Текст книги "Сны Эрры (сборник)"

Сон второй
«Царство безмолвия»

Жизнь Эрры уже несколько месяцев была наполнена смыслом. Он искал ответ на вопрос «Кто я?» Искал в Интернете, книгах, искал в философских теориях. Голова пухла от признаков, типов классификаций, от гороскопов, их оказалось так много и они так сильно различались, что иногда ему начинало казаться, что он никогда не разберется с этим вопросом. Некоторые признаки невозможно было сравнивать между собой из-за различий как в понятиях, так и по сути самого вопроса: «Что из себя представляет человек?» Не ответив на этот вопрос, невозможно было перейти к следующему: «Кто я такой?»

Эрра всматривался в лицо каждой проходящей девушки, мечтая найти приснившуюся ему красавицу. Он засыпал каждый день с надеждой снова попасть туда, где он побывал уже один раз, и снова увидеть ее. Возможно, как только он найдет ответ, то сможет вернуться в свой сон. В голове кусками плавали обрывки текстов: идеи, слова, мысли, картинки. Ну, должен же быть какой-то коренной признак, который никогда не изменяется от рождения, без которого и самого человека нельзя уже себе представить. Нечто фундаментальное и неотъемлемое от меня, то, что есть уже в человеке от рождения, и то, что невозможно было потерять, пока это я росло и становилось тем самым Эррой, тем человеком, которого знают и любят в семье, той личностью, с которой дружат и общаются другие ей подобные люди.

Даже обрастая новыми и сложными манерами поведения, кодексами и нормами, исполняя все новые и новые роли, эта личность по сути остается тем сокровенным я, которое отличает её от других подобных людей с одинаковым воспитанием и вероисповеданием. Как же найти этот ключ к единству, к порядку в море человеческого разнообразия и уникальности? И как воспользоваться этим ключом, чтобы открыть дверь в замок Грез? С такими мыслями Эрра засыпал в этот вечер.

Перед глазами была скала, потом груда камней и песка, но он прошел через нее и только потом заметил, что там был лаз, но снаружи заваленный так, что его никто бы не нашел. Эрра ступал осторожно и медленно по темному туннелю. Это был коридор ровный по ширине и высоте, с красивыми ярко расписанными стенами, который привел Эрру в квадратный широкий подземный зал. Капители колонн этого святилища были украшены позолоченными ликами богини, устремлёнными на запад и восток, на стенах была роспись богини, пьющей божественное молоко из вымени священной коровы.

«Это же египетские иероглифы и картуши», – догадался Эрра.

В середине зала стоял деревянный саркофаг с расписной погребальной маской. Вокруг него было много больших керамических сосудов, запечатанных с тиснеными пломбами, золоченой мебели, ящиков с украшениями и благовониями, рулоны золотой ткани и папирусов. На саркофаге была маска с лицом божественно красивой женщины. Эрра невольно ею залюбовался. Вокруг стояла такая звенящая тишина, что его дыхание слышалось как паровозный шум.

«Здесь мне точно никто не ответит на мой вопрос», – подумал Эрра и принялся рассматривать росписи стен. Вот Ра, бог солнца, изображен человеком с соколиной головой и солнечным диском над ней. Вот бог Ра соединяется с женщиной, далее изображена подготовка принятия сотворенного, а затем сами роды. С тем же лицом, которой было нарисовано на фреске и было на саркофаге, красивая женщина, пьет молоко священной коровы из рук Исиды, богини-матери, изображенной женщиной с рогами коровы и солнечным диском на лбу, что подтверждает ее божественное происхождение. Фараон в Египте, как известно, был наместником бога в человеческой плоти, а одним из самых почитаемых божественных животных был телец.

«Бойся согрешить против бога и не спрашивай о его образе», – крутилось в голове Эрра.

Она была царицей и фараоном. В длинном ряду фараонов, более четырех тысяч лет правивших Египтом были женщины, которые управляли самолично без поддержки мужа. Первой из них была она, великая царица, которая правила Египтом более двадцати лет и оставила после себя памятники, стоящие и по сей день. Великая правительница, имя которой исчезло: его нет в официальных списках фараонов на плитах и стелах, нет на папирусах, нет в памяти людской. Фараоны изгнали эту женщину из хронологических летописей. Относящиеся к ее царствованию надписи, стерты, а история переписана. Даже картуши с ее именем были сбиты со всех обелисков. Душа ушла из тела в царство теней и унесла с собой имя. Имя царицы оказалось также бренно, как и ее тело, превратившееся в мумию.

«Человек не есть его имя. Имя можно стереть, – подтвердил сам себе еще раз Эрра. – Но что же мне даст ответ на вопрос „Кто я?“ в этом царстве теней и безмолвия. Тут только одно мертвое тело, вернее, одна мумия».

Эрра посмотрел на саркофаг. Он стоял такой яркий, совершенный и красивый по форме, как протест против смерти, как надежда на новую жизнь. Если природа обновляется каждый год и даже после засухи Нил разливается снова, то победить и смерть. Душа может вернуться к человеку, если сохраним его тело, и человек воскреснет для жизни в потустороннем мире. Фараоны, как божественные существа и властители, придумали сохранять свои тела в гробницах, этакий «дом вечности», в котором будет покоиться тело, пока душа не вернется в него опять. И жизнь восторжествует снова.

«Получается, что смерть ужасна для тех, кого не ждет достойное погребение, позволяющее душе вновь соединиться с телом. Ужасна, если тебя завернуть в холстинку и просто закопают без мумификации, без ритуальных обрядов?» – задумался Эрра.

Эрра огляделся. Здесь всё было красиво и не было мрачным или пугающим, как в склепе. В погребальном зале: и в его архитектуре, и в росписях, и в изваяниях, и во всех предметах роскоши, которыми наполнялась жизнь умершего до смерти и после, должна была отражаться красота мира фараона до и после смерти в царстве теней.

Красота солнца на голубом небе, красота огромной реки, дающей прохладу и изобилие земных плодов, красота яркой зелени пальмовых рощ среди безбрежных желтых песков. Чистые и яркие краски природы без полутонов и смешений несли жизнь даже в эту погребальную камеру. Эта красота жизни оставалась с человеком вечно, чтобы он наслаждался ею.

«Почему же так нужно было сохранить само тело? – задал еще раз себе вопрос Эрра. – Такая титаническая работа миллионов людей, столько жертв и затрат для страны для того, чтобы создать место для хранения тела, именно этого тела?»

Жрецы, хранители знаний у египтян, заставили строить величайшие пирамиды с одной целью: не для самого фараона и его челяди, а для его праха, чтобы душе, вернувшись из царства теней, было удобнее воссоединиться с его телом. В сухом климате страны это достаточно легко было сделать. В Египте родилась целая наука по бальзамированию тел, создались сложные приемы общей мумификации трупа, и действительно, за тысячелетия тело не превращалось в прах, не рассыпалось на куски. Некоторые найденные мумии очень хорошо сохранились, даже с кожей и волосами.

«Зачем такое трепетное отношение к телу? – вертелось в голове Эрры. – Может быть ДНК? Мы теперь научились определять тот самый код, по которому, имея в образце даже кусочек косточки, можно определить человека, можно ответить кто кому родственник, кто кому мама с папой. Тело уникально, его уже не перепутать с другим телом, если знать его уникальный код, его ДНК. Тело будет существовать, даже если жизнь покинет его. Тело без меня. Я без тела.»

Рассуждая так, Эрра, повернулся и увидел огромный чан с водой. Он наклонился и отразился в нем. Там, в воде, он был одет в египетскую одежду и стоял в позе как статуя неподвижно, но чего-то в нем не было.

«Чего не хватает?» – мучительно соображал Эрра.

Чем дольше Эрра всматривался в свое отражение, вернее в тело, стоящее там, тем яснее проявлялся легкий дымок, тоненькой серебряной струйкой тянущийся от него до отражения через воду. У Эрры возникло ощущение, что статуя начала оживать, по мере того, как серебряная струйка все ярче проявлялась.

Жизненная энергия, по-египетски ее называли «ка», вливалась в двойника в воде, который был отражением не только тела, но и вместилищем для жизненной силы, местом хранения души. Только у двойника на месте, где должны были быть глаза, что смотрели бы на Эрру, были дощечки с изображением. Поразительная красота этих нарисованных серо-голубых глаз была какой-то мистической и притягивающий, что отвести взгляд от своего отражения Эрра уже не мог. Серебряная струйка превратилась в заметный воздушный столбик, соединяющий их через воду в чане.

В голове появилась чья-то фраза: «Все на земле боится времени, но время боится пирамид». В этот же момент отражение в воде пошевелилось. От этого движения дощечки с глаз упали, и Эрру через серебряный столбик втянуло в две черные бездонные глазницы.

Эрра замер, ему казалось, что он задохнулся и перестал дышать. Секунды превратились в года.

В следующее мгновение он смотрел из чана в погребальный зал и видел, как его тело бездыханным упало на каменный пол… Он смотрел на себя со стороны, с другой стороны, с той… из-под воды. Он был без своего тела, которое лежало в зале рядом с саркофагом без него, более того, он был привязан к чужому телу непонятно как и зачем.

Он был ничто… Он был проявлением пустоты и нирваны. Эрра, или вернее то, что когда-то им было, ощутил состояние полного знания и всевозможности, которое было полным и захватывающее единым. Он был чистый дух, энергетический сгусток. Никакой экстаз не мог сравняться с этим состоянием, словами человеческой речи это ощущение было очень трудно описать.

Сгусток взвился и улетел в просторы бездонного космоса, промчался среди звезд, поговорил со всеми и обо всем. Он всё знал и был всем. Нарезвившийся в звездных потоках и очумевший от всевозможности, он стремительно прорвался среди пространств и времен и, сделав круг, влетел в тело, ожившее в отражении воды.

Молодой мужчина открыл глаза и поднялся со своей циновки, огляделся, сделал шаг в сторону и оказался на рыночной площади. Восточный базар шумел и блистал яркими красками. Только для бестелесного Эрры, все звуки были одним ровным сигналом, типа пи-пи-пи. Красок были стерты, один беловато-серый фон, чуть серее и чуть белее по линиям раздела. Мужчина с большим удовольствием торговался с продавцом фиников, а Эрра ничего не слышал, но знал, что сейчас он отойдет от торговца с покупкой. Так и произошло, мужчина шел по узкой пыльной улочке и ел их, а Эрра понимал, что финик распадается под зубами, расщепляется слюной, падает питательной смесью через пищевод в желудок и … Где вкус? Где наслаждение от сладкой золотистой мякоти финика? Фу, после извлечения минимальной порции энергии, что была несравнима с его энергетической мощью, отходы будут выведены. И был ли смысл торговаться и тратиться на такой пустяк, как переваривание финика и выведения отходов?

Потемнело. Мужчина спрятался около высокой стены и стал ждать. Когда темнота легла на улицы, он полез по стене, цепляясь за незаметные выступы и выбоинки, и скоро оказался с другой стороны. Затаив дыхание, он пробирался по коридорам дворца, прячась от посторонних глаз, пока не оказался у потайной двери в стене за ковром. Проскользнув через нее, он спрятался в углу за тканями и замер.

Всеведущий Эрра уже знал, что произойдет дальше и зачем они здесь. Он ничего не ощущал, он просто знал и предпринял слабую попытку увести мужчину отсюда. Эрра закрутился в маленький вихрь в солнечном сплетении у мужчины. Мужчина начал ерзать и волноваться.

«Уходи!!!», – кричал Эрра. Но так как звуков не было, то мужчина не слышал и не отвечал, он лишь слегка волновался.

Как ему сказать, что ему лучше отсюда уйти? Эрра не был телом, которое может сказать так, чтобы быть услышанным. Эрра был никем и был ничто.

«Вот идиот, что ты тут разлегся, беги», – Эрра подавал сигналы, как только мог. Мужчина постепенно стал думать, что, может, не стоило приходить сегодня, как-то ему не по себе. Он уже ерзал и вздыхал, но упорно гнал от себя мысль, что лучше уйти отсюда, что это к добру не приведет.

В этот момент двери открылись, и в покои вошла красивая молодая египтянка, за ней вошла свита из таких же красивых девушек. Они стали раздевать, ухаживать за красавицей и готовить ее ко сну. Мужчина весь напрягся, у него пульсировала кровь. Легкое состояние возбуждения от увиденного вскружило голову, все мысли об уходе пропали. Наконец-то всё было готово, свита удалилась. Египтянка подняла голову с подушки и что-то произнесла. Мужчина подошел к ней, и они обнялись.

Эрра не слышал произносимых слов, но он знал всю историю этой потаенной любви, знал, как она началась между дочерью верховного жреца и сборщиком податей, и знал, чем она закончится. Эрра знал, как увеличиваются эти оба тела, когда они держать друг друга за руки и смотрят друг на друга, когда же они сливаются, то образуется такая взрывная волна от их общей энергии, неуправляемая и мощная, что разум людей отключается. Живут только их тела, и увеличиваются их энергии.

Двери распахнулись, в комнату ворвались мужчины с оружием. Молодой мужчина рванулся от любимой к спасительной двери. Около стены стоял огромный латунный диск на деревянных ногах в форме цапли, заменяющий зеркало, в котором Эрра увидел, как в тело мужчины влетает копье, как оно падает, как фонтаном бьет кровь.

Эрра на кончике копья вылетел из тела мужчины серебристой воздушной струйкой и, пролетая через латунный диск, смог услышать грохот.

В комнате все предметы были на своих местах. Грохот был за окном, где урчал мусоровоз, переворачивающий бачки.

Можно было вставать и собираться на работу.

Сон третий «Гора Мэру»

Эрра ликовал и наслаждался после своего бестелесного опыта, он как будто заново родился и ощутил, что вся реальность мира вокруг и внутри самого человека происходит только через его ощущения и неразрывно связана с его физическим телом.

Человек есть тело и жизнь, вернее, живое тело. Человек способен жить только потому, что наше физическое тело остается живым. Природа ли, Творец ли, сами ли мы родили себя такими, какие мы есть, но тело формируется в узоре, который достается нам в наследство. Это та самая память всех предыдущих поколений, от которой даже если бы ты очень сильно захотел избавиться, так просто не получиться.

Мало того, он теперь осознал, какое это удовольствие управлять своим телом, есть и чувствовать вкус и запах, слышать и издавать звуки, смотреть и видеть краски дня и ночи, думать и понимать свои мысли. Чувствовать может только тело, человек через него способен испытывать различные оттенки чувств. Например, взять влюбленность: она и светлая, она и романтическая, она и сексуальная. Это было такое удовольствие – ощущать.

Эрра размышлял, сидя в баре после работы, и загляделся на девушку. Они познакомились, и вот уже который месяц прекрасно проводили время вместе: целовались в кино, ходили на скачки и пить эль в паб с друзьями.

Жизнь прекрасна, когда ты можешь ее ощущать в запахах, цветах и звуках. Прекрасна, когда стукаются друг об дружку кружки в пабе, когда втыкаются летящие дротики в дартс под шум и свист одобрения друзей.

Эрра погрузился во все доступные удовольствия: и покурить, и попить, и полюбить, и испытать драйв от скорости. Эх, прокачусь! Полет на вертолете к вершине, прыжок, и вот уже сноуборд летит по нетронутому снегу. Восторг, экстаз, адреналин, победа над своими страхами, ловкость тела, острые ощущения, как капелька росы утром на листке, такая новая и свежая на сегодня.

Они катались с друзьями каждый день уже неделю, утром гора, днем гора, вечером паб, ночные гулянья и утром опять гора. Недельный отпуск завтра заканчивался, пора было возвращаться домой.

Эрра, вытянувшись на кровати, ощущал, как побаливают натруженные в катании с горы мышцы. Приятная истома погрузила его тело в сон.

Он летел на доске по снежной горе, сверху над его головой развевался парашют. Необыкновенное чувство легкости и невесомости тела присутствовало в этом полете. Эрра оторвался от склона и полетел, он летел сам по себе в горном ущелье. Доска и парашют пропали.

Эрра, управляя своим телом, летел на ровном бреющем полете над ровной поверхностью снега, как в одно мгновение провалился в трещину. Продолжая всё так же лететь, Эрра лавировал между выступами скал и скоро вылетел в долину. Она была по-настоящему солнечной и зеленой. Глаз радовало все: горы со снежными шапками вокруг долины, приятная зелень, солнечные блики на окошках домиков, похожих на пряничные, чистые ухоженные коровки на лугу жевали эдельвейсы вместе с травой горного луга.

«Как с картинки, нарисованной в номере отеля», – подумал Эрра и опустился на поверхность.

Вблизи всё вокруг было еще ярче и сверкающе, искрилось всеми цветами радуги, а вот и сама радуга висит над фруктовыми деревьями.

«Слишком красиво и приторно. Люди тут точно жить не могут, наверное, так выглядит райское местечко», – подумал Эрра.

В этот момент маленькая солнечная точечка заплясала у него перед носом. Сначала Эрра подумал, что ему показалась, но она настойчиво выписывала кренделя, явно привлекая к себе внимание. Эрра махнул рукой, делая движение то ли поймать ее, то ли проверить, есть ли она вообще тут. Солнечная точечка взметнулась вверх, но сразу опять закружилась перед его лицом, то приближаясь, то удаляясь от него. И они пошли вместе. Ноги Эрры утопали в мягком травяном ковре, вокруг изумительно пахло, шорох листьев и пение птиц звучали как необыкновенная музыка. Он шел за точечкой и наслаждался своим легким телом и всем происходящим вокруг.

– Хорошо?

Эрра понял, что это была не его мысль. Это был вопрос к нему. Около одного из деревьев сидела фигура, закутанная в ткань с головы до ног. Было невозможно разглядеть кто он, мужчина ли, женщина, старый ли молодой. Голос был спокойный и очень приятный.

– Да, а что это за райское местечко? – в ответ спросил Эрра.

– Земля древних ариев. Твои предки, пытаясь спасти свои тела от холода, ушли из своих родных мест, оставив золотую гору Мэру.

– Такой горы нет. Это миф, – возразил Эрра и удивился своей смелости.

Фигура поднялась. Он был в два раза выше Эрры. Откинув ткань с головы, он обнажил свое красивое мужское лицо и, глядя на Эрра удивительно яркими, чистыми, без единой крапинки на радужной оболочке голубыми глазами, ответил:

– Гора Мэру – центр Космоса, это та мировая ось энергетического вихря, который способен вращать Солнце, Землю с Луной и остальные планеты этой части Вселенной. От названия этой вселенской горы Мэру и родилось у ариев слова «мир» и «мера». Без меры нет гармонии в земной жизни.

– Семь цветов, семь нот, семь планет, это же просто выбор системы координат. Планет, открытых на сегодня, восемь, Плутон был девятый, но его исключили. Да и цветов значительно больше, чем семь.

Пока Эрра говорил, мужчина изменился. Он стал ниже ростом, его одежды закрутились вокруг него. Его тело завертелось в вихре танца, танца дервиша. Деревья и птицы застучали, зазвенели, запели и закружились вместе с ним.

– Знание из книг служит звонком в дверь. Гармония в своем развитии не знаки, а процесс.

Прозвучало в ушах Эрры.

Вихрь замер, ничего вокруг Эрры не было, одна пустота. Всеобъемлющая и всепоглощающая пустота. Эрра был один и был этим одним. Это была бесконечность и безграничность, безвременность и бескрасочность, но и всевозможность, которая создает границы, время, краски, звуки, материю, чтобы вдохнуть в нее жизнь.

– О…

Эрра выдохнул этот звук и ощутил себя одним, универсальным. Сразу возник весь мир вокруг, он был такой, каким его хотел видеть, слушать и ощущать Эрра. Он стоял на кромке воды на берегу океана, в одну сторону была вода, в другую песок. Океан был везде, океан воды и песка до горизонта. Куда бы ни поворачивался Эрра, вокруг были вода и песок. На узенькой полосочке мокрого песка они стояли вместе с Кабатсонэ.

Эрра протянул в ней руки, обнял за талию, приблизил к себе, обнял и поцеловал. Весь мир стал целым. Волна воды с одной стороны и песка – с другой поднялись и слились в воронку. Всё закрутилось в зеленовато-желтом вихре. Всё утонуло в ее прекрасных зеленых глазах и солнечном цвете, каким светился Эрра, которого переполняло счастья.

– Ты и я. Мы. Разные, чтобы дополнять друг друга, как вода и песок.

Не услышал, а скорее понял Эрра.

– Что это?

– Так началась жизнь.

Эрра открыл глаза и увидел, что стоит около оливкового дерева в саду, в зелени которого стоит маленький белый домик, и разговаривает с мужчиной и женщиной пожилого возраста, которые годились ему в родители, и было понятно, что они имеют к друг другу отношение, то самое семейное, те самые родовые связи. У Эрры было ощущение, что он вернулся к себе домой, таким родным и близким все тут было.

– Четыре стенки дома, четыре ножки стула, род человеческий, плодись и размножайся, не опасаясь за свою жизнь, и повторяйся, и расселяйся.

Слова из заповеди закрутились у него в голове.

– Год за годом, век за веком. Как долго будет? – спросил Эрра.

Эрра оглянулся, но отвечать ему было уже некому, он стоял в храмовом каменном зале, на стенах которого были изображены многоликие и многорукие индийские божества, многие из них были в любовных позах друг с другом.

Три прекрасные девушки в красивых цветных одеждах с голыми животами танцевали перед ним, играя музыку самим себе теми бубенчиками, что были привязаны к их ногам и рукам.

Сменяемость сезонов не более чем и сменяемость жизни от тела к телу. Можно прийти один раз, а можно много раз, у каждого для этого свое колесо, своя санкара. У человека есть потенция. Человек может творить, это еще не творчество, это только возможность, но она есть в каждом. Это как танец тела, оно способно танцевать, но не каждый танцует. Танец тебя не накормит и не согреет, не спасет от зверей, но он завораживает, особенно если твое тело поет о любви. Танцуй с нами. Говорил танец их тел.

И стены, и пол, и небо над головой – всё закружилось в танце. Сексуальное желание было таким реальным и сильным, что от наслаждения Эрра закрыл глаза, а когда открыл, то обнаружил себя полулежащим на коврах в кружке мужчин.

Беседа текла ровно и спокойно. Росписи на стенах выдавали восточный стиль. В орнаменте были только линии и цветы, не было изображения животных и людей, как и завещал пророк. Это была другая часть света и другая религия.

– Желая прославиться, увековечить свои имена, потомки Хама решили построить город и в нем башню высотой до небес.

– Они желали достигнуть Бога, – усмехнулся другой собеседник.

– Бог решил их наказать. Он смешал языки людей. Строители стали говорить на разных языках и перестали понимать друг друга, – продолжил говорить мужчина в белой чалме.

– Аллах, будет мне свидетелем, я сейчас говорю со своим строителем на одном языке и все равно мы друг друга не понимаем.

– И тогда стройку пришлось прекратить. Люди разошлись по миру в разные стороны, с тех пор говорят на разных языках и живут в разных местах.

– Я знаю, этот шум и кавардак был в Вавилоне, – сказал Эрра на языке этих мужчин вот так запросто, как будто всегда его знал.

– Чужестранец, скажи ты, почему люди не говорят на одном языке?

Эрра закрыл глаза и запел песню, что пела ему мама: про темный лес, зеленые луга, голубую быструю реку и про облака. Мужчины сначала слушали, но потом потихоньку каждый из них начал подпевать, и зазвучал единый хор из сильных мужских голосов, где каждый пел о себе и для себя, а получалось, что о всех и для всех. Мелодия была простой, а звуки общими, как когда-то там у Вавилонского столпа. Они пели в едином порыве, и мелодия неслась по миру, и несла мир. Голос из этих многих тел сплетался в один и разбивал вдребезги вражду из их мыслей, сплетал ветви из вер их религий и из неверия их атеизма, плел нити их дружбы и возвращал людей к истоку, когда они жили единой семьей на этой земле.

Когда мелодия стихла, Эрра открыл глаза и увидел, что находится в белокаменном греческом городе, в зелени его улиц и идет следом за мужчиной, который двигается днем по городу с зажженным фонарем.

– Что ты ищешь? – спрашивали его прохожие.

– Я ищу человека.

Он стал размахивать фонарем, так что тот выписывал восьмерку в воздухе. Человек затушил фонарь и исчез, а горящая восьмерка осталась. Эрра смотрел на нее не отрываясь, как фраза ария прозвучала в его голове: «Для гармонии нужна мера».

И в то же мгновение он оказался опять в долине там, где ждал его арий.

– Мир четырех всегда обратим, он может замерзнуть и снова оттаять, он может утонуть и снова всплыть, он может сгореть и снова восстать из пепла, он обратим, у него есть неизменное прошлое, повторяемое будущее и всегда существующее настоящее.

– Раз, два, три, четыре… Но есть гармония в семи?

– Когда всем надоело считать до четырех, пришло время от творения до завершенности, до восьмерки, которая и может быть той самой гармонией, а может быть самореализацией человека, если он знает меру.

– Если я достигну гармонии, я найду ответ «Кто я»?

– Не найдя ответа, ты не достигнешь гармонии между телом и духом, той жизнью, без которой тело или сытый боров, или еле тлеющий уголек, способный погаснуть в любое мгновение, но и тот и другой без поиска смысла жизни – ничто.

– А как отличить, что это истина, что это гармония?

– Когда семь цветов смешаются в один свет, когда семь нот соединяются в звук, ты слышишь и видишь, и почувствуешь, и узнаешь ответ.

В воздухе нарисовался круг и какие-то линии стали складываться в какой-то знак.

– Из пустоты через процесс развития, от нуля до девяти, знак энеаграммы. Приблизить тебя к самому себе может только опыт жизни, только твой опыт. Никакие слова о любви не заменят ее переживание в реальности.

– Что же мне надо для этого делать?

– Жить как закономерная случайность.

Эрра вздрогнул на этой фразе, как от удара в лоб, и провалился в темноту, вздрогнул от удара и открыл глаза. Наступило следующее утро следующего дня, означавшего конец отпуска в горах и возвращение домой.