Текст книги "Записки убийцы"

– Я предполагаю, что убийство произошло именно в тот момент, чтобы помешать мне предотвратить его и не дать этой женщине раскрыть то, что кто-то не хотел раскрывать.

– Тоже так предполагаю.

– Или, – продолжаю я, – это была угроза. Никто не говорил тебе, что я следующая, Кейн?

– Никто не был бы настолько глуп, Лайла.

– Я – это единственная карта, которую ты открыл. Ты должен это учитывать. – И уже не в первый раз я задаюсь вопросом, не он ли стал причиной событий той ночи. Может, меня просто использовали против него? – Ты дал всем понять, что я тебе далеко не безразлична.

– Никто не был бы настолько глуп, – повторяет он.

– Еще раз, Кейн, – говорю я, потому что просто не могу оставить попытки. – Что тут вообще происходит?

– Еще раз, – повторяет он. – Я пока не знаю.

– Не погибали ли и другие близкие к тебе люди или кто-либо из твоих служащих?

– Да, я знаю о других убийствах. Они не имеют ко мне никакого отношения. Можешь сама посмотреть. И ничего не найдешь.

«Но все-таки имеют, – думаю я, – так же как и ко мне». Эта связь – татуировка, но я этого не говорю. Только не после того, как Кейн набросился на меня в своем кабинете, стоило мне про нее упомянуть. Он что-то скрывает и не хочет, чтобы я это нашла, и я не даю ему шанса окончательно похоронить эту тему.

– Не буду спрашивать, откуда ты знаешь об этих убийствах… Это были заказные убийства, не так ли?

– Да.

– Если кто-то могущественный вроде тебя захотел бы нанять убийцу, к кому бы он обратился?

– Я не нанимаю людей вне своего круга.

– А к кому обратился бы кто-то другой?

– К кому-то вроде моего отца.

– Но не к тебе.

– Я не выполняю грязную работу за других людей, в отличие от него.

– А кого бы он использовал?

– Своих собственных людей.

– Черт возьми, Кейн… Почему из тебя надо все клещами вытягивать? А если б он вышел за пределы своего круга?

– Есть десятки людей, готовых совершить убийство за сходную сумму.

– Но сколько из них достаточно хороши в своем деле, чтобы он их нанял?

«Чтобы ты их нанял», – добавляю я про себя, зная, что он по-прежнему в том мире.

– Очень немногие.

– Сколько из этих «очень немногих» убивают так, как была убита твоя служащая вчера вечером? – спрашиваю я, предполагая, что на данный момент Кейн тоже знает все эти подробности.

– Есть множество наемных убийц, которые учитывают пожелания клиента. И только один из них пускает пулю между глаз в качестве своего личного автографа.

– Мне нужно имя этого убийцы. Того, который оставляет такой автограф.

– Все, что ты сделаешь, – это вынудишь его залечь на дно. Нельзя просто позвонить этому человеку или как-то разыскать его. Он сам найдет тебя после того, как твой запрос пройдет по соответствующим каналам.

– Мне нужно имя.

– Ты просто вынудишь его залечь на дно! – повышает он голос. – Позволь уж мне со всем этим разобраться. И клянусь богом, Лайла: если ты начнешь копаться в таких делах, то я привяжу тебя к кровати и буду держать там, пока все не закончится!

– Позволь мне быть с тобой откровенным, Кейн Мендес… Может, это и Бухта, а у нас есть общее прошлое и тайна, но я все еще агент ФБР со значком. И пистолетом, которым я воспользуюсь прежде, чем ты затащишь меня в эту постель. И на случай, если ты думаешь: «Она трахалась со мной десять миллионов раз – она не убьет меня», то ты прав – я этого не сделаю. Но кровь я тебе все-таки пущу. Это мое дело, которое я должна раскрыть. Ты не станешь мстить сам. И ты назовешь мне имя этого убийцы в ближайшие двадцать четыре часа – или же что-то такое, что я смогу использовать с таким же успехом, как и имя.

– Иначе что?

– Иначе в следующий раз спрашивать буду не в Бухте. Погибли люди, Кейн. Могут погибнуть еще. Я вызову тебя на официальный допрос. И мы оба знаем, что из-за этого опять пойдут пересуды о тебе и твоем отце.

Он вдыхает и выдыхает, исходящая от него энергия остра и смертоносна.

– Мне не нравится, когда мне выкручивают руки, агент Лав…

– Мне тоже, – говорю я.

Наши взгляды сцепляются, между нами бушует борьба воль, прежде чем Кейн наконец говорит:

– Мне понадобится сорок восемь часов.

– Отлично. Сорок восемь. А не сорок девять.

– Понял, агент Лав.

Кейн лезет в карман и достает флэшку.

– Я ускорил получение записей с камер наблюдения из моего дома и офиса, которые ты хотела получить.

Делаю шаг к нему, а он ко мне, и я быстро тянусь за флэшкой через провал между валунами, но Кейн быстро перехватывает мою руку.

– Никто не станет наряжаться в худи с надвинутым капюшоном и бесполые мешковатые штаны, чтобы прикрепить записку к лобовому стеклу, а затем исчезнуть в лесу, с какими-то благими намерениями. Кто оставил записку на твоей машине сегодня у моего офиса?

– Кто отсосал тебе прошлой ночью?

– Кто прикрепил записку к твоей машине?

– Я примерно в десяти секундах от того, чтобы воткнуть колено тебе в пах. Предлагаю тебе отцепиться от меня.

Кейн опять резко вдыхает, а затем отпускает меня.

– Что говорилось в той записке?

– Там говорилось: «Кейн – мудак». – Уже направляясь к каменным ступенькам, я кричу: – Двадцать четыре часа!

– Сорок девять! – кричит он в ответ.

– Тогда двадцать три! – отзываюсь я, спрыгивая на землю, и спешу прочь, не останавливаясь, пока опять не оказываюсь в машине. Завожу мотор и, бросив взгляд вперед, вижу, что Кейн все еще стоит на том валуне, только на сей раз он смотрит на меня, наблюдает за мной. Кейн определенно не Младший – хотя не то чтобы я думала, что это он, с самого начала. Но он явно что-то скрывает от меня, и никуда я не уеду, пока не выясню, что именно.

Глава 17

Клубничный пирог… Вот мой ответ на то, что я ненавижу всех так сильно, как ненавижу сейчас. Целый клубничный пирог, который можно есть вилкой прямо с пластикового поддона. Потому что, черт возьми, мне не только не удалось получить ужин в этом городе – у меня не вышло получить ни одного честного ответа. Никто не говорит со мной начистоту. Все ходят вокруг да около. И да, такова уж жизнь агента ФБР, но эти люди – моя родня. Они, блин, не должны быть такими бессовестными лжецами! И это не должно завязывать меня узлом. В смысле, я регулярно вижу мертвых людей и все такое. Живые не должны быть способны настолько меня достать. Но, наверное, в этом-то вся проблема. Семья, которая связывает меня с действительностью, а не с каким-то там загробным миром, начинает казаться такой же мертвой, как и большинство людей в моей жизни.

Открываю приложение охранной системы на своем телефоне, тычу в кнопку дистанционного управления гаражом, и дверь поднимается, но свет не загорается. Хотелось бы думать, что просто перегорела лампочка, поскольку дверь гаража работает, а в охранной системе есть резервная батарея. А поскольку вокруг шатается Младший с надвинутым на лоб капюшоном и в мешковатых бесполых штанах, у меня возникает чувство, что клубничный пирог мне в ближайшее время не светит.

Включаю дальний свет, чтобы поярче осветить гараж, и убеждаюсь, что в нем никого нет, но мне не нравится идея оказаться запертой там, как в ловушке. В отличие от мысли о том, что кто-то еще мог оказаться в схожей ситуации, запертый в доме, и теперь вынужден искать другой выход. Опять дистанционно закрываю гараж, включаю задний ход и сдаю назад, нацеливая фары на переднюю дверь. Затем вынимаю свой табельный пистолет из кобуры, беру ключи и выбираюсь из машины, чтобы пройти к передней части дома, где отпираю дверь и распахиваю ее настежь. Протянув руку внутрь, щелкаю выключателем, но свет не загорается, подтверждая, что проблема не в неисправной лампочке в гараже.

– Пирога мне явно в ближайшее время не видать, – ворчу я.

Это также означает, что мне нужно добраться до распределительного щита, что, надеюсь, устранит мою проблему, – а тот, естественно, находится в гараже, который я только что наглухо закрыла. Уже всерьез раздраженная и готовая разорвать этого Младшего на куски, я опять направляюсь к машине, а мой пустой желудок протестующе урчит.

Забравшись обратно в свою прокатную тачку, запираюсь в ней, кладу пистолет на колени и тычу в экран телефона, чтобы снова открыть гараж. Проверяю, нет ли в нем Младшего, – просто на всякий случай, а затем, убедившись, что все чисто, заезжаю внутрь, но ворота за собой не опускаю. Снова взяв в руку пистолет, выхожу из машины, подхожу к распределительному щиту на стене и открываю металлическую дверцу, захватив ее через рукав, чтобы сохранить отпечатки пальцев. Щелкаю предохранителями. Свет в гараже загорается, но перед тем, как войти в дом, мне нужно убедиться, что никто не проскользнет в него вслед за мной. Подхожу к кнопке на стене у двери, ведущей в дом, и нажимаю на нее, чтобы опустить дверь гаража.

Затем опять подхожу к машине и выключаю фары, кладу сумочку на капот и снимаю пальто, чтобы оставить его там же. Если придется драться, как только я окажусь внутри, мне нужно быть более подвижной. И желательно более сытой, чем я сейчас, но это не так страшно. Голодная Лайла почти так же опасна для своих врагов, как и Лайла с предменструальным синдромом. В кармане пальто на капоте машины звонит мой сотовый – достаю его, смотрю на номер и вижу, что это Рич. Клянусь, у этого человека наверняка есть специальный радар, чтобы звонить, когда я держу в руке пистолет! Сбрасываю звонок, и поскольку знаю, что он тут же перезвонит, перевожу телефон в беззвучный режим. Открыв дверь в дом, я обнаруживаю, что на кухне горит свет – может, это я его оставила, а может, и нет.

Сканирую взглядом обстановку перед собой, а затем проверяю пульт сигнализации, только чтобы обнаружить, что система активна, но не поставлена на охрану. Единственное логическое объяснение этому, учитывая, что у нее, как и у гаражных ворот, есть резервная батарея, заключается в том, что кто-то взломал охранную компанию и получил мой пароль, чтобы отключить сигнализацию. Младший, конечно, псих, но не дурак, а умные психи обычно опасны. Вопросы на потом: есть ли у Младшего какие-то технические навыки или же он работает с кем-то еще? Продвигаясь дальше в дом и продолжая внимательно осматриваться по сторонам, прохожу через гостиную к двери во внутренний дворик, где проверяю замки и выглядываю наружу, но не вижу там ничего, кроме темноты. Потом начинаю осматривать комнаты, щелкая выключателями и дергая двери и окна. Наконец у меня остается только Чистилище; я мчусь наверх, провожу быструю проверку, включая гардеробную, убираю пистолет обратно в кобуру и возвращаюсь вниз.

Теперь, уверенная, что я одна, опять достаю телефон, чтобы найти еще два пропущенных звонка от Рича и один от Лукаса. Направляясь в кухню, пишу Ричу: Я в Чистилище. Не сегодня. А затем набираю Лукаса, поскольку, понимаете ли, я собираюсь угоститься пирогом – это приятная расслабуха, а он мне почти что родственник.

– Лайла! – приветствует меня Лукас. – Ты никогда не звонила и не приезжала, а теперь вдруг делаешь и то и другое… Что, черт возьми, стряслось?

– Вообще-то это ты мне позвонил.

– Но ты перезвонила.

– Мне повесить трубку?

– Тебе просто следует отвечать почаще.

– Эти камеры, случайно, не работают на батарейках?

– Я дал тебе шнуры питания.

– Верно. Я их подключила.

– Почему ты спрашиваешь? Шнуры не работают?

– У меня здесь скачки напряжения. Мне нужны батарейки.

– Тебе нужно вызвать электрика.

Внезапно мне приходит в голову нехорошая мысль, и я говорю:

– Подожди.

Не дожидаясь ответа, бросаюсь к холодильнику, с замиранием сердца надеясь, что мои пироги не испортились, и рывком распахиваю дверцу. К счастью, холод по-прежнему запечатан внутри.

– Йес! – восклицаю я.

– Что «йес»? – недоуменно спрашивает Лукас.

Хватаю один из пирогов и захлопываю дверцу.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – говорю я ему, направляясь к буфету за вилкой.

– Ты сказала «йес»… Ну ладно, неважно. Меня на субботний вечер протабанили. Не хочешь спасти мою репутацию и пойти со мной?

– Ты вообще о чем? – спрашиваю я, кладя свой пирог и вилку на кухонную стойку и возвращаясь к холодильнику за газировкой.

– Я про благотворительное мероприятие в детской больнице, которое проводят твой отец и Почер.

Ну да, мой папаня и Почер – неразлучные, как голубки.

– Значит, они устраивают мероприятие во имя благого дела, чтобы собрать кучу знаменитостей, а потом развести их на бабло на политические цели?

– Ты реально умеешь улавливать суть.

– Ну да. А чего рассусоливать-то? – Мой тон смягчается. – Ненавижу подобные мероприятия.

– Я тоже. Так что не вынуждай меня идти одному.

– Никто не вынуждает тебя туда идти.

– На таких тусовках всегда можно порешать всякие деловые вопросы.

И узнать кое-что новое о людях, включая моего отца и братца.

– Во сколько?

– Это «да»? Серьезно? Где же та Лайла Лав, которую я знаю и люблю?

– Почему ты спросил, если думал, что я откажу?

– Я думал, что мне придется пилить тебя несколько дней.

– Я пойду. Полагаю, там все будет пафосно?

– Да.

– Ура! Я могу нарядиться и повыдрючиваться в голливудском стиле. – Кривлюсь. – Ладно, я отключаюсь. В данный момент мне гораздо важнее пирог.

– Что? Пирог? А при чем тут…

Обрываю звонок, кладу телефон на стол, открываю крышку контейнера и вонзаю в пирог вилку. Клубника, взбитые сливки и корочка песочного теста вынуждают меня застонать.

– До чего же классно… – бормочу я, откусывая еще кусочек. Так и стою там, набивая рот пирогом и не позволяя себе думать ни о чем другом. Это моя йога, затишье во время бури, которые размягчают мне мозг. Съедаю уже половину пирога, когда наконец чувствую, что желудок начинает растягиваться. Закрываю пластиковую крышку контейнера, собираясь уже убрать остатки в холодильник, но тут мне в голову приходит решение получше. Я, вилка, пирог и пистолет все вместе направляемся в Чистилище, где нас ждут мой «Макбук» и, как я надеюсь, расшифровка признания Вудса.

Оказавшись там, обхожу стол и выкладываю на него контейнер с пирогом и вилку. Куджо в качестве подкрепления по-прежнему под рукой. Мой «Макбук» наготове. Все хорошо, пока я не выдвигаю свое кресло и не замираю, как на стоп-кадре. На сиденье лежит пластиковый пакетик для улик с первой полученной мной запиской. А поверх него – еще одна, которая открыта и гласит:

О – это ОБМАН.

– «С» – это уже, сука, совсем не смешно…

Подбираю обе записки, стараясь держаться только за пластиковый пакетик, хотя и сама не знаю почему. Я в жизни не отправлю на экспертизу то, что может уличить меня в преступлении. Младший это знает. Даже не убрав новую записку в пакетик для улик, засовываю обе в ящик стола. Сажусь и хватаю Куджо. Патроны по-прежнему в стволах. Интересно… Хотя насколько это интересно, я решу позже. А потом подтягиваю к себе свой компьютер, намереваясь просмотреть материал с камер – в надежде, что они хоть что-то засняли до того, как погас свет. Но тут в углу экрана мигает уведомление электронной почты, в отправителях – мой брат.

Отвлекшись, и не без оснований, открываю письмо.

Агент Лав,

Лови!

С любовью,

Шеф Лав

Расшифровка

Четверг

00:01

«Это Кевин Вудс! Она не должна была умереть, но теперь она мертва – ясно вам, козлы? Все должно было произойти не так. Я не позволю вам убить меня из-за этого! Я ухожу. И уже не вернусь. Если вы попытаетесь меня найти, я заключу сделку с самим дьяволом и сначала увижу в гробу вас самих!»

Вот и всё.

И это всё?

Никакое это не признание… Вудс не сказал, что убил ее. Он сказал, что она не должна была умереть. Как будто разговаривал с человеком, который ее убил. Но сообщение было отправлено Александре, и если б она была в этом как-то замешана, то никогда не передала бы эту запись. Точно так же, как я не собираюсь никому показывать записки, упрятанные в ящик моего письменного стола. Этот звонок наводит меня на мысль: Вудс знает, что его подставили. И что Александра – не только помощница окружного прокурора, но и жена Эдди, детектива, ведущего его дело, и что один из них или оба как раз и подставили его. Но если б это было так, я все равно не верю, что Александра передала бы эту запись. Если только… Если только она не хочет, чтобы я так и подумала.

Отбрасываю эту мысль и ненадолго отвлекаюсь от Кевина Вудса, переключив экран на записи с камер наблюдения. Через пятнадцать минут нахожу место, где все обрывается. Нет ничего, на что стоило бы смотреть. Упираюсь локтями в стол и сцепляю пальцы под подбородком. Зачем отключать электричество, когда взломан код сигнализации? Если только не знать, что у меня появились камеры. А это значит, что где-то в моем доме должна быть еще как минимум одна камера. Где-то рядом с теми, которые я установила. Но почти наверняка и здесь тоже. Разбираю кабинет по частям в поисках «жучков». Ищу любое оборудование для скрытого наблюдения, которое только смогу найти.

Ничего. Ничего не нахожу.

Спускаюсь по лестнице и начинаю методично обыскивать каждую комнату, в которой бываю, и заканчиваю у раздвижной стеклянной двери. Моя камера все еще на месте, и я ищу точки обзора, в которых можно было бы разместить дополнительную камеру – чтобы было видно, как я устанавливаю свою. Но и тут ничего не нахожу. И все же Младший каким-то образом догадался, что надо отключить электричество. Может, это просто совпадение, хотя, по словам моего наставника, совпадений не бывает. Наверняка можно сказать одно: Младший пытается запугать меня и посадить в самолет. И похоже, что в последнее время список людей, которые соответствуют этому профилю, основательно вырос.

Решаю отправить Младшему собственное послание. Я подхожу к раздвижной стеклянной двери, открываю ее и направляюсь в центр патио, уверенная, что Младший притаился где-то поблизости.

– Ты меня заинтересовал! – кричу я. – Я остаюсь! А может, и вообще никогда не уеду!

Сделав это заявление, я иду дальше и не останавливаюсь, пока не оказываюсь на том самом месте. Где все тогда и произошло.

– Вызов принят… – шепчу я, подставляя руки холодному ветру, который треплет мои волосы. – Игра продолжается!

И теперь, похоже, я не единственная, кто может видеть, где некогда под ногами у меня лужей разлилась кровь. Наверное, даже Младший способен сейчас углядеть это море крови. Может, как раз из-за этого моря крови Младший трусит и держится в тени. Но кем бы ни был этот Младший, скрываться ему там недолго. Я собираюсь выгнать его из этого убежища и сорвать с него капюшон и мешковатые бесполые штаны.

Не знаю, что будет дальше, как только я это сделаю, но я с этим разберусь.

Глава 18

Наверное, я заснула на полу Чистилища, поскольку именно там и просыпаюсь, лежа на спине и уставившись в потолок, вся замерзшая и окоченевшая – от звука звонящего телефона. Тянусь к этому непрерывно трезвонящему гаду и перекатываюсь на бок, чтобы схватить его, сминая разбросанные по полу фотографии мертвых тел и свои карточки с заметками. Схватив телефон, я сажусь, стряхнув прилипшую к руке карточку, и смотрю на экран, но тут понимаю, что это не звонок. Это будильник. Я решила поспать прямо здесь, потому что у меня не было сил добраться до постели. Усаживаюсь за стол и запускаю руку в остатки клубничного пирога, которые в основном состоят из крошек и взбитых сливок.

– Просто потрясающе… – бормочу я, слизывая взбитые сливки с мизинца, прежде чем проверить, нет ли пропущенных звонков, и таковых не обнаруживается. Что меня совсем не радует, поскольку я уже много раз звонила своему брату, Эдди и Александре по поводу этой ситуации с Вудсом. Их территориальный инстинкт мне вполне понятен. Это довольно нормальная реакция на появление федералов, вот только я не просто агент ФБР. Я – переметнувшийся член семьи. А еще я понимаю, что мой отец возжелал стать крупным политиком и теперь хочет, чтобы дело было закрыто при минимальном внимании прессы.

А вот чего я не понимаю, так это того телефонного звонка Вудса Александре, который заставляет меня думать, что она знает его, или почему этот звонок может быть основанием для кого-либо предполагать вину Вудса. Господи, это дурно пахнет, а в самой гуще всего этого находятся люди, которых я люблю, – вот почему мне нужно добраться до Манхэттена и попытаться расширить свое видение ситуации, пока кто-нибудь не исказил его.

Смотрю на время на своем телефоне: 4:40 утра, иными словами, несусветная рань. Если, конечно, вы не организовали вертолет или не хотите три часа пилить на машине до Манхэттена, чтобы расследовать убийство, то вам нужно уехать отсюда первым утренним поездом, что я и собираюсь сделать. С трудом поднимаюсь на ноги, хватаю карточку с заметкой, которая теперь пристает к моей липкой от остатков пирога руке, и читаю: КАРЕН АДАМС – БЫВШАЯ ПОДРУГА ВУДСА. Конечно, я буду не первой, кто явится пообщаться с ней, но я первая, кто сможет задружиться с ней на почве нежелательных отношений с правоохранителями.

Кладу карточку на стол и спешу в спальню, на миг задержавшись в дверях, когда моего носа касается запах маминых духов. Это, конечно, безумие – а может, и нет. Это место ощущается и пахнет ею, независимо от того, как долго ее не было, хотя времени прошло порядком. Невольно думаю о той ночи – как правда о том, кем и чем стала ее дочь, уничтожила бы ее. Она не смогла бы спасти меня. Я тоже не могу спасти себя, но всегда есть кто-то еще, кого нужно спасать, и прямо сейчас это Вудс.

Оторвавшись от двери, спешу в душ, а затем одеваюсь во все черное – черные джинсы, черный свитер и черные же ботинки от «Шанель». Потому что черный – это не только готический стиль, но еще и нью-йоркский, что, наверное, одно и то же. Мне даже удается слегка накраситься и пригладить волосы утюжком, и все это за впечатляющие сорок пять минут. Потом я возвращаюсь в Чистилище, где собираю с пола плоды своих трудов, в том числе стопку карточек с адресами и именами людей, которые, по моему мнению, могут привести меня к Вудсу. Конечно, наибольший интерес представляет его бывшая подружка, и я подсовываю карточку с ее именем под резинку на самом верху стопки. Абсолютно все, включая записки, которые оставил мне Младший, отправляется в сумку, и я уже собираюсь уходить, когда мой взгляд падает на белые доски, заполненные дополнительной информацией в ходе вчерашнего сеанса с пирогом. Поскольку Младший, похоже, болтается где-то поблизости, беру губку и стираю все свои записи. Потом подхожу к столу, сажусь напротив компьютера и протягиваю руку за флэшкой, которую Кейн дал мне вчера вечером. Меня раздражает то, что вид Саманты, которая входит в дом Кейна и выходит из него пару часов спустя, настолько сильно меня задевает. Вынимаю флешку и засовываю ее в сумку, а затем решаю просто забрать весь компьютер целиком. Кадры, на которых видно, как Младший прикрепляет записку к моей машине, оказались менее чем полезными, но на обратном пути в поезде можно будет просмотреть их еще разок.

Встав из-за стола, я осматриваю кабинет, чтобы убедиться, что ничего не забыла, иду в гараж и забрасываю свои вещи в машину, после чего отправляюсь на поиски батареек, которые, к счастью, быстро нахожу. Они старые, наверняка уже подсевшие, но это лучше, чем ничего. Быстро возвращаюсь в дом, вставляю их в камеры и решаю на сей раз действовать более скрытно. Одну из камер засовываю под подушку на диване, откуда хорошо видно раздвижную стеклянную дверь. План не самый грандиозный, но на данный момент у Младшего есть доступ в дом, и сегодня вечером я найду способ заставить это работать на меня и сыграю в игру Младшего по своим собственным правилам.

Хватаю пальто, возвращаюсь в гараж и выезжаю на дорогу, по пути к вокзалу набирая по памяти номер полиции Нью-Йорка.

– Это агент ФБР Лайла Лав, – говорю я ответившей мне женщине. – Можно поговорить с Маркусом Риком?

С этим парнем, недавно переведенным из Чикаго, я, к сожалению, лично незнакома.

– Минуточку, – говорят мне, и после того, что больше похоже на три минуточки, слышу: – Детектив Рик на больничном.

– На больничном… – повторяю я, находя потерю детектива, ведущего это конкретное дело, более чем тревожной. – Кому передали дело Эмерсона?

– Дайте посмотрю. – Пальцы щелкают по клавиатуре, прежде чем женщина произносит: – Нельсону Мозеру.

Вот те на: Рика заменяет детектив, который просто терпеть меня не может! Если это чистая случайность, то вселенная ненавидит меня больше, чем местные.

– И он на выезде, – добавляет она. – Мне переключить вас на его голосовую почту или попросить его перезвонить вам?

– Грег Харрисон, случайно, не на месте? – спрашиваю я, надеясь, что мой бывший напарник сможет решить эту проблему.

Опять щелканье клавиш.

– В данный момент нет.

– Ясно. Нет так нет. Я перезвоню.

Заканчиваю разговор и останавливаю машину на светофоре, одновременно набирая номер мобильного телефона Грега. Его голосовая почта включается еще до того, как раздается гудок, и я морщусь, но оставляю сообщение, опуская детали, которые предпочла бы не оставлять на записи:

– Грег, это Лайла. Я в городе. Мне нужно все, что у тебя есть по делу Трея Эмерсона, и мне нужно это без протокола. Срочно. Перезвони мне.

Набираю Тик-Така и опять попадаю на голосовую почту, поскольку два с чем-то часа ночи для него явно слишком рано.

– Мне нужно знать, почему детектив Маркус Рик из полиции Нью-Йорка оказался на больничном. Подергай за все ниточки, до которых только сможешь дотянуться. Мне нужен реальный ответ.

Когда я заканчиваю наговаривать это сообщение, загорается зеленый, и я проезжаю через перекресток, быстро свернув к железнодорожному вокзалу, после чего паркуюсь среди скопления машин. Заглушив мотор, бросаю взгляд на часы на приборной панели, которые показывают 5:45 – я уже реально опаздываю. Хватаю свою сумочку и портфель и перекидываю их ремни через голову, прежде чем открыть дверь.

Выбравшись из машины, едва успеваю выпрямиться, как передо мной вдруг возникает какой-то высокий мужчина в коричневом костюме, за спиной у которого толкутся люди с телекамерами.

– Миз [12]12
  Миз – госпожа; нейтральное обращение к женщине в англоязычных странах. Ставится перед фамилией женщины – как замужней, так и незамужней.


[Закрыть] Лав, – обращается он ко мне, – можете ли вы рассказать нам, почему на месте убийства в среду вечером присутствовало ФБР?

И сует мне микрофон.

– Потому что я не могу просто прийти домой, где меня ждет упаковка макарон с сыром быстрого приготовления. Мой брат заставляет меня отработать их. Это было дружеское одолжение с моей стороны.

Появляется другой репортер – вернее, репортерша.

– Была ли эта смерть самоубийством? – спрашивает блондинка лет двадцати с небольшим, тыча в меня еще одним микрофоном. – Или убийством?

– Да, миз Лав, – поддерживает ее еще один мужчина. – Это было убийство?

Поднимаю руки.

– Я не участвую в расследовании, так что ничего сказать не могу, – говорю я, бросаясь вперед и заставляя толпу, насчитывающую теперь по меньшей мере человек десять, расступиться по сторонам, хотя они по-прежнему продолжают выкрикивать мое имя.

Пробираясь сквозь них, направляюсь к вокзалу, когда ко мне подкатывает черный «Мерседес». Водительское стекло опускается, открывая Кейна.

– Залезай. У меня тут вертолет под парами.

– Как ты здесь оказался? – вопрошаю я.

– А как они здесь оказались? – отвечает он, указывая мне за спину, откуда слышу «Миз Лав!» уже по меньшей мере от трех разных людей, и мне снова суют микрофоны. Похоже, что попасть на поезд мне сегодня не светит. Ускоряю шаг, пытаясь вырваться из толпы, но безуспешно. Кейн останавливает свою машину в нескольких футах передо мной, предлагая мне спасение и уверенность в том, что я все-таки доберусь до Манхэттена. Он опасен. Он – искушение. Он – проблема. А еще Кейн кое-что знает о моей семье и моем прошлом – а возможно, и то, что мне следует знать об этих убийствах.

«Миз Лав!» – чуть ли не хором выкрикивает толпа, и всё – решение принято. Бросаюсь бегом, уворачиваясь от телекамер и как-то умудрившись обогнуть переднюю часть машины Кейна, и не останавливаюсь, пока не оказываюсь внутри и не плюхаюсь на пассажирское сиденье.

– Пристегнитесь, агент Лав, – говорит Кейн, и физиономия у него явно довольная.

– Я уже говорила тебе, что ты следишь за мной с упорством маньяка? – спрашиваю я, пристегивая ремень.

Он смеется своим негромким, глубоким смехом, который я когда-то любила, а теперь ненавижу – в основном потому, что легко могла бы полюбить его снова.

– А я-то думал, что я герой, спасающий положение, – говорит он.

В моей голове мелькают воспоминания о той ночи. Я голая. Я вся в крови. Кейн входит в дом со двора, без пиджака и галстука, рубашка на нем пропитана кровью.

– Я могла бы подобрать тебе целое множество определений, Кейн, – говорю я. – Но герой – не одно из них.

– И как именно ты бы назвала меня, Лайла? – спрашивает он, выруливая на главную дорогу.

– Скорее всего дьяволом.

– Ну, ты знаешь, как говорится… Знакомый черт лучше незнакомого ангела. А ты ведь знаешь меня, Лайла. Как никто другой.

Кейн прав. Это так. Я просто провела бо´льшую часть времени с ним, делая вид, будто это не так.

– Как так получилось, что я собралась на Манхэттен в тот же день, что и ты?

– В первую пятницу каждого месяца я провожу совещание в городе, – говорит он. – А что касается того, как я узнал, что ты намылилась туда… Твоим следующим логичным и необходимым шагом стала бы поездка в город и в полицию Нью-Йорка. Причем первым утренним поездом.

– Я могла бы воспользоваться вертолетом.

– Я проверил. У тебя не было бронирований.

– Я могла бы поехать на машине.

– Ты терпеть не можешь водить машину, и как бы ты работала, если б была за рулем?

– И ты собираешься позволить мне поработать в вертолете?

Кейн бросает на меня взгляд.

– Я буду натуральным ангелом.

Это то, что он обычно говорил, когда не намеревался быть таковым.

– Кейн…

– Знакомый черт, Лайла… – Он бросает взгляд в зеркало заднего вида. – И за нами едут репортеры.

Я оборачиваюсь, чтобы получше разглядеть повисший у нас на хвосте фургон, и опять смотрю на Кейна.

– Нельзя, чтобы меня засняли улетающей с тобой на Манхэттен, Кейн. Достаточно того, что я села в твою машину.

– На данный момент это не имеет значения. У твоего братца уже есть подозреваемый, который объявлен в розыск.

– На данный момент, – уточняю я. – Это может измениться в любую секунду.

– Тем не менее, – говорит он. – И у тебя есть доказательства моего алиби.

– Это алиби не исключает, что ты мог нанять киллера.

– Ты что, издеваешься надо мной, Лайла? Теперь я настолько тупой, чтобы нанять киллера для работы в моем собственном городе?

– Дело не в этом. Дело в том, что я стараюсь сохранять объективность, так что тебе не будет от меня никакой пользы, если я позволю кому-то в этом усомниться.

– Скажи им, что ты выпытываешь у меня информацию, – говорит Кейн, нажимая на зеленую кнопку в своем телефоне. – Что, как мы оба знаем, и является твоим намерением… – Он подносит телефон к уху. – За мной следят репортеры. Позаботься о них. – И тут же заканчивает разговор.