Текст книги "Башня Гоблинов"

Джориан юркнул в толпу, увлекая за собой Карадура. Они выбежали на мостовую и наскочили на гвардейцев, расчищавших проход. Оркестр загремел совсем близко; взглянув поверх голов гвардейцев, Джориан увидел первые ряды участников шествия с флагами и сверкающим оружием.

Петляя, как зайцы, Джориан с Карадуром под сердитые окрики гвардейцев перебежали аллею Республики и нырнули в густую толпу зевак. Джориан, который был на голову выше большинства виндийцев, оглянулся. Далеко позади группка людей в черном старалась пробиться сквозь скопление зрителей. Когда же они добрались до обочины, дорогу им преградили гвардейцы. Разгорелся спор, потонувший в нарастающем грохоте. Спорщики размахивали руками и потрясали кулаками. Гвардейцы без лишних церемоний затолкали людей в черном обратно в толпу, пригрозив для острастки алебардами.

Началось шествие.

В теплом свете тысяч ламп, фонарей, свечек и факелов заблистали мишура и позолота. Гремели оркестры; шагали солдаты; красотки, сидя в разукрашенных носилках, дарили толпе воздушные поцелуи.

Джориан с Карадуром и не подумали задержаться, чтобы поглазеть на зрелище. Оглянувшись для порядка, они проворно свернули на боковую улицу.

– Шествие их хоть немного задержит, – бормотал Карадур. – Одного понять не могу: как эти люди узнали нас под масками?

– Не можешь понять, да? А я могу, – отозвался Джориан. – Мы позабыли, что лучи волшебного фонарика не только чужие маски просвечивают, но и наши.

– Ах, горе мне, совсем одряхлел, о такой простой вещи не подумал! Но куда же мы теперь? Без денег, в чужом городе, стража твоя по пятам идет.

– Давай найдем корабль Лациендо и спрячемся на каком-нибудь складе поблизости. Ежели Лациендо объявится, я знаю, что мне делать. А не придет, заберемся на попутное судно.

Шествие закончилось через несколько часов. Было проведено состязание карнавальных костюмов и вручены призы: за самый красивый костюм, за самый изобретательный костюм, за самый смешной костюм и прочее, и прочее. Самые здравомыслящие горожане разошлись по домам; менее здравомыслящие с криками и песнями шатались по улицам Виндии. По углам впопыхах и с оглядкой вершилось прелюбодейство: это мужья, чьи жены превратились в толстых сварливых фурий, и жены, которых мужья забросили ради своей работы, искали радости и утешения в случайных интрижках. Городские огни гасли один за другим, уступая место поздно взошедшей молодой луне, струившей на Виндию бледный рассеянный свет. С моря на улицы города мягко наползал туман.

Джориан и Карадур спрятались на складе, примыкавшем к месту стоянки «Талариса». Склад, разумеется, охранялся, но сторож отлучился полюбоваться празднеством. В темноте неясной громадой возвышались штабеля тюков и ящиков.

– А все потому, – зашептал Джориан, – что доверились дружкам твоим, оборотням. И что интересно, клянусь медной бородой Зеватаса: стариканы вроде тебя обычно осторожны и подозрительны, а желторотые юнцы вроде меня доверчивы, легковерны, и их в два счета можно надуть. Зато у нас, кажись, все наоборот.

– Разве нельзя обратиться в виндийский сенат и попросить защиты от твоей Королевской гвардии? – прошептал в ответ Карадур. – Они же не допустят, чтобы двух путешественников ни за что ни про что выкрали в свободном городе!

– И не надейся! Может, Оттомань еще взяла бы нас под защиту, но у Виндии с Ксиларом договор против Оттомани; нас выдадут, глазом не моргнув. Двенадцать Городов без конца заключают и расторгают договоры; вчерашний заклятый враг может стать преданным союзником, и наоборот. Похоже на сложный танец, где в каждой фигуре меняешь партнера.

– Вам, новарцам, нужен император, который бы унял всю эту свистопляску и запретил растрачивать силы на грызню. У нас есть поговорка: «Собери вместе трех жителей Двенадцати Городов, они тут же образуют четыре группировки и насмерть передерутся».

– Скорее зайцы начнут волков есть, чем новарцы покорятся такому правителю. Ардиман Ужасный как-то попытался, да надолго его не хватило. Кроме того, у кучки без конца грызущихся маленьких полисов есть свои преимущества перед такой огромной единой империей, как твоя.

– Какая польза от вечных жестоких и разрушительных междоусобиц?

– Ну, каждый из Двенадцати Городов сам по себе невелик, так что человек осознает свою значительность. Поэтому жители всерьез интересуются делами государства и своих правителей. А Мальвана такая огромная и порядки в ней такие незыблемые, что тамошние люди чувствуют себя ненужными и беспомощными. Вот вы и позволяете Шайю и ему подобным творить что в голову взбредет, даже если видите, какие они лентяи, распутники, дураки или чудовища. Зато в Двенадцати Городах есть все виды правления: королевства, княжества, республики, теократии, – и, когда появляется что-то новое и лучшее, другие города имеют возможность понаблюдать и решить, стоит ли вводить такое правление у себя.

– Но появись дальновидный правитель, который объединил бы вас и направил бы вашу энергию в нужное русло…

– То мы бы очень скоро стали второй Мальваной, а дальновидный правитель направлял бы всю нашу энергию на укрепление своего влияния и могущества.

– Но мы, по крайней мере, сохраняем мир внутри страны, это ли не преимущество?

– Что Мальване за польза от такого мира? Насколько мне известно, ваши традиции, обычаи и верования уже тысячу лет не менялись. Сказать тебе, почему Двенадцать Городов так легко разгромили огромную армию, которую наслал на них царь Сирваша, отец Шайю? Потому что мальванцы по сию пору используют оружие и военную тактику времен Гиша Великого. Нечего удивляться, что наша кавалерия изрубила в капусту ваши смертоносные колесницы, а наши лучники выбили с поля ваших пращников и метателей дротиков. Сравни неменяющуюся Мальвану и Двенадцать Городов, вспомни, чего мы достигли за последние сто лет в ремеслах и науках, в литературе и театральном искусстве, в законах и управлении, и ты поймешь, о чем я толкую.

– Все это прекрасно, – проворчал Карадур, – для тех, кто печется о сиюминутном. Я полагаю, такие взгляды с возрастом пройдут. Когда я был молод, меня тоже увлекали перемены и нововведения, но сейчас мне милее безопасность и стабильность. Попомни, сынок, мои слова: однажды какой-нибудь из Двенадцати Городов, чтобы одолеть соседа, призовет на помощь швенские орды, и вы не успеете оглянуться, как хан из рода Гендингов захватит всю Новарию. Такое уже бывало.

– Но, в конце кон… – Джориан замолк на полуслове: ему что-то почудилось.

На улице раздались шаги и неразборчивый шепот. Джориан втолкнул Карадура за кучу тюков.

В помещение склада вошли двое. Вглядевшись в силуэты, Джориан решил, что перед ним мужчина и женщина, хотя предрассветные сумерки мешали разглядеть их как следует.

– Пришли, любезная хозяюшка, – говорил мужчина. – Не сомневайся, твой покорный слуга устроит мягкую постельку на тюках с грузом; найти бы только… Ах, вот оно, моя прелесть: стопка новой мешковины, как раз то, что надо для… хрм!

Заключительное хрюканье явилось следствием того, что свинцовый набалдашник Джорианова кинжала с размаху опустился на череп незнакомца. Мужчина рухнул на каменный пол. Женщина в этот момент стаскивала платье через голову и потому не могла видеть, что произошло. Наконец она сдернула платье и теперь стояла нагишом, комкая в руках одежду. Так продолжалось несколько секунд. При свете занимающегося утра Джориан разглядел: красотка была что надо. Выпавшая из ее рук маска валялась поблизости.

Увидев распростертого на полу любовника и нависшую над ним громадную и темную фигуру Джориана, девушка тоненько взвизгнула, затем, как была, с платьем в руках, опрометью метнулась за дверь и скрылась в тумане. Джориан перевернул тело и стянул с мужчины маску.

– Я не ошибся, – сказал он, присаживаясь на корточки рядом с бесчувственным телом, – мастер Лациендо собственной персоной, чтоб ему собаки кишки отъели. Я голос узнал. Одна надежда, что девка не приведет сюда стражу.

– Он… он умер? – стуча зубами, спросил Карадур.

– Нет; башка маленько помята, но цела, сердце бьется. – Джориан снизу вверх посмотрел на Карадура. – Я, кажись, знаю, как спасти наши шкуры. Сумеешь продать лошадь и пару ослов?

– Никогда не торговал лошадьми, но думаю, что сумею.

– Так дуй в нашу комнату, собери манатки, а потом на конюшню, куда мы поставили живность. Скажешь конюху: желаю, мол, их продать. Еще рановато, но, ежели повезет, он укажет двух-трех покупателей, охочих до выгодной сделки. Лошадь стоит никак не меньше двух мальванских крон, или сколько там в пересчете; ослы – четверть или в лучшем случае треть кроны за каждого. Раз деньги быстро нужны, могут дать меньше, так ты хотя бы поторгуйся.

– А ты, сынок?

– Мне надо связать этого прощелыгу и сунуть ему в пасть затычку, чтоб он не напакостил, пока мы не отчалим. Ежели на «Таларисе» уже проснулись, поднимусь на корабль и попробую что-нибудь наболтать.

Через два часа восходящее солнце рассеяло остатки тумана, и Прибрежная улица ожила. Карадур, согнувшись под тяжестью Джорианова лука и ранца, с трудом тащился по Прибрежной улице к стоянке «Талариса». На корабле – одномачтовом паруснике средних размеров – кипела работа: грузчики перетаскивали с берега остатки товара, матросы укладывали канаты, а дюжина хорошеньких юных рабынь стрекотала, будто стая галок. Средь этой толчеи, облокотись на леер, с безмятежным видом стоял Джориан. Карадур ринулся к напарнику.

– Сколько выручил? – помогая ему взобраться на борт, тихо спросил Джориан.

– Одну крону, две марки и шесть фартингов за все.

– Я бы лучше обстряпал, да выбирать не приходится. Позвольте представить. Капитан Штрассо, это мой друг доктор Карадур из Тримандилама, о котором я давеча говорил. Доктор, уплатите капитану десять марок за проезд и стол до Янарета.

– Рад приветствовать вас на борту, сударь! – пророкотал капитан. – Запомните: не плевать, не гадить, не писать за борт с наветренной стороны! И не мусорить на палубе. Я содержу корабль в чистоте. Мастер Мальто, убери девок с дороги, мы отчаливаем.

Некоторое время спустя, когда Виндия осталась далеко позади и ветер, подгоняя корабль, раздувал узкий треугольный парус, Джориан с Карадуром завтракали в отведенной им на корме крохотной каюте. Здесь стоял несмолкаемый гул: плескались волны, которые рассекал нос корабля, журчала вода под днищем, поскрипывали шпангоуты, под порывами ветра звенели снасти.

– Скажи, сынок, – спросил Карадур, – небом Варны тебя заклинаю, как ты это проделал?

Джориан ухмыльнулся:

– В конторке хозяина склада я отыскал бумагу с чернилами и заставил мастера Лациендо написать записку капитану Штрассо, что он, мол, сломал лодыжку на Балу Привидений и не согласится ли капитан нанять вместо него его друга Мальто из Кортолии – опытного торгового агента, прежде плававшего в Западном океане.

– Как тебе удалось его заставить?

– Есть способы, – хмыкнул Джориан. – Еще я нашел у него в кошельке девять ксиларских львов – из тех, какие они у нас выманили, – и отобрал их. Поррекс, должно быть, дал ему десять львов за то, что помог нас обдурить, да он один истратил на полюбовницу. Лациендо, конечно, отпирался, только кто ему поверит? Ты бы видел, как он взбесился, когда я располосовал его нарядный бархатный плащ: связать его хотел. Надо сказать, мастер Лациендо не робкого десятка – я ему кинжал к горлу приставил, а он меня знай кроет на все корки. Но, главное дело, записку написал.

Капитану Штрассо эта история не больно-то понравилась, только ему не хотелось терять день: пришлось бы сойти на берег, команду «Сынов Беннивера» с постели поднять, другого суперкарго требовать. А тут еще Белиус-работорговец пожаловал, привел за собой двенадцать милашек, ну, я за них и расписался.

Ты, слышь, имя мое новое запомни: Мальто из Кортолии. Я решил, что Никко и Джориан свое отслужили. Кто это из мудрецов сказал: наглость – второе счастье?

– Разве не умнее было назвать своей родиной какое-нибудь западное государство – Ир, например? Сам же говорил, что плавал в тамошних водах.

– Только не с моим кортольским выговором! Я вообще-то неплохо копирую диалекты, но уж это чересчур, такая наглость к добру не приведет!

IV
Замок Топора

Холодный северный ветер из швенских степей вздымал воды Срединного моря и ходко гнал «Таларис» на юго-восток. Берег превратился в узкую черную линию на юго-западном горизонте. В другое время года над темной полоской берега вырисовывался зубчатый хребет Козьей Кручи, но сейчас его укрывало одеяло снежных облаков.

Джориан в обществе капитана и двух штурманов, правящих кормовыми рулями, стоял на крыше корабельной рубки. Карадур отсиживался в каюте, а рабыни сгрудились под навесом: их одолевала морская болезнь.

– Кажись, твоему желудку качка нипочем, – заметил капитан Штрассо.

– На Западном океане бывало и похуже, – отозвался Джориан. – Помню, гнался я как-то за пиратами… гм… пираты гнались за моим кораблем… Ну, короче, море вдруг забурлило, что твой мельничный пруд. Эта буря нас и спасла, потому как пиратская галера затонула, а нам хоть бы что, только палубные надстройки покорежило.

– А тебя, могучий мастер Мальто, ясное дело, даже не укачало? – спросил Штрассо.

Джориан расхохотался:

– Дружище, побереги свое остроумие. Наоборот. Блевал, как издыхающий пес. Но великий Псаан, видно, решил, что одной такой встряски мне на всю жизнь хватит, потому как с тех пор я морской болезнью не страдаю. Сколько времени еще надо идти на юг, чтобы потеплело?

– В Янарете теплее – там снега не бывает, но настоящие тропики начинаются за Козьей Кручей. По эту сторону хребта летом сушь, зимой дожди. А по ту сторону, говорят, наоборот. Вон цыпочка твоя выползла, тащится к лееру, как на плаху.

– Спущусь, надо глянуть, как там красотки.

Штрассо покосился в его сторону:

– А может, понежиться часок в их объятиях?

– Хороший суперкарго трогает товар только тогда, когда хочет убедиться в его сохранности.

Джориан спустился на палубу и окликнул девушку. Это была Мневис, которой по бойкости нрава рабыни поручали вести переговоры. Ее желудок отказывался принимать пищу, она похудела и казалась замызганной и поникшей.

– Добрый мастер Мальто, – сказала она, – боюсь, нас ждет страшный конец.

– Ой, да будет тебе! После приступа морской болезни всем чудится конец.

– Не, я ж не моря боюсь, а этих ужасных людей, которым нас продали головорубы… бр-р! – Ее передернуло. – Как гляну на руки их, так и встанет перед глазами – кровь с них капает, капает.

– Палачи такие же, как все, разве что их кровавое, но нужное ремесло вызывает у недалеких людей предубеждение. И потом, они уже на пенсии, живут себе тихо-мирно.

– Все равно, как подумаю, так в дрожь и кидает. Может, побег нам устроите, а? Или хоть кому нормальному продайте, не этим извергам. Нам и отплатить-то нечем, кроме как телом своим; но вы не думайте, мы только с виду неказистые…

– Прости, Мневис, ничего не выйдет. Я обещал доставить вас Хуравэле, старосте отставных головорубов Реннума Кезимара, и непременно доставлю.

Позднее Джориан сетовал Карадуру:

– Знаешь, доктор, я раньше не задумывался, каково быть палачом, а они ведь нужны, эти люди, как сборщики податей или живодеры – их тоже все ненавидят.

 
Да, палач я и ужас вселяю в сердца,
Я увечу, рублю и казню без конца.
Но при виде меня вы не прячьте лица,
Человек я в душе неплохой!
Вот орудья мои: дыба, шнур и топор;
Не останется цел ни разбойник, ни вор;
Должен быть я проворен, иначе – позор.
Кто оценит мой труд непростой?
Ребятишек люблю, и ласкаю жену,
И налоги плачу я исправно в казну.
Нет добрее меня, хоть объедь всю страну.
Отчего ж среди вас я изгой?[4]4
  Перевод С. Мурзиной.


[Закрыть]
 

На следующее утро после отплытия из Виндии небо и берег заволокли тучи. Капитан Штрассо, так и сяк поворачивая солнечный кристалл в надежде поймать отсвет, который укажет местонахождение солнца, брюзжал, обращаясь к Джориану:

– Ежели погода испортится, мы не сможем вернуться домой и застрянем на зиму в Янарете. Ну и зададут же мне трепку «Сыны Беннивера»! Одна с ними морока, с судовладельцами этими. Рискнешь – будут орать, что собственность их бесценную не бережешь; не рискнешь – все уши прожужжат, что, мол, попусту упускаешь время и лишаешь их законной прибыли.

– Остров по курсу! – закричал впередсмотрящий.

Капитан Штрассо приободрился:

– После того как всю ночь качало да задувало, неплохо побродить по суше, а, мастер Мальто? Чуть правее… – бросил он рулевому. – Так держать. – Затем снова повернулся к Джориану: – Настоящей-то гавани нет, зато две якорные стоянки, одна с южной стороны, другая с северной. В это время года корабль лучше с юга подвести.

Уже миновал полдень, когда «Таларис» бросил якорь в маленькой бухте на южной оконечности Реннума Кезимара. Спустили шлюпку, чтобы перевезти на берег рабынь. Первыми отправились два гребца, Джориан, Карадур и две девушки. Едва они выбрались на шаткие мостки и шлюпка погребла назад к кораблю, на другой стороне мостков показалась группа мужчин. Все они были смуглы, увенчаны тюрбанами и с головы до пят обмотаны длинными полотнищами шерстяной и хлопчатой материи, искусно задрапированной и собранной в складки; ветер трепал свободные концы покрывал.

Мужчина, шедший впереди остальных, был ростом с Джориана, но гораздо массивнее – гора мускулов, которые теперь, с возрастом, сделались немного дряблыми и обвислыми; под складками его одежды колыхался огромный живот. Из-под тюрбана торчали отросшие седые космы, а длинная седая борода, когда ее не трепал бриз, закрывала всю грудь.

– Сударь, ты и есть староста Хуравэла? – спросил Джориан по-мальвански.

– Угу, – скорее промычал, чем ответил, староста.

– Мальто из Кортолии, суперкарго корабельной компании «Сыны Беннивера». Мне поручена доставка двенадцати рабынь, коих ты заказал торговцу Белиусу из Виндии.

В ответ раздалось уже знакомое мычание.

– Вторая партия высаживается. Еще одна ходка, и порядок.

Мычание.

– Мой друг – досточтимый доктор Карадур.

Мычание.

«И то сказать, – подумал Джориан, – легкая попалась работенка». Ничего не оставалось, кроме как мерзнуть на ветру, пытаясь завязать разговор. Но скудный набор мальванских слов и упорное нежелание гиганта поддерживать беседу делали затею почти безнадежной. Остальные палачи – такие же, как Хуравэла, высокие дородные мужчины в летах – молча стояли вокруг, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

Джориан с трудом оторвался от созерцания песчаного берега с островками осоки, колыхавшейся на ветру, и принялся разглядывать возвышенность в центральной части острова. На Реннуме Кезимаре не было деревьев; здесь росла лишь высокая трава, высохшая и пожухлая в это время года, да темнели купы падубов и стелющегося остролиста. Капустные грядки вокруг замка – на вершине островка – были единственным ярким пятном в окружающем ландшафте, безрадостном, сером, будто вылинявшем. Серый замок светлел на фоне свинцово-серого пасмурного неба.

Наконец шлюпка в третий раз причалила к берегу.

Последние рабыни высадились на мостки.

– Все здесь, – сказал Джориан.

Староста Хуравэла мотнул головой:

– Пошли.

По крутому откосу они вскарабкались к замку. Несколько бывших заплечных дел мастеров копошились на капустных грядках. Вокруг замка тянулся пересохший ров, наполовину заваленный мусором; через него был перекинут подъемный мост.

Процессия пересекла мост, прошла под опускной решеткой, установленной в проеме сводчатой арки с тайными ловушками, миновала небольшой вестибюль, перестроенный в сторожку привратника, и оказалась в главном зале. Светильники не были зажжены, и в зале царил тусклый полумрак. Хотя в башнях и стенах на месте прежних бойниц пробили окна – замок более не предназначался для обороны, – оконные проемы были обклеены промасленной бумагой, и в пасмурную погоду свет сюда почти не проникал. Два палача играли в шашки и не обратили на вошедших никакого внимания. В противоположном углу стояла рама, к которой был подвешен огромный бронзовый гонг. Вдоль стен тянулись длинные столы.

Когда все вошли, Хуравэла направился к большому столу. Он тяжело опустился в массивное дубовое кресло во главе стола и сказал:

– Построй их.

Джориан так и сделал. Хуравэла пересчитал рабынь, тыча в каждую толстым указательным пальцем и беззвучно шевеля губами.

– Все правильно, – проговорил он наконец. – Вот твои деньги. Двести сорок серебряных марок за голову; по нынешнему курсу сорок шесть мальванских крон на круг.

Хуравэла высыпал на стол целую горсть крон, двукронников, пятикронников и десятикронников и отсчитал плату. Джориан проверил, все ли правильно, и пересыпал квадратные золотые монеты в свой кошелек.

– Сделай одолжение, распишись, – сказал он, подавая старосте расписку.

– Вот дерьмо! – простонал великан. – Перо мне.

Вы двое заверите подпись.

Хуравэла поставил свой знак, а Джориан с Карадуром заверили его подлинность.

– Вечером большой праздник, – сказал Хуравэла. – Вы с доктором приглашены, капитан ваш тоже. Брат Чамбра, пошли Штрассо записку. Брат Тилакия, уведи рабов. – Он обернулся к Джориану: – Пора вздремнуть. Мэру покажет замок. Увидимся в три часа.

Хуравэла с усилием поднялся и удалился в темный коридор. Другие братья потянулись следом, и скоро в зале остались лишь Джориан, Карадур и один из братьев.

– О Джориан, – зашептал по-новарски Карадур, – я бы предпочел не оставаться на этот праздник. Позволь мне вернуться на корабль.

– Что стряслось? Тебе разве не хочется отведать для разнообразия нормальной еды?

– Не в еде дело. Над этим местом витает что-то зловещее, я чувствую.

– Ерунда! Развалюха, правда, мрачновата, но ее обитатели, кажись, вполне приличные люди.

– Нет, у меня на такие вещи астральная интуиция.

– Все равно останься. Ты не можешь бросить меня одного с этими молодцами!

Предоставленный в их распоряжение палач Мэру был среднего роста и телосложения. В отличие от большинства здешних жителей он брил бороду и не носил тюрбана. Несмотря на то что в его волосах уже пробивалась седина, Мэру выглядел моложе своих отставных собратьев.

– Если господам угодно последовать за мной, – широко улыбнувшись, сказал он, – я покажу вам Замок Топора. Вы увидите памятные экспонаты – свидетельства исторических событий, которые всемогущий царь – да правит он вечно! – милостиво разрешил нам забрать с собой в отставку.

– Благодарю вас, что-то не хочется, – поспешно сказал Карадур. – Я устал. Здесь найдется место, где можно прилечь?

– Конечно. Пожалуйте в этот покой. Чувствуйте себя как дома, доктор, а мы с мастером Мальто покамест осмотрим замок.

Мэру, в противоположность Хуравэле, тараторил без умолку.

– Присмотрись, – говорил он. – Видишь, нижние ряды стенной кладки не такого цвета, как верхние? Внизу остатки древнего замка; то, что выше, надстроено при Чоланки Третьем… Тут у нас кухня, а это – жены семейных братьев, стряпают вечернее угощение…

– Твоя тоже здесь? – поинтересовался Джориан, разглядывая дюжину коренастых пожилых теток.

– Моя? Ха! Что мне женщины, я был обручен со своим искусством.

– Чего ж ты так рано ушел на покой?

– В правом плече завелась ломота, и рука уже не могла служить, как прежде. Плечо и теперь ноет в сырую погоду. Веревка, удавка, топор – еще куда ни шло, а вот с двуручным мечом управляться не по силам. Каждый головоруб в конце своей карьеры обречен орудовать презренным ломом.

– Как так?

– Знай же, что у правоверных каждому сословию положена своя казнь и, по обычаю, таким благородным орудием, как меч, казнят только членов царского дома да знатных господ. Для знати – меч, для воинов – топор, для чиновников – удавка, для торговцев – петля, ремесленникам – кол и так далее, хотя есть особые преступления, за которые полагается особое наказание – потоптание, к примеру, царским слоном.

Так вот, одна из жен царя Шайю – да правит он вечно! – завела шашни со знатным вельможей; по высочайшему указу обоих ждала смерть от моей руки. Сперва все шло отлично: голова владетельного господина Вальшаки скатилась с плеч в один момент. Но когда я занес меч над женщиной, мне стрельнуло в больное правое плечо, и тяжелый меч ударил ниже, чем надо, – по лопатке. Как ты, конечно, догадываешься, от моей промашки ее отбросило на помост, а в спине образовалась огромная рана. Мои подручные приподняли ее, снова поставили на колени – она вопила благим матом, кровь хлестала ручьем – и разложили на плахе для повторного удара.

На этот раз я не сплоховал. Голова, которую я преподнес его величеству – да правит он вечно! – была просто на загляденье: срез чистый, прямой – ни одного лоскутка кожи. Просто на загляденье. Но Шайю решил, что мне пора в отставку – и все из-за одной-единственной осечки.

Они выбрались на крышу одного из угловых бастионов.

– Вон там, – показал Мэру, – в устье Джхукны, находится пиратская стоянка. Летом, когда из Виндии в Янарет плывет торговая флотилия, галеры с пиратами валом валят к морю; отсюда они похожи на стаю водомерок. Из-за пиратских набегов Виндии теперь приходится посылать свои боевые галеры для охраны торговых караванов.

– Царь Шайю мог бы построить флот и помочь разделаться с морскими разбойниками. Почему все тяготы должны нести новарские города?

– Друг мой! – изумился Мэру. – Чтобы правоверный мальванец вышел в море? Да знаешь ли ты, что это считается богомерзким поступком и, только совершив множество сложных и дорогостоящих обрядов, можно очиститься от скверны?

– Тебе же пришлось пересечь море, чтоб сюда добраться.

– Ах, мой грех невелик, я ведь плавал всего один раз. Вот если я выйду в море ради заработка, тогда другое дело: остаток дней придется каяться на берегу.

Этим мы от вас, варваров, и отличаемся.

– Кажись, доктор Карадур иного мнения.

– Это его забота. Может, он еретик, а может, заклинания защищают его от скверны морского плавания.

Давай спустимся, не то я насмерть простыну.

– Вы, мальванцы, боитесь холода, как тропические цветы, – заметил Джориан, спускаясь по витой лестнице вслед за Мэру. – Чуть где подует, дрожите и ежитесь. Меня-то этот ветерок освежил, только и всего.

– Просто ты никогда не бывал в шкуре правоверного из джунглей на юге Мальваны – от деревьев поднимаются влажные испарения, а жара такая, что днем все живое словно вымирает, одни москиты жужжат. Тьфу, куда я дел этот вонючий ключ? Ага, вот он! Здесь расположен подъемный механизм моста.

Они заглянули в комнату, где находилась рабочая часть огромных водяных часов. Вода, стекая по желобу, тонкой струйкой лилась в ковши, закрепленные на круглой раме. Джориана тотчас заинтересовала работа механизма. Когда ковш наполнялся, колесо под его тяжестью начинало поворачиваться, пока не натыкалось на ограничитель. Затем вода заполняла следующий ковш, и все повторялось.

– Отработанная вода стекает в бочку, подвешенную к подъемному механизму моста, – пояснил Мэру. – На рассвете под тяжестью бочки мост без труда опускается – бочка служит противовесом. Когда бочка оказывается внизу, вода из нее перетекает в другую бочку, и та поднимает мост. Как мне говорили, несколько лет назад сюда приезжал часовщик по имени Эвор из Ардамэ…

– Как? – вырвалось у Джориана. – Это ж был мой о… – Он осекся. – Я хотел сказать, это был один из друзей моего отца. Ну, продолжай.

Мэру проницательно посмотрел на Джориана:

– Уже закончил. Этот человек установил механизм, и теперь мост опускается и поднимается сам по себе.

Нам ничего не приходится делать – только закачать воду в бак на верхнем этаже. Для этого в подвале имеется педальное колесо.

– Можно отсоединить мост от часов? Ведь всякое случается.

– Да. В сторожке есть подъемный ворот, если надо, он блокирует часы. Но такие случаи редки, в Реннум Кезимар мало кто наезжает.

Они спустились еще на один пролет. Мэру снова отпер какую-то дверь.

– Эта комната, мастер Мальто, – провозгласил он, – наш арсенал, но арсенал необычный. Здесь находятся наши отборнейшие экспонаты. Смотри!

– Боги милосердные! – едва смог выговорить Джориан.

Экспонаты оказались коллекцией орудий казни и пыточных приспособлений. Чего тут только не было: топоры, колоды, мечи, веревки для повешения, удавки и кривые ножи для перерезания горла. Тут были две готовые к употреблению дыбы и котел для кипящего масла. Тут были кандалы, плети, палки, бичи и тавра для клеймения. Были тут и особые орудия, назначение которых мог угадать лишь посвященный.

На скамеечке у стены сидел усатый брат преклонного возраста и с отсутствующим выражением на лице любовно затачивал топор.

– Ну что, брат Дхонг? – окликнул его Мэру. – Как думаешь, не оплошает твой секач на вечернем состязании?

Продолжая тенькать оселком – динг-динг, – старец мечтательно улыбнулся.

– Какое состязание? – севшим голосом спросил Джориан.

– Увидишь, – ухмыльнулся Мэру. – Гляди, та самая колода, на которой отрубили голову Женере Виджейенсу, когда царь Сирваша подавил его мятеж. Позволь продемонстрировать наиболее интересные орудия. Это парный глазной выдавливатель брата Пахбея. Этот железный сапог обладает даром убеждения, особенно если надеть его на ногу подозреваемому и подогреть на открытом огне. Вот остроумное приспособление для перемалывания в студень ноги подозреваемого. Царь Ледитва опробовал его на брате, которого подозревал в заговоре. Теперь наши цари более предусмотрительны: они убивают братьев еще до вступления на престол.

– Для братьев звучит не очень-то весело.

– Твоя правда, зато у нас всегда есть работа. А вот, гляди-ка, колесо брата Гоуса и молот для забоя на нем осужденных. Здесь у нас прелестные тисочки для раздавливания большого пальца; обрати внимание на роспись серебром и золотом по металлу… Брат Дхонг был мастер пыточного дела, да и я тоже. Поэтому нас включили в число тех, кто… Но хватит об этом, а то я тебе все удовольствие испорчу.

– Спасибо, я уже насмотрелся, – сказал Джориан. – Просто с ног валюсь, совсем как доктор Карадур.

– О, разумеется, – спохватился Мэру. – В таком случае давай вернемся в главный зал, оттуда можно пройти в приготовленную для тебя комнату.

По дороге к главному залу Джориан хранил упорное молчание. Продолжая оживленно болтать, Мэру указал ему комнату, где отсиживался Карадур. В комнате стояли две кровати; на одной из них, откинувшись на спину, посапывал старый колдун.

Джориан притворил дверь и улегся на другую кровать. Однако сон не приходил. Отчаявшись заснуть, Джориан встал, вышел из комнаты и предпринял собственное расследование. Повисшую над замком тишину нарушали лишь звон посуды на кухне да еще храп, доносящийся из-за каждой двери.

Кроме винтовой лестницы, ведущей наверх, в главном зале была еще одна лестница, которая вела в подвалы. Спустившись по ней, Джориан обнаружил длинный полутемный коридор, освещенный прилепленным к стене огарком; по обе стороны тянулся ровный ряд дверей. Некоторые из комнат, замкнутых на большие висячие замки, явно служили для хранения ценностей. Две оказались зарешеченными камерами; одна из них вдруг огласилась многоголосым плачем. Голоса были знакомые: в темнице содержались двенадцать рабынь.