Текст книги "Третья жена"

6

Назавтра Эдриан обедал с Кэт. Так сложилось, что оба работали в нескольких кварталах друг от друга, в Фаррингдоне, и старались обедать вместе по крайней мере раз в неделю. Кэт работала неполный день в приюте для бездомных животных. Остальное время она выполняла роль неофициальной помощницы Кэролайн по хозяйству, за что та расплачивалась с ней ночлегом, кормежкой и еще сотней фунтов в неделю.

У Эдриана было свое архитектурное бюро, носившее непритязательное название «Эдриан Вольф Ассошэйтс». Он создал его в комнатенке над пабом в Тафнелл-парк, когда ему было 35: только он, двое друзей и секретарь. Теперь у него трудились 38 человек на двух этажах перестроенной фабрики в Фаррингдоне. Бюро проектировало главным образом социальное жилье, а Эдриан превратился в его формального главу. У него еще оставались клиенты-любимчики, которых он приобрел много лет назад, сохранилась и потребность впиваться порой зубами в какой-нибудь лакомый проект городского развития. Но после десятилетия, проведенного в таком режиме, а также в рабской зависимости от кофеина, Эдриан пришел в ужас от того, что превратился в трудоголика, отошел в сторонку и в восхищении убедился, что спущенный им когда-то на воду корабль прекрасно плывет без него. Он не спохватился, что утратил контроль над своим детищем, а увидел в этом сигнал сбавить ход. Занять место в заднем ряду. Пусть рулит молодежь, которой он щедро платит.

Кэт сидела за столиком у окна в их излюбленном ресторанчике. Ее броские волосы – одна прядь черная, другая синяя – были свернуты над ушами в два больших узла. Издали ему показалось, что на ней наушники для тепла, и он удивился, зачем они ей относительно теплым мартовским днем. То, как одевалась его старшая дочь, время от времени вызывало у него тревогу. Все на ней как будто преследовало цель приковать внимание. Косметики тоже было, на его вкус, многовато. В последнее время Кэт даже пристрастилась к накладным ресницам. Не говоря о фигуре: сплошные дерзкие выпуклости и изгибы, как будто она стремилась сообщить об этих своих достоинствах каждому встречному-поперечному. Впечатление создавалось не то чтобы совсем уж улично-вульгарное – здесь Эдриан был, возможно, по-отцовски необъективен, – но по части броскости дочь явно перебарщивала. Ему было бы больно признаться в этом ей, но иногда он стеснялся находиться с ней на людях: вдруг ее примут за его подружку? Беда была в том, что они были недостаточно похожи друг на друга, чтобы люди поняли: они родня. На свою мать, обладавшую завидной стройностью, она тоже не походила. Свихнутая бабка Сьюзи, эта португалка, – вот в кого пошла Кэт. Эдриан видел бабку раз-другой в начале их со Сьюзи отношений, и она однажды высказалась о нем пренебрежительно: мол, неопрятен и тощ.

– Привет, милая! – сказал он и наклонился приобнять дочь.

– Привет, привет! Ужасно выглядишь.

– Спасибо на добром слове. – Он выдвинул стул и сел. – Ты прелесть, как всегда.

– Так я тебе и поверила! Ладно, заказываем, я умираю с голоду.

В последнее время Кэт ходила хронически голодная и беспрерывно ела. Он в тревоге подумал, что если она не возьмет себя в руки, то к сорока годам перестанет проходить в дверь.

Кэт потребовала целый таз углеводов и вредную колу. Эдриан заказал тарелку итальянской закуски и стакан воды. Потом вынул из кармана и положил на стол между собой и дочерью телефон Джейн.

– Что еще за дрянь? – спросила Кэт, макая здоровенный кусок хлеба в оливковое масло.

– Это не мое.

– Ну да. – Она потянулась за телефоном.

– Тут одна девушка…

– Господи, папа, только не это!

Он обиженно покосился на нее, удивленный ее реакцией.

– Перестань. Просто девушка. Пришла взглянуть на кошку. Помнишь, я пару недель назад повесил на почте объявление?

– Помню. – Кэт доела первый кусок хлеба в оливковом масле и принялась за второй.

– В общем, пришла, взглянула на кошку, уговорила меня ее не отдавать, немного посидела. Приятная девушка. То есть женщина.

– Сколько лет? – Вопрос был задан с некоторой неприязнью.

– Не знаю. Около тридцати. Может, и сорок. Трудно сказать. – Эдриан старательно изображал безразличие, чувствуя во взгляде Кэт неодобрение. – Короче говоря, она уговорила меня не отдавать кошку. И тут я наталкиваюсь на нее вчера вечером. Остановились, перекинулись парой словечек. У нее была встреча. Мы постояли не больше минуты. Возвращаюсь после ужина домой, и… – Он посмотрел на дешевый телефон. – Нахожу в своем диване это. Он ее. Сколько его ни вертел, кажется, делаю что-то не то: вижу в нем только свой собственный номер и нашу с ней переписку. Ни адресной книжки, ни истории звонков. Как так? Вот я и подумал: может, ты, молодая, сумеешь привести его в чувство?

Кэт запихала в рот остаток второго куска хлеба в масле и схватила телефон.

– Гм… – сказала она через пару минут. – Чудеса! Можно подумать, что она завела этот телефон именно для того, чтобы связаться с тобой. Больше в нем нет буквально ничего. Так не бывает! Господи! – Она закатила глаза. – Ты же не воображаешь, что она в тебя влюбилась?

Эдриан пренебрежительно фыркнул.

– Что за глупости? Ничего похожего.

– Как тогда это объяснить? – Кэт развела руками.

– Понятия не имею. Ни малейшего представления.

Официант поставил перед Кэт слоновью порцию спагетти с лососем под сметанным соусом. Она восторженно улыбнулась и взглянула на стоявшую перед Эдрианом деревянную дощечку с тонко наструганными ломтиками мяса.

– Как аппетитно! Поделишься чоризо?

– Нет! – отрезал Эдриан. – Ешь свое!

Кэт окинула отца укоризненным взглядом и все равно стащила ломтик. Эдриан легонько шлепнул ее по руке и застонал, когда она отправила весь ломтик в рот.

– Ну, ты даешь!

– Знаю. – Она взялась за приборы. – Главный вопрос такой: если ты столкнулся с ней на улице вчера, а она забыла телефон в твоей квартире в воскресенье, то почему она, интересно, о нем не спросила?

– То-то и оно!

– Можно подумать, что…

– …что она хотела, чтобы он был у меня. Да, знаю. Я тоже так подумал.

– Ну, и какие твои действия?

– Сам не знаю. – Он пожал плечами. – Дело в том, что… – Он уставился на маленький завиток на деревянном столе. – Она такая… Я почувствовал…

Ему хотелось сказать Кэт, что впервые после той страшной апрельской ночи он почувствовал, что способен двигаться дальше. Хотелось сказать, что эта женщина отворила внутри него дверцу, прежде наглухо запертую, и что он теперь почти окрылен возможностью снова впустить кого-то в свою жизнь. Но в лице дочери, в ее интонации было что-то, заставившее его замолчать.

– Без сомнения, – снова начал он, спотыкаясь на каждом слове, – эта женщина в меня не влюблена. Но что-то явно происходит. Что-то странное. Как ты считаешь, стоит мне продолжать?

Кэт пожала плечами.

– Зависит от того, что ты будешь «продолжать».

– Разгадывать загадку, – с улыбкой ответил Эдриан. – Только и всего. Послушай, Кэт, уже целый год прошел. Рано или поздно мне надо будет задуматься о том, чтобы двигаться дальше. Не хочешь же ты, чтоб я до конца жизни оставался один?

Кэт опять пожала плечами, ковыряясь в зубах длинным ногтем.

– Не то что я желаю тебе одиночества… Конечно, нет. Но кидаться в омут головой тоже не надо. По-моему, тебе полезна самостоятельность.

– Вот как? Ты совсем за меня не переживаешь?

– Нет, – был ее ответ. – Ты взрослый человек, ты справишься. Вокруг тебя достаточно людей, которые переживают. А я просто жду, когда ты опять засияешь. – И она сопроводила это признание ироническим жестом.

Эдриан сухо хмыкнул.

– Женщина тебе для этого ни к чему. По-моему.

Улыбка Эдриана означала: «Это по-твоему».

– Другое дело, – продолжила Кэт, наматывая на вилку спагетти в соусе, – если тебя просто интригует загадка, а грязных стариковских намерений в отношении этой женщины ты не вынашиваешь. Если так, я готова помочь тебе выследить ее.

– Ты мне поможешь?

– Ага. Загадки – это по мне. – Она опять включила телефон и стала прокручивать большим пальцем сообщения, другой рукой отправляя в рот одну вилку спагетти за другой. – Взять хоть вот это. – Кэт показала отцу телефон. – Она пишет, что возвращается с занятий по кикбоксингу в Хайгейте. Я могла бы проверить курсы кикбоксинга. Ты не против?

– Я очень даже за! Спасибо, Кэт.

– Никаких проблем. – Она улыбнулась. – Только чур без романов, папа. Довольно жен. Пожалуйста.

После ланча Эдриан побрел обратно в бюро. Он выбрал кружной путь, впервые заметив весну: рестораны выставили столики на тротуары и распахнули окна, люди надели темные очки, девушки уже щеголяли в открытых туфлях. Он ощупал внутренний карман пиджака: там в прошлом году лежали очки от солнца. Пусто. Куда он их задевал? Эдриан не помнил, носил ли вообще темные очки в прошлом году. И само прошлое лето не помнил.

Мимо него прошествовала молоденькая женщина с младенцем на груди. Младенец крепко спал с повернутой на 90 градусов головкой. Эдриан улыбнулся сначала ему, потом его матери, получил ее ответную улыбку и пошел своей дорогой. Внутри у него что-то шевелилось. Что-то, долгие месяцы пролежавшее неподвижно. Наверное, это было его горе: оно стало таять по краям, как мороженое на прилавке – посередине кусок льда, холодный и твердый, но уголок уже можно отколупнуть, не погнув ложку.

7

– Кажется, та женщина приходила на меня посмотреть, когда я каталась.

Эдриан, разогревавший на полке в камине томатный суп, повернулся к Перл.

– Какая женщина?

– Та, которую мы видели в мой день рождения. Джейн.

Эдриан почувствовал, что краснеет от упоминания ее имени, и завозился с миской: суп уже закипал.

– Я знала, что ты мне не поверишь.

Он еще раз помешал суп и посмотрел на младшую дочь.

– Я не сказал, что не верю.

– Ты сказал «гм».

– Это в смысле «когда?» Как это? В смысле, ты уверена?

Перл провела ногтями по столу.

– Нет, не уверена, – согласилась она. – Она просто сидела на трибуне и, похоже, наблюдала за мной. Я как раз завращалась, потом гляжу – а ее уже нет. Когда мы встретили твою знакомую в мой день рождения, я поняла, что это она, та женщина из «Алли-палли»[1]1
  Сокращение от Александра-палас, культурно-развлекательного центра викторианской эпохи с катком. (Прим. перев.)


[Закрыть]. – Перл вопросительно посмотрела на отца.

Эдриан уселся напротив дочери.

– Насколько ты уверена?

– Сама не знаю. Процентов на семьдесят пять. Примерно.

Он кивнул.

– Ты мне веришь?

– Даже не знаю. Почему ты сейчас об этом заговорила?

– Кэт рассказала мне про телефон. Вот я и подумала, что не сошла с ума и что могу с тобой поделиться. – В ее ледяных голубых глазах читался вызов, требование с ней поспорить.

– Больше она нас не преследует. Она исчезла.

– Ладно, а зачем раньше преследовала?

– Не скажу даже, что она…

– Давай так. – Жалостливо глядя на отца, она принялась загибать пальцы. – Первое: она приходит сюда посмотреть кошку, которая ей ни к чему, причем дважды. Второе: она наблюдает, как я тренируюсь на катке. Третье: она вырастает у нас на пути как раз в мой день рождения.

– Совпадение.

– Никакое не совпадение, папа. Это записано у тебя на доске.

Эдриан разинул было рот, спохватился и стиснул зубы. Встал и вышел в холл. Как он сам этого не заметил? Надпись красной ручкой: «Страда», Аппер-стрит, 6.30 вечера.

Эдриан вернулся в кухню и тяжело сел.

– Ладно, твоя правда. Очень странно!

– У нас появилась преследовательница, – сказала Перл, скрестив руки на груди.

– Исчезающая преследовательница, – подхватил он.

– Это неважно. – Она взглянула через его плечо. – Суп закипел, папа.

Эдриан вскочил и снял суп с огня. Разлив его в две миски, он дал одну и кусок хлеба Перл. Это стало у них традицией: раз в неделю Эдриан забирал ее с тренировки, вел к себе домой и кормил томатным супом с хлебом. Так же он поступал с сыновьями, у каждого был на неделе собственный вечер. Еще одна идея Майи. «Одиночное кормление» – так она это назвала.

– Ты попытаешься ее найти?

Эдриан чуть не уронил свой хлеб в суп.

– Сам не знаю, – ответил он уклончиво. – Может быть. Я купил зарядку для ее телефона. Буду держать его заряженным – вдруг она позвонит?

– Какая она? Хорошая?

– Я ее почти не знаю. Всего-то три коротеньких разговора.

– Зачем она выслеживала меня? Может, подумывает, подойду ли я ей в падчерицы?

– Сильно сомневаюсь, – со смехом ответил Эдриан.

Перл, глядя в пол, вздохнула.

– Не знаю, захочу ли я новую мачеху.

– Перл, милая, тебе не надо об этом думать, честное слово! По-моему, трех жен на одну мужскую жизнь вполне достаточно.

Эдриан опустил в суп ложку и зажмурился. После напряженного ланча с Кэт до него дошло, что эта тема требует осторожности.

– Понимаешь, я всегда женился потому, что эти женщины были именно теми, с кем мне в то время надо было жить. Ни один из моих браков не вызывал у меня сомнений, каждый раз я женился с широко открытыми глазами, с любовью и надеждой. Возможно, такого у меня никогда уже не случится. Я могу встречаться с женщинами и хорошо о них думать, но они не будут предназначены для меня так, как Сьюзи, как твоя мама, как Майя.

Перл внимательно посмотрела на него.

– Ты опять женишься, – сказала она. – Ты любовный наркоман.

Эдриан спрятал улыбку, услышав из уст младшей дочери приговор, вынесенный ему Кэролайн.

– В общем, что бы ни произошло, я обещаю, что не сделаю ничего такого, от чего ты будешь несчастлива.

– Ты не можешь этого обещать, – возразила Перл, качая головой. – Никак не можешь.

8

В первые майские выходные совпали два дня рождения: Кэролайн исполнялось 44 года, Кэт – 20.

Эдриан вошел в дом в Айлингтоне с двумя подарочными пакетами и с полной сумкой шампанского. Денек выдался чудесный: на улице прохлада, а в саду Кэролайн, расположенном у южной стены дома, жара. Сьюзи пришла раньше. Она выглядела невероятно старой для женщины под пятьдесят: обветренная кожа садовницы с морского берега, совсем не подходящий для праздничного случая наряд – широкие брезентовые штаны и ношеная муслиновая кофта, из-под которой выглядывали лямки бюстгальтера. Но точеные черты ее лица по-прежнему завораживали, как и сияющие синие глаза.

– Привет, Сьюз. – Эдриан чмокнул ее в обе щеки. – Отлично выглядишь.

– Нет, ужасно. Захотелось посмотреть, что станет с волосами, если перестать краситься. Вот, полюбуйся.

Младшие дети прыгали на большом батуте в глубине сада, Кэт и Люк сидели рядышком на одеяле и таращились в смартфон Люка.

– Люк, – поприветствовал сына отец.

Люк поднял глаза и попытался встать.

– Да ладно, сиди.

Но Люк не послушался и, встав, раскрыл отцу объятия. Сын внушал Эдриану смутную тревогу. В отличие от фигуристой и грудастой Кэт, без пяти минут пышки, этот смахивал на бесплотную тень. Выше Эдриана на два дюйма, тощий, откуда ни посмотри, он унаследовал от Сьюзи цвет лица и волос, а от Эдриана – черты лица и фигуру. Глаза, узкие, почти ледяные, поражавшие на детском лице, теперь, когда Люк повзрослел, скорее пугали.

– Папа. – Он крепко обхватил Эдриана и стиснул его. – Как здорово тебя видеть!

Эдриан удивленно улыбнулся. В детстве Люк был ласковым ребенком, но за последний год отдалился от отца, стал почти враждебным. Воистину, «в разлуке размягчаются сердца».

Люк засунул руки в карманы брюк и улыбнулся.

– Полгода не виделись.

– Боже правый! – ахнул Эдриан. – Неужели так долго?

Люк усмехнулся и поправил смешную челку на лбу.

– Представь себе.

– Мне очень стыдно. Мы виделись на Рождество?

– Еще раньше. На Рождество я был в отъезде. На мой день рождения.

– В ноябре?..

Люк снисходительно похлопал его по плечу и опять подсел к сестре.

– Неужели тебя больше не спасает «Доска гармонии»?

– Придется ее усовершенствовать, – сказал Эдриан, садясь на подставленный Кэролайн стул и признательно ей улыбаясь. – Она меня подводит. Полгода! – Эдриан удрученно покачал головой.

Младшие дети одновременно заметили его появление. Бью и Перл спрыгнули с батута и бросились к отцу.

– Папа!

Перл залезла к нему на колени, Бью обхватил ручонками его шею. От обоих пахло лосьоном от солнечных ожогов. Кэролайн уселась напротив и закатала рукава шерстяного платья. Она радостно лучилась, удачная стрижка темно-русых волос выставляла напоказ ее скулы, обтягивающие леггинсы подчеркивали длину и стройность ног, на платье красовались броские цветы. Раньше Кэролайн почти не носила платьев, тем более в цветочек.

– Прекрасно выглядишь, – сказал ей Эдриан.

– Спасибо, – ответила она, благосклонно принимая комплимент. – А у тебя видок поношенный.

– И тебе спасибо, – хмуро буркнул Эдриан.

Люк откупорил одну из принесенных Эдрианом бутылок шампанского и передал ему полный пластмассовый стаканчик.

– Поздравляю! – Люк поднял свой стаканчик, обращаясь сразу ко всем. – За обеих новорожденных. За тебя, Кэт! И за Кэролайн! – Он повернулся к сестре, потом к мачехе. – За всю семью! Давно не виделись!

Последним с застенчивой улыбкой к отцу подошел Отис.

– Привет, отец.

«Отцом» он его еще никогда не называл. Эдриан увидел в этом плохо замаскированное разочарование.

– Привет, сынок. – Он сгреб его в охапку.

Отис был среди всех его детей самым миловидным. Как он, отец, смеет различать, кто из них миловидный, кто нет? Ему следовало бы быть совершенно слепым к их внешним особенностям. Но он был очень даже зрячим. Сам он был злосчастным дитятей начала шестидесятых, проведшим семидесятые в свитере горчичного цвета и с длинными волосами, смахивавшими на парик. В детстве у него были кривые зубы и веснушки, на его студийные фотографии того времени трудно было смотреть без слез. То же самое можно было сказать о любом его сверстнике. То ли дело Отис: его физиономия годилась для плаката на стену спальни любой нормальной девушки. Безупречно симметричная, с глазами цвета кофе мокко, пухлыми губами, душещипательными ямочками на щеках, ресницами на пол-лица и непременными выпирающими скулами.

Эдриан пригубил шампанского и оглянулся на дом. Трудно было поверить, что когда-то это был и его дом – белый, с несчетными окнами, с садом из старинных фруктовых деревьев и густого кустарника в цвету. Из гостиной на втором этаже в сад спускалась белая винтовая лестница, которую Кэролайн увешала декоративными светильниками, поблескивавшими сквозь вьющийся ломонос. Очаровательный дом – почему Эдриан его не ценил, когда жил здесь? Слишком много времени отнимали заботы, как его оплачивать, и поиски способов отсюда улизнуть. А теперь у него было такое чувство, словно он выиграл соревнование, приз в котором – приглашение сюда на несколько часов.

Он одним глотком опрокинул свое шампанское и уставился в пол.

– Ну, Эдриан? – обратилась к нему Кэролайн. – Выкладывай, что там за загадочная особа с телефоном?

Загадка Джейн выросла по экспоненте: сначала это была его личная крохотная тайна, потом она расширилась и стала достоянием двух его дочерей, а теперь, через несколько недель, выросла до размеров сочного анекдота на устах у всего его многочисленного семейства, искренне ею наслаждавшегося.

Он подставил пустой стаканчик Люку, опять разливавшему шампанское.

– Это еще что за новости? – спросил Люк, глядя на отца своими страшноватыми бесцветными глазами.

– О господи! Ничего.

– Женщина пришла смотреть кошку Майи, – начала рассказ Перл. – Перед самым моим днем рождения. Потом я видела ее на катке. А потом…

– Я повесил на почте объявление, – вмешался Эдриан, чтобы взять на себя ответственность за распространение информации. – Пару месяцев назад. Я думал найти кошке новых хозяев. Кошке Майи. В общем, эта женщина позвонила мне, и мы договорились о ее визите. Она пришла и сказала, что мне не следует избавляться от кошки. Что кошка, по ее мнению, мне нужна. Вскоре после этого Перл, как она считает, увидела эту женщину на катке, где та за ней наблюдала…

– Так и было, так и было!

– Может быть. Неважно. В день рождения Перл мы опять с ней столкнулись – на Аппер-стрит, по пути в «Страда».

– Она попалась нам по пути специально, потому что видела дату и время на папиной доске.

– Возможно, Перл, возможно. С ней был молодой человек, это было свидание. Мы немного поболтали, а потом я, придя домой, нашел под спинкой своего дивана ее телефон. Включил его и увидел, что в нем один-единственный номер – мой и я – единственный, с кем она обменивалась сообщениями. – Он замолчал, переводя дух.

– Вот чудеса! – сказала Сьюзи. – Похоже, она…

– Она искала папу, – закончила за нее Перл. – Специально.

– Искала и нашла, – высказалась Кэролайн.

– После чего пропала, – дополнила Сьюзи.

– Она очень, очень хорошенькая, – сказала Перл. – Папа стоял весь красный и говорил смешным голосом.

– Боже! – подал голос Люк. – Разубеди меня! Неужели ты высматриваешь четвертую миссис Вольф? Боже, спаси нас всех!

– Люк! – взмолилась Сьюзи.

– Что?

– Totes inappropes[2]2
  Совершенно неуместно (англ. совр. сленг).


[Закрыть], – подсказала Кэт.

– Час от часу не легче! – Люк прижал руку к сердцу. – Лондон превращает людей в кретинов. Умоляю, разубеди меня, что ты сейчас сказала «Totes inappropes»!

– А вот и сказала, – с обиженной гримасой фыркнула Кэт.

– Не узнаю свою сестру, – театральным тоном заявил Люк. – Глупое выражение.

– Это называется «ирония».

– Что-то не заметил.

– В общем, – вмешался Эдриан, – все это неважно. Если Джейн вдруг не объявится и не потребует назад свой телефон, мы так и не узнаем, чего она добивалась.

– Но можно попробовать угадать, чего добивался ты сам, папа.

– Прекрати, Люк! – одернула брата Кэт.

– Просто она была очень приятной, – со вздохом сказал Эдриан.

В разговор вмешался звон дверного колокольчика, и Кэролайн встала.

– Наверное, это Пол, – сказала она.

– Кто такой Пол? – спросил Эдриан.

– Новый мамин дружок, – простонал Отис.

Эдриан с неприятным чувством наблюдал, как его бывшая жена торопится к садовой двери. Теперь он совсем по-другому воспринимал ее платье в цветочек, гладкую кожу, моложавость и оживленность. После того как он от нее ушел, Кэролайн провозглашала принципиальное одиночество и расхваливала достоинства самостоятельной жизни: пустая кровать, отсутствие специфических мужских запахов, лишние ящики в шкафах и аккуратно сложенные полотенца.

– Пол ей не дружок, – сердито возразила Перл.

– Много ты понимаешь! – бросил Отис. – Я видел, как он трогал ее лицо.

Перл вскочила, протянула руку и погладила Отиса по лицу.

– Я дотронулась до твоего лица. Выходит, теперь я твоя подружка?

Отис в ужасе попятился.

– Ты что, Перл? Ты с ума сошла! – Он гневно стер со щеки след прикосновения и ушел к батуту, сердито пиная мяч.

Пол был уже в саду. При виде его Эдриан побелел: Пол был моложе его минимум на десяток лет. Эдриан отвел глаза и машинально затащил к себе на колени Бью – почти как талисман, как оправдание своего пребывания здесь. Ощущая прижавшееся к нему горячее тельце сынишки, Эдриан почувствовал тоску по маленьким доверчивым существам, по ребенку, так и не родившемуся у них с Майей.

– Всем внимание! – раздался звонкий голос Кэролайн. – Пол Уилсон, прошу любить и жаловать. Пол, это мой бывший муж Эдриан, это бывшая жена Эдриана Сьюзи, она специально приехала из Хоу. Это мой пасынок Люк, брат Кэт.

Эдриан встретил Пола Уилсона улыбкой, свидетельствовавшей, как он надеялся, о его полной уверенности в себе. Немного поерзав, Эдриан показал, что встать не может, потому что держит на коленях ребенка.

– Рад знакомству, Пол.

– Так все они – ваши дети? – спросил Пол, изобразив на приятном лице притворный ужас.

– Мои. Так мне, по крайней мере, говорят.

– Вы не теряли времени зря, – рассмеялся Пол.

– Это давний проект, – ответил Эдриан, обнимая Бью. – Я приступил к нему в далеком прошлом.

– Боже! – уважительно сказал Пол. – Мне бы надо поторопиться. Мне через год сорок.

Эдриан еле удержался, чтобы не посоветовать Полу «поторопиться» с женщиной помоложе, если целью будет появление детей.

Кэролайн поставила для Пола еще одно раскладное кресло, Люк налил ему в пластмассовый стаканчик шампанского.

– Не могу не восхищаться! – сказал Пол, оглядывая их всех. – Вот так собраться! И никто никого не убивает.

Кэролайн и Сьюзи переглянулись и дружно прыснули.

– Я серьезно. Поделитесь секретом?

– Думаю, секрет нехитрый, – сказала Сьюзи. – Мы друг другу нравимся.

– И всем нам нравится Эдриан, это как-то помогает, – добавила Кэролайн.

– Вау! – Пол удивленно покачал головой. – Вот это рекомендация! Честно говоря, я в свое время знавал распавшиеся семьи. Сам из такой вышел. И ни разу не слыхал, чтобы в них сохранялись хорошие отношения. Такие последствия, что… – Он печально покачал головой. – По словам Кэрри, вы даже в отпуск вместе ездите?

– Стараемся, – сказал Эдриан, почему-то чувствовавший необходимость оправдываться. – Не реже раза в год. Ради детей. Чтобы общались, раз не живут вместе.

– Вау! – повторил Пол. – Впору рехнуться! Поневоле задумаешься, в чем подноготная. Кто владеет куклой вуду. – Он сделал вид, что втыкает в воображаемую куклу иголки, и громко захохотал, чтобы никто не усомнился, что это шутка. Кэролайн предостерегающе сжала ему колено, Эдриан неуверенно посмотрел на него.

– Ну, – сказал он небрежно, – вряд ли вы обнаружите здесь темные тайны. Мы ничего друг от друга не скрываем, вот и все.

Глядя поверх лохматой головы Бью, Эдриан внимательно изучал Пола и Кэролайн. Из трех его жен она всегда была самой красивой. Он привык представлять ее изящную одинокую жизнь в этом волшебном чертоге: вот она подрезает фруктовые деревца, вот выгуливает собачек, вот заботится о семье. Стоило ему вспомнить про собак, как одна из них вылезла из-под стола, где до того спала, и сонно побрела к Полу и Кэролайн. Пол протянул руку, собака завиляла хвостом. Эдриан ждал, что Кэролайн позовет собаку – она купила двух щенков два года назад и называла их «заменой мужу». Она баловала их, как детей, и постоянно говорила о них, как о людях; но сейчас она собаку не замечала. Она смотрела на Пола, напрягшись всем телом, словно окаменев.

Эдриан уставился в макушку Бью, сообразив, что он здесь не единственный, кто готов двигаться дальше.

Когда спустя несколько часов Эдриан вернулся домой, его в который раз удручило собственное жилище. Солнце зашло, перед уходом он не оставил включенных светильников, и теперь все четыре комнаты тонули во тьме. У его ног возникла, как мрачное привидение, кошка. Он нагнулся и погладил ее – чистый альтруизм, не более того. Она благодарно изогнулась, соскучившись по ласке. Эдриан вздохнул. При нескольких включенных лампах квартира не стала менее сырой и по-прежнему навевала чувство одиночества. Он налил бокал вина, опорожнив откупоренную накануне бутылку, и унес его вместе с телефоном Джейн на свой задний дворик (назвать садом четыре квадратных фута бетона за кухонной дверью не поворачивался язык, хотя Эдриан заставил их растениями в горшках).

В воздухе еще сохранилось тепло, но в саду, которому доставалось не более двух часов солнца в день, тянуло сыростью и плесенью. Эдриану вспомнился айлингтонский дом, тамошний избалованный солнцем сад с густой зеленью, детским щебетом и собачьей беготней. Потом – дом Сьюзи в Хоу, милый, украшенный прихотливой резьбой коттедж у самой дороги, набитый мебелью, которую они вместе еще студентами покупали на тогдашних блошиных рынках и в лавках старьевщиков; все это барахло из 60 – 70-х годов теперь стоило сотни фунтов. Он думал про хмурого старшего сына, старающегося скрыть свое недовольство всем на свете, про красавчика Отиса с пухлыми, как от пчелиных укусов, губами. Представлял себе Сьюзи в поношенной садовой одежде, Кэролайн в игривом платьице в цветочек, ее нового молодого любовника. И всех остальных: малыша Бью, мягкое податливое тельце; нахалку Кэт с ее неутолимым аппетитом ко всему вокруг; холодную непроницаемую Перл, такую сосредоточенную и целеустремленную. Всё когда-то принадлежало ему: дома, жены, дети. А теперь он остался ни с чем. Постылая квартира, какая-то кошка, чужой телефон. Почти пять десятилетий он прожил с непоколебимой верой в свои решения. Каждое утро на протяжении почти сорока восьми лет он начинал с мысли: «Я сейчас там, где хочу быть». И вот этому наступил конец. Эдриан не хотел находиться в этой квартире, с этой кошкой, этим телефоном, этим чувством холодного страха. Где-то по пути он сделал неверный выбор – знать бы, где!

Эдриан глотнул вина, посмотрел на кошку, глотнул еще. Потом включил телефон Джейн, как делал раз в несколько дней последние пару месяцев, и испуганно выпрямился – на экране появилась иконка в виде конверта со словами: «У вас одно новое сообщение».

Эдриан кликнул на иконку и прочел:

«Привет, это мама. Пишу просто так. Давно о тебе не слышала. Позвони нам, если сможешь».

Пока он читал эти слова, холодный страх забылся. Он поставил бокал и стал сочинять ответ.