Текст книги "Свет твоих глаз"
![](/books_files/covers/thumbs_150/svet-tvoih-glaz-270335.jpg)
Автор книги: Лёка Лактысева
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
15. Эдуард. Музыка нас не связала
Людям слепым и слабовидящим нельзя расслабляться и отвлекаться на посторонние мысли, когда они куда-то идут, даже если в одной руке – поводок-трость, а в другой – ладонь провожатого. Тот, кто движется наощупь, обязан быть бдительным каждое мгновение. Я позволил себе замечтаться, и тут же получил щелчок по носу от жизни: не забывайся, помни – кто ты!
Вспомнил. Осознал в тот самый момент, когда очки со смачным чавкающим звуком плюхнулись в грязь. Сам я не растянулся в этой вязкой жиже только потому, что под руку меня держала Ника.
Вероника – причина и источник моих отвлеченных размышлений. Очень символично! Вся эта ситуация – как знак, как предсказание будущего. Ника может стать причиной моего падения, и она же может оказаться той, кто не позволит мне упасть. Если пожелает.
Стоп! Не слишком ли много власти над собой я приписываю девчонке? От нее будет зависеть ровно столько, сколько я позволю! Зря, что ли, с восемнадцати лет вкалывал, не спал ночами, мотался сначала за товаром, а потом с товаром – по покупателям?
К тридцати двум я стал одним из тех, кого называют хозяевами жизни. И намерен оставаться хозяином – по крайней мере, свой собственной жизни! Я все спланировал. Все предусмотрел. Никто не собьет меня с пути к намеченной цели!
Вероника – забавная. Умеет пошутить. Но я слишком увлекся этим знакомством. Пора остановиться. Слишком близкое общение с собственной домработницей ни к чему хорошему не приведет. Мне нужно привязать девчонку, а не привязываться самому.
– Еще раз спасибо за помощь, Ника. – Я забрал очки из ее рук, нацепил на нос и потащил Найджела в ванную – мыть лапы. Впрочем, парень особо и не сопротивлялся.
Отпустив собаку, я сходил переоделся, а потом заперся у себя в кабинете. На почту упало несколько писем, в том числе – от контрагента, поставлявшего на мой завод смеси для производства плитки. Новое предложение. Это предложение можно было скинуть директору и начальнику отдела закупок, а потом выслушать краткий отчет о плюсах и минусах. Но я решил ознакомиться с документом лично. Попытка контрагента пересмотреть договоренности выглядела подозрительной.
Включил ноутбук, с помощью голосового управления вошел в почту, отыскал нужное письмо, активировал озвучку. Разглядывать картинки с помощью бокового зрения я кое-как мог. Читать текст – нет. Приходилось сосредоточенно вслушиваться в механический голос программы.
И тут Ника, которая – я видел – отправилась хлопотать на кухне, включила музыкальный канал. Громко! Так, что телевизор почти заглушил речь компьютера. Что вытворяет эта девчонка?! С чего она взяла, что может устраивать у меня в квартире дискотеку?
Я остановил программу и отправился наводить порядок.
– Вероника! – я постарался приглушить вспыхнувшее раздражение, но сам услышал, как громко и недовольно прозвучал мой окрик.
– Да? – Ника приглушила звук.
– Ты мне мешаешь работать. Пока я дома – телевизор включаю только я! Как и любую громкую музыку. Это понятно?
Девчонка ответила тем, что выключила телевизор.
– Буду признательна, Эдуард Евдокимович, если вы озвучите все остальные запреты. Списком и по пунктам! – заявила звенящим от обиды голосом. Даже на «вы» перешла. – И не надо повышать на меня голос!
– Я пока не повышал. И, надеюсь, не придется. Если не знаешь, как обязана себя вести домашняя прислуга – погугли! Думаю, в интернете найдется список рекомендаций. Завтра утром проверю, что ты прочитала и усвоила! – я развернулся и ушел в кабинет.
В гостиной воцарилась кладбищенская тишина. Я чувствовал недовольство Вероники и ее молчаливое несогласие, но ничего менять не собирался, и просить прощения – тоже. Домработница обязана знать свое место! Ничего оскорбительного я в ее адрес не сказал, а скрывать свое недовольство считал лишним и неправильным. Не знаю, почему Виктория пригласила девчонку, наплевав на отсутствие опыта и рекомендаций, но мириться с непрофессионализмом своих работников я точно не готов!
Отбросив в сторону бесполезные мысли, снова сосредоточился на изучении предложения. Прослушал его дважды и пришел к выводу, что поставщик затеял какую-то свою игру – то ли надумал взвинтить цены, то ли получил более выгодное предложение от конкурентов из другого региона.
Кварцевого песка хватало и в Яснодаре, а вот каолин до недавних пор мы завозили с Донецкого месторождения. О том, чтобы поискать запасной вариант, я задумывался еще пару месяцев назад. Даже начал работать в этом направлении – пока в одиночку, не привлекая никого из сотрудников. Но тут резко упало зрение на левый глаз. Спустя полмесяца – на правый, и мне стало не до смены поставщика. Видимо, пришло время вернуться к этой теме и обсудить ее со своими специалистами.
Я встал из-за стола, намереваясь подойти к окну: у меня была привычка размышлять, глядя на улицу. На ходу опомнился: вряд ли я что-то увижу, кроме размытых разноцветных пятен. Потоптался у стола, опустил крышку ноутбука и пошел в гостиную. Кажется, моя домработница обещала мне кофе и кусок шарлотки, но исполнять свои обещания она как-то не спешила. Придется поторопить.
Вышел из кабинета. Приласкал Найджела, который спрыгнул с любимого кресла и подошел поприветствовать хозяина. Перевел взгляд в сторону кухни. Вероника была там: стояла возле мойки и, судя по звукам, что-то нарезала.
– Ника, – окликнул я негромко.
Ноль внимания. Надеюсь, со слухом у девчонки все хорошо? А то славная бы вышла из нас парочка: слепой наниматель и глухая домработница.
– Вероника! – добавил громкости.
С тем же результатом. Домработница не обращала на меня внимания.
Это что – показательное выступление? Так она решила продемонстрировать мне свою обиду? Глупо. Слишком по-детски. Несмотря на вчерашнюю истерику по поводу перепутанного контракта, девушка показалась мне неглупой и серьезной. Выходит, ошибся? Разочарование горьким запахом осеннего костра защекотало в носу.
Наверное, следовало развернуться и уйти обратно в кабинет. Хочет человек остаться без работы – его право. Две недели – и свободна. Удерживать не стану.
Я уже почти решился убраться прочь, но ноги сами понесли меня вперед.
Подошел поближе, похлопал ладонью по столешнице, рявкнул как прапор на плацу:
– Вер-ро-ника!
Девчонка дернулась, уронила нож, потянулась руками к своим ушам – я, было, подумал, что она сейчас закроет их ладонями от испуга. Но нет – она сделала жест, будто вынимая из ушей затычки, потом отступила на шаг и спросила подчеркнуто-вежливо и равнодушно:
– Что случилось, Эдуард Евдокимович? Зачем вы опять кричите?
Я набрал в грудь воздуха, чтобы высказать Нике все, что думаю о глупых женщинах, которые воображают, что смогут манипулировать мной с помощью обид и молчания. И тут моя домработница сделала жест, будто снимая что-то с шеи, вынула из нагрудного кармашка смартфон и принялась обматывать его… Нет, тонких проводков я не видел, но вполне мог себе представить их по прежней, зрячей жизни.
– Так ты была в наушниках?! – то, насколько просто объяснялось поведение Вероники, стало для меня одновременно и облегчением, и издевательской усмешкой судьбы.
Я-то себе напридумывал, накрутил! Вся злость схлынула. Запал, с которым я рвался построить Нику, резко угас. Вместо этого в очередной раз подкралось и начало накрывать ощущение своей полной непригодности к совместной жизни хоть с кем-нибудь – пусть даже с наемной прислугой.
Зря мама Вика настаивала на том, чтобы я нанял помощницу по хозяйству с проживанием. Хватило бы приходящей. Потерпеть пару раз в неделю визит одной-двух женщин, которые протрут пыль, помоют полы, сантехнику и перестелют постели, куда проще, чем…
– Вы запретили слушать музыку через колонки, Эдуард Евдокимович, поэтому я взяла телефон и наушники. – Холодностью тона Ника могла бы моментально заморозить целое озеро. – Не помню, чтобы в договоре был пункт, запрещающий выполнять работу под музыку.
Ну да, там много чего еще нет, в договоре. Невозможно предусмотреть и прописать каждый шаг. А мне с моими теперешними проблемами, похоже, придется расширить перечень требований к домработнице в несколько раз.
Выдвинув ближайший стул, я устало присел, обхватил голову руками.
– Вот куда мне такому еще и жена?! – спросил тоскливо в пространство, мысленно продолжая разговор с мамой Викой. Разговор, в котором ни я, ни она не поставили точку.
– Простите? – Точно! Ника же рядом.
– Это… мысли вслух. – Я вдруг понял, что объясняться с Вероникой придется в любом случае, вздохнул и заставил себя говорить. – Ника, ты уже знаешь, что я… плохо вижу. Настолько плохо, что почти не вижу букв, даже сильно увеличенных. По этой причине мне приходится управлять компьютером и смартфоном с помощью голосовых команд, а все письма и документы слушать в озвучке. Слишком громкая музыка мешает…
– Да. Я поняла, – Ника воспользовалась паузой в моем признании, чтобы вставить пару слов. – Простите, больше подобное не повторится.
– Правильно. Ты нашла выход – наушники, – я нехотя кивнул. – Но каким образом, по-твоему, я могу до тебя достучаться, когда ты заткнула уши и ничего вокруг не слышишь?
Вероника замялась, потом предположила:
– Позвонить мне на телефон? Звонок-то я точно не пропущу!
– Звонить человеку, который находится в одной комнате с тобой? – странная идея.
Я взялся обдумывать эту мысль с одной стороны, с другой, и вынужден был согласиться, что это – выход. Не запрещать же Нике вообще слушать музыку! Превращаться в самодура мне не хотелось.
– Идея как идея, – проворчала Ника и пошла к кофеварке. – Вы, наверное, кофе хотели, Эдуард Евдокимович?
– Да. И ты вроде бы говорила, что у нас еще кусок шарлотки остался. – Спасибо, Ника! Напомнила, зачем я вообще из кабинета вышел.
– Вам разогреть?
– Шарлотку? Да, давай. И… Ника. Хватит «выкать». Мы же договорились на «ты».
Если я надеялся на перемирие, то напрасно. Вероника сдаваться не спешила.
– Эдуард Евдокимович, давайте вы сразу определитесь, каких отношений мы с вами будем придерживаться – формальных или дружеских, – потребовала она. – Иначе я определюсь в одностороннем порядке.
– Справедливо, но… сегодня я не готов ответить. Мне нужно подумать, Ника. О том, как строить отношения с тобой, и о твоем договоре. Возможно, круг твоих обязанностей придется расширить… Похоже, обычная помощница по хозяйству – не совсем то, что мне нужно.
– Угу. Скорее, сиделка, – ответила Вероника задумчиво.
Что? Сиделка?
Мне – молодому, дееспособному мужчине – сиделка?! Да что она такое несет, эта девица?!
Слова Ники полоснули по душе раскаленным кинжалом.
Я вскочил так резко, что стул опрокинулся и с грохотом завалился на пол. Не обращая внимания на идиотскую мебель, я обезумевшим носорогом ломанулся к себе в кабинет.
– Найджел, со мной! – рявкнул на ходу.
Рванул дверь, пропустил парня вперед и со всех сил дернул ручку, желая как можно скорее отгородиться от женщины и ее жестоких слов.
Никогда я еще не хлопал дверями так громко и ожесточенно.
Никогда раньше мне не было так… дерьмово!
16. Вероника. Раскаяние
Ой! Кажется, я ляпнула что-то не то… и ведь совершенно не со зла!
Просто сказался опыт работы в социальной службе. Там к слову «сиделка» относились так же спокойно, как к слову «медсестра» и «соцработник». Просто еще одна вспомогательная профессия. Еще один формат работы с людьми, нуждающимися в поддержке и защите государства.
Насчет музыки я тоже как-то не сообразила. Привыкла, когда муж и свекровь уходили, врубать на всю громкость что-нибудь убойное. Особенно нравилось слушать «Апокалиптику», «Лакримозу» и «Нирвану». От их мощных композиций содрогались стены, и порой мне мечталось, что прутья золотой клетки, в которую я влезла по собственной глупости, рухнут. Когда родился сын, я на время отказалась от рок-концертов, а когда малыша не стало, только музыка меня и спасала.
Что до клетки, то она стояла прочно, и надежды на освобождение, казалось, не было. Дверцы неожиданно приоткрылись, когда у моей дорогой мамочки приключился инсульт. Смерть внука подкосила ее. А свекровь не могла, не потеряв лица перед людьми, запретить мне ухаживать за родной матерью.
Я почти переехала в мамину квартиру, даже ночевала там. В дом мужа ходила, как на работу: помыть, почистить, приготовить. А потом снова спешила туда, где меня ждали усталые родные глаза и перекошенная, но такая ласковая улыбка.
– Беги от них, дочка, – говорила мама. – Уезжай, пока они не спохватились и не заперли тебя снова.
– Как я тебя брошу, мам? – спорила я.
– Не думай обо мне! Договорись, чтобы меня забрали в интернат для лежачих, и уезжай! Ты ведь несчастлива с мужем.
Бросить маму я так и не решилась, но заявление о разводе тайком написала и отнесла куда надо. Ах, как орала свекровь, когда узнала! Какими словами меня обзывала! Требовала, чтобы я забрала заявление, обещала, что испортит мне жизнь. За маму я не боялась: ей свекровь уже ничем навредить не могла. За себя после смерти сына я тоже бояться как-то перестала, поэтому заявление так и не забрала.
Разводили нас с мужем долго и мучительно. Если бы не мама, которая, как могла, поддерживала во мне решимость и боевой дух – не знаю, как бы я выстояла. Зато, когда, наконец, в моем паспорте появился символ свободы – штамп о разводе – какой же это был праздник! Но я и не догадывалась, что мама держалась только ради меня, а как поняла, что перед государством и законом я больше не мужняя жена – то мигом сдалась и угасла за какой-то месяц. Словно хотела, чтобы я потеряла то последнее, что держало меня на прежнем месте.
Мама!.. Как же мне без тебя плохо…
Я вытерла слезы, высморкалась и заставила себя вернуться мыслями в настоящее.
Кофе для Эдуарда был готов. Шарлотку я разогрела в микроволновке. Но Скворцов ушел, закрылся у себя в кабинете – я слышала, как щелкнул замок.
И вот что мне теперь делать? Ломиться в запертую дверь? Но ведь хозяин, кажется, дал понять, что не хочет меня видеть. И обед надо дальше готовить. Знать бы еще – станет ли мой хозяин обедать. Совесть говорила мне, что я своими неловкими словами могла лишить мужчину всяческого аппетита.
Насколько было бы проще, если бы Эд был намного старше меня и не такой… привлекательный. И если бы сразу дал понять, что я для него – только прислуга, которая должна помнить свое место. Но он вел себя слишком непоследовательно! То становился суровым и далеким начальником, то улыбался и шутил, делал небольшие подарки, вроде разрешения покупать что-то для себя на его деньги, то просил о помощи, явно переступая через собственную гордость…
Я не могла не восхищаться им, сочувствовала его беде, но время от времени симпатия сменялась недоумением и раздражением. Вот как пару минут назад, когда Эд ни с того ни с сего повысил на меня голос. Уезжая подальше от свекрови и бывшего мужа, я дала себе слово, что больше никому и никогда не позволю кричать на себя!
Опять не о том думаю… Быстро закинула в кипящий бульон овощи. Составила на поднос чашку с кофе и блюдце с кусочком шарлотки. Мысленно перекрестилась и пошла к своему хозяину – просить прощения. Он меня, конечно, задел, повысив голос, но это – мелочи по сравнению с тем, какую боль причинила ему я неосторожным высказыванием про сиделку!
Поскреблась в запертую дверь – неловко удерживая поднос в одной руке, неуверенно. Застыла, прислушиваясь.
Скворцов открывать не спешил.
Я снова поцарапала по двери – стучать не решалась. Позвала просительно:
– Эдуард… Эд! Открой, пожалуйста! Я тебе кофе принесла!
За дверью послышались шаги. Замок щелкнул. Я поспешила просочиться в появившуюся щель прежде, чем хозяин заберет поднос и снова закроется. Похоже, он так и собирался поступить, но, обнаружив, что я уже вошла, выгонять не стал.
– Поставь на стол, – произнес глухо и отошел к окну.
Там, за окном, по-прежнему накрапывал дождь, было серо и безрадостно. В кабинете Эдуарда тоже было сумрачно. Странно – почему он не включает свет? Разве при ярком освещении он не стал бы видеть хоть капельку лучше? Еще и очки зачем-то снял…
Я шагнула к стене, щелкнула выключателем. Люстра под потолком вспыхнула электрическим солнышком – так ярко и жизнерадостно, что я даже немного сощурилась, дожидаясь, когда глаза привыкнут.
Эд, который как раз обернулся и смотрел мне вслед, вздрогнул, сморщился, быстро прикрыл глаза локтем.
– Выключи, – приказал еще более глухим голосом, чем до этого.
Не дожидаясь повторного приказа, я быстро нажала на клавишу. Комната тут же погрузилась в полумрак, который показался мне густым, как кисель.
– Прости! Я опять что-то сделала не так?
Скворцов медленно опустил руку. Нащупал подоконник, присел на него. Глаза мужчины были закрыты, на лице застыло мучительное выражение.
Мне стало жутко.
– Тебе больно? – я сделала к Эду один шаг, другой. Встала прямо перед ним, всматриваясь в напряженное лицо, в сжатые добела губы и сведенные к переносице брови.
– Нет, не больно. Но на ближайшие четверть часа я ослеп полностью. – Скворцов выдавливал из себя слова через силу. Его кадык вздрагивал, когда он натужно сглатывал ком в горле, прежде чем втянуть в грудь новую порцию воздуха.
– Почему… Почему ослеп?! Как это вообще?..
– Светобоязнь. У каких-то там клеток на глазном дне не хватает… сил, чтобы приспособиться к слишком сильному потоку света.
– Извини! Я не знала! – похоже, на этот раз мой вскрик получился настолько отчаянным, что Скворцов удивленно приподнял брови. – Я не хотела навредить тебе… и обидеть тебя словами про сиделку – тоже не хотела! Пойми! Я работала до замужества социальным работником, а потом сама была сиделкой… при маме. Привыкла…
– При маме? Что с ней случилось? Где она сейчас? – Эдуард стоял с закрытыми глазами и забрасывал меня вопросами.
Я опустила голову. В носу защипало от подступающих слез. Мамы не стало совсем недавно. Прошло чуть больше сорока дней. Я с горечью думала о том, что через год, когда придет время заменить простой деревянный крест на ее могилке памятником – я вряд ли смогу это сделать…
– Ее больше нет. У меня больше никого нет. – Всхлип все же прорвался.
Я прикусила до боли нижнюю губу, вынуждая себя дышать ровно.
– Иди сюда. – Эд протянул мне ладонь.
Его голос прозвучал мягко, и я, как завороженная, скользнула в объятия Скворцова. Замерла, вжавшись в широкую грудь и обхватив сильную спину.
Реветь больше не хотелось. В груди росло и ширилось что-то новое. Больше, чем жалость к себе или к Эду. Сильнее, чем простая признательность или симпатия. Мне вдруг пришло в голову, что я могу понять Эдуарда, как никто другой. А он – он способен понять меня. Надо только быть осторожнее, бережнее друг к другу. И прощать обиды, возникающие из-за глупых недоразумений…
Не знаю, о чем думал Эд, но его теплые ладони согревали мои лопатки. Носом он зарылся мне в волосы. Вздохнул несколько раз тяжело и протяжно, будто освобождаясь от тяжелого груза. Потом предложил:
– Давай простим друг друга, Ника. Мы оба сегодня хороши. Обещаю, что больше не буду кричать на тебя. Мир?
Разве могла я отказаться? Оттолкнуть протянутую руку дружбы?
– Мир! – согласилась тихо, не решаясь оторвать лицо от белой тенниски, на которой появились мокрые пятна моих слез.
– Тогда не реви. Нос опухнет и будет красным, как помидор. – Эд еще и утешал меня! А ведь это я должна заглаживать вину перед ним!
– Сейчас. Сейчас я соберусь, и…
– И поможешь мне добраться до дивана.
– Да! Да, разумеется… – я зажмурилась, вдохнула поглубже, стараясь впитать в себя тепло Эда, его сдержанный мужской запах, в котором древесные ноты сочетались с табачной горчинкой и терпким ароматом мускуса.
Потом решительно отстранилась, но не отошла, а поймала руку Эдуарда и повела его к дивану. Идти было недалеко – всего-то пару шагов.
– Ну вот. Присаживайся, – остановилась сама и развернула Скворцова так, чтобы он мог опуститься на сиденье.
Эд осторожно нащупал диван рукой. Уселся.
– Подашь мне кофе? – спросил с поощрительной улыбкой.
Удивительно, но даже сейчас, полностью ослепленный, он умудрялся оставаться хозяином положения – уверенным в себе и решительным. Как могло мне прийти в голову, что ему нужна сиделка?!
Пользуясь тем, что Скворцов ничего не видит, пару раз бесшумно стукнула себе по губам. Мысленно поклялась, что теперь, прежде чем что-то говорить или делать, сначала подумаю, как это может повлиять на Эда, учитывая его почти незрячее состояние.
– Твой кофе и пирог, – на этот раз и кофе, и блюдце я несла не на подносе, а в руках.
– Давай, – Эдуард протянул одну руку, и я аккуратно вложила в нее чашку, потом подставил вторую – и я пристроила на открытую ладонь блюдце.
– Посидишь со мной? – Эд кивнул на диван сбоку от себя.
– Ой! Суп же на плите! Надо бежать!
– Тогда беги, – Скворцов поднес к губам чашку с кофе, отпил немного и зажмурился, смакуя вкус.
Дальше медлить было некуда – я помчалась на кухню. К счастью, огонь под кастрюлькой был умеренным, так что после добавления овощей бульон только-только начал снова закипать. Я успела вовремя!
Сняла пену, еще немного уменьшила огонь, накрыла кастрюлю крышкой и взялась нарезать лук, чтобы обжарить его, а потом протушить вместе с мясом: на второе я задумала бефстроганов из говядины с картофельным пюре.
Лук ел и без того заплаканные глаза. На ресницах снова проступили слезы. Но на сердце было светло – так, будто я не на временную работу устроилась, а неожиданно обрела новый дом взамен утраченного.
Музыку включить больше не пыталась. Обойдусь! Придется слушать любимые треки, когда Скворцова не будет дома. Он ведь, наверное, не сидит в квартире постоянно? Ездит на завод и по другим делам…
К двум часам обед из трех блюд – суп, горячее и салат – был готов.
Я снова пошла стучаться к Скворцову. В этот раз он не стал открывать, крикнул через дверь «сейчас иду» и через пару минут действительно появился – снова в темных очках, снова спокойный и немного отстраненный. Поставил в мойку чашку и блюдце. Присел за стол.
– Запахи в гостиной потрясающие! Чем угостишь, Ника?
– На первое – рисовый суп с фрикадельками…
Я поставила перед Эдуардом суповую тарелку, наполнила ее. Потом налила себе. Эд взялся за ложку. Похоже, боковое зрение позволяло ему не промахиваться мимо и есть аккуратно. Только взгляд при этом был направлен не в тарелку, а немного поверх нее. Впрочем, я еще накануне вечером убедилась, что за обеденным столом у моего хозяина проблем не возникает.
Ел он быстро и в то же время сосредоточенно думал о чем-то своем. Отвлекать Эдуарда Евдокимовича пустыми разговорами я не пыталась. Увидев, что с супом он закончил, забрала одну тарелку, поставила другую – плоскую, для вторых блюд, снова наполнила. Эд только кивал, когда считал, что я положила достаточно.
После обеда он еще раз похвалил мои кулинарные таланты, снова закрылся у себя в кабинете и работал там почти до самого ужина. Я сначала возилась на кухне, потом сидела на диване в гостиной, составляя меню на неделю, и слышала краем уха, как что-то бормочет ноутбук Скворцова женским голосом со странными интонациями.
Меню решила подбирать, исходя из расчета, что весит Эдуард Скворцов со всем его ростом и мышечной массой никак не меньше девяноста килограммов, а физические нагрузки имеет средние. В век интернета рассчитать калорийность блюд было несложно: хватало онлайн калькуляторов.
Приблизительные подборки блюд на неделю тоже нашлись, оставалось только исключить те продукты, которые Эд назвал в числе не самых любимых. Еды в гипермаркетах Яснодара было полно – от вполне привычной до самой экзотической. Впрочем, экзотикой я решила не увлекаться: похоже, мой хозяин предпочитал традиционную европейскую кухню.
На составление списка блюд ушло неожиданно много времени: к тому часу, когда все было готово, пора было уже браться за ужин. На вечер я решила приготовить плов со свининой. На кухне обнаружилась мультиварка. Пользоваться этим прибором я умела и знала, что плов в мультиварке получается просто отличный.
Готовить его мне приходилось не раз и не два, так что работала я механически, почти не задумываясь. Руки сами знали, что взять, как порезать и в какой последовательности загрузить в емкость. Лук. Морковка. Несколько зубчиков чеснока. Нарезанное небольшими кусочками мясо. Все обжарить, приправить, промыть рис…
А заодно подумать о завтрашнем дне – завтра мне предстоит не только готовить, но и приступить к другим обязанностям, точнее, к одной конкретной: к уборке. Запущенной квартира Эдуарда Скворцова не выглядела. Чувствовалось, что убирались в ней регулярно. Но пыль уже начала скапливаться на полках стеллажей, на подоконниках и подлокотниках.
Я прикинула: две спальни можно убрать завтра. Заодно навести порядок в ванной комнате и в туалете на втором этаже. Во вторник можно будет убрать две другие спальни и коридор. В среду спущусь на первый этаж, приберусь на лестнице, в кабинете Скворцова и в гостевой спальне. На четверг останутся гостиная и санузел. Пятницу можно будет посвятить смене полотенец, постельного белья и стирке.
Где-то за час до ужина Эдуард вышел из кабинета, устроился в гостиной на диване. Диван спинкой отделял зону кухни от гостиной. Эд уселся боком – так, что я могла видеть его профиль.
– Как успехи? – поинтересовался нейтрально.
– Ужин будет готов к семи, – отчиталась я. – И еще: меню на следующую неделю…
– Озвучивай, – Эдуард усмехнулся, но как-то без веселья. – Вижу, без моего одобрения все равно не обойтись.
– Потому что я хочу быть уверена, что ты не отправишь в ведро то, над чем я колдовала несколько часов! – похоже, я вложила в эти слова больше горечи, чем собиралась.
– Так поступал твой бывший муж? – проявил неожиданную проницательность Эд. И по моему молчанию догадался, что попал в точку. – Клянусь, Ника, я не стану так поступать! Возможно, тебе кажется, что я – избалованный маменькин сынок, но, поверь, это не так!
– Я и не думала… – мне стало неловко: действительно, ну, почему я постоянно жду, что Эдуард начнет вести себя, как мой супруг, от которого я сбежала? Скворцов ведь совсем другой человек!
– Тогда давай, рассказывай, чем собралась баловать меня на следующей неделе. А потом, Ника, у меня к тебе будет серьезный разговор…
Что? О чем разговор?!
Сердце ёкнуло. Дыхание перехватило. Я уронила блокнотик с записями и уставилась на Скворцова во все глаза. Какое «баловать»? Может, вообще готовить ему больше не придется!
– А может, сначала серьезный разговор? – выдохнула умоляюще.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?