара.

– Ну что ж… Миссис Нидл, вы позволите проводить вас?

Старая леди снова пугающе рассмеялась и помахала маленькой рукой, испещренной венами.

– Не стоит, малышка, я сама найду дорогу в Северную башню! Не нужно тебе волноваться из-за таких мелочей.

– Миссис Нидл, – сказала миссис Рейли, не сводя глаз с бледного лица Эванджелины, – не надо смущать мадам. Она еще не понимает вас. Дайте ей время.

– Время течет быстро, – ответила миссис Нидл. – Я должна была прийти. Займись своим делом, Клорри. Забирай мою малышку и веди ее завтракать.

Старая леди, пошла к дверям. У порога она обернулась, долго смотрела на Эванджелину и наконец сказала:

– Деточка, ты придешь в Северную башню. Держу пари, ты знаешь о своей кузине только то, что сохранили воспоминания ребенка. Но ты вернулась домой, как я и надеялась. Мы еще поговорим, малышка. Да, нам есть о чем поговорить, но это нужно сделать быстро. Времени почти не осталось.

– Я приду, – сказала Эванджелина.

Не двигаясь с места, она смотрела вслед старой леди, которая медленно брела по длинному коридору. По спине девушки бежали мурашки.

Миссис Рейли вздохнула и слегка коснулась руки Эванджелины.

– Миссис Нидл – старая няня герцога. Она жила здесь всегда; кое-кто говорит, что она приплыла с Вильгельмом Завоевателем. Нынешний герцог позволяет старухе делать все, что ей захочется. Вообще-то она совершенно безобидна. Но если вы пойдете к ней в Северную башню, будьте настороже. Миссис Нидл считают ведьмой. Она целительница. Вы почувствуете запах снадобий еще до того, как войдете в ее святилище… Но вы бледны, мадам. Неужели она чем-то расстроила вас? О, конечно. Она любит принимать таинственный вид и гордится тем, что заставляет людей чесать затылок. Это доставляет ей удовольствие. Пойдемте. Вы забудете обо всем, едва положите в рот замечательный пирожок с малиной.

– Должно быть, она и в самом деле очень стара, – промолвила Эванджелина.

– Это верно, – сказала шедшая рядом миссис Рейли. – Его светлость и слышать не хочет о том, чтобы увезти ее из Чесли. Конечно, никто этого и не предлагает. Даже тогда, когда ветер дует не с той стороны и запах ее отваров заполняет весь замок. Однажды у всех два дня слезились глаза. Помнится, это был запах жженой корицы. Вонь стояла ужасная. А его светлость только смеялся. Его светлость исполняет все ее капризы.

Правда, должна сказать, что лаборатория по переработке трав у нее великолепная. Все приносят ей то одно растение, то другое. Странно… Обычно она не вылезает из Северной башни. Возможно, она услышала о вашем приезде и это возбудило в ней любопытство. Сомневаюсь, что она снова потревожит вас.

Эванджелина вздрогнула. Она знала, что непременно увидится с миссис Нидл еще раз. Точнее, что сама отправится искать ее в Северную башню.

– Еще очень рано, мадам. Я удивилась, увидев, что вы проснулись и уже оделись. – Миссис Рейли окинула взглядом то же самое серое муслиновое платье, которое Эванджелина надевала накануне. – Какая жалость, что ваш багаж потерялся. Надеюсь, герцог что-нибудь придумает.

– Уверяю вас, миссис Рейли, герцогу нет до этого никакого дела.

– О нет! Он уже приставил к вам Дорри. Эванджелина на мгновение задумалась.

– Да, вы правы. Он не медлит.

– Если его светлость что-то решил, он делает дело быстрее, чем живущий у нас на конюшне кот Ламберт ловит мышку. Вчера вечером вы остались довольны горничной?

– Дорри очень славная девушка.

– Вы не вызвали ее сегодня утром. Поэтому я пришла сама. Решила посмотреть, все ли в порядке. Бедняжка боится, что не угодила вам.

Эванджелина вспомнила свою славную Маргариту, всегда напевающую, смеющуюся, щебечущую даже наедине с собой и смотрящую на ее отца влюбленными глазами.

– Миссис Рейли, Дорри вполне подходит мне. Я обещаю, что сегодня вечером воспользуюсь ее услугами.

Эванджелина подумала, что станет первой няней, у которой будет собственная горничная, но ничего не сказала. Несомненно, миссис Рейли, как и вся остальная прислуга, считает ее место возле Эдмунда всего лишь предлогом, способом, с помощью которого бедная родственница пытается сохранить свою гордость. Бедная или нет, но она действительно приходится герцогу родней, а потому обязана иметь служанку.

– Его светлость уже в гостиной. Он всегда встает рано. Герцог сказал Бассику, что сегодня не поедет в Лондон. – Экономка сложила изящные ладони и потерла их одна о другую. – Мистер Бассик считает, что его светлость пробудет здесь не меньше недели, а он еще никогда не ошибался. Мадам, всем нам это очень приятно. Спасибо за то, что вы заставили его светлость задержаться.

Она заставила его задержаться? Да нет, не может быть. Конечно, у него были для этого совсем другие причины. Например, желание убедиться, что она не задушит лорда Эдмунда в постели. Конечно, было бы намного проще, если бы герцог оставил ее на произвол судьбы и вернулся в Лондон. Но человек предполагает, а Бог располагает…

Внезапно она снова вернулась в Париж и оказалась в той самой тесной комнате. Ушар стоял там, смотрел на нее и спрашивал:

– Вы знаете, как спать с мужчиной? Бледная, как кружево на ее платье, Эванджелина смотрела на него, корчась от отвращения.

– Вам почти двадцать лет. Вы уже не девочка. Вы когда-нибудь спали с мужчиной?

Она покачала головой, не сводя глаз с Ушара, как кролик не сводит глаз с приближающейся к нему ядовитой змеи. Он подошел к ней, остановился рядом и улыбнулся. Затем протянул ладони и обхватил ее груди.

– Замечательно. Ему понравится ваша грудь. Естественно, вы сделаете все, что от вас потребуется.

Эванджелина рванулась, но Ушар не отпустил ее. Девушка задохнулась от боли.

– О Боже, – прошептала она… и споткнулась.