Текст книги "Записки убийцы"

Глава 11

Я, конечно, знаю, что Александра даже не подозревает о том, как та ночь изменила меня, – хотя, безусловно, осознает тот факт, что с того момента мы уже никогда не были близки. Ее желание увидеть меня на следующее утро, чтобы поделиться подробностями своего живительного траха, было вполне ожидаемым и даже понятным. Но также ожидаемой была и ее способность заглянуть мне в глаза и понять, что одна-единственная ночь полностью изменила меня. Она могла начать задавать мне вопросы, на которые мне не хотелось бы отвечать. Именно поэтому я так и не позволила этому случиться, несмотря на неловкость, которая возникла тогда и сохранялась до тех пор, пока я не устроилась на работу в ФБР. И прямо сейчас, когда Александра смотрит на меня, а я смотрю на нее, я опять испытываю то неловкое чувство. Это совершенно особый вид неловкости – примерно как когда в субботу вечером напиваешься в хлам, а потом делаешь вид, будто ничего такого и не было.

Она встает, и, прочитав ее намерение подойти ко мне, я тоже быстро встаю, немедленно направляясь в ее сторону, потому что ни за что на свете не собираюсь застрять за своим столиком, если Александра вздумает злоупотребить моим гостеприимством, которым здесь и не пахнет. К несчастью, она бросается вперед, вместо того чтобы колебаться или дожидаться меня, и высокие каблуки ее темно-синих туфель в тон ее темно-синему костюму громко стучат по кафельному полу.

– Я слышала, что ты в городе! – восклицает Александра, встречая меня в самом центре закусочной. К счастью, посетители за соседними столиками находятся вне зоны слышимости.

– После той утренней пресс-конференции, – отзываюсь я, – я почти уверена, что даже любимая корова Джейн Уайз знает, что я в городе.

– У нее все еще есть эта корова, – говорит мне Александра со сдавленным смешком. – Ее зовут Люси. И она знаменита, знаешь ли. Эта корова…

– Участвовала в «Фармлэнд», – перебиваю я, имея в виду ныне не существующее детское телешоу. – Я знаю. И справлялась со своей славой получше, чем большинство жителей этого города.

– Тут я с тобой полностью согласна, – заверяет меня Александра, после чего быстро меняет тему: – Ты уже виделась с Кейном?

Этот вопрос меня не удивляет. Если кто-то, кроме Кейна, и знает, насколько неразлучны мы с ним некогда были, так это моя бывшая лучшая подруга.

– Он вчера вечером появился на месте преступления.

– И?.. – произносит она, понижая голос, как будто это какой-то большой секрет.

– И у меня на уме было только мертвое тело.

– Мертвое тело… – повторяет Александра. – А не его горячее тело?

– Мертвое и горячее – это не те два слова, которые я часто использую вместе.

– Но случается?

– Бывает, – соглашаюсь я, думая об одном конкретном серийном убийце, чья привлекательная внешность позволила ему залезть в трусики шести девушкам, прежде чем он жестоко убил их. – Иногда.

– Это был бы один из тех случаев, когда мы бы напились и ты объяснила бы, о чем, черт возьми, говоришь.

«В некие стародавние времена», – думаю я. Но только не сейчас, и Александра, должно быть, видит это в моих глазах, поскольку откашливается и добавляет:

– Что слышно о вчерашнем убийстве? Вы передаете мне убийцу для подготовки судебного дела или как?

– На этот вопрос может ответить мой брат, шеф полиции.

– Да ладно тебе, Лайла… Ты же из ФБР, и ты показалась с мертвым телом.

– Единственное тело, с которым я показалась, – это мое собственное, которое, уверяю тебя, живее всех живых.

– Ты была на месте преступления, – указывает она.

– Да, я была там и занималась тем, что делаю для многих правоохранительных структур. Я приехала. Оценила ситуацию и поделилась своей оценкой с тем, кто там на самом деле командует, – со своим братом.

– Если ты приехала не ради этого дела – что я считала очевидным, поскольку оно ждало тебя сразу по приезде, – то тогда зачем?

– По личному делу, – отвечаю я, и когда Александра протягивает руку и заправляет свои коротко подстриженные каштановые волосы за ухо, кольцо у нее на пальце говорит мне, что теперь она замужем, хотя я не знаю, как долго и за кем.

Из глубин ее жакета доносится звон, и она засовывает руку во внутренний карман.

– Прости, мне нужно…

– Прими звонок, – говорю я, поворачиваясь к ней спиной и возвращаясь на свое место. Ее взгляд по-прежнему прикован ко мне, но официантка и кофе спасают меня, когда я возвращаюсь за свой столик.

Опять усаживаюсь и минутку болтаю с Роуз, пока приправляю свой кофе большим количеством сливок и сахарозаменителя. Краем глаза подмечаю, что Александра уже вновь занимает свое место, и это тот самый момент, который Бет выбирает для своего появления.

Она входит в закусочную, и я наблюдаю за ее приближением, оценивая ее так, как оцениваю всех знакомых и незнакомых в своей жизни, – каждое такое наблюдение когда-нибудь может пригодиться для сравнения с каким-нибудь другим человеком в ходе расследования. В случае с Бет, она высокая, худая и настороженная, когда осматривает закусочную, прежде чем заметить меня, после чего поднимает руку и направляется в мою сторону. Ее черные брюки в тонкую полоску в сочетании с жакетом в тон определенно выглядят по-мужски, в то время как черная шелковая блузка несколько смягчает этот образ. Это говорит мне о том, что по какой-то причине ей кажется, будто ее феминность работает против нее, но при этом она не хочет полностью выхолащивать свою женскую сущность. Я вполне могу это понять. Отсюда и мое вольное употребление известных всем трехбуквенных и четырехбуквенных слов, которыми я пользуюсь столь же легко, как своей розовой помадой.

Бет широкими шагами преодолевает оставшееся между нами расстояние, и уверенность в себе, которая всегда восхищала меня в ней, явно все еще жива и здорова – в отличие от той обнаженной женщины, которая стала объектом нашего изучения вчерашним вечером. То, что Бет удается с такой же готовностью отстраниться от смерти, что и мне, наверняка многое говорит о том, почему мы контачим. Это, вероятно, делает ее самым близким к подруге человеком из тех, кто у меня когда-либо будет, и, поскольку я не разговаривала с Бет целых два года, слово «подруга» не стоит понимать так же буквально, как утверждение, что шоколад лучше секса. По крайней мере, хорошего секса.

Бет проскальзывает на место напротив меня, кладет рядом с собой свою огромную сумку от «Гуччи», и название дорогого бренда напоминает о том, что она, как и большинство здесь присутствующих, происходит из семьи с деньгами. В ее случае – семьи инвесторов в недвижимость, которые наверняка предпочли бы, чтобы она занималась интерьерным дизайном, а не трупами.

Роуз останавливается рядом с нами, разглядывая Бет, в руке у нее кофейник.

– Кофе?

– Весь кофейник, пожалуйста, – говорит та, ставя свою перевернутую до сих пор чашку на блюдце. – Но я начну с этого.

Официантка наполняет ее чашку и обводит нас взглядом.

– Что-нибудь из еды?

Мы с Бет качаем головами, и как только Роуз уходит, Бет понижает голос и подается ближе.

– Что, черт возьми, происходит?

– Как, черт возьми, тебя понимать?

– Я здесь, в Ист-Хэмптоне, – говорит она, как будто это все объясняет.

– Ты ведь здесь живешь, – отвечаю я, и тут до меня доходит: – Но… Центр судмедэкспертизы находится в Хаапподже, и ты только что сказала, что закончила вскрытие. Здесь не может быть для этого подходящих условий.

– Я бы назвала помещение, которым пришлось воспользоваться сегодня утром для этих целей, в лучшем случае приемлемым.

– Тогда зачем проделывать это здесь?

– Именно это я и сказала, когда получила запрос, и стала настаивать на том, что вскрытие необходимо провести в Хаапподже. А тридцать минут спустя моя начальница…

– Директриса судмедэкспертной службы округа Саффолк? – уточняю я.

– Да. Бриджит Джонсон. Она позвонила мне и сказала, что не станет проводить вскрытие по документам в течение сорока восьми часов. И что мне нужно провести его на месте.

– Я даже не уверена, что это законно.

– Не только ты одна.

– Зачем это делать?

– Она сказала, что в Хаапподже слишком много сотрудников и вообще людей, которые могут распустить язык. Это замечание было высказано после того, как она напомнила мне, что в Ист-Хэмптоне полно влиятельных людей, которые не хотят, чтобы у них во дворах толклись съемочные группы новостных каналов.

– Мой отец провел сегодня пресс-конференцию. Я думаю, она что-то не так поняла. Это уже не новость.

– Пресс-конференцию, которую он практически свел к тому, что вчера вечером имело место самоубийство, а не убийство.

– Ни хера себе… Скажи мне, что он этого не делал.

– Хотела бы я это сказать.

Отодвигаю свою кофейную чашку в сторону.

– Каким местом он вообще думает? Он же потом будет выглядеть лжецом.

– Он скажет, что был дезинформирован.

– Тобой, – добавляю я, и быстрота ее ответа заставляет меня задуматься, не выдвигался ли уже когда-нибудь подобный аргумент.

– Да, я и вправду считаю, что мне готовят роль козла отпущения, раз уж и твой брат поддержал его.

– Ты не пыталась возразить?

– У меня не было ни малейшего шанса. Они позаботились об этом.

– И чем дело кончилось?

– Сегодня утром ко мне явился Ривера и буквально не отходил от меня, пока я не закончила отчет о вскрытии.

– Он тебе что-нибудь сообщил?

– Помимо того, что мы с тобой обе предположили на основании осмотра места преступления, особо ничего. Установлены расстояние, с которого произведен выстрел, и рост стрелявшего. Никаких следов ДНК. Никаких материальных улик. Никаких признаков борьбы.

– Татуировки?

– Нет. – Бет хмурится. – И ты уже спрашивала вчера вечером. Что у тебя с этой татуировкой? Это и есть связь, которую ты ищешь?

– Я давно уже выяснила, что отметины на теле, как правило, способны много о чем рассказать, – без запинки ответствую я. – Так что всегда ищу их.

– Ясно. Ничего из такого в этом деле тебе не поможет. Честно говоря, все проделано настолько чисто, насколько это возможно. Если не найдется свидетеля, само по себе тело ничего нам не расскажет.

И все-таки расскажет, и я уже слышу этот рассказ из уст Бет. Чисто… Профессионально… Все это много чего говорит мне о нашем убийце.

– Можно ли как-то выдать это за самоубийство?

– Никто не пустит себе пулю между глаз с расстояния в целый фут, что подтверждают данные криминалистической экспертизы. Причем так, чтобы ствол бесследно исчез.

– Другими словами, они просто пытались всех угомонить, чтобы никто не совал туда нос.

– Ты-то здесь. Ты из ФБР. И ты была на месте преступления.

– Это вопрос?

– Общественность тоже обратила на это внимание перед той пресс-конференцией, как раз поэтому-то они и предложили версию самоубийства. Чтобы всех успокоить.

– Ты хочешь сказать, что теперь поддерживаешь их, хотя они вводят людей в заблуждение?

– Не поддерживаю, но вполне могу их понять. Давай посмотрим правде в глаза, Лайла. То, что ты оказалась здесь ровно в тот момент, чтобы попасть на место преступления, наводит на мысль, что тебя предупредили об этом убийстве. – Бет издает резкий смешок и добавляет: – Или ты была в нем как-то замешана.

Я не смеюсь. И уж точно не собираюсь говорить ей, что, по-моему, она очень близка к истине.

– Еще раз, – говорю я. – Это вопрос?

– Тот же самый, который я задала, когда села. Что, черт возьми, происходит?

– Я же говорила тебе…

– Скажи-ка лучше мне, – раздается мужской голос. Голос Риверы.

Он появляется рядом с нами, уже приставляя стул к торцу нашего столика. То, что ему удалось незаметно для меня подкрасться к нам, тогда как мне хорошо видна дверь – а таких проколов со мной обычно не случается, – заставляет меня думать, что Эдди уже давно ошивался где-то поблизости, а не исключено, что и прислушивался к нашему разговору.

– Так что, черт возьми, происходит?

– Это ты мне скажи, – говорю я. Заметив у него на подбородке шрам, которого раньше не было, решаю поменяться с ним ролями. – Начнем с ножевой раны у тебя на лице. Кто это тебя порезал?

– Начнем с того, что ты здесь делаешь, – парирует он.

– Мне нравится здешний кофе, – отвечаю я.

– Знаешь, – сухо говорит Эдди, – люди, которые мнят себя большими хитрецами, частенько прикрываются наглостью. Такое твое поведение, а также те несколько тысяч миль, которые не так давно отделяли тебя от этого места, заставляют меня задуматься о том, что же ты скрываешь.

Он попал слишком близко к цели, и теперь уже мой черед отбивать удар.

– Люди, которые меняют тему и переводят разговор на других людей, когда их спрашивают о ножевом ранении, обычно получают его не с честью.

Губы у него кривятся.

– Давай только не будем играть в эти игры, Лайла.

– Но тогда ты бы не был самим собой и я не была бы самой собой, и что это было бы за возвращение домой?

Эдди подается ко мне, игнорируя Бет; его пухлый палец постукивает по столу передо мной, голос у него глухой, напряженный:

– Если тебе хочется пообщаться с моим судмедэкспертом, то ты делаешь это только через меня.

– Вашим судмедэкспертом? – встревает Бет. – Я на вас не работаю.

– Для такого крупного мужчины, – говорю я, все еще сосредоточенно глядя на него, поскольку он, блин, маячит прямо у меня перед носом, – у тебя всегда был синдром маленького человека. Я бы на твоем месте задумалась. Такое может заставить девушку усомниться касательно прочих твоих достоинств… Хотя ладно. Если ты хочешь принять участие в этом разговоре, то я, конечно, введу тебя в курс дела.

Эдди по-прежнему нависает надо мной, его дыхание касается моей щеки, и я почти уверена, что он купился на мою легкую уступчивость не больше, чем я сама. На самом-то деле я только что отвела ногу назад, нацелившись ему в голень, чтобы доказать это, но Эдди наконец откидывается на стуле и приказывает:

– Выкладывай.

Как будто я хоть когда-то кого-то беспрекословно слушалась, особенно его…

– Конечно, – говорю я. – Сейчас введу тебя в курс того, что ты пропустил. Итак, поехали. Мой лучший друг в Бюро – гей. Причем упертый. Просто-таки жуть какой упертый. Я пыталась обратить его, но у меня ничего не вышло. Как на твой мужской взгляд – можно это сделать?

Его лицо приобретает рождественский оттенок красного, и теперь это мой любимый цвет.

– Я знаю, что ты здесь по делам Бюро.

– Знаешь, что говорят о предположениях? – отвечаю я. – Петух тоже предполагал, что купается, да в суп попал.

– Твой брат сказал мне.

Быстро решаю, что разговор с Эндрю, в котором я назову его идиотом прямо в лицо, в конце концов, не такая уж плохая идея.

– В чем смысл этой встречи в верхах, Эдди? – требую я, поскольку мне остается только заключить, что мой братец повторил ему каждое слово, которым я поделилась с ним вчера вечером. – Ближе к делу.

– За чем бы ты тут ни гонялась, этого здесь нет, – ответствует он. – У меня уже есть подозреваемый по вчерашнему делу. Я рассчитываю задержать его в ближайшие несколько часов.

– И кто же? – спрашивает Бет.

– Кевин Вудс, – объявляет Эдди, все еще глядя на меня, а не на нее. – Человек с криминальным прошлым, который встречался с убитой. – Он бросает на Бет острый взгляд. – Твоя работа – изучать мертвые тела. А моя – проследить, чтобы у нас их больше не появлялось. Занимайся своим делом, а я буду заниматься своим.

Затем возвращает свой взгляд ко мне.

– Ближе к делу, говоришь? Изволь. Это не твое расследование. У нас уже есть наш человек. Возвращайся в Калифорнию и наслаждайся курортной погодкой. Ты нам здесь не нужна.

Он встает и уходит. Смотрю, как Эдди пересекает закусочную, и мой взгляд останавливается на пустом столике, за которым буквально минуту назад сидела Александра, – та уже поднялась и движется за ним к выходу. Он исчезает, оставляя меня с одной мыслью: это не просто война за территорию. Происходит нечто большее.

– Так ты здесь неофициально? – требовательно спрашивает Бет, опять привлекая мое внимание.

– Все сложно, – отвечаю я.

– Уж куда сложней, – отзывается она, поднимая свой мобильный телефон и указывая на экран с текстом. – Мне приказано вернуться в главный офис. Причем немедленно – что, как я подозреваю, как-то связано с появлением здесь Эдди. Хотя я вроде бы должна оставаться здесь и никому ничего не рассказывать об этом деле.

То, что местные хотят сохранить расследование в тайне, меня не удивляет. А вот к тому, что в этом замешана ее начальница в гораздо более крупном округе Саффолк, да еще и в год, когда нет выборов, явно стоит приглядеться.

– Когда ты сказала, что тебя попросили остаться здесь и провести вскрытие прямо на месте, но ты изначально отклонила это требование… – медленно произношу я. – Кто попросил?

– Твой брат.

– Мой брат… – повторяю я, и его связь с нечистой на руку Самантой Янг вновь всплывает у меня в голове.

– Да. И я знаю, что Эндрю твой брат, но если он позволит Кевину Вудсу взять вину за это на себя…

– Кто такой этот Кевин Вудс?

– Мальчик-игрушка Сиары Мэттьюз. И под «мальчиком-игрушкой» я подразумеваю, что он на двадцать лет моложе ее. Парень руководит местной строительной компанией.

– Сиара не только снялась в нескольких фильмах с моей матерью – они были близкими подругами, и мой отец хорошо знает ее мужа Джона. Эта женщина как-то не вяжется с мальчиком-игрушкой.

– О, дорогая, ты так много пропустила… Джон начал пить и распускать руки. Сиара позволила своему мальчику-игрушке Кевину зализать ее раны. Джон в итоге узнал, и кончилось все плохо. Они с Кевином поцапались. Мальчик-игрушка наставил на него пистолет.

– Дай угадаю, – говорю я. – Прицелившись между глаз.

– Да.

– И чем дело кончилось?

– Ходят слухи, что он как-то отмазался и уехал из города.

– Ты намекнула, что Вудс не убийца. Объясни, что привело тебя к такому выводу.

– Он тогда не спустил курок. Он не убийца. – Бет хватает свою сумку. – Мне нужно идти.

– Подожди. Ты ведь не хуже меня знаешь: то, что кто-то не убил кого-то в первый раз, вовсе не означает, что впоследствии этот человек не наберется решимости довести дело до конца.

– Да, знаю. Но я посмотрела этому человеку в глаза и теперь говорю тебе: он не убийца.

– Так ты с ним знакома?

– Пересекалась с ним однажды.

– При каких обстоятельствах?

– На одной вечеринке, и пусть даже и коротко, но когда занимаешься всем этим так долго, как я, то начинаешь понимать людей. Смотришь на мир их глазами.

Бет права. Все это так, хотя истинные мастера убивать позволяют тебе видеть лишь то, что сами хотят тебе показать. Она должна это знать. Она не может этого не знать.

Ее телефон снова гудит, и Бет смотрит сначала на экран, а затем на меня.

– Мне пора. Позвони, если я тебе вдруг понадоблюсь.

Я киваю, и она выскальзывает из кабинки. Смотрю, как Бет движется к выходу, как совсем недавно Эдди, и лишь дивлюсь, как же такой опытный в нашем деле человек мог прийти к столь неверному выводу. Я знаю по опыту, что если ты не нажимаешь на спусковой крючок в первый раз, то это вовсе не значит, что ты не нажмешь на него в следующий. Кевин Вудс интересует меня. То, что она защищает его, тоже интересует меня. Но желание Эдди сделать его катализатором, который заставит меня уехать из города, интересует меня больше всего. К несчастью – и для него, и для меня, – у меня есть причины остаться. Моя потенциально коррумпированная семья… Младший… А еще тот факт, что никто из тех, кто мастерски убил четырех человек без каких-либо улик, не стал бы втягивать себя в личный скандал, который свяжет его с убийством. Кевин Вудс – не тот убийца, за которым я охочусь. И мысль о том, что по каким-то политическим или личным мотивам моя семья позволила бы невиновному человеку взять вину за преступление на себя… Это даже не похоже на мою семью. Может, я знаю их не больше, чем они знают меня. Но я исправлю это упущение, прежде чем уеду. Я в этом совершенно уверена.

Глава 12

Хватаю свой телефон и набираю номер Тик-Така, который на самом деле Джефф Ландерс. И прямо сейчас мне нужен Джефф, а не Тик-Так.

– Ты же знаешь, что прошла всего пара часов? – вот и все его приветствие.

– Мне нужно все, что ты можешь нарыть на Кевина Вудса из Ист-Хэмптона, – говорю я. Тон у меня деловой – другая сторона Лайлы Лав, с которой те, кто работает со мной, тоже знакомы, и знакомы хорошо. – Он подозреваемый в убийстве, которое я тут расследую.

– А значит, подозреваемый по всем делам.

– Нет. Местные пытаются изолировать это дело, что лишает нас возможности сменить юрисдикцию. У Вудса предположительно были шашни с жертвой. Я в это не верю.

– Подожди, – говорит Джефф, и в доказательство того, что он кое-что узнал обо мне за годы нашей совместной работы, тон у него тоже серьезный, а на заднем плане слышен треск клавиатуры. – Тридцать два года. Родился и вырос на Манхэттене.

Что могло бы указывать на связь с первой жертвой в Нью-Йорке, хотя это сомнительно.

– Что еще?

– Унаследовал строительный бизнес своего отца, – продолжает он. – Тогда и сейчас основное внимание уделялось элитным домам, построенным по индивидуальному заказу, но как только фирму возглавил Кевин…

– Когда это было?

– Три года назад, – отвечает Джефф. – Так вот тогда, когда Кевину удалось урвать заказ одной голливудской шишки, бизнес реально пошел в гору.

– В каком это смысле у голливудской шишки?

– У Кита Миллера.

Это влиятельный кинорежиссер, который работал с моей матерью.

– Где у Кита Миллера недвижимость?

Его пальцы стучат по клавиатуре.

– В Эл-Эй, Саутгемптоне и Нью-Йорке. Хотя погоди… – Еще несколько щелчков по клавишам, после чего Джефф говорит: – За последние пять лет у Вудса было пять клиентов из такой вот голливудской публики. У двух дома в Хэмптоне и Лос-Анджелесе. У трех – в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Все они связаны с обоими штатами.

– И местами схожих убийств, – заявляю я, и всякая надежда на то, что Миллер – моя единственная связь, теперь исчезает без следа. – Мне нужен…

– Полный список всех в Хэмптоне, кто имеет отношение сразу к двум штатам. Ты уже мне говорила.

– Вообще-то, по-моему, я написала тебе это по электронке.

– Ладно, не цепляйся к словам. Без разницы. Это большой список. Тебе нужна информация. А мне нужно время.

– Хорошо, – соглашаюсь я. – А как насчет ареста Вудса в прошлом году?

– Сведений об аресте нет.

– Хм. Копни глубже. – Сразу же двигаюсь дальше: – Мне нужно знать, не связана ли последняя жертва с какой-то из предыдущих.

– Нет. Я уже проверил.

– А как насчет связи с кем-то из клиентов Вудса? Посмотри, и посмотри быстро. Как я уже сказала, Вудс – это…

– Проблема юрисдикции, понял. Я добуду тебе все, что смогу, но только совсем уже к вечеру.

– Годится. У Вудса есть живые родственники?

Снова щелканье клавиш, прежде чем Джефф отвечает:

– Нет.

– Пришли мне все, что сможешь найти о нем. И я имею в виду абсолютно все, каким бы незначительным это ни казалось. Я хочу знать даже то, какой парикмахер его стрижет.

– Я знаю, как ты работаешь… Дай мне время до вечера. Моего вечера, Лайла. Я все-таки работаю по лос-анджелесскому времени, хоть ты и в Нью-Йорке, и мне еще предстоит одна важная встреча.

– Найди мне связь между этими жертвами, которая не Вудс, и я клянусь, что буду приносить тебе пончики каждый день до конца твоей жизни, даже когда ты окажешься в доме престарелых, забытый всеми, кроме меня.

– О, ну что ж, теперь у меня есть мотивация!

Он фыркает и вешает трубку, а я немедленно начинаю строчить в блокноте.

КЕВИН ВУДС В РОЛИ КОЗЛА ОТПУЩЕНИЯ – СТРЕМЛЕНИЕ НЕ ПУСТИТЬ В ГОРОД ФЕДЕРАЛОВ ИЛИ ЧТО-ТО БОЛЬШЕЕ?

ЭДДИ ХОЧЕТ, ЧТОБЫ Я УБРАЛАСЬ ИЗ ГОРОДА. ЭДДИ ХОЧЕТ АРЕСТОВАТЬ ВУДСА. ЭТО ОН МЛАДШИЙ?

ГДЕ БЫЛ ЭДДИ ВЧЕРА ВЕЧЕРОМ, А ПОТОМ СЕГОДНЯ, КОГДА ДЛЯ МЕНЯ ОСТАВЛЯЛИ ЗАПИСКИ?

ПОЧЕМУ КЕЙН ТАК ЧЕРТОВСКИ НЕПРЕКЛОНЕН В ТОМ, ЧТОБЫ Я НЕ ЗАДАВАЛА ВОПРОСОВ ОБ ЭТОЙ ТАТУИРОВКЕ?

ПОЧЕМУ Я ПОЗВОЛИЛА ЕМУ УКЛОНИТЬСЯ ОТ ОТВЕТА?

КЕЙН НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ТЕМ, КТО СТОИТ ЗА МЛАДШИМ, И ВСЕ ЖЕ Я ОПЯТЬ ОБ ЭТОМ ДУМАЮ, ИНАЧЕ НЕ СТАЛА БЫ ЭТО ЗАПИСЫВАТЬ.

НО ЭДДИ… ЭДДИ. ЭДДИ. И КЕВИН.

Написание списка превращается в сложный мыслительный процесс, и я выпиваю еще чашку кофе, чтобы взбодриться, добавив к нему порцию жирного, идеально прожаренного картофеля-фри с большим количеством кетчупа. Под картошечку съедаю чизбургер, а затем заказываю один из клубничных пирогов, которыми, если верить Роуз, знаменита эта закусочная. Поскольку вообще-то это заведение даже не указано на карте Ист-Хэмптона, не совсем понимаю, среди кого оно знаменито, хотя погоди-ка – я ведь все-таки видела здесь Джека Лероя. А поскольку он заботится о том, чтобы его звезда сияла как можно ярче, может, это место сейчас круче, чем я помню, и если Роуз утверждает, что пирог знаменит, то я ей верю. Мой выбор обусловлен еще и тем, что любовь к клубнике – один из немногих моих фетишей, который хоть немного напоминает фетиш нормального человека. И частенько десятиминутное окно, в течение которого я набиваю рот клубникой, сводит то запредельное безумие, при котором хочется порезать саму себя или кого-то еще, до вполне приемлемого уровня. К счастью, я никогда не резала себя. Кого-то еще? Вообще-то да. Было дело, но это лишь потому, что у меня не было при себе пистолета, чтобы пристрелить того урода. Я выхожу из закусочной и решаю, что сегодня надо озаботиться составлением плана действий. И едой. Мне нужны продукты. Но сначала главное – нужно заготовить ловушку для Младшего.

Через пятнадцать минут эта стратегия приводит меня к современному дому из цельного стекла, стоящему на морском берегу, где меня ждет один должок, который мне давно причитается и который я планирую востребовать прямо сейчас. Паркуюсь на подъездной дорожке и подхожу к двери, зная, что отсутствие охраны, как и многое другое в этом городе, не более чем видимость. В эту самую минуту мое появление запустило какую-то сигнализацию. Это предположение полностью подтверждается, когда я еще только тянусь к звонку – дверь моментально распахивается, и в дверном проеме появляется Лукас Дэвенпорт, фигура которого в шесть футов четыре дюйма полностью заполняет арку.

– Почему ты не отвечаешь на телефонные звонки? – вопрошает он.

– Как ты можешь до сих пор выглядеть как слегка облагороженный Тарзан? – спрашиваю я в свою очередь, игнорируя его вопрос. – Неудивительно, что ты все еще без пары.