Текст книги "Любовь по обмену. Разрешите влюбиться"

26

Джастин

Открываю один глаз, потому что слышу какое-то движение в комнате. Две широкие полоски света тянутся по деревянному полу. Тонкая занавеска колышется на ветру – форточка приоткрыта. Пытаюсь понять, где я, и как мог здесь очутиться. Но память возвращается ко мне неохотно.

Вот я смотрю на Зою, в полутьме черты ее лица кажутся почти сказочными. Она так далека, так прекрасна, и это определенно просто видение, но вот мои пальцы уже касаются ее сочных губ, и все становится реальным. Возможно, мне привиделось, но я точно помню, как ее голова лежала на моем плече сегодня ночью.

Запах сырости, прелой травы и костра перемешивался с ароматом хвои в ее волосах, а я утыкался носом в самую макушку и балдел, потому что там все еще пахло ею самой. А потом мы лежали на боку, и уже светало, а я положил на нее свою руку и крепко обнял, и даже через одежду мог чувствовать жар ее кожи.

Не могло же такое присниться?

– Доброе утро, – доносится до моих ушей незнакомый мужской голос.

Как молотом по наковальне. Что это?

Я дергаюсь, и в висках начинается бешеная пульсация. А в голове набатом бьет одна мысль: «Если она здесь, рядом со мной, нас застукают и отчислят!» Ворочаюсь и понимаю, что в кровати я точно лежу один. Мне дурно.

Пытаюсь раскрыть веки. Размытое изображение снова с трудом выстраивается в четкую картинку: обшарпанный пол, солнечные лучи, скользящие вдоль комнаты, чьи-то ноги в серых кроссовках.

– Доброе утро! – Повторяет незнакомый мужчина, пожилой, с копной седых волос и строгой, военной выправкой.

– Оу, – с трудом поднимаюсь и сажусь, потираю веки пальцами, – доб-рое ут-ро…

– А-а-а, – протягивает незнакомец, наклоняясь ко мне, – это ты наш американец?

Его лицо так близко, что, вместо того, чтобы выдохнуть, я тревожно тяну в себя воздух носом. Не хватало еще обдать его перегаром.

– Угу, – киваю.

– Очень рад, – замечает он, прищурившись, – что иностранным студентам комфортно у нас настолько, что они готовы спать до обеда.

Мужчина говорит на английском с британским акцентом, Дима говорил, что это старая школа – раньше студентов обучали именно британскому варианту английского. И я почти стопроцентно убеждаюсь, что передо мной тот самый завкафедрой, появление которого приводит всех в ужас.

– Спасибо, сэр. – Киваю, заодно разглядывая свою мятую одежду и убеждаясь, что сижу перед ним не в чем мать родила. – Мне тут очень нравится.

Никогда еще мой голос не казался мне таким ничтожным и писклявым, но я реально из последних сил стараюсь не дышать на него.

– Не пропусти завтрак, сынок. – Он по-отечески хлопает меня по плечу. – И пойди, приведи себя в порядок.

Разворачивается на пятках и выходит из комнаты так же быстро, как появился.

У меня паника. Я оглядываюсь по сторонам в поисках горы бутылок, сигарет, следов вчерашней пьянки, но ничего так и не нахожу. Только женские футболки на спинках стульев, гигиеническая помада на столе, чьи-то духи, телефон в розовом чехле. О, Боги, да здесь все кричит о том, что это женская спальня!

Провожу рукой по отекшему лицу и мысленно благодарю того, кто додумался открыть форточку. Если бы не утренний ветерок, то воздух в помещении можно было бы ножом резать.

– Джа-а-аст, – раздается откуда-то голос Димы.

Слышу шепотки со стороны кухни.

Встаю с постели, потягиваюсь и тщательно приглаживаю всклокоченную шевелюру. Мне нужен аспирин, много аспирина и немедленно. Не хочется, чтобы Зоя видела меня в таком виде. Уу-у… А ведь еще придется появиться перед ребятами, которые тоже, и это весьма вероятно, в курсе, что я ночевал у девочек в спальне.

Разглаживаю ладонями мятую одежду, влезаю в грязные до неприличия кроссовки и, покачиваясь, бреду на кухню. По пути замечаю, что мужская спальня тоже пуста. Все верно: ребята уже собрались на кухне, и оттуда все отчетливее слышатся их голоса. Не успеваю решить, идти ли сначала к умывальнику или к ним, потому что улавливаю вдруг запах чего-то очень вкусного, кажется, мяса, и, как зомби, бреду на него.

В тот момент, когда я делаю первый, несмелый шаг по направлению к источнику аромата, перед глазами проносятся вспышками отрывки вчерашних впечатлений: соревнования, Зоя в моих руках, кружащаяся под голубым небом, костер, шашлык, баня, песни, и… то, как я заползаю на ее постель в пыльной одежде и с твердой уверенностью, что мне там самое место… Боже, как же стыдно…

– А-а! У меня галлюцинации! – Ржет Никита, когда я появляюсь на пороге, сонно потирая глаза. – Вы тоже видите Джастина?

– Да, я вижу.

– Кажется, это он!

– А мы думали, что тебя уже отчислили за ночевку в женской комнате!

Они все дружно хохочут. А я оглядываю их стыдливо. За маленьким столиком сидят парни, в их кружках дымится ароматный горячий кофе, они выглядят бодрыми, выспавшимися и даже одеты во все свежее. Девчонки заняты приготовлением пищи, но это не мешает им поглядывать на меня и хихикать.

Зоя держит в руках нож. На секунду я представляю, как она со злости всаживает его мне в область ниже ключицы, но к удивлению замечаю, что в ее глазах нет упрека. Девушка бросает на меня короткий взгляд, смущенно улыбается и отворачивается к столу. Режет хлеб, ужасно сексуально прикусив губу. А по щекам ее разливается розоватый румянец – самое красивое зрелище на свете, честно.

– Всем привет, – говорю, застенчиво потирая лоб.

И сажусь на свободный стул.

– Привет-привет, брат. – Дима берет чайник и заваривает мне растворимый кофе из пакетика. Перемешивает содержимое ложкой и ставит ближе. – Как ты? Живой?

– Вроде да…

– Хорошо. Приходи пока в себя, скоро начнутся игры.

– Спасибо. – Отхлебываю горячий напиток, и мне сильно обжигает язык. Морщусь. – И за то, что форточку открыли, спасибо тоже.

– Ну, ты нормально тоже – залез вчера, как медведь в малинник.

– Я… – Виновато оглядываю девчонок. – Простите, девочки. Я мало что помню…

– Да все нормально, – смеется Ира, расставляя перед нами тарелки с пастой. – Больше всех досталось Зойке, ты ж ее кровать занял.

Стесняюсь поднять взгляд на Зою. Смотрю на макароны с кусочками мяса, как на последнее спасение и тяжело вздыхаю. Точно ведь помню, как обнимал ее ночью, а на самом деле выходит, что она от меня сбежала, стоило только завалиться на ее постель.

Или нет?

Ответа не знаю, потому что Зайка на меня не смотрит – делает вид, что сильно увлечена нарезкой хлеба.

– Ты ж мечтал попробовать тушенку. – Дима дает мне ложку. – Вот, самое походное блюдо – макароны «po-flotski». Туристический вариант.

– Спасибо.

Девочки присоединяются к нам, поэтому приходится немного подвинуться. С улицы уже раздается музыка, возле административных зданий кто-то проверяет микрофон, под окном звонко поют птички. А мы едим, пропитываясь запахом кофе и мяса, сначала в тишине, а потом уже отвешивая друг другу оплеухи и бросая гадкие шуточки. И мне так хорошо, что даже жаль, что вечером придется уезжать.

– А Игорю! Игорю! Та-а-ак не повезло! – Сгибается от смеха Маша.

– Да, расскажи ему. – Просит Зоя.

Мы снова встречаемся взглядами, и я слышу собственное сердце в груди. Как же он хороша с утра, как свежа. С этими убранными в высокий хвостик светлыми волосами, ясными, голубыми глазками и длинными, почти прозрачными, пушистыми ресницами. Просто куколка. Только живая. Моя.

Дима дожевывает кусок и выдает:

– Игорь сегодня утром умудрился сказать Федору Афанасьевичу, нашему завкафедрой: «Отстань, я еще спать хочу!»

Мы ржем.

– Представляешь, сколько крику было! – Хохочет Маша.

– О, так, значит, мне просто повезло, – бормочу я.

– Еще бы! – Зоя смеется. – Он так орал, что оставил там весь негатив, и сюда уже пришел расслабленный и добрый.

– Хорошо, что мы не заняли тот домик… – Выдыхаю с облегчением.

И наш завтрак затягивается еще на добрых полчаса.

Весь новый день на базе пролетает как в сказке. Игровые виды спорта, теплое солнце, много смеха, приятная усталость и сладость победы.

Мне никто не задает вопросов по поводу прошедшей ночи. И с Зоей мы об этом тоже не говорим. Что-то такое витает между нами, и это невозможно не замечать. Мы оба словно чувствуем необходимость поговорить, но так и не решаемся, чтобы все не испортить. У нее бойфренд, у меня неизбежный отъезд через несколько месяцев. Стоит ли переходить черту, из-за которой уже не будет возврата? Стоит ли оно того и не окажется ли банальным влечением, которое разрушит наши только установившиеся дружбу и взаимопонимание?

И мы молчим.

Откладываем момент разговора снова и снова. Точно ходим по краю. Наши волнение, тревога, эмоции, они в воздухе электричеством, они искрами во взглядах друг на друга, они огнем в прикосновениях. Они есть, но мы старательно делаем вид, что их не существует.

Я забиваю гол за голом в игре, потому что знаю, если победим, она будет рядом, будет радоваться вместе со мной. Мы сможем обняться у всех на виду, и это не будет преступлением.

Даже если это объятие чуточку крепче дружеского, даже если оба знаем, что в этот миг мы замираем и перестаем дышать. Даже если это на самом деле интимнее, чем кажется со стороны, и нам больно отпускать друг друга. Мы все равно отступаем назад. И это становится настолько невыносимым, что раздирает меня изнутри и требует выхода.

– Что это будет? – Спрашиваю, придвигаясь.

Мы с ней вдвоем на маленькой кухоньке. Ребята накрывают стол во дворе. Зоя чистит большим ножом картофелину.

– Жареная картошка. – Отвечает она.

– Это как?

Ее взгляд торопливо блуждает по моему лицу. Мое волнение готово перелиться через край. Так не смотрят на того, кто безразличен. Так заглядывают в самую душу.

– Сейчас почистим ее, порежем длинными такими ломтиками, тоненько. – Зоя трясет головой, будто отгоняя от себя какие-то мысли. – Она не должна быть влажной, тогда хорошо прожарится, и у нее будет вкусная корочка.

– Помогу тебе, – беру картофелину и свободный нож.

Ни черта не соображаю, как нужно ее чистить и с чего начать.

– Не порежься. – Мягко говорит она.

В ее улыбке столько доброты и искренности, что мне немедленно хочется сграбастать эту девчонку в охапку и задушить в своих объятиях.

– Вот так. Да. – Зоя следит за каждым моим движением, подсказывает, одобрительно кивает. – Только не срезай так много.

Когда картофель вымыт и подсушен, мы вместе разогреваем на плитке сковороду, наливаем в нее растительное масло.

– Первый раз ждем подольше, – говорит она, когда картофельные палочки уже засыпаны в сковороду и начинают громко шипеть, – чтобы хорошо зажарились. – Закрывает прозрачной крышкой. – Переворачивать нужно как можно реже, в этом весь секрет, иначе она превратится в пюре. В середине процесса добавим порезанный лук, а вот соль в конце.

Мы сидим на стульях плечом к плечу. Наблюдаем за жаркой картошки, будто это самое важное на свете действо. Никто из ребят за все время приготовления так и не заходит в домик. Они словно тоже чувствуют, что нам хочется побыть вдвоем. Повторяю названия продуктов на русском, и мы смеемся. А мне ужасно хочется взять ее руку в свою. Но я этого так и не делаю.

Бред, конечно. Ничто и никто не помешает мне сделать это, если захочу. Но ощущение того, как ломает все тело, как выворачивает душу наизнанку, весь этот кайф на грани боли от невозможности дотронуться до нее – это тоже своего рода изощренное удовольствие. И мы хотим испить его до дна.

Наш последний ужин на природе, сборы, обратная дорога в автобусе – все это тоже отрывает от реальности напрочь. Прощаемся с ребятами, топаем вдвоем от остановки с заметно облегченными сумками. Мы покусаны комарами, потрепаны, покрыты пылью и совершенно счастливы.

Пока в моем кармане не начинает звонить телефон.

– Походные принадлежности в подарок за первое место – это сильно, – смеюсь я, выуживая смартфон.

– А вот мой папа был бы доволен, – хихикает Зоя, покачиваясь на бордюре.

Это ее любимая привычка – идти по бортику, быстро переставляя ножки и рискуя потерять равновесие.

– Надо же, – выдыхаю я, заметив, что на экране высветилось «Отец». Нажимаю «Ответить». – Да?

Голос отца как всегда сух и строг:

– Здравствуй, сын. Наконец-то я смог дозвониться.

– Привет.

После недолгой паузы:

– Как ты там?

Отличный вопрос для того, кто не интересовался моим самочувствием около месяца.

– Прекрасно.

Он прокашливается.

– В общем, к делу. Я переговорил с Фло, – его голос прерывается помехами, – и принял решение.

– Какое же? – Усмехаюсь.

Подхватываю Зою за руку, едва она покачивается влево. По телу тут же разливается приятное тепло.

– Я согласен, чтобы ты вернулся. Думаю, выводы сделаны, наказание пошло тебе на пользу, и ты станешь намного сговорчивее.

– Эм… – Воздух застревает у меня в горле. – Что?

– Пришло время признавать и исправлять свои ошибки, Джастин. Я позволяю тебе вернуться и поступить по-мужски. Так что не дури. – В его голосе столько же доброжелательности, сколько фальши у кассира в фаст-фуд забегаловке. – Билеты оплачены, собирай вещи и вали из этой дыры.

– Нет, – мне приходится перевести дыхание, – я не хочу, пап.

– Я даже слушать это не буду. – Громыхает отец. – У тебя было достаточно времени, чтобы подумать о своем поведении и сделать выводы, Джастин Реннер! Конец сезона в самом разгаре, на носу подготовка к новому, а тебе еще нужно набрать прежнюю форму!

– Послушай, отец… – Хмурюсь я.

– Мы это уже проходили, и я отнесся к тебе благосклонно, так будь же теперь благодарен, сын! Хватит трепать мои нервы и заставлять нервничать свою девушку. Мы все стараемся только для тебя!

– Нет. Я…

– Не хочу это слушать! – Он шумно выдыхает в трубку. – Билеты заказаны, разговор окончен. Следующий состоится уже здесь, когда ты признаешь свои ошибки и решишь взяться, наконец, за их исправление. Не трать впустую время, это твой последний шанс.

Слушаю тишину и тупо пялюсь на погасший экран.

Мой мир с треском рушится, ставшая привычной жизнь делает новый, опасный кульбит. Может, он прав и стоит воспользоваться его «позволением» вернуться домой? Если это последний шанс, и если все мои действия были ошибкой?

А что если я рискую своим будущим, своей спортивной карьерой, учебой в престижном Университете ради глупого желания сделать все наперекор родителям? Что если это просто затянувшийся подростковый бунт, и пора положить ему конец?

– Все в порядке? – Спрашивает Зоя, спрыгивая на асфальт и отпуская мою руку.

– Да. – Так и не решаюсь сказать ей правду.

Прячу взгляд и замолкаю на время. Наконец, мы подходим к дому и входим внутрь. Едва успеваем снять обувь, как к нам спешит ее мама:

– Привет!

Вероятно, она спрашивает, как все прошло, потому что Зоя отвечает односложно, а женщина улыбается в ответ. Но следующие несколько фраз, брошенные ею в сторону дочери, вдруг заставляют ту взволноваться не на шутку.

На Зое лица нет, она бледнеет, спешно стягивает обувь и бросает на пол сумку.

– Что такое? – Интересуюсь я. – Что-то случилось?

– Нет, – она пытается изобразить улыбку, но у нее ничего не выходит. Во взгляде Зои вина, раскаяние и неловкость. – Слава звонил, потерял меня. Я… нужно ему позвонить.

И убегает наверх с такой скоростью, что мной невольно овладевает ярость.

27

Зоя

– Привет! – Теперь, когда ноутбук включен, соединение установлено, я, наконец, могу видеть его лицо.

– Угу. – Отзывается Слава. Вижу, как он напряжен. Его локти уперты в стол, он разглядывает меня из-под нахмуренных бровей. – Привет, Зоя.

– Я же говорила тебе про турслет. Потерял меня? – Бормочу я, на ходу сдирая с себя ветровку, спортивную кофту и усаживаясь на стул. – Ты же в курсе, что там не ловит.

– Хорошо отдохнула?

Мне кажется, или я, правда, слышу в его голосе ехидство?

– Нормально. – Сглатываю. Ощущаю себя, как на приеме у врача. – Было интересно, весело… Мы первое место заняли.

– Понравилось тебе? – Спрашивает ледяным тоном.

– Слав, ты чего?

Неужели на моем лице все написано?

– Так понравилось тебе или нет? – Слава повышает голос.

Густо краснею и съеживаюсь под его взглядом.

– Лучше просто скажи, какая муха тебя укусила? Слава, ты грубишь мне сейчас. У тебя все в порядке?

– Вот это что такое? – Он разворачивает к экрану свой мобильник.

Видно плохо, но я сразу узнаю тот самый снимок с турслета.

– Что это? – Повторяю за ним в попытке выиграть немного времени.

– Это я тебя спрашиваю! – Кричит он.

Меня чуть не отбрасывает назад от ужаса. Сердце колотится быстро и отчаянно, как после забега. Мысли судорожно мечутся в голове в поисках выхода из создавшейся ситуации. Нужно просто всё ему объяснить.

– Откуда это?

Слава придвигается ближе к камере.

– Из инстаграма твоего дружка.

Он выжидает.

– Ты теперь отслеживаешь Джастина в соцсетях? – Мой голос похож на жалобный писк.

– Это запрещено?! – Слава ударяет кулаком по столу. Звук получается приглушенным, но я все равно вздрагиваю. – Я должен знать, кто живет под боком у моей девушки или нет? Или ты больше не моя девушка?

– Твоя. Но…

– Это нормально, что он так лапает тебя на фото?!

– Слава, подожди, я ведь не сделала ничего плохого. Мы выиграли и очень радовались победе. На снимке все обнимаются. Джастин, – от произнесенного вслух имени мой голос срывается, – он хороший парень. Совсем не такой, каким казался. Мы с ним теперь ладим. Слава… это же просто фото… На нем столько народа!

– Он тебя лапает! – Слава непреклонен. – А ты стоишь и счастливо улыбаешься!

– Но…

Видно, как сжимаются в гневе его кулаки.

– Что я должен думать? А?! – Он ударяет себе в грудь. – Я за тысячи километров от тебя, с ума схожу, скучаю. Все время о тебе думаю! Как мне реагировать? Может, бросить все и вернуться? Чего еще я не знаю? Говори мне, пока я в Инстаграме не увидел, как вы трахаетесь с ним!

Меня будто ледяной водой окатывают. Я задыхаюсь, хватаю ртом воздух и слушаю поток мата, который вываливает на меня Слава, прикрыв ладонями лицо.

Меня трясет. От страха, ужаса и стыда. От шока, потому что никогда раньше мой парень не позволял себе так разговаривать со мной.

– С… Слава… – Дрожащими пальцами хватаюсь за экран. – Слава, за что ты так со мной? Я… я ведь ничего. Я никогда… Посмотри на меня. Ты в последнее время таким грубым стал, раздражительным, отстраненным. Я не узнаю тебя.

Он медленно поднимает на меня взгляд. Смотрит зло и брезгливо, затем улыбается и качает головой:

– Значит, вот ты какая стала теперь?

– Что? – Сглатываю. – Ты о чем, Слав?

– Вот ты теперь какая? – Слава морщится, словно ему противно смотреть на меня.

– Слав, ты чего? – Я почти кричу. – Слав! – Мне хочется постучать по экрану, чтобы он повернулся, чтобы посмотрел на меня, но он смотрит куда-то в окно. – Слава, я же люблю тебя. Я… Я же… Зачем ты так?

– Всё. – Он упирается взглядом в клавиатуру, поднимает руку, отмахиваясь. – Всё. Мне нужно прийти в себя. Нужно свыкнуться с мыслью, что ты теперь вот так со мной разговариваешь. Не уважаешь и относишься как…

– Слав, Слава! – Задыхаюсь я от негодования и растерянности.

– Зоя, поговорим, когда я отойду от всего этого, ладно? – Слава, закрыв глаза, медленно вдыхает и выдыхает. – Прощай.

И картинка гаснет.

Я набираю и набираю его снова. Но он уже отключился. Что это было? Что вообще?!

Мне будто в лицо плюнули. Какая я?

Какой я стала?

Встаю, подхожу к зеркалу и не нахожу там ответа. Сажусь на пол, поджимаю ноги и прижимаюсь спиной к стене. Наблюдаю, как становится темно на улице, как вдалеке догорает закат. Дрожу и глотаю слезы.

Достав телефон, нахожу тот самый снимок, рассматриваю его и улыбаюсь. Соленые капли новым потоком катятся по щекам. Выключаю телефон, чтобы Джастин не мог мне позвонить. Долго смотрю в окно, мысленно умоляя его не приходить сегодня ко мне, чтобы позвать с собой на крышу.

И он не приходит.

Джастин

Просыпаюсь задолго до звонка будильника – будто из воды выныриваю. Дыхание тяжелое, сердце колотится быстро. Видно приснилось что-то, хотя не помню, чтобы видел какие-то сны.

Вчера, несмотря на сильную усталость после целого дня на свежем воздухе, вечером меня не срубило. Засыпал долго, мучительно. Все думал и думал обо всем, разглядывая потолок в темноте комнаты. И только после полуночи начал проваливаться в сон, который тоже почему-то больше походил на русские горки (которые здесь почему-то называют американскими): сознание то терялось, то снова цеплялось за реальность, то периодически погружалось в какие-то бредовые видения, больше похожие на отрывки из дешевых ужастиков. Я открывал глаза, закрывал, ворочался, снова менял положение, и казалось, это уже не кончится никогда.

Поднимаюсь и сажусь на постели. Простынь подо мной измята и скатана в трубочку, наволочка кажется мокрой от пота. Встаю, шлепаю босыми ногами до зеркала и долго пытаюсь понять, что это за чувак с темными кругами под глазами передо мной в отражении. У него вместо глазниц черные дыры, губы потрескались, черты лица тоже неузнаваемы – донельзя заострились. «Да это ж я… Черт… Надо же…»

Сделав чисто формальную попытку унять буйство всклокоченных волос ладонью, натягиваю спортивные штаны и бреду в ванную. Все равно кроме душа ничто не поможет привести меня обратно в человеческий вид.

В доме тихо. За окном только светает, и все еще спят. Решаю, что нужно максимально плодотворно использовать столь раннее пробуждение, закрываюсь в ванной, сажусь на пол и начинаю закидывать в стиральную машину свои шмотки. Как там? Белое с белым, черное с грязным. Да здравствуют постирушки!

Заталкиваю ворох белья в барабан, сыплю порошка «на глаз», выбираю режим, готово. Когда аппарат вдруг оживает, и слышится шум воды, довольный поднимаюсь на ноги. Раздеваюсь, лезу под душ. «Ох…» – вода оживляет и меня.

Как же все-таки у них удобно все устроено.

В душевой у меня дома лейка торчит прямо из стены, чуть не под потолком, – черт бы побрал маминого дизайнера! Стоишь, уперев руки в мозаичное панно из керамической плитки, и приходишь в себя с утра, пока тебе на башку льется сверху град из колких капель. Возможность вымыть только ноги или задницу не предусмотрена вообще. А здесь мне нравится: лейка с гибким шлангом, можно стоять, сидеть или развалиться, как ленивый тюлень, и поливать себя водой там, где хочется.

Приведя себя в порядок, бодрым возвращаюсь в комнату. Надеваю последнюю чистую футболку, джинсы, носки, проверяю телефон и спускаюсь вниз. Вижу, что ее Слава поставил лайк к моему фото. В снимке не было ничего такого, но, думаю, именно из-за этой, по сути невинной, фотографии Зоя и рыдала вчера. Я слышал, как она всхлипывает. Сидел, прижавшись спиной к стене, и слушал. До боли стискивал зубы, чтобы удержать себя на месте и не пойти к ней. Чтобы не вмешиваться.

Именно по этой причине я и не спал практически всю ночь. А еще из-за сказанного моим отцом. Потому что, как ни крути, а эти два события были взаимосвязаны. И мне безумно хотелось ворваться к Зое и вытереть своими ладонями слезы с ее лица, хотелось утешить, сказать, что все будет хорошо, и наказать того, кто довел ее до этого состояния. Но я должен был все решить.

И я решил.

Ставлю наше фото на заставку в смартфоне и, стараясь не шуметь, достаю из холодильника продукты. Ставлю на плиту большую сковороду, бросаю на нее кусок масла и жду, когда разогреется. Через полминуты закидываю нарезанную ветчину и бью туда же куриные яйца. Пока все это громко шипит, режу хлеб тоненькими ломтиками и помещаю в отделение для тостов в микроволновке. Включив для фона телевизор, убавляю звук до минимума и начинаю варить кофе.

Охренеть, я – хозяюшка.

Усмехаясь над самим собой, покачиваюсь в такт песни, которую крутят по музыкальному каналу. Не знаю, о чем они поют. Сама мелодия совершенно не притязательна для слуха, да и голоса исполнителей ужасны, но под утреннее настроение заходит почему-то отлично. «Na-na-na krasiva, na-na-na dyshaty, na-na-na-na minimum, shtoby ne meshaty na-na ab-la-ka…».

Жареные яйца чуть не подгорают, потому что я, увлекшись приготовлением кофе, теряю счет времени. Но мне в итоге удается спасти и то, и другое, поэтому перехожу к бутербродам. Выкладываю на поджаренные тосты все, что нахожу в холодильнике: сыр, листья салата, помидоры, соус из сметаны с чесноком, странную русскую вареную колбасу. Дегустирую. «Хм. Получилось довольно не дурно. Думаю, моя подруга по утренним посиделкам – тетя Люда, должна оценить»

Она спускается на кухню первой. Испуганно щурится, не веря своим глазам, а затем в удивлении широко распахивает глаза. Вероятно, хозяйка дома боялась, что встретит свою кухню, затянутой дымом и измазанной шрапнелью из продуктов, поэтому, убедившись, что все в порядке, женщина облегченно выдыхает и улыбается. Поправив халат, садится за стол.

– Доброе утро, – говорит с придыханием.

– Доброе утро, мэм. – Подаю основное блюдо, рядом ставлю сэндвичи и чашечку кофе.

– О… спасибо. – Она выглядит приятно пораженной, робко берет вилку и застывает в нерешительности.

– Приятного аппетита, мэм! – Подмигиваю я и падаю на стул напротив.

– И тебе, Джастин.

И мы приступаем к завтраку.

Люда очень старается, она учит английский, чтобы говорить со мной и понимать, но сейчас без ее волшебного планшета с онлайн-переводчиком ей тяжело. Спасает то, что мы все еще можем общаться жестами и на смеси из двух языков. Что и делаем, едва принявшись за еду.

Рассказываю и показываю, чем мы занимались с Зоей на турслете, сопровождая каждый свой рассказ снимками с телефона. Она листает фотографии, смеется и озвучивает по-русски все, что видит. И мне это очень помогает, потому что я теперь стараюсь запоминать все, что слышу.

Да. Вы совершенно правы. У меня ушла целая ночь на то, чтобы решить, как поступить. Целая ночь сомнений, метаний и тяжелых дум. Но зато теперь я точно знаю ответ – мне еще рано уезжать отсюда.

Наши страны – очень разные. И люди в них мыслят совершенно по-разному. Это не плохо и не хорошо, но от этого никуда не деться.

Там – у меня устроенная жизнь, обеспеченные родители и неплохие перспективы. Здесь – попытки адаптироваться, растерянность и восторг одновременно. Там – отец, который использует сына для воплощения собственных нереализованных амбиций, который не желает понять и игнорирует его желания. Отец, который ждал, что я упаду ему в ноги, но так и не дождался и решил надавить снова. Здесь же – меня принимают таким, какой я есть.

Вот пока и вся разница.

Но самое удивительное состоит в том, что наказание родителей оказалось для меня лучшим от них подарком. Впервые в жизни я не один. Меня слушают и слышат. У меня все прекрасно, у меня появились настоящие друзья.

Я учусь, работаю, занимаюсь тем, чем хочу сам, а не тем, что мне навязывают. Никто не диктует, как жить. Никто не критикует, наоборот – поддерживают. Здесь даже голова по-другому думает. И на вещи смотришь по-другому.

А еще у меня есть Зайка.

И чувства, за которые впервые хочется бороться. Мы с ней понимаем друг друга. Вместе нам спокойно, хорошо и всегда интересно. Она чудесная. Не такая, как все. Может быть застенчивой и веселой, робкой или решительной. Готовить умеет, учебой интересуется, поет замечательно. И даже то, что не бросается мне на шею, как все остальные, то, как она переживает из-за своего бойфренда, говорит о том, что Зоя – замечательная девушка.

Поэтому я и отказался возвращаться, несмотря на папин гнев и мамины всхлипывания в трубку. Именно поэтому принял решение бороться. Что бы ее ни связывало с этим Славой, все это отныне останется в прошлом. Потому что в будущем – я.

И пусть у меня мало шансов, пусть у нас в запасе всего несколько месяцев, мы что-нибудь придумаем. Обязательно.

– Джа-а-астин! – Ее голос с верхнего этажа накрывает меня волной неведомой прежде нежности и заставляет сердце застучать быстрее.

– Прошу прощения, – пожимаю плечами, встаю из-за стола и поднимаюсь наверх, чтобы узнать, что там стряслось.