Текст книги "С тобой? Никогда!"

Это был обычный вечер. Время работы автомойки подходило к концу. В воздухе стояла влажность, и привычно пахло резиной. Под плотной курткой по моей спине противно струился пот.

– Следующий! – махнул рукой мой напарник.

Предыдущая машина выехала, я отошла к батарее, чтобы отжать мокрые тряпки. За спиной скрипнули шины.

– Кузов с пеной, коврики и влажную уборку! – острым мечом рассек привычный шум автомойки до боли знакомый голос.

Я замерла, не двигаясь. Дрожащими руками расправила тряпку и повесила на батарею.

– Хорошо, – отозвался Толик.

Хлопнули дверцы. Судя по голосам, несколько парней покинули салон и отправились в сторону комнаты отдыха. Проводив их взглядом, я подняла воротник куртки и натянула на лоб кепку.

– Сколько ждать? – Голос, раздавшийся прямо над моим ухом, заставил вздрогнуть.

Больше всего на свете я не хотела поворачиваться к нему и отвечать на вопрос, но, кажется, мой напарник куда-то отошел, а водитель машины продолжал топтаться за моей спиной.

– Полчаса, – произнесла я не своим голосом и опустила голову пониже.

Рядом со сливным отверстием сверкали носы начищенных мужских туфель. Мой собеседник разглядывал меня. Я пыталась спрятать лицо: «Хоть бы не узнал! Хоть бы…»

– Хорошо! – сказал парень и направился следом за своими друзьями.

Я выдохнула, хватаясь за батарею, как за спасительный якорь и опираясь на нее всем телом. И тут звук его шагов оборвался. Посетитель остановился, обернулся, пару секунд не двигался, а потом хрипло спросил:

– Колбаса, ты?

13

В душе будто спичкой чиркнули.

Я повернулась и с достоинством встретила его взгляд. Пальцы привычно сами сжались в кулаки, тело напряглось, готовясь отразить удар, а плечи воинственно выдвинулись вперед. Не позволю! Никому больше не позволю так себя называть! И тут же с недоумением отметила, что во взгляде парня не было ни намека на насмешку.

Это был Левицкий. Тот же высокий темноволосый задира, но уже не мальчик – мужчина. Повзрослевший, с заострившимися скулами, с легким оттенком синевы на подбородке – первыми островками пробивающейся щетины.

Передо мной стоял уже не разгильдяй-десятиклассник, а разбитной студент-первокурсник, баловень судьбы, ленивый мажор. Все, начиная от дорогой одежды и заканчивая расслабленной позой, говорило о том, что он готов, не упуская ни секунды, жадно пробовать эту жизнь на вкус. Золотой мальчик из моих воспоминаний – острый на язык, безжалостный, циничный, гадкий. Тот, из-за кого все разрушилось. Тот, кто когда-то сумел проковырять дыру в моей броне и легким движением разрушил светлый образ Ярика. Он с интересом разглядывал меня.

– Еще раз так назовешь меня… – процедила я сквозь зубы, хватая в руку шланг мойки высокого давления и направляя на него.

Клянусь, нажала бы на кнопку, но этот тип даже не шелохнулся.

– Дашка! – Он закусил губу, продолжая оглядывать меня. – Дашка!

– Угу, привет! – Я была совершенно сбита с толку его поведением.

Брови парня приподнялись в удивлении. Он так качал головой, словно поверить не мог своим глазам. А еще… будто был рад меня видеть.

– Ты здесь работаешь?

Я кивнула, нахмурившись. Ощутила, что мои щеки розовеют.

– Да!

Тимофей продолжал на меня таращиться.

– Машины моешь?

Идиотский вопрос.

– Нет. – Я для наглядности снова потрясла рукоятью мойки. – В основном чай подаю. Не заметно?

Левицкий расплылся в улыбке. Обманчивое зрелище. Я знала, как он умел скалить зубы и унижать людей. Помнила, как он и его друзья причиняли боль людям.

– А ты изменилась…

– Нет, – ответила я дрожащим голосом.

И тут произошло то, чего я не ожидала. Парень резво преодолел расстояние, разделявшее нас, и бесцеремонно сорвал с меня кепку.

– Вау! – торжествующе произнес он, когда мои светлые волосы рассыпались по плечам.

В этот момент мой палец инстинктивно надавил кнопку на насадке шланга, и началась подача воды под давлением. Аппарат гулко затарахтел, рассеивая в воздухе мою ругань, а крепкая струя из шланга ударила в пол как раз рядом с туфлями парня.

– Эй! – воскликнул Левицкий, отскакивая назад.

Я отпустила кнопку, шум стих, и между нами осталось лишь облачко пара.

– Лучше не приближайся ко мне! – крикнула я, бросая шланг и выхватывая из его рук свою кепку.

Быстро скрутила волосы в тугой узел, приплюснула к голове и прикрыла головным убором.

– Ты туда собирался? – указала я в сторону комнаты отдыха. – Вот и вали! Давай-давай! Шуруй отсюда!

– Дашка…

– Мне трепаться некогда. Здесь все по минутам расписано, понял? – Я больше не смотрела в его сторону. Отвернулась к машине. Ждала, когда уйдет. – Через тридцать минут сможешь забрать свою колымагу.

– Я что-то пропустил? – спросил Толик, входя в помещение.

– Нет, – огрызнулась я.

– Ладно, – усмехнулся Левицкий. Вот эти интонации были привычнее, их я узнавала. – Только хорошенько мой, Колбаса! Приду проверю! Чтобы тачка блестела!

Когда я снова инстинктивно схватилась за шланг, он уже удалялся в комнату отдыха, сопровождая свои шаги смехом.

– Козел! – прорычала я, приступая к работе.

– Знаешь его? – немного испуганно спросил Толик.

– Лучше бы не знала.

Этот придурок Левицкий своим появлением поднял со дна моей души пепел старых обид. И снова я была неуклюжей толстой девчонкой, закованной в комплексы, и снова надо мной смеялись и некому было за меня постоять.

– Следующий! – скомандовал Толик, когда мойка Тимофеевой машины была окончена.

Я бросилась к воротам, чтобы открыть их новому посетителю, лишь бы больше не сталкиваться взглядом с появившимся типом из прошлого.

Повезло – Тимофей не сказал мне ни слова. Заплатил за услуги, молча сел за руль. Дождался, когда его друзья займут свои места, и выехал с мойки. Я с облегчением выдохнула. Но, оказывается, рано я радовалась. Когда, закрыв дверь за последним посетителем, я переоделась, повесила сумку на плечо и вышла, Левицкий ждал меня снаружи.

Ослепил яркими фарами в сгущающейся мартовской темноте и громко посигналил.

Еще чего! Не буду реагировать. Я ускорила шаг. Пусть девкам своим сигналит, а приличные девушки на такое обращение не откликаются.

Я намеренно перешла улицу и заспешила по тротуару. Ледяной ветер рвал волосы, забирался под воротник. Ноги, распаренные влагой на мойке, моментально замерзли в тонких ботиночках.

– Даш!

Он свистнул! Этот негодяй свистнул мне, как какой-то уличной девке! Обнаглел!

Его автомобиль, приблизившись ко мне, медленно полз вдоль дороги. Движения на улице в это время не было, поэтому он никому не мешал и мог наслаждаться преследованием сколько ему влезет.

– Эй, красотка, садись!

– Пошел ты… – не оборачиваясь, послала я его туда, где ему было самое место.

– Замерзнешь! – издевался Левицкий.

Я хотела что-то ответить, но поскользнулась и растянулась в подмерзшей снежной каше посреди тротуара.

– Ой! – Попыталась я подняться на ноги. Неудачно. – Да что ж такое!

Хлопнула дверца. Мотор продолжал работать.

– Не стоит такой хорошенькой девчушке шастать одной по ночным улицам. – Сильные руки обхватили меня за талию и поставили на ноги.

И перед глазами возникло его лицо. Серые глаза сверкали в свете луны, он улыбался. Хотелось съязвить в ответ, но слова растаяли на онемевшем языке, так и не прорвавшись наружу.

– Идем! – Он помог мне выбраться из плена ледяной каши.

– Я с тобой никуда не… – Фраза оборвалась, когда Левицкий усадил меня на пассажирское сиденье.

– А где твои дружки? – спросила я.

– Какие дружки? – Тимофей сел за руль.

Нет, ну точно взрослый. Совсем другой – новый.

– Твои гиены, зубастые и мерзко хихикающие. Ты всегда окружал себя такими.

– Отправил домой! – ответил он спокойно. – Хотел повидаться с тобой. Пристегнись!

Я впервые сидела в роскошной машине. Раньше мне доводилось только мыть такие, а теперь я находилась внутри. Не сводя с него испуганных глаз, я пристегнулась.

– Умница!

Автомобиль сорвался с места, будто пантера в прыжке.

– Эй, поаккуратнее! Я жить, вообще-то, хочу!

Это его только позабавило. Левицкий улыбнулся, на что-то нажал, и салон наполнился громкой музыкой.

– Так и знала, что надо держаться от тебя подальше! – Я втянула голову в плечи, когда машина вошла в очередной опасный поворот на огромной скорости.

– Проголодалась?

– Что?! – проорала я.

Левицкий убавил громкость, но не скорость.

– Спрашиваю, ты голодна?

Желудок что-то проворчал, но сумка, прижатая к животу, поглотила этот звук.

– Я хочу домой! – жалобно пропищала я.

Пальцы впились в ремень на очередном повороте.

– Отставить «домой»!

– Мы что, в армии?

– Работа у тебя – дрянь, – словно не слыша меня, тихо сказал Тимофей.

– Сам ты… – решив дальше не уточнять, я прикусила язык.

– Здесь отличные бургеры. – Он остановился у автокафе.

Странный у нас разговор.

Тимофей опустил стекло, сделал заказ и протянул кассиру карту. А уже в следующем окне нам выдали хрустящий пухлый пакет, из которого шел ароматный пар. Левицкий поехал на стоянку и там остановился.

– Держи! – Он протянул мне большой сочный бургер с мясной котлетой, зеленью и сыром.

Я уже так давно не ела ничего настолько вредно-вкусного, что у меня внутри все сжалось. Желудок тихо простонал: «Умоляю, возьми!» – а руки взметнулись и уже принимали пищу из рук врага.

М-м-м…

– Вот! Вижу ведь, что проголодалась, – сказал Левицкий. Достал из пакета стакан с ледяной газировкой и поставил рядом в специальное отверстие. – Работа у тебя конская. Не было ничего лучше?

– Иди ты знаешь куда, – отозвалась я, жадно жуя сочащийся жиром бургер.

Взяла стакан и через трубочку втянула сладкую газировку, с удовлетворением прикрыла глаза, ощущая лопающиеся на языке пузырьки.

Мне было плевать, что Тимофей на меня смотрит. Это минутная слабость, а завтра снова диета, правильное питание, грудка, овощи и чай без сахара.

– А я все думал, куда ты пропала после выпускного.

– Ты думал? – Я даже хрюкнула от смеха. – Помнится, ты классно поржал тогда надо мной со своими друзьями.

– Да! – Тимофей качнул головой с довольной улыбкой. Явно получал удовольствие, прокручивая в голове картинки того вечера. – Забавно вышло. Помню твой взгляд. Маленькая жирная девчонка с жирным сердцем, переполненным любовью к своему пианисту.

Это было уже слишком. Кусок застрял у меня в горле и не двигался дальше. Я закашлялась, судорожно соображая, хвататься ли за газировку, чтобы протолкнуть котлету, или выскочить из машины и убежать, гордо задрав голову.

– Ну ты и гад! – кашляя, выдавила я, когда парень потянулся, чтобы постучать мне по спине.

– А что я такого сказал? – Он убрал руку. – Это ведь правда.

– Ты только что назвал меня жирной! – Слезы невольно брызнули из глаз. – Сам себя слышишь? У тебя не возникает мысли, что кто-то может быть толстым из-за того, что у него нарушен обмен веществ? Как можно ляпнуть подобное? Тебя кто воспитывал? Волки?

– Ладно-ладно, – примирительно сказал Левицкий, перестал жевать и внимательно посмотрел на меня. – Ты не была жирной. Ты была… хм… сочной. – Он поднял руки, изображая, как держит в воздухе что-то круглое вроде арбуза. – У тебя была милая смазливая мордашка и классная жирная задница!

– Да пошел ты! Думаешь, приятно слышать такое? – Я швырнула недоеденный бургер в пакет. Меня трясло. – Почему я сижу здесь и выслушиваю такое о себе?!

– Стой! – Он коснулся моей руки и крепко сжал запястье. – Откуда такие комплексы, Колбаса? Да, у тебя была огромная задница. Ну и что? Разве это ужасно? Она была большая и аппетитная.

Высвободив руку, я прижала ее к груди. Сидела и смотрела на довольного собой Левицкого и соображала, удачный ли сейчас момент, чтобы плюнуть ему в лицо.

– Зря ты ушла из школы. Я бы за тобой приударил, – совершенно серьезно сказал он. – К тому же твоя задница стала еще красивее. Я еще там, на мойке, разглядел. Такую не спрячешь за широкими штанами.

Я не убежала. Нет, я… расхохоталась. Ну не могло же это быть правдой? Это был самый странный комплимент, который я получала в своей жизни, клянусь. В животе от смеха клокотало так, что я не могла остановиться. Левицкий заржал вместе со мной.

14

Через минуту, успокоившись, я продолжала спокойно дожевывать свой поздний ужин под его внимательным взглядом.

– Что у тебя еще нового, Дашка? – небрежно бросил Тимофей, делая вид, что увлечен едой.

– Учусь на повара. И не вздумай ржать!

– И ради этого школу бросила?

– Ну да.

Будто он не понимал, из-за чего я ушла. Терпеть насмешки еще пару лет было выше моих сил.

– Целых два года могла отдыхать за партой, – непонимающе потряс головой Левицкий, – если так хотелось жрачкой заниматься, пошла бы после одиннадцатого класса в этот… как его… типа технолог пищевой промышленности или как там зовется эта лабуда? Я, конечно, считаю, что это все фигня, но моя чудна́я мама просто повернута на высшем образовании. Устроила меня на экономический, приходится теперь время от времени в универе штанами лавки полировать.

– Значит, ты теперь студент?

– Ага, – ответил Тимофей.

– Ага, – повторила я, пряча глаза.

Ну вот и получилось избежать ответов на неприятные вопросы!

– И чем ты там занимаешься? – не унимался он. – Жрать готовишь?

Он что, издевается?

Я посмотрела на Левицкого, но парень только пожал плечами. И улыбнулся. Похоже, непосредственность была его коньком.

– Вроде того.

– Значит, ты могла бы завести свой блог и зашибать бабки? Почему нет? Я видел такое.

– Да, подруга так же говорит.

– Вот, – сказал Тимофей, – но образование никогда не помешает.

– Не верю, что ты говоришь это.

– Почему? – хохотнул Левицкий. – У меня вообще-то интеллигентная семья: мама – прокурор, а батя – банкир.

– Заметно, что не учителя и не врачи…

Тимофей поймал мой взгляд на его дорогих часах, сверкнувших золотом на запястье.

– Вменяешь мне это в вину?

– Не знаю. – Я скомкала упаковку от бургера, шумно отпила газировки. – Вот что это сейчас? Сидишь тут со мной, устроил благотворительный ужин, делаешь вид, будто тебе интересно знать, как я живу. Да ведь мы с тобой в школе даже не общались! Могли несколько часов находиться в репетиционной, не смотреть друг на друга и не перекинуться даже парой слов. К тому же ты обзывал меня.

– Да?

– О, я хорошо запомнила шутку про водонапорную башню. Она запала мне в душу! – Поняв, что почти кричу, я снизила тон. – Думаешь, тебе хоть что-то светит со мной? – Я оглядела его холеную наглую рожу и дорогие шмотки. – Такие, как ты, не в моем вкусе, поверь.

– Откуда ты знаешь, что я на тебя тогда не смотрел? – вдруг ошарашил меня он. – Если ты не смотрела в мою сторону, это не значит, что и я тоже.

Я растерянно захлопала ресницами.

– Ты… Ты был гадким, отвратительным и… мерзким.

Его брови поднялись.

– Говорят, я и сейчас такой.

– Согласна. – Я нахмурилась. – Короче, если у тебя хобби такое – кормить замарашек с автомойки дешевой туфтой, то тут ты мимо, приятель.

– Хороший дорогой ресторан исправит положение?

– Да я не об этом!

– А хобби у меня нет. Если не считать пьяные гулянки, тачки и мотокросс.

Если честно, этот парень хорошо смотрелся за рулем машины. Мне стало интересно, как он выглядит за рулем байка.

– А как же гитара? – спросила я.

– Какой, на хрен, из меня гитарист? Ты серьезно, Колбаса? – Левицкий расхохотался. – Эти сопляки меня терпели только потому, что у меня были авторитет, крутая гитара – очередная прихоть, новый комбик и деньги отца, способного по первому же капризу достать любой инструмент, какой только надо. Я невпопад дергал струны. Играл, как глухой лось на гуслях: почти никогда не попадал в такт.

– Правда? – Мне не удалось сдержать улыбки.

– Конечно! – Тимофей слегка покраснел, поймав мой взгляд, и тут же принял более уверенную, расслабленную позу, положив одну руку на руль. – Тупоголовый дебил Боря вечно хвалил меня и заискивал. Пытался угодить. А вот твой пианист… он молча злился. Упрямый пацан был. – Левицкий повернулся так, чтобы увидеть мою реакцию. И не ошибся: от упоминания Ярика мою земную оболочку смыло, словно песочный замок океанской волной. – Меня это ужасно забавляло. Он так психовал, когда пытался что-то мне объяснять, а я прикидывался дурачком – и он терпел. А мне еще сильнее хотелось вывести его из себя.

– Вот твое хобби, – усмехнулась я, – выводить людей из себя. Ты от этого балдеешь.

– Ну… – Тимофей поиграл бровями, – возможно.

– У тебя нет ни тормозов, ни фильтров. Ты грубиян.

– Просто я всегда говорю правду. – Он помолчал. – Это как с твоей толстой задницей: ты либо отращиваешь острые зубки, либо худеешь, если тебя не устраивает твой вес. Хотя тебе и так хорошо, но…

– Что?! – не выдержала я, когда он замялся.

– Видно ведь, что тебе некомфортно. Совсем как твоему мальчику-зайчику. Тебе было не по хрен, как ты выглядишь, а ему не по хрен, что скажут другие на этот счет.

– Он просто трус! – выпалила я.

– Да, – совершенно спокойно отозвался Левицкий. – Этот трус так распереживался, когда ты убежала, что метнулся и раскидал нас всех, как щенков. – Он потер щеку, словно до сих пор мог ощущать на ней жар от удара. – А потом бросился прочь. Пожалуй, это лучшее воспоминание о моей школьной жизни. Какая драма!

Эта сволочь не сумел сдержаться и заржал.

– Я не хочу об этом говорить! – От нахлынувших воспоминаний у меня в горле пересохло.

Сжавшись в комок, я скрестила руки на груди, словно защищаясь.

– И зря! Мне казалось, что вы помиритесь и будете вместе. – Ему будто нравилось совать свои грязные пальцы в мои раны и ковыряться там, пока от боли не защиплет в глазах. – Ему нужен был этот урок. Таким, как он, всегда полезно подобное. Что он в своей жизни видел? Свою скучную пианину и чертовы ноты? Таскался до музыкалки и обратно. Все. Долбаный дрищ! Ты не сравнивай его с нормальными пацанами, как я. Если тебя с детства зашугивает строгий батяня, хлещет нотными тетрадями по роже, то хрена с два из тебя что хорошее выйдет. Мужчины, знаешь ли, сами собой не вырастают. Их нужно взращивать – долго и упорно.

– Все, перестань. – Мне хотелось закрыть уши. Я не могла больше слушать его.

– Кстати, я слышал, что он сейчас выступает в «Дурке».

– Что за «Дурка»? – оживилась я и тут же осеклась, втянув голову в плечи.

Судя по выражению лица Левицкого, он заметил мой интерес.

– Одна грязная дыра на окраине. Играют там какое-то адское дерьмо, слушать невозможно. – Он лениво зевнул, точно большой мартовский котяра. – Я был в хламину, ничего толком не помню: только его на сцене с какими-то чуваками и одной зачетной телкой. Говорят, они играют там каждую субботу.

– Ясно.

Почему-то слово «телка» больно кольнуло сердце.

– Хочешь повидаться? – съязвил Тимофей.

– Вот еще, – пробормотала я.

– Правильно! – Тимофей протянул руку и осторожно коснулся моего плеча. – Зачем он тебе? Лучше приходи ко мне. У меня в субботу вечеринка для своих. Выпьем, послушаем музыку, потанцуем. Хочешь, заеду за тобой?

Знаю я ваши вечеринки. Наверняка мажорская попойка, на которой все хвастаются размерами папочкиных капиталов и нюхают всякую дрянь.

– С чего ты взял, что мне это будет интересно? – дернула я плечом, стряхивая с себя его пальцы.

– Как? – усмехнулся он. – Между нами особая связь, ты ведь тоже это видишь? – Он придвинулся ближе. – Я нравлюсь тебе, ты мне…

– Какая же… хрень! – не выдержала я. – Если такие вульгарные, примитивные методы все еще работают, то мне жаль тех девиц, которые на них ведутся. Мне нужно мыло, чтобы вымыть уши. Первосортный бред!

– Э-эх! – Левицкий хлопнул себя по коленям. – Похоже, мне пора на курсы повышения квалификации.

И мы рассмеялись.

– Ладно. Мне пора, – взглянув на дисплей мобильника, сказала я. – Я должна была появиться дома еще час назад.

– Мамочка будет ругаться?

В груди неприятно резануло.

– У меня нет родителей, – прошептала я тихо, – и никогда не было, только бабушка.

– О! Ну прости. – Тимофей неуклюже потянулся, желая снова коснуться меня, но тут же передумал. Тронул машину с места и вздохнул: – У меня вот есть, а тоже как будто нет…

– Хочешь мне на жизнь пожаловаться? – не удержалась я, принимая правила его игры. – Я тебе не психоврач, учти.

– Не психолог, – поправил Тимофей, смеясь, – и не психиатр.

– Какая разница?

– Разница есть, толстозадая.

– Как ты меня назвал?

– Толстозадая.

– Останови машину!

– Еще чего. – Он только добавил скорости. – Жалости ты от меня точно не дождешься, аппетитная моя.

– Если я толстозадая, зачем ты за мной потащился? – Пользуясь моментом, я рассматривала его руки, небрежно лежащие на руле.

– Просто хотел тебя… чпокнуть.

– Не-е-т, – отмахнулась я.

– Да-а! – заржал он.

– Похоже, я единственная, кто так долго терпит твои грубости и все еще не дал тебе по кумполу?

– О, Колбаса, я еще очень ласков с тобой!

– Охотно верю! – Улыбаясь, я отвернулась к окну.

– Ну что? Давай свой номер! – потребовал Левицкий, остановив тачку у моего дома.

Я привычно взметнула взгляд вверх: проверила свои окна, а заодно Ярика. На автомате. В его комнате было по-прежнему темно.

– Не стоит, правда. – Я открыла дверцу, вышла, закинула сумку на плечо и наклонилась, чтобы взглянуть в салон. – Как-то я не впечатлилась твоей наглостью, знаешь ли.

– Черт, – нахмурившись сказал он. – Твоя задница не оценила мои гениальные шутки?

Выдохнув, я показала ему средний палец, развернулась и пошла к двери. Странный, странный вечер. Еще более странный разговор с отшибленным на всю голову чуваком. Уйти и забыть.

– Обожаю тебя, Колбаса! – донеслось из машины. Этот придурок опустил стекло, чтобы прокричать мне это.

– Дурак!

Он в ответ посигналил.

Дурацкая улыбка никак не желала сходить с моего лица. Я тихонько повернула в замке ключ и вошла в квартиру. На цыпочках пошла к своей комнате, чтобы не разбудить бабулю. Но все старания были напрасны: она не спала. Короткие всхлипы сопровождали ее шаркающие шаги.

– Ба, ты что? – спросила я, включая свет.

Ее трясло мелкой дрожью. Старое морщинистое лицо было красным, распухшим от слез, губы тряслись.

– Ба, прости, что задержалась, – поспешила оправдаться я. – Встретила школьного друга, мы заболтались, и я…

Не успев договорить, я уставилась на бумажку, которую она мне протягивала. На мятом тетрадном листке был записан какой-то номер.

– Вот, держи. – Бабушка шмыгнула носом, достала из кармана халата платок и приложила к слезящимся глазам. – Звонила. Мать твоя. Беспутная.

– Мама? – Не веря своим глазам, я рассматривала номер, выведенный аккуратным бабушкиным почерком. Будто, если долго смотреть, эти цифры могут ответить на все мои вопросы.

– Да.

– И что сказала?

– Ничего. – Бабуля покачала головой. – Как всегда. Точно ничего и не случилось. «Мам, привет, как дела? А у меня все прекрасно». Еще обиделась, что я с ней холодна. – Она показала дрожащим пальцем на бумажку. – Продиктовала номер, велела отдать тебе, вдруг захочешь ей позвонить.

– И все? – Я села на кровать.

– Все. – Бабушка села рядом, опустив плечи.

Я сложила бумажный квадратик вдвое, потом вчетверо, потом еще раз и еще. До боли сжала в побелевших пальцах. Что мне было делать с этой информацией? Что я должна сказать женщине, которую ни разу не видела? Я не слышала ее голоса, не знала ее тепла, не представляла, какая она и как я должна к ней относиться.

Моя растерянность превратилась в черную дыру, способную поглотить меня целиком. В глазах защипало. Когда-то я очень этого хотела: узнать ее, услышать, что она меня всегда любила, просто по какой-то причине не могла навещать. А сейчас? Хотела ли я этого теперь?